Текст книги "Эвкалипт"

8
SIGNATA[27]27
  Эвкалипт значковый (Е. signata).


[Закрыть]

Эвкалиптов-каракулей насчитывается пять разновидностей; они – точно пятеро братьев в мифологии, и у каждого – подходящее к случаю имя: sclerophylla, эвкалипт твердолистный; signata, эвкалипт значковый; rossii, эвкалипт Росса; racemosa, эвкалипт гроздевидный, и – см. обведенный красным ободком плод – haemastoma, эвкалипт кровянодисковый.

Эвкалипт-каракуля произрастает главным образом в Сиднее и его окрестностях; вот только эвкалипт значковый, например, встречается на узкой прибрежной полосе в северной части Нового Южного Уэльса и – что границы штата для деревьев и трав! — вторгается в Южный Квинсленд.

В конечном итоге все пятеро были благополучно пересажены в имение Холленда, хотя эвкалипт Росса, самый мелкий, рос под углом – из подросткового чувства протеста, не иначе.

Отчетливые каллиграфические письмена на стволах – ходы насекомьих личинок – напоминают небрежно нацарапанные строки и неразборчивые подписи. Эти «каракули», начертанные кое-как, наспех, но неизменно изящные, привлекают наш взгляд поразительным сходством с человеческим почерком: а что, если это – тайное послание, записанное на дереве?

Е.signata символизирует собою все пять эвкалиптов-каракулей.

Долгое время Эллен всякий раз завороженно глядела на то, как отец выводит свою подпись. Все начиналось с того, что его указательный палец, замерев в одной точке, начинал вибрировать, точно насекомое нацелился раздавить, и тут же вырывался на свободу этаким пижонским росчерком. Как-то девочка даже рассмеялась в ужасе, когда перо прорвало дырку в разлинованной писчей бумаге. Подпись сама по себе была такой же узловатой и искривленной, как купа малли – низкопробных эвкалиптов с чахлыми корнями. Когда же он принялся скупать по всей Австралии дюжины отборных отводышей, то бишь саженцев, его чеки то и дело возвращали для сличения подписи.

По мере того как озеленительная программа распространялась по имению, Холленд счел необходимым составить антографию.

Теперь он шагу не мог ступить без маленькой черной книжицы и хранил ее под подушкой, точно засаленную «Гидеоновскую»[28]28
  Библия, распространяемая бесплатно христианской организацией «Гидеоны»; неизменная принадлежность гостиничных номеров.


[Закрыть] Библию. На каждой странице описывался один из эвкалиптов: его местонахождение, дата посадки, особые характеристики, имя поставщика. После того как мясник перековеркал сложное слово, Холленд так и стал называть свой каталог: «кот-и-лук» – приятно ж повалять дурака на тему святыни!

То был каталог не совсем обычный. Ежедневно таскаясь по пастбищам из конца в конец, поневоле пристрастишься к размышлениям. Холленд карандашом заносил в книжицу все, что приходило в голову. К сожалению, едва ли не все эти записи подпадали под категорию морализаторских сентенций: «роздых – зря потраченный воздух», например; не слишком-то информативно.

Зато в другом месте он нацарапал нечто куда более любопытное: «Однозначного ответа нет». Вот вам, пожалуйста, многозначная истина, некое руководство к жизни или своего рода символ веры; попытка проникнуть в суть. «Однозначного ответа нет» встречается снова и снова на нескольких страницах; повторяя эту фразу, Холленд словно под нею подписывался, хотя помимо умножения числа эвкалиптов его вера в разнообразие как жизненный принцип ну никак не проявлялась.

Бумагомарание в имении Холленда многократно умножилось, едва Эллен достигла брачного возраста.

В ту пору Эллен написала куда больше слов, нежели произнесла. В свой дневник она заносила диалоги с самой собою, а также подлинные и выдуманные беседы с отцом; были здесь описания отдельных крупных птиц, и моря, и ворот сиднейской школы. А еще девушка поверяла бумаге необычные сны и впечатления от многих заезжих кандидатов в женихи, в том числе и от последнего, мистера Грота.

Серебристую обложку дневника украшали цветные звездочки. На его страницах Эллен вольна была обсуждать свои чувства. Дневник стал ее лучшим другом. Ему она поверяла сокровенные тайны, уносясь мыслями в дальние дали. Больше всего Эллен любила то мгновение, когда открывала чистый лист – и солнечный свет белой складкой падал на постель. Тогда девушке мерещилось, будто она, уютно свернувшись в клубочек, греется в замкнутом пространстве своих дум; а сухие штрихи эвкалиптов и холмистый рельеф снаружи сгинули в никуда.

Несколько выбывших из состязания женихов воззвали к ней напрямую. Эллен читала их послания с интересом и даже сочувственно. Кое-кто писал огрызком карандаша; один – на оберточном пергаменте из мясной лавки. А ошибки какие забавные! Порою Эллен становилось жалко мужчин. Здоровенный лист бумаги прибыл от некоего Томаса Ли; Эллен помнилось, он много лет прожил где-то в Италии. Письмо было практически нечитаемо; с тем же успехом Томас Ли мог воспользоваться шифром. В сущности, оно представляло собою нагромождение каракулей, исправлений, оборванных и начатых заново фраз, подчисток, вычеркиваний и пробелов, хотя общий утонченно-деликатный настрой девушку заинтриговал, а в нижнем уголке автор изобразил нечто, смахивающее на дерево. Когда же провалился местный школьный учитель, к девушке хлынул ручеек трогательных записочек, красноречивых, искренних и смиренных; а в придачу к ним Эллен перепала пара фруктовых вазочек: незадачливый поклонник вырезал их из ярры или карри специально для нее.

Вплоть до нынешнего времени Эллен полагала, что отец знает все на свете, о чем ни спроси. Достаточно было взглянуть на запечатленные в лице годы. А как кратко и сжато отвечал он на конкретные вопросы – ведь и это тоже наводит на мысль о накопленных познаниях! И, что важно, голос его – всегда тут, рядом. Разумеется, Эллен даже вообразить себе не могла, что сыщется другой человек, способный назвать все эвкалипты до единого; тот, кто преуспеет, будет в точности как ее отец, только еще больше такой же.

Что до отцовских брачных расчетов, ее первоначальное потрясение было всплеском истерики, вот и все. Теперь Эллен наблюдала за происходящим с любопытством. Все женихи до единого остались за бортом. Очень немногим удалось преодолеть половину пути.

Пока самым многообещающим кандидатом казался мистер Грот: уже одна его неспешная обстоятельность, равно как и манера держать руки в карманах, должны были послужить предостережением. Вместо того, чтобы следить за его успехами, Эллен гадала про себя и на страницах дневника, почему тот избегает смотреть в ее сторону. «Нравлюсь ли я ему?» Ведь то, что мистер Грот включился в состязание, ровным счетом ничего не значит: чего доброго, это просто своего рода интеллектуальное развлечение, способ себя занять во время отпуска.

Отец вернулся в дом; вид у него был взъерошенный и озадаченный.

– Хорош, не то слово как хорош. А все потому, что мамаша его умом тронулась. Родного сына не признает. Вот он и брошен на произвол судьбы. Жить ему больше не для чего. Другого объяснения не вижу.

И Холленд энергично закивал.

– Мистер Рой Грот – интересный человек, во многих смыслах интересный.

Эллен попыталась представить себе его мать.

– Помнишь, я тебе показывал – много раз, между прочим – тот чахлый малли за запрудой – ну, тот, я на нем уж было крест поставил, а он взял да и оклемался? Маунтимлейский малли, один из редчайших видов. Я за ним много лет гонялся, а уж выхаживал так и того дольше. Мало кому, помимо нас с тобою, доводилось увидеть такой своими глазами. Так вот, подходим мы к нему, а я про себя думаю: тут-то ты и спасуешь, и придется мне подыскивать другого муженька для своей дочурки. Но нет, он как ни в чем не бывало выпаливает правильное название, imlayensis, – и продолжает себе рассуждать насчет мебели своей матушки. Так и хотелось прикрикнуть: «Эй, парень, полегче!» А вот внимательно осмотреть дерево ему и в голову не пришло. Ну не странно ли? Кстати, а мы видели, как ты белье развешиваешь. И знаешь что? Тут он мне говорит – роняет этак мимоходом, если ты понимаешь, о чем я, – что наша ярра на самом деле подвид. Зовется marginata, эвкалипт окаймленный, – ну, это-то я и без него знаю! – однако есть у него еще и второе название: thalassica, эвкалипт морской.

Холленд восхищенно рассмеялся.

– Ты только представь себе – столько эвкалиптов, и все собраны в одном месте! Да тут для него рай земной!

Но как только беседа сворачивала на эвкалипты, у Эллен, как говорится, что в одно ухо влетало, то в другое вылетало. И кроме того, погруженная в свои тревоги и думы, в тот момент она даже не поняла толком, куда клонит ее отец.

Лишь на пятый день девушка осознала, что мистер Грот в самом деле действительно перевалил за половину. Из своей башни Эллен видела, как две фигуры пересекают дальнее пастбище. Одна – высокая, а рядом с ним – вторая, неряшливая, до боли знакомая.

А еще девушка увидела – и осознала, – сколько пастбищ уже пройдено; оценила их общую площадь в акрах, вмещающую в себя сотни и сотни эвкалиптов. На ее глазах гость опознал еще один и перешел к следующему, а затем и к следующему. Этот человек неумолимо приближался. Он не спешил, нет! Такого ничто не остановит!

Мысли у Эллен путались.

Спотыкаясь, она сошла по ступенькам и добрела до прихожей, по дороге налетая на стены и открывая и закрывая двери.

Девушка села. Потом встала.

В спальне села снова, не зная, что ей делать, куда податься.

Как же так вышло? – гадала она. «Почему же я раньше ничего не понимала? – спрашивала она себя снова и снова. – Что же мне делать?»

Никого из женихов и всерьез-то не воспринимали; в глазах отца все они были полными идиотами. Как это на него похоже: выдумать испытание, полагая, что в целом свете не сыщется человека, способного одержать победу.

В ванной девушка включила воду на полную мощность: отец ей этого никогда не позволял. Эллен уже видела: с мистером Гротом тот держится по-дружески; нет, более чем по-дружески, уважительно. По всей видимости, у них много общего, вот деревья например, а теперь еще и она. И при этом мистер Грот совсем не походит на отца, ну вот ничуточки.

Никого другого не будет. Мистер Грот так в себе уверен, что никуда и не торопится. К двум часам он обычно возвращался к себе в гостиницу. А в первый же выходной предложил сделать перерыв и отдохнуть.

Эллен принялась писать письма отцу. Большинство их она рвала или вклеивала в свой дневник. А некоторые отсылала по почте, даже когда слышала, как отец расхаживает в своей комнате. Первое, адресованное отцу, она прислонила к его чашке за завтраком, когда тому хотелось лишь спокойно газету почитать, и ничего больше.

– Это еще что такое? – Холленд напряженно вглядывался в пляшущие буквы, держа страницы на расстоянии вытянутой руки. – У тебя ведь такой чудесный почерк был. А здесь я ни слова разобрать не могу.

– Пожалуйста, прочти.

Тогда ему придется примириться с ее чувствами, хотя в тот момент Эллен испытывала разве что смятение.

– Я хочу уехать, – объявила она.

– А что в том толку-то? – Сощурясь, Холленд с трудом разбирал каракули дочери. – Как бы то ни было, ты ведь не бросишь бедного старого отца одного в этом темном, старом доме – наедине с деревьями? С кем я буду разговаривать по ночам?

– Я не знаю, что делать.

После третьего или четвертого письма Холленд отодвинул стул от стола.

– Ты повторяешь одно и то же, снова и снова. А теперь послушай меня. Хорошо, тебе не нравится, как все оборачивается. Ситуация не стопроцентно идеальная, я и сам понимаю. Но по-твоему, это была ошибка? Вот уж не уверен. Допустим, я извиняюсь. Еще не хватало, чтобы девушка чахла да слезы лила, словно конец света настал. Но чего ты хочешь-то? Я бы предположил, ты и сама не знаешь. Я прав? Мистер Грот – ты же с ним незнакома толком, – он не так уж и плох. Как бы то ни было, мне казалось, тебе он глянулся. По крайней мере, ты нос не морщила. Ты с ним разговаривала? Я – да, и много. И сдается мне, от него многого можно ждать. Для начала, он человек порядочный, думаю, тут ты и сама согласишься. Опрятный мужчина, не неряха какой-нибудь. И чертову прорву всего знает о деревьях.

– Я заметила.

Отец положил руку ей на плечо.

– Придется нам подождать и посмотреть, что будет, – другого-то ничего не остается.

Едва переступив порог, Эллен чуть не бегом устремилась к реке.

– Ты куда? – донесся отцовский голос. Эллен сама не знала, что с ней творится. Шла она быстро, но, войдя в рощу, остановилась и в неподвижном безмолвии, точно не удержавшись, прикоснулась, пусть лишь на краткий миг, к ближайшему из посаженных на одинаковом расстоянии деревьев. Эвкалипты, причина всего этого, тоже на мгновение словно замерли.

9
MAIDENII[29]29
  Эвкалипт Мейдена (Е. maidenii).


[Закрыть]

Это дерево Холленд подарил дочери на день рождения. Ей было тринадцать.

Девочка вошла к нему в комнату спозаранку, явно предвкушая сюрприз: Холленд не мог не залюбоваться ее волнением. Чтобы продлить удовольствие, он с привычной отцам жестокостью нахмурился, изображая удивление, как если бы напрочь забыл, какой сегодня день. И едва лицо Эллен омрачилось тревогой, указал на платяной шкаф.

Ни пышные синие ленты, обвязанные вокруг терракотового горшка, ни пространные толкования видового названия не помогли имениннице справиться с разочарованием. Вместо сюрприза пришло ощущение утраты, словно отец подарил подарок самому себе, и при этом самый что ни на есть заурядный. Ну на что ей сдалось дерево-то? И даже торжественная церемония – эвкалипт они сажали вместе, на северном склоне с видом на город – не сделала девочку счастливее.

Годы текли, похожие один на другой. Постепенно Эллен почувствовала некую смутную неудовлетворенность; она сама не знала почему. К тому времени, как стали прибывать женихи – на грузовиках, и машинах, и мотоциклах, на поезде или пешком, Эллен вернулась к очаровательной привычке гулять или просто находиться среди множества разнообразных эвкалиптов. Одним прекрасным утром она вспомнила про свое деревце – эвкалипт Мейдена – и спустя несколько часов отыскала-таки его в дальнем конце участка, на изрядном расстоянии от дома, где почва была влажной и довольно жирной.

Эллен отступила на шаг и улыбнулась увиденному.

Деревце выросло так же, как и она сама, выросло хрупким, стройным и бледным. Такое утонченно-изящное в своей разводящей руки красоте; наверное, это дерево-девушка, решила Эллен.

Эллен вдруг отчаянно потянуло взяться за веник и подмести под ветками, прибрать с земли накопившийся сор. Из всех растущих в имении эвкалиптов именно этот принадлежал ей. И Эллен хотелось, чтобы это деревцо выделялось среди прочих, сияло чистотой – так памятник жертвам войны в захолустном городишке отмывают водой с мылом.

И тут она заметила, что в ствол вбит громадный ржавый гвоздь. Это, конечно, дело рук отца – кого ж еще? Что за странное ощущение! Девушке не то чтобы почудилось, будто гвоздь вбит в нее саму; скорее, она испытала легкое удивление, видя стальной предмет, глубоко погруженный в мягкую рыхлость Природы. Вокруг никаких иных следов человеческого присутствия не было – ни тебе бухт колючей проволоки, ни продырявленной пивной банки, ни выцветающей пачки сигарет, ни ружейных патронов близ кроличьей норы.

В тот момент гвоздь торчал вроде бы без всякой цели.

Воздух звенел от зноя. Глядя на дерево – так, как она погляделась бы в длинное зеркало, – Эллен обняла ладонями свои груди и мягко приподняла их, преодолевая земную тягу. Ей смутно захотелось поцеловать саму себя. Если бы только красноватая почва, палая листва, сухие веточки и трава, муравьи и отчужденные, колючие эвкалипты не казались такими бесчувственными, такими негостеприимными, она бы, верно, разделась: сняла бы с себя все, что есть, и осталась один на один с вездесущим теплом и открытостью, распахнутостью настежь. Уж такой это возраст.

Эвкалипт Мейдена находится в родстве с тасманийским и южным голубым эвкалиптами (подвиды эвкалипта шаровидного, Е.globulus); то сильные, пышущие жизнью деревья.

У основания ствола кора сероватая, словно короткий чулок надели, а в верхней части – гладкая и пятнистая. Молодая листва ярко выделяется на общем фоне; очень неплохо смотрится как подлесок.

10
TORQUATA[30]30
  Эвкалипт воротничковый (Е. torquata).


[Закрыть]

Ландшафт между тем опять вторгается в повествование (ну да ладно, недолго ему осталось). Некрашеная стригальня словно парит над пастбищем на собственной тени, пришвартованная к дому провисающим тросом забора. Ясное дело, участок вдоль и поперек прошнурован колючей проволокой. Прямая линия тотчас же напоминает о вмешательстве человека.

И — океаны колыхающейся травы; летом она что золото, как говорилось выше. Частенько пишут, будто наши посевы и травы колышутся и плещут, точно великие океаны, омывающие шар земной; в другое время легкий ветерок выгибает стебли, растущие не столь густо, на манер золотистых волосков на моряцкой руке. Окинешь взглядом загон на закате дня: эвкалипты дублируются тут и там на земле, складываясь под нужным углом, плотно сжавшись, точно чернильные пятна или отпечатки пальцев на промокашке. Ох уж эти вечные, в беспорядке разбросанные, на первый взгляд хаотичные компоновки – в природе они на каждом шагу встречаются! Именно эта небрежная неизбежность – косой штрих поваленного дерева, перечеркнувший вертикали благополучно растущих, – дает отдых глазам.

Всем прочим местам девушка предпочитала участок у старого моста, где безмятежная геометрия эвкалиптов исподволь наводила на мысль о том, что, возможно, она, Эллен, тоже не лишена элегантности — во всяком случае, элегантность здесь явно ощущалась, а тихий плеск реки на излучине рядом дарил утешение – а заодно и предоставлял выбор.

Теперь, отыскав свое собственное дерево, Эллен время от времени навещала его, обходя холм с другой стороны.

Однажды, вскорости после полудня, она услышала голоса – мужские голоса, где им вроде бы не место. Согласно установленным Холлендом правилам, кандидат в женихи имел право начать и закончить испытание в любой точке земельного участка; так что мистер Грот предложил разнообразия ради переключиться на низину. Птицы загодя шумно срывались с веток, некоторые предостерегающе вскрикивали, один-два кролика выписывали зигзаги, так и притягивающие прицел, а неподалеку от Эллен приподнимался и вновь припадал к земле кенгуру-валлаби.

Девушка затаилась за бледным стволом, в то время как разумнее было бы выйти на свет.

Пересекши полконтинента, человек по имени мистер Грот неуклонно приближался к ней, чтобы увезти ее прочь. Да, это он. Здесь эвкалипты росли плотным строем. Но его это не смущало. Ровным, лишенным всякого выражения голосом он, проходя мимо, называл каждый из видов – даже не сбавляя шага; Холленд согласно бурчал. И вот уже эти двое стоят совсем близко, рукой подать.

В тот день мистер Грот щеголял в воротничке и при галстуке; на спине его проступило пятно пота, очертаниями смахивающее на Папуа – Новую Гвинею, в то время как физиономия Холленда приобрела оттенок бледно-красный: ни дать ни взять коралловая рыбка, снующая меж деревьев. Разговаривали эти двое о змеях – о размерах таковых, и о том, где именно змею видели, и как на нее едва не наступили, и т. д. Байки о змеях в разных устах варьируются разве что длиной.

– Змеюки, они в спальные мешки заползают погреться, – говорил Грот. – Такие случаи известны.

– У нас тут, между прочим, в придачу к полной коллекции эвкалиптов и змеи самые что ни на есть ядовитые водятся!

– Да, мне рассказывали.

Они остановились по другую сторону от дерева. Если Эллен и подумывала о том, чтобы огорошить мужчин внезапным своим появлением, то она запоздала.

– А вот еще морские змеи бывают; от души надеюсь, мне с такой столкнуться не доведется. Это – мыльный малли, а вон тот, высокий – kirtoni, то бишь эвкалипт Киртона. Ага, а вот вам эвкалипт так эвкалипт! Хоть завтра на открытку! Эвкалипт Мейдена, верно? Всегда его любил.

Тень отца кивнула.

– И лучшего экземпляра вам не найти, хоть весь свет исколесите вдоль и поперек, гарантирую!

В этот самый миг, почти позабыв о своем положении, Эллен завороженно наблюдала за показной непринужденностью мужчин. А мужчины между тем пошарили в брюках; и вот рука мистера Грота – мистер Грот стоял ближе – вынырнула на свет, вытаскивая нечто мягкое и податливое, чей полуприкрытый глаз изучающе поглядывал на Эллен. Они помочились на ствол – и мистер Грот, и ее отец.

Все, что приходило ей в голову – и изрядно озадачивало, – так это то, насколько их поведение равнодушно дисгармонирует с ее собственным. Плечом к плечу стояли двое знакомцев, глядя вниз, на себя самих, и вверх, на деревья. В глазах девушки это было только логично: мистер Грот веером обливал пейзаж – ни дать ни взять сопло или прожектор, – захватывая все, что расстилалось перед ним; очень скоро он захватит и ее, Эллен.

Прячась за стволом, девушка словно разом ослабела.

Вот мужчины закончили; слышно было, как один из них шумно дышит.

Ожидая, что ее вот-вот обнаружат, Эллен зажмурилась; впрочем, не обнаружили – до поры до времени.