Текст книги "Полынь Половецкого поля"

Окна в исчезнувший мир

Шапка Мономаха и шапка Казанская – точно такие же издревле носила тюркская знать, шапку надевали в торжественных случаях, она указывала на сословную принадлежность владельца

Печально знаменитый меч Людоты Коваля. Руническая надпись на нем после известной «реконструкции» была прочитана по-славянски: для чтения текст перевернули вверх ногами и дорисовали недостающее

Странная история у Великой Руси и у города Киева – пять раз переписанная, десять раз переделанная. Не история, а художественный роман с картинками, написанный на политической кухне в Москве. Но есть ли в нем хоть что-то, обойденное пером редактора? Чему можно безоговорочно верить?

Оказывается, есть. Следы правды сохранились, они – на видном месте. Ими пользуются самые горячие приверженцы «русской идеи», не подозревая ни о чем, разумеется. Следы эти – рисунки в летописи, они выразительнее слов. Но исправить их не догадался никто. «Летописцы» российской истории заботились все больше о тексте, о словах, а рисунки просто упустили из виду.

Книги академика Б. А. Рыбакова тому лучший пример. Они отличаются отменной полиграфией и обилием прекрасных иллюстраций, и в этом, пожалуй, их главная ценность. Там на летописных рисунках Древнего Киева изображены люди в кипчакских одеждах, в кипчакских доспехах, с кипчакским оружием, около зданий кипчакской архитектуры, сидящие на кипчакской мебели, пользующиеся кипчакской посудой. Лица людей типично кипчакские: широкие, скуластые. Иные с косичкой или оселедцем. Не спутать. Но автор, не задумываясь, называет их «русскими», даже не «украинцами».

Он будто не знает, что портрет человека, как и народа, создают по его вещам, по деталям быта, по лицам людей. Штриха порой достаточно. По сомбреро узнают мексиканца, по кимоно – японца… Так и кипчак, у него была своя национальная одежда! Предметы своего национального быта. Они хорошо узнаваемы. Они, собственно, и изображены на старинных киевских рисунках. Только слепой не заметит их.

Однако упрекать именитого автора в слепоте или в незнании азов трудно. Он прекрасно знал, что творил. Именно в глубоком знании существа дела убеждают его книги. Например, анализ Радзивилловской летописи, вернее, ее копии с иллюстрациями. Текст относится к XII веку, там десятки миниатюр – целое сокровище, ему-то и давал оценку академик.

Рыбаков, конечно, прав, утверждая, что перед художником «была более полная рукопись, богато иллюстрированная киевскими художниками». Наверняка была. Но вот почему ее текст исчез? Из рассуждений академика не понятно. Рисунки остались, а текст исчез. Рисунки «без текстового сопровождения опознаются лишь при ознакомлении с киевской летописью», пишет он. Как это? Как можно опознать то, что никогда не видел? Что давно исчезло? Оказывается, можно.

Значит, оригинал летописи не пропал? Значит, академик видел его?! Выходит, для кого-то киевские летописи сохранились, а для кого-то – исчезли. Интересную историю предлагают нам… Ее архивы с двойным дном, а люди – с двойной моралью.

Впрочем, можно допустить мысль, что Радзивилловская летопись, равно как и другие рукописи, найденные в монастырях Северной Руси, была не копией, а переводом. В многонациональной Руси, с ее вечным двуязычием, это вполне допустимо. Однако тогда настораживает иное. На полках российского архива лежат лишь документы Северной Руси, написанные на славянском языке. А где летописные своды, выполненные глаголицей и по-тюркски? Утверждение, что их не было в природе, смехотворно.

Однобокую географию древней России даже не скрывают. Будто на южных ее землях не было монастырей? Не было просвещенных людей? Не было городов?.. Новгород – хорошо, однако чем хуже Брянск (Биринчи, Брянечьск), который тоже упоминался в XI веке? Или Елец, Рязань, Тамбов, Саратов… Их культурные традиции куда более древние, нежели новгородские. Здесь Европа проходила «свои университеты», здесь черпали знания византийские и римские богословы еще в IV–V веках. Самые известные «доктора Церкви» были отсюда – из Великой Степи.

Конечно, рано или поздно заговорит Южная Россия, заговорит на родном языке, который фиксировала глаголица. Хватит ей молчать. Культурный пласт там колоссальный. Наши предки внесли огромный вклад в мировую культуру, почему его надо скрывать? В угоду кому мы не знаем о себе, о своей истинной истории? С X века, пишет Рыбаков, русские стали украшать летописи цветными миниатюрами. Еще одно тонкое наблюдение маститого ученого! Оно рассчитано на доверчивого читателя, который решит, будто до 997 года русские летописи цветными миниатюрами не украшались.

А были ли тогда русские летописи? Автор лукаво умалчивает.

Вот так, одной фразой, академик сознательно уводит читателя от важного и скрываемого: не было в X веке русских летописей, следовательно, нечего было украшать. Тот (дославянский и доваряжский) период Киева, вернее – Древней Украины, русских интересовал не ради познания истины, наоборот – ради ее сокрытия. Зарубежные исследователи не раз недоумевали, почему российские архивы будто вычищены от документов Киевской Руси. Например, М. И. Каргер в двухтомнике «Древний Киев» сокрушенно отмечал, что едва ли не все, найденное археологами в Киеве, куда-то таинственно исчезало. Словно сквозь землю проваливалось.

Скажем, находили захоронения в срубах, относящихся явно к довладимирской поре, они были точно такие, как на Алтае, с конем, со слугами, с утварью… Но изучать их не начинали, говорить и писать о них старались меньше, а потом забывали. Будто ничего не находили.

Умалчивали даже о выдающихся открытиях мирового значения. Так, под южной апсидой Десятинной церкви случайно нашли прекрасно сохранившееся погребение. Когда-то там был курган, потом на нем возвели кирпичный храм, один из самых древних в Киеве и, возможно, во всем мире. Богатым было захоронение. На сбруе коня четко различим орнамент, выполненный в традиционном для кипчаков зверином стиле (такие украшения не раз попадались археологам на Алтае). Были найдены равносторонние нательные кресты, принятые у тюрков. И многие другие находки. Но московским «летописцам» все это показалось неубедительным.

Даже тюркские рунические надписи на стенах древнего храма не убеждали их!..

Такое пренебрежение долго было традицией советской науки. Вот и академик Рыбаков явно предвзято пишет о киевских миниатюрах. Лукавит, как только может. В хрониках Древнего Киева, конечно, они были. Не могли не быть. Потому что для кипчаков зрительный ряд, рисунок, даже штрих считались добрым знаком. Они имели давние корни, были продолжением наскальных рисунков. Своих. Стилизованных. Тюркских.

Рисунки эти и сейчас на скалах Алтая, Южной Сибири, откуда пришли кипчаки на Днепр, на Дон, на Дунай. Мало того, рисунки остались на каменных памятниках, которых немало в Степи. Есть они на ювелирных вещах – курганных находках археологов. Не исчезли! Все на виду. Сравнивайте, изучайте. Но не хотят… Доктор наук Сослан Байчоров выпустил интересное исследование «Древнетюркские рунические памятники Европы», там много прелюбопытного. И это исследование осталось невостребованным, о нем мало кто знает.

Не прав Рыбаков, зарождение «русской» культуры, которое он увидел в рукописных книгах Киева, началось задолго до прихода варягов и до Киевской Руси: веками, тысячелетиями совершенствовалась эта культура на Алтае, в Великой Степи. И называлась она тюркской.

Летописные миниатюры X–XII веков дают зримое представление о жизни Древнего Киева. Например, оружие, облик зданий, воинские доспехи, головные уборы, мебель, одежда и другие, казалось бы, «мелочи» интересны сами по себе. Они и заставляют усомниться в том, что вещают не раз редактированные тексты… И вправду портрет народа складывают по его вещам.

Оружие и доспехи тюркских воинов, найденные в курганах очень далеко от Киева, абсолютно такие же, как на рисунках в летописи. У «русских» славян оружие было другое, в чем опять же убеждают археологические находки: оно было для пеших воинов! Кипчаки же пешими не воевали.

Есть, честное слово, есть повод не только глубоко задуматься, но и очень сильно усомниться во многом. Сила в этих рисунках огромная – разрушительная! Она раскрывает глаза непредвзятому человеку, вселяет энергию и надежду.

Миниатюры Радзивилловской летописи – «окна в исчезнувший мир», как назвал их один из исследователей. Прекрасный образ. Если есть окна, значит, в них можно смотреть.

Сперва – на сюжеты рисунков, они тщательно отбирались, запечатлевалось самое важное, самое главное. В них, в сюжетах, видно отношение автора (или заказчика?) к тому или иному событию. Настроение художника тоже, оказывается, передается через века!

На Руси в годы ее «славянизации» летописным делом руководил князь Мстислав Великий, восседая в Великокняжеском скриптории – этаком придворном издательстве.

Дело он поставил на широкую ногу, непокладистых монахов, которые не желали под его диктовку переписывать летописи, заменил покладистыми светскими людьми. А венценосный отец князя Мстислава набросал конспект будущей российской истории (помните, «Поучения…» Мономаха), послушный сын воплотил его замысел. Воплотил, создав свой, особый – русский! – стиль летописания и иллюстрирования.

Надо ли удивляться, почему летописи, равно как и вся российская история, с тех пор изобилуют только победами и подвигами, даже теми, которых не было. Все остальное просто не упоминается. Это и есть, увы, русская традиция.

Победы, как известно, бывают разные. Вот одна в изложении Н. М. Карамзина: «Г. 1095. Победы. Наконец Великий Князь и Владимир ободрили победами унылый дух своего народа… Вожди половецкие, Итларь и Китан, заключив мир с Мономахом, взяли в тали, или в аманаты, сына его, Святослава. Китан безопасно жил в стане близ городского вала; Итларь гостил в Переяславле у вельможи Ратибора». Но киевский князь пожелал воспользоваться моментом ради победы. 24 февраля, в глубокую ночь, русские, пробравшись в стан хана Китана, зарезали его, сонного. «Итларь, не зная ничего, спокойно готовился поутру завтракать у своих ласковых хозяев, когда сын Ратиборов, Олбег, пустил ему в грудь стрелу сквозь отверстие, нарочно для того сделанное вверху горницы; и несчастный Итларь, со многими знаменитыми товарищами, был жертвою гнусного заговора, который лучшему из тогдашних Князей Российских казался дозволенною хитростию».

Если так поступали «лучшие из тогдашних князей», то о худших что и говорить…

Реалии жизни, от них не отвернуться. Они бывают желательными, бывают неприятными. С них начинается политика, которая и требует иного (выгодного властям) изображения жизни. Вот в чем проявлял усердие послушный сын Владимира Мономаха, переписывая страницу за страницей. Он был движим самыми благими намерениями, желал приукрасить лицо государства, наложить косметику. Собственно, это же усердие отличает и московских «летописцев», они тоже стараются в угоду клиенту. Но до князя им далеко.

Князь Мстислав мастерски шлифовал шероховатости жизни, умело маскируя морщины и морщинки. Первый Главный Редактор на Руси! Он придумал свой прием летописного иллюстрирования: к рисунку велел подрисовывать фигурки животных. И – в государственной летописи заговорила символика басен. Рядом с блестящими миниатюрами появились уродцы, выведенные неумелой рукой. Вот некоторые из них:

1111 год. Поход Мономаха на Северский Донец и Сальницу. Изображено конное войско, а рядом всадник копьем убивает змея, символизирующего половцев, то есть кипчаков.

Тот же поход. На полях – убегающая собака, в которой видятся опять же убегающие кипчаки.

1112 год. Сын Святополка победил ятвягов. На полях дорисован побитый медведь как символ Литовского Полесья.

1120 год. Торки и берендеи напали на Русь и бежали. Дорисована пугливая обезьяна.

1127 год. Мстислав послал войска на Полоцк. Сын его, Изяслав, пленил князя Брячислава. Дорисован кот, поймавший мышь.

1127 год. Половчане выгнали князя Давыда, неугодного Мстиславу. Дорисован уходящий медведь, на которого воин замахнулся мечом.

1132 год. Юрий Долгорукий вероломно захватил Переяславль, после чего Ярополк выгнал его. Дорисован лев, на которого воин замахнулся двурогой дубиной, употребляемой при ловле зверей. (Лев был покровителем Юрия и его потомства.)

Новое «русское» слово поражало не примитивностью, а изощренной хитростью. Дорисовки били без промаха – в пользу князя Мономаха. Они задавали тон общественному мнению на века вперед. Ведь и пугливая обезьяна, и кот, поймавший мышь, конечно, не продвинули бы вперед летописание, но эти ясные и дерзкие символы работали.

От эзоповского языка басен правители Руси отказались после смерти князя Мстислава, а от традиций тюркской книжной культуры – нет[7]7
  Чтобы не быть голословным, лишь напомню, что слово «книга» – тюркское, буквальный перевод – «в свитке», «в рукописи».


[Закрыть]. Но ее уже называли «русской». Хотя ничего не изменилось. Например, городок на миниатюре по-прежнему изображали четырехгранной башней, которую отличала та или иная узнаваемая деталь, некий символ города, его герб. Воинов рисовали всадниками с кривыми восточными шашками… Все они стали русскими.

Правда, вместо звериных образов на полях появились человечки. Они заговорщически таились на краях страниц – вроде бы неприметные, а участники событий. Таковыми и были в жизни сами русы – неприметные руководители и вдохновители событий на Руси, режиссеры и идеологи, умело таящиеся за кулисами политического маскарада. Таковы они всюду, чужие правители при чужом народе: вроде бы и рядом, а не вместе.

В рисунках Радзивилловской летописи много загадочного. Порой неясно даже, кто есть кто. Все одинаковые. Художник будто не заботился о внешних отличиях воинов, об иных деталях своих рисунков. Цветом ли, одеянием ли, но воины должны отличаться, все-таки они – враги, представители разных культур. Однако этого нет! Одинаковые.

Неувязка? Вроде, да. Но… раскопки курганов дали неплохой материал, чтобы представить себе внешний вид тюркского воина, его оружие. Образ воина-степняка известен задолго до его появления на страницах летописи. Образ русского воина тоже известен археологам. Так что сопоставить их нетрудно. Это по силам даже ребенку.

Профессор С. А. Плетнева, специалист по степным народам древней России, в одной из работ отметила: «В большинстве мужских захоронений вместе с покойниками помещали коня со сбруей и оружием. Обычно до нас доходят только металлические части этих категорий предметов: железные удила и стремена, подпружные пряжки, железные наконечники стрел, сабельные клинки. Кроме того, почти в каждом погребении мы находим железные небольшие ножички и огнива. Все перечисленные предметы отличаются необычайным единообразием размеров и форм. Эта стандартизация характерна для кочевников всей европейской степи вплоть до Урала. Изменение типов этих вещей происходило всюду почти единовременно. Все это позволяет заключить, что в зимних становищах у половцев (как и у других степняков) было неплохо налажено кузнечное производство со своими традиционно степными приемами и критериями».

С доводами Плетневой не поспорить, они безоговорочные: в Степи царствовала культура, отличная от иных культур мира.

Вот он – портрет степного народа! Вот оно, лицо исчезнувшего Дешт-и-Кипчака!

Разумеется, черты этой культуры показали и другие ученые. Профессор С. И. Руденко, например, блестяще исследовал курганы Алтая и написал настоящую научную поэму об орнаментах, которые в изобилии покрывали иные находки.

Практичные тюрки, оказывается, не просто так украшали свои шашки, пики, шлемы, кольчуги, сбруи коней. Орнамент означал принадлежность хозяина вещи тому или иному роду, он служил меткой. Подчеркивал единство рода. У тюрков орнаменты никогда не менялись. Потому что несли ин-фор-ма-цию! Каждый род имел свой орнамент.

Оригинально и талантливо расшифровал эту информацию чувашский ученый А. А. Трофимов, на удивление наблюдательный человек. Он установил, что в орнаментах предки шифровали слова и фразы. А мастерство художника позволяло придать руническим письменам витиеватый вид узора. Исследовав вышивки украинцев, казаков, болгар, чувашей, Трофимов прочитал их и сделал неожиданный вывод: еще в глубокой древности орнаменты выполняли роль визитной карточки человека и народа. В них была не просто красота! А красота, понятная только своим: тайнопись.

Вот главное назначение тюркского орнамента, служившего меткой «свой – чужой».

Узнав подробнее о тюркской культуре, убеждаешься, что на миниатюрах из киевских летописей куда чаще изображались тюрки. Славян или русов там почти нет! Их легко отличить. У русских было иное оружие, иная одежда – все было иным, что и доказали Плетнева, Руденко и другие ученые, правда, не называя тюрков тюрками.

Археологи не обнаружили в местах поселений славян следов кузнечного ремесла, подобных тем, что были у тюрков. Но академик Рыбаков в своих книгах с гордостью упоминает о мече, выкованном русским мастером. Меч якобы принадлежал Святославу. Почему он так решил? Руническая надпись на лезвии явно противоречит его выводам, она указывает на истинного хозяина…

Может быть, славяне и делали мечи, но они, просвещенные Кириллом и Мефодием, явно не писали на них рунами.

А вот с другим мечом, на котором руническая надпись сохранилась лучше, академик Рыбаков полностью оконфузился. Он, «реконструировав» текст, проще говоря, подрисовав его, по-русски прочитал надпись: «Людота Коваль». При этом повернул текст вверх ногами, чтобы удобнее читалось. И заявил: меч изготовлен русским оружейником… Нет-нет, это не цирковой номер, это исследование крупнейшего советского историка, равносильное самоубийству.

Он сделал вид, будто не знал, что ремесленнику не разрешили бы осквернять оружие своим именем. Только великим мастерам позволялось ставить личный знак – тамгу. На лезвии предки писали божественные заклинания!

И если надпись на том мече не «реконструировать», как Рыбаков, а честно прочитать тюркские руны, то перевод выглядит так: «Коварный замысел срази! Злые козни уничтожь!»

…История оружия – интереснейшая тема, она не терпит фантазий и ждет своего исследователя, который очистит ее от всех этих «людот ковалей». Ждет его и история конницы, войска древних тюрков. Только тюрков! Вот каких русских конников увидел Лев Диакон, описавший нападение русов на Византию в 971 году: «Воины Святослава в первый раз показались тогда на конях, но не умели править ими».

Подобные наблюдения ставят в тупик: а как же – без коней – русские в 965 году победили Хазарию? Как, не зная азов джигитовки, воевали против всадников? Трудно, наверное, им было… Это все равно что с вилами идти против танка.

А русские ли стояли под знаменем Святослава в его походе на Итиль (Волгу)? Не выступили ли в союзе со Святославом болгары?.. Вопросы, вопросы… Что-то явно не так записано в российской истории. Что? Не понятно. Возможно, ответ на эту очередную загадку и прост: Семендер (столицу Хазарии) громили свои же, тюрки, а русские приписали себе чужую победу. Увы, и такое бывало в богатой российской истории, уж очень неправдоподобно легко давались иные победы. Прямо-таки «пришел, увидел, победил».

Не исключено и другое. Вообще не было никакой войны! Хазария погибла от природного катаклизма: большое несчастье обрушилось на каганат, река Итиль (Волга) поменяла русло – устье ушло далеко на север. И в богатой Хазарии начались засухи, голод, которые решили судьбу каганата… В любом случае Святослав был явно не главным лицом в тех событиях.

Им, русам, запрещалось садиться на коня, об этом сообщает варяжская сага о рыцаре Орваде Одде. Он – первый из скандинавов сел на коня и в поединке с кипчаком потерпел поражение. Тогда-то варяги, любители морской войны, придумали сагу о рыцаре Одде и его коне. Она, эта сага, вошла в русскую историю, правда, вместо рыцаря Одда в ней фигурирует князь Олег, а так все полностью совпадает, даже змея, выползшая из черепа убитого коня. Кто у кого заимствовал сюжет? Вопрос не для дискуссий: Одд – русский герой V века, тогда варяги первый раз увидели всадников Аттилы.

Князь Олег (который в жизни был Хельгом) умер иначе, его смерть никак не связана ни с конем, ни со змеей. «Вещий Олег» – литературное произведение, но почему-то принятое многими за героический эпизод русской истории. А это – расхожее заблуждение. Как и то, что всадником мог стать любой. Нет.

Чтобы иметь конное войско, нужно вырастить не одно поколение всадников. В киевском войске воевали не славяне, которые не умели сидеть на конях, а кипчаки. Они. Жители каганата Украина, украинцы. Русы, захватив Киев, стравили тюрков, и началось братоубийство. Брат пошел на брата: один под русским флагом, другой под своим родным. Это и показывают летописные миниатюры. Вот почему воины нарисованы одинаковыми – и тюркские, и русские.

С братоубийства началась Киевская Русь… И верно, летописные миниатюры – «окна в исчезнувший мир». Если их отмыть от грязи, то многое увидится. Жизнь целого народа… Моего народа.

А один рисунок разительно отличается от других, на нем степные воины выглядят иначе. Почему? Конь, сбруя, стремена, шашка – все такое же, но на головах у них вместо шлема колпак с полями. Что это? И кто это? И почему это?

Колпак похож на казахский или киргизский мужской головной убор, он до сих пор там в ходу, называется «шапан». Значит, не трудно догадаться, что на рисунках люди, пришедшие в Киев из восточных каганатов Дешт-и-Кипчака. Их называли «печенегами». Печенеги не носили папах, традиционных для западных каганатов Дешт-и-Кипчака, зимой они носили борик (шапку), хотя в остальной одежде сходство у тюрков было полным… Так что по головным уборам различались не только роды, но и население каганатов.

Многое таят в себе летописные миниатюры. Они, как знаки древней письменности, открывают картины жизни ушедших поколений. Их надо уметь видеть. Кому-то, возможно, эти произведения искусства покажутся примитивными, и он решит, что примитивно жили предки. Нет, каждая деталь летописной миниатюры выписывалась с особым тщанием, ибо таила глубокий смысл, передавала чувства и мысли народа.

Вина ли в том предков, что мы, потомки, очерствели, разучились понимать и чувствовать реальность? Вот и не понимаем их!

Тонким вкусом светятся миниатюры: каждый символ, каждый штрих приглашают к неторопливой осмысленности, к созерцанию. Ничего нет лишнего, все закончено, все понятно.

Подобная запись времени отличает китайскую и японскую графику, в ней тоже художники обязательно оставляли белое пятно – место для воображения зрителя. Чтобы зритель стал соавтором, а его «картина» – самой выразительной и запоминающейся на свете. Но видеть ее мог только он один!

Порой один символ, штрих, иероглиф говорит куда больше, чем страницы иной пухлой книги. В этом своеобразие восточной культуры. Восток ценил время и место на бумаге. Миросозерцание у него в крови, отсюда духовность и глубина живописи, ее законченная «незаконченность»…

Отличали тюрков и предметы их быта, тоже со своими стандартами, со своим представлением о красоте. Эти «домашние мелочи» также несут информацию о степной культуре. И как бы ни называли историки эту культуру – половецкая, печенежская, булгарская, андреевская или какая иная, – корень ее был один, тюркский. Предметы быта именно кипчаков запечатлены на рисунках киевских летописей. Спорно?

А зачем спорить: судя по новгородским находкам археологов, у славян быт был другим.

Взглянем внимательнее на рисунок. Вот чаша, которую преподносят князю Ярополку в знак заключения мира с князем Всеволодом Ольговичем (точно такие чаши находили в тюркских захоронениях за тысячи километров от Киева). Она называется «чарон» и до сих пор в ходу. В ней подают почетному гостю кумыс или айран – напитки мира.

Кресло, на котором сидит киевский князь, называлось тверь. Точно на таком восседал Аттила в V веке, когда славяне, прикрывшись шкурами, бродили по лесам Европы. И сейчас для «высокого гостя» тюрки оставляют «высокое место» за столом – тверь. (Кстати, слово «трон» – тоже тюркского корня и означает «поднимись на почетное место».)

А теперь присмотримся к головным уборам киевских князей – это яркая, отличительная деталь тюркской национальной одежды, она многое рассказывала о человеке. Такие уборы, как на миниатюрах, носила кипчакская знать. Подобие митры с меховой опушкой, оно называлось клобуком. Меховая опушка делалась из меха соболя (запах этого меха отпугивал насекомых). Меховой воротник тоже выполнял «отпугивающие» функции. И он из национальной одежды тюрков.

Одежда на рисунках. Это еще один увлекательный сюжет на историческую тему. Неужели никто из ученых не увидел его? Неужели никто из обывателей не спросил: почему на миниатюрах светские мужи обряжены в кафтаны? Впрочем, если бы они были в кимоно или в сомбреро, то их все равно бы назвали «русскими». Кто теперь помнит, что кафтан, как и клобук, из тюркского гардероба. Одежда, необходимая в минуты священнодействий.

Кафтаны шили двуслойные, из тонкого фетра. Покрой был разный. Археологам известны даже фраки из фетра, их носили на Алтае две с лишним тысячи лет назад. Ханский кафтан шили с рукавами на собольем меху, с горностаевой выделкой. Поверх меха крепились декоративные пластины и пуговицы, которыми украшали одежду.

В этой связи интересна история шапки Мономаха: к Византии она не имела абсолютно никакого отношения. «Византийская версия» ее происхождения появилась много позже смерти Владимира Мономаха, когда в России всё стали выводить «от греческих корней». А это ханская шапка, точно в такой ходил казанский или любой другой хан – правитель высокого уровня.

Кругом неисследованное, хотя написаны горы монографий и сборников, защищены сотни диссертаций! А ясности нет.

И все потому, что подневольная российская наука по-другому не умеет. Не хватает ей смелости заявить, что, например, национальную одежду тюрков (как и многое другое) тихо «заимствовали» русские. А между тем армяк, епанча, кафтан, башлык, шушун, шуба, клобук, сапог чисто тюркские слова. Вещи, имеющие своего исторического хозяина… Когда я нашел старые фотографии терских казаков в национальной одежде (разумеется, не о царских гимнастерках речь, а о настоящей, старинной одежде казаков!) и сравнил их с нашими, кумыкскими, то даже ахнул от неожиданности – абсолютно одинаковые. Никакой разницы.

Потому что это одежда одного народа!

Сегодня казаки названы русскими, их отлучили от предков, но дает ли это право прежнюю их историю и их одежду тоже называть «русскими»? Нет, конечно.

…Рисунки из Древнего Киева интересны еще и тем, что там есть русы. Это, может быть, самое прелюбопытное! Дорисованные человечки одеты иначе – не по-тюркски, а по-европейски. У них совершенно иной внешний вид… Вот так выглядели русы! Штанов не носили, шаровары были одеждой степняков. Все дорисованные человечки без брюк, без сапог, без папах.

Горн в руках человечка на полях – тоже не кипчакский. Свои духовые трубы тюрки не выгибали, а оставляли прямыми. Лишь одна из их труб попала на рисунок 1153 года. Древние музыкальные инструменты тюрков и ныне звучат на Алтае, в Хакасии, в Киргизии, в Карпатах (у гуцулов) – словом, там, где есть потомки народа, не забывшие свои древние традиции, но забывшие свои корни.

Сколько же там интересного… Даже сцена похорон, изображенная на миниатюре, тоже ставит вопросы. Обряд похорон у всех народов самый консервативный, он меняется крайне редко. Когда-то останки соплеменников тюрки отдавали огню или птицам. С IV века от этого отказались. Но, хороня в деревянных гробах или гробах, сплетенных из камыша, под тело покойника подсыпали пепел или белую известь. Дань прошлому. Дно могилы тюрки обкладывали лапами ели – священного дерева.

А хоронили ли славяне в гробах? В домовинах? Нет.

В XI–XII веках на территории Восточной Европы шло становление новой культуры, народы обменивались обычаями, обрядами, традициями – брали лучшее. Это сложный исторический обмен, он незакончен и ныне. Только зачем его приписывать славянам? Ничего не оставили кипчакам и другим народам. К глубокому сожалению, русские властители приписали себе едва ли не все достижения тюркской культуры, а сам Дешт-и-Кипчак буквально стерли с исторических карт, будто его и не было.

Но сколько курьезов принесла им эта ненасытная жадность: глотали даже камни, которые не переварить. Например, три богатыря. У художника В. Васнецова они – олицетворение Руси, ее могущества. Если бы он знал!

Горыня, Дубыня и Усыня – так называли этих богатырей, прежде чем им стать Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем. Это они гнали венедов из Центральной Европы, это они разрушали их первобытный мир: Горыня «на мизинце гору качает», Дубыня «дубье верстает», Усыня «спер реку ртом, рыбу усом ловит».

Прототипами богатырей были кипчаки – недруги венедов.

Анализ этих образов привел литературоведов в замешательство: оказывается, сказочные русские герои выведены из «тюркской трехчленной группы – Змей Огненный, Змей Глубин, Змей Вод». Этот нагрянувший к венедам трехглавый змей известен и в прибалтийских сказках, не говоря о тюркских.

Змей – знак тюрков, наш символ. Степняки и сейчас к уважаемому человеку обращаются «Горыныч» или «Ажидахака». Слово «богатырь» – тоже тюркское, русским оно стало недавно. Равно как и Баба-яга.

Кто такая Баба-яга? Лесная старуха-волшебница, поедающая детей? Вовсе нет. У кипчаков этот персонаж был мужчиной и назывался «Бабай-ага», он летал в ступе и приносил людям счастье. Где опустится Бабай-ага, там священное место. В Центральной Азии с глубокой древности почитали этот чистый образ, который, видимо, стал прообразом Будды.

Такому же злому мифологическому искажению русские подвергли Кащея Бессмертного, который ничего дурного не делал. Он – «бессмертный», потому что он – облако. Так тюрки дразнили тучу (или летающего змея), которая не давала дождя.

Конечно, культурные заимствования у народов-соседей были всегда, это – благо. Но нормальное заимствование! А не воровство и лукавство. Вот еще пример.

Была у кипчаков сказочка, теперь она русская, народная – про колобок. Всякая сказка имеет мораль. А какая мораль у «русского» колобка? Хитрая лисичка всех перехитрила и съела колобок. Никакой морали. Потому что неизвестно, что означает слово «колобок». По-русски – ничего не означает. А по-тюркски колобок – шарик, слепленный из того, что катает жук-навозник.

Катился колобок, катился и попал прямо в рот хитрой лисе: «НЕ ХИТРИ, как лиса, а то колобок кушать будешь». Вот она, тюркская мораль! Но только ли к хитрой лисичке относятся эти слова? Она ли одна кушает колобок?.. Бедная матушка Россия!