Текст книги "Реальное воздействие. Как инвестиции помогают построить лучший мир"

Я не понаслышке знаю, как расстраивает подобная дискриминация, и отдаю отчет в том, насколько важно, чтобы мы, импакт-инвесторы, были более чувствительны к вопросам расы и пола. Проще говоря – от этого зависит долгосрочный успех нашей отрасли. Закрывать глаза на эти вопросы – огромный бизнес-риск для сектора, у которого много стоит на кону в попытках доказать свою способность приносить приемлемую прибыль. Мы рискуем не только укрепить действующие структуры в их несправедливости; мы рискуем стать неактуальными в мире, где женщины и «цветные» люди составляют большинство.

Общепринято считать, что инвесторы лучше всего работают в известных им областях, а большинство людей (и потребителей) на планете – женщины и «цветные» люди. Мы, скорее всего, потерпим неудачу, если у нас не будет команд, демографически отражающих эту реальность. На протяжении многих лет, выступая в основном на «белых» площадках, я делала акцент на знакомстве с «цветными» людьми в зале. Это было очень эгоистично с моей стороны: я знала, что этим людям часто приходилось работать вдвое усерднее, чтобы попасть в категорию руководителей, поэтому они, вероятно, знают то, чего я не знаю, а также имеют доступ к связям и опыту, отличным от моего, а значит, мне есть чему у них поучиться.

Иногда устанавливать более глубокие связи с не похожими на меня людьми бывало неудобно. Всегда трудно знакомиться с людьми, и это гораздо труднее на мероприятиях, где люди склонны к обособлению. Я, конечно, далека от предположения, что человек может или должен когда-либо выступать за ту или иную группу. Каждый человек – это личность, индивидуальность, находящаяся под влиянием многих культур и опыта. Но хочу отметить, что многие из моих самых близких друзей и успешных инвесторов – это люди, с которыми я познакомилась, когда смогла преодолеть свою неловкость и вышла за пределы своей зоны комфорта. Я не советую своим белым читателям вмешиваться в чужие разговоры; скорее, лучше начать знакомство с того, к кому в комнате вы испытываете наибольшую симпатию, кого вы считаете важным для себя.

Со временем обращение в полностью белых или мужских коллективах может начать приносить чувство дискомфорта. Поскольку становится все более и более очевидным, что большая часть населения не вовлечена в наши беседы. Как мы в таком случае можем утверждать, что наши выводы полезны для мира?

Даже корпоративная Америка начинает осознавать тот факт, что разнообразие в командах и сообществах, независимо от расы, пола или других факторов, просто формирует более сильный бизнес. В настоящее время крупные корпорации инвестируют значительные средства в подготовку кадров и программы набора персонала с учетом необходимости разнообразия среди сотрудников. Эта тенденция сделала найм для исключительно белых инвестиционных институтов еще более сложным. Им теперь приходится конкурировать с другими стандартами окладов и ресурсами, которые могут предоставить «смешанные» корпорации, даже если «белые» обладают конкурентным преимуществом с точки зрения карьеры, которая становится все более привлекательной для миллениалов. Есть риск отстать, с точки зрения межотраслевой конкуренции. В идеале, помимо простой диверсификации существующих институтов, можно активно поддерживать своими инвестициями новые институты, возглавляемые женщинами и «цветными» людьми.

Это означает, что мы должны быть исключительно осведомлены о том, что иногда называют косвенной дискриминацией – о политике, которая кажется нейтральной по расовому и гендерному признаку, но которая на самом деле работает на руку дискриминации. Например, многие инвестиционные фирмы придерживаются политики отказа от поддержки молодых фондов, проверяют, обладают ли управляющие фондами определенным опытом работы или опытом сбора определенного объема капитала. И только тогда рассматривают возможность вложить в них деньги. Вспомним табл. 1, где 98 % старших венчурных сотрудников – белые или азиаты, 92 % из них – мужчины. Следовательно, действующие правила фактически выполняют фантастическую работу по исключению из поля зрения инвесторов фондов, возглавляемых женщинами, чернокожими или латиноамериканцами. Мы должны не просто устранить дисбаланс кадровой политики организаций, – как инвесторы, мы должны быть более креативными и вдумчивыми, иначе мы можем упустить возможность поддержать исключительные новые таланты[35]35
  Here’s a Detailed Breakdown of Racial and Gender Diversity Data Across U.S. Venture Capital Firms, Techcrunch, October 6, 2015, https://goo.gl/v11fn7, July 2, 2016.


[Закрыть].

7. Социальные предприниматели учатся быть лидерами, а не слугами.

Люди, которые хотят стать социальными предпринимателями, часто обращаются за помощью и советом к различным «инкубаторам» или «акселераторам». Их «созревание» может длиться от нескольких недель до шести месяцев. Или, возможно, они проходят курс обучения социальному предпринимательству в рамках программы MBA. Независимо от формата, эти программы обычно включают в себя неделю тренинга по управлению денежными потоками, неделю занятий по маркетингу и т. д. Но эти же программы, как правило, вообще не предусматривают обучения по вопросам организации и вовлечения сообщества. Такой подход формирует социальных предпринимателей, которые могут управлять большим бизнесом, но которым, как и работавшим до них социальным работникам, не хватает компетентности и навыков действительно создавать бизнесы, поддерживающие сообщества, способные стимулировать значительные позитивные изменения. Кроме того, в эти программы следует внедрить методологии, которые будут уважать и поддерживать уже существующие эффективные модели лидерства в сообществах, вместо того чтобы требовать от сообществ, которые привыкли к определенным коллективным структурам, просто перенимать западные бизнес-модели.

Показательный пример. Однажды я встречалась с предпринимателем в элитной бизнес-школе. Он разработал интересную технологию выработки электроэнергии в сельских районах и получал достаточную поддержку от своего университета для продвижения своих усилий. Я спросила его о полевых испытаниях. Он рассказал, что во время весенних каникул отправился со своей подругой в Мексику, чтобы в свободное время провести некоторые полевые испытания.

Я съежилась, когда задавала следующий вопрос, но что-то в его манере подсказывало, что я обязана спросить: «Ты говоришь по-испански?» Он ответил: «Ну, нет… но я наблюдал, как они используют этот продукт». Можно представить, сколько полезных данных, помимо изучения качества улыбок мексиканцев, будет недополучено в результате такого рода полевых испытаний. Этот предприниматель, как и многие другие, сосредоточился на создании решения, прежде чем вступить в контакт с обычными людьми, чтобы узнать, какие проблемы, если таковые имеются, он может решить.

Хотя его технология вполне может приносить прибыль, предприятие, у которого недостаточно тесная связь с сообществом, которому оно собирается помочь, не может оценить, действительно ли оно является успешным в качестве социального предприятия. Это приводит к тому, что слишком много людей, которые хотят быть социальными предпринимателями, отправляются на поиски проблемы, которая соответствует решению, которое у них уже есть, вместо того чтобы узнать, что действительно нужно людям.

Говорят, что рыночные решения имеют явное преимущество с точки зрения возможности оценить воздействие по сравнению с безвозмездной раздачей, потому что тот факт, что бедные люди готовы покупать некий продукт, является конечной проверкой его полезности. Однако рынок не может вам сказать, трансформационное ли это вмешательство. Предприниматель, продающий свои технологии людям, с которыми он взаимодействует лишь в качестве потребителей, ограничивает свой потенциал преобразующей деятельности.

Вместо того чтобы стать лидерами и строить сообщество, предприниматели фокусируются на популяризации собственной личности, чтобы преуспеть и привлечь капитал: быть в центре, быть единственным человеком с идеей, которая изменит мир, который не щадит себя, чтобы воплотить ее. Если ему или ей повезет, он получит не только возможность выступить на TED Talk, но и место на шоу Today. Многие предприниматели не ищут внимания и не хотят светиться на публичной сцене, но зачастую это необходимо для успешного ведения бизнеса.

Социальный предприниматель играет значимую роль, и нет ничего плохого в том, чтобы использовать собственную личность для привлечения внимания к проблеме. Но предприниматель часто может сделать больше, оставаясь в тени, чем находясь на сцене, и в идеале этот стиль руководства будет выше оценен инвестиционным сообществом.

Для меня стало очевидным, что инвестиционное сообщество не смогло осознать ценность этого вида лидерства, когда я начала подавать заявки на стипендии для социальных предприятий в 2011 году. У одной организации с престижной стипендией, рассчитанной на шесть человек, был список вопросов для предварительного отбора в форме для подачи онлайн-заявки – тот тип вопросов, в котором, если вы не отметите «да», вы не сможете продолжить свою идею. Один из вопросов звучал так: «Вы сами или вы и ваш соучредитель – единственные авторы этой идеи и учредители предприятия?» В то время я представляла организацию с пятью соучредителями, но у меня не было выбора, кроме как ответить «да», чтобы заполнить заявку.

Позже, когда меня попросили рассказать историю основания нашей компании, я ответила на этот вопрос так: «Мы – сообщество из пяти соучредителей, тридцати членов-основателей и бесчисленных советников. Любой, кто пытается основать организацию в одиночку, является идиотом, и вы не должны вкладывать в них деньги». Мы прошли на следующий тур.

В организациях с идеей социальной справедливости распределение полномочий среди руководства часто рассматривается как необходимое условие – не только с точки зрения демократичности принятия решений и балансировки исторического неравенства, но и с точки зрения лучших решений и долгосрочной преемственности.

В социальном предпринимательстве упор делается на одержимом идеей предпринимателе, который ничего другого в своей жизни делать не хочет и готов заложить свой дом ради достижения цели. И в перспективе большинство социальных инвестиций будут работать семь или более лет – непостижимый срок для среднего двадцатипятилетнего предпринимателя. Если бизнес держится исключительно на плечах одного предпринимателя, без поддержки других людей, которые в равной степени инвестируют в его успех, он, вероятно, столкнется с трудностями при решении задач. Независимо от того, заботитесь ли вы о социальном бизнесе как таковом, работа в одиночку – это в любом случае серьезный бизнес-риск.

Один из моих друзей и давних наставников – Билли Пэриш, основатель некоммерческой студенческой сети Energy Action Coalition и компании Mosaic. Билли понимает суть социальных концепций и является фантастическим «серийным» предпринимателем. В 2009 году он был номинирован на звание «активист года» журналом Vogue, который планировал опубликовать статью о нем и девяти других предпринимателях, которые также были удостоены этой чести. Каждый должен был удостоиться фото и публикации своей биографии в печатном журнале, который ежемесячно получает более миллиона человек. Но Energy Action была коалицией, и Билли настоял на том, чтобы Vogue позволил всем его сорока лидерам позировать вместе для фотографии. В конце концов Vogue согласился, и в финальном варианте появилось девять полноразмерных индивидуальных фотографий… и одна групповая фотография сорока человек. Билли ставит коллективную ответственность и признание выше собственного эго, и именно благодаря этому он создал организацию, которая прошла испытание временем. Его последний стартап Mosaic недавно привлек 220 миллионов долларов и процветает благодаря его стилю руководства.

8. Социальное образование не воспринимается так же серьезно, как финансовое.

Наша отрасль рассматривает социальные знания как внеклассные – нечто «приятное», что можно изучать и интуитивно оценивать, но не «обязательное», требующее постоянного обучения и усилий.

Если кто-то хочет стать инвестором и получить доступ к значительным ресурсам, для этого есть относительно ясный путь: получить степень в области экономики, математики, статистики или бизнеса в уважаемом колледже или университете. Пройти два года практики в консалтинге или в инвестиционном банке, прежде чем получить MBA в другом уважаемом учреждении. Стажируйтесь в частной инвестиционной фирме или инвестиционном банке, затем начинайте работать инвестиционным менеджером.

Если однажды вы проснетесь и решите: «Я хотел бы преуспеть, делая добро», сфера импакт-инвестиций будет доступна вам в качестве побочной деятельности либо в пределах импакт-ориентированного фонда, либо за счет перехода в подразделение импакт-инвестиций конкретного учреждения (например, департамента социального финансирования J. P. Morgan, Cambridge Associates или Deutsche Bank). В этом типичном сценарии потребуется не менее шести лет финансовой подготовки, чтобы почувствовать себя квалифицированным инвестором, и это вполне оправданный срок: инвестирование – это жесткая и рискованная работа. А что является эквивалентом социального обучения, необходимого для того, чтобы стать импакт-инвестором? Разве социальные перемены не являются столь же жестким и рискованным процессом?

Я бы попросила любого инвестора, стремящегося перейти в сферу импакт-инвестиций, серьезно задуматься над тем, какой вид социального обучения и непрерывного образования ему необходим, чтобы эффективно выполнять свою роль. Какую форму социального образования, эквивалентного шестилетней программе, вы готовы получить для типичной инвестиционной работы? К кому вы обратитесь за актуальной информацией? Сможете ли вы выстроить сеть связей таким же образом, как и в любой другой сфере инвестиций? На эти вопросы нет четких ответов. Но вместо того чтобы возлагать бремя поиска ответа на каждого отдельного инвестора, отрасль в целом должна осознать, что образование в сфере импакт-инвестиций является приоритетом и необходимо создать соответствующие системы и структуры. Этот вопрос требует коллективного осмысления и действий.

Также стоит учесть, что мы никогда не станем экспертами в чужом жизненном опыте. Получение двухлетней степени магистра в области социальных изменений может сделать вас более знающим, но не даст вам права принимать решения от имени других. Вот почему мы должны создавать структуры для взаимодействия с глобальными сообществами, а не просто добавлять «социальный» курс в программы MBA. Какие структуры нам надо создать, чтобы быть уверенными в том, что то, что мы считаем воздействием, действительно обеспечивает движение к нашей цели и воплощает то, что реально хотят люди?

Несмотря на то что благотворители и социальные работники посвящают свою жизнь и талант делу ответственного распределения ресурсов по всему миру, они во многих случаях не смогли определить точки роста и масштабировать эффективные мероприятия. Основными активами общественных активистов и общественных движений являются объем знаний, багаж жизненного опыта и силы, а не долларов. Как инвесторам, нам очень повезло учиться у них. Изучение социальных изменений не так просто, как кажется. Это постоянно развивающаяся тема, которая меняется столь же быстро, как и все остальное в мире[36]36
  Из оригинального текста был удален фрагмент согласно требованиям Федерального закона от 29.12.2010 г. № 436-ФЗ (ред. от 01.05.2019). – Прим. ред.


[Закрыть]. (Часть текста удалена, см. сноску. – Прим. ред.)

Спросите управляющих фондами, как они получают социальное образование наряду с инвестиционным, и вы будете удивлены тем, скольких из них озадачит и удивит этот вопрос. Как правило, они просто не задумывались об этом, и им приходится напрячься, чтобы что-то ответить. Два моих знакомых инвестиционных менеджера, например, отвечают, что они читают New York Times. Другие говорят, что полагаются на членов команды. А самый распространенный ответ: «Воздействие: вы просто узнаете его, когда увидите».

НА ОПРЕДЕЛЕННОМ УРОВНЕ МЫ ВСЕ МИЛЛИАРДЕРЫ, КОГДА РЕЧЬ ЗАХОДИТ О ВЛИЯНИИ НА ТО, КУДА ИДУТ НАШИ ДЕНЬГИ В ЭКОНОМИКЕ. ВОПРОС ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ТОМ, КАК МЫ ИСПОЛЬЗУЕМ ЭТИ СВЯЗИ.

Подобная стратегия – фантастический способ избежать ответственности за то, что вы недисциплинированы в отношении постоянного социального образования столь же, как в отношении финансового образования. Как вы можете знать предмет своей работы, если вы даже не способны увидеть его? Импакт-инвесторы, базирующиеся в странах «глобального Севера», нечасто посещают развивающиеся страны, и, конечно, они не живут среди бедных, а в лучшем случае просто посещают их, общаются в течение нескольких часов, прежде чем вернуться в офисы инвестиционных компаний. Или они инвестируют в пределах собственной страны, но имеют ограниченные связи с теми социальными группами, которым они намерены служить. Это происходит не потому, что этим людям все равно. Это происходит, потому что, выполняя свою работу в качестве финансовых менеджеров, они часто слишком ограничены во времени, чтобы бывать «в полях».

Их работа в большей степени ориентирована на клиента-инвестора, чем на бенефициара. Я также иногда чувствую, что удивление в голосе, которое я слышу при ответе на мой вопрос, обусловлено тем, что гендерные роли по-прежнему актуальны в инвестиционной отрасли. Все, что касается социального, считается относящимся к «элементарным навыкам», этому эвфемизму «женского труда», в то время как мужчины занимаются «жесткой» инвестиционной деятельностью. Конечно, мои выводы очень ненаучные. Но я часто вижу, что, когда фонд нанимает управляющего, этот менеджер почти всегда является женщиной. Это означает, что управление воздействием не рассматривается как неотъемлемая часть инвестиционных операций всей команды; считается, что это скорее искусство, нежели наука, и, как и все виды искусства, признается скорее женским делом, и, следовательно, неявно обесценивается. В контексте исторически мужской сферы инвестиций мы не можем тратить впустую время и энергию, списывая воздействие исключительно на «женскую работу».

Никто не спорит, активисты должны получать свои МВА, если они хотят быть инвесторами и предпринимателями, но и инвесторы, в свою очередь, должны пройти два года практики и поддерживать последовательные отношения с общественными движениями. Этот тип обучения и опыта необходим, если они хотят быть по-настоящему эффективными и заслужить звание импакт-инвесторов. Если мы не можем построить отрасль, где у инвесторов будет возможность в равной степени распределять рабочее время между сообществом и офисом, то, возможно, нам следует больше сосредоточиться на импакт-инвестициях в странах «глобального Севера», становлении прочных отношений внутри страны и поддержке развития местных команд в странах «глобального Юга».

Путь развития

Что нам делать с этим валом нерешенных проблем? Если у нас нет правильных ответов, можем ли мы хотя бы задавать правильные вопросы?

Это критический момент, и поэтому данная книга не может считаться учебником. Проблема не в том, что у нас в экономике есть плохие субъекты, совершающие нехорошие поступки в отношении бедных людей и планеты. Проблема в том, что у нас есть целое сообщество чрезвычайно преданных, состоятельных людей, которые очень привержены идее социальных изменений, но которые часто зацикливаются на неправильных вопросах. Если мы сможем переориентировать отрасль, чтобы сосредоточиться на лучшем наборе вопросов, я надеюсь, что мы достигнем лучших долгосрочных результатов, которыми мы все сможем гордиться. Совершенство недостижимо; тогда какие структуры со временем позволят нам стать ответственными перед вовлеченными в круг нашей деятельности сообществами? В следующих главах будет показано, как эти процессы могут выглядеть и как в конечном счете они могут привести нас к большим трансформационным изменениям.

Глава 4
Разумное масштабирование

Примерно в то же время, когда у меня начали проявляться опасения по поводу импакт-инвестиций, мир начал осознавать их невероятный потенциал. Вся эта шумиха наконец-то стала мейнстримом. В 2010 году Фонд J. P. Morgan опубликовал важный отчет «Импакт-инвестиции: формирующийся класс активов», в котором прогнозировалось, что индустрия импакт-инвестиций имеет шанс на получение прибыли в размере до 667 миллиардов долларов в течение следующего десятилетия[37]37
  N. O’Donohoe, C. Leijonhufvud, Y. Saltuk, A. Bugg-Levine, and M. Brandenburg, Impact Investments: An Emerging Asset CLASS, J. P. Morgan Global Research, The Rockefeller Foundation, and Global Impact Investment Network, November 29, 2010, http://goo.gl/5PTAUs, January 20, 2017.


[Закрыть]. Объем таких инвестиций будет в десять раз превышать объем официальной помощи, направляемой на цели развития во всем мире, при условии, что ежегодные объемы такой помощи в финансовом выражении будут стабильными. Но благодаря «рыночным решениям» все более популярной становится борьба с бедностью, и будущее традиционной социальной помощи видится шатким.

Таким образом, мы собирались быстро масштабировать отрасль, которая была полна недостатков и вытеснить направление оказания помощи, страдавшее от очень схожих логистических и этических проблем. Соблазнительность идеи о том, что существует волшебное решение проблемы бедности, за которое мы можем ухватиться, и масштабирование этого решения может сделать подходы по борьбе с бедностью такими же модными, как и кроссовки. Миллиарды долларов тратятся на так называемые решения, от которых отказываются либо потому, что они оказываются неэффективными, либо из-за того, что они на самом деле никогда не работали, либо потому, что они искажались при масштабировании. Является ли аналогичный исход неизбежным для импакт-инвестиций? Что нам нужно сделать, чтобы убедиться, что мы правильно развиваем это направление?

Почти все опубликованные к этому моменту материалы об импакт-инвестициях, особенно написанные практикующими специалистами, были оптимистичными. Практикующие специалисты и их сторонники хотели продемонстрировать невероятную финансовую отдачу, а также высокие социальные результаты, которые достигаются с помощью таких инвестиций, чтобы сформировать легитимность и определить основные характеристики отрасли, которая находилась в процессе становления. Я знала, что это важная работа, и волновалась, когда видела тематические исследования различных инвесторов, например пенсионных фондов, которые доказывали, что инвесторам не нужно жертвовать своими ценностями, чтобы получать положительные финансовые результаты. Я хотела, чтобы в эту сферу приходили новые участники и большие средства, чтобы общество как можно скорее отошло от использования невозобновимых ресурсов, практики частных тюрем и потогонных производств.

Эти вопросы не давали мне покоя. Я была обеспокоена тем, что люди ведут содержательные разговоры о проблемах нашей отрасли вместо того, чтобы просто сосредоточиться на ее развитии. Я чувствовала себя скептиком, хотя все, что я говорила, звучало примерно так: «Эй, прежде чем развивать отрасль, давайте удостоверимся, что мы все делаем правильно!» Классический ответ был, по сути, некой версией: «Эта отрасль только появилась! Тссс! Не критикуйте ее или будет не до масштабирования!» Это нежелание признавать скептиков в данной области затрудняло нам проведение критических, содержательных обсуждений, и я чувствовала себя одинокой в попытках исследовать вопросы о том, как повысить потенциальный эффект импакт-инвестиций. Я боялась, что проснусь через двадцать лет и обнаружу, что наша деятельность сделала людей еще хуже.

Как инвестор, я знаю, что, рассуждая о справедливости, могу казаться настоящей Поллианной[38]38
  «Поллианна» – роман-бестселлер американской писательницы Элинор Портер, главная героиня которого, маленькая девочка, отличалась наивностью и доброжелательностью. Прим. пер.


[Закрыть] – воплощением своего пятилетнего «я», кричащего: «Это нечестно!» перед лицом экономики, которая никогда не была справедливой. Если мы можем осчастливить миллионы людей, разве это не хорошо и не важно? Да. Но разве не было бы лучше, если бы мы гарантировали, что все участники получат то, что они заслужили, а не только то, что было лучше того, что у них было прежде? Ответ – тоже «да».

Я беспокоюсь, что в стремлении к масштабу легко достичь положительного эффекта, но он будет недостаточен для блокирования повторяющихся циклов. Для меня это означает согласие с уровнем незначительных перемен, в то время как мир нуждается в немедленных действиях и фундаментальных структурных изменениях. Когда мы имеем поводы праздновать прогресс, достигнутый постепенными изменениями, неразумно довольствоваться чем-то меньшим, тем самым демонстрируя отсутствие ответственности перед людьми, которые, как мы утверждаем, вовлечены в нашу сферу. Я считаю, что мы можем успешно масштабировать инвестиции, транслирующие принципы справедливости и ответственности. Но для этого потребуется более широкий сдвиг в сознании.

Дискуссия о том, как лучше осуществлять и масштабировать импакт-инвестиции, вполне законна. Есть много инвесторов, которые в своем стремлении к скорости и широте воздействия используют подход, отличный от моего, и я глубоко уважаю их за приверженность социальным изменениям. Я начала работу в Toniic с одним из таких инвесторов – Марком Штраубом, который возглавляет Khosla Impact. Khosla фокусируется на инвестициях в компании, способные воздействовать как минимум на миллион человек[39]39
  J. Militzet, The Impact of Tech: Sandhya Hegde of Khosla Impact Fund Discusses How High-Tech Solutions Can Transform Lives at the BoP, Next Billion, November 5, 2015, January 20, 2017.


[Закрыть]. Вместо того чтобы следовать строгому ограничивающему определению воздействия, он в основном ориентируется на бизнес, который улучшает уровень жизни людей в странах с развивающимися рынками. Марк бросил мне вызов, когда я поставила перед собой задачу определить модель вмешательства, которая была бы совершенно справедливой, спросив, не следует ли мне просто сосредоточиться на помощи большему количеству людей. Он олицетворяет мой любимый тип мыслителей – тех, кто заставляет вас чувствовать, что вам нужен блокнот, чтобы все записать, и сон, чтобы все обдумать после разговора.

В какой-то момент Марк процитировал старую поговорку: «Не позволяй лучшему быть врагом хорошего». Я немного задумалась, а затем иронично воскликнула: «Марк, я враг хорошего!»

Быть врагом хорошего – в данном случае сторонником чего-то лучшего и более преобразующего – это непростая роль в отрасли, где каждый действительно мотивирован идеей творить добро. Я надеюсь, что, внедряя новые модели, которые также могут масштабироваться, мы сможем действительно максимизировать наш потенциал и ощущение возможностей в этой области. Мы не должны позволять лучшему быть врагом хорошего, но в то же время мы не должны допускать, чтобы хорошее стало врагом лучшего.

Я верю, что активисты и сторонники импакт-инвестиций предпочтут системные изменения паллиативным, если им предоставят проверенный, практичный вариант воздействия. В контексте Candide Group мы часто поддерживаем возможности, которые хорошо масштабируются в секторах, о которых мы заботимся. А также поддерживаем решения, четче ориентированные на сообщества, менее масштабные и более локальные, но которые в итоге могут помочь изменить что-то в долгосрочной перспективе.

Поэтому не совсем справедливо утверждать что я – враг хорошего. Я просто хочу, чтобы лучшее бросало вызов хорошему! Приверженность справедливости не должна быть ошибочно принята за нечто радикальное или до невозможности идеалистическое. В подтверждение того, что справедливость является жизнеспособной целью, взгляните на организацию, которая придерживается гораздо более консервативного подхода, нежели мой, – Rotary Club[40]40
  Rotary Club позиционирует себя как нерелигиозную и неполитическую благотворительную организацию, открытую для всех стран, независимо от национальной и расовой принадлежности, вероисповедания и политических взглядов. По данным самой Rotary International, по всему миру существует более 33 000 клубов с более чем 1,2 миллиона членов. Прим. пер.


[Закрыть]. В 1943 году Rotary Club сформулировал свой «четырехсторонний тест» и обратился к своим членам во всем мире (1 200 000 человек), призвав пройти его прежде, чем предпринимать какие-либо действия.

1. Действительно ли это существует?

2. Порядочно ли это для всех заинтересованных сторон?

3. Будет ли это способствовать взаимопониманию и установлению дружеских отношений?

4. Будет ли это полезно для всех заинтересованных сторон?

В следующей главе я познакомлю вас с принципами Transform Finance, моей лучшей попыткой аналогичным образом сформулировать ряд руководящих идей, которые способны помочь нам масштабировать инвестиции, нацеленные на структурные изменения для достижения справедливости. Окажутся ли эти принципы жизнеспособными или их следует заменить другими, – надеюсь, что практикующие импакт-инвесторы, активисты и все, кто заинтересован в улучшении мира, будут обсуждать это в ближайшие годы.

Но я уверена, что стремление к масштабам должно сопровождаться проверкой на прочность, позволяющей убедиться, что мы продолжаем идти правильным путем.

Что может произойти, когда финансовое масштабирование осуществляется без твердой приверженности ряду социальных принципов, наглядно и поучительно показывает история микрофинансирования. В последние несколько лет сфера импакт-инвестиций пыталась отгородиться от плохой репутации микрофинансового мира, но мы не можем не признать, что эти отрасли являются, как говорят на Кубе и в Пуэрто-Рико, «двумя крыльями одной птицы». Большая часть импакт-инвестиций как отрасли все еще включает в себя направление микрофинансирования, и, вероятно, оно будет доминирующим инструментом отрасли в течение некоторого времени, учитывая его хорошо развитую коммерческую инфраструктуру.

Поскольку микрофинансирование является самым близким «родственником» импакт-инвестиций, стоит подробно изучить историю отрасли, чтобы понять, какие уроки мы можем извлечь из ее развития. Я не хочу слишком долго останавливаться на дискуссиях (продолжающихся уже несколько десятилетий) о том, работает ли микрофинансирование в качестве меры по борьбе с бедностью. Что гораздо важнее для формирования будущего импакт-инвестиций: необходимо внимательно изучить, как оно масштабируется, какие решения были приняты на этом пути и как эти решения повлияли на потенциал отрасли с точки зрения долгосрочного положительного социального и экономического воздействия.

Микрофинансирование следует основному принципу: «Чтобы заработать деньги, нужны деньги». Во многих направлениях малого бизнеса, особенно тех, которые возглавляют женщины, недостаток капитала приводит к экономической неэффективности. Например, женщине придется купить упаковку из десяти рулонов туалетной бумаги, чтобы затем продать ее отдельными рулонами в своей деревне, потому что она не может позволить себе купить упаковку из ста штук гораздо дешевле (в пересчете за рулон), что позволило бы ей получить более высокую прибыль и, скажем, перейти от заработка в 2 доллара в день к 5 долларам, за один простой шаг преодолев черту бедности. Или, может быть, она продает яйца, и наличие второй курицы могло бы удвоить ее доход, но ей трудно накопить достаточно средств, чтобы позволить себе вторую курицу. Предоставление небольших сумм капитала действующим или начинающим предпринимателям, чей бизнес достаточно мал или находится слишком далеко от банка, было очень эффективным, особенно когда кредиты предоставлялись в производственных целях.