Текст книги "Тайна замка Роборэй. Виктóр из спецбригады"

Шкаф, где сидела Доротея, был полуоткрыт, и Доротея видела все. Угрозы Эстрейхера ее не испугали: Эстрейхеру невыгодно убить старуху. Он сосчитал до двадцати. Старушка молчала. Эстрейхер бросил щипцы и в ярости схватил ее за руку. От испуга и боли Жюльетта громко вскрикнула.

– Ага, ты начинаешь понимать. Где медаль? Говори!

Жюльетта молчала. Эстрейхер снова дернул ее за руку. Старуха упала на колени и, путаясь, стала умолять о пощаде.

– Говори где медаль! Я тебя заставлю! Ты у меня заговоришь.

Жюльетта что-то пробормотала.

– Что? Что такое? Говори толком, или я тебя дерну…

– Нет… Бога ради… Я скажу. Она в усадьбе, в реке…

– В реке? Что ты врешь! Медаль в реке! Ты со мной не шути.

Он швырнул ее на пол, повалил навзничь и прижал коленом. Доротея задыхалась от негодования, но выдать себя было безумием.

– Хочешь, чтоб я выкрутил тебе руки? Хочешь? – хрипел негодяй. – А! Тебе это нравится.

Доротея не видела, что он сделал, но старушка испустила дикий вопль и закричала:

– Там… Стенной шкаф. Надо… камень…

Она не договорила. Губы ее еще двигались, но искаженное ужасом лицо стало разглаживаться, выражение ужаса сменилось спокойной улыбкой – и вдруг Жюльетта тихо и радостно захихикала. Она не чувствовала ни боли, ни страха: в глазах ее загорелся тот же огонек безумия, что и в глазах старого барона.

– Не везет, – сострил товарищ Эстрейхера. – Номер второй. Этак ты скоро укомплектуешь все сумасшедшие дома республики.

Эстрейхер яростно швырнул старуху. Она отлетела в угол и упала за кресло возле шкафа, где сидела Доротея.

– Ты говоришь, не везет. Нет, кажется, везет… Старуха все-таки сказала, пока у ней не лопнули мозги. В шкафу… Но в котором? В обоих каменный пол.

Он показал на шкаф, где сидела Доротея, и на другой, по ту сторону камина.

– Я покопаюсь здесь, а ты там. Впрочем, нет, посвети мне.

Они отошли к камину, открыли шкаф и стали внимательно осматривать желобки между камнями, пробуя их поднимать.

Доротея понимала, что медлить нельзя. Когда они раскроют шкаф – будет поздно. Старуха лежала под самым шкафом и тихонько хихикала, но смех ее понемногу затихал. Спинка кресла закрывала ее от камина. Доротея осторожно высунула руку, сняла со старухи чепчик, потом стянула очки, косынку, фартук и все это надела на себя. Жюльетта Азир лежала в забытьи. Доротея тихонько вышла из шкафа и захихикала, ловко подражая старухе. Бандиты работали в шкафу, не обращая на нее внимания. Доротея сгорбилась и, хихикая, вышла старческой походкой из угла.

– Что ей надо? – спросил Эстрейхер, не оборачиваясь. – Она, кажется, хочет удрать?

– Куда? Ключ у тебя в кармане.

– А в окошко?

– Высоко. И чего ей бежать? Куда?

Доротея подошла к окну. Оно действительно было высоко. Подоконник был вровень с ее плечом. К счастью, ставни были открыты. Радостно хихикая сумасшедшим смешком, Доротея тихонько повернула задвижку и стала соображать. Если сначала открыть окно – ворвется свежий ночной воздух и шелест листьев, и бандиты сразу встрепенутся. Доротея рассчитала все движения, быстро вскочила на подоконник и, распахнув его, прыгнула в сад.

Эстрейхер яростно вскрикнул. Но он не сразу сообразил, в чем дело. А Доротея уже мчалась по саду, обогнула дом, слетела с откоса, перепрыгнула колючую изгородь, сильно исцарапав руки, и нырнула в поле, в хлеба.

В саду Жюльетты Азир раздались выстрелы. Это стрелял Эстрейхер по какому-то мелькнувшему в кустах силуэту.

Глава 8
По проволочному канату

Мальчики и Рауль Дювернуа весь вечер ломали голову, куда девалась Доротея.

Возвратилась она поздно ночью, рассказала о своем приключении и прибавила:

– Помните, что наступает решительная минута, и через неделю здесь будет разыграно последнее действие.

Время шло. Рауль привыкал к Доротее, не так стеснялся и меньше скрывал свои чувства. Доротее было с ним хорошо, и она с радостью принимала его поклонение. Кантэн и малыши почуяли недоброе. Настроение было испорчено, но они молчали, и только капитан заговорил с ней прямо:

– Знаешь, Доротея… Этот Рауль еще хуже бородатого. Ты только послушай серьезно.

– Что же нам делать?

– Запрячь Ворону и удрать.

– А как же с кладом?

– Сама ты клад. Не надо нам никаких кладов, а то ты нас разлюбишь.

– Не беспокойся, милый капитан. Я вас люблю больше всего на свете и никогда не разлюблю.

Но дети не успокоились и исподлобья косились на Рауля. В воздухе пахло грозой. Пугало их и то, что в лесу, в кустарниках, то и дело мелькали какие-то подозрительные фигуры. Дети нервничали, плохо спали и ежеминутно ждали новых несчастий.

Тридцатого июня Доротея попросила Рауля отпустить прислугу на храмовой праздник в Клиссон и приказать трем надежным лакеям, умеющим хорошо стрелять, потихоньку вернуться обратно и собраться ровно в четыре часа в трактире Массон, в пяти километрах от Мануар-О-Бютта.

В этот день Доротея была настроена празднично. С утра она пела английские песенки и плясала на дворе веселый джиг, потом поехала с Раулем покататься на лодке и так вертелась, что лодка чуть-чуть не перевернулась, потом немного успокоилась и, сняв браслеты, стала ими жонглировать. Вдруг один из браслетов упал в реку. Место было неглубокое. Доротея засучила рукава, собираясь пошарить на дне, и так замерла, рассматривая что-то под водой.

– Что это вы там разглядываете? – спросил удивленный Рауль.

– Река обмелела от засухи, и на дне виден каждый камень. Посмотрите: эти камни лежат не как-нибудь, а в каком-то странном порядке.

Рауль наклонился к воде.

– Ваша правда. И камни обтесаны. Можно подумать, что это – буквы. Посмотрите: это наш заветный девиз: «In robore Fortuna». Я был в мэрии и рассматривал старую карту. На этом месте был раньше парк и лужайка. Один из наших предков велел выложить на лужайке его девиз. Ну а потом река изменила течение и затопила лужайку.

Доротея снова наклонилась к воде и стала рассматривать надпись.

– Знаете что, – сказала она наконец, – тут есть еще какие-то слова и цифры, но я не могу их прочесть. Посмотрите.

– Вижу, но плохо.

– Это понятно. На них надо посмотреть сверху.

– Давайте поднимемся на гору.

– Ничего не получится. Мы будем смотреть сбоку, и буквы расплывутся в воде.

– Остается достать аэроплан, – пошутил Рауль.

– Нет, есть еще один способ. И я его непременно испробую.

Рауль и Доротея позавтракали в одиночку. Рауль был занят хозяйством, потом проводил шарабан с прислугой и пошел к реке. Тут он застал всю группу Доротеи за работой. Поперек реки был протянут канат, привинченный на одном берегу к стене сарая, а на другом – к кольцу, вмурованному в расселину гранитной скалы.

– Вы кажется собрались устроить представление?

– Конечно, – отозвалась Доротея. – Раз нельзя достать аэроплан, я решила пройти по канату.

Рауль не на шутку встревожился:

– Как вы решились… Но ведь это – безумие. Вы непременно сорветесь.

– Я плаваю как рыба.

– Нет, нет, я этого не допущу.

Доротея весело усмехнулась:

– Это по какому праву?

Рауль смутился. Трудно ответить на подобный вопрос.

– Дело не в праве. Примите хотя бы меры предосторожности, достаньте балансировочный шест.

– Шест? А еще что? Спасательный круг, сетку, водолазный костюм или парашют?

Доротея подставила лестницу, влезла на крышу сарая и стала с улыбкой раскланиваться, точно в цирке перед своим выходом. Да и костюм на ней был цирковой: коротенькая юбка выше колен, расшитая красными и белыми ленточками, в волосах цветы и ослепительно-алая шаль, красиво обхватывающая ее фигуру.

Рауль не находил себе места. Он метался взад и вперед и заражал волнением мальчуганов. Наконец капитан не выдержал:

– Хочешь помочь Доротее?

– Конечно.

– Лучше уходи отсюда.

Рауль покорно исчез. Доротея попробовала, хорошо ли натянут канат, сделала реверанс, как перед публикой, и плавно двинулась вперед, то поднимая, то опуская руки, точно раскрытые крылья. Дойдя до середины реки, она остановилась. Настала самая серьезная минута. Она должна была отвести глаза от неподвижной точки, помогавшей ей сохранять равновесие, и сквозь сверкающую на солнце воду прочесть выложенные на дне слова. Это было очень трудно и опасно. Она несколько раз начинала читать и каждый раз выпрямлялась, чувствуя, что теряет равновесие. Мальчики следили за ней с замирающим сердцем. Наконец она радостно улыбнулась, послала им воздушный поцелуй и двинулась дальше.

В полуверсте от каната был мост, по которому Рауль успел перебраться на противоположный берег. Он подбежал к Доротее в ту минуту, когда она спрыгнула на землю. Рауль был бледен как полотно, и его волнение тронуло девушку.

– Ну что? – спросил он со вздохом облегчения.

– Все идет прекрасно. Над девизом написано: «12 июля 1921 года». Это день, о котором пророчествуют предания.

С этими словами Доротея подозвала Кантэна и что-то приказала ему вполголоса. Кантэн исчез и скоро вернулся, переодевшись в трико акробата. На лодке добрались они до середины реки, Кантэн нырнул и бросил в лодку что-то тяжелое. Доротея быстро подхватила этот предмет и, выходя на берег, отдала Раулю. Это был заржавленный, выпуклый диск не больше чайного блюдечка, похожий на старинные часы. Он был спаян из двух кружков, плохо пригнанных друг к другу, и на одной стороне его было грубо выгравировано слово «Fortuna».

– Жюльетта Азир сказала правду, – объяснила ему Доротея. – Получив ваше письмо с предупреждением об опасности, ваш дедушка бросил футляр с медалью в реку. Лучшего тайника и не придумать. Никто не мог о нем догадаться, но каждый мальчишка мог ее достать, когда придет время.

Радостная и довольная, стала она жонглировать диском и браслетами. Но тут вмешался Монфокон. Важно, как взрослый, напомнил он, что сегодня праздник в Клиссоне и что не мешало бы съездить туда отпраздновать находку. Выдумка Монфокона пришлась всем по душе. Кантэн побежал переодеться, а Рауль – в гараж за автомобилем. Мальчики весело забрались в машину, но Доротея осталась одна на террасе.

– Разве вы остаетесь? – разочарованно спросил Рауль.

Он смутно чувствовал, что дело вышло не случайно: события развивались так стройно и логично, точно их кто-то подстроил. Не понимая планов Доротеи, он, однако, догадывался, что она подготавливает арест Эстрейхера, и боялся оставить ее одну, без помощи и защиты.

– Не расспрашивайте, – остановила его Доротея. – Нас, может быть, подслушивают. Не спорьте, сядьте ближе и слушайте.

И, играя медным диском, рассказала ему вполголоса часть своих планов.

– Недавно я послала прокурору заявление о том, что известный преступник Эстрейхер скрывается в окрестностях вашей усадьбы. Я просила прислать двух агентов, которые должны явиться сегодня в четыре часа в трактир Массон. Сейчас без четверти четыре. Садитесь и поезжайте в Массон.

– А дальше?

– Возьмите агентов и трех слуг, которым вы приказали быть в трактире, и как можно скорее возвращайтесь домой, но – боже сохрани! – не по шоссе, а лесом, по тропинкам. Кантэн покажет вам дорогу, он знает, в чем дело. За стеной парка спрятаны лестницы, чтобы вскарабкаться на стены. Таким образом, вы захватите Эстрейхера и всю его шайку. Они едва ли станут сопротивляться, потому что у вас будут ружья, а у них – револьверы.

– Неужто Эстрейхер рискнет выйти из каменоломен? Может быть, он уже переменил убежище?

– О нет. Медаль у нас в руках. Он заметит, что вы уехали и постарается воспользоваться случаем. Тем более что до срока остается немного времени.

Доротея знала, что на нее готовится нападение, и, готовясь пережить такие жуткие минуты, была совершенно спокойна. У нее хватило даже силы воли показать на старого барона, беспокойно бродившего по двору вместе с верным Голиафом.

– Посмотрите: разве вы не заметили, как нервничает барон. Несмотря на свою болезнь, он смутно чувствует приближение решительного момента.

Рауль топтался на месте, не зная, на что решиться. Он боялся оставить Доротею наедине с Эстрейхером.

– Вы хорошо подготовили встречу, – сказал он наконец. – Полиция и прислуга предупреждены, но как вы могли угадать, что медаль найдется ровно за час до свидания в трактире. Мне кажется, что…

– Не спорьте, друг мой. Знайте, что я никогда не действую на авось. Поезжайте скорее и возвращайтесь к сроку. Иначе дело кончится очень плохо. И помните, что Эстрейхер явится сюда не только за медалью: у него есть другая, не менее лакомая приманка, на которую он давно точит зубы.

– Какая?

– Это я.

Довод подействовал. Рауль молча сел в автомобиль и уехал. Доротея осталась одна.

По ее расчетам, ей предстояло пробыть одной не более четверти часа. Она сидела спиной ко двору, вертя в руках диск, как бы стараясь найти секрет его механизма, а на самом деле настороженно прислушиваясь. Она старалась не пропустить ни шороха, ни звука и вместе с тем тревожно раздумывала, правилен ли ее расчет. То ей казалось, что она действует правильно и наверняка, то снова охватывали сомнения. Да, Эстрейхер должен прийти, – медаль слишком лакомая приманка.

«Нет, – укоряла она себя через мгновение. – Моя хитрость шита белыми нитками, и он никогда не попадется на удочку. Находка медали, отъезд Рауля и детей – все это слишком неправдоподобно. Сижу одна, никуда не прячу драгоценность. Эстрейхер – старая лисица, его таким путем не проведешь».

И снова мысль меняла направление:

«Нет, он придет, сейчас придет. Он уже вышел из берлоги. Конечно, он почует опасность, но не теперь. Он попался на удочку и как загипнотизированный уже не может рассуждать. Его ослепило богатство. Приманка слишком вкусно пахнет… А если он не поддастся на медаль, мы выдвинем другую приманку. Добыча сама идет ему в руки. И эта добыча – я».

Вдруг послышались чьи-то осторожные шаги. Доротея вздрогнула, насторожилась: кто-то шел по мосту. Она оглянулась. Приближался Эстрейхер. В то же мгновение справа и слева тихо зашуршали кусты. Значит, Эстрейхер не один, и она окружена.

На часах Доротеи было без пяти четыре.

Глава 9
Лицом к лицу

«Если они на меня набросятся и если Эстрейхер решил меня похитить, я погибла. Они успеют втащить меня в подземелья, пока придет помощь».

Дрожь ужаса пробежала по ее спине. Ну, конечно, он так и поступит, захватит и медаль и ее. И клад достанется бандитам. Доротея поняла, что ошиблась: у нее все рассчитано по минутам, но совершенно не учтены случайности. Она вскочила с места, бросилась в ванную и засунула медаль в кучу грязного белья. Пусть немного поищут: все-таки на это уйдет минут пять. Возвращаясь на террасу, она столкнулась с Эстрейхером. Он был в темных очках и кепке; в густой бороде его змеилась насмешливая улыбка.

В эту жуткую минуту, стоя лицом к лицу с убийцей отца, Доротея впервые пожалела, что у нее нет револьвера. Она бы, не задумываясь, уложила его на месте.

Не дав ей двинуться, Эстрейхер схватил ее за руку и так тряхнул, что у нее хрустнули кости.

– Говори, где медаль?

Боль была настолько нестерпимой, что Доротея не стала спорить. Молча провела она его в ванную, молча указала на белье. Не выпуская ее руки, Эстрейхер нагнулся и стал шарить в куче. Скоро он нащупал и вытащил диск, с довольной улыбкой взвесил его на руке и сказал:

– Это называется победа. Вот она, награда за двадцать лет борьбы. И ты в придачу. Великолепная премия, что и говорить!

Ощупав ее с ног до головы и убедившись, что у нее нет оружия, Эстрейхер взвалил ее на плечо и двинулся к выходу.

– Подозрительно, – процедил он сквозь зубы, – и мало на тебя похоже. Сдалась на милость победителя. Такой покорности я, признаться, не ожидал. Видно, ты снова что-то подстраиваешь. Надо быть начеку.

Выйдя на воздух, Эстрейхер подозвал товарищей, стороживших парадный ход. Одного из них Доротея узнала: он был у Жюльетты Азир.

– Следите за дорогой, – приказал Эстрейхер, – иначе вас захватят, как баранов. Когда я свистну, бегите к холмам.

От Эстрейхера воняло сыростью и затхлой плесенью подземелья. Доротею затошнило, и она не знала, что было ей противнее – этот запах или то, что Эстрейхер обнял ее за шею.

Он нес ее по мосту. В ста метрах был вход в пещеру. Эстрейхер вытащил свисток и уже подносил его к губам, как вдруг Доротея заметила торчащий из его кармана диск. Она наклонилась, выхватила его и что было сил швырнула в речку. К несчастью, диск упал возле берега, на неглубокое место.

– Стерва! Дрянь! – рассвирепел Эстрейхер, швыряя Доротею на землю. – Лежи и не пикни, иначе расшибу башку.

Не спуская с нее глаз и грязно ругаясь, он спрыгнул с моста и зашлепал по илистому дну.

Доротея понимала, что бежать бесполезно. Она зорко вглядывалась в то место стены, где должны были показаться полицейские. Было пять минут пятого, а помощь не приходила. Но Доротея не теряла надежды. Она надеялась, что Эстрейхер сделает какой-нибудь промах, которым можно воспользоваться. Эстрейхер угадал ее мысли:

– Понимаем: думаешь выгадать время и улизнуть. Ну, нет – дудки. Не такому дураку, как Рауль, со мной тягаться. Не жди своего голубчика: крышка твоему Раулю. Я уже распорядился: дубиной по голове – и каюк.

Он пошарил рукой в иле и вытащил диск.

– Вот, моя дорогая. Счастье окончательно изменило тебе. А мне везет. Твоя карта бита. Ну – едем дальше, кузиночка.

А Рауля все не было. Когда Эстрейхер подошел к Доротее, она встрепенулась и с отвращением откинулась назад. Эстрейхер злорадно усмехнулся и молча взвалил ее на плечи. В его жестах и интонациях было мало злобы, зато все сильней проступала похотливая чувственность.

– Прощайся со своим Раулем, Доротея, – шептал Эстрейхер, задыхаясь. – Кричи ему: «Прощай, Рауль».

Он прошел мост, поднялся в гору и нырнул в кустарники. Все кончено: она проиграла. Если придут полицейские, они все равно никого не найдут. В кустарнике легко скрываться, а через мгновение они опустятся под своды каменоломен.

– Какое наслаждение, – шептал ей Эстрейхер, и в его голосе звучало издевательство и ласка, – держать тебя на руках, чувствовать, как дрожит твое тело, и знать, что сейчас случится неизбежное. Но что с тобой? Ты плачешь? Оставь эти глупости! Нечего плакать. Рано или поздно ты сомлела бы от ласк на груди Рауля. Может быть, я нравлюсь тебе меньше, чем он, или его ласки кажутся тебе вкуснее? Не стоит огорчаться. Все это пустяки. Ну перестань реветь, слышишь! Да перестань же, – повторил он, обозлившись. – Чего хнычешь?

Он злобно повернул ее лицом к себе и остолбенел: Доротея не плакала, хохотала.

– Чего ты! Чего смеешься?

Смех Доротеи показался ему угрозой. Значит, она на что-то надеется. Значит, он – в ловушке. Он бросил ее на землю, насильно усадил под деревом. Доротея продолжала смеяться.

– А, ты смеешься! Ну, хорошо же.

И он хватил ее кулаком по голове. Острый камень его перстня разорвал ей кожу на лбу. Брызнула кровь. А Доротея продолжала смеяться.

– Перестань, не то я расшибу тебе морду, – рычал Эстрейхер, зажимая ей рот. – Чего ржешь, когда надо плакать?

– Я смеюсь из-за тарелок, – едва пролепетала Доротея.

– Каких тарелок?

– Из которых сделан футляр для медали.

– Вот этих?

– Ну да: это мои чугунные тарелки, которыми я жонглирую в цирке.

– Не морочь мне голову.

– Я не морочу. Мы с Кантэном вырезали на них слово таинственной надписи, запаяли и бросили ночью в реку.

Эстрейхер был сбит с толку.

– Ты с ума сошла! Зачем?

– Когда вы пытали старуху Азир, она болтала что-то про реку. Я и устроила приманку. Я хотела, чтобы вы вылезли из подземелья.

– Разве ты знала, что я здесь?

– Ну да. И знала, что вы смотрели, как Кантэн нырял за этой штукой. Зная, что Рауль уехал и я осталась одна, вы должны были прийти. Так и вышло.

– Значит, медали здесь нет?

– Конечно. Диск внутри пустой.

– А Рауль? Ты ждешь Рауля?

– Да.

– Одного?

– Нет, с полицией.

Эстрейхер побледнел, сжал кулаки.

– Значит, ты меня выдала?

– С головой.

Эстрейхер не сомневался. Диск был в его руках, можно было отковырять припайку. Но зачем, раз диск пустой. Он понял комедию, разыгранную утром Доротеей, вспомнил, как лежа в кустах и наблюдая ее путешествие по канату, он не раз удивлялся необычайному стечению обстоятельств. История казалась очень странной, и, несмотря на это, он попался на удочку и сам полез в раскинутые сети. Хитрая девчонка все тоньше и тоньше раскидывает свою паутину. Эстрейхер чувствовал, что надо забрать Доротею и поскорее убираться, но любопытство мучило его.

– Хорошо. Допустим, что здесь нет медали. Но где она? Ты знаешь, где медаль?

– Конечно.

Доротея ответила наобум, лишь бы выиграть лишнюю минуту. С ужасом в душе поглядывала она на каменную ограду усадьбы.

– А… Знаешь… Раз знаешь, говори скорей. Не то…

И он выразительно поиграл револьвером.

– Как с Жюльеттой Азир? Вы будете считать до двадцати. Не стоит трудиться. Не запугаете.

– Клянусь.

– Лжете!

Нет, сражение еще не проиграно. Из рассеченного лба текла кровь, силы приходили к концу. А она цеплялась за каждую былинку, лишь бы оттянуть финал. Конечно, Эстрейхер мог ее убить. Но он растерялся, и моральный перевес был на стороне Доротеи. У Эстрейхера не хватало силы воли уйти, не захватив медали. Если он будет долго раздумывать, Рауль успеет прийти на помощь.

Доротея молча лежала и смотрела на усадьбу. Дом был виден, как на ладони. Вот из дому вышел старый барон. Он был в пиджаке, а не в своей обычной блузе. Ярко выделялся крахмальный воротничок. На голове его была фетровая шляпа, а в руках небольшой чемодан. Все это показывало, что сознание его прояснилось и что он поступал совершенно сознательно. Мелкая, как будто пустая деталь, заинтересовала Доротею. С бароном не было Голиафа. Старик сердито топнул ногой и свистнул собаку. Голиаф подбежал к хозяину, барон схватил его ошейник, ощупал его и, взяв собаку на цепочку, пошел к воротам.

Товарищи Эстрейхера остановили его. Он хотел прорваться, они толкнули его обратно. Тогда он бросил чемодан и пошел в сад, держа собаку на цепочке.

И Доротея и Эстрейхер поняли все. Старик собрался ехать за сокровищем. Несмотря на сумасшествие, он вспомнил о нем как загипнотизированный, как автомат, заведенный сто лет назад. А вспомнив, надел шляпу и городской костюм, собираясь ехать в условленное место.

– Обыщите его! – крикнул Эстрейхер.

Барона обыскали, но ничего не нашли. Эстрейхер задумался. Он нерешительно шагал взад и вперед и вдруг обернулся к Доротее:

– Давай поговорим начистоту: Рауль тебя любит. Если бы ты его любила, я давно бы положил этому конец, но ты его не любишь. Я это твердо знаю. Ты с ним дружна, симпатизируешь ему, но есть другое. Ты по горло напичкана всякими предрассудками и боишься замараться в этом деле. А между тем ты многого не знаешь. Я открою тебе глаза. Слушай и отвечай правду: я украл медаль у твоего отца – ты это знаешь. Да, я не стану отпираться. Но как ты думаешь, зачем я гонюсь за медалью барона. Как ты это себе объясняешь?

– Я думаю, что у вас отняли добычу.

– Верно. И знаешь – кто?

– Нет.

– Отец Рауля, Жорж Дювернуа.

– Лжете!

– Нет, не лгу. Ты помнишь письмо отца, которое читал Шаньи. д’Аргонь писал, что слышал разговор двух человек и потом в окно просунулась рука, схватившая медаль. Так вот заметь: в деле участвовали двое. Один из них был я, а другой – отец Рауля. И этот мошенник обокрал меня в ту же ночь.

– Лжете! – убежденно повторила Доротея. – Не верю. Отец Рауля – не вор. О нет.

– Не только вор, моя милая, потому что наша экспедиция была не за одной медалью. Тот, кто украл медаль у князя д’Аргонь и подлил ему яду в лекарство – не лжет, но категорически утверждает, что дело выдумал его товарищ и даже раздобыл флакончик яда.

Доротея выпрямилась и крикнула ему в лицо:

– Лжете! Лжете! Вы один – преступник и убийца!

– Не веришь – вот прочти. Это письмо Жоржа Дювернуа к отцу, я нашел его недавно в бумагах барона. «Наконец мне удалось заполучить медаль, без которой нельзя двинуть дело. Я пришлю ее при первой возможности». Обрати внимание на дату, – продолжал Эстрейхер, – оно написано через неделю после смерти д’Аргоня. Теперь поверила? Так вот, не думаешь ли ты, что нам следует обойтись без этой мокрой курицы Рауля?

Слова Эстрейхера сломили Доротею. Но она взяла себя в руки и сухо спросила:

– Что вы хотите сказать?

– Твоя медаль у барона. Рауль не имеет на нее никаких прав. Я покупаю ее у тебя.

– Ваша цена?

– Если хочешь, половина добычи.

Доротея сообразила, что оттяжка ей выгодна. Надо воспользоваться случаем и выиграть несколько лишних минут. В крайности, можно рискнуть и медалью.

– Объединиться с вами? Ни за что. Поделиться или войти в компанию? Нет, тысячу раз нет. Но столковаться на несколько минут – это другое дело. На это я, пожалуй, согласна.

– Назначь условия. Пользуйся случаем, что я даю тебе возможность их назначить.

– Ясно. У вас две цели: медаль и я. Что вам дороже? Выбирайте.

– Медаль.

– Освободите меня – и я вам дам медаль.

– Дай мне честное слово, что ты знаешь, где она.

– Честное слово.

– Давно ты это узнала?

– Нет, пять минут назад я не подозревала правды. А теперь знаю. Пустяк открыл мне глаза.

Эстрейхер верил Доротее. Она прямо смотрела ему в глаза.

– Где же?

– Нет, сначала дайте мне честное слово, что освободите меня, только тогда получите медаль. Конечно, мое честное слово и ваше – монета неодинаковая. Но все-таки…

– Даю честное слово. Говори скорее.

Борьба дошла до высшей точки. Каждый угадывал ходы противника. Доротея знала, что Рауль может появиться с минуты на минуту, а Эстрейхер видел, что она ждет помощи, и думал, что шансы равны, так как его шайка сторожит дорогу и вовремя предупредит его. Доротея надеялась, что Рауль исполнит ее приказание и вернется лесом, бросив в трактире автомобиль. Стараясь затянуть беседу, она стала спокойно объяснять:

– Я никогда не сомневалась в том, что старый барон держит медаль при себе.

– Я обыскал его. Медали нет. Дальше.

– Я и не говорю, что медаль у него в кармане или зашита в костюм. Я только говорю, что он хранит ее под руками.

– То есть?

– Она в таком месте, что ему стоит только протянуть руку, чтобы взять ее.

– Ошибаешься. Мы только что видели это.

– Сейчас! Сами вы ошибаетесь, потому что вы ничего не заметили.

– Сейчас?

– Да. В здравом уме и твердой памяти он назначил день своего отъезда. Теперь инстинкт велит ему выполнить приказание погасшего рассудка.

– Он собирался ехать без медали.

– Нет, с медалью.

– В чемодане ничего не нашли.

– С ним был не только чемодан.

– А что же, черт возьми?

– Голиаф.

Эстрейхер был поражен, а Доротея спокойно продолжала объяснение.

– С Голиафом он никогда не расстается. Он всегда у него под рукой. И он звал с собой Голиафа. Посмотрите на старика: его рука лежит на ошейнике. Слышите – на ошейнике.

На этот раз Эстрейхер не сомневался. Слова Доротеи строго вязались с фактами. Доротея невольно прояснила то, что для него было неясно и полно противоречий. Эстрейхер решил хладнокровно обдумать положение. Надо действовать и как можно скорее. Надо подойти к дому, к Голиафу, а вместе с тем не дать Доротее бежать.

Эстрейхер быстро связал ее по рукам и по ногам и заткнул ей рот носовым платком.

– Если это враки – тем хуже для тебя, – сказал он, вставая. – Ты мне отплатишь за ошибку. – И, помолчав, прибавил: – А если и не соврала, то не много выиграла. Я не из тех, кто выпускает добычу. – Потом крикнул: – Эй, вы там! Дорога свободна?

– Свободна.

– Смотрите в оба. Сейчас мы уйдем. По свистку – бегите в подземелье. Девчонку я сам захвачу.

Доротея дрожала, но не за себя, а за свои расчеты. Она была уверена, что медаль в ошейнике, но боялась, что даром рискнула: Эстрейхер успеет ее захватить, а Рауль опоздает. И если в течение трех минут не раздадутся выстрелы, она окажется во власти Эстрейхера, его вещью, собственностью. Эта мысль леденила ее: скорее смерть, чем его похотливые ласки. Значит, дело идет о ее жизни.

Эстрейхер быстро сбежал с горы, пересек мост и бросился к террасе, где сидел старый барон. Голиаф дремал у ног хозяина, положив морду ему на колени. Эстрейхер совсем забыл о существовании больного, а барон точно очнулся и вдруг схватил его за руки. Завязалась борьба. Голиаф рычал и увертывался от бандита.

Доротея с ужасом и надеждой следила за борьбой. Старик сначала отчаянно сопротивлялся, потом устал, ослабел и впал в жуткое безучастие ко всему окружающему. И настроение хозяина передалось собаке. Голиаф лег у его ног и позволил Эстрейхеру приблизиться. Эстрейхер лихорадочно схватился за ошейник и теребил его, не зная, как его отстегнуть. В эту минуту раздался громкий голос:

– Руки вверх!

Доротея облегченно вздохнула. Спасена… План ее выполнен с опозданием на полчаса. На стене парка показался Кантэн, за ним еще двое. Эстрейхер испуганно выпрямился. Два новых голоса пронзительно вскрикнули:

– Руки вверх!

Еще два ружья блеснули сквозь зелень, держа Эстрейхера на мушке. Он колебался, испуганно оглядываясь и соображая, куда бежать. Но когда раздались выстрелы и пуля прожужжала у него над ухом – он поднял руки. Его товарищи, пользуясь тем, что на них не обращают внимания, промчались по мосту и метнулись к уединенному холму, изрезанному оврагами.

Тут распахнулись ворота и вбежал Рауль с полицейскими.

Как затравленный волк, стоял Эстрейхер с поднятыми руками. Он не пробовал сопротивляться, но неудачный маневр Рауля развязал ему руки. Агенты подошли к нему, стараясь его окружить и заслонили от стрелков на стене. Эстрейхер выхватил револьвер и стал стрелять. Три пули пролетели мимо, четвертая попала в Рауля. Он упал, раненный в ногу.

Но это не спасло бандита. Полицейские схватили его, обезоружили и защелкнули руки в наручники. Эстрейхер искал глазами Доротею. Лицо его было искажено нечеловеческой злобой.