Текст книги "Две души. Сказка и жизнь"

Так, а вон то кто посреди коридора так активно беседует? Ну герцога, стоявшего ко мне вполоборота, положим, я мгновенно узнала: такой же мрачный и холодный, как и когда сжигал рабынь, полная сволочь внешне. Одет, как обычно, в черное и коричневое. Любимые цвета, что ли? Или комплексы какие детские таким образом в одежде проявляются? Эх, психолога хорошего на него нет. А жаль. Рядом, похоже, родители Ирмы. Вон как она сразу сжалась в комок. Как же она у них такая дылда толстая вымахала, а? Ведь они сами маленького роста, будто гномы… Одеты чересчур вызывающе, просто кричаще, на женщине вроде как платье, если не из натурального золота, то из очень похожей материи. Мужчина весь, как павлин, разодет в сине-зелено-желтые цвета. Фрак из шелка? Или мне кажется? М-да… Вкус, ау! Ты где? Вернись немедленно! Тут тебя явно потеряли.

Между тем нас наконец-то заметили, вот только отреагировали как-то странно: судья с супругой неприлично широко раскрыли рты и выпучили глаза, герцог внимательно осмотрел с ног до головы, хмыкнул, подошел, подал руку, помогая спуститься. При этом уставился мне в глаза. Таки да, они зеленые. И шо?

– Добрый вечер, – как и следует благовоспитанной дочери и хозяйке, поздоровалась громко я со всеми.

«Нет, Ирма, это называется не „заорала, как сумасшедшая в период обострения“, а именно поздоровалась. Ору я обычно, уж поверь мне, пожалуйста, на слово, намного громче».

Варт улыбнулся уголками губ, а затем, посерьезнев, повернулся к гостям:

– Мартиус, Арталия, я думаю, вы соскучились по дочери.

И мне:

– Ирма, ты можешь обнять родителей.

Ах ты ж, зараза такой. Ведь точно знает, что это я, своей жене не позволил бы обниматься. А тут… Точно решил развлечься за мой счет. Скучно, наверное, товарищу живется. Ну держись! Злая Ира вышла на тропу войны!

Я расплылась в довольной широкой улыбке голодного крокодила, увидевшего на берегу беспечного туриста, и, случайно наступив на ногу магу, с большим удовольствием выслушала его тихий сдавленный стон, а затем со всего разбегу бросилась своей широкой массивной грудью прямиком на судью. Когда на маленького ребенка со всей скоростью летит слон, в несколько раз превышающий паренька и размерами, и габаритами, первым желанием бедного дитяти будет немедленно спрятаться куда подальше и пересидеть атаку в безопасном месте. У судьи этого, к его глубокому сожалению, не получилось, просто не успел, болезный: он стоял неподалеку от стены, и я буквально вмяла его в грубо обтесанные серые камни:

– Батюшка, родимый! Как я рада вас видеть! Как же я по вам с матушкой соскучилась!

«И ничего мне не отдавили! Не верещу я! Ирма, не мешай! Собьюсь ведь, из роли выйду!»

Придушенно захрипел подо мной мужчина, ахнула испуганно рядом его жена, уже, похоже, осознавшая, что ей грозит нечто подобное, но я решила поменять тактику и, отпустив лепешку, в которую превратился отец Ирмы, повернулась к ее матери с хищным оскалом, призванным изображать улыбку. Та резко поменялась в лице. Правильно, бойся меня. Я зла в гневе. Что я там хотела? Чихать?

Еще в школе меня научили дружки-раздолбаи, куда нужно нажимать на лице, если хочешь немедленно закашляться или расчихаться. Вот сейчас я и воспользовалась этим знанием и начала усиленно тереть точки под носом, со стороны казалось, будто я потеряла носовой платок. Женщина стояла на ногах крепко, но все же пошатнулась, когда ее обдало звуковой волной после моего чихания. Я поглубже втянула воздух и повторила маневр. На этот раз супруга судьи успешно упала на пятую точку. Вот, часть дела сделана. Судья уже сумел отлепиться от стенки, его жену поднимает с пола учтивый Варт, явно с трудом сдерживающийся, чтобы не расхохотаться, я же стою с дебильной улыбкой на кукольном личике и наивно хлопаю ресничками. Интересно, краска не размазалась?

– Прошу прощения, я так соскучилась! – И многообещающе улыбаюсь мгновенно посеревшим гостям. Что, не нравится? Так я только-только начала. Все развлечение будет впереди.

Герцог, единолично взяв на себя все обязанности хозяина дома, не стал ничего комментировать. Вместо этого он молча подошел ко мне, подхватил под руку, твердо зафиксировав мою конечность, чтобы я, не дай бог, не отчебучила что-нибудь еще по пути, и повел в обеденный зал. Правильно. От греха подальше. А то я что-то злая сегодня.

И здесь шик и блеск: белая накрахмаленная скатерть на длинном деревянном столе, сам стол ломится от продуктового изобилия, всё сервировано золотой посудой и хрустальными фужерами. Пока шли к положенным нам местам, я насчитала штук двадцать разнообразных мясных блюд и примерно столько же – рыбных. А вот овощи были только в качестве украшения к выставленным красотам. Из напитков – вина и виски. Ну и графин с компотом, скромно притулившийся неподалеку от хозяйских мест. Это спецом для Ирмы выставили, что ли? Ну, Варт, придушу. Только попробуй предложить мне эту гадость!

Мы с магом сели во главе стола, родители подруги были посажены по правую руку ее супруга: сначала – изрядно помятый отец, так и сверкающий недовольно черными глазами в сторону неуклюжей глупой дочери, потом – пострадавшая мать, упорно смотрящая только на свои руки. Какая-то она скованная стала. Что ты говоришь, Ирма? Боится жестокого наказания от мужа? Почему? За плохо воспитанную дочь? И что, раньше уже наказывал за твои проступки? И не один раз? Боже, какой кошмар. Куда я попала… Да знаю уже, что в другой мир. Это, моя дорогая подруженька, был чисто риторический вопрос.

– Милая, что тебе положить? – и маг, играя заботливого супруга, предупредительно повернулся ко мне. Ответить я не успела – над столом раздался негодующий голос судьи:

– Прошу прощения, Вартариус, но Ирме никак нельзя мясное! И рыбу тоже!

Вот же… Старый перец…

Герцог тем временем повернулся к гостю, чуть вскинул брови, выражая этим свое удивление, и холодно заметил:

– Мартиус, вы, видно, забыли, что ваша дочь вам уже давно не принадлежит.

Ой… А что это вдруг с «гномом» стало? Покраснел весь и чуть зубы не стер от негодования. Варт же вновь обратился ко мне:

– Так что ты будешь?

– Рагу, милый. – И глазками с длинными черными ресничками хлоп-хлоп. Варт, зануда ты такой, у тебя глаза смеются! Нет, ну это что-то! Лицо неподвижно, зато хихикают глаза.

– Как скажешь, родная. – И на тарелке у меня оказались две столовых ложки сочного мясного рагу с овощами. Эй, а слуг для этого здесь нет? Что-то мы одни в зале. Ах, считается особым шиком на подобном семейном обеде поухаживать за женой? Ну тогда понятно.

– Родной, я бы хотела того замечательного артана. – И выстрелила глазами в сторону знакомой бутылки. Ну или ее сестры-близнеца.

Маг чуть слышно хмыкнул, но спиртное в высокий хрустальный бокал все же налил. А вот у судьи сейчас, похоже, инфаркт будет. Вон как посинел весь. Что, и спиртное тоже ненаглядной дочурке нельзя? Да что вы говорите? А артан чудный. А что же это матушка Ирмы перед пустой тарелкой голодная сидит? Или ее муж настолько увлекся отслеживанием того, что ест их дочурка, что о жене забыл? Да, там не только любви, там и уважения нет… Печально…

Варт хладнокровно положил себе мясной рулет, налил вина и задал гостю какой-то вопрос о местной судебной системе. Судье пришлось отвлечься от созерцания моей активно уминающей рагу тушки и начать неохотно отвечать. Завязался профессиональный разговор. Жена судьи и Ирма откровенно скучали, а я заинтересованно прислушивалась, не забывая удерживать на лице глупую улыбку.

Нет, это бесполезно. Не зная местных реалий, я не пойму их законы. Тем более что в одном и том же случае есть закон, а есть рекомендация, которая вроде и не осуждается, но придерживаться её явно не стоит. В общем, муть.

Хмель ударил в голову, я немного расслабилась, откинулась на спинку своего сидения и тихо замурлыкала себе под нос старый мотивчик. «Степь да степь кругом…» Люблю эту песню. Пусть и не очень жизнеутверждающая, зато после пары-тройки бокалов спиртного поется на ура. Мужчины сразу же замолчали и с удивлением покосились на меня. Ну что вам надо-то? Сижу пою, никого не трогаю.

– Милая, тебе скучно?

И как ты угадал?

– Да, родной, – мартовской кошкой мурлыкнула раззадоренная я. – Я люблю своих родителей, но, откровенно говоря, с тобой наедине мне гораздо веселее.

«Гном» подавился воздухом, посинел и закашлялся от такого «тонкого» намека, выпучив глаза. Да что ж он хилый-то какой-то? Варт коварно ухмыльнулся:

– Потерпи, моя ненаглядная, очень скоро мы вновь останемся одни, тогда и развлечемся.

Так, а вот это прямая угроза. Вот же… Сам мне отпущение грехов выдал, между прочим! Ирма, у вас тут вообще танцуют? Да? Просто великолепно. Ты кое-что уже успела увидеть у нас. Что-то похожее есть? Джойт? Это что? Медленный танец с кружением по залу? Вальс, что ли? Отлично!

Моя мать, учительница начальных классов, чопорная и строгая женщина, всегда настаивала, чтобы дочь получала классическое образование, утверждая, что это мне обязательно поможет в дальнейшей жизни. Чем конкретно, правда, не уточнялось. Поэтому в свое время я долго и упорно изучала английский и немецкий языки и ходила не только в музыкальную школу, но и на танцы. И то, и другое казалось мне чрезвычайно утомительным и скучным, но танцевать меня все же научили, и если навыки игры на скрипке и фортепиано сами собой ушли в далекое прошлое, растаяв, как страшный сон поутру, едва только я закончила обучение и получила аттестат, то навыками, приобретенными в танцевальном кружке, я пару раз в своей жизни уже воспользовалась, введя в ступор своих знакомых, не ожидавших от меня такой «подлянки». Сейчас, похоже, будет очередной раз…

Мужчины снова вернулись к своему, прерванному из-за меня, архиважному и архинудному разговору, не забывая при этом отдавать должное приготовленным кулинарным излишествам, супруга судьи все так же сидела, нервно сцепив руки и глядя в пустую тарелку, а я, воспользовавшись полным отсутствием внимания к моей скромной персоне, выскользнула из-за стола. Зал был большой, обеденный стол, против обыкновения, стоял ближе к стене, так что у меня оставалось достаточно свободного места, чтобы вспомнить все то, чему меня учили в детстве и что потом пригодилось в юности. Как там нас учили? Раз-два-три?

Движения дались легко, и через несколько секунд я уже кружилась по залу под воображаемую музыку. Так, а вот этого столба тут точно не было. Да и ноги у столба какие-то очень уж знакомые. Варт. Как быстро он опомнился. Остановилась, встретилась с ним глазами, радостно улыбнулась, глядя в озадаченное лицо:

– Потанцуешь со мной, родной?

Отказать якобы любимой жене при ее родителях? Супруг Ирмы очаровательно улыбнулся, подхватил меня в объятия, прижал к себе, шепнул на ухо:

– Конечно, радость моя.

По щелчку пальцев мага музыка из воображаемой превратилась в реальную. Что-то отдаленно похожее на «Венский вальс». Чудесно. Я полностью отдалась танцу, позволяя кавалеру вести себя и наслаждаясь ситуацией.

Ирма:

Ира приступила к подготовке встречи с моими родителями с привычным ей энтузиазмом. Когда из меня мы совместными усилиями вместо обычной величавой и ухоженной полной тридцатилетней женщины сотворили инфантильного толстого подростка с косичками, я не знала, плакать или смеяться. Но чем дальше, тем ситуация забавляла меня все больше: горничные, выйдя из ступора под воздействием тона подруги, старались в мою сторону лишний раз не смотреть, чтобы не сорваться в хохот, прилежно исполняя роль одушевленных костылей, слуги и рабы, попадавшиеся во время спуска с лестницы нам навстречу, с трудом сдерживали рвавшийся наружу неудержимый смех, родители были в шоке от увиденного, только мужу, похоже, все понравилось. Он один развлекался, с интересом наблюдая за проделками подруги.

Приветствие и обед, исполненные в стиле а-ля глупая девочка, соскучившаяся по родителям, полагаю, и отец, и мать запомнят надолго. А это значит, что следующая встреча произойдет нескоро, и меня, откровенно говоря, это радовало. А потом Ира решила размяться и начала танцевать джойт, который она назвала вальсом. И мой супруг мгновенно к ней присоединился. Я танцевать, конечно, умела, но не любила, да и грацией меня природа обделила, а вот подруга двигалась просто потрясающе. И я снова подумала, что вместе они составляют отличную пару.

– Больше не боишься?

Муж зашел неслышно, сел на кровать рядом со мной, небрежно отодвинув в сторону мою корзинку с вязанием, и я поймала себя на мысли, что уже не вздрагиваю каждый раз от испуга при его неожиданном появлении.

– Нет, – признательно улыбнулась я, откладывая подальше не довязанный шарф. – Вы и Ира сделали всё, чтобы я не чувствовала сегодня страха. Спасибо.

– Да мне-то за что, – пожал плечами супруг. – Это твоя подруга развлекалась, весь вечер сводя с ума судью. Кто из вас обеих вообще придумал так одеться?

– Ира. Ей показалось необходимым полностью изменить внешность, чтобы как можно сильней шокировать моих родителей.

– Да уж. Это вам удалось. Твой отец перед уходом недовольно заявил, что так как все вопросы мы уже решили, он постарается как можно реже беспокоить нас с тобой.

У меня при этих словах мужа как будто тяжеленный камень с плеч упал: я, возможно, теперь несколько лет не увижу ни мать, ни отца. А значит, никто меня не будет пугать постоянной, пусть и уже невозможной, угрозой наказания.

– Скажите, вам понравилось танцевать с Ирой? – отважившись, задала я вопрос.

Супруг хитро улыбнулся:

– Ты сейчас, произнося эти слова, ревнуешь или пытаешься работать сводней?

Я традиционно покраснела:

– Скорее второе. Вы идеально смотритесь вместе, как будто изначально были созданы друг для друга.

– Ну… если не обращать внимания на разницу в воспитании и социальном положении…

– Ира хорошо воспитана, – вскинулась я, защищая подругу. – Её поведение здесь – всего лишь защитная маска, ей очень не нравится наш мир из-за рабства и некоторых других моментов, которые она не понимает. А насчет разницы в социальном положении: в их стране нет никаких аристократов, там важную роль играют деньги и связи, а у Иры в достатке есть и то, и другое!

– Точно, сводня, – с какой-то особой, непонятной мне нежностью улыбнулся муж, заинтересованно, словно в первый раз, разглядывая меня. – И надо же, говоря сейчас об Ире, ты, похоже, забыла всю свою постоянную скромность.

Я привычно залилась краской и опустила глаза:

– Просто вы сейчас были не совсем справедливы по отношению к ней.

Супруг помолчал, потом спросил:

– Ты покажешь мне ее мир?

Позволить ему залезть в мою голову? Нет, это было не больно, тем более, мой муж, сильный маг, сможет блокировать любые сильные ощущения, просто… неприятно как-то… Да и мои мысли и чувства… Он же увидит и почувствует их…

– Обещаю, что буду смотреть только на то, что связано с миром твоей подруги, – понял мое смятение муж.

И я решилась.

Мы крепко прижались друг к другу лбами, закрыли глаза. И практически мгновенно у меня появилось неприятное ощущение, словно кто-то сильно скребет пальцами у меня по черепу, в волосах: между нами появился мысленный контакт.

– Да уж… – ошарашено потряс головой супруг, наконец-то прерывая наш контакт и выныривая из глубин моей памяти. – Жуткий пустой мир с энергетическими дырами, непонятные отношения между живыми существами, потерянные и злые люди, и везде – горечь, боль, обида. Как там вообще можно жить?

– Каждый сам по себе, – пожала я плечами. – Никто не чувствует принадлежности к своему классу или роду и не пытается найти в нем защиту и поддержку.

– Там и классов как таковых давным-давно нет, а родов – и подавно. Все чрезвычайно размыто, – все еще находясь под впечатлением от увиденного, пробормотал задумчиво муж. – Теперь мне становится понятным, почему она тут так неадекватно себя иногда ведет – старается хоть немного отдохнуть от навязанного там быстрого и хаотичного ритма жизни.

Глава 5

Если бы исполнились все человеческие желания, земной шар стал бы сущим адом.

П. Буаст

Ирина:

На работу я в этот раз опоздала: будильник то ли сломался и не зазвонил, то ли все же звонил, но я, увлекшись вальсом в другом мире, предпочла его не услышать. Как бы то ни было, у себя в офисе я появилась на полчаса позже положенного времени, впервые за долгое время довольная и собой, и жизнью.

– Ирина Николаевна, – приветствовала меня невозмутимая Аннушка. – Вам несколько минут назад звонил какой-то человек, назвался Виктором. Оставил свой номер. Просил связаться с ним.

Я кивнула и зашла к себе. Интересно, что ему понадобилось?

Мои родители развелись и немедленно разъехались, когда мне только-только исполнилось шесть лет. Отец, Николай Ираклиевич Большаков, удачливый бизнесмен, умный и импозантный мужчина, не смог больше терпеть вечные сцены ревности, которые ему, не стесняясь малолетней дочери, постоянно устраивала жена Алла Андреевна, скромная школьная учительница, не блиставшая ни красотой, ни талантами. Когда я впоследствии спросила у отца, почему он женился в свое время на маме, ведь они были такими разными, настоящими противоположностями, он признался, что его привлекли именно серьезность и степенность, выделявшие ее на фоне беззаботных и веселых однокурсниц. Не знаю, действительно ли изменял отец матери, как она его в том каждый раз обвиняла, пока они жили вместе, но именно в этом она его всегда и подозревала.

После развода отец через суд добился права забирать меня к себе на летние и зимние каникулы. Все остальное время я жила с матерью и прилежно училась. Кружки и любое внешкольное обучение, как и алименты, платились из кармана отца. Когда я приезжала к нему, он брал отпуск и возил меня по дорогим заграничным курортам, знакомил с иностранной культурой и кухней и учил всему, что знал сам, иногда даже показывал на своем новомодном телефоне фотографии со своими полуголыми любовницами где-нибудь в жарких странах или на островах, и мы активно обсуждали с ним достоинства и недостатки его красавиц. С некоторыми я даже была знакома. А вот, например, с Вики и Ники, близняшками старше меня на три года, бывшими моделями, а ныне – владелицами самого крупного рекламного агентства в нашем городе, я до сих общаюсь, как со старыми добрыми приятельницами.

Только однажды, серьезно заболев, он уступил напору матери, и то лето я провела у её сестры, где и познакомилась с лошадьми, влюбившись в них на всю жизнь. Когда я подросла, отец отдал меня в лучший из возможных в то время университетов.

Погиб отец случайно: глубокой ночью ехал из командировки, по так и не установленной причине не справился с управлением, и машина упала в бурную реку на одной из дальневосточных дорог. Мне тогда было двадцать. Завещания он, естественно, не оставил, так как о смерти своей и не думал, и его партнеры немедленно конфисковали всю его часть их совместного далеко не маленького бизнеса, оставив мне, на тот момент безутешной студентке-третьекурснице, только счет, открытый им несколько лет назад на мое имя. Там было достаточно денег, чтобы я смогла проучиться, не работая, три последних года обучения.

Тем не менее, я перевелась на заочное, стала работать менеджером в небольшой фирме по продаже стройматериалов и начала делать карьеру. Отцовские связи и фамилия помогли мне всего дважды. Все остальное время я работала на себя сама, упорно продвигаясь вверх по социальной лестнице. С матерью мы общались редко: она внезапно воспылала огромной любовью к мужчине младше себя на десять лет, свободному художнику, как он просил его называть. Нигде не работая, он только и делал, что писал плохонькие картины и безуспешно пытался продавать их, крича на каждом углу о своем великом, но недооцененном при его жизни таланте. При первой же встрече у нас с ним возникла сильная взаимная антипатия, мать, разумеется, во всем винила меня, заявляя, что я ревную и не желаю ей личного счастья, я не видела смысла что-то объяснять или доказывать, и общение наше само по себе медленно, но неуклонно, сошло на нет. Я даже не была на их более чем скромной свадьбе и потом совершенно случайно узнала, что у меня, оказывается, родился брат. Два года назад, непосредственно перед новогодними праздниками, мать вдруг вспомнила о дочери, позвонила мне и вместо приветствия или поздравления в ультимативной форме потребовала, чтобы я оплатила какой-то крутой частный садик Лёнечке. Я просто положила трубку.

Именно тогда я первый и единственный раз напилась до зеленых чертей, а на следующий день решительно перелистнула эту страницу моей жизни. Больше мы с матерью не общались.

И вот мой так называемый отчим звонит мне сегодня.

Я набрала нужный номер.

Виктор был в стельку пьян, что, в принципе, и не удивительно. Выпить он любил всегда. С трудом, но все же мне удалось понять из его несвязного бормотания, что мать и брат погибли три дня назад: купались в реке, Лёня начал тонуть, мать попыталась его спасти. Не получилось. Вчера были похороны. Мой отчим скорбел, конечно, но волновала его не только смерть жены и ребенка. Еще он справедливо опасался, что злая падчерица отберет у него квартиру, купленную когда-то Николаем Ираклиевичем Большаковым за пару лет до свадьбы и оставленную им, как наследство, для любимой дочери. Непризнанному горе-художнику очень уж не хотелось возвращаться в свою небольшую комнатку в старом общежитии.

Положив трубку, я некоторое время сидела, бездумно уставившись в одну точку. Чувств не было совсем. По идее, я должна была сейчас ощущать горе и боль, должна была плакать, но в душе царила пустота. Видно, все, что только было можно, я выплакала еще тогда, два года назад, перед Новым Годом в одиночку методично напиваясь в своей шикарной многокомнатной квартире.

Через несколько минут я подняла рубку:

– Аннушка, позови мне Венечку.

Венечка был нашим юристом, тридцатипятилетним мужчиной небольшого росточка, с хитрыми синими глазами и кудрявыми черными волосами, пышной короной окаймлявшими его худое, подвижное, остроносое лицо. На работе он вот уже несколько лет подряд упорно изображал из себя человека нетрадиционной сексуальной ориентации, хотя я самолично три года назад присутствовала на его свадьбе с моей бывшей однокурсницей и хорошей давней приятельницей Светкой Чернышевой. Через год у них родилась двойня. На мой прямой вопрос, зачем он постоянно мается дурью и упрямо косит под гея, он тонко улыбнулся и пояснил, что в таком образе от него не ждут никаких гадостей, наивно полагая, что держу я его исключительно из жалости («толерантности», как он тогда выразился). Что ж, возможно, в этом был свой резон. Но, несмотря на свою необычную внешность и постоянные странности в поведении, в открытую демонстрируемые перед нашими партнерами и клиентами, Венечка был знатоком своего дела, законы помнил практически наизусть и интересы компании отстаивал каждый раз, как свои собственные.

– Звали, Ирина Николаевна? – В дверь просунулась знакомая кудрявая голова.

– Да, Веня. Зайди.

Мужчина, закрыв дверь, подошел к столу и, отбросив привычную жеманность, проницательно посмотрел на меня:

– Что-то серьезное случилось?

Да куда уж серьезней… Я кивнула и кратко обрисовала ему сложившуюся ситуацию.

– Соболезную, Ирина Николаевна. Я займусь этим вопросом, можете не беспокоиться.

Ну вот и хорошо. Значит, хотя бы здесь можно вздохнуть с облегчением. Квартиру отца я отчиму точно не отдам.

Ирма:

– Ирма, стоять надо прямо, не сжиматься; руку не напрягай, целься аккуратно.

Вот уже час супруг тщетно пытался научить меня стрелять. После похищения он всерьез озаботился моей безопасностью и умением постоять за себя. На тренировках я не только занималась физически, но и начала осваивать основы рукопашного боя. Вчера же ко всему остальному прибавилась стрельба. Я не протестовала: тот случай наглядно показал мне, что в жизни случиться может буквально все, и Ира была права, когда утверждала, что слуги далеко не всегда будут рядом, а значит, надо учиться выживать самой. Физические тренировки и самооборона, пусть и с большим трудом, но все же давали необходимый результат. А вот оружия я боялась, сама не знаю, почему. Каждый раз, прикасаясь к ориенту, я вся замирала и боялась пошевелиться. Муж о моем страхе уже знал, но заявил, что его нужно преодолеть, что оружие может помочь мне в опасной ситуации, а значит, мне просто необходимо научиться владеть им. И я честно старалась второй день подряд. Пока получалось слабо.

«О, смотрите-ка! Пистолет! Да еще и моделька почти современная. Ирма, выбрось сейчас же каку. Еще поранишься, не приведи бог!».

Ира. И снова язвит. Но я рада ее слышать.

«А ты умеешь стрелять?»

Хмыканье.

«Я? Еще спрашиваешь. Только вот твой благоверный снова будет ругаться, что я тебе тренироваться мешаю. Кстати, как вы его здесь называете-то?»

«Кого? Благоверного?»

Ухмылка:

«Ха. Смешно. Цацку эту».

«Ориент».

Удивленно:

«Да? Странное название. Ладно, дай пострелять».

Следующие несколько минут пули уверенно летели прямиком в центр стоявшей вдалеке мишени. Когда в барабане наконец стало пусто, Ира опустила руку.

– Потрясающая меткость. Здравствуй, Ира. И кто ж тебя так стрелять учил?

Подруга ухмыльнулась:

– И тебе не хворать, друг мой ситный. На курсы походила немного, вот и научилась.

Супруг изумленно поднял брови:

– У вас и женщин такому учат? Варварская страна.

Ира оскалилась:

– Да вот то ж. Ходим такие по улицам, вооруженные до зубов, периодически стреляем друг в друга. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой.

Муж улыбнулся:

– Как-то слабо верится в такую картину. Вот дома у вас необычные, чересчур высокие. Как вы только в них живете и не боитесь.

Подруга недоверчиво посмотрела на моего супруга:

– Тебе-то откуда знать, какие у нас дома?

И тут же услышала в ответ:

– У Ирмы в воспоминаниях видел.

Ирина:

То есть, как это – у Ирмы в воспоминаниях видел? Я непонятливо нахмурилась:

– Ты и такое можешь? Зачем, позволь спросить, ты к ней в голову залезал?

Варт самодовольно осклабился:

– Я много что могу, поверь мне. Зачем? Захотелось взглянуть на тебя вживую, в твоей реальной обстановке.

Даже так? Ну-ну…

– И как? Впечатлила тебя моя маска?

Весело хмыкнул:

– Это та, что ярко-зеленого цвета, ядовитая до невозможности? О, да. Она действительно сногсшибательна. Мне даже стало жалко того паренька. Как он еще от твоего вида сознание не потерял.

Нет, мне решительно перестает нравиться этот разговор, пусть даже шуточный. Вот что ему такого понадобилось в моем мире, а? Еще и Ирма, зануда, не смогла муженьку своему отказать. Хотя она у нас скромница еще та.

– Я рада. Можно тебя попросить?

С готовностью:

– Да, конечно. Что нужно сделать?

О, да сущий пустяк. Ты будешь в восторге, я тебя уверяю.

– Отшлепай меня?

Воздухом подавились оба, причем резко, и синхронно начали кашлять. Вот что значит «одна сатана».

– Прости?

А что не так?

– За что? Вполне невинная женская просьба. Ирма тебя никогда о таком сама никогда не попросит, постесняется, а дать ей по шее за согласие показать тебе мой мир просто необходимо. Вот я и прошу, пока еще командую этим телом, отшлепать, ну, считай, нас обеих. Спорим, ты так давненько не развлекался?

«Ира!»

О! А что ты так возмущаешься-то, подруга?

«Что не так? Ты зачем его в голову впустила? Не верю, что он мог тебя силой или угрозами заставить. Он с тобой в последнее время носится, как с писаной торбой. Значит, сама разрешила. По какой причине? Молчишь? Ну вот видишь. И не сопи так гневно. За каждое действие всегда бывает расплата».

По лицу чернокнижника расплылась блудливая улыбка. Ну точно кот мартовский. Глаза цвета пьяной вишни просто засияли от предстоящего удовольствия.

– Как скажешь, Ирочка.

Я уже Ирочка? Что ж ты задумал, гад чернокнижный?

Порталом мы перенеслись в дом, в спальню Ирмы.

Варт удобно уселся на кровати, широко расставил ноги, я подошла и добровольно улеглась животом на одно из колен. Костлявый, как тот Кощей. Даже лежать неудобно. Маг тем временем усмехнулся, спустил тренировочные штаны и кружевные панталоны, занес руку для первого удара.

Ну вот кто так бьет, а? Он явно постоянно сдерживает свою силу, чтобы Ирме потом сидеть на пятой точке было комфортно. После двадцати чисто символических хлопков наказание было прекращено, и меня, снова одев, усадили рядом на постель.

– Удовлетворена?

Ну точно издевается. Вон как глазюки сияют.

– Нет, но, как понимаю, большего от тебя в данную минуту не добьешься. Слушай, Варт, а почему в вашем мире женщина не может потребовать развода?

– А зачем? – аж растерялся от смены темы мой собеседник.

– Ну как. Это ты чаще всего себя с Ирмой нормально ведешь. А ее отец, например, избивает родных. И что, его жене терпеть все это всю свою оставшуюся жизнь?

И сразу бровки домиком:

– В каком смысле «чаще всего»?

– Вот не надо возмущаться, а? Сначала ответь на мой вопрос, а потом, если захочешь, я тебе объясню свои слова. Так почему?

– Да потому что у нас не все так жестоко, как ты уже себе навоображала. У большинства моих знакомых в семьях руководят женщины. Да, это делается по-тихому, чтобы на людях не пострадала репутация мужа, но их диктат в доме никто не оспаривает. И там действительно жены как сыр в масле катаются. А случай с Ирмой и ее семьей – действительно полная дикость, в нашем государстве подобного несколько веков точно не было. Судья – отличный актер, как оказывается, потому что все то время, что он занимает свой высокий пост, никто в правительстве и аристократических кругах о таком невероятном положении дел даже не догадывался.

– Нет, это не ответ. Это отговорка. Вот смотри: есть один такой случай, наверняка, могут быть и остальные. Да даже если и нет, те же измены ваши постоянные. Почему женщина, законная жена, должна их вечно терпеть? Это ее унижает, между прочим. Вот что ты фыркаешь? Что, я что-то не так сейчас сказала?

– Ира, я не знаю, что у тебя в голове творится, но у нас нет измен. У нас есть любовницы. Это в корне разные вещи. По природе своей разные. И нельзя ставить между ними знак равенства. Практически у каждого мужчины в моем кругу обязательно есть жена и есть любовницы, как минимум одна, если он не так знатен и богат, как остальные. И это считается обычной практикой, совершенно нормальной для мужчин-аристократов. Это традиция. И никто никогда ее не оспаривает.

– И что тут обычного? Что за традиция такая невероятно дикая? Живет все время с одной, а ходит частенько к другой. А если дети появятся? От любовницы, я имею в виду. Тогда что случится?

Равнодушно пожимает плечами:

– Ну и появятся. В чем проблема-то? Мужчина сразу после родов заберет ребенка в свой дом, будет воспитывать его параллельно с родными детьми, в восемь лет тот, как это и положено, принесет клятву верности роду и останется служить на благо семьи.