Текст книги "Беременна от мажора"

Глава 8

Мне очень страшно. Потому что я впервые в такой ситуации, когда не знаю, что делать. Всю жизнь меня забивали гнётом родители, и я научилась подстраиваться, жить с этим. Но тут другое. Я не послушалась их, поступила, как пожелала, и расхлебывать всё это должна сама. Сейчас я действительно попала по-настоящему.

Дима старше, опытнее, он должен понять меня. И пусть он эмоциональный и взвинченный из-за отношений с отцом, но он же трезвомыслящий взрослый человек. Он же не дурак, в конце-то концов.

Я застаю его сидящим за рабочим столом. Нахмурив брови, он что-то внимательно читает, держась за голову.

– Привет, – выдавливаю, пропихивая застрявший ком в горле.

Кажется, меня снова тошнит на нервной почве. Мама рассказывала, что когда была мной беременна, отец очень сильно опекал её, вплоть до того, что контролировал питание, настолько волновался, чтобы здоровью будущего малыша ничего не угрожало. Не думаю, что Дима такой скрупулёзный, но всё же надеюсь, что он не отправит меня на аборт, отслюнявив парочку стодолларовых купюр.

– Здравствуй. – Откладывает он бумаги в сторону и откидывается на стуле, рассматривая меня.

За всю мою жизнь только Дима смотрел на меня так, будто я какая-то особенная. Не знаю, как у него это получается. Но я сразу же чуточку пьянею. Вот в глазах его папаши чистая похоть, хоть и произносит он другие слова, якобы милые и вежливые.

– Ты не поехала с моим водителем вчера, почему?

– Потому что не захотела.

– А если бы мой батя позвал?

Он резко закрывает глаза. Понимая, что перегибает палку. Предлагает сесть, успокаивая самого себя.

– Дима, ну пожалуйста, не начинай. – Закрыв лицо руками, я падаю на стул для посетителей возле входа.

– Ты могла бы сесть сюда, ко мне. – Встаёт он, указывая рукой на кресло. – Ты сидела очень близко, рядом с моим…

Вздохнув, Дима выходит из-за стола и запихивает руки в карманы стильных чёрных брюк.

– Ты думаешь, что я сумасшедший, да? Мол, зажравшийся мажор, у которого поехала крыша? – он повышает голос, расхаживает по своему кабинету.

– Нет, я просто не понимаю, почему ты мне не веришь.

– Потому что я это уже видел, Иванка.

– Что именно? – Тру виски.

В кабинете пахнет каким-то освежителем воздуха, я его вычленяю из множества запахов и очень хорошо чувствую. Он меня раздражает. Мне хочется выйти на улицу. А ещё очень-очень хочется спать.

– Её звали Вика.

О боже, только не это. Вот только охренительно сказочных историй великой Диминой любви в прошлом мне сейчас и не хватало. У меня жизнь рушится. Я учусь в универе, мои родители надзиратели концлагеря, у меня незапланированная беременность, а Дима мне решил рассказать про какую-то бабу.

– Я был влюблен, – усмехается, – теперь понимаю, что нет, но, когда у тебя есть всё, – его тёмные глаза сверлят мое лицо, как будто впитывают реакцию, – очень хочется чужих чувств. Настоящих. Искренних. Казалось, это оно. Мне едва исполнилось восемнадцать. И знаешь что, Иванка? Она тоже была хорошей девочкой, девственницей до меня. Хоть и была старше, но невинна. Ничего не напоминает? Очень воспитанная, семья тоже богатая, но без закидонов.

– Дима, можешь открыть окно, мне очень душно. – Чувствую, как меня ведёт, перед глазами мечется полчище тёмных мошек.

– Кондиционеры не работают с утра. – Смерив меня мрачным взглядом, он послушно идет к окну и открывает его. – Так вот, отец был с ней очень любезен.  Открывал дверь, предлагал подвезти. Мне казалось – это же так круто, что моя первая настоящая девушка нравится моему родителю. – Дальше Дима становится злым, пропуская слова сквозь зубы. – Я застукал их, Иванка, ты понимаешь это? Она плакала, что всё было против её воли, но потом, – пожимает плечами, – она долгое время была «его девочкой». Я перестал с ним общаться, но постепенно понял, что дело-то не в нем. Дело в Вике, ей-то деньги были ни к чему. Ей просто нравилось с ним. И знаешь, как я это понял? Была ещё Света…

– Хватит, Дима, пожалуйста, прекрати.

– А ещё у меня совсем недавно, как я тебе и говорил, друг, сын генерального из «Норникеля», в нашем собственном бассейне подружку искупал с продолжением. Я тебе об этом уже рассказывал. Она ведь тоже пришла ко мне в гости. Ну вот как мне после этого прикажешь верить женщинам?

– Дима, умоляю.

– Так почему я должен сейчас поверить тебе, Иванка? Если вы все кидаетесь на куски пожирнее.

– Тебе просто не везло с девушками, дело не в деньгах. Это могло случиться с кем угодно, – шепчу и, не обращая внимания на его метания по кабинету, присаживаюсь на подоконник у открытого окна, втягивая носом свежий воздух.

– Ты плохо выглядишь, – наконец-то заканчивает он свои душераздирающие рассказы, замечая моё состояние.

Подходит ближе, убирает прядь волос с лица. Я дëргаюсь, отклоняюсь.

– Повезло нам с родителями, да? – смеётся Дима, а я вся сжимаюсь в недобром предчувствии.

Мы смотрим друг другу в глаза. Его красивые тëмно-карие раньше завораживали, а теперь будто тускнеют. Несмотря на напускное бахвальство и легкую жизнь, у него израненная душа. Меня травмировали прессингом родители, а его – отец, ставивший впереди всего свои низменные, пошлые желания. Захотел – взял. А про сына считал, что Дима ещё молодой, найдёт другую. Вот почему он так остро отреагировал на то, что я стояла рядом с его отцом.

– Я беременна, – выдаю без подготовки.

– Отец заставит тебя сделать аборт, – хрипло выдавливает Дима, отходя от меня. – Об этом может узнать мать, он очень боится её влиятельного отца в думе. Дед вообще единственный, кого он боится. Так что вряд ли он позволит оставить ребёнка. Не согласишься, найдёт способ шантажировать.

Я смотрю на него в удивлении, в негодовании, в ужасе…

– Дима, я беременна от тебя.

– Прости, но я не верю.

Он возвращается за стол и увлечённо создаёт видимость работы, перекладывая скоросшиватели и бумаги. Выражение лица становится каменным. Видно, какая буря у него внутри, но мне уже всё равно.

Я не могу доказывать. Не хочу. Сил нет унижаться и уговаривать. Я с его отцом всего час на практике рядом сидела. Но Дима уже всё решил за нас обоих. Я понимаю: у него много поводов думать, что отец не будет просто так угождать и стелиться.  Он знает, что попасть сюда на практику практически невозможно, но при этом не в курсе, что мы с Машкой очутились в их офисе по чистой случайности. Дима, видимо, решил, что и тут постарался его батя, чтобы получить новую «девочку».

Но это же просто тупо. Да, он меня не знает, да я не знаю его. Да, он привык видеть, что женщины ради денег готовы на многое. Видимо, он решил, что раз на батю ребёнка повесить не удастся, то я решила воспользоваться нашим «порванным моментом».

– Иванка, у нас был всего один раз! К тому же довольно сумбурный.

– Но с твоим папой у меня и этого раза не было. У меня ни с кем больше не было! – вскрикиваю я, отступая к двери, едва не запнувшись о ковёр.

Дима вскидывает на меня тёмный, безразличный взгляд, смотрит исподлобья долго и очень внимательно.

– Мой батя распорядился назначить тебе зарплату, чего он никогда раньше не делал для обычной практикантки. Тебе заплатят, как ведущему специалисту, отбатрачившему здесь месяц. Ты хочешь сказать, что это просто так, что ли? За одно единственное выступление на конференции? Ну, Иванка, я же не вчера родился, так не бывает.

Внутри моментально замерзает сердце. Мне становится всё равно. Дима мне не поверит. Только если не сделать тест, определяющий отцовство.

Я смотрела передачу по телеку, кажется, есть какой-то способ, когда у будущей мамы на раннем сроке берут кровь из вены, а потом у предполагаемого папаши что-то соскребают с поверхности щеки. Из полученных образцов выделяют фрагменты ДНК. Чем больше совпадений, тем выше вероятность отцовства. Но сейчас я гораздо ближе к тому, чтобы навсегда выкинуть Диму из своей жизни, чем к мольбам сдать кровь натощак и открыть рот для ватной палочки.

Сама виновата! Не надо было спать с ним. Не стоило доверять мажору! Вывалившись в коридор, я на ощупь бреду к лифту. Мне никогда в жизни не было так больно, как сейчас.

***

«Кать, ты говорила, у тебя есть хороший гинеколог, дашь мне телефон?» – пишу в нашем общем чате.

«Ты куда пропала?!» – орёт Машка.

«Сейчас приду».

Нажав пару кнопок, спускаюсь на лифте. По щекам катятся слёзы. Помню, тетя Света, когда забеременела третьим из пяти своих детей, рассказывала, что принести в подоле в школьные годы не стыдно. Совестно не дать малышу родиться. У неё первый появился сразу после выпускного, она была даже младше, чем я сейчас. Справлюсь как-нибудь.

Снова накатывает ужас.  Ребёнок будет плакать, потому что я буду делать всё неправильно. Толкнув дверь в нашу с Машкой каморку, я захожу и сразу же сажусь, не обращая внимания на подругу.

– Я так переживала, – шепчет она странным голосом и тут же кидается меня обнимать. Двумя руками, крепко-крепко. Я обнимаю её в ответ и закрываю глаза.

Ну хоть девчонки не относятся к моей беременности как к концу света.

– Я помню, когда моя двоюродная сестра была беременна, она постоянно теряла сознание из-за низкого гемоглобина и давления. И ей врач жрать прописал. Я так боялась, что ты там в лифте упадëшь и стукнешься. И вот, – выдыхает она, просовывая между нами бутерброд, – это ел менеджер Алёша, я у него попросила. Подарил нам свой бутерброд с копчëной свининой, правда мило? Ещё хорошо бы шоколад, но это надо в кафе идти.

Смеюсь сквозь слёзы. Потом рыдания пересиливают. И я, обняв подругу, просто ною в её плечо.

– Ну как, новоиспечённый папаша был рад?

– Очень, аж расплакался от счастья.

– Блин, – понимает мой сарказм подружка. – Что же теперь делать, Иванка?

– Ничего не делать, записаться к врачу и пройти все необходимые обследования. – Вытираю щёки кулаком, сажусь на свое место, пытаюсь разложить папки с документами.

– А может, ну её – эту беременность? – хмурится Машка. – Я слышала, что одноразовые памперсы очень опасны. Из-за них искривляются ножки, а у мальчиков писюнка потом плохо работает, и вообще может быть бесплодие. А стирать пеленки тоже не вариант. А ещё многие женщины не могут вернуться к тому весу, который был до рождения малыша. А нам же потом нового папу надо искать, что же, ты до старости одна будешь?

Слёзы снова подступают к горлу. «Будешь одна! Старая и несчастная, грязная и неумытая, никому не нужная и без образования! Невинность наше оружие и только оно имеет цену. Мужчины предпочитают сорвать цветочек первыми или же не берут его вовсе. Только извращенцам и бомжам нужны цветы, брошенные на землю», – любил читать мне морали отец. А ведь он оказался прав.

– Делать первый аборт опасно, – вздыхаю, тупо уставившись на кучу бумаг.

Надо хоть что-нибудь сделать сегодня, иначе нас будут ругать.

– Стой, – подрывается Машка и выбегает в коридор, потом несётся обратно, держа в руках сразу три стакана воды. Содержимое расплескивается, а толстовка подружки мокнет. – Тебе надо много пить. – Ставит она стаканы передо мной. – Иначе молока не будет.

Смеюсь, такая она забавная, моя подруга.

– Надо рассказать родителям.

– Извини, милая, но твои родители просто фрики. Я не удивлюсь, если они прибьют тебя за такую новость. Давай будем тянуть до последнего. Скажем ближе к родам.

– Ну здравствуй, живот быстро растёт.

Машка наконец-то начинает что-то делать, а потом вдруг задумывается.

– Слушай, Иванка, а ведь роды – это больно. Я вот сейчас реально поняла. Мой племянник Виталик вот такой был, – удивленно шепчет и показывает руками размер. – И как он там пролез? Я в шоке просто. А ещё кино смотрела, сериал российский, там так орали, ну прям вот сильно. Потные выползали и красные. А ещё им сидеть нельзя было. Ужас. Как ты будешь стоять на экзаменах? Петрович по словесности точно не разрешит.

– Иванка к тебе пришли.

В нашу каморку открывается дверь и, минуя руководительницу практики, внутрь заходит мой папа. Машка тут же начинает усиленно работать. А я глубоко вздыхаю. Как мне записаться на приём к врачу, как сдать анализы, если он даже сюда пришёл?

– Здравствуйте, – сдавленно произносит Машка, при этом улыбается, на мой взгляд, чересчур наигранно.

– Сегодня последний день месяца, у нас короткая смена, вот заехал посмотреть, как тут моя дочура трудится.

– Папа, как тебя внизу пропустили? – вздыхаю, запихивая бумаги в скоросшиватель.

– Как-как? Каком кверху. Сказал, что здесь моя дочь, меня и пустили.

– Сказали и дали в нос? – шутит Машка и тут же сжимается в комочек, потому что мой крупный и строгий папа смотрит на неё как на фруктовую моль, посмевшую летать в его кухне.

Осмотревшись, он делает для себя определённые выводы. Вообще, мой папа очень интересный человек. У него высшего образования нет, но он строго следит за моей успеваемостью и, если оценка чуть ниже, чем самая лучшая, он делает мне строгий выговор. Хвалить он не умеет. Ну вообще ничего и никогда. Если не поругал, то это прям замечательно.

– Я посмотрел график вашей работы, можно собираться домой, – прогремев хриплым баритоном, он поднимает с пола мой рюкзак и кладет в него то, что, по его мнению, может оказаться моими вещами.

Мне дико стыдно перед Машкой. Он как будто в школу за мной пришёл. А я – неразумная первоклашка, не иначе. Подруга уткнулась в бумажки и рисует кружочки. Не знает, куда себя деть и как лучше себя вести.

По дороге домой мы оба молчим. Отец критикует условия моей практики, называя их варварскими. Сам он в офисе ни дня не работал, тем более в такой крупной и богатой фирме, но почему-то считает, что все ему должны.

«Я договорилась насчёт доктора», – пишет мне Катька. – «Только придумай, что своим скажешь. Может, низ живота болит или что-то ещё, а то это рано, к восьми. Запалят*закатывающий глаза смайлик* Самой первой пойдешь. Жаль, во время практики не было талона».

«Жесть», – вставляет Машка.

«Спасибо», – отвечаю я.

Весь вечер за ужином только и разговоров о том, какие дикие у нас условия на работе. И даже наличие заработной платы моего отца не останавливает. Он намерен с этим разобраться. Меня утомляет его бесконечный бубнëж. Извинившись, я ухожу из-за стола и как бы ненароком сообщаю, что записалась на утро к врачу.

– К Аксëновой?

– Нет, мне посоветовали другого врача.

– Иванка, гинеколог – это самый главный врач у женщины. С ним нельзя экспериментировать, завтра же позвоню Аксëновой, пусть примет.

– Мама я уже записалась, не думаю, что это серьезно, справится и другой врач.

– Мне почему не сказала? Я бы с ней предварительно поговорила, – оживляется мать. – А перчатки? А цитощëтка? Боже, надо постирать пелëнку, чтобы до утра высохла. Там же ничего у них нет.

Я закрываю дверь и падаю на свою кровать. Подогнув ноги, снова вою в подушку. Эта взрослая жизнь навалилась на меня так быстро, я не успела сгруппироваться и теперь, беззащитная и раненая, лечу в  пропасть.

Утром просыпаюсь гораздо раньше положенного времени. Моюсь и очень надеюсь, что врач обрадует меня и скажет, что тесты нынче бракованные и не всегда показывают правду. Натягиваю джинсы и толстовку, волосы собираю в пучок, даже не расчëсываясь. Схватив рюкзак, иду к двери и на пуфике у входа нахожу полностью одетую мать, прижимающую сумку-ридикюль к груди.

– С тобой пойду. Сейчас как понавыписывают антибиотиков, им только волю дай. К ним же представители фарм-компаний и фирм-поставщиков ходят, а ещё и платят тем докторам, чтобы побольше таблеток втюхивали.

Глубоко вздохнув, я натягиваю кеды и выхожу из квартиры, мама идёт за мной.

***

– Так. – Откашлявшись в маску и стягивая перчатки, отходит от кресла врач и садится за стол, приступая к записям. – Конечно, руками сейчас беременность не нащупаешь, но, по моему опыту и ощущениям, вы действительно беременны. Сейчас пойдем на УЗИ, оно в кабинете напротив, и убедимся, что плод прикрепился там, где нужно.

– Что это значит? – втягиваю я воздух, прижимая пеленку и носки к груди. Тихонько и очень нерешительно одевшись, сажусь на стул напротив неё.

– Внематочная беременность, слышали о таком? – говорит серьезно и тихо, смотрит на меня, приспустив очки. – Чем быстрее мы убедимся, что всё у нас, как надо, тем лучше для будущей матери.

– Понятно, – выдавливаю я из себя.

Как же страшно. Я вообще ничего такого не знаю, что там может быть и как. Встречала много беременных на улице, в парке, их обнимали счастливые папаши, вместе они ели мороженое, а отцы гладили животы руками, на которых блестели обручальные кольца.

Стряхнув неуместное видение и зажмурившись, я сажусь ровнее. Мой папа всегда говорил, что самое страшное – это война, когда летят бомбы и негде укрыться, а всё остальное можно пережить. А беременность – это ведь счастье.

– Вот эти бумаги заполните, купите папку со скоросшивателем и, пожалуйста, Александрова, не бегайте, ходите очень медленно и аккуратно, сейчас у вас такой срок, что очень легко получить выкидыш. Хорошо питайтесь и много спите.

Я просто киваю. А она наклоняется к столу и продолжает писать.

– Так, завтра утром приходите на анализы, я у вас возьму на кресле, если, конечно, сейчас на УЗИ подтвердится, что вы беременны. И вот вам перечень того, что надо сдать из вены, там время есть, когда и что у нас в лаборатории берут. А вот это должен сдать ваш муж. – Передаёт мне ещё бумажки. – То есть отец ребенка. Там флюорография, СПИД, венерические; так у нас положено.

Дрожащей рукой я забираю бумаги. Это очень сильно меня впечатляет. Мне дико стыдно: сейчас придется признаться, что у меня нет мужа и я залетела от парня, который считает, будто я забеременела от его отца. Мне хочется плакать.

– А если у ребенка нет отца? – спрашиваю тихо, как будто нас могут подслушать. – Меня оформят?

Женщина возраста моей матери откладывает в сторону очки и перестаёт писать.

– Прогресс ушёл далеко и многое подвластно науке, но зачать ребенка без участия мужчины мы пока не способны, поэтому я настоятельно рекомендую вам, дитятко, призвать горе-папашу к ответственности, – говорит она громче четко поставленным голосом, складывая бумажки в папку, затем поставив её на ребро и завязывая тряпичные веревочки, – а не тянуть на себе ребёнка. Памперсы нынче дорогие.

Я опускаю голову, чувствую, что снова начинаю плакать. Щёки жжёт. Я совсем одна. Надо всё-таки сказать матери и отцу, другого выхода нет. Мне жить негде. Надо узнать про академку, и вообще. Скрывать смысла нет. Поорут и помогут. А так я только накручиваю себя и переживаю, но, зная их отношение к половой жизни вне брака, даже страшно представить, что будет, если я признаюсь в залёте от Димы.

Дима… Больно. Даже думать не хочу.

– Идём. – Поднимается врач и выводит меня из кабинета. – Пелёнку прихвати.

Мы выходим в коридор, сразу же натыкаясь на мою матушку.

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, что у Александровой? – слегка истеричным, почти охрипшим голосом спрашивает мать, налетая на гинеколога прямо у порога.

– Простите, а вы кто такая?

– Я мать и имею право знать! – гордо заявляет родительница.

– На самом деле  – нет, – улыбается врач и открывает ключом дверь небольшой комнатки, завешанной тёмными шторами. – Ваша дочь совершеннолетняя. Пойдемте, Александрова.

– УЗИ? Зачем ей УЗИ? Что-то страшное? Обычно на УЗИ за неделю не допроситься бесплатного талончика, а тут сразу УЗИ! – вытаращив глаза, мама требует от врача ответов.

Но женщина в белом халате игнорирует её. И я, честно говоря, очень сильно благодарна ей за это. Она закрывает дверь, и комната погружается в темноту, я нервничаю и переживаю. Теперь я уже боюсь, что с моей беременностью что-то не так, и придется всё это оперировать.

– Так. Всё отлично, – после нескольких минут изучения экрана заявляет врач. – Вы молодец, Александрова. Значит, сейчас идите в регистратуру и запишитесь, там будет такая папочка специально для беременных. Нужно пройти тех врачей, что я указала и, пожалуйста, не затягивайте. Ко мне на приём через две недели.

Самое интересное, что, несмотря на нежеланную беременность, я ощущаю прилив радости. Это, наверное, у всех женщин и девушек в крови. Я довольна, что с моим маленьким плодиком, который врач показала мне на экране, всё хорошо, там ещё зернышко, совсем кроха, пятнышко, но я всё равно радуюсь.

Припустив ланью из кабинета, я стараюсь оторваться от матери, но она всё равно увязывается за мной. Решаю в папку для беременных заглянуть позже, когда её не будет рядом. Придется ехать сюда отдельно, но это лучше, чем лезть туда прямо сейчас. И когда я уже спокойно спускаюсь по лестнице, а мать бежит за мной и при этом грешит на злого, невоспитанного и хамского врача, на которого надо обязательно пожаловаться, нас догоняет медсестра.

– Александрова, вот ещё Галина Михайловна, – имеет в виду гинеколога, – забыла вам сказать, что беременным обязательно нужно взять справку с учебы для постановки на учёт, и добавьте к списку врачей психолога. Своего у нас сейчас нет, вот адрес, пройдëте в другой поликлинике. Психологическая забота направлена на восстановление эмоционального баланса будущей мамы, – улыбается мне медсестра, протягивая листок с адресом и телефоном.

Окаменев, я даже не могу опустить ладонь с зажатой в ней бумажкой. В ступоре смотрю, как молодая медсестра скрывается из виду, покинув коридор и вернувшись в свой кабинет. Так и стою с протянутой рукой, боясь взглянуть на мать. Но время идёт, и я всё же решаюсь.

Мама пятится, отшатнувшись от меня и прижавшись к перилам спиной. Её правая ладонь прижата ко рту, глаза полны нескрываемого ужаса, сумка скатилась по левой руке вниз и упала на пол, а сама рука неестественно дёргается, как у припадочной.

– Ты…Ты…Ты беременна? – спрашивает она сдавленным голосом.