Текст книги "Вежливость королев"

Карина откинула со лба волнистые пряди своих редкостных волос – длинных, пышных, по цвету напоминающих пепел с серебром – и закурила. Кордебалету надрываться еще двадцать минут. Так что она, стриптизерша-элит, имеет законное право отдохнуть, покурить (на «кокс» или «геру» Карина, в отличие от остальных девочек, не цеплялась принципиально, здоровье берегла) и попроклинать свою жизнь, перед тем как выйти на сцену.

Конечно, такой жизни она себе не желала! Только и оставаться в родимой деревне, где все четыре времени года приходится ходить по улице в здоровых резиновых сапогах, потому как дороги в Затиральниках представляют из себя смешанную с навозом грязь, она не могла. Мать (отец давно помер по пьянке), конечно, плакала и уговаривала остаться. Но Карина была непреклонна:

– Остаться? Дояркой горбатиться? Или на птицеферме кур щупать?! Всю жизнь в дерьме по уши бултыхаться?! Что, что я здесь сделать смогу?! Замуж здесь выйду? Да за кого-о?! За последнего тракториста придурочного, что ли?! Ах, за Степана-механизатора… Да, это кандидат!.. Мать, ты хоть думай, под какой свеклоуборочный комбайн хочешь уложить свою «разъединственную дочушку»! У твоего Степана в мозгах одна солярка! И, кстати, по-моему, не только в мозгах, но и в других жизненно важных для мужика органах! От этого механизатора-передовика не то что дауны – мутанты с тремя головами родятся! И не останавливай меня! Все равно уеду! Москва, говорят, город больших возможностей. И там хоть не будет этого бесконечного навоза и солярки. А потом, мам, я, как там устроюсь, тебе все напишу. Увидишь, мне повезет!

Она написала. То, что работает в приличном месте, получает неплохо, на жизнь в Москве хватает… Только свою профессию она указывать не стала, написала – работает в развлекательном центре. Авось в Верхних Затиральниках и знать не знают, что такое развлекательный центр.

В письмах к родным исстари положено привирать в хорошем смысле, чтоб близкие не переживали за твою судьбу. Устроилась, и слава богу. А то, что с деньгами у Карины на самом деле до скрипа туго, что живет она на квартире у стервозной старухи и платит ей за эту позорную комнатенку бешеные бабки, а старуха, прознавшая про род занятий Карины, приноровилась орать девушке через дверь лекции о моральном облике порядочной женщины и грозить выселением, – в Затиральниках знать необязательно. Да еще позавчера, когда репетировала новый номер, Карина так хлобыстнулась спиной об пол, не удержавшись на шесте, что думала – конец пришел. Но ничего, оклемалась, только спина теперь вся – сплошной синяк. А Акбар, их «дрессировщик», даже врача не вызвал. Правильно. Она же не человек.

Она Бэтгёрл.

Это у нее с недавнего времени такой сценический образ. Начинала-то она свою карьеру обычно: выходила в прозрачном куцем пеньюарчике, под которым блестели только крохотные парчовые трусики, и под музыку выламывалась у шеста, как настроение было. Но проницательный Акбар эти ее ужимки и прыжки понаблюдал и сказал:

– Будешь стриптизершей и акробаткой.

Заметил, гад, что у Карины безо всяких школ художественной гимнастики (откуда им взяться в Затиральниках?!) такие от природы пластичность и гибкость, что Алине Кабаевой и рядом на шпагате не сидеть.

Хотя какое дело миллионерше Кабаевой до стриптизерши Карины Свердловой? Правильно, никакого.

Москва – столица Больших Надежд. Чем-чем, а уж надеждами она кормит до горькой отрыжки. И еще посмеивается: «Танцуй, Кариночка! Танцуй! У нас всякий труд в почете…»

Карина мельком глянула на часы и принялась натягивать свой «бэтгёрловский» костюм. Сшит он был из черной лакированной кожи и представлял собой сапоги-ботфорты на жуткой, кинжального вида шпильке, мини-шортики в обтяжку и боди, плотно закрывавшее спину, зато целиком открывавшее вниманию публики Каринину крепкую грудь с подкрашенными алым блеском-гелем сосками. Сверху Карина еще набрасывала черный полупрозрачный плащ с серебристым изображением здоровенной летучей мыши, но в плаще она на сцене пребывала совсем недолго – публика всегда настойчиво и однообразно требовала «показать тело». На волосы девушке приходилось крепить шапочку, напоминавшую черный гребень тритона, а лицо закрывать характерной маской – Бэтгёрл все-таки…

Загаженное помадой, наклейками от жвачек, пыльное и старое зеркало гримерки отразило стройную, высокую девушку лет девятнадцати в костюме, специально созданном для того, чтобы пробуждать в некоторых мужчинах самые низменные инстинкты. Карина зло сжала ярко накрашенные губы.

«Если тот подонок, который приставал ко мне вчера прямо на сцене, опять будет здесь и снова начнет… Я его просто убью. У меня каблуки острее, чем ножи».

Она услышала далекие аплодисменты, свист и нестройный гогот. Значит, кордебалет свою программу закончил. Сейчас Слонище Акбар по ее душу явится.

И он явился:

– Готова уже? Хорошая киска.

– Отвали, Акбар. Моя киска – не про твою писку.

– Уй, злая киска. Все равно я тебя когда-нибудь трахну.

Карина сделала рукой неопределенный жест, означающий, что скорее в московском метро на каждой станции поставят по бесплатному туалету, чем она, порядочная стриптизерша Карина Свердлова, добровольно-принудительно уляжется под этого похотливого скота неопределенной национальности.

– Ладно, остынь. Ты вот что, Карина… Сегодня работаешь в зеркалах.

Карину затрясло:

– Ты охренел? У меня еще спина не зажила, а я в этом дурдоме кобенься?!

Акбар пожал плечами:

– Хозяин велел. Солидные люди номер заказали, много бабла отвалили. Так что работай.

– А на основной сцене кто будет? – сникла Карина.

– Не твоя печаль. Что – у нас баб мало – возле шеста заголяться?

– Вот и посылали бы их… в зеркала.

Акбар противно улыбнулся:

– В зеркалах работаешь только ты, киска. Так что – вперед.

– Я тебя когда-нибудь задушу, Акбар, – в бессильной злобе пообещала Карина.

– Не задушишь. У меня шея толще, чем у тебя талия. Иди работай! – сказал Слонище и придал Карине шлепка для ускорения.

Карина вышла, кутаясь в плащ, из гримерки и зацокала каблуками по внутренним переходам центра. Ей хотелось зареветь, начала снова болеть спина, и затряслись руки… Она не хотела идти туда!

Собственно, «зеркалами» и Акбар, и все девочки называли большой отдельный кабинет для о-очень богатых клиентов. Всю отделку стен, пола и потолка кабинета составляли специальные небьющиеся зеркала. Клиенты приходили в кайф от того, что, сидя за столиками, они со всех сторон окружены своими отражениями. Для заказанной танцовщицы в этом зеркальном царстве стоял зеркальный же шест. Когда Карине пришлось в первый раз танцевать в этом кабинете, ей даже показалось красивым это обилие зеркал, но с первых своих па она поняла, как это трудно – двигаться среди отражений. Они отвлекают. Они сбивают с ритма и сами сбиваются. А еще преследует жуткая мысль о том, что вот сейчас взмахнешь ногой – и заедешь в стекло. И все эти зеркала разрежут тебя на кусочки, потому что брешет Акбар насчет того, что они небьющиеся. Это лоб у него небьющийся…

Дополнительным эффектом кабинета было то, что дверь, из которой появлялась стриптизерша, тоже была зеркальной и находилась за спиной у сидящих за столиками клиентов. И они сначала видели множество ее отражений, а уж потом – саму девушку, когда она подходила к шесту. Но Карина, едва вошла, тоже увидела, кто отражается в зеркалах. За столиком сидел всего один клиент.

Тот самый.

Который вчера ее чуть не изнасиловал прямо на сцене.

Он улыбался.

– Привет, – ласково сказал он. Его отражения оскалились в улыбке вместе с ним. – Рад тебя видеть, моя сладкая. Шампанского выпьешь?

– Я на работе, – нарочито грубо ответила Карина. Она старалась держать себя в руках и не показывать этой сволочи…

Как она на самом деле его боится. Он снова улыбнулся. Он мог бы даже показаться вполне симпатичным мужчиной, если бы не взгляд. Он смотрел на Карину, как на свою пепельницу. И пил шампанское.

– Я на работе, – для чего-то повторила Карина и сделала шаг к шесту.

– Тогда работай, детка. А я буду смотреть, хорошо ли ты работаешь.

Из скрытых за зеркалами динамиков зазвучала музыка, под которую Карина делала свой знаменитый номер «Гуттаперчевая девочка»: сначала долго крутилась у шеста, потом карабкалась к самой верхушке, а оттуда, перевесившись через специальную перекладину, медленно и постепенно скользила спиной по шесту – голова вниз, руки прижаты к бокам, губы шепчут молитву о том, чтоб не сломать себе шею… Нет уж, хрена лысого! Перед этим подонком она так выламываться не будет!

Карина, не снимая плаща, красиво закружилась вокруг шеста, зацепившись одной ногой за основание прочной стальной палки, а другую вытянув как для шпагата. Ее зеркальные подруги проделали то же самое, но их, в отличие от Карины, не пугала мысль о том, что придется заголяться перед маньяком.

Потому что этот клиент точно маньяк. Он встал и придвинул пару столиков к двери. Вплотную. Забаррикадировал.

– Танцуй, детка, – сказал он, прислонившись к зеркальной стене. – Я скоро тоже стану танцевать с тобой… Э, так не пойдет. Снимай-ка плащ. Снимай! Или я сам подойду…

«Я попалась! – отчаянно вопила внутри себя Карина. – Он меня не выпустит!»

Отчаяние – загадочное чувство. Иногда оно придает отчаявшемуся какую-то странную силу.

Карина, глядя прямо в глаза мужчине, сбросила плащ. Сорвала маску. Отшвырнула бэтменовский гребень, и ее волосы рассыпались по плечам. И засияли, словно вобрали в себя блики зеркал. А глаза Карины стали непонятного цвета. Цвета грозовых туч.

– Я танцую! – сказала она и сделала сальто. Приземлившись, девушка ударила каблуками в зеркальный пол. Хоть бы хны.

– Он не разобьется, – улыбнулся клиент. – Танцуй, детка. Покажи мне свое тело. У тебя красивое тело…

И Карина увидела, что брюки у клиента расстегнуты и одной рукой он взбадривает свое хозяйство, а в другой сжимает длинный столовый нож. Карина еще глупо подумала, уж не собрался ли этот придурок обкарнать свои причиндалы у нее на глазах. Он, понятно, не собирался. У него имелись другие варианты для получения удовольствия. Карина это поняла. И тут у нее словно что-то перемкнуло в голове.

Она прижалась к шесту спиной, вытянула ладони вверх, крепко зацепилась за холодный металл шеста, изображая, будто руки связаны, чуть раздвинула и согнула колени…

– Иди ко мне, – позвала она мужчину. – Танцуй со мной. Возьми меня.

По безумному серебряному блеску в его глазах Карина определила, что сказала верные слова.

– Я иду, моя детка. – Нож блестел, как кусочек зеркала, а на то, что выглядывало из зева ширинки, вообще лучше было не смотреть. – Я так хочу танцевать…

Карина отсчитывала секунды. Только бы каблуки не подвели!

И когда маньяк оказался в зоне досягаемости ее длинных ног, стриптизерша выполнила свой знаменитый трюк «Бросок кобры». Крепко держась руками за шест, она легко вскинула свое послушное тело и изо всей силы ударила острыми длинными каблуками в живот и пах клиента.

– Что? – удивленно взвизгнул тот и перевел взгляд на свою рубашку и ниже, где все быстро превращалось в красно-бурую, липкую и мокрую от крови смесь. – Ты не дала мне кончить, сука!

Карина завизжала и разжала руки. Вместе с ней на пол рухнул и маньяк, хрипя и пытаясь выдернуть Каринины сапоги из месива, в которое превратился его живот и еще кое-что. Карина быстрее избавилась от сапог, подхватила плащ и, еле сдерживая тошноту, кинулась к забаррикадированной двери. А зеркала кругом отражали окровавленного мужчину, стиснувшего рукой высокие черные сапоги…

– Ты не уйдешь, сука! – прохрипел он и свободной рукой, как-то по-особому изогнувшись, метнул ей вслед нож.

И, спасаясь от ножа, теряя остатки самообладания, Карина грохнулась всем телом о зеркало, которое никак, ну никак не могло быть дверью и к тому же рекламировалось как совершенно небьющееся.

Звон стекла в VIP-кабинете привлек внимание одного из охранников. До этого он слышал женский крик, но на это реагировать не полагалось: раз баба вопит, значит, так хочется клиенту, а клиент всегда прав. Стекло – другое дело. Это имущество. Ценное. Поэтому охранник вызвал Акбара и вместе с ним ломанулся в зеркальный кабинет.

На полу кабинета обнаружился истекший кровью клиент с уже остекленевшими глазами, окровавленные сапоги-ботфорты и солидных размеров дыра в зеркальной стене. Дыра по очертаниям напоминала человека, и от нее во все стороны бежали сверкающие трещины.

– Чё тут было? – вытаращился охранник. – Ментов вызывать?

– Погоди с ментами, – осадил его мудрый Слонище Акбар. – Не видишь, что ли: наша Каринка этого пацана пришила. Он, видно, к ней полез, ну и… Как вот только они зеркало разбить ухитрились – не понимаю.

– А где Карина-то? – Охранник оглядывался, словно надеялся увидеть стриптизершу под завалом из столиков или на верхушке шеста.

– Хрен ее… Погоди-ка. Что это за чернота такая в дырке?

Акбар осторожно протянул руку и коснулся пальцами зазеркальной черноты.

– Чего там? – нетерпеливо дергался охранник.

– Чертовщина. Мягкое что-то. На тряпку похоже. – И Акбар вытянул из дыры длинный черный плащ.

В котором Карина исполняла роль Бэтгёрл.

– Твою мать… – задумчиво сказал Акбар и захотел было еще посмотреть в дыру…

Которой уже не было. По зеркальной поверхности словно прошла волна, делая ее целой и совершенно гладкой.

– И на полу – ни осколочка, – ошалело присвистнул охранник.

Акбар с охранником решили труп клиента потихоньку ночью вынести из зеркального кабинета, а до той поры никого туда не пускать и никому ничего не говорить. Если спросят о Карине – отвечать, что приболела и решила взять отпуск, в деревню съездить.

Только почему-то в этот самый вечер в «Парамон» нагрянули ребята из группы «Альфа», и вовсе не для того, чтобы пить вино и снимать девочек. Схватили Акбара, прятавшего в костюмерной десять килограммов взрывчатки, ящик с «калашами» и целую тонну «кокса». А уж когда обнаружили в зеркальной комнате изуродованный труп, оказавшийся трупом заместителя одного крутого депутата…

Одним словом, «Парамон» в одночасье перестал существовать как юридическое лицо и место, где столько времени работала стриптиз некая Карина Свердлова.

Да и о Карине более не было ни слуху ни духу. Словно и она в одночасье перестала существовать. Во всяком случае, для этого мира.

* * *

– Где я? – голосом, похожим на писк полузадушенной мыши, осведомилась босая девушка с обнаженной грудью.

– Где я? – голосом, напоминавшим звон упавших на каменный пол клинков, поинтересовалась молодая дама в сером платье, обтягивавшем ее, словно вторая кожа.

И тут они, в смысле дамы, впервые посмотрели друг на друга.

– Кто вы? – строго спросила странную полуголую девицу Кириена и с запоздалым страхом поняла, что говорит вовсе не на языке родной Монохроммы.

– А вы кто? – в свою очередь вытаращила глаза Карина и ахнула: она понимала, что говорит и что у нее спрашивают, только вот слова были совсем незнакомыми.

«Видимо, в тренировочном зале меня поразил разрыв сердца, и душа моя, расставшись с телом, попала в это странное место… – размышляла архелая. – Какой позор умереть такой смертью! Я всегда мечтала лишиться жизни на поле боя, на холме из трупов убитых мною врагов…»

«Я, видать, померла. Тот маньяк меня затрахал до смерти и порезал на порционные кусочки. А это я теперь в аду нахожусь, за грехи свои тяжкие…» – вяло предположила стриптизерша.

Хотя на ад герцогская парадная опочивальня менее всего походила. Сюда по приказу Рено и просьбе ополоумевшего от восторга Уильяма (ведь его непостижимый рассудку и официальной науке Тарсийского Ожерелья опыт удался! Ликуйте, други! Трепещите, враги!) слуги принесли лишенных сознания, безвольных и едва живых женщин. И хотя, по предупреждению Гогейтиса, последствия его опыта могли оказаться весьма мрачными, женщины, прошедшие Систему Окон и Зеркал, выжили. Без видимых телесных либо душевных повреждений. Причем Кириена и Карина одновременно пришли в себя, одновременно же и принялись осматриваться, не пытаясь подняться с мягких низеньких кушеток, на которых лежали друг напротив друга.

Стены парадной опочивальни были обиты драгоценным шелковистым материалом, на котором вышитые разноцветными блестящими нитями пышные цветы, деревья и неведомые птицы даже раздражали глаза своей невообразимой пестротой. Прямо напротив кушеток располагался большой камин с матовым, молочной белизны стеклянным экраном, рассеивавшим яркое пламя, делая его приятным для глаз. В глубине полутемной комнаты угадывались очертания огромной кровати под балдахином, нависавшим, как черно-золотая туча. У подножия кровати невысокие продолговатые чаши в форме лодок были заполнены серебристо-серыми крупными цветами, каких Карине не приходилось видеть. А еще в комнате витал странный, сладковатый, но в то же время нежный аромат, от которого голова становилась ясной и легкой.

– Это, наверное, цветы так пахнут, – высказалась Карина, потому что молчание ее угнетало. А еще ее мучила мысль о том, что женщина напротив ей почему-то знакома…

– Да, похоже, что это цветы, – согласилась женщина и вздохнула. – Хотя я никогда толком не знала, что означает слово «цветы»… Однако это сейчас не столь важно Позволите ли вы мне свести достойное и лестное для меня знакомство с вами?

В ответ Карина захлопала глазами. Такого архаического оборота речи ей сроду слыхать не приходилось. Тем более, повторимся, ничего близкого родному языку стриптизерши Свердловой в разговоре даже и не наблюдалось.

И все же Карина поняла, что не ответить будет невежливо.

– П-почту за высокую для своего недостоинства честь, – сглотнув слюну, выдала она фразу, вовремя влетевшую в сознание из какой-то давным-давно читанной книжки. То ли Джейн Остин, то ли Шарлотты Бронте. Начитанность помогла. Во взгляде незнакомки наблюдательная Карина заметила неуловимую, но, как оказалось впоследствии, разительную перемену к лучшему.

Поначалу незнакомка смотрела на полуголую Карину приблизительно таким взглядом, каким хозяйка одаривает не вовремя принявшуюся за чистку ковров служанку.

Теперь взгляд изменился.

Так смотрят не на стриптизершу или домработницу. Так смотрят на равную.

Карина не могла не подумать, что это ей почему-то приятно.

Меж тем женщина в сером платье неуверенно, словно проверяя, слушается ли ее тело, встала и подошла к Карининой кушетке. Стриптизерше тоже неловко стало лежать, и она торопливо вскочила, стыдливо прикрывая ладонями грудь.

Теперь они стояли друг напротив друга.

Кириена склонилась в поклоне, который Первым Церемониалом Монохроммы трактовался как «общепредупредительный».

Карина, за неимением других знаний, поклонилась исконным «русским поясным».

И только теперь женщины внимательнее осмотрели друг друга.

И Карина Свердлова вдруг поняла, что ей казалось таким знакомым в этой надменно красивой даме.

Дама выглядела точно как Карина, только, пожалуй, лет на пять-шесть постарше.

Главное, волосы были – один в один.

И глаза – с непонятным грозовым оттенком.

– Кириена Суорд, – церемонно представилась дама.

– Карина Свердлова. – Карина, окончательно застыдившись своей наготы, скрестила руки на груди и в такой позе стала похожа на известную статуэтку, вручаемую в качестве высокой кинематографической награды.

Женщина со звучным именем Кириена пристально посмотрела на девушку:

– Вы очень похожи на меня. Словно сестра-близнец. Это так странно.

– Да, я это тоже заметила… Что такое?!

Ничего особенного. Кириена просто вытянула указательный палец и невесомо коснулась им прядки Карининых волос.

– Вы не бесплотный дух, – констатировала она при этом.

Карина в долгу не осталась и, перехватив запястье своего двойника, резюмировала:

– Вы тоже не привидение.

Женщины растерянно опустили руки.

– Как вы думаете, почтенная Карина, мы умерли? Или пребываем в неком состоянии, которое еще неизвестно ни жизни, ни смерти?

«Почтенная Карина» еще раз осмотрелась вокруг, оглядела Кириену, себя и изрекла:

– А фиг его знает!..

– Фиг – это ваше божество, покровительствующее мертвым? – незамедлительно поинтересовалась Кириена. Официально ее родина декларировала так называемый рациональный политеизм, поэтому знание о каком-либо новом божестве не считалось еретическим противоречием.

– А? Нет, фиг – это… Это типа оборот речи такой. Но теперь я думаю, что фиг – это и вправду божество. Только покровительствует оно живым. Особенно попавшим в такие вот… переделки. Извините, я наверное, не очень точно выражаюсь…

Вот за это Карина зря извинялась. Она если и выражалась, то всегда со снайперской точностью. Но девушке почему-то не хотелось, чтоб об этом узнала ее строгая и прекрасная копия.

– Поначалу я так и думала, госпожа Кириена, – деликатно продолжила она, – что и вы и я наверняка померли. Хотя я всегда считала, что уж если отправлюсь на тот свет, то тогда тела своего лишусь и буду похожа на легкий такой туманчик…

– По учению наших апологетов, и я, перейдя в одну из предвечных стран Немятежного Мира, должна была лишиться бренной оболочки, – задумчиво ответила Кириена, и тут ее просто не могло не осенить. – Но если мы все еще пребываем в наших телах, то, значит, мы не мертвы?! Да и место, в которое мы попали, сложно назвать обителью смерти… – Кириена подошла к камину, присела на корточки, протянула руку к пламени. – Оно настоящее! Здесь нет ничего призрачного!

– Это радует, – рассеянно отметила Карина, завороженным взглядом рассматривая подвешенные под потолком хрустально сверкающие капли, покачивающиеся на серебряных нитях. – Тогда мы просто попали в какую-нибудь сокровищницу… К примеру, арабских шейхов…

– Здесь такие удивительные цвета… – в упоении проговорила Кириена, не слушая своей новой знакомой, – Я еще никогда не видела ничего подобного!

Кириена подошла к стене и внимательнейшим образом принялась разглядывать яркие вышивки. Карина отвлеклась от хрустальных подвесок и тоже присоединилась.

– Классно. То есть великолепно, – сказала она. – Ручная работа, наверняка. И как вышивали: даже стежков не видно! Ой, а вот эти цветки очень похожи на наши садовые гвоздички, вот эти алые и ярко-розовые!

Кириена водила пальцем по букетам узоров словно слепая:

– В Монохромме нет таких цветов. Нет алого, розового и вот этих…

– Голубой? Зеленый?

– Да. И вот этих…

– Желтый?! Лиловый? Сиреневый? Ошизеть! Это что же за Монохромма такая? Страна? Или… планета?

Похоже, Карину посетила вполне здравая мысль, что она похищена инопланетянами для зверских опытов и надругательства над личностью. А Кириена – тоже подопытный объект, только ее не с Земли, а с другой планеты либо галактики сперли. И тоже будут всячески измываться.

«Живой не дамся! – на всякий случай протелепатировала узурпаторам-инопланетянам Карина. – И Кириену не дам!»

Кириену, к счастью не заметившую, как напряглась Карина, ожидая ее ответа, шатнуло ветром тоски, и она произнесла глухим, таящим слезы голосом:

– Монохромма – это моя родина. Далекая и… несчастная страна.

– Я про такую страну никогда не слышала, – честно призналась Карина.

Да и откуда бы ей слышать?!

– Это маленькая страна. И ее главные цвета черный, белый и серый. Все остальные цвета запрещены к использованию как ослабляющие концентрацию воли к борьбе и победе, а также влияющие на возникновение антигосударственных настроений.

– Ну и порядочки у вас! А как же тогда деревья? Трава?

– Я не знаю, что такое деревья, в Монохромме они не растут. У нас только скалы, серебряные озера, вода которых непригодна для питья, и ядовитый песок-бронзовик. Воду мы покупаем у соседних дружественных держав. А трава, цветы – редкость и слишком большая драгоценность – их привозят с другой стороны континента лишь во время самых важных государственных праздников. И право любоваться цветами имеют только особы Высшего Государственного Ряда. Простолюдинам и воинам вроде меня этого зреть не положено. Я слышала, что есть края, где все иначе, чем в Монохромме, но никогда не бывала нигде, кроме своей страны.

– А что так? В смысле почему?

– Когда страна находится в состоянии войны, ее бойцам не до путешествий…

Карина сочувственно вздохнула. Оглядела себя и потянула с кушетки легкую, персикового цвета, узорчатую шаль – прикрыться. Потому что она немного робела перед женщиной из страны, где признают только черный, белый и серый цвета. Кириена заметила манипуляции девушки и спросила отвлеченным тоном:

– Там, откуда вы родом, все женщины ходят полунагими?

– Нет. – Карину бросило в краску. – Только… некоторые.

– Зачем?

Стриптизерша вспомнила маньяка и свои танцы у шеста, и ее передернуло. Но ответила она лишь:

– Работа такая.

Кириена чуть поджала губы:

– И вам такая работа нравилась?.. Впрочем, отряды наших дев-смертниц тоже бросаются в бой, имея из одежды лишь ножны для своих мечей. Но их нагота призвана навести дополнительный ужас на противника, тогда как ваша…

– Давайте сменим тему разговора. – Карина вымученно улыбнулась. – Разве не удивительно, что мы с вами оказались в загадочном месте и, кроме того, заметьте, обе говорим не на родных языках, но вполне понимаем друг друга? Просто фантастика!

– Фантастика?!

– Ну, сказка…

Когда Система Окон сработала положительно и бесчувственные тела обеих женщин оказались лежащими на блестящих столах в комнате Гогейтиса, спешно переделанной под лабораторию, восхищенный результатом эксперимента герцог Рено беспокоился лишь об одном: смогут ли женщины понимать друг друга и освоить язык Тарсийского Ожерелья? На что Уильям ответил:

– Не тревожьтесь, созерен! Я ввел дополнительную программу лингвистической унификации.

Судя по тому, как легко общались меж собой Кириена и Карина, программа Уильяма Гогейтиса, как ни странно, сбоев не давала.

– Сказка? То есть устное либо письменное изложение событий, заведомо не происходивших и не имеющих отношения к обычной жизни? – переспросила Кириена. – О нет! В Монохромме давно запрещены сказки и подобные им баснословные истории. Они оказывают растлевающее влияние на сознание подрастающего поколения и отвлекают детей от их основной задачи…

– Учиться, учиться и учиться? – вспомнила избитую фразу Карина.

– Именно так, – согласилась Кириена и удивленно выгнула бровь. – Неужели и в вашей стране известны заветы Великого Сновидца Светлого Будущего?

– Известны, – кивнула Карина. – Только по этим заветам давно уже никто не живет.

Кириена нахмурилась:

– Что же это за страна такая?

– Россия…

Теперь пришла очередь Кириены строить догадки. Она сурово поджала губы:

– Не слыхала о такой державе. Скажите, почтенная Карина, не входит ли ваша страна в так называемый Альянс Левых Сил? Не выступает ли она под знаменами Общины Разъединенных Племен? Монохромма вот уже много веков ведет с ними непрекращающуюся кровопролитную войну…

– Первый раз слышу. Я, вообще-то, всякими войнами не увлекаюсь.

Кириена пристальным взором окинула с головы до босых пяток Карину и сказала:

– Это заметно.

Карина между тем, осмелев, двинулась по периметру опочивальни. Покрывало на кровати из неизвестного пышного меха, напоминавшего своей невесомостью и воздушностью пену с кружки какао со взбитыми сливками, привело ее в тихий восторг. Шиншиллы, соболя, голубые норки и облезлохвостые песцовые шубки были забыты в один момент. Карина твердо для себя решила, что готова отдаться любым экспериментам инопланетян над собой, лишь бы в качестве моральной и материальной компенсации они вручили ей палантин (лучше пару-тройку), сшитый из такого фантастического меха. Она погрузила в податливый ворс руки по локти, прижалась к меху голой грудью, вдохнула исходящий от покрывала смешанный дурманно-нежный аромат и ощутила почти экстатическое чувство.

– Карина, опомнитесь! – строго одернула ее дама-двойник. – Мы у чужих. А если все эти услады для взоров, тела и слуха на самом деле таят в себе смертельную опасность?!

Карина нехотя рассталась с мехом. Кириена, словно закованная в незримые латы, осматривала комнату.

Рядом с кроватью дамы констатировали наличие высокого резного шкафа, инкрустированного яркими камнями, и после эмоционального, но короткого совещания решились его открыть.

В шкафу оказались вовсе не чудища и не наемные убийцы (и не инопланетяне, как домыслила Карина, посчитавшая шкаф искусно закамуфлированной кабиной для нуль-транспортировки и прочих гиперскачков).

В шкафу оказались наряды. Но какие!!!

– И это называется платье? – во весь голос изумлялась Карина. – Да если я его надену, то стану похожей на золотую бочку с серебряными крылышками!

Следует отметить, что в гардеробе парадной опочивальни Главного Советника действительно хранились костюмы, не предназначавшиеся для повседневной носки. Это были церемониальные и свадебные облачения, принадлежавшие покойным родителям герцога Рено и оберегавшиеся как драгоценная реликвия.

– Вряд ли эти наряды предназначены для женщин. У них вид какой-то очень уж… ритуальный, – осторожно сказала более догадливая архелая. – Знаете, Карина, меня все больше и больше занимает мысль о том, что чьей-то недоброй волей мы с вами из наших родных стран перенеслись в совсем иной мир и стали… пленницами.

– Блин! – ругнулась Карина. Кажется, ее опасения насчет инопланетян начинали обретать под собой почву. – Так я и знала! Ну нету в жизни счастья! Нет бы мне в какое толковое место попасть, в зону какую-нибудь курортную, в санаторий, на пляж с коктейлями, яхтой и яхтсменом – так ведь все выходит наоборот! А почему вы, почтенная Кириена, вдруг решили, что мы находимся в плену?

– На этих нарядах я вижу вышитые символы черной эзотерики, – прошептала Кириена. – Они встречались мне на знаменах и полковых значках, оставшихся от древних враждебных армий и безжалостных завоевателей. Видимо, эти облачения предназначены для местных жрецов. Или, хуже того, колдунов. Взгляните, подол этого плаща весь разрисован переплетенными в кольцо стрелками! Это же недобрый знак Возвратно-Поступательного Зла!..

Карина вгляделась внимательнее в значки и вдруг рассмеялась:

– Да в нашем мире такие знаки везде понарисованы! Даже на расческах! Они означают, что предмет сделан из веществ, не приносящих никакого вреда природе! Брехня конечно. А что до нарядов этих… Хоть они и блестят, как новогодние елки, я бы их даже на дружескую вечеринку надевать не решилась.

– Я с вами совершенно схожего мнения, – кивнула Кириена, хотя словосочетания «новогодняя елка» и «дружеская вечеринка» были для нее новы и непонятны.

Женщины закрыли шкаф и вернулись к камину.

– Здесь нет ни одного окна, – заметила Кириена. – И ни одной двери.

– Боятся, что мы сбежим, – без интонации разъяснила архитектурный недостаток Карина и только потом спросила себя: «А кто боится? Куда мы попали?»