Текст книги "Городские портреты"

Блаженные

Фотограф Гоша, он же Гога. Весной, летом и осенью слоняется по набережной черный от загара, с древним советским фотоаппаратом на кучерявой груди и затейливой фанерной конструкцией, на которой наклеены самые удачные работы. Длинные нечесаные волосы, свирепый взгляд, иногда цедит сквозь зубы слово «фотографироваться». Никогда не видел его за работой, даже в благословенные времена, когда это древнее и почтенное ремесло было актуально. Довольно нахальная бабушка, промышляющая попрошайничеством возле городского Загса, с как попало закрашенной сединой, в ситцевом платье и щедро подведенными бровями. Находится в постоянном состоянии войны с конкурирующим картелем – мальчишками, которые зовут ее Мальвина.

Коккинаки, молодой парень с отвисшей нижней губой и значительным бездонным взглядом. Редкое прозвище в честь летчика – местного уроженца, бюст которого стоит на улице Советов. Работает грузчиком в хлебном магазине. До запрета РНЕ участвовал в их митингах, сосредоточенно сжимая флаг; также помогал товарищам по партии торговать литературой, в этом случае место флага занимали бестселлеры про Сварога и всемирное жидовское правительство.

Женя, Женечка, с виду грузный мужчина лет пятидесяти, шестилетний ребенок по развитию, мой сосед и хороший знакомый. Соответственно, когда я был дошкольником, пытался поиграть и подружиться, до моих тринадцати-четырнадцати избегал, потом при встрече просил защитить его от каких-то Федек-Санек, которых называл «разбойниками», ближе к восемнадцати перешел на «вы» и стал просить деньги и купить ему сигареты. По-детски хитрит: сначала получит денежку, спрячет в кармашек, а уже потом скажет, что кончились сигареты и где именно «дяде» следует их приобрести.

Ведущий

Черняв, невысок, строен и подвижен. В восьмидесятые был комсомольским активистом. Подняться на гребне крупнейшей геополитической катастрофы в челноки или школьные психологи не получилось; зато и не спился, как ни пытался.

В прекрасные и яростные девяностые герой был неоднократно замечен в жюри театральных конкурсов и КВН вместе с другими «лишними людьми». Из восьмидесятых захватил в жизнь характерную щеточку длинных волос на затылке; однажды был диджеем дискотеки для городских отличников, проводимой отделом народного образования и Божьим упущением. Одет был во вьетнамскую майку, кроссовки Champion, джинсы-мальвины и тонкие-претонкие солнцезащитные очки (все Мефодиевский рынок, весна-лето – 95). Образ щедро дополняла бутылка пепси-колы местного пивзавода, водруженная на школьную парту диджея. Начал хорошо: «Хэй! А тепьерь! Кумьир всех молодых! Богдан Титомир! Просил передать вам всем большой привьет!», после чего отпил из бутылочки, и жидкость в ней закончилась. Иссяк и креатив, так что больше ничего интересного на мероприятии не произошло за изъятием небольшого алкогольного конфуза с кучерявым заикой-математиком из сороковой школы.

В ревущих нулевых годах видел его всего два раза. Первый был на сцене ночного клуба: герой с микрофоном находился в компании двух молодых людей, один из которых вкушал зефир, зажатый между ног другого. Второй – на корпоративе одной славной и строительной фирмы, в обществе грустной веснушчатой стриптизерши с дряблыми звездочками из цветной бумаги на синусоидальной груди.

В десятых однажды наблюдал его опять же в ночном клубе в качестве стендап-комика, и давайте поскорее опустим завесу милосердия над этой сценой.

…Очень странно, кажется, у него нет опыта сотрудничества с основными очагами местной культуры, уютными прибежищами для творческих людей: туземными газетами, журналами, телевидением, радио. Вы не поверите, но герой не привлекался даже к избирательным кампаниям. Однако достоверно известно, что он пробует себя в качестве ведущего свадеб – и я не знаю, что тут можно сказать, кроме как «Совет да любовь!».

Ветеран

1994 год, близится полувековой юбилей Великой Победы, в крае проводится литературный конкурс среди школьников («Дороги Победы», что ли): надо написать о Великой Отечественной войне со слов воевавшего дедушки.

А я, представьте, весьма кстати школьник, но у меня, как назло и как всегда, ничего не готово к светлому празднику: подходящего дедушки нет. Оба подкачали с годами рождения: были слишком юны для фронта и пошли бы защищать Отечество только к самому концу войны, если бы их раньше не сослали в Среднюю Азию. Единственный знакомый прадед, наоборот, разменял пятый десяток в те героические времена и, к великому сожалению, был не лихим танкистом с усами, как того требовали условия конкурса, а возил воду на лошади, что в войну, что до войны: пакт Молотова – Риббентропа никак не отразился на его карьере.

Идею истратить талант на хватающее за душу описание того, как прадедушка в годы немецкой оккупации, оно, конечно, возил на лошади воду, но медленно, нехотя и бубня под нос «Интернационал», отмел сразу. Должен признаться, что, несмотря на нежные четырнадцать лет, я тогда был жук и правильно предположил, что для собственной маленькой победы этого может не хватить.

Тогда родился Иван Константинович Зимин, прошедший войну от Каширы (правдоподобность) до Берлина (прямая причастность к Победе) рядовым (явная несправедливость, которую, впрочем, жюри конкурса может, пусть частично и с опозданием, компенсировать внуку героя).

Номер военной части взял из настоящей хроники. Однополчане получили имена одноклассников, причем жадный повар был назван в честь того, из-за которого мы пропустили решающий гол в принципиальнейшем футбольном матче с «А» классом. Плюс первая любовь к санитарке – будущей бабушке Ане (вообще-то Айше, но тут пришлось бы слишком многое объяснять) и, разумеется, «ну, смотрю – ползут, гады», «меткий залп – и фашистский стервятник рухнул вниз».

Третье место и приз – гитара, до сих пор лежит. Первое дали кому-то за натуралистичный рассказ про фронтовое ранение, очевидно, записанный со слов: большая часть повествования – про вши и баню, приз – электрочайник, ну и пусть, он мне не нужен еще больше гитары.

Как вкусно говорит Э. Радзинский: «А дааальше? Дааальше…» Иван Константинович, обескуражив находчивого внука, выпорхнул из гнезда, встал на крыло и зажил самостоятельно. На городском и краевом радио сначала читали сочинение, а потом даже принялись пересказывать его подвиги (особенно который с языком) своими словами и, право, лучше бы этого не делали. В школу позвонили из гороно: дед Мустафы Умерова Иван Константинович Зимин (а что такого?) приглашается на встречу с лучшими выпускниками. Потом дедушку через школу же несколько лет подряд ангажировал военкомат для напутствия призывникам. Городская администрация настойчиво запрашивала адрес для торжественного вручения праздничного продуктового набора. В любимой школе, хотя давно знали, что я жук, были настолько сбиты с толку звонками из указанных учреждений, что на всякий случай тоже попросили легендарного ветерана выступить на последнем звонке.

Воришка

У нас, жителей окраинного микрорайона маленького портового города, очень сильна преемственность поколений. Например, Лёпа – водитель Камаза, как и его отец. Ваня, Димон и Кучерявый – таксисты, тоже в папу. Любка и Светка – продавщицы, в маму, хотя папы разные. Или вот искусство пьянствовать и ничего не делать на вагоноремонтном заводе в семье Костяры бережно передается из поколения в поколение. В моей семье ремесло слесаря и краснодеревщика… впрочем, виноват: это как раз неудачный пример.

Так вот, отец Андрейки был вор и всю жизнь сидел. Выходил редко, но не меньше чем семь раз – именно столько у Андрейки братьев и сестер. Может, и не семь, но вряд ли меньше шести и точно не больше восьми – если бы Андрейка ходил в школу, то знал бы, что в математике это называется двойное нестрогое неравенство. Но судьба хранила Андрейку и всех его братьев: с самого юного возраста, минуя ненужные образовательные учреждения, они пытались приносить пользу обществу в качестве грузчиков на рынке либо у «кооператоров». В свободное от работы время они носили барыгам все, что удалось вывести из товарного оборота первых ласточек российского капитализма. Вырученные деньги, которые удалось утаить от благочестивой матушки, дворничихи и уборщицы окрестных мусоропроводов, пускались на нужды отечественной химической промышленности адресно: на клей «Момент» и полиэтиленовые пакеты.

Государство, и здесь нужно сказать пару слов в его пользу, чутко реагировало на растущие запросы растущего же Андрейкиного семейства. Участковый и сотрудники детской комнаты милиции нежно, буквально за руку вели каждого из них от роддома до колонии для несовершеннолетних, откуда все они, мужая, перебирались на зону, на сто процентов оправдывая прогнозы дворовых бабок, данные еще при романтическом знакомстве их родителей.

Шансов пообщаться с Андрейкой (или его братьями) после попадания в колонию немного: их пребывание дома носит дискретный характер. Складывается впечатление, что с момента освобождения им ставят прогулы в городском СИЗО – так они стремятся туда вернуться, стащив что-нибудь или обобрав подгулявшего мещанина. Я тут посчитал: математическая вероятность того, что на свободе окажутся одновременно двое, примерно сопоставима с вероятностью совпадения большого парада планет и полного солнечного затмения.

Андрейка выделяется из ряда своих братьев наличием хобби: он автолюбитель, в его резюме есть ходки за угоны. Тягу к технике он проявлял еще в детстве, когда раздобыл (даже примерно представляю как) мопед совершенно фантастического вида (казалось, что при сборке использовались запчасти буквально всех моделей советской бытовой техники). Юный Андрейка рассекал на нем всем на зависть до самых виноградников, а бензин клянчил по гаражам, в том числе у моего отца. Отказавшимся способствовать механизации Андрейка ночью испражнялся под гаражные ворота. Судя по некотором признакам, делал это не один. Этот пикантный эпизод – главная ассоциация, возникающая у меня при упоминании словосочетания «организованная преступность девяностых».

Генеральный

Как-то позвонила женщина и попросила о деловой встрече. Увиделись на объекте: такие дамы, перед тем как окончательно сесть на лавочку, промышляют лотошной торговлей автостраховками, горе-риелторством, сетевым маркетингом, народным врачеванием или семинарами по практической психологии.

Эта представилась помощницей значительного лица, имя которого назовет только в случае, если мы «договоримся». Обожаю соревноваться за призы, особенно если без взноса, так что очень старался и через каких-то полчаса односторонних недомолвок-хитростей узнал, что объектом заинтересовался Генеральный. Никакой другой информации не получил, если не считать адреса электронной почты для отправки «плана помещений» на три буквы перед собачкой.

На следующий день ситуация повторилась, только пришла другая женщина (точно такая, но с одним закрытым глазом) и сказала, что она помощница Генерального, а та, первая, – ее помощница. Документы, которые я им прислал, уже смотрела ее юрист, ее бухгалтер, и ее другой юрист (впрочем, что у нее ровно семь помощниц, я догадался сразу, на глазок). Если у Генерального будет время, то он тоже рассмотрит – на том и расстались.

Назавтра позвонил мужчина, низким голосом сказал, что его все устраивает, после чего поздоровался и попросил о встрече на объекте.

Новый знакомый оказался человеком исполинского роста и болезненного рукопожатия – по наблюдениям, такие обычно заняты на самых праздных должностях вроде инженеров по охране труда, окружающей среды или пожарной безопасности. Но не на сей раз – это был сам господин помощник Генерального; мировой мужик, хлопнул меня по плечу и сразу предложил перейти на «ты», потому что он «тоже колхозник». Главное, я был обрадован тем, что не далее чем завтра в Новороссийск пожалует Генеральный и после обеда сможет уделить мне время. Только немного. Вообще, я понял, что мне крупно повезло и Генеральный редко сам встречается со смертными: на то есть приближенные особы, с одной из которых я имею честь.

На следующий день я, умытый и причесанный, около девяти часов вечера принял звонок со скрытого номера от дамы из первого абзаца (или из третьего, или аналогичной). Сказала, что все отлично, а Генеральный приедет завтра.

Весь следующий день я, заново умытый и причесанный, тщетно силился понять: зачем, собственно, сам Генеральный ищет встречи? То есть именно со мной все ясно: попрошу у него немножко смелости, капельку ума, кусочек сердца, еще поучусь мудрости формирования окружения; а вот я-то ему на что? После пяти вечера раз в час со скрытого номера звонила помощница Генерального и сообщала противоречивую информацию насчет его приезда, таким образом ввергая из эйфории в уныние. В конце концов мне предложили быть на месте в 23:00 и поинтересовались, не поздно ли это для меня, тоном, не предполагающим ответа, кроме как «Нет-нет, что вы!».

Общение с Генеральным действительно было недолгим – честно говоря, едва успел его разглядеть. Роста не низкого и не громадного, а просто высокого, чернявый и худощавый, около сорока лет; назвался нечастым восточным именем, стремительно оглядел меня, помещение и сообщил, что:

его все устраивает

мне можно доверять

за это он может быть мне полезным в Москве

и везде

он знает все про нашу компанию

я заблуждаюсь насчет ее рода деятельности и истинного владельца

он знает, где и что мы покупаем

это дорого, он может гораздо дешевле

денег не надо – надо это помещение

весь этаж, можно два – не ему, а помощникам

у него и так все есть

что именно может дешевле – снисходительная улыбка, мгновенно

перекочевавшая на лица свиты, – все может

насколько – намного

чего не может – так это продолжать разговор: ждут люди, неудобно.

И исчез.

Про запах серы и крик петуха врать не буду – чего не было, того не было.

Грузчик

Когда мне было 17, работал грузчиком на оптовом складе. Там подружились с Серегой, парнем сразу после стройбата – блондином среднего роста, прыщавым, очень вспыльчивым, но добрым. Мое имя запомнить не может; за умение перемножить любое количество перетасканных упаковок на 50 копеек (наш тариф) и вообще обширный аналитический ум зовет меня Антикваром.

– Знаешь, какой самый хороший товар? Женские прокладки. Легкие и коробки удобно складываются. А самый плохой – знаешь? Турецкая томатная паста. Стеклянные банки по двадцать пять кило! А платят-то одинаково! Идем посмотрим, кто больше поднимет? (Поднимаем по три, хотя он говорил, что может пять). Рука болит, Антиквар, порезал вчера – поругался со своей, разбил тарелку. Правильно умные люди домой только одноразовую посуду покупают.

После драки с бригадиром из-за неверного расчета (победа в первом раунде техническим нокаутом ввиду рассечения подбородка противника вследствие удара головой):

– С пидорасами нельзя сюсюкаться, Антиквар. Сегодня пойду на соседний склад, они тоже совсем оборзели – смотри, что я придумал (показывает сиденье от детской качели, насаженное на цепь).

Три часа ночи, ждем фуру, лежим на пачках гофрокартона под открытым небом: на складе душно.

– Антиквар, смотри, сколько звезд, красота какая?

Я стихи знал про небо, забыл только. А ты знаешь стихи? Ух ты, расскажи!.. Класс, Антиквар, складно! Пушкин? Мандельшто? Ну я говорю – забыл все. Расскажи опять, по-братски?

Если бы у меня был телевизор, я бы много всего знал, как ты. Не умею деньги копить.

Самые умные люди – евреи. Посмотри на Матвеича: мы горбатимся, а он бабки считает. Говорит грамотно, сука. Ты, когда пришел, тоже так говорил; я думал, ты его родственник.

…Антиквар, ты вообще хочешь быть грузчиком? Идем с нами, возьмем кружку пива, выпьешь половину залпом, доливаем доверху водярой – и до дна. Не хочешь? А почему, когда пиво пьешь, дихлофосом в него не пшикаешь, – так же вкуснее, давай? Нормальный ты пацан, Антиквар, странный только.

Десять лет спустя встретил его в городе – спился и постарел (в смысле он). Под ручку с очень меланхоличной дамой, синяки под обоими глазами которой были почти скрыты трогательной челкой: приценивались к арбузам. Купил им три штуки, он возликовал и звал на склад – работать, «если что».

Историк

Элегантные костюмы, пятьдесят с хвостиком, низкий бархатный голос, маленький рост, плавная интеллигентная речь, в винтажных усах с проседью – словом, нравится женщинам и, главное, постоянно это осознает. В вузе занимает какое-то высокое положение и «читает прэдмэт» в основном для души. Злые языки (до единого сисадмины) уверяют, что ученая степень была им получена в советское время по партийной линии. Добрейшая душа: чтобы получить минимальный балл – четверку – на экзамене, нужно быть незнакомым ему лицом мужского пола и при этом не настаивать на пятерке.

– Да, Еленочка, слушаю вас, Еленочка. Так робко тянете ручку, хе-хе, смелее, смелее, ну же. Выйти? Извольте. Знаете ли, никогда не отказывал дамам, но и они (тут следует эффектный разворот на каблуках)…

– Ну-с, к делу, достаем конспэкты… Наполеоновские войны, о наполеоновские войны. Корсиканское чудовище, людоед, его императорское величество, Жозефина, хе-хе. Знаете, какое он ей однажды написал письмо? Кто не знает – в перерыве. Покорена Германия, Австро-Венгрия. Война! Кстати, знавал одного французского моряка, офицера, кортик, осанка, посещали с ним наш музэй. Делал ответный визит, был у них на корабле. Это, знаете, дааа… А познакомились с ним через Юрия Ивановича, нашего легендарного ветерана, дай бог всем здоровья в такие годы, как говорится. Вчера видел его на Аллее Героев, раскланялись.

– Здравствуйте, мои дорогие, хорошие мои. Только на минутку, извиниться – на кафэдре маленькое торжество, я ангажирован… Так что… Или нет, постойте, это же Мустафа, я не ошибаюсь. Здравствуйте, спасибо, что заглянули, как поживаете? Давненько, давненько, возмужали. Пожалуйста, расскажите что-нибудь по прэдмэту, а я удаляюсь.

– Сталинские репрэссии… Тяжелая, мрачная страница. Был в Токио, посещал производство с коллегами, там инженэры работают в перчатках, потому что от пыли в компьютерах заводятся вирусы, но это их дела. А Тихий океан? Помните это: на берегу высоких волн стоял он, дум, понимаете, полн?

– Прекрасный ответ, Мариночка, браво. Пять. Не садитесь, пожалуйста, не уходите, вы сегодня такая… Представьте, друзья, пройдет десять лет, и вы, наконец, примените знания, полученные в этих святых стенáх… Широкое шоссе, автобан, был недавно в Дюссельдорфе – а по крайней полосе едут, знаете, «мерседесы» с экономистами, одни экономисты. Что? Ах да, вы же экологи, простите, все равно не вожу машину, – я, знаете, гуманитарий. Историк.

Каталы

Мне двадцать три-двадцать четыре года, жду на вокзале автобус до Крымска (брат выступает за местную футбольную команду «Витязь», вторая лига, зона «Юг»). На подходе к кассам перехватывает долговязый суетливый человек и предлагает подбросить до Краснодара («шефа сюда привез, братан, неохота обратно пустым, едем хоть щас, вон, садись в зеленый “Соболь”»). Цена адекватна, Крымск по дороге, действительно спешу – почему нет? В «Соболе» уже сидит один пассажир, очень пожилой и очень одноглазый. После приветствия начинает расспрашивать: как зовут, кто и куда; благообразный увечный старик – приходится отвечать…

…Вокзал южного города, тем более приморского, тем более в курортный сезон. Если вы один, если выглядите на таком вокзале как чужак, значит, вы мишень; не побрезгуйте советом: следите за ручной кладью и будьте внимательны. Например, вам могут бросить под ноги кошелек с деньгами, потом подойдет человек и потребует половину, а затем объявится «хозяин» (как вариант – с милицией).

Все просто. Не применяйте силу и не угрожайте ее применением: молодежь местной борцовской/боксерской секции начинает трудовой путь в группах силовой поддержки таких мероприятий. Не рассчитывайте на помощь милиции. Ничего не берите в руки. Ни на что не соглашайтесь. Разговаривайте вежливо, но твердо. Поверьте местному: они не будут терять с вами время и отстанут в поисках более сговорчивого лоха.

…С пожилым одноглазым господином беседовали минут пять (то есть ровно впятеро дольше, чем необходимо, чтобы узнать обо мне решительно все). Потом в машину вошел щуплый молодой человек и сел напротив меня рядом со стариком (тут нужно упомянуть, что конструкцией микроавтобуса «Соболь» предусмотрен небольшой откидной столик между пассажирами). Пылкий юноша радостно объявил, что водила уже идет, и предложил скоротать время за картами, которые у него весьма кстати оказались с собой. Нельсоноподобный аксакал на правах старого знакомого согласился сразу за нас обоих – и стало все понятно…

При общении с каталами, уважаемый читатель, рекомендации те же: не берите карты в руки (взяли, значит, игра начата) и вежливо, но твердо отказывайтесь от игры под любым предлогом, можно даже без предлога. Предвижу благородное негодование: мол, как так, да я фартовый, сдавай, два валета и вот это. Тут не все так просто.

Мудрый Евсей Матвеевич рассказывал про своего старого приятеля, шулера советской закалки. Интеллектуальный труд в СССР, как известно, поощрялся чинами и званиями, так что приятель – вор в законе; действительно сильно играет в преферанс, так как любит эту игру и постоянно в ней совершенствуется. Шанс против него на сколько-нибудь продолжительной игровой дистанции есть только у сопоставимого мастера. Но ко всему этот человек может в нужный момент раздать буквально любой расклад и через несколько минут игры станет узнавать все карты вашей собственной колоды по рубашке. То есть, если короче, вы с ним или: 1) играете честно и проигрываете все, что у вас есть, или 2) играете честно, за исключением нескольких раздач, ровно с тем же результатом. Интересующихся предметом отсылаю к соответствующей главе книги Дмитрия Лесного «Русский преферанс». Про навыки таких профессионалов в более простых играх нечего и говорить, так что лучше в поездах дальнего следования не полагайтесь на свой пышный титул чемпиона аспирантуры по переводному дураку.

…Меня сманивали простотой игры (всего по две карты, у кого больше, как-то так). Монокулярный старейшина грубо льстил, что все его знакомые представители маленького, но гордого народа – умные люди, поэтому хорошо играют в карты. Молодой попрекал неуважением к возрасту нашего попутчика. Все напрасно – карты в руки не беру, не хочу, и все, спасибо. Я же тебе уже раздал – это ничего не значит, уважаемый, я знаю правила. Патриарх, подобный Потемкину, попробовал даже, сам того не подозревая, процитировать классику: что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих…, – на что получил приглашение на партию в шахматы, благо я кандидат в мастера (не прилгнувши, не говорится никакая речь).

Веселье прервал долговязый водила, подошедший сообщить, что мы никуда не едем, так как «позвонил шеф». Я уже опаздывал на футбол, поэтому кинулся к кассам, конечно, красиво, как константиновский кадет, кивнув кривому катале, конгениальному Кутузову.

В Крымске уже после матча рассказал брату и его одноклубникам о забавном происшествии; выяснилось, что зеленый «Соболь» в этой среде известен печально, так как герои спорта много путешествуют междугородним транспортом и не читают Дмитрия Лесного. Тут же живо нашлись и пострадавшие, и их знакомые: один проиграл триста долларов, другой – пятьсот и новые кроссовки, а один, ну, который живет с проституткой, – так и все подъемные, да еще…

Впрочем, об этих каталах как-нибудь в другой раз.