Текст книги "Отстаньте от родителей! Как перестать прорабатывать детские травмы и начать жить"

Глава вторая
«Живительный бутерброд прощения»

Пока вы совсем не разочаровались в психологии и не запутались в том, что же делать дальше, я расскажу вам про технику «Живительный бутерброд». Для этого я начну главу с исповеди Анны и на ее примере покажу вам принцип построения бутерброда.

«Мне 34. Со стороны – все “в шоколаде”: фигура, рост, ум, карьера, три иностранных языка, свой дом в Сочи в 15 минутах пешком от моря, квартира в Москве, где бываю наездами по работе три-четыре раза в год, подумываю о недвижимости в Европе… В общем, все есть, но чего-то не хватает для счастья. Знаю: не хватает семьи. Недостатка в мужском внимании нет. Но ничего не получается. Воспитана так, заменить на: в случайные отношения не вступаю. На сожительство сознательно не иду. Но вляпываюсь с завидной периодичностью.

Мой первый. Эльчин.

В 20 лет, во время моего обучения в университете, закрутился роман с иностранцем из богатой семьи. Я, молоденькая девчонка из общежития, была в восторге от его имени (Эльчин), от его обходительности (манеры и ухаживания безупречны), от его щедрости (если ресторан – то только самый лучший; когда моя мама заболела и нужен был врач, то он нашел самого именитого, не скупясь на гонорар; решила снять квартиру, он доплачивал, чтобы я могла ее снять в хорошем районе)…

Так продолжалось почти два с половиной года, пока мы не закончили учебу. Он уехал к себе в Азербайджан, обещая «все устроить и решить насчет нас», примерно год продолжалась наша трогательная переписка, потом он предложил мне приехать к нему, потому что он соскучился, и, чтобы понравиться его родителям; я приехала в отпуск, он меня привез в апартаменты с видом на море, все закрутилось красиво и страстно, с родителями он меня знакомить не торопился, а потом однажды утром, когда он уже ушел на работу, в номер постучались…

Все оказалось банальщиной: выяснилось, что он уже полгода как женат – родители нашли ему невесту, жена беременна, у нее проблемы со здоровьем, секса у них нет, но есть прочные семейные узы, основанные на уважении, общем семейном бизнесе и ожидании сына. Откуда я это узнала? Так из уст его жены, которая в то утро пришла ко мне в уютное гнездышко любви в сопровождении своего грозного старшего брата. Ее старший брат мне популярно объяснил значение имени “Эльчин” (в переводе с тюркского это “представитель своего народа”). Я стала собирать вещи, они услужливо протянули мне заранее купленный билет на самолет и отвезли меня в аэропорт.

Не буду рассказывать детали, как я потом отключила все поползновения Эльчина в мою сторону…

Мой второй. Гена.

Мне 27. Я успешный менеджер с перспективами и с квартирой в Москве. Не переставала думать о собственной семье. Он – брутальный силовик. Все как в фильмах про копов: мачо, недельная щетина, немногословность, конкретика. Познакомились на презентации нашего предприятия – он отвечал за службу охраны – и уже на второй встрече, когда меня позвал в ресторан, сказал: «Ты мне нужна. Времени на сантименты у меня нет. Готова по-серьезному – я тоже готов». Наши встречи в течение двух месяцев ограничивались совместными поглощениями ужинов два-три раза в неделю – то на моей территории, то на его – просмотрами фильмов, интересных ему, а также он привел меня на новогодний корпоратив в одну из фирм, где он опять же отвечал за охрану. Везде меня представлял “моя любимая и единственная”.

Все мои вопросы о его семье, его родителях и его прошлом оставались без ответа или пресекались шутками типа: “Любопытной Варваре на базаре нос оторвали” и “Все ты обо мне узнаешь, как время придет, и еще больше влюбишься!”

О чем мы говорили? Да обо всем, только не о самом главном, но он очаровал меня своими правильными размышлениями о семье, сути человека и человечества. Он рассказывал о своих рабочих буднях, вспоминал что-то из детства, внимательно слушал мои рассказы и размышления.

Случались эпизоды, которые меня напрягали. Если мое мнение кардинально не совпадало с его, он повышал голос, выдавал аргументы, из которых явно делался вывод о моей некомпетентности в данном вопросе и неопытности. Для него крайне важно было спрашивать, когда мне кто-то звонил: “Кто это? По какому поводу?”; а каждый раз, когда звонки были от мужчин – будь то мои коллеги, начальство или подчиненные – Гена проявлял массу недовольства и глупых претензий: “Не слишком ли много в твоей жизни мужиков?”

Однажды, когда я в шутку сказала, что не обязана “отчитываться перед мужчиной, который мне никто”, он выхватил у меня из рук телефон (прямо во время разговора), жамкнул его об стену, вышел из комнаты. Я сначала обомлела, потом собралась и ушла. Он догнал меня, начал говорить, как я дорога ему, какая я обалденная женщина, и сунул мне в руки коробку с новым мобильником последней модели (как выяснилось, это был его предполагаемый подарок на мой предстоящий день рождения), он даже пошутил, что “поэтому и разбил тот мой неактуальный мобильник, чтобы я особо оценила его любовь и внимание”; в общем, я растаяла.

А спустя неделю после этого инцидента я получила на электронную почту видео, на которых он был запечатлен с разными женщинами в однозначных позах. На мой вопрос он ответил, что это – “происки недругов, а видео – отголоски его прошлой жизни”. “Я же не знаю, какая у тебя прошлая жизнь!” – выпалила я. И из него полилось, насколько он был несчастен с первой женой (так он был женат?), поэтому он расслаблялся с разными женщинами (с разными?), что сейчас эта ужасная женщина – его бывшая – не дает ему видеться с детьми (так у него есть дети?), что она вышла замуж, и этот упырь – ее муж – воспитывает его детей, поэтому он подал на них в суд (он судится с матерью своих детей?), он хочет отсудить у нее детей, чтобы она знала свое место (за счет детей он тешит самолюбие?).

В общем, я тогда поняла, с каким чудовищем чуть не связала свою жизнь. Прежде чем поставить точку, я нашла контакты его первой жены, позвонила, представилась и услышала от нее историю жесткого абьюза, которому она подвергалась, живя с этим человеком 11 лет. Поставить точку с Геной было нелегко. Я до сих пор считаю чудом, что смогла вырваться тогда. Это отдельная история…

Мой третий, сегодняшний, Ярик (Ярослав).

За него я бы, наверное, пошла замуж. Но беда в том, что мы знаем друг друга больше пяти лет, больше года в отношениях, не сожительствуем, но нас считают парой, потому что он везде представляет меня “своей женщиной” (А что это означает? Содержанка? Эскортница? Любовница?). На мои вопросы по этому поводу отвечает философски: “Не торопи события”. В общем, опять какое-то “дежавю”…

Он заполнил собой все мое пространство. Стал важной частью моей жизни: на работе мы – руководители двух параллельных звеньев в крупных проектах, в быту он решает все мои вопросы по поводу проколотого колеса на машине, сломанного замка в двери и лучшего тарифа мобильной связи. Он – моя подушка для слез и дружеское плечо. Но… Замуж не зовет. Отшучивается. Мы – “любовники по праздникам”, когда настроение есть. У него. Но когда у него есть настроение – и у меня праздник. Он умеет и несколько дней в каком-нибудь романтическом месте, и один вечер – но тоже незабываемо! – сделать так, что я ощущаю себя королевой.

Он очень красиво умеет жить, я поняла, что ему нравится вот так, быть просто принцем. Однажды я ему это сказала в сердцах, а он весело так согласился, я разозлилась, ушла, хлопнув дверью – разговор был у него в офисе, а вечером он очень красиво, с серенадой покаяния и цветами примирения говорил мне о любви, о том, что без меня не может, что у нас “все навсегда”… И я опять растаяла.

А недавно я спросила себя: “Если Ярик позовет замуж, пойду ли я за него?” И ответила себе: “Боюсь…” Потому что где-то глубоко внутри моего сознания понимаю: я опять “вляпалась”, опять у меня игра в счастье, опять одиночество, пустота, ничего… Вот, решила к вам прийти. На работе одна женщина про вас рассказывала…»

…Анна была очень удивлена, когда я стала задавать ей вопросы про ее семью.

– У меня создалось ощущение, что вас в капусте нашли. Вы как будто вычеркнули из жизни первые полтора-два десятка лет и вместе с ними и тех людей, которые о вас заботились, и кого любили вы. Ни слова о родительском доме я до сих пор не услышала. Почему?

Оказалось, что Анна с родителями не общается. От слова «совсем». Когда-то, в самом начале ее деловой карьеры, еще до того, как ее «кинул Первый, который Эльчин», она побывала на тренинге дипломированного психолога по «бизнес-ориентированному жизненному пространству». Там она услышала термин «сепарация», а потом несколько месяцев отрабатывала на запредельно дорогих терапевтических сеансах «состояние внутреннего ребенка», «загнанного в тупик фигурами отца и матери». В качестве фееричного финала сеансов, «оздоравливающих психику», она написала родителям прощальное письмо, в котором сообщила им, что «выключила их из своей жизни».

«Выключила» Анна и родную сестру, потому что она, оказывается (а это Анна «четко осознала» на сеансах), всю ее жизнь была «якорем», который – исходя опять же из откровений, полученных на сеансах, – «тянул ее на дно». Все эти годы Анна создавала вокруг себя и в себе то самое «бизнес-ориентированное жизненное пространство», уверяя себя, что она очень рада «жить без всяких якорей».

Иногда, как бы случайно, она узнавала про свою семью, про сестру, про маму, про племянника. Иногда ее очень тянуло поехать к ним на день рождения мамы или на Новый год, но она каждый раз удерживала свои импульсы, зная, что «размякнет» и впустит в свою жизнь «токсичное прошлое», от которого «так вовремя получила свободу».

Особенно трудно было после Второго (который Гена), когда она впала в такую депрессию, что однажды утром ощутила не просто апатию, но отсутствие сил сварить себе яйцо на завтрак. Позвонив на работу с просьбой дать ей отгулы, Анна несколько дней провалялась в постели с пачкой сигарет (последний раз баловалась в студенческую бытность). Будучи человеком рациональным и поняв, что с ней «что-то не то», позвонила знакомому врачу. Тот быстро определил ее в клинику, поставив, среди прочих, диагноз «акинезия» (серьезная стадия депрессии). В клинике ее держали две недели, проводили какие-то процедуры, но когда предложили работу с психологом, она отказалась наотрез.

И вот сейчас, когда я начала ей задавать вопросы про семью, Анна решила, что я собираюсь продублировать с ней тот многомесячный опыт сеансов по освобождению от «якорей», и в какой-то момент своего рассказа она отчаянно воскликнула:

– Я уже проработала свои детские травмы восемь лет назад! Мой внутренний ребенок обрел свободу от тупиковых паттернов мышления и поведения! Я уверена, что проблема совсем в другом!

– Вы правы, что проблема совсем в другом, – успокоила я Анну, – и я не собираюсь ворошить ваши «выкопанные» травмы и выискивать «недовыкопанные» (прозвучало смешно, Анна улыбнулась). Ваша жизнь – трагическая иллюстрация многочисленных поговорок и пословиц народной мудрости на тему «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты», «подобное притягивается подобным»… Вас тянет к мужчинам, которые соответствуют вашему внутреннему состоянию.

Анна смотрела на меня, пытаясь уловить суть моих слов. Я продолжила свои объяснения:

– Вы пребываете в состоянии культивируемых ядовитых эмоций, и оно не позволяет вам адекватно оценивать происходящее. Вы все видите через призму своих обид, стыда, страха, вины, поэтому не в состоянии строить здоровые отношения с ценностно-ориентированными мужчинами. Смею предположить, что порядочные мужчины, ориентированные на честные отношения, вам неинтересны, они кажутся вам скучными и серыми: ведь вы с ними как бы в разных плоскостях. Поэтому они инстинктивно или осознанно не желают приближаться к вам для серьезных отношений: вы, как человек, добровольно таскающий в себе тошнотворный груз этих эмоций, не способны на настоящую близость. Вы движимы желанием острых эмоций, непредсказуемых отношений, наполненных яркими событиями, вас патологически тянет к «мачо», в руках которых вы растворяетесь и теряете здравый смысл.

Молчание. Анна переваривала мною сказанное. Я продолжила:

– Считайте, я поставила вам диагноз. Теперь слово за вами: что вы будете делать с этой информацией, причем опции всего две: ЛИБО отмахнуться, продолжать жить «по накатанной», отдаваться, как и раньше, на откуп эмоциональным выплескам, ЛИБО сделать выбор в пользу иных ценностных ориентиров. Сразу предупреждаю: буду вас сопровождать только во втором варианте. Выбираете первый – это не ко мне, но вам не составит труда найти другого специалиста.

– А ведь вы правы… – Анна с удивлением смотрела на меня, при этом взгляд ее был обращен как бы внутрь себя. – Ведь действительно, я года четыре назад, когда с «Третьим» только начиналось, знала о том, что нравилась одному человеку, «нормальному» по вашей терминологии: он из хорошей семьи, с серьезными намерениями, стабильный и порядочный, но я сразу поставила на нем крест, заявив ему, что он – «не мой человек»; да, он был не из «мачо»…

Анна помолчала и продолжила с грустью в голосе:

– Зато теперь он замечательный муж, отец и руководитель крупнейшего звена нашей компании. Кстати, вы правы и в том, что его интерес ко мне угас так же быстро, как и вспыхнул: видимо, он понял, что я была не готова семью творить…

– Так что выбираете?

– Я хочу, чтобы вы меня… как это вы назвали… Сопровождали!

– Тогда займемся преображением всего того, что вы наворотили в своей жизни.

– Преображения? – удивилась она. – А разве не надо все это прорабатывать и удалять?

– Я употребила слово «преображение» сознательно; именно этим мы будем заниматься. Кстати, я предпочла мягкий термин, потому что мой муж озвучивал данный процесс конкретнее: «Будем д&рьмо превращать в удобрение».

Анна расхохоталась. На моих глазах эта озабоченная личными проблемами молодая женщина превратилась в озорную легкую девушку; она как-то разом стряхнула с себя бремя «внутреннего ребенка» с «глубоко проработанными проблемами».

– А мне цитата вашего мужа нравится! – сквозь смех воскликнула преобразовавшаяся Аня. – Да, это правда: у меня не просто «ситуация», которую надо «прорабатывать», но «д&рьмо», из которого надо «выплывать»! Итак, когда поплывем?

– Ну зачем же пропадать добру, которое столько лет копили?! Вы не просто выплывете, но используете все накопленное по полной – мы с вами обратим все в удобрение!..

Анна и техника «Живительный бутерброд»

– Я готова! Что нужно делать? И можно вас попросить? Обращайтесь ко мне на «ты» Мне так теплее как-то будет.

Анна положила перед собой лист А4, который я приготовила для нее, взяла авторучку и выжидательно посмотрела на меня.

– Расчерти свой лист на пять колонок. Первая колонка будет называться «Люди», вторая «+», третья «—», в четвертой нарисуй хмурую мордашку, а в пятой – сердечко. Итак, начинаем. Предлагаю начать с родителей. Кого из них ты обозначишь в первой колонке?

– Отца.

Анна записала «Папа», потом поправила: «Отец».

– Расскажи мне о нем! – предложила я.

– Со словом «отец» у меня одни только кошмарные воспоминания. Сначала – детские: ожидание, каким он придет. Жду я, ждет сестра, ждет мама. Папа может прийти добрый и веселый, и тогда наша задача его ни в коем случае не разозлить. Даже когда папа подходил ко мне и гладил меня по голове, а потом задавал какой-нибудь пустяковый вопрос, моя внутренняя антенна чувств была направлена на то, чтобы ответить, как хочет папа, чтобы радость вечера не омрачилась, иначе резко могла наступить жуть, как будто выключали свет, нас поглощала тьма ужаса, ора и напряжения. Ударит ли папа маму, хлопнет ли дверью так, что отлетит косяк, бросит ли чайник в стену, тряхнет ли за шкирку мою сестру… Что интересно: меня он ни разу не тронул. Я этого не помню, но мама мне рассказывала, что, когда мне было годика три-четыре, и отец замахнулся на меня, я отчаянно завизжала: «Я все лассказю дяде Сеезе! И он тебя в тюйму отпйявит!» (Дядя Сережа – наш сосед, он работал в милиции и всегда меня угощал конфеткой при встрече.) Когда я это прокричала, папа как-то обмяк, рассмеялся и ушел спать. Повторюсь: меня он никогда не трогал, но на моих глазах мог надавать пощечин матери, толкал, щипал и ее, и сестру, они вечно ходили с синяками. Когда я немного повзрослела – в классе третьем-четвертом – я начала говорить маме: «Разведись с ним!», а она все никак. Я потом уехала от них учиться, мама все обижалась на меня, что я ее бросила, но ведь с ней сестра осталась. Сестра потом замуж вышла, развелась – там был упырь похлеще папы. Они так и жили вчетвером какое-то время: мама, сестра, мой племянник и папа. Его выходки стали случаться реже, но все равно были. Мама его терпела, несмотря на то что и внук в этом ужасе жил. Только когда вопрос про квартиру встал, что-то связанное с куплей-продажей квартиры бабушки, юрист посоветовала развестись, и они с сестрой съехали от него… Наконец-то!..

Я жестом остановила Анну.

– Давай обратимся к нашей табличке, где постараемся изложить все максимально детально. Вторая колонка «+» – это про хорошее. Есть у тебя какие-то хорошие воспоминания, связанные с отцом?

– Никаких.

– Так не бывает. В твоей памяти хранится много хороших воспоминаний. Мозг ребенка так устроен, что он в первую очередь фокусируется на хорошем. И это хорошее остается с нами на всю жизнь. Я бы, например, записала эту историю с «дядей Сережей». Папа тебя услышал, маленькую, испуганную девочку. Прежде чем записать, проговаривай вслух каждый пункт.

Анна сначала проговорила, а потом записала: «Папа услышал меня, четырехлетнюю, когда я пригрозила дядей Сережей!» Едва поставив точку после слова «Сережей», она с сияющими глазами обратилась ко мне:

– Я вдруг подумала еще вот о чем: ведь именно благодаря папе я, как оголенный провод, ловлю угрозу абьюза.

– Пиши во вторую колонку.

– А еще папа при всей своей асоциальности не переносил вранья. Его «Не ври!» – до сих пор в моих ушах, как и его наставления мне: «Дочка, самое паршивое, если люди рядом с тобой врут!» И еще: «Не позволяй никому водить себя за нос!» – тоже его слова.

– Пиши «благодаря папе не переношу вранье», «благодаря папе не согласна на второсортные отношения».

– И это все – во второй колонке. И это все – благодаря папе… – в голосе Анны эмоциональный коктейль: удивление от открытия каких-то важных вещей, боль. – А еще я знаете что вспомнила? Каждую субботу папа с утра ходил на рынок и брал меня с собой. Помню, как я, маленькая, сидела у него на шее, а потом, когда подросла, держала его за руку. Рука у него была такая большая, ладонь мозолистая, сухая и горячая.

– Пиши.

– И каждый раз он покупал мне сладкую вату на палочке.

– Пиши…

В какой-то момент я остановила Анну:

– Давай сделаем здесь паузу. Начнем лепить «медовые слои».

– ??

– Вместо знака «+» в названии второй колонки напиши «благодарю тебя за…».

– Поехали! Следим за тем, чтобы каждый слой занимал не более 10 секунд. Первый медовый слой я помогу слепить: «Папа, я благодарю тебя за то, что ты услышал меня, четырехлетнюю, когда я пригрозила тебе дядей Сережей!» Повтори.

Анна молчала.

– Повтори.

– Вы не понимаете… (В ее голосе – боль.) Я не могу. У меня как будто в голове что-то смещается, целые пласты смещаются. Это невыносимо!

– Вот и вынесем все эти пласты! Итак, начинаем! Повторяй за мной…

Каждый из пунктов этой колонки проговорила Анна. Ее ощущения:

– Как будто крылья вырастают!

Затем мы перешли к колонке, которую обозначили знаком «—».

Здесь Анне надо было записать болевые точки, которые у нее в памяти остались от папы. Опять, прежде чем записать, каждый пункт проговаривался вслух.

– На моих глазах он как-то так маму толкнул, она упала, у нее потекла кровь – я тогда испугалась очень!

– Часто, лежа в кровати, я слышала его грязную ругань по отношению к маме, мне было страшно!

– Однажды, придя с родительского собрания, ударил мою сестру, обматерил ее из-за какого-то случая в школе.

– Помню, как, разозлившись на маму, хлопнул дверью со словами: «Вы все три шалавы!» – я всю ночь горько плакала.

– Помню, пришел домой пьяный, выгнал нас на улицу. А там шел дождь, ветер, мы были без зонтиков и одежды, бежали на соседнюю улицу к маминой подруге переночевать, а тети Вали дома не оказалось…

– Давай сделаем паузу. Пора готовить следующий слой нашего бутерброда. Слой горьких трав.

– Это будет так же больно?

– Да.

– …

– Сначала напиши в третьей колонке, вместо знака «—»: «Мне было очень больно, когда ты…, но я тебя прощаю».

– Давай, сначала я помогу тебе, – предложила я Анне.

– Не надо.

Она сжала кулаки, сделала глубокий вдох и выдох.

– Я поняла, как это надо делать.

– Хорошо. Каждый из пунктов, написанный в третьей колонке, проговори мне, как если бы перед тобой сидел папа. Каждый по отдельности по заданному алгоритму – проговори.

– Папа, мне было очень больно, когда ты толкнул маму, она упала, у нее потекла кровь, я испугалась, прошло столько лет, а я это помню (показываю Анне на часы, напоминая, что на каждый слой уделяем не более 10 секунд. Пауза, внутренняя борьба Анны чувствовалась на физическом уровне; и, наконец, как выдох). Но я тебя прощаю… Но ведь это же неправда! То, что я сказала, неправда! Сказанное не означает, что я простила!

– Мы с тобой еще пообщаемся на тему прощения. А пока ты учишься готовить лекарство.

Каждый пункт из третьей колонки проговорили. Больше автоматически, нежели с чувствованием, как это было с первой колонкой. Смешанные эмоции отражались в голосе, в выражении лица, в поведении Анны.

– Знаешь поговорку «с ложкой меда можно съесть любое горькое лекарство»?

Анна кивнула.

– Горькое лекарство запивают не жуя; а особенно горькие препараты советуют принимать с сахаром, вареньем или медом, иначе горечь будет во рту стоять долго. Сейчас ты ощутила именно это: горькое лекарство без меда. Запомни это ощущение, чтобы никогда не загонять себя в ловушку горечи. Ты научишься, как.

– ОК. Запомнила, – в словах Анны послышалось некоторое облегчение. Я попала в точку ее ощущений.

– Идем дальше. Готова?

– Да.

– В четвертой колонке запиши папины «болевые точки», которые ты ему создала и создаешь сейчас; на какие твои поступки он обижается, чего он от тебя ожидает, но не получает…

И Анну прорвало. Еле сдерживая гнев и раздражение против меня (или против моих слов?), она начала говорить, сначала тихо и медленно, а потом с нарастающей быстротой и громкостью:

– Я не считаю, что я ему чем-то обязана! С какой стати я буду думать о его болевых точках, если он мне всю жизнь сломал?! Я не могу отношения с мужчинами строить – из-за него! Я не могу на маму смотреть без чувства презрения – из-за него! Я презираю сестру, раз она унижалась перед ним за квартиру, которую он ей отписал, – из-за него! Все из-за него! Не виделась с ним больше восьми лет и не собираюсь! – Анна буквально выплеснула свою боль. Ее дыхание участилось, лицо раскраснелось, в глазах – ярость, голос срывался от ненависти…

– Пиши в третьей колонке, – сказала я ей, протягивая ручку, которую она отбросила в сторону, – «Отписал квартиру сестре».

– Написала, – пробурчала «обиженная девочка Аня».

– Приготовь еще один насущный горький слой из третьей колонки, как мы делали.

Анна закусила губу, а потом – сквозь зубы:

– Папа, мне больно было и мерзко, и гадко, когда ты отписал квартиру сестре, а не нам пополам… Но я тебя прощаю!

– Супер! А теперь к четвертой колонке. Я буду диктовать, суммируя твои слова, а ты пиши: «не считала себя тебе чем-то обязанной», «обвиняла тебя в своих собственных косяках с мужчинами», «не навещала больше восьми лет»… Продолжи дальше сама.

Пауза. Стук по столу колпачком от ручки. Анна принялась писать.

«Не звоню тебе, хотя ты через всех знакомых и родственников просишь это делать».

«Не поздравила тебя с твоим 60-летним юбилеем».

«Предъявляла права на твою квартиру».

«Однажды в сердцах сказала: “Лучше бы ты умер!”».

«“Ты мне не отец!” – любимая моя фраза на любое твое замечание ко мне, начиная с 17 лет…»

– Сделаем здесь паузу. Готовим следующий слой нашего бутерброда. Опять слой медовый. Только мед здесь иного сорта. Напиши вместо грустной мордашки в четвертой колонке: «И ты меня прости за…»

– Это разве мед?

– Да. Это – величайшая радость: освобождение от чувства вины через признание своих «косяков», даже если в собственных глазах ты была полна самооправдания. Готова создавать следующий слой «Живительного бутерброда», лепешку, начинающуюся с «прости меня»? Или тебе моя помощь нужна?

– Думаю, нет. Не нужна. Работать по образцу умею. – Пауза. Глубокий вдох. «Папа, и ты меня прости, пожалуйста, за то, что я не считала себя ничем тебе обязанной…» «Папа, и ты меня прости за то, что я позволяла себе кричать тебе в лицо: “Ты мне не отец!”…»

Каждая фраза у Анны была ровная, гладкая, продуманная. В какой-то момент ее голос дрогнул, но потом – вдох/выдох, и все опять ровно. После последнего пункта в глазах – ожидание: «Что дальше?»

– А дальше, Аня, «мед» продолжается! Меда – чем больше, тем лучше! Запиши, что папе будет во благо, если ты это сделаешь; что ему было бы приятно получить от тебя; при этом все тобою написанное должно быть реально осуществимым. Можешь начать прямо с того, что написано в четвертой колонке, а потом продолжить.

Анна записала:

«Звонить раз в неделю… (Я: «Лучше указать конкретно, когда».) по вторникам в семь вечера».

«Приеду в отпуск – приглашу в кафешку на обед… (Я: «Укажи примерно, когда это будет».) в начале июня».

«Поздравлять с праздниками».

«Раз в месяц заказывать доставку любимых роллов…»

– И как же мы назовем пятую колонку в нашей табличке? – спросила она.

– Вместо сердечка напиши очень хорошее и сильное слово «благословение». Это то решение, которое ты принимаешь для себя, чтобы стало больше меда.

– Попробуй теперь собрать «Живительный бутерброд» из пазлов нашей таблицы.

Возьми по одному пункту из каждой колонки, скрепи их вместе, уложи в 40 секунд – максимум по 10 на каждый пункт.

– Папа, я благодарю тебя за твое «не ври!», что остановило меня от нечестных отношений с Эльчином и Геной, напрягает в Ярике. Но когда мне вспомнилось, как ты назвал нас с мамой и сестрой шалавами, от этого очень больно. Но я тебя прощаю. И ты меня прости, папа, что вычеркнула тебя из жизни, не звонила тебе. Папа, если тебе удобно, каждый вторник в семь вечера я буду звонить хотя бы просто для того, чтобы сказать: «Привет, папа! Это я».

– Супер! Уложилась в 30 секунд!

– Но о чем я буду говорить с ним каждый вторник?

– «Привет, папа, это я!», потом заранее приготовленный «Живительный бутерброд», и этого уже будет достаточно для процесса твоего исцеления, твоего освобождения от ядовитых эмоций. Каждый раз готовь такие бутербродики.

– Канапэшечки! – рассмеялась Анна.

– И самое важное, дорогая моя: помни, что эти «бутерброды» ты готовишь не для папы, не для того чтобы поменять папу, не для того чтобы преобразовать ваши взаимоотношения. Взаимоотношения на то и «взаимо», что предполагают общие усилия. Эти «бутерброды-канапэшки» ты готовишь ДЛЯ СЕБЯ САМОЙ. Не ставь задачу скормить их другому! Ты САМА съедаешь это горькое лекарство с медом, чтобы исцелить СЕБЯ и вычистить СВОЕ сердце от яда горечи, обиды, страха, стыда, вины, претензий, агрессии.

…Забегая вперед, скажу, что те несколько встреч с Анной я называю частью «золотого фонда» моей практики. До сих пор я поражаюсь, насколько качественно она включилась в механизмы восстановления своего внутреннего состояния, насколько быстро сформировались ее навыки в созидании отношений, а также насколько разительно контрастной стала обновленная жизнь Анны. Спустя полтора года после нашего с ней разговора она написала мне, что выходит замуж за вдовца с двумя маленькими детьми – пятилетней Маришей и трехлетним Васильком. Познакомились они с Антоном на похоронах его жены, двоюродной сестры Анны по маме (раньше она с ним не встречалась, ведь восемь лет жила с «выключенной» семьей). Анна внешне очень похожа на свою кузину, и в тот скорбный день похорон трехлетний малыш залез к ней на колени, прижался к ней и прошептал на ушко: «Мамочка, не уходи от нас, ладно?» Сердце Ани дрогнуло… Тетя Вита, мамина сестра, всегда любила Анну, а после похорон дочери стала ей писать, присылать фотографии детей, потом как-то приехала с ними к Ане в гости. Анна все чаще стала бывать в родном городе, где вскоре купила себе квартиру: их компания открыла там филиал, и Анне предложили должность управляющей. Все события стали происходить в ее жизни стремительно. С Антоном они стали активно общаться по видеосвязи, сначала сдержанно, только по поводу детей (кстати, Василек упорно называл ее с первого дня «мамой Аней»), а спустя полгода, Антон – «не мачо» (так его определила Аня) – очень неловко признался ей, что после смерти Валечки, своей жены, даже не мыслил о другой женщине, но Аня растопила сердца всех троих: и сына, и дочки, и его, Антона…

С «третьим» расставание произошло на удивление легко и быстро: новая Аня, «пролечившаяся бутербродами», пришлась ему не по душе. Настал день, когда Аня приготовила бутерброд и по отношению к нему, сразу расставив точки над «i» и благословив его честностью: «Благодарю тебя за пять лет дружеской помощи. Мне больно осознавать, что ты морочил мне голову смутными обещаниями жениться, но я тебя прощаю. И ты меня прости, что донимала тебя своими фантазиями и поддерживала твою игру со мной. Благословляю нас с тобой честностью: по-честному, ты для меня как потенциальный муж умер, как и я для тебя – как потенциальная жена». Аня призналась, что ее немного царапнула легкость, с которой он ее отпустил и занялся «окучиванием» новенькой секретарши босса. Но «Живительный бутерброд» сделал свое дело…

– И знаете, что?! – сказала Анна в конце нашего телефонного разговора. – Вдруг выяснилось, что я бесплодна. У меня не может быть детей. Никогда.

Я сначала опешила: новость о бесплодии совсем не стыковалась с ее радостным голосом. И, как бы предупреждая мой вопрос, Аня продолжила:

– Помните, Вы сказали мне, что жизнь настолько непредсказуема, а Бог настолько любящий, что сюрпризы будут всегда. Вы сказали мне еще, что мое правильное отношение к жизни принесет свои плоды, даже если сюрпризы будут не совсем приятные. Когда Антон сделал мне предложение, в памяти сразу отчетливо высветились слова из Псалма: «Неплодную вселяет в дом матерью, радующеюся о детях» [4]. Это же про меня!

Как видите, техника «Живительный бутерброд прощения» хорошо работает в душевном исцелении людей, особенно отравленных ядовитыми эмоциями.