Текст книги "Сто Тысяч Королевств"

– Красивые, правда? – поинтересовался он.

Я не могла оторвать глаз от красного мраморного шарика. Огромная туча – наверно, грозовая – затягивала обращенное ко мне полушарие. Я сморгнула и посмотрела на Сиэя. Он ждал моего ответа, даже на мысочки привстал от нетерпения.

– Замечательная коллекция, правда?

Ловкач, трюкач, задира солнышко украл у мира. Ну конечно, оно же такое красивое, как тут устоишь. Трое породили множество детей, прежде чем исчезнуть из мира. Сиэй стар, безмерно стар. Вот оно, смертельное оружие Арамери. Еще одно жуткое существо. Переминается с ноги на ногу. И почти жалобно смотрит на меня. Я поняла, что не смогу обмануть робкую надежду в его глазах.

– Они все очень, очень красивые, – покивала я.

Между прочим, это чистая правда.

Он просиял и взял меня за руку. Не тащил куда-то, нет, просто от избытка чувств. Видимо, радовался, что мы подружились.

– Мне кажется, ты остальным тоже понравишься, – сказал он. – Даже Нахе, ну, когда он остынет. Мы, знаешь ли, давно не говорили со смертными, но не ихними, а нашими смертными.

Чушь какая-то, набор слов… кто такие остальные? При чем тут Наха, который должен остыть?

Он снова рассмеялся:

– Слушай, я бы вот так стоял и смотрел! Ты стараешься не выдавать своих чувств – это все дарре такие? Или тебя мать научила? Но иногда у тебя не получается, и такое лицо делается, что обхохочешься! Как в открытой книге читаешь!

Матушка, кстати, предупреждала меня о том же самом.

– Сиэй…

В голове у меня роились тысячи вопросов, и я не знала, с чего начать. Один шар – однотонный зеленый с блестящими белыми рожками – пролетел мимо нас, переваливаясь с боку на бок. Я ничего такого не заподозрила, но Сиэй заметил странное поведение шара и окаменел. Мой внутренний голос запоздало заверещал об опасности.

Я обернулась и оказалась лицом к лицу с Нахадотом.

Разум и тело мгновенно и одинаково закоченели – напади он в этот миг, я бы не смогла сопротивляться. Он стоял всего в нескольких шагах от нас. Не двигался, не говорил, просто смотрел. А мы смотрели на него. Бледное лицо переливалось лунным светом, черты призрачно дрожали, словно я видела их через стекло. Я могла бы описать его, могла, но на ум приходило единственное – как же красив, как он красив, такой красоты не бывает… Длинные-длинные волосы завивались в воздухе, подобно черному дыму, пряди изгибались, как диковинные щупальца, чудилось, они обладают собственной волей. А плащ – а может, то были волосы – развевался на невидимом ветру. На балконе я видела его без плаща…

Лицо его по-прежнему казалось безумным – но бешенство дикого зверя, кровожадность изгладились из черт, и глаза смотрели спокойнее. А еще под дрожащей завесой сияния силы пыталось проглянуть что-то… человеческое? Человечность – свойственно ли это такому чудищу?..

Сиэй держался подальше от меня, избегая очутиться на линии, где перекрещивались наши взгляды.

– Ты уже пришел в себя, Наха?

Нахадот не ответил. Похоже, он вообще Сиэя не видел. Часть меня, не закоченевшая от ужаса, отметила, что Сиэевы игрушки сходили с ума рядом с Ночным хозяином. Они срывались с орбит, и медленное элегантное кружение сменялось беспорядочными рывками. Другие шары замирали, будто замерзнув. А третьи принимались бешено вертеться. А один и вовсе развалился на две части и со стуком рухнул на пол. Нахадот сделал шаг вперед, еще десяток цветных шаров взбесился и заплясал в воздухе.

Я увидела, как он шагнул, и вышла из оцепенения. Отшатнулась и бросилась бы бежать с дикими криками – но тут же поняла, что не умею проходить сквозь стены.

– Не вздумай бежать! – хлестнул меня резкий оклик Сиэя.

Нахадот сделал еще один шаг. Теперь он стоял настолько близко, что я заметила, как по его телу пробежала дрожь. Он сжал и разжал пальцы. Открыл рот. И наконец выдавил:

– П-предсказуемо, Сиэй.

У него оказался низкий, совершенно человеческий голос. Я вздрогнула от изумления – наверное, ждала, что он зарычит, как дикий зверь.

Сиэй поник и разом превратился в угрюмого, обиженного мальчишку:

– Я не ожидал, что ты нас так быстро догонишь.

И склонил голову к плечу, изучая лицо собеседника. А потом медленно-медленно, как если бы с деревенским дурачком разговаривал, спросил:

– Так ты здесь? Ты правда здесь?

– Я вижу это, – прошептал Ночной хозяин.

Он все еще пристально вглядывался в мое лицо.

К моему несказанному удивлению, Сиэй кивнул. Должно быть, он понимал, о чем речь. А я не понимала – что за чушь они несут?..

– Я тоже не ожидал, – тихонько подтвердил он. – Но ты, наверное, вспомнил – она нам нужна. Ты же вспомнил это, а, Наха?

И Сиэй попытался взять Нахадота за руку.

Я смотрела Ночному в лицо. И увидела, как оно исказилось от слепой, нерассуждающей, мстительной ярости, а потом он уже держал Сиэя за горло мертвой хваткой. Тот даже вскрикнуть не успел – Нахадот вздернул его над землей, парнишка только дрыгался и хрипел.

На мгновение я застыла, не зная, что делать.

А потом разозлилась – сильно.

Меня накрыло волной гнева – и безумия, потому что только безумец мог поступить так, как я. Я выхватила кинжал и заорала:

– А ну пусти его!

Глупо, конечно. Разве может кролик напугать льва? Однако Нахадот обратил на меня внимание. Не поставил Сиэя на землю, но как-то растерянно сморгнул. Безумие покинуло его, и лицо приняло изумленное выражение – словно он увидел нечто неожиданное. Нахадот выглядел прямо как человек, который вдруг обнаружил сокровище под кучей навоза. Но продолжал сжимать горло бьющегося и задыхающегося Сиэя.

– Отпусти, говорю!

Я пригнулась и встала в боевую стойку – даррская бабушка научила меня драться на ножах. Руки дрожали – не от страха, а от дикого, безумного, праведного гнева. Сиэй! Он ведь всего лишь ребенок!

– Прекрати немедленно, кому сказала!

Нахадот улыбнулся.

Я бросилась в атаку. Лезвие кинжала вошло глубоко, до самой кости – она скрипнула, рукоять дернулась и выскользнула у меня из рук. Я уперлась Ночному в грудь, пытаясь выдрать оружие из тела. И с удивлением обнаружила, что это настоящее тело – теплое, плотное. Плоть и кровь – несмотря на пляшущие вокруг потоки энергий. Удивление возросло стократно, когда его свободная рука мертвой хваткой вцепилась мне в запястье. Да так быстро, будто в сердце у него не торчал кинжал.

В руке чувствовалась сила, способная переломать мне кости, как прутики. Но он просто схватил меня и не давал отойти. Кровь заливала мне ладонь, горячая и более жгучая, чем гнев. Я встретилась взглядом с ним. У него на лице читались отчаяние и… совершенно человеческие любовь и нежность.

– Я так долго ждал тебя, – выдохнул бог.

А потом поцеловал меня.

А потом упал.

4. Маг

Ночной хозяин осел на пол, попутно уронив Сиэя. Я тоже едва не рухнула рядом с ними. Странно, что жива осталась, что-то в этом есть такое неправильное… Истории, повествующие о легендарном оружии Арамери, рассказывают лишь о чудищах, истребляющих целые армии. Про сумасшедших девиц с варварских окраин, бросающихся на богов с кинжалами, там нет ни строчки.

К счастью, Сиэй моментально оклемался и привстал, опираясь на локти. С ним все было в порядке, только глаза выглядели неестественно круглыми – еще бы, ведь он с ужасом смотрел на неподвижное тело Нахадота.

– Ты только посмотри на себя! Ты что наделала?!

Меня трясло, причем настолько сильно, что говорить выходило с трудом.

– Ну… Я… не хотела… Он же, это, убить тебя хотел! Ну и я… – тут я сглотнула, – я вмешалась. Не смогла просто стоять и смотреть.

– Нахадот ни за что бы не поднял руку на Сиэя, – произнес у меня за спиной незнакомый голос.

И тут нервы сообщили – все, хватит с нас передряг и событий. Я подскочила и схватилась за кинжал, благо тот уже не лежал в ножнах за спиной. Среди подуспокоившихся плавучих сфер из коллекции Сиэя нарисовался силуэт женщины. Мне сразу бросилось в глаза, что она – большая. Огромная, прямо как океанские корабли народа кен. И она полностью походила на эти корабли – такая же широкая и сильная, и невероятно грациозная. Сплошные мускулы, а не дряблый жир. К какому народу она принадлежала, я так и не поняла – и что тут понимать, все и так ясно: таких огромных женщин, демон меня побери, просто не бывает.

Она наклонилась и помогла Сиэю подняться. Тот тоже дрожал – правда, от восторга.

– Ты видела? Нет, ты видела, что она сделала? – радостно спросил он у присоединившейся к нашей компании дамы.

И ткнул пальцем в Нахадота. На личике сияла и лучилась улыбка.

– Да, я все видела, – заверила его женщина.

Она бережно поставила Сиэя на ноги, а потом обернулась ко мне и внимательно оглядела. Она стояла на коленях, но даже так нависала над парнишкой, как гора. Какая простая на ней одежда – серая рубашка и штаны, волосы перевязаны серым же платком. Может, этот серый успокоил мои нервы, изрядно растревоженные безжалостной чернотой, расползающейся от Ночного хозяина, и мне разом стало уютно рядом с ней.

– Мать, бросающаяся на защиту ребенка, сильнее любого воина, – тихо сказала она наконец. – Но Сиэй не такой уж хрупкий, леди Йейнэ. И уж всяко посильнее вас.

Я медленно кивнула. Какая же я дура… Нет-нет, нельзя так о себе думать, нельзя! В конце концов, я поступила так, как поступила, руководствуясь вовсе не разумом и не холодным расчетом.

Сиэй подошел и взял меня за руку.

– Я все равно тебе благодарен, – стесняясь и отводя взгляд, проговорил он.

Уродливый пунцовый отпечаток пятерни вокруг его горла исчезал прямо на глазах.

Нахадот стоял на коленях, свесив голову, – так, как и осел на пол. В груди торчал вбитый по рукоять кинжал. Тихонько вздохнув, серая женщина подошла к нему и выдернула оружие. Клинок уперся в кость, но она вытащила его играючи. Осмотрела, покачала головой и протянула мне – рукоятью вперед.

Я заставила себя принять оружие. На ладонь потекла яркая кровь – кровь бога. Думаю, она держала кинжал крепче, чем обычно, – потому что моя рука дрожала и он мог упасть. Но как только у меня получилось сомкнуть пальцы на рукояти, ее руки соскользнули с клинка. Кинжал полностью очистился от крови и принял иную форму – теперь он был изогнутым. И выглядел наточенным и ухоженным.

– Такой клинок подойдет тебе больше, чем прежний, – сказала женщина, когда я ошеломленно уставилась на нее с немым вопросом в глазах.

Не сознавая, что делаю, я попыталась сунуть кинжал в ножны, висевшие у меня сзади на поясе. Какая глупость, ножны прямые, кинжал изогнутый – не подойдут! Но они подошли. Значит, и ножны поменяли форму.

– Смотри-ка, Чжакка, она тебе тоже нравится!

И Сиэй прижался ко мне тесно-тесно, обхватив руками за пояс и положив голову на грудь. Может, он и бессмертный, но в этом порыве было столько детского, что я не решилась его оттолкнуть. Повинуясь безотчетному желанию, я обняла его, и он довольно вздохнул.

– Ну вот и хорошо, – не скрывая радости, сказала женщина.

А потом наклонилась, вглядываясь Нахадоту в лицо:

– Отец?..

Я бы, конечно, и тут подпрыгнула от изумления, но на мне висел Сиэй, так что скакнуть вверх оказалось весьма затруднительно. Зато он ощутил, как я напряглась.

– Ш-ш-ш, тихо… – прошептал он, поглаживая меня по спине.

На этот раз я почувствовала, что до меня дотронулась отнюдь не рука невинного ребенка, и это не добавило мне спокойствия. Нахадот пошевелился.

– Ты вернулся. – Лицо Сиэя озарилось улыбкой.

Я воспользовалась тем, что от меня отцепились, и быстро отошла подальше от Ночного хозяина. Сиэй схватил меня за руку с весьма серьезным видом:

– Йейнэ, не бойся. Он будет вести себя иначе. Тебе ничего не грозит.

– Она тебе не поверит, – произнес Нахадот.

Он говорил так, словно всплывал из глубин сна и еще не разбирал, явь перед ним или морок.

– Теперь она не станет нам доверять.

– Ты не виноват, – с несчастным видом возразил Сиэй. – Давай ей все объясним! Она все поймет, я уверен!

Нахадот поглядел на меня, и я опять – в который раз – подпрыгнула на месте: такая разительная с ним приключилась перемена. От безумия не осталось ни следа. От того, другого Нахадота, который держал мою залитую кровью сердца руку и шептал нежные и горькие слова, – тоже. А поцелуй… нет, поцелуй мне пригрезился. Это становилось очевидным при одном взгляде на Ночного хозяина: тот сидел и смотрел на меня совершенно бесстрастно и даже на коленях выглядел царственно. И еще он источал холодное презрение. Прямо как Декарта. Отвратительное воспоминание…

– Ну так что? Поймешь? – насмешливо поинтересовался он.

В ответ я непроизвольно отступила еще на шаг. Нахадот разочарованно покачал головой и поднялся на ноги. И отвесил грациозный поклон женщине, которую Сиэй назвал Чжаккой. И хотя Чжакка нависала над Ночным хозяином, как над мальчишкой, вопроса о том, кто здесь главный, а кто подчиненный, как-то не возникало.

– У нас нет времени на долгие разговоры, – жестко проговорил Нахадот. – Вирейн наверняка уже ищет ее. Поставь знак, и хватит на сегодня.

Чжакка кивнула и шагнула ко мне. Я в третий раз попятилась – как-то она очень со значением смотрела на меня, намереваясь что-то такое со мной проделать.

Сиэй встал между нами – ни дать ни взять блоха, пытающаяся отогнать собаку. Его макушка едва доставала Чжакке до пояса.

– Мы так не договаривались! Мы хотели честно переманить ее на свою сторону!

– Сейчас это невозможно, – отрезал Нахадот.

– А что, если она все расскажет Вирейну? – И Сиэй выразительно прихлопнул ладошками рот.

Чжакка терпеливо ждала, когда эти двое закончат спорить. Обо мне забыли, моим мнением никто не интересовался, – и правильно, передо мной целых три бога, чего им обо мне вспоминать. Обычно их называли «бывшие боги», но в данный конкретный момент язык как-то не поворачивался выговорить такую чушь. Бывшие они, как же…

На лице Нахадота изобразилось нечто, отдаленно напоминающее улыбку.

– Расскажешь все Вирейну – убью, – сказал он мне.

И снова обратился к Сиэю:

– Ну что, доволен?

Я так устала за сегодняшний вечер, что очередная угроза не произвела на меня ровно никакого впечатления.

Сиэй нахмурился и осуждающе покачал головой, но сошел с пути Чжакки.

– Мы же планировали действовать иначе! – сварливо пробормотал он.

– План поменялся, – отрезала Чжакка.

Она уже стояла прямо передо мной.

– Что это вы хотите со мной сделать? – поинтересовалась я.

Несмотря на устрашающие размеры, Чжакка совсем меня не пугала. Не то что Нахадот.

– Я оттисну у тебя на лбу сигилу, – ответила она. – Невидимую – для них. Благодаря ей сигила, которую хочет нарисовать тебе Вирейн, не подействует. Ты будешь выглядеть как все, но на самом деле останешься свободной.

– Выходит, они… – Кстати, кто – они? Все, помеченные сигилой Арамери? Кого она имела в виду? – Не свободны?

– Они такие же рабы, как и мы, хоть и мнят себя свободными, – сказал Нахадот.

И тут выражение его глаз на мгновение смягчилось – прямо как тогда, во время схватки. Но он сразу отвернулся.

– Поторопись.

Чжакка дотронулась кончиком пальца до моего лба. Кулаки у нее были величиной с суповую тарелку, а палец жег как раскаленный добела прут. Я заорала и попыталась оттолкнуть ручищу, но она успела отвести ее, и я промахнулась. Дело сделано, читалось у нее на лице.

Сиэй, довольный и веселый, вгляделся в место, куда уперся Чжаккин палец, и с важным видом кивнул:

– У-гу. Отличная работа.

– Тогда веди ее к Вирейну, – отозвалась Чжакка.

Она вежливо поклонилась мне на прощание и присоединилась к Нахадоту.

Сиэй взял меня за руку. Я была настолько растеряна и измучена, что даже не сопротивлялась, когда он повел меня к ближайшей стене. Но обернулась, всего один раз. И увидела, как Ночной хозяин быстрым шагом выходит из зала.

* * *

Моя мама была самой красивой женщиной на свете. Причем я это говорю не потому, что я ее дочь, и не потому, что она была высокой и изящной, а волосы ее отливали бледным золотом, прямо как скрытое облаками солнце. Я говорю это, потому что она была сильной. Возможно, это из-за даррской крови, но я всегда считала, что сила духа – признак красоты.

Люди в наших краях маму не жаловали. В лицо отцу, конечно, ничего такого сказать не осмеливались, но шепотки за спиной во время прогулок по Арребайе я помню. «Амнийская шлюха». «Белобрысая ведьма». Они плевали ей вслед, чтобы смыть с мостовой следы женщины из мерзостного рода Арамери. Несмотря на все это, она хранила гордое достоинство и всегда отвечала ледяной вежливостью людям, которые не утруждали себя соблюдением манер. Я мало помню об отце, но одно воспоминание сохранилось весьма отчетливо: он говорил, что такое поведение мамы показывает, что она лучше тех, кто ее ругает.

Не знаю уж, почему я это помню и почему сейчас рассказываю, но уверена, что это важно.

* * *

Выйдя из мертвого пространства, я, по настоянию Сиэя, перешла на бег: в лабораторию Вирейна нужно влетать запыхавшейся и растрепанной.

Вирейн отворил дверь только после третьего, весьма настойчивого стука и выглядел при этом крайне недовольным. Сегодня этот беловолосый человек в аудиенц-зале презрительно обронил про меня – «небезнадежна».

– Сиэй? Какого черта?.. Ох.

Он увидел меня, и брови его поползли вверх.

– Хм, я-то думал, куда вы с Теврилом подевались. Солнце уже час как село.

– Симина натравила на нее Наху, – пояснил Сиэй.

И покосился на меня:

– Но теперь ты в безопасности. Здесь тебя уже никто не может тронуть, поняла?

Поняла, поняла. Увидела Ночного хозяина, испугалась до смерти, помчалась со всех ног прямо к дяде Вирейну. Такова официальная версия событий.

– Да, мне Теврил так и сказал, – пробормотала я, боязливо оглядывая коридор.

Притворялась, конечно, но после всего пережитого изображать страх получалось на удивление легко.

– Симина, наверно, сообщила ему ваши приметы, – пояснил Вирейн – словно это могло меня утешить. – Она знает, на что он способен в таком состоянии. Пойдемте, леди Йейнэ.

И отступил в сторону, пропуская меня в комнату. Если бы не превышающая всякие силы усталость, я бы застыла на месте с разинутым ртом – комната поражала воображение. Таких я еще не видала. Длинная, овальной формы, с огромными, от пола до потолка, окнами по обеим стенам. Вдоль них тянулись два ряда рабочих столов, заваленных книгами, флаконами и какими-то невероятно хитроумными штуками. У дальней стены громоздились клетки с кроликами и птицами. А в центре комнаты на низкой подставке возвышался здоровенный белый шар ростом с меня. Его затягивала молочная муть.

– Сюда, – обронил Вирейн, направляясь к столу.

К нему придвинуты были два высоких стула. На один он взобрался сам, а по другому приглашающе похлопал – мол, и ты садись. Я подошла, но на стул не села.

– Боюсь, сэр, вы сейчас в лучшем положении, нежели я.

Он удивленно обернулся, улыбнулся и отвесил мне не слишком церемонный, но и не вовсе насмешливый полупоклон.

– Ах, я совсем забыл о манерах. Меня зовут Вирейн, я здешний писец. А также ваш родственник, миледи, – впрочем, не просите меня объяснить, в каком колене и в какой степени, это слишком давнее и запутанное дело. Но так или иначе, лорд Декарта счел возможным причислить меня к Главной Семье.

И он многозначительно постучал по черному кругу у себя на лбу.

Писец, значит. Писцами называли амнийских ученых, которые изучали письменность богов. Но этот писец не походил на сурового аскета с ледяным взором – а именно так я себе этих ученых мужей и представляла. Он выглядел весьма молодо, пожалуй, даже на несколько лет моложе матери – если бы та осталась жива… Но уж точно не настолько старым, чтобы поседеть до такой совершенной белизны. Возможно, он, как и мы с Теврилом, родился от брачного союза амнийца и женщины из каких-то дальних и экзотических краев.

– Очень приятно, – сухо отозвалась я. – Однако вот что удивительно: зачем во дворце писец? Зачем изучать божественную силу, если боги живут рядом с вами?

Он обрадовался вопросу: наверное, мало кого интересовала его работа.

– Ну, положим, они не всемогущи. И не могут оказаться в разных местах в одно и то же время, а дел тут невпроворот. А во дворце трудятся сотни людей, и каждый день они используют магию – по мелочи, конечно. Если бы нам пришлось каждый раз звать Энефадэ и ждать, когда они прибудут и выполнят приказ, мы бы ничего не успевали. Вот, к примеру, лифт, который перенес вас на этот уровень здания, – он же волшебный. Или воздух – на этой высоте над землей он обычно разреженный и холодный и дышать им затруднительно. А с помощью магии это место стало вполне пригодным для жилья.

Я осторожно опустилась на стул, одновременно пытаясь вежливо разглядеть штуки, выстроившиеся на столешнице. А они лежали в строгом порядке: несколько тонких кистей, тушечница, полированный камушек, на котором выбит был странный и сложный знак – сплошные шипы и завитушки. Знак выглядел настолько чуждым человеку, что от одного взгляда на него свербело в глазу, и я отвернулась. И поняла, что знак для того и предназначался – на него больно смотреть, потому что он не для людей и не людьми придуман. Я смотрела на букву из божественного алфавита – сигилу.

Вирейн сидел рядом, а Сиэй, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул с другой стороны стола и болтал ножками, положив подбородок на сложенные руки.

– К тому же, – продолжил Вирейн, – существуют виды магии, недоступные даже Энефадэ! Боги – существа своеобразные: они невероятно могущественны внутри, как говорится, собственной сферы влияния, но вне ее пределов их возможности весьма ограниченны. Нахадот бессилен при дневном свете. Сиэй не может сидеть спокойно и вести себя пристойно – точнее, может, но лишь когда замышляет очередную каверзу.

Он покосился на Сиэя, и тот одарил его невинной улыбкой.

– Мы, смертные, хм, как бы это получше выразить… многограннее, что ли, хотя это не самое удачное определение наших свойств. Мы – более завершенные существа. К примеру, никто из них не способен создавать или продлевать жизнь. Простейшие вещи вроде деторождения – нечто доступное даже невезучей служанке в трак тире и пьяному солдату – есть способность, которую боги утеряли тысячи и тысячи лет назад.

Краешком глаза я успела углядеть, что улыбка исчезла с лица Сиэя.

– Продлевать жизнь?..

До меня доходили слухи: мол, некоторые писцы обращают волшебную силу на дела ужасные и нечестивые. Жуткие, отвратительные слухи… И тут я вдруг подумала: а ведь мой дед – стар. Очень стар. Неестественно стар.

Вирейн уловил нотки неодобрения в моем голосе и медленно кивнул. В глазах его заплясали нехорошие искры.

– О да, продление жизни – это и есть наша цель. Над этим, собственно, мы и работаем. И когда-нибудь мы сумеем сделать человека бессмертным!

У меня на лице, видно, отобразился такой ужас, что Вирейн довольно улыбнулся:

– Хотя, конечно, подобное дело не может обойтись без дискуссий и разногласий.

Бабушка моя часто приговаривала, что амнийцы суть существа противоестественные. Я отвернулась и пробормотала:

– Теврил сказал, что вы должны поставить мне на лоб отметину.

Он широко ухмыльнулся, не скрывая насмешки, – а как же не посмеяться над дикаркой, знать не желающей о последних достижениях цивилизации…

– Хе-хе-хе… Отметину…

– Зачем она вообще?

– Вообще, она затем, чтобы Энефадэ вас не убили. Это одна из причин. Вы же видели, на что они способны.

Я облизнула губы:

– Н-ну… да. Я… не знала, что они…

Тут я сделала неопределенный жест, потому что не знала, как сформулировать мысль, чтобы не обидеть Сиэя.

– Не сидят на цепи, а шляются где придется? – радостным голосом подсказал Сиэй.

В глазах у него плясали крошечные демонята – похоже, мое смущение его забавляло.

Я поморщилась:

– Да.

– Они заключены в темницу смертного тела, – произнес Вирейн, не обратив внимания на остроту Сиэя. – А всякая живая душа в Небе – их тюремщик. Блистательный Итемпас наложил на них заклятие, и отныне они обречены прислуживать потомкам Шахар Арамери, величайшей из жриц Его. Но поскольку число потомков Шахар нынче исчисляется тысячами…

Он махнул в сторону окна – словно весь мир был единым кланом. Или он просто-напросто говорил о Небе, ибо то был единственный значимый для него мир.

– …наши предки дали себе труд упорядочить ситуацию. Знак говорит Энефадэ, что вы – из Арамери, без него они не станут вам повиноваться. Он сообщает, какой ранг вы занимаете в семейной иерархии. В каком родстве вы находитесь с прямыми потомками и наследниками – потому что от этого зависит степень вашей власти.

Он взял со стола кисть, не потрудившись обмакнуть ее в чернила. Занес над моим лбом, отвел в сторону волосы. И принялся внимательно изучать меня – настолько внимательно, что сердце мое сжалось от тревоги. Если Вирейн и вправду человек знающий, неужели он не заметит знака, оставленного Чжаккой? В какое-то мгновение я даже подумала – все, заметил, потому что он вдруг оторвался от созерцания моего лба и уставился мне прямо в глаза. Но это продлилось лишь краткий миг, я и вздохнуть не успела, как он отвел взгляд. Видно, боги знали свое дело хорошо, потому что Вирейн отпустил мою челку и принялся размешивать чернила.

– Теврил сказал, что знак нельзя стереть, – проговорила я, пытаясь унять беспокойство – мне все еще было не по себе.

Черная жидкость выглядела как самые обычные чернила, которыми пишут и подписывают бумаги, а вот камень с вырезанной сигилой совершенно не походил на простую печатку.

– Стереть можно – если так прикажет Декарта. Это как татуировка, только безболезненная. Вы к ней привыкнете – со временем.

Что-то мне как-то не нравилась эта татуировка, но возражать я не решилась. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я поинтересовалась:

– А почему вы зовете их Энефадэ?

На лице Вирейна мелькнуло выражение, которое я тут же опознала: хитрый и коварный расчет. Родич прикидывал, как ловчее использовать мое только что открывшееся феерическое невежество.

С невинным видом Вирейн ткнул пальцем в Сиэя – тот, в свою очередь, усиленно делал вид, что разложенные на столе предметы его не интересуют.

– Они сами себя так называют. А мы просто решили, что прозвание им подходит.

– А почему не…

– Мы не называем их богами, – улыбнулся Вирейн. – Подобное словоупотребление оскорбительно для Отца Небесного, единственного истинного бога, и для тех детей Отца, что остались верными Ему. Но мы и рабами их не называем. Да и как мы могли бы – ведь рабство отменено благими усилиями клана Арамери столетия назад!

Вот, кстати, за что люди ненавидели Арамери – причем жгуче, по правде ненавидели, а не просто злились, – что они забрали себе так много власти и пользуются ею в свое удовольствие. Арамери в совершенстве овладели искусством лгать о том, что творили. Их эвфемизмы и лживые прикрасы звучали издевательски по отношению к жертвам, которых они обрекли на немыслимые страдания.

– А почему бы вам не назвать их честно и прямо – оружие? – резко спросила я. – Они ведь оружие, чего ходить вокруг да около?

Сиэй покосился на меня, и глаза его были пусты – во взгляде не осталось ничего детского.

Вирейн поморщился.

– Вы, милейшая, говорите как истинная уроженка варварских краев, – сказал он, вежливо улыбаясь, словно это делало реплику менее оскорбительной. – Вы, леди Йейнэ, должны уяснить себе, что, подобно нашей прародительнице Шахар, все Арамери суть главнейшие и незаменимые слуги Итемпаса, Отца Небесного. Во имя Его мы пошли в мир и исполнили волю Блистательного, открыв для человечества новую эпоху. Эпоху мира, законности и просвещения.

И он широко развел руками:

– Верные слуги Итемпаса не нуждаются – и не используют! – оружие. Орудия, милая моя, орудия – вот они кто, причем…

Так, хватит с меня этой лицемерной белиберды. Может, он и повыше меня рангом в этой их семейной иерархии, но я устала, растеряна и скучаю по дому, а день был трудным, и я хочу, чтобы он скорее закончился. Так что пусть поторопится со своим делом, а я пришпорю его истинно варварским хамством.

– Так что же, Энефадэ означает «орудие»? – грубо оборвала я обещавшую быть пространной речь. – Или, в переводе на другой язык, «раб»?

– Энефадэ значит «те, кто помнит Энефу», – отчетливо проговорил Сиэй.

Он так и сидел, опершись подбородком на кулачок. Предметы на столе выглядели точно так же, но я могла руку дать на отсечение – что-то он с ними такое сотворил.

– Итемпас убил ее давным-давно. А мы сразились с ним, чтобы отомстить за убийство.

Энефа. Жрецы никогда не произносили ее имени. Они называли ее…

– Предательница. – Оказывается, я сказала это вслух.

– Никого она не предавала! – огрызнулся Сиэй.

Вирейн поглядел на Сиэя из-под полуприкрытых век, и во взгляде его нельзя было прочесть ничего.

– Истинно так. Она была шлюхой, а блуд и предательство – разные вещи. Правда, дружок?

Сиэй зашипел. Мне почудилось, что сквозь его облик проглянуло нечто нечеловеческое, превратив детское личико в острую и свирепую мордочку. Но нездешние черты тут же перетекли в обычные мальчишеские – правда, этот мальчик дрожал от ярости и медленно сползал со стула. Мне показалось, что он сейчас покажет язык, если бы не ненависть в его глазах – она была жгучей и очень, очень древней.

– Я буду смеяться, когда ты умрешь, – тихо сказал он.

Волоски у меня на теле встали дыбом, ибо сейчас мальчишечка говорил голосом взрослого мужчины, низким и полным дикой злобы.

– Я потребую твое сердце и буду играть с ним, как с мячиком, пиная и подкидывая, – век за веком. А когда я все-таки обрету свободу, я отыщу и уничтожу всех твоих потомков и поступлю с их детьми точно так же, как вы поступили с нами.

Выплюнув это, Сиэй исчез. Я ошеломленно моргнула. Вирейн вздохнул.

– Вот почему, леди Йейнэ, мы пользуемся сигилами родства, – наставительно произнес он. – То, что вы слышали, – лишь глупая и бессильная угроза, но если б у него была возможность, он бы с наслаждением привел ее в исполнение. Но возможности у него нет, и порукой тому – сигила, хотя и она не является совершенным залогом безопасности. Приказ вышестоящего Арамери или глупая оплошность с вашей стороны могут привести вас к гибели, миледи.

Я нахмурилась, припоминая, как Теврил заклинал меня бежать как можно быстрее в комнаты Вирейна. Лишь чистокровный Арамери способен отогнать его от тебя… А Теврил – он… как он там себя называл?.. полукровка, вот.

– Глупая оплошность?.. – переспросила я.

Вирейн одарил меня строгим взглядом:

– Они обязаны повиноваться всякому вашему высказыванию в повелительном наклонении, миледи. А теперь подумайте, сколько таких фраз мы произносим, не думая об их значении, не имея в виду сказанное и даже не подозревая, что их можно понять буквально.

Я снова нахмурилась в глубокой задумчивости, и он обреченно закатил глаза:

– Простолюдины весьма привержены фразе «А пошло оно все к чертям собачьим!» Наверняка даже вам, миледи, приходилось произносить такое в запале?