Текст книги "Адепты обмену и возврату не подлежат"

Глава 3

Ну и денек! Не успела проснуться, как сразу начала жить. Да так стремительно, что сама за собой слегка не поспеваю. А ведь еще не вечер… В каком бы тихом, уютном склепе отдохнуть и укрыться, чтобы до дуэли при таких-то скоростях дотянуть? А ведь надо еще поймать мое оружие…

Вообще-то на магических поединках возможно использовать собственно магию. И только ее. С собой на ристалище запрещено проносить арбалеты, мечи, драконов в истинной ипостаси, плюющихся огнем… Целый список!

Его составители попытались ничего не упустить и, конечно же, упустили. Среди запрещенного не упоминали Эйту. Хотя ну кто в здравом уме притащит с собой белочку? Правильно, тот, кто пишет по ней диплом! Потому что пункт первый при теме «Способы сопротивления безумию магически одаренных существ» – это поймать пушистый объект исследования. То бишь Эйту.

Потому на алтарь обряда призыва одной пушистой я принесла в жертву не одну женскую истерику. Благо все они были не мои! И вот сейчас мне нужно было добыть еще один психоз.

Удар колокола, ознаменовавший обеденный перерыв, застал меня за размышлениями: кого бы выбесить по-быстрому ради Эйты? И мысли как-то сами собой перетекли с вещей злободневных и мелочных на неизменные и извечные: чаяния мои стали исключительно гастрономического характера. Потому как завтрак из-за одного эльфанутого я прервала, не успев толком перекусить. Оттого на лекции мне хотелось есть. А вот на практикуме – уже нет. Только жрать!

Потому я плюнула на грандиозные планы по вооружению и направилась в столовую. Дуэли дуэлями, а есть нужно вовремя! Там же и встретилась со Сьером и Вэрдом, узнав, что занятие по целительству отменили и на сегодня мы свободны. Все это парни мне выдали, пока мы стояли на раздаче. Я же поделилась частью услышанного, рассказав о каких-то дланях, в которые нас собрались отрядить.

– Выясню, что это за пятерни такие, – коротко кивнув, заверил Сьер. Причем сделал это столь уверенно, что я поняла: точно добудет информацию. Даже если тот, у кого он будет спрашивать, и понятия до этого не имел о местных дланях.

Мы еще перекинулись парой слов, а вот когда получили тарелки с чем-то однородным, густым и кроваво-красным, то синхронно озадаченно замолчали.

– Что это? – уточнил у повара кучерявый.

– Тинделя из калины, – тоном «ну и темнота же дремучая эти адепты!» буркнул гном.

Он был одного роста с Вэрдом. И такой аномалии могло быть лишь одно объяснение – табурет. Обычно горники доходили даже мне, невысокой, лишь до плеча. А вот подставка могла добавить пару локтей высоты повару, а с ними и очень-очень много единиц заносчивой гордости.

Последняя сочилась в каждом звуке фразы, которую он нам выплюнул:

– Чего встали, как будто за вами очереди нет? Шевелитесь!

Пришлось идти дальше. Благо на второе была более привычная еда – каша со шкварками. А вот когда мы сели за стол и я попробовала таинственную тинделю… Что ж, на вкус она оказалась вполне недурна. Настолько, что я увлеклась. И лишь после того, как я ополовинила тарелку, в голову мне пришла гениальная идея! Как все провернуть с пользой для дела и истерикой для тела. Благо польза – моя, а истерика – чужая.

Разделавшись с кашей и махнув на прощание рукой парням, я поднялась из-за стола и пошла на второй круг по добыче тиндели. В смысле опять встала в очередь на раздачу.

Повар при виде меня недовольно качнул головой так, что с оной едва не сверзился внушительный белый колпак, и, прищурившись, уточнил:

– Вернулась?

– Зло всегда возвращается! – ничуть не смутилась я и широко, исключительно по-темному, улыбнулась.

Тиндели мне таки дали. Причем самую большую миску. Видимо, из расчета, чтобы зло либо подавилось, либо утонуло, но так или иначе издохло. Я едва дотащила добычу до своей комнаты и очень обрадовалась, когда оказалось, что та пуста.

Моих соседок не было. Я коварно усмехнулась, припомнив утренний разговор с ректором. Что ж, наушницы… Мы, темные, никогда не обижаемся! Мы делаем выводы и сразу планируем месть. И я засучила рукава, приступив к напольной живописи. Вывела пентаграмму призыва мелом, расставила свечи, навесила запирающее заклинание на дверь, выбрала из своего гардероба белую нижнюю рубашку по принципу «какую не жалко» и, облачившись в нее, приступила к гримировке.

Вот только ждать соседок пришлось долго. Целый удар колокола на полу пролежала в одном тонком батистовом безобразии. Аж подмерзать начала и пожалела, что на мне нет шерстяных носков и панталон с начесом. Но оно того стоило! Когда девицы вошли в комнату, уже укрытую вечерними сумерками, то сразу не разглядели антуража. А вот узрев наконец труп рыжей девицы, лежавшей в пентаграмме в одной ночной сорочке и облитой кровью…

Я думала: от визга стекла в окнах полопаются. Адептки верещали так вдохновенно, словно ни разу мертвяка не видели. Ну такого, который зовет загробным голосом, вставая из пентаграммы и обещая отомстить… А еще ловко уворачивается от одних пульсаров, а другие и вовсе отражает (спасибо экранирующему браслету-амулету на запястье).

Соседки попытались рвануть вон, но дверь, запечатанная заклинанием, и не подумала отворяться. Я чувствовала их страх. Он был шквалистым, бившим наотмашь.

И я, потянувшись к своему дару, подхватила эту волну ужаса, приподняла ее, скрутив пенным буруном, и, придав ускорения, толкнула обратно к соседкам. Это были их собственные чувства, не навязанные. Просто усиленные в несколько раз. Те самые, которые сжимают сердце, закрывают разум от доводов логики, перекрывают кислород, застят глаза… И хочется лишь одного – предаться панике. Причем не просто паниковать, а исключительно по направлению к выходу.

Их эмоции нарастали. Становились все более концентрированными и… Есть! Достигли того порога, перешагнув который я могла бы постучаться в дверь к Эйте.

Раскрыла вытянутую руку и начала собирать страх светлых. Он тянулся от спин ломившихся в запертую дверь девиц видимыми только мне нитями, которые свивались в кудель. А та все быстрее вращалась на моей ладони, превращаясь в гигантский клубок. И когда он достиг нужных размеров, я обрезала связи.

В этот же миг дверь распахнулась и соседки вывалились в коридор, а затем тут же навалились с той стороны створки. Не удивлюсь, если они для верности еще и запечатали ее заклинанием.

А я приготовилась ждать. Потому как могла поспорить на свой любимый алхимический котелок, что сейчас эти две магички помчатся к ректору. Жаловаться. Опять.

Интересно, что они скажут ему на этот раз? Что по общежитию носится беспризорный труп темной? И попросят ректора его поискать. А сами пока посидят в засаде. В какой-нибудь безопасной засаде с толстой дубовой дверью, обшитой листами зачарованного металла, в компании теплого чайка, плюшек – и подальше от академии.

Об этом я раздумывала, пока, удерживая одной рукой эмоциональный кокон, второй ловко доставала из так и не разобранного чемодана с вещами зачарованную колбу. А затем стало не до размышлений. Слишком ответственной была процедура.

Зубами выдернула притертую пробку и аккуратно, стараясь не расплескать ни капли квинтэссенции страха, начала медленно загонять его в склянку. Закончив, удовлетворенно хмыкнула и заткнула горловину.

Глядя на то, как за стеклом беснуется белесая дымка паники, выдохнула: получилось!

За разум этих двоих я не опасалась. Нельзя сойти с ума, когда того почти нет. Да и нервная встряска была для них хоть яркой, но непродолжительной.

К слову, самая грандиозная истерика, эмоции которой я собирала, случилась от мыши. Полгода назад полевка каким-то чудом оказалась под ногами моего соседа по парте. Как он орал! Я, как менталистка, аж восхитилась.

Оказалось, что темный, который был выше меня на полторы головы, шире в плечах раза в три и способен безо всякой магии тянуть в одиночку повозку на посрамление лошадям, боялся пискух. Трупов не боялся, а вот мышей – да.

Я тряхнула головой, отогнав воспоминания. Ностальгировать буду потом. А сейчас нужно быстро прибраться, пока по коридорам на бис не прогремело мое имя в исполнении Морока Тумина. Переоделась, помыла пол, стерев с него и пентаграмму, и щедро разлитую тинделю, имитировавшую кровь. Избавилась от всех улик и еще раз вернулась к своему чемодану. К встрече надо подготовиться как следует. И это я не о рандеву с Тумином.

Достала бутылек с эликсиром и опрокинула в себя его содержимое. Горькая жидкость прокатилась по горлу, казалось, разъедая его изнутри, и упала в желудок.

– Какая же гадость! – крякнула я, поморщившись. – В следующий раз буду варить на обычном огне, а не алхимическом.

Такой зарок я давала себе каждый раз и… вновь готовила на жар-камне. Потому что так быстрее!

Противный эликсир я вынуждена была пить с самого детства. Один глоток в седмицу. А все потому, что моя мета проснулась слишком рано. В три года вместо обычных дюжины. И дар оказался сильным.

Ребенок-телепат, который читает мысли. И не только читает, но может еще диктовать свою волю, навязывать ее окружающим, сам не понимая, что творит. Что может быть опаснее?

Ведь в таком возрасте слишком рано еще обучать ментальным практикам по контролю сознания: дитя просто не поймет, что от него хотят. А всем вокруг держать поднятыми щиты, а слугам носить защищающие сознание амулеты, которые в любой момент могут выйти из строя, если будет пси-атака посильнее…

И мама приняла решение – частично заблокировать мой дар. Третий уровень вместо девятого.

Из-за этих ограничений моя мета – лучистый кристалл – до сих пор не превратилась в полноценную. Все также блуждала по телу, напоминая отжившую цветную татуировку. Правда, блеклую из-за зелья.

Но я была благодарна маме за такое решение. Потому как одаренные маги слишком ценны, чтобы оставлять их без пристального надзора. И последний не только со стороны преподавателей. Тайной канцелярии менталист, способный читать мысли, очень бы пригодился. А это – седьмой уровень. Восьмой – способность к полноценной телепатической беседе. Говорят, у Темного Властелина высший, десятый.

А мне и с третьим неплохо. И за столько лет, что я пила эликсир, мое тело уже настолько привыкло к ограничениям, что, подозреваю, даже не прими я больше ни глотка, уровень дара не поднимется.

Это как бинтовать девочке ноги с детства, чтобы ступня была миниатюрной и напоминала распускающийся цветок лилии. Когда же малышка превратится в девушку и снимет ленты, ее ноги так и останутся миниатюрными. Кости, за долгие годы привыкшие к одному положению, не выпрямятся. Они на всю жизнь останутся деформированными.

То же самое и с магией.

Но я все равно предпочитала не рисковать и, отправляясь к светлым, прихватила бутылек с привычно противной жидкостью.

Вынырнула из размышлений и критически осмотрела идеально чистую комнату. Побарабанила пальцами по спинке кровати.

Время шло. Скандал запаздывал.

Из-за двери доносились лишь привычные, обыденные звуки: шум шагов, отголоски разговоров. Но где же громогласное «Даркнайтс!»? Стало даже слегка обидно. Я тут старалась… И?

Спустя четверть удара колокола ректор в лучших традициях демонолога вместо призыва темных сил провалился… в смысле явился в Бездну сам. Точнее – явился в мою комнату. Без стука открыл дверь, перешагнул порог и…

– А где труп Даркнайтс?! – возмутился он. – Почему она… живая?

Мне же показалось, что вместо заминки, которая на миг возникла в словах Тумина, должно было прозвучать слово «еще».

И мы с главой академии уставились друг на друга. В его взгляде читалось: «Опять?» Я отвечала недоумением: «О чем вы?»

А что? Хочешь доказать, что тебя оболгали, – организуй еще пару «ложных вызовов». И все. После них словам доносчиков уже веры не будет. Так что…

Тумин стоял недалеко от входа. За его спиной топтались две моих соседки.

– Адептки Карен Той, Линси Пафин, объяснитесь, – приказал ректор, наполовину развернувшись к девицам.

– Она мертвой была! – обвинительно тыча в меня пальцем, начала пухленькая невысокая девица, поморщив свой высокомерно вздернутый нос.

– Чушь! – фыркнула я. – С того света живым еще никто не возвращался!

– Сожалею, Пафин, но Даркнайтс права. – Ректор сложил руки на груди. – Как ни старайся, но из зомби человека не сделаешь, – он произнес это таким тоном, как будто не раз пытался. Лично.

«Так, значит, эта сдобная плюшечка, у которой щеки по бокам свисают, – Линси Пафин», – сделала я мысленную заметку.

– Ни на что не намекаю, но это второе обвинение в мой адрес за день, с которым, попрошу заметить, реальность не согласна, – скучающим тоном произнесла я, глянув на ногти, словно любовалась новеньким маникюром. Увы, ни маникюра, ни совести у меня не было.

Ректор с шумом выдохнул. Вслух он ничего не сказал, но я чувствовала, как от него исходит раздражение. И приготовилась услышать что-то в духе: «Как же вы меня достали! Больше без настоящего трупа не беспокоить!» – но я недооценила выдержку Тумина. Он лишь прищурился и произнес:

– Светлые славятся своими честностью, открытостью и радушием… – начал ректор, а меня так и тянуло уточнить, не имеет ли глава академии в виду радушно открытую крышку гроба для одной темной? Но сдержалась. А глава академии меж тем продолжил: – Поэтому я жду от вас, Карен, Линдси, что вы проявите их в полной мере.

– А расселение?.. – В голосе второй соседки – русоволосой симпатичненькой светлой, которая могла похвастаться весьма привлекательными для мужского глаза формами, – разочарование можно было черпать ведрами.

Ректор ничего не ответил, но та-а-ак посмотрел… От подобных взглядов гербарии могут засохнуть оптом, не то что какие-то девичьи надежды увянуть.

Ушел Тумин в полном молчании. А мы вчетвером остались: я, двое светлых и наша с ними взаимная ненависть, от которой буквально искрился воздух.

В общем, обстановка, про которую темные говорят: не всем порой суждено дожить до рассвета.

Я, прищурившись, посмотрела на соседок. Злилась ли при этом на них? Конечно, нет! Но мысль о том, чтобы сделать этих светлых еще и просветленными (до мудрой седины на всю голову), меня прямо-таки манила. Особенно снежная шевелюра подойдет пышке-зазнайке, которая гордо задирала свой нос, как будто была минимум наследница престола, узревшая чернь в моем лице.

– Мы этого так не оставим! – наконец разорвала тишину шипящим от злости голосом русоволосая красотка и воинственно шагнула вперед, тряхнув локонами. Как там ее ректор назвал? Карен, кажется.

К слову, девица весьма выгодно смотрелась на фоне невысокой сдобной подружки. И что-то мне подсказывало, она сама прекрасно это знала и умело работала на данном контрасте. Ведь даже сейчас, угрожая мне, не задумываясь, Карен встала в выгодной позе. Так, чтобы ее грудь казалась максимально соблазнительной, а талия тонкой. Еще и волосы откинула, чтобы те упали волной на плечо. Позерша.

А это, в свою очередь, наводило на мысль, что не так она и уверена в собственной неотразимости… Что ж, учтем-с на будущее…

– Конечно. Ни в коем случае не оставляйте! А то, когда мы, темные, рядом, все что угодно может пропасть. Даже ложные обвинения, – все так же с напускной скукой начала я. – И ты потом бегай, ищи их по всему погосту, в могилы к зомби заглядывай…

– К-к-как ложные?! – возмутилась толстушка.

– Какие еще могилы? – вторила ей русоволосая.

– Обыкновенные. В которых дети Мрака обычно хоронят тех, кто не знает о правиле трех «П», – я решила сначала ответить Кейси, чтобы слегка сбить с русоволосой спесь.

– Что за правило? – спросила она ожидаемо. Еще и плечом дернула недовольно так. Дескать, что за чушь ты несешь?

– Поняла. Простила. Похоронила, – пояснила я и добавила с намеком: – К слову, хочу заметить, что я зла на вас, дорогие соседки, уже не держу. – И мило улыбнулась.

Светлые как-то разом сбледнули с лица и даже матом слегка покрылись. Правда, пока беззвучным. Прониклись, видимо, родимые. Осознали до конца, с кем им предстоит делить комнату. А может, просто судорожно пытались понять, какое чернословие я уже успела на них навесить, что они не почувствовали даже.

Я же про себя усмехнулась: жизнь темных – это игра в карты одновременно и с демонами Бездны, и с кромешниками, что живут в глубинах наших собственных душ. Потому мы всегда готовы к блефу. И если уж лжем, то исключительно профессионально, а не по-дилетантски. Как-никак опыт пальцем не раздавишь.

Потому-то прозвучавшим словам светлые поверили. И взирали сейчас на меня со смесью суеверного ужаса и ненависти. А я решила воспользоваться ситуацией и забить последний гвоздь в крышку гроба наших с девицами добрососедских отношений.

– Кстати, после этого, – я выразительно обвела взглядом идеально прибранную комнату, – любые ваши обвинения будут восприниматься как ложные. – Я мило улыбнулась и пояснила: – Ведь вы два раза наушничали на меня ректору. И в обоих случаях мне удалось убедить Тумина, что ваши нападки – плод богатой фантазии, которую питает ненависть к нам, темным, – закончила столь сладким тоном, что его можно было класть в чай вместо сахара.

Увы, мне достались любительницы горького, которые от моих слов мигом скривились. А я, видя такую реакцию, не смогла сдержать улыбку. Все же милые у меня соседушки. А темному, как говорится, хороших светлых и обидеть приятно.

– Тварь! – выкрикнула толстушка, сжав кулаки.

Сейчас она больше всего напоминала поросенка. Визгливого. Решительно настроенного, но безобид…

Арх подери эту психованную девку! Я едва успела уклониться от ее пульсара. Про безобидную беру свои слова назад. На стене, аккурат в том месте, которое еще миг назад было за моей спиной, ныне красовалось черное пятно копоти, змеившееся трещинами штукатурки.

– Отчисление? Или еще пару раз пальнешь, чтобы я могла требовать сразу запечатывания дара? – старалась говорить холодно и отстраненно, не показывая того, что сама испугалась. Сердце колотилось безумным арестантом, который, казалось, еще немного – и совершит побег из грудной клетки, просто проломив прутья ребер.

Но я сжала зубы. Это война. И эмоции на ней были непростительной слабостью. Так что плевать на страх. К демонам сомнения. Этот раунд будет за мной. И точка. Да, я оказалась одна против двоих. Да, они на своей территории. Но если я сейчас уступлю, значит, будут пытаться продавить меня и дальше. И не только соседки. Все светлые. Вся, архи ее дери, академия!

– Это я тебя сейчас запечатаю! Каждое сказанное слово заставлю обратно проглотить! – взревела толстушка, и… в ее руке оказался огненный аркан.

– Сожги ее, Линдси! – подначила свою подружку русоволосая, впрочем, сама не вступая в поединок.

Аркан взвился в воздухе. Я едва успела увернуться. Так что хлыст пламени просвистел рядом с моим боком, щелкнув о стену. Задень он меня – тело обожгло бы болью. Не убило, но… до сегодняшней дуэли я бы точно не дошла.

Заклинание кнута было простое и действенное. Вот только имелся у него один недостаток, из-за которого его использовали исключительно на нежити, а не в бою с разумным противником. Оно питалось напрямую от источника силы мага.

Я зло усмехнулась. И когда толстушка второй раз замахнулась, то направила в ладони свою тьму и… Огненная плеть полетела прямо в меня. Успела прогнуться, когда аркан просвистел надо мной. Миг, когда языки пламени едва не лизнули мои скулы, превратился в вечность. И рука, окутанная чернотой, схватила аркан. А потом по нему же я направила уже свою силу.

Все произошло быстро. Настолько, что светлая сразу не поняла, почему ее заклинание вдруг полыхнуло всеми оттенками мрака. Моя сила пробежала по связующему нас с толстушкой плетению и ударила в нее так, что она взвыла.

Заклинание тут же рассыпалось. Зато взревела сигнальная тревога. А за ней в нашу комнату ворвалась целая толпа. Возглавляла ее дежурная по этажу. Но, сдается, еще немного – и примчатся преподаватели.

А я чувствовала себя опустошенной и… счастливой. Потому как смогла не нарушить устава! Не использовала атакующих закланий, проклятий и даже благословений против адептов академии! Все, как завещал ректор.

И только осознав, по какому поводу радуюсь, усмехнулась. Докатилась, Даркнайтс! Раньше ты веселилась оттого, что сумела попрать правила и не попасться, а сейчас… Нет, однозначно эти светлые не то что темного добрые дела совершать заставят, но даже демона до исповеди довести могут.

Меж тем раздался голос, заставивший галдевшую толпу примолкнуть:

– Адептки! Всего ничего прошло с того момента, как я оставил вас одних! Даже из общежития выйти не успел…

М-да… кажется, мы с девочками слишком рано начали веселье. Нет чтобы подождать хоть четверть удара колокола, пока начальство подальше отойдет. Если не в мир иной, то хотя бы от порога.

– Объяснитесь! – рявкнул Тумин.

– Да ничего такого… – Я была сама невинность. Но, увы, ректор самой наивностью не был. И, не поверив мне, повернулся к толстушке.

– Да-да. – Она, на удивление мне и своей симпатичной подружке, истово закивала. – Я хотела комнату подсветить и не рассчитала с заклинанием.

Русоволосая Карен на это поджала губы и смолчала. А я же подумала: а мои соседки быстро учатся. Даже в этот раз не стали жаловаться и пытаться обвинить в провокации. Правда, пышку Линдси потряхивало. Похоже, от осознания того, чем ей может грозить открытое нападение на меня.

Тумин еще задал несколько вопросов, но, не получив вразумительных ответов, прищурился и попрощался тоном из серии «я буду пристально следить за вами».

Я же гадала, вернется ли ректор к нам в третий раз. Так сказать, на бис. Но нет. Соседки решили повода для этого не давать. И даже на слова в мой адрес ввели жесточайшие санкции или, иначе, подчеркнуто игнорировали.

Это меня устраивало. Хотя я не обольщалась. Это было всего лишь временное затишье в начавшейся войне. И я не удивлюсь, если поутру обнаружу всю свою одежду изрезанной, а в бутылочках с жидким мылом и шампунем будут чернила.

Именно поэтому я не стала распаковывать чемодан, а наоборот – наложила на него охранные чары. Благо переодеться в штаны, рубашку и красную кожаную куртку я успела еще до привода Тумина соседками. И теперь, подхватив бутылек с закупоренным страхом, отправилась на поиски Эйты.

И уже у порога я обернулась и не смогла удержаться:

– Девочки, мне с вами было так хорошо, что все, спасибо, я пошла.

– Чтоб ты сдохла! – уперев руки в бока, процедила русоволосая Карен, сдув упавшую на лоб прядь. Надо же! Заговорила!

– Непременно, но в следующей жизни. – Я подмигнула и, уже взявшись за ручку двери, в полуобороте глянула на толстушку, как бы невзначай бросив: – До этого я думала, что это мы, темные, каждый сам за себя… Но сдается, что и вы, светлые, в этом от нас не отличаетесь: твоя подружка сегодня тебе тоже не захотела помочь. И да, на твоем фоне она смотрится гораздо выигрышнее. Подумай об этом на досуге.

Закрыла дверь. И, стоя в пустом коридоре, начала про себя отсчет. Три. Два. Один.

– А ведь эта темная права! – послышалось обвинительное из-за закрытой створки. – Почему, когда я кинула в нее пульсар, ты меня не поддержала? Или хотя бы не остановила. Мы же подруги!

– Я просто соблюдала правила! И вообще, подумать не могла, что ты решишь атаковать! А эта рыжая специально так сказала, чтобы нас рассорить! – столь эмоционально отозвалась Карен, что я даже заподозрила в ней не просто истеричку, а потомственную скандалье.

Я в красках представила, как русоволосая, раскрасневшись, тычет своим пальцем в запертую дверь. Наверняка сейчас она обвинит меня еще в чем-нибудь… Минимум во лжи и гнусности. Хотя, зная силу женского воображения, может дойти и до того, что и в тысячелетней вражде светлых и темных единолично виновата тоже исключительно я.

Было бы забавно послушать версии, но мне было пора. Белочка сама себя не поймает.

Поэтому я развернулась и направилась по коридору прочь от двери.

Вышла на крыльцо общежития и посмотрела на окрестности взглядом полководца, который вспоминает: какую крепость он тут еще не брал? Мне нужно было тихое, укромное место, где можно уединиться, подумать и, если что, труп без свидетелей прикопать. Склеп, например. Но что-то мне подсказывало: светлые относятся к походам на погост без причины, как бы помягче сказать… нетолерантно.

А кроме как на кладбище, одной у меня остаться шансов не было: на территории академии, как я успела убедиться, везде сновали адепты. И в парке тоже не было пары свободных приличных кустов. В одних засел рой мошкары, в других – влюбленные парочки. Чуть дальше были ристалища. За ними – небольшое озерцо, и вдалеке виднелась каменная стена ограды.

С другой стороны впритирку к академии стояли учебные корпуса, лаборатории, а позади них – общежития, бестиарий, теплицы с магическими растениями и хозяйственные постройки, полигоны и тренировочные ангары. Причем некоторые из них строились не иначе как по замковому принципу: когда улочки должны быть не шире длины копья, чтобы, случись захват супостатами крепости, те не смогли спокойно проскакать галопом по мостовым.

Невольно возникла мысль: а сколько лет вообще Академии Южного предела? Судя по кладке некоторых стен, она могла быть возведена еще до исхода темных за Серебряный хребет…

Может, и так. Правда, похоже, с тех пор магистерия значительно разрослась… Вон сколько разных построек и мест.

И куда из мест ни плюнь, обязательно попадешь в какого-нибудь светлого.

В отчаянии я закинула голову, закрыв глаза и обреченно выдохнув. А когда распахнула, чтобы посмотреть в небо, увидела на синем фоне флюгер и… Чердак! Ну конечно! Там-то никого не должно быть. Нужно только найти вход.

Поэтому целеустремленной походкой направилась к трехэтажному зданию, оказавшемуся прачечной для адептов. На первом этаже ровными рядами стояли большие медные тазики с артефактами для стирки, а также проточными лоханями для полоскания. На втором оказались сушильные комнаты, а на третьем – столы для глажки.

На последнем-то я и задержалась – искала лестницу на чердак. И нашла. Правда, люк был закрыт. Но, судя по тому, сколько раз взламывали висевшее на нем запирающее заклинание, не только нас, темных, на пути к цели не удерживали какие-то хлипкие замки. Что простые, что магические.

Потому я воровато оглянулась, чтобы убедиться, что свидетелей нет, и поступила по примеру моих предшественников – аккуратно разомкнула плетение чар. Несмазанные петли скрипнули, и я шустро поднялась по лестнице – только сапоги по ступенькам мелькнули – и очутилась на пыльном чердаке. Скупой свет проникал сюда через мутное стекло слухового полукруглого окна, створка которого была приоткрыта.

Я еще раз осмотрелась, убедившись, что, кроме меня и пары пауков, тут больше никого нет, и закрыла люк. А затем, не тратя времени понапрасну, приступила к ритуалу призыва Эйты: достала из кармана кусочек припасенного мела и начертила пентаграмму. Рассекла ладонь, окропив собственной кровью ее углы, и напитала рисунок силой. А затем шагнула в его центр, скрестила ноги и, открыв склянку с закупоренным в нем страхом, нараспев начала читать заклинание, над разработкой которого я корпела долгие месяцы.

А все потому, что, перерыв все фолианты и свитки в университетской библиотеке, да и в столичной публичной тоже, не нашла ни одного описания ритуала призыва белочки. Архидемонов, самых страшных порождений глубин бездны, неистовых тварей Мрака… – обрядов по ним было сколько угодно. Этих товарищей темные маги беспокоить по своим нуждам не стеснялись. А вот рыжую пушистость почему-то настолько опасались, что даже не пытались пробовать.

В общем, не было до меня желающих лицезреть Эйту добровольно. Или, наоборот, были, но эксперимент получался столь удачным, что становился не только первым, но и единственным. И после него маги попадали в Лабиринты безумия.

Как итог – пришлось экспериментировать на свой (и чужой!) страх и риск. Опытным путем я вывела формулу призыва. Она оказалась не сильно отличной от таковой для демона сотого уровня. Правда, с авторскими доработками.

Но конечной целью исследования был не вызов самой Эйты. Белка в моей дипломной работе была всего лишь средством, которое тестировало прочность второго моего заклинания – защитного. Сложные чары, на расчет только матрицы которых ушло больше года, стали барьером на пути к разуму мага от воздействия Эйты.

Надо ли говорить о том, как взбеленилась госпожа Безумия при нашем знакомстве? Я тогда призвала ее в первый раз. Помимо собственных чар, которые должны были защитить разум, я еще обвешалась и кучей защитных артефактов. Их на мне тогда было едва ли не больше, чем блох на бродячем псе.

Белочка пришла, рассчитывая встретить мага, готового вот-вот потерять остатки разума. А тут я… Вся красивая такая: в амулетах, со взором горящим. Сижу в центре пентаграммы и радостно на нее смотрю, потирая руки со словами:

– Наконец-то!

Эйта не сразу поняла, что вызов был ложным. А псих – наглый симулянт. Уж больно я была в тот момент похожа на ее обычных клиентов. Пришлось разочаровывать…

Она обиделась. Очень. И пообещала, что свести меня с ума для нее теперь дело принципа. Поэтому теперь мои психозы, нервные срывы и кошмары – ее работа.

В ответ я просияла.

Эйта такой реакции отчего-то не обрадовалась, а насторожилась и плюнула на пол со словами:

– Арх с тобой, темная! – И исчезла.

А я после памятной встречи подналегла уже не на учебники, а на практические занятия. Хотела до автоматизма отточить разработанное заклинание ментальной защиты, чтобы держать его постоянно. И сумела. Так что ужасы во сне и истерики наяву, которыми Эйта, верная своему слову, обеспечивала меня исправно, прекратились, как только я научилась жить с поднятыми щитами.

А через месяц мы вновь встретились с Эйтой. Рыжая была еще более злой. Оценила мой барьер. Попробовала взломать. И почти пробила. У меня тогда кровь от ее атак из носа буквально хлестала. Спас руководитель диплома. Он был не в курсе того, что я именно в этот день решила провести ритуал. Но оказался в нужном месте в нужное время. И сделал то единственное, что было возможно, чтобы меня спасти, – ударил свою адептку по голове. Я благополучно потеряла сознание.

Мой разум тогда померк, исчез из системы координат реальности… А раз сводить с ума оказалось нечего, а профессор Эйту просто не замечал (или виртуозно игнорировал), то пушистая, матерясь, исчезла.

Когда я пришла в себя, то первым делом вернулась к расчетам, усилив направляющие оси плетения. А потом получила взбучку от руководителя диплома. К слову, последняя завершилась словами то ли увещевания, то ли одобрения:

– Даркнайтс, вот смотрю на тебя и никак не могу определиться: Тьма послала мне такую чудную дипломницу в наказание или в награду? – Причем ударение в слове «чудную» прозвучало весьма своеобразно.