Текст книги "Лабиринты соблазнов"
Автор книги: Надежда Черкасова
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Людмилочка, я думаю, тебе следует объясниться, – осторожно начал Николаев.
– Я устала и хочу спать.
Мила демонстративно отвернулась от Николаева и накрылась с головой покрывалом, уподобляясь ребенку, прячущемуся от опасности. Ее бедное сердце от страха разоблачения выскакивало сейчас прямо в открытую дверь балкона, куда через щелку между тюлем смотрели глаза и куда она уже сама мысленно выпрыгивала и опрометью бежала вслед за сердцем по лугам и лесам. Прочь ото лжи, в которой запуталась, как в паутине! Прочь от душащей ее теперь, неминуемо выплывающей наружу правды! Пусть только он выйдет из комнаты, она даст такого деру, что за ней и с собаками не угонятся.
– Ну что? – крадучись вошел в комнату обеспокоенный дядюшка и тут же перешел на шепот: – Что ты выяснил?
– Кажется, заснула, – также шепотом ответил Николаев. – Утомилась очень. Я тебе должен сказать кое-что. Ты только не волнуйся. Теперь ее беречь нужно как зеницу ока. Нервишки совсем расшатались. И так-то были никудышные, а теперь и вовсе… Того и гляди стационаром бы не закончилось.
– Да что ты меня пугаешь-то! – зашептал сердито дядюшка. – Говори же скорее! Что ты из меня жилы-то тянешь? Что с ней? Неужто опять что с головой?
– Это, конечно, нужно перепроверить, и не раз, но анализы все же вещь довольно упрямая, хотя и не всегда подтверждающаяся, – путался от волнения Николаев.
– Да говори уже, что ты мне душу-то мотаешь! – совсем рассердился дядюшка. – Совсем, что ли, плохо дело?
– Ну не то чтобы плохо. Я бы этого не сказал, – замялся Николаев. – В общем… она ждет ребенка. И в частности – тоже, – выдохнул наконец он.
– Какого еще «ребенка» и в какой еще «частности»? Ты чего городишь?!
– Беременная она.
– Врешь! – ахнул дядюшка и схватился за сердце.
– Что значит «врешь»?! – возмущенно зашептал Николаев, поправляя очки. – Врач я или, по-твоему, кто?!. Руслан, что с тобой? Тебе плохо?! – тревожно воскликнул Николаев. – Да вы что тут, с ума, что ли, все посходили? Людмилочка, проснись же, дядюшке плохо!
Мила тут же вскочила и подбежала к лежащему на полу дядюшке.
– Положи ему под голову подушку, а я сделаю укол, – распорядился Николаев и, достав из саквояжа шприц и ампулу, быстро и ловко уколол потерпевшего от счастья. – Ну что, жив? – спросил он приходящего в себя друга. – Ты чего это удумал: неужто помирать собрался? Опоздал, брат, теперь уже никак тебе нельзя – скоро будешь нянчиться с наследничком, как и мечтал!
– Я только пошутил, – слабо улыбнулся дядюшка.
– Ты уже не в том возрасте, чтобы шутить так серьезно, – проворчал Николаев.
– Зачем ты меня пугаешь? – спросила Мила, помогая дядюшке подняться и сесть в кресло. – Хочешь сделать виновницей своей смерти?
– Да что с вами обоими творится-то! – рассердился Николаев. – Вам теперь о жизни нужно думать, а вы все про смерть долдоните, только Бога гневите!
– Да как же это? Да что же это! Солнышко ты мое золотое! – сквозь слезы взирал на племянницу дядюшка, не веря, веря и в то же время боясь поверить в услышанное. – Дай я тебя поцелую, родная моя! – Он расцеловал Милу в обе щеки.
– Прости меня! Я хотела тебе сюрприз сделать, потому ничего и не сказала, – неуверенно пыталась оправдаться Мила, донельзя растерянная и ошеломленная известием.
Она еще не решила для себя, как ей относиться к невероятной для нее новости – то ли как к счастливому недоразумению, спасшему от разоблачения, то ли… Нет, лучше пока совсем не думать об этом: не время и не место. Мила интуитивно понимала, что разбираться в этой необыкновенно странной истории с беременностью лучше наедине с собой, а не хором.
– Вы, я вижу, оба – большие мастера на сюрпризы! – пробурчал Николаев, думая о том, что пути Господни неисповедимы, раз такое исчадие порока и греха забеременело. Каких только чудес на свете не бывает!
– Вот уж радость, так радость! – поднялся дядюшка. – Да что же мы здесь-то толчемся, пойдемте в столовую, праздновать! – Он выглянул за дверь. – Маняша! Быстрее сюда! Немедленно!
– Ах, да что опять-то стряслось? – прибежала на крик запыхавшаяся и испуганная Маняша с неизменной бутылочкой валерьянки, уверенная в том, что кому-то вновь потребовалась ее срочная помощь в виде успокоительного средства.
– Маняша! – дрожащим, напыщенно-торжественным высоким голосом объявил дядюшка. – У нас сегодня великий праздник. Радость-то какая, радость: Людмилочка ждет ребенка! Маняша, наша Людмилочка беременна! Готовь праздничный обед!
И дядюшка расплылся в такой счастливой улыбке, что скажи ему сейчас кто, что это только очередная шутка ее ненормальной на всю голову племянницы или элементарная ошибка доктора, он наверняка бы просто убил клеветника, разуверившего его в навалившемся на него счастье.
– Царица Небесная, счастье-то какое! – Маняша выронила из рук бутылочку, и та разбилась, ударившись об пол и распространив по комнате крепкий запах успокоительного средства, так необходимый сейчас всем, чтобы не допустить никому ненужных в данный момент сердечных приступов, которые, как известно, случаются и при получении слишком радостных известий.
– Вы пока спускайтесь вниз, а я себя немного приведу в порядок и присоединюсь к вам.
Мила стояла бледная и растерянная, держась за спинку кресла. Ей казалось, что еще немного – и она упадет в обморок. То ли от неожиданного известия, то ли от слабости, мучающей ее последнее время и измотавшей вконец.
– Нет уж, – решительно заявил Николаев, обращаясь к Миле. – Оставайся-ка ты здесь, пока не почувствуешь себя лучше. Это я как лечащий врач говорю: тебе нужен покой и длительный отдых. Вот укладывайся и спи. А праздник мы завтра устроим, когда тебе станет значительно лучше.
– И правда, Людмилочка, – подхватил расчувствовавшийся дядюшка. – Мы, пожалуй, пойдем. А ты, родная, отдыхай. Тебе сейчас Маняша поесть принесет, прямо сюда. А как утолишь голод, так сразу спать и укладывайся. И пусть тебе приснятся только хорошие сны!
Глава 7
Не узнаешь своих талантов, пока не распробуешь на вкус
Лишь только Мила осталась одна, как уткнулась лицом в подушку и разрыдалась. Господи, неужели случилось то, о чем она мечтала больше всего на свете! Она ждет ребенка! Это самые счастливые в мире слова для любой женщины, желающей стать матерью. И что может быть прекраснее!.. Стоп! А если это только ошибка? Нет, этого просто не может быть, потому что не может быть никогда! Тогда что она здесь делает? Нужно немедленно бежать разыскивать Алешу и сообщить ему радостную весть. Да-да, она сейчас поднимется и… И Мила уснула крепким счастливым сном.
Она проснулась только утром, когда пронырливый луч солнца проскользнул сквозь неплотно прикрытые шторы балконной двери и заиграл ярким надоедливым солнечным зайчиком на лице. Открыла глаза, и чувство радости заполнило ее всю без остатка. Теперь она твердо знала, что справится со всеми проблемами. И чем скорее начать их улаживать, тем лучше. Мила глянула на часы: шесть утра. Самое то, что нужно. К Троянову она должна была вернуться еще вчера вечером, поэтому он наверняка сейчас места себе не находит, икру мечет. Набрав номер, приложила трубку к уху.
– Мерзавка! – заорал он, лишь заслышав ее голос. – Ты что там, совсем мозги растеряла? Я всю ночь глаз не сомкнул, ожидая твоего звонка.
– Мне стало плохо, и дядюшка вызвал врача… – начала было оправдываться Мила.
– Совсем ополоумела, дура деревенская?! – Казалось, он задыхается от бешенства. – Ведь это же полнейший провал! Ты не должна была позволять себя осматривать, тудыть твою растудыть!
– Но все же обошлось! Меня приняли за нее.
– Не может быть!.. Ты мне врешь! За сколько меня продала, чертова стерва?
– Я правдива, как никогда, – сказала Мила и подумала: «А может, и в самом деле сдать его дядюшке со всеми потрохами? Но тогда придется и про его Людмилочку рассказать, и про ее желание расправиться с ним… И про себя, мечтающую занять место его племянницы. Целая шайка преступников. Вот он нас всех скопом и упечет за решетку. И срок нашей банде припаяют совсем не хилый».
– Уничтожу, если узнаю, что ты переметнулась на их сторону!
– Зачем же так тупить-то! – разозлилась Мила. – Да если они хотя бы заподозрят что неладное, то сами, без суда и следствия, вздернут меня на первой же попавшейся осине. Я не могу сейчас говорить, меня ждут. Получится вырваться только к вечеру. И позаботьтесь о том, чтобы спящая красавица до моего возвращения не проснулась. – Мила отключила телефон.
Теперь диктовать условия пришел ее черед. Лучше, конечно, бросить все да сбежать, пока цела. Только далеко без документов и денег не убежишь. Но хоть попробовать.
Плохая идея, потому что скрыться от Троянова нереально. Да и всю жизнь не набегаешься. Особенно в интересном положении, а в недалеком будущем – еще и с дитем на руках. Мила улыбнулась и погладила рукой живот, пока плоский, но в скором времени… Она мигом спустилась с небес своих мечтаний и снова окунулась в действительность. Если и скрываться от врага, то лучше у него под боком, в его собственном доме, прикинувшись его лучшим другом… Потому она и вернется к Троянову, чтобы узнать его планы и намерения. А теперь нужно готовиться к отступлению. И Мила направилась в гостиную.
В семь утра они уже сидели за празднично накрытым столом. Маняша трудилась всю ночь – все равно от этакой-то радости не уснуть, – готовя в честь наследницы настоящий «пир на весь мир для посвященных в семейную тайну». Никто, кроме Миланского, Николаева и Маняши, не должен знать о беременности Людмилочки, иначе с покоем придется распроститься навсегда.
Особенно это опасно для будущей мамочки, так как ее счастливая жизнь немедленно превратится в сущий ад, став достоянием гласности и очередным реалити-шоу в золотой клетке мещанского любопытства. А почему Мила решает за диву? Может, та только и мечтает о подобном карнавале со своей звездной беременностью? Этакая потрясающая реклама! Еще и книгу напишет «Кто хочет стать беременной королевой светского бомонда Милой Миланской».
Они сидели втроем за богато накрытым столом с великолепными и сказочно пахнущими яствами, истинными произведениями кулинарного искусства, способными удовлетворить запросы самого капризного гурмана: поросенок заливной целиком на большом овальном блюде; фромаж из рябчиков на двухъярусном постаменте; крабы заливные с буше из рыбы; севрюга заливная целиком; икра красная и черная в золотых розетках и конечно же самые дорогие и изысканные вина, которые только возможно купить за деньги. А еще желейно-фруктовый торт красоты неописуемой и наверняка потрясающий на вкус.
– Людмилочка, солнышко мое золотое, радость моя неземная! – ликовал вдохновленный осуществленной мечтой дядюшка. – Как я счастлив, что ты наконец решилась на столь серьезный и важный шаг, – радовался он от души. – Почему ты до сих пор не обратилась к врачу? Надо же точно знать, как протекает беременность! Ты сейчас как себя чувствуешь? Может, нужно немедленно съездить в клинику? Семен уже разыскал для тебя лучшего специалиста по благополучному деторождению. Теперь потихоньку начнем собираться за границу, в самую лучшую частную клинику, где тебя станут наблюдать. У меня в тех краях недалеко вилла превосходная, там мы и будем жить, ожидая появления нашего ребеночка.
«А когда он родится, куда денусь я? – непроизвольно подумала Мила. – Пустишь меня поплавать по морю в тазике на босу ногу?»
Пиршество уже подходило к концу, а Мила все еще не придумала уважительную причину для своего отъезда. Николаев скоро откланялся и отправился по делам, обещая назавтра организовать полное обследование Людмилочки хваленым медицинским светилом.
– А не прокатиться ли нам по нашим владениям? – прервал дядюшка ее мысли. – Я тебе покажу новый птичник. Петухи – просто красавцы, истинные царьки в своем курином царстве, а куры – загляденье, яйца несут крупные, белоснежные и очень полезные. А вкусные-то какие! Вот что значит, когда птица под солнышком бегает. Так что детки мои в детских домах получают все необходимые витамины.
– С удовольствием поеду с тобой, – согласилась Мила.
– Постой, но ты же не можешь теперь ездить верхом, – забеспокоился дядюшка. – Лучше поедем на машине.
– Но я же не рысью поскачу и не галопом. Я тихонечко, шагом, лишь бы верхом, – принялась уговаривать Мила. – И далеко мы не поедем, здесь поблизости покатаемся.
– Ну не знаю, что и делать-то с тобой… Разве что шагом. Что ж, будь по-твоему, золотая рыбка. Ни в чем тебе не могу отказать. Но если что, сразу же прекратим эти безумства для беременных. Иди собирайся, а я позвоню, чтобы лошадей привели. Твой-то, серый в яблоках красавец, уже заждался, давно ты к нему не подходила.
У Милы тревожно забилось сердце. Дядюшку она обманула, а вот удастся ли обмануть Принца? Рассказами о беременности его уж точно не проймешь. Поэтому ни о какой верховой езде и речи не может быть! Не стоит самой лезть на рожон, чтобы потом локти не пришлось кусать из-за своего безрассудства. Нет, раз ей в голову пришли такие мысли, отмахиваться от них слишком рискованно. «In dubio abstine» – «При сомнении воздерживайся». Так она и поступит.
– Дядюшка, пожалуй, ты прав. Давай ограничимся прогулкой до конюшни и экскурсией по розарию, – благоразумно предложила Мила.
– Вот и правильно. Тебе сейчас вредно переутомляться.
Мила захватила с собой бумажный кулек с кусковым сахаром, и они вышли во двор. Прогулялись по тенистой аллее, полюбовались на лебедей, плавающих в небольшом озерке, и наконец, обогнув дом и пройдя по мягкой аккуратной английской лужайке, направились к конюшне. Пока шли, Мила лихорадочно соображала, как ей отделаться от дядюшки и без свидетеля подойти к Принцу, которого она видела только на фотографиях. На ее счастье им навстречу вышел молодой конюх и загрузил дядюшку вопросами по хозяйству, украдкой поглядывая на Милу.
Она вошла в конюшню и огляделась. По обе стороны вдоль прохода расположились денники для содержания лошадей без привязи. Стены и двери денников поднимались почти до трех метров, причем на полтора метра сплошные, а выше – решетчатые. Мила принялась обходить денники, заглядывая внутрь и любуясь необыкновенно красивыми арабскими скакунами: вот белоснежный, словно лебедь, а здесь вороной с атласной кожей и шелковой гривой, затем шоколадный на стройных точеных ногах.
Только в четвертом она увидела Принца: серый в яблоках, ухоженная роскошная серебристая грива аккуратно уложена налево, словно его подготовили к верховой езде. Он стоит, гордо подняв голову, и недовольно разглядывает потревожившую его незнакомку большими влажными глазами. Мила не спускала с него восхищенного взора: он точно такой, каким она видела его во сне! Жеребцу столь пристальное внимание явно не понравилось. Он сердито мотнул головой и недовольно фыркнул, с шумом выпуская воздух из ноздрей.
– Принц, – тихо позвала Мила. – Какой же ты красавец! Мальчик мой, подойди ко мне. Посмотри, что я тебе принесла. Это сахар, ты же любишь его.
Жеребец немного развернулся к ней боком, как бы демонстрируя свой длинный ухоженный хвост и отливающие серебром бока, с неприязнью глянул на нахальную незнакомку, и Мила, вдруг интуитивно почувствовав опасность, успела отскочить от металлической двери. В тот же миг жеребец резко взбрыкнул и изо всей силы ударил задними копытами по закрытой двери. Словно раскат грома прокатился по просторной конюшне. На помощь Миле уже мчались дядюшка и конюх.
– Что… что случилось, Людмилочка? – спросил запыхавшийся от бега дядюшка. – Ты в порядке? – заметил он рассыпанный по напольному покрытию сахар.
– В полнейшем, – ответила Мила, пытаясь совладать с сердцем, которое от страха чуть не выпрыгивало наружу. – Просто мы выясняли отношения. Принц дал мне понять, как он сердит за то, что я мало уделяю ему внимания. Правда, Принц? – обратилась она к жеребцу.
Принц, совершенно спокойный, стоял как ни в чем не бывало, только не спускал глаз с Милы, словно сожалея о том, что вокруг слишком много свидетелей, иначе бы он снова долбанул по двери, выражая негодование за излишнее к нему любопытство этой весьма докучливой особы.
– Ты мне правду говоришь? – Дядюшка с сомнением посмотрел на племянницу.
– Разумеется. Видишь, он стоит спокойно, после того как дал мне понять, что очень соскучился.
– Сашок, – обратился дядюшка к конюху, – ты немного понаблюдай за ним, потом доложишь. Не очень мне это нравится.
Они направились из конюшни, и Мила помахала рукой Принцу. Конюх не стал их провожать, только стоял и смотрел Миле вслед: «А чего тут наблюдать-то? Принц понял наконец, какая ему досталась хозяйка. Стерва – она и есть стерва».
Великолепный розарий показался Миле сказочным царством. Она дышала упоительными ароматами роз и точно могла сказать, что в эти минуты была по-настоящему счастлива.
– Как же я по ним соскучилась!
– Да, давненько ты сюда не заглядывала.
– Дядюшка, а почему у тебя нет Сиверсии? – вдруг неожиданно для себя спросила Мила.
– Таймырской розы? Да где ж ее взять-то – настоящую, дикую?
«Она под окошком спальни нашего бывшего с Алешей домика растет», – подумала Мила и почувствовала, как защемило сердце.
– Не в глухую же тайгу за ней ехать?
– Почему бы и нет? Ты мне дашь свой вертолет, я слетаю в тайгу и привезу ее.
«И Сиверсию привезу, и бабушку, и Алтая. Как он там, бедный, хорошо ли поправляется после нашей с ним битвы с медведем-людоедом?»
– Ну и фантазерка же ты у меня! Ладно, поживем – увидим. Не узнаю я тебя в последние дни. Совсем другая. Такую я тебя еще не знаю. Если честно, сейчас ты мне нравишься больше… Да-да, ты очень изменилась, моя теперь уже по-настоящему взрослая девочка. Я знаю, это беременность так на тебя повлияла. Ты вся просто светишься и даже помолодела лет на десять. Беременность тебе к лицу. И что может быть лучше для женщины, чем стать матерью! Я тебя поздравляю, солнышко! И себя поздравляю, потому что стать дедом для меня – превеликое счастье.
– Что-то я устала. Пойдем к тебе в кабинет, камин для уюта разожжем, поговорим о том о сем, – попросила Мила, чувствуя, как ее знобит: нервное напряжение с каждым днем переносилось все тяжелее, поэтому эту историю нужно поскорее заканчивать. Нет, она больше не желает быть Милой Миланской!
Они вернулись в дом. В камине уже лежали дрова, уложенные заботливой и предусмотрительной Маняшей, и осталось только их запалить, что дядюшка и сделал. Блики от разгоревшегося пламени побежали по стенам, придавая комнате загадочный и неповторимый вид. Это лето выдалось прохладным, а потому и камин к месту.
– Я хотела поговорить с тобой о маме, – сказала Мила.
– Людмилочка, я очень рад, что ты первая начала этот трудный разговор, который я все время откладывал. Ведь ты наотрез запретила мне даже думать о ней, а не то что говорить, – произнес дядюшка растроганно. – Я уж и надеяться перестал. Она была бы счастлива. Мне многое нужно тебе рассказать. Я боялся, что так и умру, не излив перед тобой свою душу. Спасибо тебе, родная, что ты позволила мне это. Я благодарен несказанно, утешила старика.
Он достал из шкафа красный бархатный фотоальбом с латунной накладкой в виде профиля женской головки и такой же застежкой, сел в кресло возле дивана, на котором расположилась Мила, и глубоко задумался, видимо, решая, с чего начать.
Мила украдкой разглядывала книжные полки от пола до потолка, уставленные бесчисленным количеством книг в дорогих переплетах. «Потрясающая библиотека! Неужели он их все прочитал?! – подумала Мила с завистью. – Я бы тоже не отказалась. Интересно, сколько нужно для этого времени?»
– Вот смотри, здесь фотографии твоей матушки. Я их не видел с тех пор, как ты запретила мне говорить о ней. Лет пятнадцать уже. Далекое прошлое, а было как вчера. Единственное его преимущество – то, что оно уже прошло. – Дядюшка положил на столик перед Милой альбом. Та дотронулась пальцами до накладки и вопросительно взглянула на дядюшку. – Да, это профиль твоей матушки. Альбом был сделан на заказ.
Мила принялась перелистывать альбом, внимательно рассматривая фотографии.
– Под каждым фото подписи, сделанные ею: кто, с кем, когда и где. Если ты, Людмилочка, кого забыла, то спрашивай. Пока смотришь, я тебе исповедуюсь, хоть ты и не батюшка. Сама решишь, отпускать мне грехи или как. Все расскажу о себе, как на духу.
Дядюшка налил воды в высокий бокал и поставил на столик, затем откинулся в кресле и тяжело вздохнул. Видимо, разговор предстоял долгий и нелегкий.
– После смерти наших родителей мы остались вдвоем с Милочкой, матушкой твоей. Я стал для нее не только братом, но и отцом с матерью, берег как зеницу ока, пылинки сдувал. Мечтал, что судьба ее сложится как-то необыкновенно, так как красоты она была редкостной, как внешней, так и внутренней: вот только смотреть молча да любоваться. Никогда на свете я больше не встречал такой умницы и красавицы. Никому не позволял даже взглядом ее задеть, считая недостойными. И все у нас было хорошо. Жили себе, ни в чем не нуждались, так как я работал и зарабатывал предостаточно. И вдруг как гром средь ясного неба: Мила беременна. А ведь ей еще и восемнадцати нет. Возненавидел я люто того негодяя, который посмел к ней прикоснуться, и решил уничтожить его во что бы то ни стало. Узнал, кто он. Оказалось – обычный и ничем не примечательный деревенский парень. А Мила-то – старинных дворянских кровей. Взыграла во мне еще и гордыня: куда лезет этот лапоть драный, голь перекатная, деревенщина неумытая! Ну, думаю, убью мерзавца за то, что испоганил девчонку, да еще несовершеннолетнюю. Увез Милу в надежное место и охрану к ней приставил. Принялся его везде разыскивать, людей посылать с расспросами. А он сам ко мне заявился. Повинился, стал уверять, что у него есть оправдание – они с Милой безумно любят друг друга и хотят пожениться. Я слова не мог от ярости вымолвить, только кулаки сжимал, аж костяшки пальцев хрустели. Но сдержался, не стал в своем доме разборки устраивать, затолкал его в машину и отвез в лес. Он и не сопротивлялся. Сильно я его тогда избил, до крови, он даже говорить не мог, только хрипел. А потом приставил к виску дуло пистолета и нажал на спуск… Но выстрела не последовало. Произошла осечка. И только тут я осознал, что чуть не убил человека. До того момента ярость настолько слепила глаза и душу, что я действовал, как в бреду. Меня трясло, как в лихорадке, пот струился градом. Я поднял руку с пистолетом вверх и от злости выпустил всю обойму в небо. Затем сел в машину и уехал. Но на полдороге остановился и повернул обратно, чтобы забрать его да хотя бы возле дома бросить, чтоб ненароком не загнулся. Однако на том месте, где я его оставил, уже никого не было. Только следы какой-то машины, которая заезжала прямо на опушку. Свою-то я на дороге оставлял. Ну, думаю, вот и хорошо, что его нашли добрые люди, значит, помогут до дома добраться.
– А он был жив, когда ты уехал?
– Конечно, жив! После осечки у него даже голос прорезался. Он заявил, что никого и никогда не любил так сильно, как любит Милочку, и сделает все, лишь бы она была счастлива. Дома я все рассказал Милочке, как было… Мы ждали его, но он так и не пришел. Больше я его живым не видел. Пытался разыскивать, но он словно в воду канул… И ведь действительно канул. Вскоре местные рыбаки выловили его труп из реки, весь кинжалом исколотый, а ноги в тазике с бетоном: жуткая смерть. А твоя матушка подумала, что это я с ним поквитался, и возненавидела меня так люто, что у нее что-то с головой случилось от всех этих событий. Пришлось поместить ее в психиатрическую больницу. Меня же задержали по подозрению в убийстве. Видите ли, у меня был мотив. Да что там – он действительно был. С помощью друзей мне удалось доказать свою невиновность, и меня отпустили. А убийцу так и не нашли. Пришел в больницу, а Милы там уже нет, и где она – никто не знает… Это потом я выяснил, что влюбился в нее врач лечащий. Вот он-то и увез ее да спрятал так, что я только через несколько лет смог узнать, где она находится. Тебе тогда уже пять исполнилось. У тебя были прекрасные и любящие родители. Приехал к Миле, покаялся за то, что помешал ее счастью, клялся, что моей вины в смерти Ивана нет. А она и говорить-то со мной не пожелала, так как даже не сомневалась, что именно я убил отца ее ребенка. Очень я, Людмилочка, виноват и перед твоей матушкой, и перед тобой. Может, совсем по-другому сложилась бы ее жизнь, если бы я не влез тогда со своей братской ревностью. А через год она погибла. В автокатастрофе. Так и ушла, не простив, в полной уверенности в моей виновности. В полиции решили, что это был несчастный случай.
– Ты тоже так думаешь?
– Сначала думал. А когда через несколько лет погиб в автокатастрофе твой приемный отец, я пришел к выводу, что их обоих убили… Но кто? Я никак не мог понять, откуда могли появиться враги у твоих родителей? Это же абсурд! Тебя тут же отправили в детский дом, так как неизвестно откуда появились какие-то странные родственники, о которых я и слыхом не слыхивал, и принялись оформлять над тобой опекунство. Мне пришлось основательно побороться и за тебя, и за право быть твоим опекуном. На этот момент у меня были уже и возможности, и средства, и высокое положение в обществе.
– Значит, ты к их смерти не причастен, – заключила Мила. – Тогда кто?
– Каюсь: кем угодно в этой жизни был – мошенником, расхитителем, даже казнокрадом, но только не душегубом. Хотя если быть предельно честным, то я все же считаю виновным себя. Если бы я тогда не бросил Ивана одного в лесу, он бы остался жив. Это я швырнул с горы снежный ком и показал ему дорогу смерти. А она уже лавиной обрушилась на нашу семью, унося одного за другим: сначала твоего отца, затем мать, а за ней и приемного отца. Такое ощущение, словно кто-то решил намеренно посчитаться с нашим родом. Вот и тебе не пришлось избежать аварии. Ты тогда долго в коме пролежала. А когда пришла в себя, почему-то решила, что это я тебя решил убить. Что с тобой творилось, просто жуть какая-то! Мы с Семеном вынуждены были срочно отвезти тебя за границу и определить в частную психиатрическую лечебницу. Потом ты поправилась. И поверила, что это не я подстроил тебе аварию. Ведь поверила же, в самом деле?
– Конечно, поверила. И ты об этом знаешь. Тогда зачем спрашиваешь?
– Хочу еще раз в этом удостовериться. Это я виновен в начале всех бед, выпавших на нашу семью. Все случилось из-за меня. Согласись я тогда на их брак, не устрой эту кровавую разборку, все остались бы живы.
– Я так не думаю. Если его убили, то собирались убить. А если собирались, при чем здесь ты? Его бы убили и без тебя. Если ты не нашел отца в лесу, значит, его забрал кто-то, кто за вами наверняка следил, ведь ты вернулся почти сразу же. Если бы этим кем-то оказался случайный проезжающий, вы бы с мамой дождались возвращения отца. Его смерть никак не назовешь случайной, так как его не один раз пырнули ножом да бросили в реку. Кто-то очень надеялся, что именно ты расправишься с моим отцом. И почему-то это было для него очень важно. Может, потому, что он – один из первых попал бы под подозрение? А ты поломал ему все планы. Поэтому ему пришлось пойти на страшный риск и убить самому. Осталось только выяснить, кому была выгодна смерть отца?
– Как у тебя все просто.
– Гениальное всегда просто.
– Я тогда пытался убедить органы возобновить расследование. Использовал все свои связи, а они у меня совсем не хилые. Огромные по тем временам взятки давал. И – ничего! А потом документы по этому делу вдруг и вовсе исчезли. А нет дела – нет проблемы. С этого момента со мной уже никто не хотел говорить на эту тему. И я понял, что мой враг – очень важная особа, обладающая неограниченной властью. Может, потому и не стал бегать по инстанциям на уровне самых высокопоставленных генералов, когда ты попала в аварию. Так как они бы не только признали аварию одним из самых обычных несчастных случаев, но и посадили бы тебя за убийство Кирилла Морева, чего я никак не мог допустить.
– Скажи, ты действительно веришь, что я не убивала его?
– Раз ты говоришь, что не убивала, – значит, не убивала. А если учесть, что ты вообще не помнишь произошедшего с тобой после вашей ссоры, то я со всей вероятностью допускаю: в ту злополучную ночь могло произойти все что угодно. Или он напал на тебя, и ты должна была выстрелить, чтобы защитить свою жизнь. Или его убили уже после того, как ты покинула квартиру. В любом случае я должен был тебя защитить и оградить от следствия, которое начала полиция. А так как ты находилась в совершенно невменяемом состоянии будучи уверенной в том, что я собираюсь тебя убить, мы с Семеном отвезли тебя за границу и определили в очень респектабельный реабилитационный центр, куда обращаются лишь очень состоятельные и известные люди.
– А как же Настя? Неужели ты веришь, что она могла убить Кирилла?
– Я вынужден это предполагать, иначе меня совесть загрызет, что я безвинную отправил в тюрьму. Людмилочка, пойми меня правильно: чтобы защитить тебя, мою кровиночку, я готов обвинить кого угодно в чем угодно. И не суди меня строго за это. Вот появятся у тебя свои детки, ты станешь поступать так же, потому что свое – всегда роднее и дороже, чем чужое.
– В любом случае этого нельзя так оставлять. Вдруг убийца снова начнет действовать. Скажи, а что ты думаешь о Троянове Владиславе Антоновиче? Ведь это он настроил тогда меня против тебя, обвинив в убийстве моих родителей.
– Когда-то не он один считал меня убийцей. Я еле выкрутился из лап правоохранительных органов… Только какой у Троянова мотив? Подставить меня из-за того, что нам тесно в бизнесе или политике? Так мы с ним никак и не пересекались, даже в глаза ни разу друг друга не видели. Это ты с ним знакома, а его дочь Катерина – твоя подруга. Нет, дорогая, хороша мысль и нравится мне очень, чтобы постращать тебя и убедить держаться от него подальше, но главного не вижу: зачем ему было убивать твоих родителей? Это же абсурд!
– А ты сам пытался что-то выяснить?
– Разумеется! После того как Милочка пропала, я решил самостоятельно расследовать это дело. Мне так хотелось найти истинного убийцу и доказать твоей матушке, что я бы никогда не смог убить человека, которого она любила… Хотя кто знает, может, и убил бы, если бы не осечка. Но ведь не убил же!.. Кое-что тогда я все же выяснил. Вот только в полиции не стали с этим разбираться. Сказали, чтобы шел на все четыре стороны и радовался, что не посадили, хотя и была у них такая задумка насчет меня: сделать козлом отпущения, для галочки.
– И что же тебе удалось выяснить?
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?