Текст книги "Попасть в отбор, украсть проклятье"

Глава 4

Открыла я глаза от того, что луч солнца обосновался на моем носу. И как я ни смахивала его сонной рукой, он никуда не желал проваливать, чесал сей важнейший орган каждой сплетницы. Я сонно открыла один глаз и…

У магов с получением диплома всегда появляется уверенность в безбедном будущем и завтрашнем дне. Но мое завтрашнее дно превзошло самые смелые ожидания. Может, это оттого, что я была еще адепткой, а не дипломированным специалистом? Мое персональное дно заключалось в практически голом мужском бедре, на котором каким-то чудом в стратегическом месте все же оказался угол одеяла. Конечность была закинута на меня. Столь же бессовестная рука покоилась на моей груди. А в районе макушки я почувствовала сопение. Самозабвенное такое, будто я была не иначе любимым плюшевым медвежонком, а не трупом сомнительной девицы.

Но, несмотря на пикантность ситуации, навряд ли ворон думал покушаться на честь девицы Тайрин Росс. Ар скорее уж предпочел бы подмять под себя постель и устроить оргию, полную сладостного сна с подушкой. Да и я была в платье, посему… сделаем вид, что этого момента в нашей совместной биографии просто не было. Вот сейчас я уползу из-под руки и ноги ворона и, так сказать, внесу правки в историю этой ночи.

Осторожно попыталась шевельнуться и тут же была сцапана, притянута к груди и… Вот зря я подумала, что мне ничего не грозит. Ворон, выспавшийся – в отличие от вчерашнего ворона, уставшего и злого, еще не открыл глаза, а уже как начал жить. И не просто жить, а еще и жаждал подарить жизнь.

Я это ощутила через платье, подол которого оказался как-то сразу быстро и высоко задран, а мужская длань под ним уже вовсю исследовала мои кружевные панталоны.

– Что это на тебе? – недовольным сонным голосом, не открывая глаз, вопросил ворон.

– Белье, – пропыхтела очевидное я, упирая руки в его грудь, дабы отодвинуться. И если раньше эти попытки точно бы провалились, то сейчас мне, как и истинной нежити, сие было вполне по силам.

А сонный ворон, еще не подозревая о том, что его через секунду ждет падение с ложа, в лучших традициях дознавателя продолжил. Видимо, машинально:

– Интересно, какое? – в голосе мне послышались мурлыкающие нотки.

– Обыкновенное! Семьдесят процентов хлопка и тридцать – льна, – отчеканила я, приготовившись отпихнуть наглое любвеобильное тело от себя подальше. Не успела. Меня поцеловали.

Его губы вжались в мои, замерли на миг. Словно пробуя на вкус. Язык Ара скользнул по нижней губе, чуть прикусив ее, заставив меня ахнуть, приоткрыть рот, в который тут же вторглись, сметая, покоряя, углубляя поцелуй.

Его ладонь уже беззастенчиво скользила по моему обнаженному бедру, задирая кружево панталон все выше, надавливая, сминая. И от этих прикосновений, как круги по воде от брошенного в нее камня, расходились волны, рождавшие дрожь, заставившие все волоски на моем теле встать дыбом.

Это были странные ощущения. Новые.

Его прикосновения. Губы. Дыхание. Я не могла чувствовать ароматов в полной мере. Мне теперешней достаточно было пары глотков воздуха в минуту, но… на миг почудилось, что в коротких прядях ворона затерялся запах осени: спелого боярышника, золотых кленовых листьев, утреннего воздуха с его кристальной, звенящей чистотой. Но это мне наверняка показалось.

В чем же я точно была уверена: прикосновения Ара не вызывали у меня отторжения. Даже больше. Они были мне… приятны. Причем настолько, что я, забывшись, отвечала. И как только я поняла это, то испугалась. Себя. Дернулась, вкладывая всю силу. Ар рефлекторно прижал меня к себе сильнее и… гостевая кровать была не широкой. Совсем. И край у нее оказался как-то уж очень близко.

Мы упали с грохотом. Зато ворон проснулся сразу же. Вмиг. Еще бы не проснуться при полете с кровати. Тут два выхода: либо очнешься окончательно, либо отрубишься основательно. Ару выпало первое, и он обнаружил себя голым, лежащим на полу и прикрытым вместо одеяла зомбиобразной мной.

– Учти, я к тебе не приставала. Ты сам! – первое, что заявила я. Правда, с учетом положения тел (и дел) утверждение было спорным.

Рука, оглаживающая мои панталоны, медленно разжалась. Ар отнял ее.

Зато его взгляд… Он приковывал. Ворон смотрел на меня своими разными глазами. Но что в зелени, что в синеве застыло одинаковое выражение – муки. Знать бы только какой: совести или сожаления?

Он сглотнул, словно ему враз стало мало кислорода в спальне. Грудь подо мной поднялась. Рваный вдох и такой же выдох. И молчание, колющее меня своей неловкостью.

Ладонь, чуть шершавая, жесткая, с сухими мозолями, которые без слов говорили, что хозяин привык тренироваться не только с писчим пером, коснулась моей щеки. Я замерла.

– Подозреваю, что между нами возникло недообнимание, – Ар произнес это столь светским тоном, что мне показалось, я ослышалась.

– Ты хотел сказать недопонимание? – все же нашлась я.

– Я что хотел, то и сказал, – ворон усмехнулся. – Судя по всему, моя сила откликнулась на тебя, и… я, кажется, слегка забылся. Признаться, со мной такое было только в студенческие годы.

– Еще бы ей не откликаться, с учетом того, что позапрошлой ночью я застряла в тебе, – припомнила то, как привидением протаранила ворона. – Тогда твой огонь и распробовал мою тьму.

– А сегодня утром он к ней потянулся, – ничтоже сумняшеся, словно он тут вовсе ни при чем, возвестил ворон.

– Угу. Только почему-то потянулся твоими руками! – возмущенно припечатала я тоном благопристойного и целомудренного зомби, которого нагло пытались совратить.

А затем, пока Ар еще чего не заявил и не вывернул все так, словно это я к нему в любовницы всю ночь набивалась, решила откланяться. В смысле скатиться с груди ворона.

Но едва оказалась на полу на четвереньках, как услышала в глубине дома весьма характерные звуки: кто-то отпер дверь и сейчас целенаправленно стучал каблуками в сторону нашей комнаты.

– Кто это? – шепотом, словно была гимназисткой, которую библиотекарь вот-вот застукает за чтением сильно откровенного любовного романа, спросила я у ворона.

Тот на миг замер, будто идентифицируя визитера по походке, и скривился.

– Тысяча демонов! Лив.

– Кто? – не поняла я.

– Моя любовница, Ливрин Кортес, – подрываясь с пола, ответил ворон.

И вроде бы всего четыре слова. Но сколько в них было… матерных интонаций! Именно их. Будто сейчас по дому карателя шла не любимая женщина, а кандалы всей его жизни. Я же зашипела проклятия сквозь зубы. Ну почему именно эйра Кортес? Почему ворона угораздило связаться с одной из лучших охотниц на нежить в империи?

Между прочим, в пятнадцать лет я мечтала быть на нее похожей. У меня даже плакат Ливрин на стене в комнате висел. Воображалось, что поступлю в академию и стану такой же, как она. Нет, не в смысле рыжей эйрой с репутацией красотки, которая разбивает мужские сердца своими острыми каблуками, а в смысле некроманткой, способной в одиночку уложить орду восставшей на кладбище нежити.

И вот я была готова поспорить на все восемь форинтов, которые была должна Клаусу, что вспыльчивая архимаг Кортес, узрев меня, нежить, в спальне своего любовника, сначала запустит развеивающим заклинанием, а потом будет спрашивать у ворона: какого арха?

– Тай, останься здесь, я разберусь, – меж тем бросил Ар, цапнул с пола свои подштанники и, впрыгнув в них, поспешил к двери.

Я осталась. Злая, раздосадованная и лихорадочно соображающая: куда спрятаться? Шкаф, который испокон веков был самым комфортабельным пристанищем любовников, в гостевой не водился. Только комод. Кровать, к моему глубокому сожалению, была такой, что забраться под нее могла разве что мышь, и то не слишком упитанная: короткие ножки заканчивались на расстоянии пары пальцев от пола, а дальше шел сплошной бортик. Да чтоб тебя!

Взгляд упал на портьеры. Но солнце било прямо в окно, и сомневаюсь, что при таком освещении мой силуэт останется незамеченным. А потом я увидела свой чемодан! То, как я оказалась в нем, – отдельная история, вспоминать которую моглось, но жутко не хотелось. Ибо стыдно. Но я запихнула себя в это желтое недоразумение ровно в тот момент, когда дверь бухнула о стену и рядом раздалось гневное:

– Я примчалась к тебе, как только узнала о случившемся. Думала, что ты при смерти, беспокоилась…

– Для столь стремительных сборов у тебя замечательная прическа из салона и безукоризненный туалет, – холодом в голосе ворона можно было заморозить небольшое анклавное государство цвергов, которое граничило на юге с песчаными пустынями империи.

– Не пытайся за язвительностью спрятать девку, с которой провел ночь! Я чувствую на тебе ее запах!

Меня, сидевшую в чемодане рядом со входом, эти слова задели. Неужели от меня так разит? Даже повела носом, чтобы проверить, и только потом вспомнила, что ничего не чувствую.

– Мы расстались, так что твоя сцена ревности слегка запоздала. Я волен проводить и ночи, и дни, и даже всю оставшуюся жизнь с тем, с кем мне заблагорассудится… – он оборвал сам себя удивленно.

Видимо, вошел в спальню и увидел, что оная – пуста.

Мне же, свернувшейся в чемодане, как цыпленок в яйце, только и оставалось, что внимать беседе. Ну, и обдумывать услышанное. Судя по всему, выходило, что бывшая любовница решила: покушение – отличный предлог, чтобы восстановить отношения. Ничем не хуже, чем случайная встреча в ресторане или на скачках… или где там еще аристократам принято как бы невзначай сталкиваться? Вот только она не ожидала, что Ар будет не один, и в срочном порядке решила разыграть ревность.

Кортес меж тем воспользовалась паузой:

– Расстались? Что за вздор? – звуки шагов и провокационно мурлычущее: – Это были лишь временные разногласия. Я изменила тебе с Робом, ты сегодня отомстил мне. Теперь мы квиты, – в ее голосе послышалось тщательно скрываемое раздражение. А когда она произнесла следующую фразу – еще и превосходство: – К тому же только я могу выносить твой огонь. Выносить не одну ночь, а месяцы. Так что мне даже жаль ту, которая сегодня делила с тобой ложе. Сколько недель, а может и лет (если она не маг) теперь этой бедняжке придется поправлять свое здоровье…

От сочувствия Кортес разило фальшью сильнее, чем трупной вонью от полуразложившегося покойника.

– А чтобы ты меня не забывал впредь, я оставлю на твоих губах и руках воспоминание… – и женский вздох сменился шуршанием сминаемой ткани.

Мое воображение тут же нарисовало картину, как ворон целует огненно-рыжую красавицу, которая будто ступила из плаката, висевшего в моей комнате, прямиком в спальню Ара. А ведь недавно этот негодяй проделал сей милый трюк, придуманный природой, чтобы остановить разговор, когда слова уже не нужны, со мной. Четверть часа назад. Причем в постели. Неужели представлял, что делит ложе с Лив?

От исключительно женской обиды я рефлекторно вскинула голову, которая тут же стукнулась о стенку чемодана. Желтый монстр лежал рядом с кроватью, нашпигованный мной, и не выдержал удара судьбы в лице (точнее – неразумной головушке) одной зомби. Замок щелкнул, крышка откинулась, и миру явилась собственно я.

– Здрасти! – выдала первое пришедшее на ум и восстала из чемодана, как стригой из гроба. Правда, не столь эпично, но произвела тот же эффект, как выяснилось, на совершенно не целующихся ворона и Лив. О последнем свидетельствовало хотя бы то, что прикасаться губами к губам, стоя на расстоянии вытянутой руки, слегка проблематично.

Мое появление произошло ровно в тот момент, когда ворону, как я поняла, предложили лицезреть женские прелести без парчовых излишеств платья. Впрочем, как и льняных, и хлопковых… Вообще – без любых. На бывшей любовнице ворона ныне обретались только ожерелье и туфли. Парчовое платье рыжеволосой (кстати, не такой уж и красавицы: магографии ей безбожно льстили!) лежало у ее ног, и она готовилась перешагнуть через него.

Сам же Ар стоял, скрестив руки на груди и ничуть не смущаясь своего почти обнаженного вида. И, судя по выражению его лица, готовился к чему угодно: убивать каменных троллей, истреблять ренегатов оптом и в розницу, сражаться с полчищами чудовищ – но никак не целовать бывшую любовницу.

Впрочем, тишина после моего появления продлилась долю мига. Кортес все же не зря считалась одной из лучших охотниц: сплести смертельный аркан она смогла за долю секунды. В меня полетела огненная плеть.

Да чтоб тебя! Такого резвого старта с места, по-моему, не ожидал никто: ни ворон, бросивший наперерез аркану пульсар, ни Кортес, пополнившая свой послужной список эпизодом промаха с трех шагов, ни я, прыгнувшая на такую высоту, что оказалась на люстре. Оказалась сразу вся. Целиком.

Зависла на плафоне подобно летучей мыши вверх тормашками, так что моя юбка превратилась в своеобразный абажур для головы, а руки и ноги обхватили светильник. Дорогой, к слову, такой, старинный, где в гнездах были магические фонарики. Не то что у нас дома: дешевые и порою чадящие газовые рожки, которым и магия-то для работы не нужна, только пара медек в городскую казну. Правда, и свет от них был не столь ровным и ярким.

– Не смей! – рявкнул Ар на замахнувшуюся вновь некромантку.

Ее первую плеть он отбил. И лишился второй своей кровати за последние сутки. Ложе было располовинено огненным арканом. В воздухе теперь витал гусиный пух, запахи паленого пера и скандала.

– Я не любовница, – крикнула я Кортес, которая была занята пристальной игрой в гляделки с вороном. – Я рабочий материал!

Судя по всему, некромантка задалась целью испепелить взглядом Арнсгара. Правда, оный ни в какую не превращался в кучку золы, несмотря на все усилия эйры Кортес.

Глядя на этих двоих, я вдруг подумала, что всем карателям наверняка при поступлении в отдел вместе со служебным значком выдавали еще и сверхспособности: огнестойкость, взглядоупорность, непотопляемость и тяжелоубиваемость. Или просто это мне такой выдающийся экземпляр попался?

Меж тем «мой экземпляр» на такое заявление, взятое с потолка и изреченное оттуда же, холодно отчеканил:

– Тай, слезь с люстры. Лив, опусти аркан.

Надо ли говорить, что ни одна из нас и не подумала подчиниться. Я еще сильнее вцепилась в крепление, которое опасно закачалось. Огненная плеть в руке Кортес затрещала, рассыпая искры по начавшему тлеть ковру.

– Так, считаю до трех. Либо вы подчиняетесь, либо пеняйте на себя. Раз… – в ладони ворона вспыхнула воронка с пронзительно синими рваными лепестками по краям.

Я сглотнула, мигом опознав «Поцелуй небес» – заклинание с романтичным названием, которое самым приземленным образом обездвиживало противника. Сопротивляться ему невозможно, если твоя сила меньше потока. Да даже и с высшим уровнем дара проблематично. Тебя просто оглушало, как кувалдой по темечку. Минус чар – малый радиус действия. Но с учетом того, что до меня Ар при желании мог дотронуться и рукой – только подпрыгни, – сомневаться, что и его заклинание дотянется, не приходилось.

– Хор-р-рошо, – протянула Кортес таким тоном, что ее согласие не радовало, а скорее пугало, и медленно стала втягивать в ладонь аркан.

Мне же судьба не предоставила возможности что-то озвучить: крепление люстры затрещало, и я шлепнулась с потолка. Предстала аккурат пред очи разгневанной красавицы. И ладно бы просто упала. Так нет же! Припудренная побелкой и с выломанным рожком от люстры в руке.

– Арнс, ты променял меня на это… недоразумение? – сказала, как выплюнула, Кортес, смерив меня уничижительным взглядом.

Я могла бы заверить, что ни на кого ворон ее не менял. Он разве что, как и каждый мужчина, немножко перепутал… Но что-то мне подсказывало, что подобная фраза от нежити доведет рыжеволосую красавицу до состояния «убью и не замечу». Причем никакие предостережения ворона ее не остановят. И будет мое посмертие прожито не напрасно, но без толку.

– Эйра Кортес, – с эмоциональностью каменной статуи произнес ворон, – мы, кажется, уже выяснили, что наши отношения закончились ровно в тот момент, когда я увидел своими глазами вашу измену…

– Так это месть? – перебила его уязвленная красавица.

– Это констатация факта. А сейчас будьте добры покинуть мою спальню. И советую воспользоваться возможностью сделать это самостоятельно, в подобающем виде и без моей помощи. – Он выразительно посмотрел на платье, которое лежало у ног Кортес.

Ливрин повела себя как истинная эйра, которая, даже проигрывая, делает это если не элегантно, то как минимум соблазнительно. Она чуть наклонилась, прогнувшись в спине, позволяя оценить ее точеные формы, идеальную сливочную кожу в поцелуях веснушек, рассыпанных по плечам, чуть повернула голову, отчего волосы упали огненной волной. И все это медленно, чтобы зрители смогли оценить и восхититься. Не знаю, прельстился ли ворон. Я бы на его месте – очень даже. Потому как лично я ничего не умела делать элегантно: даже носить недостатки своего характера.

Уходила она, покачивая бедрами. При этом осанка у бывшей любовницы была настолько величественной, что у меня создалось ощущение: я как минимум на приеме в императорском дворце. Парчовое платье, которое Ливрин перекинула через плечо, удерживая на одном пальце, волочилось за ней шлейфом. Спустя несколько минут хлопнула входная дверь. И все время до этого момента я прислушивалась к стуку каблуков, затем – шуршанию ткани, пока незваная гостья надевала платье, и после – к скрипу замка.

Когда Кортес ушла, в комнате воцарилось молчание. И я поняла, что нет звука громче, чем тишина.

– У меня только один вопрос, – голос ворона заставил меня вскинуть голову. – Почему в чемодан?

– Потому, что я, пусть и мертвая, но жить хотела! – запальчиво выкрикнула я, подскакивая с места. – У меня этот новый день – как нечаянный подарок судьбы. Я, может, думала, что не проснусь сегодня. А когда поняла, что еще существую, мне как-то не захотелось превращаться в прах, попав под заклинание охотницы за нежитью.

Сама не заметила, что, пока произносила тираду, оказалась нос к носу с вороном. При этом наши глаза были на одном уровне. Почему так, я поняла с запозданием, глянув, что стою не просто на цыпочках. Нет. На одних больших пальцах ног, которые вертикально упирались в пол. Полосатые чулки, не слишком чистые, после ночного «променада» на пуанты не тянули ни разу. Да и я балериной не была, отчего мое нынешнее положение было весьма шатким. Причем и фигурально тоже, потому как от такой отповеди ворон вскипел:

– А ты знаешь, что я подумал, зайдя в комнату и тебя не обнаружив?! Я решил, что ты ушла за грань. – Куда только подевался холодный истукан? Его голос звенел. И мне показалось, что не от злости, а от… тревоги. – Неужели ты могла подумать, что я дам тебя убить вот так, у себя на глазах? – вот сейчас послышалась обида. Самая натуральная. Будто я усомнилась в его профессионализме.

– Конечно! Именно поэтому я едва ушла от ее аркана.

– Я его отбил, – тоном «я контролировал в комнате все, даже численность микробов» произнес ворон.

Эта его непогрешимая уверенность меня взбесила. Я качнулась вперед и сквозь зубы предостерегающе процедила:

– Не зли меня… не буди во мне некромантку!

– А ты не буди во мне инквизитора! – тут же отзеркалил Ар.

Возможно, еще миг – и воздух бы между нами вспыхнул. Искры так точно проскакивали, но… случилось мое очередное фиаско: я качнулась еще сильнее и непроизвольно пошла в лобовую атаку на ворона, и машинально, чтобы не потерять равновесия, вцепилась ему в плечи. Отросшими за ночь острыми когтями истинной нежити вцепилась, располосовав кожу до крови.

Когда я все-таки окончательно уйду за грань, то, встретив в загробном мире тех же ренегатов, я смогу с гордостью заявить, что сумела сделать им оказавшееся не под силу: пустила кровь венценосной особе. А если не уточнять, при каких обстоятельствах и где именно, то выйдет вообще героичненько.

– Тай! – прошипел ворон, когда я была возвращена в нормально вертикальное положение и к своему обычному росту – с пятками, стоящими на полу.

– Ну, я же не виновата, что у меня когти, – я сунула ему под нос руки, которыми ныне можно было безо всякого ножа отчекрыжить что-нибудь не сильно ценное и не очень большое. Вроде носа у бывшей любовницы одного типа.

– М-да уж, – зажав рукой порезы на плече, протянул Ар. – И как Лив с такими когтями не признала в тебе нечисть…

– Что-о-о? – перебила я возмущенно. Я, значит, тут трясусь, как заячий хвост, прячусь от охотницы на зомби, а она во мне не видит свой промысловый материал! Да ее за профнепригодность… Впрочем, и один разноглазый поутру не почуял во мне живой труп, вон как активно лобзаться полез.

Додумать сию мысль я не успела, поскольку ворон поспешил пояснить:

– Первый аркан, который она сплела, был рассчитан на живое существо, а не на мертвое. Плетение Уидер. Ты же некромантка, неужели не заметила?

– Было как-то не до разглядывания, и определителя под рукой, уж прости, не оказалось. Да и занята я была слегка другим: свое посмертие спасала! – тирада вышла длинной, и под конец я поняла, что воздуха не хватает. Посему замолчала, делая вдох. Если бы не это, я бы еще мно-о-ого чего ворону высказала.

А Его Высочество, паразит такой, воспользовавшись моим молчанием, тут же начал командовать:

– Пока посиди здесь. И лучше ничего не трогай.

Я восстанавливала дыхание и говорить пока не могла. Зато высказать взглядом все, что думаю, – это пожалуйста. Судя по всему, смотрела я на Арнсгара ну очень нецензурно. Настолько, что ворон, не выдержав, бросил:

– Тай, тебе никто не говорил, что у тебя бывает иногда взор из категории «я тебя внимательно скушаю»?

Я лишь прищурилась. Оценивающе. Сказал бы спасибо, что так я только смотрю на него. Другая нежить бы на моем месте уже пыталась сожрать.

Ар же и не думал устрашиться, нет. Наоборот, весело усмехнулся и пошел «переодеваться». Хотя, как по мне, то точнее бы было просто «одеваться». Конечно, он и в панталонах смотрелся ничего так, но, думаю, подчиненные не оценят, если начальство заявится в неглиже в оплот карателей.

Мои мысли с Ара перетекли на случившееся. Да уж… Меня едва не располовинили огненным арканом не как нечисть, а как любовницу. Банально – из ревности. И это было обидно вдвойне. Ведь нечистью я хотя бы успела побыть, а вот амантой ворона – и не собиралась даже!

Многострадальный чемодан лежал рядом с кроватью, скалясь на меня сломанным замком. С пустым нутром он выглядел как-то сиротливо. Ну вот! Стоило только встретить ворона, как я лишилась и жизни, и будущего, и утюга со сковородкой.

Глядя на желтого монстра, я вдруг вспомнила, как нам твердили на лекциях, что зомби не имеют чувств. Три раза ха! Ибо сейчас меня терзали сразу два. И помимо печали от утраты, было еще одно, весьма яркое – голод! Прямо нестерпимый.

Ну, я и решила, что какую бы ситуацию я ни имела на данный момент, лучшее, что я могу в ней сделать, – это пойти на кухню и что-нибудь приготовить. Вот так… едва не случившееся минут десять назад влюбийство сейчас имело все шансы закончиться омлетом. Ну, или что там у ворона в холодильном сундуке найдется?

А под дверцей ларя обнаружилось всё: и яйца, и копченая курочка, и сыр, и молоко. У меня не только глаза разбежались, но и фантазия. Я решила: на кой мне презренный омлет, если можно сделать сырный суп!

Нашла кастрюлю, наполнила водой и поставила на нагревательный камень. И тут случилась первая накладка. Элементаль, что отвечал за разогрев, и не подумал накалять плоский булыжник, в который был заключен. На темном пористом базальтовом боку проявился рисунок, чем-то отдаленно напоминавший лицо, и мне прогудело:

– Не хозяин! Не положено! – И светлые очертания лика огненного духа исчезли.

Это был саботаж! Элементаль просто отказался мне подчиняться.

– Ах так! – Я отставила кастрюлю, засучила рукава платья и, поднатужившись, оторвала пудовую каменку от поверхности. Весила она, несмотря на свою обманчивую губчатость, изрядно. Видимо, виной тому были магические оковы, что сдерживали духа внутри.

– Поставь меня на место! – отринув всякий отстраненный тон, возопил элементаль.

– Ставят памятники. Посмертно. И то только тем, кто это заслужил, – мстительно пропыхтела я.

– Куда ты меня потащила? – взвился дух, почуяв, несмотря на отсутствие даже намека на нюхалку, тонкий флер крупных неприятностей.

– В воду, – изрекла я, прикидывая: в раковину или сразу в ванную?

Дубасить булыжник, взывая к его совести при помощи скалки и иного кухонного инвентаря, было бесполезно: только руки собьешь, да утварь сломаешь. А если расколешь – еще хуже. Огненный дух только рад будет этому: удерет сразу же, вырвавшись из заточения. А вот как следует подмочить пористый базальт… Это понял и огненный элементаль, который воду терпеть не мог.

– Верни меня! Согрею я твою кастрюлю!

– Ну, так бы сразу… – выдохнула я и водрузила его обратно.

Вода закипела вмиг. Еще быстрее в ней оказались порубленное куриное филе, овощи, натертый сыр… Я помешивала половником варево, добавляя зелень. Все же супчик был жидким. Ну не хватало ему густоты. То ли сыру недоложила, то ли воды много налила… Тут на глаза попалась мука… Решила ее обжарить и добавить для густоты. Потом вспомнила про соль. Увы, оной на столе у ворона не нашлось. Пришлось облазить шкафчики.

Но пока я это искала, камень, выполнив свою часть сделки, решил отомстить: он охладил суп до состояния «еще чуть-чуть – и кастрюля подернется ледком».

Воевать еще и за подогрев было лень. Да и есть жутко хотелось. К тому же если хорошо поперчить, то даже холодная еда будет горячей. В общем, я и посолила, и поперчила. И только хотела налить в тарелку супчика, как на кухню вошел ворон. Судя по всему, с «переодеться» у него не заладилось, как у меня – с элементалем. Во всяком случае, рубашки на Арнсгаре не наблюдалось как класса. Только штаны.

В одной руке каратель держал кристалл связи, отдавая по нему распоряжения. На плече ворона уже не было ни царапины. Хм… я знала только один эликсир, что мгновенно заживляет раны. Вот только от него ощущения такие, будто тебя свежуют заживо.

– О, ты приготовила завтрак! – закончив разговор, Ар узрел кастрюлю.

– Будешь? – уточнила я.

Хотя кто бы знал, каких душевных усилий мне это стоило: расстаться с целой тарелкой свежего супа, когда у самой в животе кишка кишке бьет по башке. Но я была великодушна и щедра.

Взяла половник с намерением зачерпнуть варева, и тут случился первый конфуз: черпак в супе застрял. Намертво. Я попыталась незаметно вынуть его, но ничего не получилось. Результатом моего «незаметно» стала отломанная у кастрюли ручка. За оную я держала утварь, чтобы та не поднималась вслед за половником, который я тянула вверх.

Ворон с интересом наблюдал за происходящим. То ли был столь благороден, что «уступал место» даме, то ли попросту решил: нежить сильная – и сама справится. Я же поняла, что незаметно отделить половник от супа уже не получится.

Посмотрела на стоявшую на плите кастрюльную засаду и поняла, что если для всех нормальных людей любая проблема значит вероятность либо победы, либо нервного срыва, то у меня – исключительно позора. А потом, была не была, опустила утварь на пол, зажала между ног и потянула ручку половника на себя словно репку из грядки.

Что могу сказать… Я его таки достала. Вместе с цилиндром из супа, который напоминал ныне хорошо промороженный холодец. Такой, который еще немного – и можно не кусать, а только лизать. Ну или грызть, если зубы казенные и их не жалко.

– Хм… Интересная подача блюда… – только и прокомментировал ворон.

А затем, ничуть не смущаясь, прямо пальцем отковырял «супчика». Я тоже решила приобщиться к результатам своего антикулинарного таланта и даже в нынешнем зомби-облике ощутила: свой «шыдывр» переперчила. И пересолила тоже. Точнее, соли в вареве не было вовсе, зато соды, которую я по ошибке приняла за соль, – прилично. Но больше всего мне не повезло с мукой: я перепутала ее с крахмалом. Судя по всему, ему варево и обязано своими уникальными склеивающими свойствами.

Хотя этому супчику было далеко до моего пирога с малиной, который я в прошлом году испекла для семейного пикника. По твердокаменности он ничуть не уступал граниту. Его можно было метать как боевой диск. Но это обнаружилось, уже когда мы всей семьей расположились на берегу реки. Я расстроилась. Братья же, пока я отвернулась, выкинули мой кулинарный подвиг в реку, заверив всех, что съели сдобу подчистую и она была хоть твердой, но вкусной. Они распробовали. Увлеклись… Я им поверила. И верила целую неделю, ровно до того момента, как узрела свой пирог, гуляя по столичной набережной.

Выпечка проплывала по Кейше, никем не только не тронутая, но и не утратившая своего первозданного облика. На нее не покусились ни рыбы, ни утки. Она не ушла на дно и даже не разбухла!

Именно тогда я окончательно осознала, что готовить – не мое. И хотя кулинарию я люблю, кулинария явно не любит меня. Даже омлеты у меня через раз выходили подгоревшими, пересоленными и напоминавшими что угодно, только не омлеты.

– В целом… неплохо, – выдал Ар, задумчиво глядя в потолок. – Во всяком случае, ядов нет.

Я вспомнила злополучный бутерброд из его сейфа и поняла, что ворон вообще из той породы едоков, которые считают, что, если в кастрюле что-то плавает, – это витамины, если тонет – минералы, а если дрыгается – протеины.

– Утешил, – фыркнула я.

– Тай, у нас сегодня уйма дел. Во-первых, завтрак… – с самым серьезным видом начал каратель и добавил: – И давай его приготовлю я.

– Хорошо, – вынужденно согласилась. – А можно тогда я воспользуюсь ванной?

Меня заверили, что оная – в полном моем распоряжении. Вот только когда я зашла в комнату омовений и взглянула на себя в зеркало… Каюсь, чуть машинально не начала зачитывать слова из ритуала экзорцизма.

Вымывшись, завернувшись в чистый махровый халат, который обнаружился в шкафчике рядом с душевой кабиной, я почувствовала себя гораздо лучше. А когда передо мной поставили воздушный омлет – то и вовсе счастливой.

– Думаю, ты хочешь узнать о проклятии, из-за которого тебя убили? – орудуя вилкой, произнес ворон.

Меня интересовало не только оно, но и то, почему я еще не превратилась в прах, сколько мне осталось и что имела в виду Кортес под словами «только я смогу тебя вынести долго»? Ведь наверняка не отвратительный характер ворона. Впрочем, произнесла совершенно другое:

– И ты мне расскажешь? – Я вскинула на него взгляд.

– Думаю, это будет справедливо. – Ар отложил вилку. – К тому же когда я рассуждаю вслух, мне лучше думается.

Вот ведь… каратель!.. одним словом. Практичный. Не удивлюсь, если он и мой супчик не выкинул, а куда-нибудь припрятал как уникальное биологическое оружие, склеивающее желудок врагов. Еще и запатентует его, небось. И совесть Арнсгара не будет при этом мучить. Потому как у таких, как ворон, она давно уже отмучилась и благополучно сдохла.