Текст книги "Девушка хочет повеселиться"

Я решила, что ей лет тридцать пять – тридцать шесть. Расцветка почти нордическая; на ген русых волос нет и намека. Кроме того, величественная осанка. Ходит как опытная манекенщица. Или женщина, знающая себе цену.

Вот с Франческой у нас было кое-что общее. Например, рост. И это меня тревожило.

– Кроме того, она со всеми удобствами. Практически это отдельная квартира.

Пенелопа открыла дверь и отошла в сторону, пропуская меня вперед.

Это была любовь с первого взгляда.

В полном смысле слова. Я увидела мечту каждого квартиросъемщика. Только привычка держать себя в руках помешала мне опуститься на колени и поцеловать сверкающий паркет. Сломя голову помчаться к вазам, стоявшим на всех поверхностях, и вдохнуть аромат свежих цветов. В экстазе раскинуться на большой кровати с медными шариками на столбах.

Я несколько недель рыскала по всем зловонным городским трущобам и чуть не плакала при мысли о том, что упустила одну квартиру, хотя ясно видела на полу мышиный помет. Неужели это чудесное жилище предлагают мне!

— Ну что, нравится? – тревожно спросила меня Пенелопа.

Я ничего не понимала. С какой стати ей волноваться? Это был настоящий рай. Вдвое больший, чем все то, что мне доводилось видеть до сих пор, с высокими окнами в задней стене и фонарем в передней. Как минимум восемнадцать метров в длину. Снаружи было пасмурно, но здесь сиял солнечный свет и стояло тепло. Даже в стенах с пунктирным орнаментом было что-то средиземноморское, а довершали это впечатление пышные лианы, обвивавшие стропила высокого потолка.

Пытаясь не дать себе воли, я пересекла комнату и вышла на балкон с чугунной оградой, смотревший в сад. Один этот балкон был больше двух квартир, которые я осматривала в последний раз.

Облицованная терракотой ванная казалась маленькой, но лишь потому, что в стоявшей здесь ванне могло поместиться человек шесть.

А на стенах висели картины, написанные маслом. Не репродукции. Настоящая живопись. Да, на всех этих картинах были изображены очень тучные женщины, у одной из которых было три груди, ну и что? Нельзя иметь все сразу.

– Вы видели встроенный шкаф? – спросила Пенелопа.

Поправка. Оказывается, все-таки можно.

На столике у кровати был поднос с парой чайных чашек из тончайшего фарфора. Черт побери, не может быть… Я начала искать недостатки. Без недостатков не бывает.

Пенелопа увидела, что я нахмурилась, и у нее вытянулось лицо.

– Вам не нравится?

– Очень нравится! – едва не завопила я. Алчность заставила меня забыть, что за такое жилье придется расплачиваться. – Я согласна!

– О, вы не пожалеете! – Пенелопа была готова захлопать в ладоши. – Вот телевизор. Принимает все каналы, в том числе и кабельные. А мама – очень терпимая и снисходительная хозяйка.

И только тут до меня дошло, что я согласилась не просто поселиться здесь, а стать компаньонкой миссис Бичем.

Ну и что? Я ненавидела свою нынешнюю работу. Три раза в неделю сталкиваться с Ноэлем? Слишком жестокое наказание за какой-то дурацкий роман, а жить мне негде… Я снова осмотрела комнату. Разве от нее можно было отказаться?

И разве мне представится лучший случай познакомиться с миссис Бичем? Я смогу стать ее доверенным лицом. Нужным ей человеком. Сначала дам ей возможность узнать и полюбить меня и только потом сообщу радостную весть, что я ее давно потерянная дочь. Может быть, она попросит меня остаться с ней. Может быть, она не из тех людей, которые способны оттолкнуть того, к кому успели привязаться. Того, кто был ее преданной компаньонкой.

Я почувствовала такой прилив адреналина в крови, что едва не воспарила над полированным полом. Должно быть, это судьба. Нет, не чистая случайность привела меня к двери Бичемов именно в это утро! Я не могла дождаться разговора с Джерри, чтобы выложить ему свои потрясающие новости.

– Что? Ты серьезно? – недоверчиво пробормотал в трубку Джерри.

– А в чем дело? – спросила я. – Чем больше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь, что лучшего шанса мне не представится.

– Лучшего? Ты что, с ума сошла? Я велел тебе действовать осторожно, а ты решила переехать к ним!

– Я буду у них работать.

– Час от часу не легче! У тебя же нет медицинского образования!

– А оно и не требуется. Дипломированная сиделка ей не нужна.

– Это не разговор. Видимо, они приняли тебя за практикующую сиделку. Ты самозванка и рано или поздно будешь уличена.

– В чем? Пенелопа сама сказала, что ей требуется не сиделка, а компаньонка. Компаньонкой может быть любая дура. Все, что от нее требуется, это читать вслух, поддакивать в нужный момент и стараться быть незаметной. Каждый, кто меня знает, подтвердит, что это дело как раз по мне.

– О боже, Энни, ты что, с луны свалилась?

– Слушай, не будь занудой! Я без ума от радости, что переезжаю к ним! – Я засмеялась. – Честно говоря, люди они странноватые. По крайней мере те, кого я видела. Ужасные чудаки.

– Хочешь сказать, что ты им пара? – серьезным тоном уточнил Джерри.

– Не смешно.

– Энни, ты не сможешь там работать. У тебя нет диплома.

– Я уже сказала, что сиделка им не требуется. Кроме того, на этом настаивает Пенелопа. Она считает, что я им прекрасно подхожу.

– Почему? Потому что другой охотницы на это место просто не нашлось? Сколько они платят? Три пятьдесят в час?

– Комната там сказочная! – Я сделала вид, что не слышала его вопроса.

– Я так и знал. Три пятьдесят. Ниже минимума. Ты знаешь, сколько нужно платить дипломированной сиделке?

– Им не нужна сиделка. – Мне уже надоело это повторять.

– Типичная история. Сами лопаются от денег, а на сиделке экономят. А вдруг с ней что-то не так?

И тут я почувствовала укол страха. Что я наделала? Мое радостное возбуждение начало увядать.

– Что ты имеешь в виду?

– Инфаркт или что-нибудь в этом роде. В ее возрасте все возможно. Сколько ей? Под семьдесят? У дочерей, видимо, есть серьезная причина желать, чтобы кто-то находился при матери неотлучно. А вдруг у нее случится сердечный приступ? Или инсульт? Или обморок? Что ты будешь делать? Читать ей вслух? У тебя в распоряжении будет четыре минуты, после которых изменения мозга станут необратимыми. Не могу понять, как это пришло тебе в голову.

– А я не могу понять, что заставляет тебя считать здоровую шестидесятилетнюю женщину старой маразматичкой, которая потеряет сознание от сердечного приступа, как только моя нога ступит на ее порог. Ты что, ипохондрик?

– Я реалист. И пытаюсь привести тебя в чувство. О господи, Энни, это поступок абсолютно в стиле Фионы.

– Ты действительно так думаешь? – Внезапно я почувствовала прилив уверенности в себе.

– Это не комплимент! Если бы я знал, что ты способна выкинуть такой фортель, то ни за что не стал бы ее искать.

– Что ж, мне очень жаль, что ты этого не одобряешь, но ничего, как-нибудь переживу. – Я сделала паузу. – Неужели ты не хотел бы узнать, почему твоя мать от тебя отказалась?

– К несчастью, от меня мать не отказывалась. И я половину жизни жалел, что она этого не сделала.

– Послушай, именно так думает большинство людей. Но до тех пор, пока от тебя не отказались, ты не знаешь, как паршиво бывает человеку, знающему, что его бросила собственная плоть и кровь. Родная мать. Он постоянно думает об этом. И начинает считать себя полным дерьмом. Я должна знать, почему она отвергла меня. Теперь я ее немного знаю; кажется, она не из тех, кто станет исповедоваться перед первым встречным. Лучшей возможности завоевать ее доверие мне не представится.

Джерри вздохнул, понимая, что меня не переубедить.

– Все это к делу не относится. Как только она узнает твое имя, ты вылетишь оттуда с треском.

– Именно поэтому я тебе и звоню. Мне нужно водительское удостоверение и какие-нибудь другие документы на имя Энни Макем.

– Макем? Это еще что за фокусы? Почему Макем?

– Если я скажу, ты опять начнешь кричать… Пенелопа меня не расслышала и решила, что именно так звучит моя фамилия.

– О боже всемогущий! Они что там, все тронутые?

– Ну, я немного нервничала… А потом услышала, как она разговаривала по телефону с братом и сказала: «Ее зовут Энни Макем, и она именно то, что нам нужно».

– Ох, Энни…

– Слушай, ты можешь раздобыть мне документы с фамилией Макем или нет?

– Брось эту мысль, иначе мы с тобой кончим в тюрьме Маунтджой. – В его голосе прозвучала решимость.

– Что ж, Джерри, большое спасибо. Ты не забыл про тот случай на складе? Когда Сэм дал тебе этикетки от собачьего корма и пустую консервную банку, чтобы ты мог спрятать в ней видеокамеру? Как ты думаешь, где Сэм их взял? И кто попросил у своего босса грузовик взаймы? Кто позаботился о том, чтобы фирма выплатила страховку тебе и Барни?

– Так это была ты? – поразился он. – Сэм об этом и словом не обмолвился.

– Я сама его попросила.

Я не стала добавлять, что уговорила Сэма хранить тайну, поскольку боялась, что в благодарность Джерри пригласит меня пообедать, а это приведет к чертовски неудобной ситуации. Представьте себе, что вы сидите в уютном зале ресторана, выпиваете, горят свечи, и вдруг длинная нога слегка касается твоей ноги, начиная чувственную увертюру. Джерри волей-неволей пришлось бы как-то отреагировать…

– О'кей, я у тебя в долгу. Но при этом ты не нарушала закон, – не преминул заметить он.

– По-твоему, я прошу тебя нарушить закон? Я не сделаю там ничего плохого. Фальшивое водительское удостоверение – это еще не преступление. Я только хочу запудрить мозги тому, кто… кто окажется слишком любопытным. А когда сяду за руль, то настоящее удостоверение всегда будет при мне.

– Энни, просто не знаю, как быть. Все это немного…

Я сменила тактику:

– Выходит, ты хочешь, чтобы меня выставили на улицу?

– Что? Ах да, квартирный вопрос… Ну, до этого не дойдет.

– Уже дошло. Ты забыл, что я не только не помнящая родства, но еще и бездомная? А здесь я могу убить одним выстрелом двух зайцев, но… – тут я начала всхлипывать, – но ты не хочешь мне помочь.

Он громко сглотнул.

– Не плачь, Энни. Дай мне время подумать.

– Джерри…

– Что?

– Пока ты будешь думать, устрой мне пару рекомендаций, а? Кто-то должен сказать, что лучшей компаньонки для старых леди не существовало с тех пор… с тех пор, как Уистлер написал портрет своей бабушки.

– Энни, это был портрет его матери. – Джерри во всем любил точность.

– Теперь ты понял? Каждый хочет обессмертить свою мать. А ты хочешь отнять у меня право познакомиться с собственной родительницей.

Он впервые засмеялся.

– Слушай, Энни, а ты упрямая. Никогда бы не подумал.

– Я хочу знать, почему она меня бросила.

– Пусть ее мучает совесть.

– Я должна это знать.

– А что потом?

– Потом я уйду. Зачем оставаться с женщиной, которая бросила меня в младенческом возрасте? К тому же это место едва ли сильно украсит мой послужной список, правда?

– Я тоже так думаю. А теперь послушай меня, Энни Макхью. Я знаю подобных людей. Они будут обращаться с тобой как с половой тряпкой. Будут видеть в тебе прислугу, не имеющую никаких прав.

– Не будь таким пессимистом. Ничего удивительного, что от тебя ушла жена… О боже, Джерри, я не хотела! – поспешно воскликнула я. – Я просто… Что случилось с твоей тягой к приключениям? Разве не поэтому ты открыл сыскное агентство?

– Я открыл его, потому что не смог придумать себе другого занятия.

– Не вижу разницы. Так ты поможешь мне или нет? Он помедлил.

– А что случилось с настоящей претенденткой?

– С кем?

– С той женщиной, которая должна была прийти на собеседование. Куда она девалась?

– Ах, эта… – Мне не хотелось посвящать его в подробности, но и врать я тоже не собиралась. – Я встретила ее на обратном пути. Она им не подошла бы. Слишком жеманная и чопорная. Я сообщила ей, что место уже занято.

– И она тебе поверила? – удивился Джерри.

– А почему она не должна была мне поверить? Я сказала, что моя фамилия Бичем.

5. КОЛЬ УЖ ВРАТЬ, ТАК БЕЗ ОГЛЯДКИ

Подавая заявление об уходе, я ждала, что меня станут уговаривать остаться, но ошиблась. Увидев мое заявление, Ноэль и глазом не моргнул. Может быть, даже ощутил облегчение. Обрадовался, что избавляется от меня. Было время, когда он радовался при виде любой части моего тела, но оно давно прошло.

Я помню, как увидела его впервые. Он вошел в офис, как новоявленный Пестрый Флейтистnote 22
  Герой поэмы Р. Браунинга; в переносном смысле – лидер, дающий неосуществимые обещания.


[Закрыть], преследуемый толпой поклонников. Конечно, я видела его фотографии в газетах задолго до того, как заняла пост личного помощника и правой руки управляющего главным офисом. В конце концов, Ноэль был почти знаменитостью. Простым деревенским парнишкой, основавшим маленькую компанию по производству корма для домашних животных и враз превратившим ее в предприятие с многомиллионным доходом. Точнее, на это у него ушло семнадцать лет с лишним.

Именно благодаря острой проницательности Ноэля компания попала в список ведущих фирм страны.

Средства массовой информации обожали его. В одном из воскресных приложений Ноэля назвали «Золушкой наших дней».

Должна сказать, что эти фотографии не произвели на меня особого впечатления. Судя по ним, в этом человеке не было ничего примечательного. И все же он не был лишен привлекательности. В конце концов, он был довольно высок, довольно красив и слегка седоват. Но он был старый. Изрядно за сорок. А мне в ту пору было двадцать пять.

Однако фотографии не говорили главного. Выяснилось, что взгляд Ноэля обладает поразительной способностью заставлять людей чувствовать себя кинозвездами и ощущать, что по коже бегут мурашки.

Когда он вернулся из успешной деловой поездки в Америку, я проработала в офисе компании «Корм для киски» уже неделю. Все вокруг говорили только о его тамошнем триумфе. Ходили слухи, что в Вашингтоне ему предложили стать специальным советником ирландского посла. Немалое достижение для человека, который начал карьеру с того, что в четырнадцать с половиной лет стал наклеивать этикетки на банки с кормом для домашних животных. А в двадцать два женился на дочери босса.

Пока Ноэль не вплыл в офис «Корм для киски», мне и в голову не приходило, что я смогу пополнить ряды несчастных женщин, влюбленных в своего женатого начальника.

– Закрой рот, Энни, муха влетит, – прошептала одна из секретарш, увидев выражение моего лица.

– О боже, Фиона, хочешь верь, хочешь нет. – Я навзничь лежала на ее кровати. – Но когда он касается твоей руки, ее начинает покалывать.

– Да ну? – Похоже, это не произвело на Фиону никакого впечатления.

– Честное слово!

– Ты уверена? – Она продолжала сосредоточенно покрывать ногти темно-синим лаком. – Тогда постарайся, чтобы от его прикосновений у тебя не начало покалывать другие части тела. Похоже, он изрядный бабник. Я видела в газете фото, где он лучезарно улыбается своей жене.

– А что в этом плохого?

– Ничего. Если у тебя хватит ума не реагировать на его чары.

Конечно, она оказалась права. Ноэль был женат. Говорить было не о чем. Несмотря на то, что он проводил всю неделю в Дублине и ездил домой, в графство Мидлотиан, только на уик-энды. Правда, поговаривали, что таких уик-эндов в месяце было не четыре, а три.

И все же покалывание было настоящим. Мне не чудилось. И дело было не в том, что я страдала без мужской ласки. Скорее наоборот. На мужскую ласку мне было плевать. Подозреваю, что в этом был виноват мой первый сексуальный опыт на заднем сиденье «Форда Кортина», который принадлежал студенту экономического колледжа, подрабатывавшему у моего отца.

Мы поехали в кино, ушли до окончания сеанса и отправились в Буши-парк. В ту пору мне было девятнадцать лет и я оставалась единственной девственницей в классе, где училось двадцать восемь воспитанниц монастыря Лорето, представительниц чопорных католических семейств.

Однажды мы отправились смотреть французский фильм, о котором говорил весь город. Картина славилась обилием откровенных сексуальных сцен, но увиденное сильно разочаровало меня. Даже субтитры не помогали понять, что к чему. Дело происходило в каком-то французском порту. Там было множество смуглых мужчин, которые в промежутках между стрельбой друг в друга пытались заигрывать с женщинами, которые вынимали изо рта сигарету только для того, чтобы отпустить какую-нибудь реплику. Внимания стоила только одна сцена, в которой главный герой, молодой алжирец, занимался страстной любовью с юной француженкой, не то школьницей, не то проституткой. Возможно, и то и другое сразу.

Студент часто задышал, как только пошли титры. Я повернулась к нему и попыталась что-то сказать, но он заставил меня замолчать, прикоснувшись горячим языком к шее.

От изумления я застыла на месте. Нет, сопротивляться я не собиралась. Просто предпочла бы, чтобы меня предупредили заранее.

В тот вечер я лишилась девственности. Кажется, и студент тоже, хотя он изо всех сил пытался убедить меня, что в сексе не новичок. Но когда дошло до дела, он был так же неловок, как и я сама. Потом я долго ломала себе голову, как ему вообще что-то удалось. Мы действовали чрезвычайно неуклюже; каждую секунду нас освещали фары проезжавших мимо машин, а при каждом его толчке мое покрытое испариной тело соскальзывало с заднего сиденья «Кортины».

Больше он меня никуда не приглашал.

Правда, он продолжал весьма регулярно приходить к нам на Фернхилл-Кресент, но лишь потому, что работал в офисе моего отца. Скоро я оправилась от смущения, перестала реагировать на действо, которое разыгрывалось у наших ворот каждое утро ровно в семь пятьдесят, и даже открывала ему дверь, когда отец запаздывал. Но за все это время студент сказал мне только одну фразу:

– Кажется, дождь начинается.

Однажды он зашел в коридор, остановился у вешалки красного дерева и уставился на меня. Его лицо было таким бледным, а взгляд таким пристальным, что у меня забилось сердце от ожидания. И страха. Я догадывалась, что он хочет о чем-то спросить. И он действительно спросил.

– Слушай, твой отец по ошибке не захватил мой зонтик? – с певучим акцентом уроженца графства Корк промолвил он. – Я бы не стал тебя затруднять, но этот зонтик влетел мне в копеечку.

В конце концов он женился на коллеге-бухгалтерше и родил троих детей. Позже я слышала, что один из этих детей посещал школу для умственно отсталых.

Вскоре после возвращения из Нью-Йорка Ноэль вызвал меня к себе в кабинет.

– Закройте дверь, Энни. – Он перенял американскую привычку называть служащих по именам. – Я считаю вас лучшим организатором во всей фирме. – Он улыбнулся.

Я вспыхнула от смущения. То, что он заметил меня, было само по себе достаточно лестно. Комплимент же заставил меня испытать неземное блаженство.

– У меня возникло несколько новых идей. Правда, пока довольно сырых. Поступили кое-какие предложения. Вы не поможете мне привести их в порядок?

– Гм-м… да.

– Отлично. Раз так, держите. – Ноэль вручил мне папку толщиной сантиметров в пятнадцать, которая трещала по швам от обилия находившихся в ней бумаг. – Все в порядке, Энни? – Ноэль наклонился ко мне; его графитово-серые глаза улыбались.

У меня подкосились колени, но папка, весившая две тонны, была тут ни при чем.

– Да, сэр.

– Зовите меня Ноэль. Договорились?

Наверно, это все и решило. Не просьба, а то, как он ее высказал.

Фиона и все остальные могли говорить что угодно, но стоило мне представить этого мужчину в одних трусах, как мое сердце сразу начинало стучать о ребра.

– Энни, – окликнул он меня, когда я открыла дверь кабинета.

Я обернулась.

– Что, Ноэль?

– В пятницу мне понадобится двадцать копий каждого предложения. Копии должны быть разборчивые и аккуратно переплетенные, а не просто сколотые скрепками. Спасибо, Энни. – Он снял трубку. – Соедините меня с Вашингтоном.

Наступил понедельник.

К четвергу я не только перепечатала и скопировала каждую лежавшую в папке бумажку, но и взяла на себя смелость слегка поправить небрежный стиль Ноэля. Для облегчения восприятия вьщелила ярким маркером все основные финансовые сведения и кое-где исправила допущенные боссом мелкие неточности.

Я торопилась на автобус, когда меня остановила мать.

– Энни, ты уверена, что правильно выбрала блузку? На мой взгляд, для офиса она очень вызывающая. Она слишком привлекает к себе внимание.

Во всяком случае, внимание Ноэля она привлекла. Когда я наклонилась и положила бумаги ему на стол, он шумно выдохнул. Его взгляд заставил меня пожалеть, что я не расстегнула и вторую пуговицу на ярко-красной блузке, как собиралась сделать сначала.

В пятницу вечером он остановился у моего стола и поблагодарил за то, что назвал «великолепной работой». Весь офис обратился в слух.

– Энни, вы просто сокровище. Надеюсь, мы достаточно платим вам.

– О да, – промямлила я, не обращая внимания на отчаянные знаки сослуживцев. Но это было только начало.

Через месяц я стала звездой офиса. Никому другому Ноэль своих идей не доверял. Конечно, это означало, что иногда мы допоздна работали вместе. И что я постоянно опаздывала на автобус.

Он начал подвозить меня домой на своем «Мерседесе». А в один снежный вечер поцеловал.

На следующий вечер тоже шел снег, так что в офисе пришлось включить отопление. Мы засиделись допоздна, обсуждая его новую идею.

Закончилось это обсуждение на ковре у его письменного стола. При этом был напрочь забыт цыпленок с жареным рисом, заказанный в ближайшем китайском ресторане, чтобы подкрепить силы.

Если не считать того, что ковер загорелся от упавшей из пепельницы сигареты, а я умудрилась вывихнуть палец на ноге, это был лучший секс в моей жизни.

– Лучший секс? По сравнению с чем? С возней со студентом на заднем сиденье «Форда Кортина»? – Фиона пыталась опустить меня с небес на землю.

– Ты не понимаешь, – ответила я.

– Ты права. Действительно не понимаю, – призналась она. – У его жены большой дом в деревне, две лошади, серебристый «БМВ», и зимой она отдыхает во Флориде. А что есть у тебя? Ковер, затлевший под твоей задницей? – Это не значило, что Фиона не признавала тайных связей и осуждала меня по моральным соображениям. Просто она считала, что женой быть лучше, чем любовницей.

Я не пыталась убедить ее, что провести два дня с Ноэлем на полуострове Дингл было очень приятно. Конечно, я знала, что он снял там коттедж, чтобы произвести впечатление на приехавших американцев. И что американцы отказались от приглашения, потому что были вынуждены срочно лететь в Брюссель. Однако это не могло испортить мне удовольствие.

Мы сидели у большого камина, топившегося торфом. Жарили на угольях барбекю из свежего лосося. Часами гуляли по берегу при лунном свете. И останавливались только для того, чтобы найти укромное местечко за песчаными дюнами и избавиться от лишнего вина, выпитого за обедом.

– Тебе лечиться надо, – отреагировала Фиона. – Секс на пляже? По-твоему, это все, чего ты заслуживаешь?

– Не говори гадостей! – Я бросила трубку.

Примерно через две недели после волшебной поездки на полуостров Дингл у меня произошла задержка. Сначала я приписывала ее стрессу и купила набор для определения беременности лишь тогда, когда срок составил четыре недели. Я воспользовалась набором в разгар ночи, боясь, что кто-нибудь мне помешает. До сих пор я ничего подобного не делала, и при виде двух четких красных линий попыталась убедить себя, что это просто оптический обман. Было половина пятого утра. В восемь часов мне пришлось признать правду.

Я забеременела. А Ноэль был в Америке.

Когда он позвонил в офис и спросил, все ли в порядке, я набралась храбрости и сказала, что нет.

– Неужели опять этот чертов бюрократ из министерства промышленности и торговли? Что ему понадобилось на этот раз?

– Нет, не он. Тут другое… личное.

– Что значит «личное»? – Как будто он никогда не слышал такого слова.

– Это имеет отношение… к нам. К тебе и ко мне.

– К тебе и ко мне? О чем ты говоришь? Я чуть не швырнула трубку.

– Энни, говори скорее, в чем дело! – Он изнывал от нетерпения.

– Это… это… – Я сделала глубокий вдох. – Ты помнишь про ту пропавшую вещь, о которой я говорила тебе несколько недель назад? Ты сказал, чтобы я не беспокоилась и что все будет в порядке. Что во всем виноваты мои нервы. Но нервы оказались здесь ни при чем.

Я сдерживалась как могла – в конце концов, разговор был деловой.

Последовало долгое молчание.

– А теперь послушай меня, Энни, – наконец ровно сказал он. – Я больше не желаю об этом слышать. Ты поняла меня? Не желаю. Ты взрослая женщина и знаешь, что к чему. И не пытайся вести со мной игру. Ты знаешь, что нужно сделать. Займись этим делом, а я позабочусь, чтобы фирма полностью возместила тебе расходы. Так что твой карман не пострадает. Займись этим, Энни. Без промедления. Ты поняла меня?

О да. Даже слишком хорошо.

Я позвонила единственному человеку, на которого могла положиться.

– Фиона, я попала в беду.

Именно Фиона дала мне телефон клиники. Именно Фиона взяла отгул, чтобы проводить меня. Именно Фиона держала мою руку, когда я дрожала так, что не могла заполнить графу анкеты. И именно Фиона хранила мою тайну, не сказав о ней ни одной живой душе.