Текст книги "Безумная планета"

Парень осмотрел свою ногу. Острые края камешков и куски панциря жука поранили ее во время бега. Это случалось и раньше, когда приходилось ползти, но еще никогда при ходьбе. Он тщательно вытащил из подошв все острые осколки. Покрытые клеем паутины, они цеплялись к пальцам, кроме мест, измазанных жиром.

Рассуждал Барл просто. Совсем недавно он инстинктивно нашел выход из ситуации. Сейчас же столкнулся с несколько иной проблемой, но решил применить тот же способ. Жир на теле позволил ему освободиться от прилипшей паутины. Теперь же все прилипало к подошвам ног, поэтому, он решил тоже смазать их жиром.

Это сработало, и Барл отправился дальше, почти, хотя и не совсем, избавившись от камешков и острых осколков. Он находился в тридцати пяти милях от племени, голый и не имеющий понятия о дровах, костре или оружии, не считая того, что потерял. Однако вскоре парень остановился, поскольку его посетила еще одна мысль. Он пришел к выводу, хотя и с некоторым страхом, что он и в самом деле замечательный человек.

Ему тут же захотелось снова проявить себя. Но копья он лишился. Поэтому Барл счел необходимым еще раз задуматься. И, что самое удивительное, опять преуспел в этом.

За поразительно краткое время парень придумал целый перечень ответов. Он гол, поэтому нужно найти какую-нибудь одежду. Он безоружен – тогда нужно найти копье. Он голоден, так нужно искать еду. Он далеко от своего племени, значит, нужно идти к нему. Явно Барл был вполне способен размышлять. Но не следовало забывать, что он жил на планете, где размышления до сих пор не приносили пользы. Самое главное – то, что люди не задумывались даже в подобных случаях, а просто жили одной минутой. Барл же начал приобретать привычку раздумывать над проблемами по мере их поступления. И вот это оказалось действительно самым важным.

Даже в развитой цивилизации на других планетах, немногие люди умели по-настоящему использовать свои мозги. Большинство зависело от техники, используя ее не только для вычислений, но и для решения своих проблем. Если машины не могли дать ответ, то немало людей обращалось к своим лидерам. Соплеменники Барла думали преимущественно желудком и почти не принимали никаких решений на другой основе – хотя частенько действовали под влиянием страха. Однако, вызванные страхом действия редко бывают продуманными. А Барл теперь учился продумывать свои поступки.

И их последствия.

Он направился вверх по течению, продвигаясь медленно, осторожно, глаза обшаривали дорогу впереди, а уши насторожились, чтобы уловить малейшие признаки опасности. Наверху, в туманном воздухе, парили гигантские бабочки фантастических расцветок. Иногда снарядом проносился кузнечик, отчаянно трепыхая прозрачными крыльями. Время от времени появлялась оса, летевшая на охоту, или беспокойно и взволнованно гудела одинокая пчела, пытаясь собирать нектар в почти лишенном цветов мире.

Барл шел вперед. Издалека до него донесся слабый шум. Пронзительные, но очень далекие звуки. Поглощенный своими мыслями, парень не обратил на них внимания. Люди на этой планете по складу характера походили на детей. Они обращали внимание лишь на то, что находилось рядом, а нечто отдаленное обычно игнорировали. Так что Барлу эти звуки показались неважными… к тому же, он размышлял совсем о другом.

Но, как бы там ни было, а на самом деле источник этих звуков имел чрезвычайно важное значение. Он состоял из множество скрипов, сливавшихся в особый гул. Этот далекий, но отчетливый звук издавали бродячие муравьи на марше. Саранча на Земле причиняла гораздо меньше неприятностей по сравнению с бродячими муравьями на этой планете.

Земная саранча поедала всю зелень. Здесь же, на низменности, росла лишь гигантская капуста, да некоторые стойкие виды растений. Кузнечики в этой местности водились в изобилии, но они никогда не превращались в чуму, так как не могли размножиться, подобно земной саранче. А вот бродячие муравьи…

Но Барл не обращал внимания на эти звуки. Он быстро, хотя и осторожно, шел вперед, подыскивая в лесу грибов что-нибудь пригодное для одежды, еды или оружия. Он был уверен, что вскоре найдет все необходимое. И действительно, очень скоро он отыскал еду – не пройдя и полумили, наткнулся на небольшую колонию съедобных грибов.

Без особого восторга Барл принялся отламывать куски от самого крупного гриба. Разумеется, он прихватил с собой гораздо больше, чем мог бы съесть, и, машинально жуя гриб, направился дальше по равнине около мили в ширину, покрытой странными пригорками, на которых росли незнакомые ему грибы. В некоторых местах из-под земли выпирали какие-то округлые образования, над поверхностью торчали только их верхушки. Эти кроваво-красные полушария, казалось, пробивались откуда-то снизу, стремясь на открытый воздух. Осторожно, чтобы не коснуться, парень исследовал эти пригорки. Они показались странными, а для Барла большинство странных вещей означали опасность. Но у него еще оставались две первоочередные цели – одежда и оружие.

Над равниной летела оса, несшая что-то тяжелое, подвешенное под черным животом с красной поперечной полосой. Это был гигантский потомок волосатой песчаной осы, отличавшийся от далеких предков, оставшихся на Земле, только размерами. Оса тащила к себе в нору парализованную серую гусеницу. Барл смотрел, как она пронеслась со скоростью и целеустремленностью стрелы, отодвинула тяжелый плоский камень, положила добычу на землю и спустилась в нору.

Оса исчезла под землей в вертикальной шахте, уходящей вниз более чем на сорок футов. Очевидно, осмотрела убежище, вновь появилась и снова исчезла в отверстии, волоча за собой гусеницу. Идущий по широкой равнине Барл не знал, что оса делала там, под землей. Но заметил, как она вылезла наружу и принялась кидать камешки и землю в отверстие, пока целиком не засыпала шахту.

Парень догадался, что произошло. Оса парализовала гусеницу, утащила ее в заранее подготовленную нору, отложила в гусеницу яйцо и запечатала вход. В свое время из яйца вылупиться личинка размером с указательный палец человека и станет расти и питаться беспомощной гусеницей. Затем закроется в коконе и будет спать, долго спать, пока не проснется уже в форме осы и пророет себе выход наружу.

Перейдя равнину, Барл попал в лес грибов, представлявших собой уродливые пародии на деревья. Настоящие деревья тут не смогли прижиться. Вздутые желтые отростки грибов отходили от округлых «стволов». Тут и там торчали грушевидные дождевики высотой в полтора человеческих роста, ожидая, пока случайное прикосновение не заставит их взорваться, выпустив клубы тончайшего порошка.

Барл шел, держась настороже. Здесь могли встретиться опасности, но он продвигался вперед без остановок. Держа под мышкой большой кусок съедобного гриба, он то и дело отрывал от него крошку и задумчиво жевал на ходу. Глаза парня постоянно шарили вокруг в поисках угрозы.

Слабый шум позади постепенно становился громче. Но он был еще слишком далеко, чтобы привлечь внимание Барла. Однако армия муравьев неуклонно сокращала это расстояние. Тысячи, миллионы, мириады особей двигались вперед. Они карабкались на все возвышенности и обследовали все впадины. Их антенны непрестанно шевелились. Мандибулы угрожающе выдвинулись. Вся земля казалась черной от этих существ, каждое из которых достигало более десяти дюймов в длину.

Даже одного такого, покрытого броней и бесстрашного, вполне хватило бы, чтобы убить голого и безоружного Барла. Благоразумней всего было бы уклониться от встречи с ним. Но тысячную и миллионную армию слишком трудно обойти стороной. Они двигались быстро и без остановок. Пронзительный скрип и шелест сопровождал их продвижение.

Большие, безобидные гусеницы, ползающие по гигантской капусте, слышали звуки, предвещавшие их появление, но они были слишком глупы, чтобы спасаться бегством. Черная толпа муравьев навалилась на зелень. Их маленькие, жадные челюсти вгрызались в дряблую плоть капусты.

Гусеницы извивались, тщетно пытаясь сбросить противника. Пчелы обороняли входы в гигантские ульи при помощи жал и ударов крыльев. Ночные бабочки взлетали при дневном свете, ослепленные солнцем и совершенно беспомощные. Но ничто не могло противостоять неустанным ордам маленьких черных тварей, пронзительно пахнущих муравьиной кислотой и оставлявших за собой лишь голую землю.

Перед ордой лежал мир, изобилующий жизнью, где грибы боролись за место под солнцем с капустой и мутировавшими земными сорняками. Позади черной армии не оставалось ничего. Грибы, капуста, пчелы, осы, сверчки, личинки – все живое, не успевшее убежать от надвигающегося черного прилива, погибало, разорванное на кусочки жадными мандибулами.

Даже пауки-охотники и тарантулы не могли устоять перед черными властителями. С отчаянной самоотверженностью они убивали многих из них, но справиться с армией могло лишь что-то еще более многочисленное и свирепое. Убитые или раненые муравьи шли на корм идущим позади собратьям. Лишь пауки-тенетники неподвижно сидели в своих колоссальных паутинах-ловушках, зная, что они в безопасности, и никто не сможет вторгнуться в их липкие сети.

Глава 3. Фиолетовые холмы

Бродячие муравьи растекались по земле чудовищным чернильным потоком. Их авангард достиг реки и отпрянул. Барл находился милях в пяти, когда они изменили курс. Войско развернулось четко и слаженно, в полном порядке – передовые муравьи передали сигнал по цепочке.

На Земле ученые тщательно изучали вопрос, как муравьи передают друг другу информацию. Медоносные пчелы, например, совершают для этого ритуальные танцы. Муравьи действовали как-то менее экзотически. Одна особь, наткнувшись на добычу, которую не могла унести, возвращалась в муравейник за помощью. Из этого люди сделали вывод, что у муравьев должен существовать язык жестов, производимых антеннами.

Барл не строил теорий. Он признавал лишь факты и знал, что муравьи могут передавать друг другу информацию. Сейчас же он шел вперед, к месту обитания своего племени, понятия не имея о черном живом покрывале, расползающемся по земле позади него.

Миллионы жертв отмечали победный марш армии насекомых. На ее пути попалась небольшая колония пчел, сохранивших привычный уклад, несмотря на увеличившиеся на забытой планете размеры. Четырехфутовая матка рыла большую галерею с десятью камерами, где откладывала яйца и кормила личинок с трудом собранной пыльцой. Личинки наращивали воск, становились большими и толстыми, затем превращались в пчел и, в свою очередь, откладывали яйца в той же галерее, вырытой для них маткой.

Теперь уже десять насекомых деловито собирали продовольствие, чтобы кормить личинок, а основательница колонии к тому времени теряла крылья. Неспособная больше собирать еду, старая пчела становилась привратником улья. Закрывая вход головой, она превращалась в живой барьер, и открывала проход лишь своим потомкам.

Старая привратница подземного улья была на посту, когда на нее покатилась волна бродячих муравьев. Пчела сражалась мандибулами и жалом, защищая родной улей, но через секунду исчезла под массой муравьев. Они кусали ее, рвали хитиновую броню. Она безумно отбивалась, одновременно подавая крыльями гудящие сигналы тревоги пчелам своей колонии.

На призыв спешно прибыли десять огромных пчел, по четыре-пять футов каждая, и принялись сражаться ногами, крыльями, мандибулами и жалами со свирепостью тигров. Но муравьи навалились и на них, кусая в глаза, впиваясь в нежные сочленения хитиновой брони, и прекращая нападение только для того, чтобы пожрать своего раненного собрата, с которым только что бились плечом к плечу.

Увы, финал такой схватки один. Пчелы оказались бессильны против бесчисленных противников. Их сжирали живьем. И еще не успела пасть последняя из отважной десятки, как подземный улей был разорен, уничтожены все запасы еды, заготовленной взрослыми, и все молодые личинки, совершенно беспомощные, способные лишь извиваться, пока их рвали на кусочки.

Когда бродячие муравьи продолжили свой поход, на месте улья остался пустой туннель да обломки жесткой брони, не съедобной даже для муравьев.

Барл услышал их, пока задумчиво рассматривал место недавней трагедии. На земле лежали обломки огромной блестящей брони жука, убитого более рослым противником.

Несколько небольших муравьев рылись в этих обломках в поисках остатков еды. За полмили отсюда началась постройка нового муравьиного города, и сюда пришли его первые разведчики. Но Барлу еда пока не требовалась. Он искал то, что могло послужить оружием. Сзади все громче слышался гул орды бродячих муравьев.

Барл с отвращением поморщился. Лучшее, что удалось найти, была зазубренная задняя нога жука. Когда он поднял ее, внизу раздался сердитый скрип. Один из мелких муравьев изо всех сил пытался отделить кусочек мяса, оставшийся на ноге. А Барл отнял у него это лакомство.

Маленькое существо имело не больше фута в длину, но сердито двинулось на Барла, издавая громкий скрип. Барл ударил его лапой жука. Подбежали двое других муравьев, привлеченных шумом. Они обнаружили тело своего собрата, тут же расчленили его и торжествующе понесли в город.

Барл направился дальше, покачивая зазубренной конечностью жука. Звуки позади превратились в отдаленный шепот, и он становился все ближе. Бродячие муравьи вошли в грибной лес, и вскоре желтые, похожие на зонтики растения, облепили темные твари.

Большая, сверкающая металлическим блеском, навозная муха сидела на земле под грибом. Он был заражен личинками, растворяющими при помощи пепсина твердую белую плоть гриба. Личинки буквально плавали в жидкой кашице и с каплями стекали на землю. Навозная муха длинным хоботком потягивала темную жидкость, аж дрожа от восторга.

Барл приблизился и ударил ее своим импровизированным оружием. Муха рухнула на землю подрагивающей грудой. Барл, задумавшись, мгновение стоял перед ней.

Бродячие муравьи приближались. Они наводнили крошечную долину, где тек ручеек, через который недавно перемахнул Барл. Поскольку муравьи могли долго оставаться под водой, не опасаясь утонуть, ручеек для них опасности не представлял. Течение подхватило некоторых из них, но остальные уцепились друг за друга, пока не перегородили поток массой своих тел, образовав живой мост, а по нему двинулись основные силы.

Муравьи находились в четверти мили левее от маршрута движения Барла, и, вероятно, в миле от места, где он останавливался возле мертвой навозной мухи. Перед ними оказались несколько акров, где капуста преуспела в своем соперничестве с миром грибов. Ее бледные крестовидные цветочки давали пищу многим пчелам. Широкие листья кормили бесчисленных личинок и червей, а под опавшими прятались и питались большие сверчки.

Армия муравьев потекла в это пространство, пожирая все живое на своем пути. Поднялся ужасный шум. Сверчки неровными прыжками прыснули во все стороны. Больше половины их вслепую приземлилось на ковер из черных муравьиных тел, от чьего авангарда они пытались сбежать. Ужасные звуки достигли ушей Барла, когда сверчков стали рвать на куски.

Один такой, полный муки, вопль не привлек бы внимания парня. Он с рождения жил в ужасном мире. Но хор мучительных воплей заставил его встрепенуться. Происходящее уже выходило за рамки повседневного кошмара. Началось массовое безумие. Барл завертел головой, пытаясь понять, что именно творится вокруг.

Среди высоких желтых поганок то тут, то там, виднелись вкрапления более приземистых сородичей или ярко-рыжие пятна новых плацдармов, завоеванных грибками ржавчины. Налево группа ветвистых грибов словно пародировала настоящий земной лес. За ними Барл увидел тускло-зеленые листья капусты.

Поскольку солнце никогда не пробивалось сквозь вечные облака, капуста росла бледной и тусклой. Даже плесень и слизь выглядели более броскими и ярко-зелеными, чем она. Но капуста являлась самым большим растением из всего, что когда-либо видел Барл. Ее покачивающиеся на ветру белые крестообразные цветочки выделялись на фоне желтовато-зеленоватых листьев. И вот, на глазах у парня, она из зеленой стала превращаться в черную.

Три большие личинки лениво жевали капустный лист. Внезапно сначала одна, затем другая задергались, и Барл увидел, как их окружает нечто черное. Затем они начали покрываться какими-то темными пятнышками.

Личинки стали черными от покрывших их всепожирающих муравьев. Вся капуста сделалась черной. То, как извивались личинки, показывало, какие муки они испытывают, пока их жрут заживо. А затем Барл увидел, как еще ближе, на желтых грибах, появился край черной волны. Бурлящий живой потоп с гулом, шелестом и пронзительными скрипами тек вперед по земле.

У Барла буквально волосы встали дыбом. Он понял, что это такое, и не стал терять времени на размышления. Задохнувшись от полнейшего ужаса и забыв обо всем, он развернулся и бросился бежать.

Черный прилив катил за ним.

Барл выбросил съедобный гриб, который нес под мышкой. Но, тем не менее, несясь между перепутанными зарослями грибов и игнорируя опасности, которых прежде остерегался, он не выронил свою зазубренную дубинку.

Появились огромные мухи. Они громко гудели над головой. Барл отмахнулся дубинкой, и тут же получил удар крылом по плечу.

Он бросился в сторону и побежал еще быстрее. На его теле все еще оставался рыбий жир, теперь он прогорк, и зловоние привлекало мух. Сперва полдесятка, а затем и десяток этих тварей величиной с фазана с громким гулом летели следом.

Потом что-то тяжелое опустилось на голову. И еще одно. Это две отвратительные мухи обосновались на испачканных жиром волосах и тут же принялись втягивать жир своими волосатыми питательными трубками. Барл сбросил их свободной рукой и продолжал бежать без остановок, слыша скрежет и скрип муравьев за спиной.

Эти звуки не умолкали, но их заглушало гудение сопровождающих его мух. Оно усиливалось с увеличением численности стаи и вскоре превратилось в глубокий органный бас. И все же мухи, хотя тоже ставшие большими на забытой планете, увеличились не настолько, как некоторые другие насекомые. Тут не встречалось больших куч гниющих отбросов, куда бы они могли откладывать яйца. Муравьи хорошо работали мусорщиками, унося останки погибших существ задолго до того, как те начали бы издавать аромат, столь любимый личинками мух. Мух развелось действительно много только в отдельных местах. И там они летали тучами.

Вот такое облако и собиралось над Барлом, пока он спасался бегством. Казалось, что его преследует миниатюрный вихрь – вихрь, состоящий из мохнатых тел с фасеточными глазами. Парню приходилось на бегу махать перед собой дубинкой, чтобы расчистить путь. Почти каждый удар попадал по плохо бронированному телу, и оно лопалось, испуская струю красноватой жидкости.

Затем спину Барла пронзила боль, точно от раскаленного железа. Одна из мух проткнула острым наконечником хоботка его кожу, чтобы сосать кровь. Барл вскрикнул и ударил дубиной по ножке почерневшей, пятнистой поганки.

Раздался влажный треск. Поганка лопнула со странным хлюпаньем. Слишком много существ отложили внутрь нее свои яйца, поэтому там образовалась сплошная масса вязкой, вонючей жижи.

Упав на землю, поганка разлетелась на части, разбрызгивая на ярды вокруг свое зловонное содержимое, в котором корчились крошечные безголовые личинки.

Гудение мух поднялось на октаву выше. В нем послышалось торжествующее удовлетворение. Они ринулись пировать. Барл пошатнулся, но удержал равновесие и побежал дальше. Лишь три-четыре мухи последовали за ним. Остальные расселись по краям разбрызганной жижи, трепеща от сладострастия. Барл убил тех, что еще летели над его головой, причем не всех, а половину оставил пировать на телах своих подружек.

Потом он пробежал под широко раскинувшимися листьями одинокой гигантской капусты. Там большой кузнечик припал к земле, подгрызая горизонтально двигающимися челюстями капустный лист. Выше него другой лист поедали с полдесятка крупных гусениц, затем одна из них спустилась пониже, закрепилась и принялась заворачиваться в кокон для долго сна, пока будет проходить метаморфозу.

Позади, на расстоянии мили, неуклонно двигался черный прилив бродячих муравьев. Капуста, кузнечик, глупые гусеницы на ее листьях – все сожрут маленькие черные демоны. Коконы тоже будут уничтожены. Кузнечик станет отбиваться сильными задними ногами, но все равно будет растерзан на куски.

Шум от войска наступающих муравьев уже заглушал все остальные звуки. Барл бежал со всех ног, дыхание спирало в груди, глаза широко распахнулись в панике. Он один во всем окружающем мире распознал следующую за ним по пятам опасность. Насекомые, мимо которых он пробегал, занимались своими делами с ужасной, всепоглощающей деловитостью, известной только миру насекомых.

Сердце Барла безумно колотилось. Дыхание свистело в горле. А сзади его нагоняла лавина бродячих муравьев. Они уже наткнулись на пирующих мух. Некоторые успели взлететь и спаслись. Другие слишком увлеклись восхитительной едой. Извивавшихся личинок, захваченных врасплох, когда разлилась жижа, составлявшая их маленький мирок, растерзали и съели тут же. Потом и мухи исчезли в крошечных жадных утробах. А сомкнутые ряды муравьев двигались дальше.

Барл уже не слышал ничего, кроме скрипа муравьиных конечностей, писка и шелеста. Время от времени сквозь этот шум прорывались другие звуки: предсмертный вопль схваченного кузнечика, низкие, басовитые вскрики мух.

Перед ордой расстилался мир, кишащий жизнью. Наверху лениво парили бабочки, внизу жирели толстые личинки, пировали кузнечики, спокойно сидели в своих логовах громадные пауки, с неподражаемым терпением ожидавшие, пока в их клейкие ловушки попадется добыча, громыхали через леса грибов бронированные жуки, разыскивая еду и занимаясь любовью чудовищным образом.

Позади же широкого фронта армии муравьев оставалась только пустота. Муравьи истребляли всю жизнь, лишь одинокие летающие существа беспомощно порхали над притихшим, мертвым пейзажем. И даже там то и дело проходили отдельные группки муравьев, разыскивая остатки жизни, пропущенные основным составом армии.

Барл тратил последние унции сил. Ноги его дрожали. Дыхание мучительно клокотало в груди. Лоб покрылся потом. Парень бежал, спасаясь и отчаянно чувствуя, как смерть идет за ним по пятам. Он бежал так, словно его маленькая жизнь среди миллионов трагических смертей одного единственного дня являлась тем, ради чего и была создана Вселенная.

На западе облака покраснели. А на востоке серое небо все больше темнело. В сумерках дневные существа укладывались спать, а ночные еще не проснулись. Но во многих укрытиях и убежищах уже начиналось шевеление. Невзирая на приближающуюся темноту, Барл пробежал ярдов сто открытого пространства. Дальше путь ему преградили заросли красивых золотистых грибов. В них крылась опасность. Парень обошел грибы стороной и вовремя заметил, как в сером сумраке блеснула поверхность чего-то белесого всего в ярде над землей. Приблизившись, он узнал паутину еще одного вида пауков. На Земле такие встречались лишь на живых изгородях и других похожих местах, сверкая алмазными россыпями росы поутру. Паутина прикреплялась шнурами, но не имела никакого геометрического рисунка. На Земле, занимаясь уборкой, домашние хозяйки с раздражением смахивали подобные паутинки тряпками из углов. На забытой планете она превратилась в крепкую сеть, покрытую клеем и увеличивающуюся день ото дня, пока беспокойный паук-прядильщик бегал по ней, неустанно протягивая за собой липкий шнур.

У Барла не оставалось выбора – пришлось огибать и ее, невзирая на то, что сзади наступала ревущая орда муравьев. А впереди подступала ночь. Человеку немыслимо путешествовать по низменности после наступления темноты. В такой кошмарной местности это не удавалось никому. Парню предстояло не только избежать армии муравьев, но и найти себе убежище – причем быстро, если он хочет увидеть завтрашний рассвет. Но сейчас не было времени думать. Нужно было бежать.

Барл наткнулся на препятствие из гриба-дождевика, и тот выстрелил в небо струей спор. А впереди возвышалась гряда странно окрашенных холмов – фиолетовых, зеленых, черных и золотистых – они прорастали друг в друга, оплетали друг друга, возвышаясь на высоту шестидесяти-семидесяти футов. Над ними висела странная сероватая дымка. Она казалась, скорее, тонким слоем испарений, а не туманом, и, цепляясь за выступы холмов, медленно поднималась вверх, чтобы собраться плотной тучей над их вершинами.

Сами холмы представляли собой вовсе не геологические образования, а массу грибов, растущих друг на друге, образуя постепенно каменеющие слои. На этих холмах росли различные грибки, плесень и ржавчина. Все вместе они образовывали странное скопление, превратившееся в горную гряду, она тянулась через сумасшедший пейзаж на мили в разные стороны.

Барл полез по ближайшему склону. Временами поверхность покрывала твердая корка, на которой он легко мог держаться, но порой ноги погружались до середины икр. Барл отчаянно карабкался вверх. Задыхаясь, чувствуя боль в груди, он взобрался на вершину первого холма, спустился в мелкую долину по другую сторону и полез на следующий склон. Позади оставался отчетливый след потревоженных, разбегающихся созданий, нашедших приют в толще живого холма. То и дело удирали разбуженные появлением человека маленькие многоножки. В оставленных им следах извивались жирные белые черви. В поле зрения то и дело попадали и тут же исчезали разнообразные жуки.

Одолев полмили, Барл лишился последних сил. Он споткнулся, упал и остался лежать, хрипло дыша. Серое небо над ним стало темно-красным, и краснота быстро таяла, поглощенная тьмой. Но с запада еще лился угасающий свет.

Парень судорожно, со всхлипом дышал, стискивая в руках зазубренную дубинку. Что-то огромное, с крыльями-парусами, взмыло силуэтом на фоне заката. Барл лежал неподвижно, стараясь восстановить дыхание и силу в ногах.

Шум от муравьиной армии не умолкал. Наконец, над гребнем последнего холмика, который преодолел Барл, появились сначала две маленькие блестящие антенны, а потом и весь муравей. Предтеча орды смело двинулся вперед, неустанно махая антеннами. Барл услышал тихое пощелкивание его лапок.

Навстречу муравью летело облачко испарений. Тех самых, что собирались над горной грядой в низкое облако. Облачко окутало муравья, и тот вдруг задергался, беспорядочно размахивая лапками. Если бы на месте насекомого оказалось другое животное, то оно задохнулось бы сразу. Но муравьи дышат через вентиляционные отверстия на животе, поэтому этот лишь беспомощно корчился на губчатой поверхности холма.

Барл вдруг почувствовал сначала тепло, потом жар. Впечатление неожиданное и непонятное, поскольку он никогда не ощущал тепла открытого огня или солнца. Единственное тепло, известное ему – это теплое убежище, куда набивались его соплеменники, чтобы спрятаться от промозглой ночной сырости.

Их дыхание и тепло тел нагревали убежище и помогали выжить. Но здесь температура воздуха поднялась куда выше. Она стала невыносимой. Барл с усилием пошевелился, и на мгновение ощутил под собой прохладную поверхность гриба. Но жар вокруг продолжал нарастать, пока кожа парня не покраснела, и ее не начало жечь.

Казалось, что разреженные испарения сгущаются. От них уже болели легкие, и глаза наполнялись слезами. Барл все еще дышал с трудом, хотя кратковременный отдых сделал свое дело. Но жар заставил его вскочить на ноги. Он с трудом вскарабкался на гребень следующего холма и оглянулся.

Парень стоял на самом высоком холме и видел фиолетовые гряды, уходящие в сгущающиеся сумерки. Он проделал уже больше половины пути до северного края холмов. Осталось около четверти мили. Но на востоке и западе цепи фиолетовых холмов казались непрерывной чередой подъемов и спусков, окрашенных во всевозможные оттенки.

И почти над всеми курилась серая дымка.

С этого места все, еще не укрытые темнотой холмы, виделись как на ладони. Позади, там, откуда пришел человек, армия муравьев уже выливалась на горную гряду. Разведчики и передовые группы носились туда-сюда, останавливаясь только для того, чтобы сожрать существ, обитавших в поверхностных слоях холмов-грибов. Но основная часть армии непреклонно двигалась вперед.

Вот только фиолетовые холмы были не просто навалами грунта, а живыми, хотя и гниющими, колониями грибов, пронизанных многочисленными туннелями, пещерами и тайными убежищами. Туда и вторглись муравьи. Они понеслись по проходам, пожирая все на своем пути.

Барл оперся на свою дубинку, тупо глядя вперед. Бежать дальше не осталось сил. Муравьи быстро растекались по холмам. Вскоре они нагонят его.

Вдалеке справа испарения сделались гуще. В полумраке появился тонкий столб дыма. Разумеется, Барл не знал, что такое дым. И конечно же, не мог предположить, что в глубине беспорядочно растущих холмов постепенно повышалось давление, и развивались окислительные процессы. А вместе с окислением поднималась и температура, пока во влажной темноте сердцевины холмов не началось самовозгорание.

Толстенные напластования грибов, подобных труту, начали потихоньку тлеть. Огонь не загорался, поскольку плотная поверхность холмов препятствовала притоку воздуха. Но когда внутрь ринулись муравьи, прогрызая новые ходы и отверстия, по туннелям резко потянуло сквозняком, и кислород соприкоснулся с очагами тления.

Медленное тление ускорилось. Искорки превращались в угольки. Дымки начали искрить. Уже с десяток столбов перемешанного с паром дыма возносился к небесам, и он собирался плотным покровом над фиолетовыми холмами. Барл безучастно смотрел, как сомкнутые ряды муравьиной армии маршируют прямо в разгорающуюся печь.

Когда муравьи встретились с рекой, то инстинктивно отпрянули и сменили курс. Они знали, что такое вода. Но с огнем их предки не сталкивались. Даже на Земле в бассейне Амазонки не бывает лесных пожаров. А уж на забытой планете никогда не возникало открытого огня, не считая того времени, когда первые колонисты пытались разводить костры. Поэтому у муравьев не было и быть не могло врожденного страха перед огнем. Они спокойно шли в отверзающиеся в холмах светящиеся норы, хватали мандибулами прыгающие язычки огня и бросались на горящие угли, пытаясь их укусить.

Светящиеся отверстия расширялись по мере того, как сгорала фиолетовая поверхность грибов, давая еще больше доступа свежему воздуху. Барл взирал на происходящее с полным непониманием и безо всякого удовлетворения. Он стоял, собираясь с силами, пока дыхание не выровнялось. А когда приближающийся жар заставил кожу покраснеть, а густеющий дым наполнил глаза слезами, парень начал медленно отступать, опираясь на дубинку и часто оглядываясь назад.