Текст книги "Плейлист волонтера"

11. «АукцЫон»: «Хомба»

Хрупкий решил разыграть какой-то странный и дикий спектакль. Он позвал меня на тусовочку со своей Милой в кафе. Поскольку мне было паршиво идти одному, я позвал Лену. Лена ответила, что подумает. Я очень нетерпелив, поэтому я тут же позвал и ее подругу Веру. Вера тоже ответила, что определится позже.

Вера была продавщицей, как и Маша, сбагрившая меня от себя к Лене. После ебли с Леной Вера сама начала мне писать (как выяснилось позже, Лена ей просто что-то рассказала, причем сильно приврала, видимо, стремясь не так одиноко и упадочно выглядеть среди подружек), потому я счел уместным ее позвать.

В общем, случилось так, что я пришел на встречу сразу с двумя девушками, чего мой кошелек мне простить не мог. Потому мы с Хрупким договорились, что платит он, якобы по своей воле, исключительно из щедрости.

Мы играли в Элиас, или в Активити, в какую-то такую херню, в которую обычно играют люди, объединенные безысходностью времени и места действия. Все делали вид, что им весело. Мила смеялась над моими шутками. Хрупкий подыгрывал, но ревновал. Вера и Лена ждали разрешения странной ситуации, в которую сами себя поставили (друг от друга они заранее знали, что я позвал обеих). В общем, пиздодеятельное и бессмысленное собрание, которое вскоре пришло к публичной ссоре Милы и Хрупкого. Нет, конечно, Хрупкий имел остатки достоинства и срался в сторонке, выйдя покурить. Правда, он не учел, что курят все.

Эта ссора пришлась мне некстати. Вера и Лена глядели друг на друга, потом на выясняющих отношения Хрупкого и Милу. Я приобнимал Лену, но, увидев взгляды черноглазой и маленькой Веры, перестал. Вера выигрывала у Лены по большинству статей. Я сдался и покинул перекур первым.

За мной отправилась Мила. Мы умывались в соседних умывальниках, пока я не понял, что Мила заглянула не в тот туалет. Когда я поднял влажное лицо и спросил, зачем тут, в женском туалете, писсуары, Мила захохотала – и в этот момент вошел Хрупкий. Его лицо стало каменным. Он просто хотел в сортир, а тут его баба угорает над шутками другого парня. Хрупкий совершил кувырок внутри себя, чтобы не ебнуть кому-то из нас. Горжусь им до сих пор – с его-то характером и справиться. Браво. Мила вышла, я молча отлил. Хрупкий заперся в кабинке. Скорее всего, его перекосило так, что только четыре стены могли вынести это зрелище.

Подходя к столику, я вспомнил, насколько неловко было с Верой и Леной. Лена наклонилась ко мне: «Мы хотим втроем». К члену прилило столько крови, что сознание начало покидать мою неподготовленную голову.

– Да-да, нет-нет? – пытала Лена.

– А что, если нет?

– Тогда ты домой один.

– Не оставили вариантов.

Их предложение меня удивило – если учитывать то, как я тогда выглядел. 175, очень худой, одет как попало, длинные, месяц нечесанные, сбившиеся клочьями волосы, желтые, ужасные зубы. Жених хоть куда, если «хоть куда» – это на женскую зону, к истосковавшимся по любви после 5 лет отсидки «девочкам» лет сорока. Ебался я тоже, прямо скажем, посредственно. Поэтому в голове у меня был один вопрос – насколько это розыгрыш и почему Лена, с которой у нас все было неплохо (я же позвонил, позвал!), решила меня так разыграть.

Ночь прошла спорно. Да что я вру – хуево она прошла. Секс с двумя девушками – это как погоня. Одна вторая одна вторая одна вторая. Ты уже не думаешь о фантазиях, как это должно быть, что там бывает в порно. Нееет. Тут тебя не будут ублажать, тут надо работать, чтобы не опозориться. Честно – я и с одной-то не очень всегда справляюсь, а тут две. Гиперответственность подавляла само желание, чудовищная гонка согнала семь потов, а уставший член разогрелся как тормозная колодка в машине дрифтера. Немного выправляли мои ужасные метания сами девочки, которые как раз договорились между собой получить удовольствие. Надеюсь, им это удалось, потому что я после ощущал только усталость, неловкость и опустошенность. Я курил, смотрел на церковь и думал, какой же это пиздец: так заебаться от жизни, что уже и секс втроем не приносит новых впечатлений и удовольствия. Девочки, видимо, поняли, что у меня случился травматичный опыт, и позвали меня на концерт «АукцЫона» через день. У них был лишний билет.

Днем мы с Хрупким едем в машине Абрамса на поиск. Хрупкий не настроен разговаривать, поэтому я болтаю с Абрамсом.

Нас ждет Смоленская область, но на сей раз – бабуля в лесу. Естественно, без мобильного телефона, а значит, и без связи. Бабка в лесу уже 3 дня: заявители не сразу о нас узнали. Это в порядке вещей для начального периода существования отряда.

Также в порядке вещей – для первого, горячего и насыщенного сезона – на поиске у нас новый координатор. Как на войне – с увеличением числа поисков отряду требовались новые командиры, которых ковали из всего, что на первый взгляд подавало надежду. Поскольку никаких проверок и обучений не было, порой координаторов ковали из настоящего дерьма, а дерьмо, как известно, не лучший материал для ковки. Таким дерьмом был и Куб.

Во-первых, он выскочка, такой же, как я, только постарше и нескромный. Во-вторых, он играл в Encounter, а я искренне презираю людей, которые занимаются бесцельными городскими квестами. Взрослые дяди и тети носятся по городу, разгадывают загадки для пятиклассников, рисуют крестики на стенках. Казаки-разбойники для городских ребят, которые не прожили смертельно опасного, то есть нормального детства с петардами, сплавами на самодельных плотах, песчаными пещерами, стройками и так далее. В-третьих, он обаятелен, а этого я терпеть не могу. Мои способности обаять кого-либо стали ясны уже в первом классе, когда учительница жаловалась матери, что я все время злобно смотрю на нее исподлобья.

Объективно же меня мог, наверное, раздражать его дилетантизм. С одной стороны, дилетантами были все, с другой – не все рвались в координаторы. Я не решался даже заикнуться об этом – а Куб, пришедший в отряд всего пару месяцев назад, брался за поиски, и при этом он распоряжался ресурсом бестолково. Глядя на его карту поисков, можно было подумать, что он рисует шашечную доску: он закрывал один квадрат «прочесом», другой пропускал, брал следующий, и всё это не обосновывалось никак.

Поэтому я прошу Куба дать мне задачу, которая кажется разумной мне самому. Набираю группу: Шура и две новенькие девушки, и мы идем прочесывать квадрат.

Лес – тяжелый, такой называют «мордохлестом». Почти весь квадрат – заросшее густым березняком поле, добираться до которого пришлось через наваленный в 4 уровня бурелом. Тому, кто не бывал в лесах такого «мусорного» типа, трудно представить себе, что 100 метров там можно идти полчаса, и это изматывает, как соревнования ниндзя по ящику.

Поскольку девочки невысокие, мы долго упражняемся в гребаной лесной гимнастике, прежде чем добраться до границы квадрата. Идти по густому подросту непросто, прочесывать – мучительно, и помогают только кабаньи тропы, которых там вдосталь.

В какой-то момент мы слышим тихое посапывание и похрюкивание. На островке за небольшим ручьем, под сосной, кабан «купается» в вырытой яме. Кабаны так и чистятся, и балдеют. Расслабленный секач причуял нас, вскочил и начал приглядываться своими слепыми глазками. Наша 4-я идет справа, там, где мелколесье максимально близко подходит к секачу. Только я подумал, что сейчас что-то произойдет, – как девочка вывалилась из кустов и закричала, указывая рукой направление: «Туда?» Кабан шарахнулся от нее, прямо на другую девочку. Та с криком ломанулась в чащу. Первая, повинуясь инстинкту, тоже бросилась обратно. «Стоп!» – ору я, но уже поздно. Тем временем кабан вынырнул из кустов и убежал в другую сторону. «Вернитесь!» – кричу им вдогонку. «Иди сюда! Сюда! Она тут…» – слышу в ответ.

Бабка лежит прямо между мелколесьем и буреломом. Сознания нет. Дыхание есть. Просыпаться упорно не хочет. Нужно докричаться в рацию до штаба, то есть Зари.

– Лиса-7 – Заре.

– Заря в канале.

– Найдена, жива, предполагаем кому. Нужна помощь в транспортировке. Примите координаты.

– Готовы.

По прямой до штаба – каких-то 500 метров. До дороги – и того меньше, метров 400. Подошедшая группа с мягкими носилками состоит из 3 мужиков и девушки. 8 человек на одну, не очень тяжелую бабулю, невесть каким образом прорвавшуюся через четырехэтажный бурелом. Первые 50 метров занимают полчаса. Выдохлись все.

За это время успела приехать «Скорая». Вышедший из нее врач дошел до границы бурелома и отказывается ползти/прыгать дальше. Врач разворачивается, возвращается в машину и уезжает, хотя по прямой от него до нас с носилками – метров 200. «„Скорая“ не работает в очаге». Это правда: врачи «Скорой» имеют полное право, например, не подходить к машине, в которой находится зажатый пострадавший, в болевом шоке, истекающий кровью, да какой угодно. Они имеют право смотреть, как он умирает, и спокойно ждать приезда спасателей. Никаких иллюзий насчет «Скорой» у нас и не было, но это все равно злит: лес ведь не очаг чрезвычайной ситуации, это просто долбаный лес.

Дальше – 2 часа упражнений на бревнах, бабка, которая всё не приходит в сознание, дыхание всё тише, нервов всё меньше.

Рваные в клочья треники одной из девочек – новичок, не думала, что бывает такой лес; серые ее треники на бедре промокнуты кровью, прилипли к телу.

Координатор и еще одна группа, с Хрупким во главе, приходят нам навстречу, чтобы упростить процесс. Нас – 13 человек. 13! И это все равно 2 часа кульбитов на 400 метров.

Наконец бабка на опушке, «Скорая» на месте. Дочь бабки, только что примчавшаяся из другого города, – человек без лица.

– Почему она серая? Почему она не отвечает? Она спит? Она жива?..

Тишина в ответ, никто не знает, что сказать. «Скорая» уезжает.

– Почему она серая?..

– Она жива, – наконец говорит Куб. – Больше я ничего сказать не могу.

– Почему так долго?..

Вечером я успел на концерт.

 
И далеко ли я
И без тоски ли я
Я вижу колья
И слышу крылья…
 

Лучше всего я танцую под песню «Роган Борн». Раньше у меня была традиция – ходить в оранжевой фетровой шляпе с красной бахромой и плясать под «Рогана Борна», которого нет, как и меня, в известном смысле, что никого из нас вообще нет здесь и сейчас, потому что время и пространство всё время смещаются и искажаются, и в них нельзя достигнуть статики. Хотя порой кажется, что весь мир вращается, видоизменяется, как лес вокруг носилок бабки, лежащей в коме, и только сами носилки с бабкой – нечто вечное и неизменное. Вера и Лена напиваются и остаются в кабаке после концерта. Я устал, еду домой один.

Звоню Хрупкому, зная его приятельство с Кубом и то, что он точно узнает о судьбе найденной.

– Слушай, че с бабкой?

– В больнице померла.

– Ну бля…

Дочь бабки подарила отряду фонарей, раций и чего-то еще. Всё это она привезла прямо домой Кубу.

Родственники пропавших часто благодарны, даже когда отряд находит тело. Отряд не принимает денег, помощь – только оборудованием или иначе, но без кэша.

12. Владимир Маркин: «Сиреневый туман»

Я уехал в Сибирь, в заповедник посреди Кемеровской области. Глушь такая, что забрасывают группы туда только вертолетом, всего 2 раза за сезон. Впрочем, ученые, которые не попали в «партию», идут пешком, 3–4 дня вдоль горной речки, только чтобы попасть на кордон, откуда уже предпринимаются вылазки в окрестные горы.

Дикие леса, которые гораздо лучше подмосковных, смоленских, тверских, рязанских. В тайге – высокие травы, но мало валежника, нет никаких рвов, бывших дорог, заросших просек и полей, следов войны в виде приболоченных окопов и провалившихся блиндажей. Кайф. Чистый и невероятный кайф от гор, ледников, оленей, медведей (мы встретили штук 8–10), кайф от нового для меня жанра жизни – «Особенностей русской национальной охоты». Жанр воплощается во всём: в водке, ящик которой мы приперли на кордон, в ловле хариуса, в купании в горном озере, в бане, где мы паримся с бельгийским лесником Кристофом, в соревновании – кто попадет в подброшенную водочную бутылку из «сайги». Кайф в медведице Машеньке, которая приходит в гости и может внезапно выйти из кустов, – и кайф в том, что стрелять в нее нельзя, но можно прогнать, кидая в нее дрова. Кайф – курить анашу, пока биологи травят байки об одиночных походах, а Кристоф читает мантры и сыпет в костер ароматные травки. Кайф – подняться в гору вместе с парнем, который ходил на Эверест. Кайф – пройти большой маршрут в поисках стада оленей. Кайф – научиться отличать «борец Пасько» от «борца байкальского».

Это – настоящее. Развлечения, которые обогащают кровь кислородом. Пик путешествия – когда внезапно прилетает внеочередной вертолет, из которого выпрыгивают местный олигарх с еще одним ящиком водки и совковый полузабытый певец. Олигарх – с какой-то юной девой. Совковый певец поет «Сиреневый туман» под гитару.

В это же время отряд – в страшном напряжении. Произошла Крымская трагедия. Жора договаривается с МЧС, как отправлять людей, транспорт, гуманитарку их «Илами» из Раменского. Ребята собираются, летят, разбирают завалы, выносят трупы домашних животных, чинят заборы и приводят в порядок жилье. Они – в пекле, там, где пахнет смертью в прямом, а не переносном смысле: трупы собак, кошек и – реже – людей смердят повсюду. Ребята видят, как погибших загружают в фуры торговой сети, помогают местным искать своих близких по больницам и холодным подвалам моргов. После прилета я страшно жалел, что не смог присоединиться к ним.

Еще одна веская причина моего сожаления – Loop, Кукла.

Мы встречаемся в бургерной, где я пялюсь – только на нее, сидящую наискосок, через 4 человек. Жоре интересно, что я делал в Сибири, ведь про Крымск он знает более-менее всё. Я пыжусь превратить свою историю в интересный рассказ и разукрашиваю, как могу. Loop посмеивается, это приободряет, я рассказываю про охоту на медведя с поленьями, это вызывает хохот. Ей нравится, боже, ей нравится, что я мелю.

Она снится мне, я открываю ее страничку VK раз в 15 минут, пока пишу сценарий фильма о заповеднике. Это становится помешательством. Как это бывает, когда всё по-настоящему, я не решаюсь ей позвонить.

Очень удачно попадается под руку поиск на западе области. Loop едет туда. Вызваниваю Рептилию, Зида, всех далее по списку. Ехать готов Абрамс. Он вообще всегда готов.

Пропала семья – муж, жена, ребенок 8 лет. Некоторое время они маялись, слоняясь по лесу, надеялись выйти по ориентирам (просекам), куда их направляли по телефону. Но в итоге отец семейства, которому подсказывали дорогу, оказался настолько туп, что завел свою семью еще глубже в лес и вообще привел в болото, где, конечно же, телефон сел. Надежда была одна: что этот сказочный долбоеб не потащит свою семью дальше и останется на месте, как ему и велел координатор, с которым он беседовал прямо перед отключением трубки.

Так что мы ищем нежизнеспособного мужчину средних лет и несчастную женщину с ребенком, которая, на свое горе, связала с ним свою судьбу. Здесь нет никакой иронии: если тебе 20–40 лет, ты умудрился заблудиться в лесу и подвергнуть опасности жизнь собственного ребенка, – ты дефективен.

«Кордит» этот поиск незнакомый мне координатор, который взялся ниоткуда, как и Куб. Студент, носатый, громкий, кудрявый, из обеспеченной семьи, позывной – Доктор. Такие никогда не бывают настоящими лидерами, но у них есть какой-то сраный гормон первости; они убеждены, что мир принадлежит им, такое ощущение, что у них нет детских травм или комплексов. Я, как истинный пролетарий, привыкший занимать второстепенные и третьестепенные роли, ненавижу таких сукиных детей. В этот раз я ограничиваюсь вопросом, знают ли родители координатора, где он, и не придется ли извиняться за то, что их ребенок в лесу ловит клещей. Доктор не без чувства юмора, и в ответ спрашивает меня, где именно я собираюсь чинить дорогу (я был в моем любимом оранжевом костюме дорожного рабочего).

В общем, выслушав Доктора, я ставлю себе задачу сам. Решаю сунуться в треш – кусок между болотом, заросшей просекой и верховьем ручья, где тоже должно было быть влажно. Выбор верный – в таком месте действительно мог застрять даже нормальный взрослый человек.

Надеваю трекинговые кроссовки, купленные специально для поисков и ношенные ровно однажды, и мы отправляемся в плавание.

Поначалу всё идет классно – я помогаю Loop преодолевать кочкарник, смело стоя в воде по колено. Затем мы неплохо проходим два квадрата, работая на отклик, и делаем перекур.

Тут-то я и понимаю, что моим ногам – хана. Кроссовки разваливаются на глазах. Ноги подсохли и начали зудеть. Они стерты. Я переодеваю носки, натягиваю на ноги пакеты и продолжаю враскоряку чапать, как героический прокаженный, через лес. Loop замечает, что я начал ковылять, но не предлагает выйти из леса. Такую тактичность нельзя не оценить.

Когда Заря сообщает в рацию, что пропавшие найдены, – большего счастья нельзя и представить.

На выходе идти становится невыносимо, и я снимаю кроссовки, которые уже расклеились на отдельные части. Босиком идти легче.

По возвращении в штаб мы узнаём классную историю о том, как тупость спасает. Да, бывает, что потеряшек находят «случайно», как в поиске с вертолетом, когда парень отошел поссать, или как в случае с коматозной бабкой, когда кабаны заставили новичков сигануть в лес. Однако благодаря тупости, и только ей, потеряшек находят крайне редко.

Выясняется, что группа Сурена, состоявшая из опытных перцев, получила задание – отработать все квадраты к востоку от линии H7-H10 до речки, которая проходила где в 100 метрах, где в километре от линии. Однако Доктора переклинило, когда он давал задание, и он произнёс H (аш, эйч, ха) как N (русское «н»). Сурен, глядя в карту, мельком услышав про некую речку к востоку, тут же отыскал на карте ручей. Сурен и Доктор, стоя на поляне, глядя в одну карту, обсудили поиск, Сурен спросил – почему так далеко идти, и получил ответ, который его удовлетворил: «Парни, ну вы же крепыши». Крепыши, не соображая, что в те квадраты проще подъехать по лесной дороге, чем идти дополнительно 3,5 км в одну сторону по болоту (то есть 7 туда-обратно), отправились в путь.

По дороге крепыши нашли мину времен ВОВ. Благодаря армейскому опыту они определили, что мина не взорвется, и взяли ее С СОБОЙ. Некоторое время они ее перли, а потом додумались сообщить о мине в штаб. Штаб попросил оставить мину в лесу и записать координаты. Парни оставили мину на пеньке и пошли дальше. Когда они попробовали прорваться к своей линии N, то увязли в болоте по самые подбородки, вернулись на берег и пошли обходить обводненные после дождей болота. Но болота не кончались. Тогда они решили штурмануть болото в самом, как они предполагали, узком месте. Форсирование прошло успешно, и, когда они выползли на берег, тут же услышали отклик потеряшек, которые оказались в точке, где их никто не собирался искать.

– В Крымске легче было передвигаться, чем в этом лесу, – завершает свой рассказ Сурен, который и правда, как я слышал, в Крымске был молодцом. – А с тобой-то че? – спохватывается он, увидев мои ноги.

– Да Loop загоняла…

Куколка с довольной ухмылкой пихает меня в плечо за этот комментарий.

Я сажусь к Абрамсу, где уже занято переднее. К моей радости, в тачку заглядывает Loop:

– Ленинградка?

– Лады.

Loop едет с нами!

Единственное, чего я тогда хотел, – позвать Loop на то, что люди называют свиданием. Я бы даже не пил, так это было важно.

Поэтому в машине по дороге я говорил с ней только о Крымске, причем в самых уродливых формах.

– Как отдохнула? – спрашиваю, а сам думаю: какую же хуйню я несу. – Я имею в виду – как там в Крымске?

– Ужасно.

– Что самое сложное?

– Гуманитарку сортировать, раздавать и всё такое.

– Почему?

– Мозг нихуя не работал.

Выяснилось, что для нее проще было выносить бесконечную «муляку», как они там называли смесь ила, дорожной грязи и прочего дерьма, заполнившую все подвалы, первые этажи и часть дворов после наводнения. «Муляка» – это тяжелый, но рутинный труд, а гуманитарка требовала от изнывавших на жаре волонтеров неких интеллектуальных усилий: учет, планирование, раздача, отчетность – всё то, к чему не были способны большинство из студентов, которые туда поперлись.

Вообще на такое событие, как стихийное наводнение, нужно привлекать тех, кто имеет опыт смерти и умеет помогать: добровольные спасатели, поисковики, социальные патрули, лесные пожарные, отставные вояки. Но в Крымске в волонтерских лагерях преимущественно были студенты, причем не такие, как Loop, у которой уже был и благотворительный опыт, и поисковый. Это были домашние, городские мальчики и девочки, которые вообще ни черта не видели. Их никто не контролировал, не отсеивал – и не гнал, хотя стоило.

– Там был один парень, – рассказывает Loop, – он «муляку» выгребал, а там кошки, собаки эти… Один раз пришел в лагерь, говорит: я за хлебом. Мы ему говорим: хлеб же есть, вот он. Он повторяет: я за хлебом. Хочешь за хлебом, иди за хлебом. Ушел. Вечером нет его. Ищем по всему Крымску. Утром его нет. Не помню, кто нашел, но он, короче, брел по шоссе в сторону Краснодара, уже километров 20 прошел.

– А хлеб-то купил?

– Штапич, ты придурок!

Loop показывала фото в телефоне: Сурен, другие люди из отряда, и один – не наш.

– Это Эдик. Такой славный… Он из Питера. Мой друг.

С фото глядел улыбчивый, но обрюзгший не по годам, с обвисшей кожей и редкими волосами, высокий парень лет 30. Эдика, этого обрюзгшего серого типа, я возненавидел сразу. Loop много о нем говорила. Очень много. Чересчур.

– Конченый мудак и вор, – вдруг откликается Сурен, ехавший с нами в машине, услышав наш разговор. – Гуманитарку фурами пиздил.

– Сурен, вот ты сам видел? А?

– Простая ты, пиздец, – диагностировал Сурен, – я же с ним не воровал.

Машина остановилась – мы были у дома Loop. Она выпорхнула из тачки и пошла к подъезду. Выскакивать за ней мне было как-то некстати, но выхода нет.

– Я на метро! – кидаю Абрамсу вместо прощания.

– Нам же по дороге?

– Да брось, крюка давать, там пробки…

Догнал Loop. Всё, яйца в кулачок, полон решимости.

– Слушай, давай сходим куда-нибудь вместе? – проблеял, как мудак.

– Нет.

– Почему?

– Ты же псих! И у тебя дети.

Вот это поворот.

На удивление вовремя мне звонит Маша – та самая, которая слила меня Лене и Вере. Видимо, и Маша от них что-то уже услышала и решила сама попробовать.

Я уныло поплелся к ней – вонючий, грязный и злой, намереваясь отомстить сразу всем женщинам, которые мне когда-либо отказывали, но сильнее всех – ей, Loop. Она вообще не дала мне шанса! Как судья, сразу шарахнула вердикт.

Машка напоила меня вином и накормила мясом. Поставила стираться все мое барахло. Пока она возилась со стиралкой, я начал отрубаться. Тогда Машка запустила Тинто Брасса – фильм, где на обложке девушка с желтым зонтиком. Я помню начало фильма – констебль что-то говорит, потом девушка идет по парку под мудацкую музыку, по своей безвкусности и плоскости, то есть по мудачеству, если прямо говорить, сравнимую с «Сиреневым туманом». После этого я просто заснул, так и не отомстив.

Утром, приоткрыв глаза и глядя на Машку, которая что-то писала, сидя в халате на голое тело, я подумал какой же ты все-таки убогий, Штапич. Крепкая задница, сочная, большая грудь, распахнутые глаза, длинные светлые волосы. Что тебе еще надо, идиот? Тут мне стало стыдно, и я еще полчаса делал вид, что сплю, надеясь, что Машка уйдет. Но она не торопилась.

– Машка… пиво есть?

– С утра?

– Маш, мы же богема… а ты очень красивая.

Лесть «зашла». Машка ненадолго задумалась – и принесла пиво, а потом ушла на кухню готовить.

Пиво придало сил – и я начал концентрироваться. Максимально. В итоге трюк удался – я зашел на кухню голиком, с готовым прибором.

– Чего ты хочешь?

– Я всегда мечтала на столе.

Простодушно заявив это, Машка только потом сообразила, что кофейник и сковородку с яичницей эффектным жестом на пол не скинешь. Но ничего: немного неловкости, 5 минут скрипа старого столика, – и, кажется, моя вина хоть отчасти искуплена. Машка – очень даже хороша.

– Слушай, – а на выходных ты чего делаешь?

– Я к парню на дачу еду.

– Блять, да что вы все за люди такие, с парнями?

– А ты что за человек – всех моих подруг перетрахал и не звонишь им?

– Я был занят. Катал бабушек по лесу на своем горбу и водку пил… с медведями.

Не знаю почему, но девушкам в ту пору я больше нравился как вариант Б. Игрок, выходящий на замену. Кратковременное средство от скуки. Актер второго состава, который, конечно, все реплики кое-как помнит, но унывает весь сезон, если основной исполнитель здоров. Даже моя первая жена никогда не воспринимала меня как единственного.

В таком отношении женщин были плюсы и минусы. Плюсы в том, что быть развлечением не трудно. Минус в том, что это унизительно, особенно если твоя жена воняет другим мужиком, придя рано утром домой. В остальном, с другими девочками, не женами, если ты немножко промолчишь об унижении и расскажешь о перетраханных девках как о победе, выглядит уже не так ужасно. То есть ты, конечно, смотришься куском говна, которое не способно на нечто серьезное и обязательно упустит свой шанс, но только в глазах девушек. Но девушка в минуты растерянности и разочарования позвонит куску говна, ей нужно опуститься до него, и до бесконечного поглощения сладостей, и до звонка своему бывшему с нытьем и просьбой о встрече. Ей нужно пройти этот кошмар, и я нормально встраивался во всякие кошмары.

На следующий день позвонил Хрупкий, сообщил, что надо поговорить с Жорой. На встрече присутствовал и Зид. Выяснилось, что Куб, вопреки запретам, взял кэш из рук дочки той коматозной бабки. Кэша было немного – 20к. А еще Куб одолжил у Зида 100к. Также ребята выяснили, что Куб продавал подаренные дочкой бабки фонари через интернет, вообще без палева указывая свой номер. Когда они начали звонить Кубу с вопросами, тот пропал со связи. При чем тут Хрупкий? Хрупкий бухал с Кубом почти неделю подряд, и их фоточки в твиттере красноречиво рассказывали об этом. Платил за всё Куб. Короче, фартануло пацанам, и они пошли во все тяжкие. Хрупкому еще и приспичило быть поручителем между Кубом и Зидом за те 100к. Ситуация была неприятной. Жора, как третейский судья, должен был рассудить. А я… хер пойми, Хрупкий втягивал меня в дерьмо даже без видимых причин и называл это «дружбой», хотя я предпочитал думать, что мы собутыльники.

В общем, Хрупкому (хотя тот твердо считал, что нам обоим) было выдано задание: разыскать Куба и цивилизованно предупредить его о возможном заявлении в полицию, а еще донести, что ему не стоит появляться в отряде отныне и впредь.

Машка писала смс про «вернулась с дачи» и «стол ждет». Но вместо этого мы с Хрупким выпили пива, потом виски, а потом родили гениальный план: найти девушку, которой бы симпатизировал Куб, упросить ее организовать «встречу» и нагрянуть туда. На роль девушки претендовала Киса. Уже через полчаса мы были у ее подъезда. Киса, прямо скажем, плану не обрадовалась, но согласилась поучаствовать. Особенно ее напрягало то, что надо зазвать Куба прямо домой и устроить засаду именно там.

Так оно и вышло. Когда Куб оказался на кухне у Кисы, Хрупкий вышел из укрытия (ванной) и с угрожающим видом начал изрыгать требования. Что-то о том, что «если б я знал, что ты, пидор…». Куб, конечно, сильно удивился. Вместо того чтобы побаловать своего дружка, он мог вполне себе отхватить: Куб понимал, что бычьи повадки Хрупкого и моя психованность способны творить травмы. Я просто молча стоял в дверях, боясь, что этот скот может ломануться и мне прилетит. Но Куб оказался податливей, написал расписку, сказал на видео, что должен бабок, и обещал вернуть через пару дней. С тем он и ушел.

Мы выпили втроем. Хрупкий строил глазки Кисе, я тоже. Киса презирала нас обоих.