Текст книги "Двойной агент Сторм в Аль-Каиде и ЦРУ"

Я тоже видел запись казни Берга, но до недавних пор не подозревал, что справа от Берга, развязывая тому руки, пока Заркави готовил смертельный удар, стоял Мустафа Дарвич Рамадан, с которым мы разговаривали в датской тюрьме в 1997 году. После освобождения[48]48
  «После освобождения…» см.: Edward F. Mickolus, The Terrorist List. Volume 1: A-K, ABC–CLIO, 2009, p. 524.


[Закрыть] Рамадан вляпался в еще большие неприятности и сбежал сначала в Ливан, а затем в Ирак, где сменил имя на Абу Мохаммед Лубнани – и вступил в исламистскую террористическую группировку «Ансар аль-Ислам».

Лубнани и его 16-летний сын погибли в Фаллудже[49]49
  «погибли в Фаллудже»: см. US Central Command statement, 8 October 2004; Hans Davidsen-Nielsen and Kjeld Hybel, «Danmark i Krig: Krigens beskidte ansigt», Politiken (Denmark), 3 April 2007.


[Закрыть], где сражались с американцами в рядах «Аль-Каиды». Жестокость иракского видео меня не возмутила, а показалась справедливым возмездием за вторжение в мусульманские земли. Врага надо испугать. Аллах сказал Мухаммеду, предпочитавшему не брать врагов в плен, а убивать на войне. По слову Корана: «Не подобало Пророку брать пленных, пока он не пролил кровь на земле. Вы желаете мирских благ, но Аллах желает Последней жизни. Аллах Могущественный, Мудрый»[50]50
  «Не подобало Пророку брать пленных, пока он не пролил кровь на земле. Вы желаете мирских благ, но Аллах желает Последней жизни. Аллах – Могущественный, Мудрый». – Коран, 8:67.


[Закрыть].

Я, в отличие от многих последователей Омара Бакри, видел разницу между бушевавшей за тридевять земель войной и окружающей повседневной жизнью. Для молодых людей вроде оптика, посещавшего проповеди для узкого круга, враг был повсюду: в форме и в штатском, в Багдаде и в Бирмингеме. Им все представлялось предельно простым: мы – последователи Аллаха, они – неверные.

Этот подход я считал примитивным и отвергал. Наверное, в силу гуманности натуры мир не казался мне ареной борьбы добра со злом, и зло не вмещало простых людей, кормивших семьи. Вопреки всем фетвам, оправдывавшим 11 сентября, я сомневался, что гражданское население – враг. Джихад я продолжал считать оборонительной войной, орудием защиты веры. Мне просто хотелось любить и быть любимым, как мусульманами, так и немусульманами. К немусульманам – болтая с кассиршей или шофером автобуса, обсуждая футбол или помогая незнакомцу найти товар в супермаркете – я относился по-братски.

И умел отделять веру – и «Аль-Мухаджирин» – от доброжелательного общения с окружающими. Лишь с женой не преуспел. Работу водителя вильчатого погрузчика я бросил и устроился вышибалой ночного клуба. Телосложение позволяло, да и заработок повыше, чем на прежней постоянной работе. К тому же в клубах и пабах Лутона и окрестностей платили наличными, и подоходный налог не шел в казну воевавшей с мусульманами за границей Британии.

Только Карима была недовольна, часто сердилась, ее бесил мой образ жизни «мусульманина-вышибалы». Она чувствовала себя брошенной один на один с непослушными детьми. Усама превратился в шумного непоседу. Как-то во время перепалки из-за моих частых и длительных отлучек из дома на Коннахт-роуд Карима плюнула мне в лицо.

В один ненастный вечер осенью 2004 года она потребовала:

– Ты можешь уехать? Не хочу тебя здесь видеть!

Карима просила меня о «разводе по шариату» и даже подыскать ей нового мужа. Мне претило присутствие чужого мужчины в доме, где жили мои дети, но я познакомил ее с другом-турком. И тот стал ей новым мужем – по крайней мере, по исламским, а не местным законам, – однако три дня спустя они разошлись.

– Я не смог ее взять, – со вздохом сообщил он, и мы оба рассмеялись.

Бездомный и неудачник, я снова оказался на самом дне, как в той датской полицейской машине. Но тогда я сказал себе: все, никакого криминала, дисциплина, чувство собственного достоинства и обращение в доброго мусульманина. Когда все пошло наперекосяк в 2005 году, моя жизнь все больше и больше напоминала денечки в «Бандидос». В конце концов, Коран не запрещал работать вышибалой ночного клуба. Если я находил у посетителя кокаин, я предлагал отдать его либо мне, либо полиции. Вскоре кокаина было вдоволь, и я снова подсел на него после семилетней завязки. Завелась и подруга, блондинка Синди[51]51
  Синди не настоящее имя, а псевдоним.


[Закрыть], работавшая в фирме по продаже автомобилей, а все свободное время тусовавшаяся на крутых вечеринках.

Ее я впервые увидел с ее приятелем у нашего клуба. Не прошло и трех минут, как она многозначительно на меня покосилась.

– Люблю, когда меня секут, – сообщила она.

– Чем именно? – осведомился я.

Она назвала специальный кнут, наверняка известный садомазохистам, и дала номер телефона.

Жена мне Карима или нет, за внебрачный секс Коран карал сурово.

«Прелюбодейку и прелюбодея – каждого из них высеките сто раз. Пусть не овладевает вами жалость к ним ради религии Аллаха, если вы веруете в Аллаха и в Последний день. А свидетелями их наказания пусть будет группа верующих»[52]52
  «Прелюбодейку и прелюбодея – каждого из них высеките сто раз. Пусть не овладевает вами жалость к ним ради религии Аллаха, если вы веруете в Аллаха и в Последний день. А свидетелями их наказания пусть будет группа верующих». – Коран, 24:2.


[Закрыть].

Тем не менее Синди, думаю, такое наказание приглянулось бы. А я следующие месяцы разрывался – то поддавался искушению, то покаянно молился. Я отдался водовороту секса, наркотиков и скандалов, иногда цепляясь за веру.

Один из клубов, где я подрабатывал, находился в городке Лейтон-Баззард. «Шэйдз» был убогим местом: как шрам на некогда милой улочке провинциального городка. Я там насмотрелся на драки и подзаработал денег. Тони, старший швейцар, был приветливым парнем. Ему было чуть за 40, он был неглуп, во всяком случае, умнее среднего вышибалы. Любил поразмышлять и в отличие от идиотов, которых нам приходилось выставлять из «Шэйдз» по ночам, был любознателен. Судьба впервые свела его с обращенным, и его заинтересовало, почему я выбрал ислам.

Холодным февральским вечером 2005 года Тони встретил меня в старенькой «Хонда Аккорд» на вокзале Лейтон-Баззарда. Обычно мы говорили о боксе, работе или о погоде. Но в тот вечер нам приходилось часто останавливаться на светофорах, и он спросил меня прямо:

– Почему Аллах хочет, чтобы одни убивали других? Мурад, а ты не думаешь, что Аллаху больше понравилось, если бы ты, к примеру, учил детей читать?

Я запнулся, не в силах выдать заранее заготовленные в защиту своей религии от презрительных высказываний неверного ответы о необходимости джихада. Прямота вопроса Тони поставила меня в тупик. Обратившись в ислам, я научился ненавидеть врага – подлинного или мнимого – шиитов, «Братьев-мусульман», расистов в Лутоне, потом американское правительство. Понимал, кого и за что ненавидел. И образ врага давал выход гневу. Но одновременно скрывал истинные причины ненависти и агрессивности. Гнев и разочарование переполняли меня с детства: возненавидеть куда легче, чем помириться.

Каверзные вопросы я считал кознями дьявола, вводящего в искушение, дабы подорвать веру. Как только я стал мусульманином, имамы и ученые постоянно напоминали, что сатана всегда готов посеять сомнение. В Коране написано: «Сатана сказал: «Господи! За то, что Ты ввел меня в заблуждение, я приукрашу для них земное и непременно совращу их всех, кроме Твоих избранных (или искренних) рабов».

Гедонистическая жизнь с Синди показалась мне падением – я словно катился по наклонной плоскости к смрадным дням в Корсёре. Надо было бежать, прежде чем зыбучие пески не поглотили меня с головой. И лишь оставленная жена могла – пусть на время – меня спасти.

– Захотел вернуться? – прямо спросила Карима, когда я позвонил. Это было в начале весны 2005 года. Голос звучал устало, но ровно. Мне показалось, ее тяготит не столько наш разрыв, сколько одиночество. Но я все равно был страшно рад снова увидеть детей. И мне не надо ни Синди, ни бесцельного существования.

Раскаяние – огромная сила, и оно помогло мне распрощаться с этим затянувшимся на месяцы недоразумением. Я шагал по окраинам Лутона и повторял про себя слова Аллаха:

«Тем же, которые, совершив мерзкий поступок или несправедливо поступив против самих себя, помянули Аллаха и попросили прощения за свои грехи, – ведь кто прощает грехи, кроме Аллаха?»[53]53
  «Тем же, которые, совершив мерзкий поступок или несправедливо поступив против самих себя, помянули Аллаха и попросили прощения за свои грехи, – ведь кто прощает грехи, кроме Аллаха?» – Коран, 3:135.


[Закрыть]

Глава восьмая
Ми5 является в Лутон
2005 год

30 апреля 2005 года «Ньюсуик» опубликовал взрывной материал. Американские военнослужащие в тюрьме в Гуантанамо оскверняли Коран и издевались над заключенными.

Еженедельник писал, что «следователи, стремясь сломить подозреваемых, спускали Коран в туалет и водили заключенных в ошейнике и на поводке. Офицер по связям с общественностью подтверждает, что 10 следователей Гуантанамо уже привлекли к ответственности за издевательства над заключенными, среди них женщину, обнажавшую грудь, хватавшую заключенного за волосы и садившуюся ему на колени»[54]54
  Еженедельник писал, «…садившуюся ему на колени»: Текст оригинальной статьи и сокращенной версии, см. John Barry, «Gitmo: Southcom Showdown», News-week.com, 8 May 2005.


[Закрыть].

Часть материала «Ньюсуик» опроверг, но по всему мусульманскому миру уже прокатилась волна возмущения. В Афганистане прошли беспорядки, приведшие к человеческим жертвам, а в Пакистане оппозиционер Имран Хан воспользовался историей[55]55
  воспользовался историей: См., например, Hendrik Hertzberg, «Big News Week», New Yorker, 30 May 2005.


[Закрыть] для подрыва позиций президента страны, генерала Первеза Мушаррафа. Джихадисты, в том числе наша группа в Лутоне, жаждали мести.

В середине мая Омар Бакри помог организовать протест у посольства США на площади Гросвенор-сквер в Лондоне, куда вместе с его последователями я отправился из Лутона[56]56
  В октябре 2004 года Омар Бакри объявил о роспуске «Аль-Мухаджирин», сказав, что мусульмане должны «сплотиться в единую всемирную организацию для борьбы против антиисламской кампании и оккупантов исламских земель». Однако на самом деле роспуск был уловкой, призванной запутать расследование служб безопасности. Группа действовала и продолжает действовать сегодня. «Аль-Мухаджирин» периодически во избежание запрета меняет название. Недавно, например, она называлась «Шариат для Великобритании».


[Закрыть].

Видео демонстрации еще доступно в Интернете[57]57
  еще доступно в Интернете: Когда эта книга издавалась, видео было доступно здесь: http://www.youtube.com/watch?v=FG4fZNPLgWY


[Закрыть]. В толпе выкрикивающих оскорбления пакистанцев и арабов заметен высокий широкоплечий датчанин, топчущий звездно-полосатый флаг, тлеющий на лондонской мостовой, и скандирующий: «Бомби, бомби США!», «Помни, помни 11 сентября!».

Выкрикивали мы самые провокационные лозунги. Потом опустились на колени в молитве. После чего, к моему удивлению, человек 200 протестующих улетучились, словно пара лозунгов могла вернуть уважение к исламу и заставить дипломатов Большого сатаны дрожать за пуленепробиваемыми стеклами посольства.

Я был в ярости. Едва я ощутил прилив адреналина, как протест завершился. Не бойцы, а бабы. Надо было атаковать полицейский кордон и попытаться прорваться в посольство. Скорее всего, мы получили бы ранения и подверглись арестам, но по сравнению с оскорблениями, нанесенными нашей вере, это был бы булавочный укол. Я был зол и разочарован в Омаре Бакри. Он произнес пламенную речь и сразу ретировался в лимузине. И вся недолга. Я даже усомнился в его связях с иракскими и другими джихадистскими группами.

В тот вечер я вернулся в Лутон, преисполненный решимости разоблачить болтунов, провозглашающих джихад, но боящихся поступиться комфортом. Со страстью недавно прозревшего я бросился изучать салафию и джихад. Как простой мусульманин, я не мог претендовать на составление фетвы, но хотел опубликовать брошюру «Разоблачение лжесалафитов».

Следующие пару недель я дни и ночи напролет писал памфлет, распухший до трактата – свыше 140 страниц строго аргументированных доказательств, с цитатами из Корана и древних ученых. Лжесалафиты любили поболтать, а сами состояли в тайном союзе с неверными, вторгшимися в мусульманские земли.

«Лжесалафиты нашего времени находят тысячу и одну увертку, отрицая долг каждого мусульманина вести джихад в Ираке и других исламских странах, а также отрицая, что пособники кафиров (неверных) в их крестовом походе против ислама являются вероотступниками».

В конце я призывал к оружию:

«Ваш долг как истинных мусульман состоит в поддержке мусульманских братьев и сестер, гибнущих от рук новых крестоносцев и евреев, я прошу вас хотя бы молиться за них и собирать для них средства, а если можете, отправляться туда, где сражаются ваши братья, или, по крайней мере, помочь тем, кто хочет туда попасть».

Интеллектуально я уже был готов сражаться.

Июньским утром 2005 года мои научные изыскания прервал стук в дверь нашего двухквартирного дома. (К тому времени мы переехали на Помфрет-авеню, еще одну ничем не примечательную улицу Лутона.) Я глянул через окно спальни и увидел полицейского. Постучали снова. Я шепнул Кариме сказать, что меня нет дома.

С лестницы я слышал разговор.

– Что вам надо? – спросила Карима.

– Полиция. Нам необходимо поговорить с мистером Стормом.

– Его нет дома.

– Он дома, нам известно, что он дома.

Я оделся и вышел. Офицер говорил спокойно, но не представился.

– Мистер Сторм, не могли бы вы пройти со мной? Мы хотим задать вам пару вопросов.

Все казалось привычным, уже сотню раз проделанным им ритуалом.

– Нет, – ответил я. – С вами я пройти не могу, но если хотите, можете войти в дом.

Он отказался, и я спросил, в чем дело.

– Ваш автомобиль видели на заправочной станции. Тридцать фунтов топлива, сидевший за рулем уехал, не заплатив.

Я знал, что это вранье. Не придумали ничего лучше.

– Возьмите ключи. Пойдите, гляньте на бензиномер. Никто тридцать фунтов топлива не заливал.

Я пошел с ним и открыл автомобиль. Едва я включил зажигание, полицейский растаял. Вместо него, открывая пассажирскую дверь, стоял молодой мужчина в костюме.

– Мистер Сторм, меня зовут Роберт. Я из британской разведки.

Его слова были как удар под дых.

– Добро, – промямлил я, вылезая из машины. – О чем вы хотели со мной поговорить?

– То, о чем мы будем говорить, опасно, – сказал Роберт, – очень, очень опасно. И очень важно.

В чем опасность, мне было не совсем понятно. Я пригласил его зайти в дом, но он отказался, и мы стояли рядом с машиной. Немного придя в себя, я поразился, насколько он молод. Скорее всего, вчерашний выпускник, и это его первое дело.

Я подумал, что в службе безопасности узнали о моем срыве с наркотиками и считали, что на этом меня можно подцепить.

– Могу я задать вам несколько вопросов? – спросил он снова. Я заметил взгляды, которые бросали на нас через улицу уезжающие на работу соседи.

– Мортен, – произнес он, стараясь говорить легко и непринужденно, – у нас в Великобритании очень опасная ситуация с терроризмом.

– Во-первых, меня зовут Мурад, – ответил я. – Во-вторых, мусульман вам бояться не стоит. Террором тут занимались католики, ИРА, почему бы вам не поискать католиков или испанцев из ЭТА? Почему вам не дают покоя мусульмане? В Великобритании мусульмане никогда не устраивали терактов.

Войдя в роль, я перешел к Ираку.

– Сколько сотен тысяч детей вы убили? Ждали, что мусульмане не разозлятся? Думали, сможете убивать людей и избежите возмездия? Я вас не боюсь. Хотите, соберу вещички, и везите меня в тюрьму.

Роберт улыбнулся и покачал головой.

– Мы не хотим вас арестовывать. Мы просто хотим кое-что у вас спросить.

И датский мусульманин и сотрудник МИ5 вступили в дискуссию прямо на Помфрет-авеню, в шаге от Тритоп Клоуз, в Лутоне.

Но общие рассуждения закончились.

– Что вы думаете об Абу Хамзе? – спросил он.

Абу Хамза аль-Масри – воинственный имам из Египта, «Капитан Крюк», как за протез руки прозвали его беспардонные английские таблоиды. Он утверждал, что потерял руку при разминировании в Афганистане. Он был имамом лондонской мечети в Финсбери-Парк в Северном Лондоне[58]58
  В 2004 году Абу Хамзе предъявили обвинения в подстрекательстве к убийству немусульман и разжигании расовой ненависти. Во время моей встречи с Робертом суд над ним только начался. После осуждения и отбытия срока тюремного заключения его в 2012 году экстрадировали в США, где он предстал перед судом по обвинению в терроризме.


[Закрыть].

– Я о нем почти ничего не знаю, – ответил я, что соответствовало действительности. Пути наши никогда не пересекались, его лекций я никогда не читал. – И вам в угоду я его не оклевещу. Вы – неверный, а он – брат-мусульманин.

Стоя у машины рядом с домом, мы проговорили около двух часов. Все это время я спрашивал себя, не предъявят ли мне обвинения по одному из множества антитеррористических законов. Возможно, в МИ5 стало известно о написанной мной в оправдание джихада диатрибе или меня опознали в толпе демонстрантов, протестовавших у американского посольства. Или на меня донес Исламский центр в Лутоне, сочтя меня и моих друзей опасными радикалами.

Роберт собрался уходить. На прощание мы пожали друг другу руки, оба понимая, что это часть игры. Только я не знал, что за происходящим из припаркованной поблизости машины наблюдали два офицера датской разведки. МИ5 со товарищи явно считали, что я стою потраченного времени как потенциальный осведомитель.

Всего три недели спустя после разговора, 6 июля 2005 года, на шотландском курорте Глениглс собрался саммит глав государств и правительств «Большой восьмерки», организованный Тони Блэром. После почти восьми лет пребывания у власти Блэр выглядел уверенно. Поддержкой войн в Афганистане и Ираке с развертыванием большого контингента британских войск он тесно связал Великобританию с Бушем. Но общественное мнение на родине решительно повернулось против войны. Доказательства наличия у Саддама Хусейна оружия массового уничтожения, послужившие обоснованием вторжения, были, по меньшей мере, небесспорными.

Кроме того, войны вызвали гнев многих британских мусульман. Кое-кто отправился в Пакистан, чтобы присоединиться к «Аль-Каиде», талибам и другим группировкам. Некоторые остались, погибли или пропали без вести на племенных территориях, их дальнейшие судьбы неизвестны. Некоторые вернулись домой.

Утром 7 июля Блэр с ведущими министрами правительства представили амбициозную повестку дня саммита. Помощник передал британскому премьер-министру записку. Три террориста-смертника взорвались в лондонском метро, были жертвы, столица парализована. Вскоре четвертый террорист-смертник взорвал лондонский автобус.

Блэр покинул конференцию потрясенный.

– Очевидно, что в Лондоне произошла серия терактов, – сказал он, садясь в вертолет.

В то утро я о бойне в 30 милях к югу не слышал. И понятия не имел, что бомбисты сели на лондонский поезд в Лутоне. Однако мое недельной давности категорическое утверждение в разговоре с сотрудником МИ5 Робертом о том, что Британии не стоит бояться мусульман, внезапно оказалось ложным. Не подозревая о событиях в Лондоне и прогуливаясь по Лутону в мусульманской одежде, я ловил на себе враждебные взгляды.

Мне позвонил друг и рассказал об атаках, мы поспешили встретиться в Вудлендс-центре. Все опасались ответных ударов. Мы уже знали, что около 50 человек убиты и несколько сот ранены.

Хотя все жертвы были гражданскими, я умудрился оправдать нападение. Братья-мусульмане посеяли страх в сердцах кафиров и нанесли удар по финансовому центру государства, ведущему войну против мусульман. Атака наверняка стоила британской экономике десятков миллионов фунтов, которые уже невозможно потратить на войну.

Во мне бурлил адреналин. Мы столько говорили о джихаде, мы приветствовали братьев в Ираке. А теперь он стоял на пороге. Англия стала новой линией фронта в религиозной войне? Все казалось возможным.

Когда на следующий день мы отправились на мусульманскую свадьбу в Лондон, в воздухе было разлито такое напряжение, что его можно было резать ножом. Молодой белый мужчина на тротуаре увидел наш кортеж и поднял руки, словно на него наставили дуло пистолета. Я остановил машину и подозвал его. Увидев, что я белый, он, скорее всего, решил, что обрел союзника своей провокации.

Я плюнул в него, а он побежал к своей машине за монтировкой. Я выскочил, готовясь к драке, но остальные вернули меня на место. Этой свадьбе больше всего не хватало драки на лондонской улице.

В Лутоне произошла череда нападений на мусульман, досталось и Кариме. Обсудить общую угрозу на собрании общины встретились братья из враждовавших сект.

Омар Бакри Мохаммед увидел во взрывах 7/7 положительную сторону. Несколько дней спустя он созвал ближайших сторонников на встречу в Лейтоне, районе восточного Лондона. По его словам, ситуация изменилась. «Гарантия безопасности» – о ненападении британских джихадистов на цели в Британии – разорвана.

– Теперь, – заявил он нам, – джихад пришел в Великобританию. Вы можете делать, что хотите.

Возможно, он знал, что в безопасности. Большинство его приспешников были не готовы следовать по пути шахидов 7/7. Но не из-за отсутствия разрешения.

Если бы не старый датский товарищ и не потеря мобильника, я продолжал бы вечерами слушать напыщенные речи Омара Бакри, а днем обучать добровольцев в английских лесах и полях, пока не позвал джихад.

Наджиба – афганца, выучившегося в Дании на журналиста, – я встретил в 2000 году. Он знал о моем пребывании в Йемене и хотел сделать фильм о тамошних моджахедах. Я должен был свести его с нужными людьми.

Идея меня вдохновила, мне захотелось вернуться в подлинно мусульманскую страну, преданную Аллаху. Со своими тамошними друзьями я чувствовал больше общего, чем с радикальными идиотами в Великобритании. Подъем, испытанный мной сразу после лондонских взрывов, улетучился, и я забеспокоился, что после теракта МИ5 активизирует поиски и заявится снова, чтобы побольше разузнать о британских джихадистах.

Я даже начал натаскивать сына Усаму, которому было 4 года. Мы играли в игру вопросы и ответы.

– Кем ты хочешь стать?

– Я хочу стать моджахедом.

– Чем ты хочешь заниматься?

– Я хочу убивать кафиров.

Я говорил себе, раз белые дети в компьютерных играх убивают темнокожих людей в тюрбанах, я могу учить сына воздаянию. Снова ненависть.

Отношения с Каримой так и не наладились. В наш дом в Лутоне, не зная, что там Карима, приехала Синди. Я во второй раз увидел разъяренную Кариму, выкрикивавшую оскорбления, возмущенную не только и не столько тем, что та со мной спала, но и падением и вседозволенностью западных женщин.

Когда я сказал Кариме о своих планах вернуться в Йемен, она пожала плечами и отвернулась. Ничего не сказала, просто отстранилась. Она чувствовала себя брошенной, нежеланной.

Потому я не сильно удивился, когда в один прекрасный день запикал ее мобильник. Каримы не было.

«Встретимся в отеле. Я тебя люблю», – прочел я СМС.

Меня волновало не то, что она нашла другого. Мы давно друг друга разлюбили, сохраняли отношения скорее ради детей. Фактически она жила в доме, за который платил я, носила мою фамилию, позволявшую ей жить в Европе, и, не разводясь со мной по гражданским законам, по исламским законам искала себе другого мужа.

Вернулась домой она на нервах. Не видел ли я ее мобильный?

Я соврал. Он лежал у меня в кармане.

– Я хочу, чтобы ты пошел прогуляться, пока я его ищу.

Она с трудом сдерживалась.

Я набрал номер, с которого пришло СМС. Ответил мужчина. Потом я узнал, что это живущий в Лутоне палестинец, а его жена-марокканка – лучшая подруга Каримы. У него с Каримой была тайная исламская свадьба.

Я вернулся в дом и потребовал от нее объяснений.

– Я точно знаю, что ты творишь, – спокойно сказал я. – Я знаю, куда ты собираешься, и знаю все. Просто прошу тебя оставить мне детей.

Она злобно глянула на меня.

– Детей ты больше никогда не увидишь, – сказала она. – Никогда.

Схватив Усаму и Сару, она бросилась к входной двери. Я схватил ее, она развернулась и ударила меня в лицо. Она так рванула Усаму за капюшон, что едва его не задушила. Он заплакал.

– Усама останется со мной, – сказал я Кариме, когда тот сжался на полу.

Вскоре я с четырехлетним сыном ушел из дому, а на следующий день узнал, что меня разыскивает полиция. Карима заявила, что я его похитил. Мне показалось, что я скрываюсь от полиции за преступление, которого никогда не совершал.

Даже не попытавшись договориться, увидеться с Усамой и ничего мне не сказав, Карима улетела с Сарой в Марокко.

В конце концов, полиция нашла меня в Литоне, в доме друга. Его мать присматривала за Усамой в мое отсутствие. Когда я вернулся, ее глаза были красными и опухшими от слез.

– Они забрали Усаму, – всхлипнула она. – Сказали, что отвезут его в полицейский участок.

Я позвонил товарищам, и с десяток из них пришли в полицейский участок. В нем стало тесно от множества бород и широких одеяний.

Я был вне себя от ярости.

– Где мой сын? – громко потребовал я. – Верните мне сына.

Усаму уже передали в отдел социального обеспечения, меня отправили в соседнее здание, а остальная необычная делегация осталась ждать в полицейском участке.

Из безликого полицейского участка я вышел в тысячу оттенков серого. В разгар британской зимы Лутон не восхищал. Я постучал, и женщина вынесла Усаму.

К моему облегчению, он не сказал: «Убей Буша и кафира!», «Моджахеды победят!». Тогда я потерял бы его прямо там. Вместо этого он побежал ко мне и крепко обнял за шею.

– Почему вы его забрали? – спросил я женщину.

– Нам сказали, что вы его похитили, – ответила она.

– Где его мама? – спросил я.

– Нам неизвестно.

– Вот именно, – ответил я, не в силах скрыть торжества. – Это потому, что она в Марокко, с моей дочерью. Я должен сообщить, что она ее похитила.

Крепко держа сына за руку, я вышел из здания во главе группы бородатых рассерженных салафитов, пришедших вызволить мальчика Усаму из социальных служб Бедфордшира.

Моросящий дождь, казалось, проникал до самых костей, пропитывая одежду насквозь.