Текст книги "Знат"

Chpt 3

Когда оно пришло в первый раз, маленький Знат потерял всех друзей. Во второй – родных. В третий это существо забрало бы у юноши любовь, но Знат успел все сделать сам. Существо назвалось Лихом. И сказало Лихо, что будет теперь Знат ему служить. Знат долго думал над предложением и согласился. Хотя предложения никакого не было.

Когда Фома в первый раз встретил существо, он лишился работы. Во второй – всех сбережений. А на третий раз Лихо забрало у него всю семью, подарив на прощание безобразный шрам.

Юра не встречался с Лихом ни разу, хотя очень старался. Лез туда, куда нормальные люди не полезли бы, дрался не с равными, а с теми, кто больше в несколько раз. Боролся с, как ему казалось, системой. Но Лихо было на него все равно. Юра не знал ничего, просто не мог знать. Все его родные от него отвернулись, когда до них дошла весть, что хочет сделать их сын. Сын с этим смирился и ушёл.

* * *

Утром я вспомнила про картину. Интересно, ее передали в бюро находок или кто-то утащил к себе в коллекцию? Мысли о прошлой, и такой близкой, жизни накрыли, как похмелье, очень захотелось поплакать. Рядом храпел Фома, положив под щеку топор. Вечером, когда мужчина начищал лезвие до блеска, он рассказал, что это родовое оружие принадлежало деду, а тому перешло от прадеда. Ручка давно иссохлась, поэтому Фома сам выстругал новую из старой древесины. Носил теперь с собой этот утяжелитель, как память.

Юра уткнулся носом в стену и говорил во сне. Из всей троицы он был самым беспокойным, даже ночью, постоянно вскрикивал и с кем-то спорил, чем будил Фому. Тот открывал один глаз, хмуро смотрел, перехватывал топор и опять засыпал.

Зната в доме не было. Его последние слова заставили меня задумываться и проверять каждый сантиметр вокруг себя. Искать хоть что-нибудь, что могло выдать сон. Мне почему-то было мало домовых и прочей нечисти. Тем более, что в квартире мог быть вообще не домовой, а крыса. Настоящих домушников я не видела. Да и рассказы этой троицы – много чего можно придумать, рассказать. Но пообщаться со Знатом мне хотелось, я накинула поверх своей куртки старую телогрейку, которую нашла на чердаке и вышла на улицу.

Зната я нашла за территорией участка, он стоял возле дороги и смотрел на грязь, в руках держал поломанный знак из веток.

– Видишь, следы, – он показал мне глубокие борозды, как от лыж или палок, не поздоровался, даже не повернулся ко мне. – Это не человек, но шло оно за нами. И ушло дальше в лес.

Я подошла ближе.

– По мне, так это лыжня в грязи, – недоверчиво посмотрела на Зната.

– Лыжня в грязи, хорошее сравнение, – он улыбнулся. – Когда будешь видеть такие вот обычные вещи в самом странном исполнении, знай, что это не человек. Ни один нормальный человек не наденет лыжи в такую погоду.

Я кивнула, подумала, что Знат вполне мог быть таким человеком, надеть лыжи и елозить ими по грязевой жижи. Только его белые кроссовки, я только сейчас обратила внимание на обувь, были идеально белыми. Слегка потертыми, со стертыми пятками, чёрными следами на шнурках от колец. Но белыми.

– А оно вернётся? – спросила я, немного помолчав, решим принять правила игры.

– Да, оно же чует, где мы, – Знат улыбнулся. – И тебя чует, твои странные вопросы.

– Не менее странные, чем вы все, – парировала я.

– Ты действительно не помнишь ничего?

– Нет, а должна? У меня после этой ночи вообще ощущение, что я во сне. Не помню правда, спала ли я во сне или нет.

– Не сон это, – грустно сказал Знат, доломал веточки и выкинул подальше от забора. Потом засунул руку в карман, достал из кармана какой-то камень с дыркой, повесил на оставшиеся веревки и сунул мне.

– И что это?

– Речная галька, знающие верили, что она может защитить от беды.

– И как? Защищала?

– Не знаю, у них ее не было.

С этими словами он развернулся и пошёл в сторону дома. Я осталась стоять за забором и смотреть на гальку в руке. В какой-то момент мне показалось, что камень удлинился. Я моргнула, ничего не произошло.

Знат что-то знал, знал куда больше Фомы и Юры. Он словно играл по правилам этого мира. Мира, в который меня засунули, хотя я этого не желала. Из леса запахло болотом, и я поскорее пошла к дому.

Итак, я проснулась в том же вагоне, где заснула, на своей конечной станции. Рядом три человека, которых я никогда не видела, абсолютная разруха и ожидание тьмы, которое стало частью этого мира.

Я споткнулась о кочку, чуть не уронила камень, обернулась и заорала. На меня из лесу смотрело жуткое существо с обвисшими веками, оно открыло рот и что-то мне сказало. Но я не услышала ни слова. На вопль никто не вышел, я будто не орала во все легкие, срывая горло. Замолчать получилось только когда я упала, поскользнувшись и больно ударилась о землю. Существо исчезло. Горло саднило, а в ушах звенело.

В доме все шло как обычно: Юра воевал с печью, Фома обнимался с топором и Знат читал старую газету.

– Вы ничего не слышали? – сипло спросила я.

– А что мы должны были услышать? – подал голос Юра.

– Ну, крики, – неуверенно сказала я.

– Слышали, – хохотнул Юра, я нахмурилась, – под крышей всю ночь чайки кричали.

– Ага, чайки, – отозвался Фома. – Одна чайка, которая никак не могла заткнуться до рассвета.

Юра пропустил это замечание мимо ушей.

Получается, меня никто не слышал. Это было странно, жутко и очень неприятно. Остался только Знат, но он ничем не выдавал себя, сидел и читал газету.

– Ты тоже ничего не слышал? – я села рядом и заглянула в газету.

Знат внимательно посмотрел на меня.

– Кого ты видела?

– Я тебе сейчас лицо откушу! – прорычала я, сама не от себя не ожидая. Можно долго испытывать чужое терпение, и в один прекрасный момент оно закончится. Можно долго водить человека загадка далеко да около, и в один прекрасный момент ему это надоест.

Знат засмеялась, громко, привлекая к себе внимания, аж до икоты. А потом успокоился так же резко, как завёлся.

– Так кого ты видела?

– Понятия не имею, – злобно ответила я. – Но я испугалась, а ко мне никто не вышел. А если бы на меня напали?

– На территорию никто из темных всяких зайти не может, а с речной галькой никто увидеть тебя не может. Я же тебе сказал, что это защита.

– Значит ты меня слышал?

– Только глухой такие вопли пропустил бы. Так мы выяснили, что Фома и Юра – глухие. Могут не бояться того, кто шел за нами.

Мне стало очень холодно под телогрейкой, я прижалась спиной к нагревающейся печке и еще раз посмотрела на камень. Он действительно менялся, принимал очертания бегущего человечка или веточки.

Чтобы успокоиться, я стала наблюдать за Юрой и Фомой. Глухие, почему они глухие? Они ведь все слышат, отвечают.

Фома рассказывал, что он одержим местью, и его цель только найти этого палача, повторял это несколько раз за день. Правда, я очень сомневалась, что он вообще способен хоть кого-нибудь убить. Топор был для устрашения, но мужчина даже самую мелкую дрянь не мог выгнать из дома. В поленнице жила крыса, которая забежала в дом и спряталась за печкой. В итоге Фома сказал, что не будет ее трогать, потому что может раздавить.

А Юра очень бурно переживал за какого-то своего друга. Последнее, что он слышал в рации, были крики с одной из точек. Гвардейцы накрыли акцию раньше, чем та состоялась. Еще он постоянно корил себя за то, что выкинул свою рацию. Сначала, мол, испугался, что по ней его могут засечь, теперь страдал, что потерял единственную связь со своими.

Знат продолжал читать свою дурацкую газету. Я пыталась разобрать слова, но краска выцвела и в перевернутом состоянии прочитать было невозможно.

– Самая жесть была, когда все только началось, – Фома вдруг ударился в воспоминания, отстав наконец от топора. – Стали собирать данные со всех семей: у кого как давно идёт род, сколько родных, были ли разводы, кто умеет общаться со всякими, кому передавали умение. Первыми под удар попали старики, естественно.

– Да, у меня соседка была, – вставил Юра. – Классная бабка, у неё белье всегда сохло, даже под дождем, а кошка весь дом от мышей спасала. За ней пришли, когда последний снег шёл, а как увели, снег прекратился.

– После первой ночи вообще нормальная погода прекратилась, – Знат включился в разговор, сел рядом с печкой, прислонившись спиной к тёплой стенке. – Как и нормальная жизнь.

Все опять замолчали.

– Мы в район вообще пойдём? – встрепенулся вдруг Фома.

– Так не хочется, – пробормотал Юра.

– Никому не хочется, но и жить тут у нас не получится, – топор с досадой воткнулся в скамейку. – Кто-то ходит вокруг постоянно.

– Фома, – Знат вдруг резко наклонился к нему. – А ты случайно не знающий? Шиликунов подкормил, домового обнаружил, видишь кого-то.

– Да ты что! – испугался тот. – Я же говорю, что плохо у бабки своей учился. Могу по мелочи только, что помню.

– Уничтожали всех, даже тех, кто по мелочи, – заметил Знат.

Фома промолчал.

– Я рацию хочу свою найти.

Юра вдруг резко подорвался и выскочил на улицу, а потом вернулся.

– Только, я бы переоделся, во что-нибудь потеплее.

Фома молча махнул на рюкзак, который вчера бросили и забыли. Пледы нашлись дома, а про одежду никто и не подумал.

– А мы всей толпой пойдём? – спросила я.

– Хочешь, оставайся, – ответил мне Юра.

Я замотала головой. Перспектива сидеть в холодной доме одной, меня не устраивала.

* * *

– А цель оправдывает средства?

– Зависит от цели и средств.

– Ну, например, у тебя выбор – уничтожить полмиллиона человек, чтобы остальные шесть миллиардов жили. Ты на это пойдёшь?

– Надеюсь, я не буду стоять перед таким выбором никогда.

За окном мело, зима добралась до города только в феврале и во всю отыгрывалась на облетевших деревьях и не успевших спрятаться прохожих. На окне сидел чёрный кот и пытался поймать снежинки, прилипшие снаружи.

В старой кухне было уютно, на газовой плите шкварчал чайник – скоро закипит. На столе разложили порезанный рулет. Один взял гитару, второй тупил в окно, периодически отвлекаясь на кота, третий сидел в интернете.

– Собираемся раз в полгода, а о чем поговорить не знаем, – Знат положил телефон и посмотрел на друга, тот перебирал простенький аккорд.

– А о чем можно говорить, когда просто хорошо? – второй оторвался от кота. – Я машину перебрал, теперь с проводкой все хорошо.

– Ага, зато дверь не закрывается, – хохотнул Знат.

– А мы проект новый запускаем, будем строить большой объект в калужской области. Поедешь с нами? Твои фольклорные знания нам очень пригодятся, устроим небольшой лекторий для желающих.

Знат кивнул. Он сидел и думал, что должно произойти, чтобы уничтожение такого количества душ оправдало спасение остальных. Что-то либо очень плохое, либо непреложное. И точно не ему решать, поступать так или нет. И точно не ему в этом участвовать.

Нет ничего более зыбкого, чем определенно точное. Когда пришло Лихо, Знат лишился друзей, в душе стало расти чёрное пятно, которое захватывало его целиком. Если бы у него был выбор: отдать огню того бухого кретина, что вылетел на встречку и снес машину с ребятами, или самих ребят, он бы не задумываясь отдал первого. Только первый выжил, отмазался и свалил. Чёрное пятно стало еще больше. Лихо подпиталось чужой болью.

Черный кот сидел рядом со Знатом и кивал: цель оправдывает средства. В данном случае все именно так и должно быть.

* * *

То, что за нами кто-то шёл, Фома и Юра увидели на второй день. Та самая лыжня в грязи теперь полностью опоясывала наш дом и уходила обратно к городу. Следы, которые раньше вели в глубь леса, исчезали. Хватило часа, чтобы они стали еле заметными. А к вечеру уже нельзя было понять, куда это что-то ходило.

– Интересно, как оно по ступенькам на лыжах передвигается?

Я мысленно представила, как эта тварь переступает длинными ногами по ступенькам моста. Жуткого моста, который меня пугал, когда я была маленькой и продолжал пугать сейчас.

Этот мост казался мрачным напоминанием того, что будет, если люди уйдут с насиженных мест. Сейчас это стало памятником всему, что тут случилось.

– А может оно не через мост, а через дорогу сигает? Пролезает сквозь забор и чешет по асфальту.

– Ага, осталось только понять, кто этот кто-то, давайте к метро сходим, заодно и этого кого-то поищем?

Желание Юры найти свою рацию стало перерастать в какую-то манию. Он был уверен, что его ищут, и что, найди мы средство связи, он сможет договориться со своей командой, и нас всех переведут в другой район. А что там, в этом другом районе, никто не знал. Но всяко лучше, чем здесь, в брошенном доме, вокруг которого наворачивает круги всякое странное.

Юра так яростно доказывал, что нас точно выведут, послушав его, что Фома не выдержал.

– Мне нравится, как ты нам по чуть-чуть рассказываешь о себе, – в его интонациях я услышала те самые нотки, которыми Юра хвалил меня за отсутствие истерики. – То тут, то там всплывают все новые и новые подробности. Теперь вот, оказывается, эти все компании еще и под тобой.

– А ты, можно подумать, весь из себя такой праведный мститель, правосудие совершить хочешь, – огрызнулся Юра. – Шаришься по спальным районам с топором. Может ты из мародеров? Вон, как лихо всю квартиру осмотрел, сразу нашёл, что годно, а что нет. Может у тебя и трагедии никакой не было? Напоролся на топор во сне, вот и придумал байку, чтобы позорный шрам обьяснить.

– Да как ты смеешь? – Фома подскочил и выхватил топор из-за пояса.

– Носишься с этим куском металла, как с писаной торбой, – не унимался Юра, шаря глазами по дому в поисках оружия.

– Я тебе сейчас этот кусок металл между глаз посажу! – орал Фома.

Знат сидел в углу и смотрел на свару, потом перевёл взгляд куда-то в угол и улыбнулся своей, уже фирменной, улыбкой.

– Кажется, в доме злыдни, – проговорил он задумчиво. – Или переруги, у них одна природа.

– Да помолчи ты, не до тебя, – отмахнулся от Зната Фома, готовясь метнуть топор.

Юра успел вовремя нагнуться, лезвие просвистело над головой и отскочило от печки, углом задело юрину руку, но только слегка поцарапало.

– Да ты обалдел! – Юра кинулся вперёд на Фому. Завязалась драка.

Я вылетела на улицу, не хотелось попасть в это круговорот мечущихся туда сюда рук и ног. Следом вышел Знат.

– Они друг друга не убьют? – спросила я, прислушиваясь к звукам из дома.

– Синяки новые поставят и успокоятся, – ответил тот и поднял голову к небу.

Я посмотрела туда же. Облака висели плотным белым полотном, местами с серыми пятнами. Мороси, к которой уже успела привыкнуть и не обращала на неё внимания, не было. Изо рта густо выходил пар.

– Снег пошёл, – сказал Знат задумчиво, – это хорошо. Это признак перемен.

Я удивленно посмотрела на парня, потом ещё раз на небо. Действительно, оттуда медленно падали снежинки. Мелкие-мелкие, еле заметные на фоне светлых облаков, но удивительно яркие, на темных волосах Зната.

– Вы говорили, что тут очень давно не было снега, – заметила я.

– Да, последний раз шёл снег, когда убили первого знатка. В тот день белые мухи кружили особенно резво, мешали бойцам сосредоточиться. Словно не хотели, чтобы эта бойня начиналась. Интересно, есть ли у снега способность думать?

– Фома говорил, что остался последний знающий, который может все исправить. Может, этот первый снег – надежда, что все вернётся?

– Не вернётся, – покачал головой Знат. – Всех знающих убил палач.

– Который был одним из них, – закончила я.

Знат кивнул, открыл дверь, а сам отошёл за неё.

– Выпусти злыдней за порог, – сказал он мне.

Я посторонилась. Клубы грязи, ворча и переругиваясь вылетели яростным вихрем и скрылись в высохших ветках гортензии. Наверное, летом она очень густо цветёт.

Я посмотрела вслед злыдням, а потом перевела взгляд на Зната.

Слухи ходят про последнего знающего, последнего. Который всех убил. Которого все ищут. И хоть я не верю в этот мир, у него есть свои правила и свои персонажи. И я поняла, наконец-то поняла, что за персонаж Знат. Что именно он забыл в спальном районе вместе с этими нелепыми мстителями.

– Знат, – позвала я тихо.

Он не услышал, зашёл в дом, ветром закрыло дверь.

– Знат, я знаю, что ты здесь делаешь, – я говорила шепотом, боясь, что он меня услышит, при этом очень желая обратного.

Паника охватила меня. Захотелось выть, бежать в лес, потеряться, попасть на рога лосю. Что угодно, но не заходить в дом. В дом, где каждый из них мог убить. Где каждый был олицетворением какой-то проблемы.

– Просто из двух зол…

– Выросло третье.

Сказали у меня под ногами два голоса и с громким топотом убежали в лес. Я обернулась им вслед. Между чёрных деревьев стояла пустота и снова смотрела на меня. Пустота очень хотела подойти ближе, но защита не пускала. Я больше не кричала от его видал, не было смысла. Тогда пустота развернулась и ушла в сторону города, загребая чёрными ногами так сильно, что борозды в грязи стали глубже. Не было никаких лыж, просто это существо вообще не поднимало ноги.

Chpt 4

Приказ вышел быстро. Там словно вообще не обсуждали этическую сторону вопроса: убить, значит убить. Нарушит это равновесие в мире или нет, никто не задумывался. Говорили даже, что некому было задумываться. Первыми жертвами были на знатки, первые жертвы остались там, на своих местах, обтянутых кожей. Никто не мог сказать точно, кому теперь принадлежит город, и почему надо выполнять приказы. Поверх всех логотипов и гербов налепили дерево, страшное, искореженное. Что именно оно значило, никто не мог понять, но домовым оно не нравилось, а знающие старались лишний раз эту тему не поднимать. Все чаще в квартирах вспыхивали ссоры, и еще чаще в подъездах что-то плакало, выводило из себя.

Исполнителя нашли почти сразу, он сам вызвался, пришёл и предложил свои услуги. Знающий, который мог вычислить любого. Он же научил Охоту искать, он же подал идею, что всех, кто останется проще согнать в коммуналки в центре. Зачем держать внимание на огромной территории, по которой размажутся тонким слоем недовольные?

Город можно не закрывать, без знатков соваться за МКАД будет опасно. Не одни ауки уже почувствовали свободу и стали завывать среди высоких панельных домов.

Говорили, что он не просто так взялся за это чёрное дело. Словно затеял какую-то странную игру с бедой, которая пришла в этот мир. Вот только те, кто так говорил, погибали первыми. Он убивал их всех.

* * *

Я зашла в дом следом за Знатом, тихо прошла к своему месту у окна и села. Знат обернулся, посмотрел на меня и просто пожал плечами.

Просто. Пожал. Плечами.

Могу поспорить, что он понял, о чем я думала. Фома так часто трещал про свою миссию найти этого палача, делился мнением, куда этот ирод мог деться. Абсолютно уверенный, что из города он не уходил. Такие люди приманивают себе подобных, за ним паровозом шли бы всякие разные.

И почему у Фомы даже мысли не возникало, что это может быть Знат? А что будет, если я выскажу эту мысль? Если за ним охотятся, значит быть рядом опаснее, чем одному блуждать по городу.

Я снова посмотрела на Зната, тот покачал головой.

– А если ваш мир не настоящий? – сказала я не то, что хотела и нахмурилась.

– В плане? – отозвался Фома.

– Ну, если вы, вот это все – я обвела рукой пространство. – Мой сон, а я сплю сейчас в вагоне, потому что страшно вымоталась и потеряла картину?

– О, так ты художник? – Юра зацепился явно не за ту мысль, которую я ожидала.

– Да, я рисую. Не о том речь, – попыталась я вернуться к теме.

– А портрет нарисуешь? – спросил Фома.

– Вы издеваетесь?

– Почему сразу издеваемся? – обиделся Фома. – Так просто спрашиваем. Вдруг ты умеешь рисовать портреты.

– Умею, – буркнула я. – Но что вы все таки скажете, если этот мир не настоящий?

– Если? – переспросил Юра. – А ты докажи, что это «если» так и есть.

Он с силой ущипнул себя и показал мне расползающийся синяк.

– Скажешь, выдуманный? – Юра потряс рукой прямо у меня под носом.

Запах пота буквально сшиб меня с лавки, заставил закашляться и отвернуться.

– Запахи, по твоему, тоже выдуманные? – спросил Знат со своего места.

Он смеялся!

Я сначала страшно испугалась своего открытия, но теперь мне просто стало противно.

У него не просто руки были по локоть в крови. Он в ней купался, у него бы кровяной дождь, потоп. Я не знаю, считали ли, сколько народу он угробил, но меня просто воротило от его общества. Такой красивый, располагающий к себе, такой гнилой внутри.

И он понял, что я чувствую, когда он смотрит на меня или проходит мимо. А спокоен он по той причине, что я Фоме ни за что не открою этой тайны. Даже если я попытаюсь, у меня не получится. Мне никто не поверит, как не поверили моим сомнениям по поводу всего происходящего. А еще мне стало казаться, что он ждал, что я раньше догадаюсь. Было слишком много подсказок. Он сам ставал давать эти подсказки, хотел, чтобы я знала, кто он на самом деле.

И эта чернота за деревьями пришла за ним. За последним знающим.

Я охнула, Знат посмотрел в мою сторону. Моя картина.

Она же называлась «Последний знающий». Это было слишком большим совпадением. Но я рисовала человека, у которого не было выбора, который делал свою мертвую работу, потому что знал, что дальше будет свет. Знал, что за его выбором стоит будущее.

От мыслей отвлёк Юра.

– Давайте все-таки дойдём до метро, там по дороге куча продуктовых во дворах, а нам надо пополнить запасы, – он приложил к синяку банку с тушенкой.

– А еще где-то там валяется твоя рация, – заметил Фома.

Они еще злобно посматривали друг на друга, но уже не нападали, не пытались задеть или оскорбить. Может, дело было действительно в злыднях, которых залезли к нам в дом и от души напитались чужой яростью, или отвлекла их своим вопросом.

Я идти никуда не хотела, Знат сказал, что кажется простыл, поэтому лучше тоже посидит на месте. Фома с Юрой не стали спорить и ушли вместе.

Один все надеялся наткнуться на палача в городе, а второй уже надоел со своей рацией.

Я же хотела поговорить со Знатом. Меня мучил вопрос: зачем он все это делал? Мог ли отказаться? Совпадение с моей картиной не давало покоя.

* * *

Он помнил его глаза. Испуганные, но холодные. Старик считался самым сильным знатком в городе. В многомиллионной столице, где каждый – самый сильный. Этот был наделён мудростью, годами и силой. Серые глаза стали почти белыми, как его борода и брови. Волос на голове почти не осталось, они выбивались жиденькими пучками из-под чёрной шерстяной шапки. Он не сопротивлялся, когда за ним пришли, не пытался скрыть, что вся семья состоит из знающих. Он молча встал, глядя на вывернутую с корнем дверь своей квартиры, так же молча подошёл к родным, поцеловал каждого в лоб. Знат терпеливо ждал. Для этого дела ему выдали чёрную гвардейскую форму. Отличалась она от всех только тем, что перевёрнутое дерево было не на груди, а на спине. Теперь символом этих мест было оно. Форма сдавливала в груди, слишком туго завязывался узел на вороте. Слишком жесткими были ботинки. Слишком душной оказалась квартира первого знающего.

Старик вышел на улицу, никак не отреагировав на тычки гвардейцев. За его спиной душила слёзы супруга и дети. С неба густо валил снег. Не было видно ничего дальше протянутой руки.

Убивать надо было глядя в глаза. Чтобы видеть, что сила в них погасла окончательно. Убивать надо было так, чтобы ничего не оставалось от знающего.

Снег падал на бороду старику и таял от его дыхания. Старик мучился. Сила пыталась вырваться из него, билась в клетке мертвого тела. Вокруг ревели. Старика Знат убил сам, а остальных порешили гвардейцы.

– Борись, мальчик, – прошептал знаток на прощание, и его глаза остекленели.

Белые мухи исчезли моментально, превратились в воду, которая мелкой пыльцой обхватила стоящих вокруг палачей и их работу.

В эту ночь убили почти всех, а потом стали искать тех, кто сбежал.

Знат нашёл каждого.

* * *

Паническая атака всегда приходит очень не вовремя, стискивает где-то в районе горла и невозможно не вдохнуть, не выдохнуть.

Я помирала от страха, ожидая, что Знат кинется на меня, начнёт колдовать или просто заговорит. Я так хотела с ним поговорить, и так боялась произнести хоть слово. А он медленно топил печь, медленно выгонял из избы очередных духов, также медленно подходил к окну и смотрел на чёрное пятно среди деревьев.

Он тянул время.

Я так и не успела ничего сказать, Фома и Юра вернулись очень скоро, встревоженные и запутанные.

– Мы перешли через мост и должны были спуститься на той стороне, – начал сразу Фома. – Но оказались здесь. Развернулись, попробовали еще раз – та же фигня.

– Попытались по одному пройти, – вклинился в рассказ Юра, – но получилось тоже самое. Я стоял, ждал Фому у лестницы, он поднялся наверх, быстро убежал в сторону города, а выбежал ко мне.

Знат нахмурился.

– Бабка говорила, что когда путь так закольцовывается, кто-то закрыл дорогу, – закончил Фома.

– Наверное, это тот, кто ходит вокруг дома, – предположил Юра. – Хочет нас голодом заморить и в лес увести.

– И там сожрать, ага, – скептически заметил Знат. – Этот кто-то не хочет, чтобы мы разделялись. Подозреваю, что если мы все вместе пойдём, мост пропустит.

– А что такого в том, что мы разделимся? – спросила я.

– Не по плану, – коротко ответил Знат, чем очень напугал меня.

Готовность Фомы метнуть топор в голову, причастность Юры к местной оппозиции и прошлое Зната играли очень плохую игру с моей тревожностью. Я не хотела думать, что будет дальше, когда им всем надоест прятаться, когда Фома все же догадается, что его жертва стоит совсем рядом. Когда Знат начнёт защищаться, а Юра притащит сюда своих людей. До кучи еще можно добавить гвардейцев, и тогда я просто помру от переживаний, а не от шального оружия. И пусть я продолжала твердить себе, что весь этот мир – чья-то чертова выдумка, потому что он все еще разваливается у меня на глазах, я не была уверена, что в безопасности. Что не развалюсь вместе с ним.

Меньше всего меня заботила черная тьма, которая закрыла выход в город. Перестали удивлять мелкие демоны и духи, они теперь выглядели такой естественной частью этого мира, что без тут было бы пусто. Иногда я представляла, какой был бы дом с домовым. Наверное, говорливый. Было легче понимать, что это не мой мир, другой, со своими правилами, а я тут просто гостья, случайно залетела.

Мы все сидели и молчали. Могу поспорить, что каждый ждал, когда решение придёт само. Я так иногда делаю, когда не знаю, куда двигаться дальше. Просто сажусь и жду.

В абсолютной тишине из лесу стали звать. Тихо и по имени. Фома подорвался.

– Любка?

Его глаза заметались по деревьям, в поисках источника звука.

– ЛЮБА! – заорал он и попытался побежать, но в него вцепился Знат.

– Стой! Это аука, туда нельзя, погибнешь!

– Я тоже слышу, что меня зовут, – бесцветно произнёс Юра. – Меня он зовёт.

– Оно всех зовёт, а значит, пора уходить. Чем дольше зовёт, тем сложнее терпеть.

Фома затрясся в объятиях Зната и медленно опустился на землю.

– У нас есть только один выход, – медленно повторил Знат. – Уйти из дома обратно в город, потому что то, что ходил вокруг дома точит защиту. А от голоса ауки мы не защитимся никакими веточками.

Я посмотрела в сторону леса и вскрикнула. То, что я видела мельком с обвисшей кожей, теперь показало себя достаточно четко, чтобы его бояться.

Чёрная тьма оформилась в высокого и очень худого мужичка. У него были невозможно длинные ступни, опущенные ниже колен узловатые руки, покрытые пятнами грязи. Но самое жуткое – это его лицо. Высохшее, обтянутое желтовато-серой кожей, с высоким лбом, плешивой кепкой, сдвинутой на затылок. Когда он открыл рот, вывалился длинный синий язык и с чмоком упал на ноги. Из пасти потекла чёрная грязь. Меня чуть не стошнило от увиденного. Я перевела взгляд на Зната и впервые увидела в его глазах ужас.

Он был хорошо знаком с этим существом.

– Надеюсь, то, что я тебе дал, у тебя, – еле слышно проговорил он, поднял на ноги Фому, пихнул в сторону дороги Юру и пятясь пошёл следом.

Я нащупала в кармане подарок. Речная галька превратилась в фигурный камешек. Я очень хотела достать, посмотреть, но что-то меня остановило. Почувствовало, что существу нельзя знать об этом подарке.

Мы бежали к мосту, оскальзываясь на подтаявшем снеге. Сзади шаркало оно.

Как и говорил Знат, мост пропустил нас всех, но мы еле успели спрятаться от гвардейцев, которые дежурили с этой стороны.

Район был полностью заполнен людьми в форме.

– Что значит это дерево? – тихо спросила я Зната.

– Перевёрнутый дуб. Желание унизить самый главный символ, показать, что у него тут власти больше нет, – скороговоркой ответил тот.

Мы пошли через лес вдоль дороги, прячась за поваленными деревьями и пытаясь разглядеть на той стороне жуткое существо.

– Надо как-то добраться до метро, – опять завёл свою волынку Юра.

– Слушай, может мы просто свалим из этого района? – спросил Фома. – На кой черт тебе сдалась эта рация? Найдёшь связь с ними в другом районе. Вы же наверняка где-то базируетесь.

– Базируемся, в ЗАО, – ответил Юра. – Мы туда несколько дней идти будем.

– Лучше уже мы туда дойдём, чем поляжем у метро, – стоял на своём Фома.

– Но нам все равно идти мимо метро, через центр, через весь город!

Знат терпеливо слушал очередные препирательства.

– Надо заглянуть в твою квартиру, – сказал он вдруг мне. – Она же рядом с лесом?

Я ничего не поняла, но на всякий случай кивнула, было интересно посмотреть, как выглядит мой дом здесь.

– Слушайте, я только сейчас заметил, – выдал Фома, – снег идёт. Мелкий, но снег. Нормальный снег!

– Ой, и правда, – эхом подхватил Юра.

Знат лишь покачал головой. У меня больше не было вопросов, почему эти двое еще не догадались, кто такой Знат. Они не только глухи к некоторым вещам, но и еще слепы. Так же слепы, как все в моем мире. Я споткнулась от этой мысли.

– Верно, – Знат подхватил меня, а заодно и мои мысли.

– А что в моей квартире?

– Надо посмотреть, чего там нет, – ответил Знат. – Ключи далеко?

Я звякнула карманом. Они все это время были у меня под рукой, переплелись с веревкой от камушка. Который уже не камушек, а что-то большее.

Когда мы пробирались к моему дому, я порадовалась, что в своё время на этом пустыре построили каток, бесполезный металлический сарай и множество маленьких домиков, где когда-то базировался садовый центр. Это все хорошо закрывало нас от гвардейцев, и, кажется, Знат тоже сыграл в этом свою роль. Я не знаю другого объяснения, почему все гвардейцы смотрели в противоположную от нас сторону, никто не повернул к нам головы.

Ключи без проблем подошли к замку, дверь открылась. На встретил тот же самый гнилостный запах, что и в первой квартире. Ногами я зацепила старую влажную тряпочку.

– Недавно умер, – сказал Фома, изучая оставшееся от домового тряпьё. – за хозяйкой не смог пойти.