Текст книги "Метро 2033. Переход"

Когда отряд свернул на проспект Вахитова, Нель вынырнул из пучин своих мыслей и дотронулся пальцем в прорезиненной перчатке до стекла противогазной маски. Пленки, препятствующие запотеванию, давным-давно закончились, поэтому перед каждым выходом на поверхность мародер тщательно натирал стекла вонючим хозяйственным мылом. Дедовский способ работал.

Тай громко выругался, когда асфальт, поддавшись под его весом, провалился. С трудом вытащив из образовавшейся ямы ногу, он двинулся дальше, стараясь ступать как можно мягче. Получалось не очень. Просто конструкция костюма Железного Дровосека не давала такой возможности – как бы ты ни старался идти тихо, все равно будешь топать и громыхать сочленениями, шумя, как трамвай на полном ходу.

Ван принялся ругать бойца за шум. Здоровяк смущенно пытался оправдаться, продолжая голосить: похоже, тише он говорить банально не мог. Остальные бойцы в перепалке не участвовали, привычно оглядывая улицу. Видимо, такое бывало нередко.

Только как же они вообще выживают в таком случае?

Голову пронзила резкая боль, в глазах потемнело. Мародер качнулся в сторону, но, удержав равновесие, остался на ногах. Откуда-то издалека послышался звук, напоминавший лай собак.

Нель попытался вслушаться, пропуская мимо ушей все, что орал караванщик. Действительно, лай на несколько собачьих глоток. Более того, он постепенно становился громче, приближаясь. Что могло означать только одно.

– Заткнулись, оба! – рявкнул мародер, поймав на себе удивленные взгляды всех пятерых спутников. Снова вслушался – узнать, не напутал ли он чего в вое двух луженых глоток. Лай повторился.

– В чем дело, военный? – попытался встрять Ван. – Ты не в армии, тут я командую.

Первым порывом Нельсона было дать в морду зарвавшемуся торгашу, но он сумел удержать себя в руках. Быстрым движением перевел автомат в режим огня очередями и двинулся к ближайшей подъездной двери, чувствуя сквозь резину комбинезона недоуменные взгляды на своей спине. Ладно, хоть не целился никто.

– Прислушайся, если не понял еще, – не оборачиваясь, бросил он. – Пацаны, кому жить не надоело, давайте за мной.

– Военный, ты охренел? – снова спросил караванщик. – Это мои люди, и они пойдут туда, куда я.

Голову снова прострелило болью. Мародер отчаялся докричаться до торгашей.

– Ну, как хотите, – произнес Нельсон, обращаясь то ли к своим спутникам, то ли сам к себе. Он рванул на себя тяжелую металлическую дверь подъезда.

Сделав первый шаг в теплое и сырое нутро подъезда, Нель услышал за своей спиной шаги. Как ни странно, первым, кто поспешил за мародером, был здоровяк Тай. За ним последовали и остальные.

Нельсон вошел в подъезд, освещая дорогу подствольным тактическим фонарем, проверил пол на предмет костей или звериного помета, осмотрел потолок в поисках лиан и мха. Подъезд был чистым. Подозрительно чистым. Нет, конечно, здесь лежал толстый слой пыли, как и везде, но на нее мародер давно научился не обращать внимания.

Главное – не проморгать следы в этой пыли.

Лестница была крепкой, без трещин. Нель побежал по ней наверх, проверяя двери. Тяжёлые, металлические – тут жили богатые люди, которым было что скрывать и чего опасаться. Одна из дверей на третьем этаже была открыта, но мародер просто захлопнул ее на ходу.

Площадка между третьим и вторым была признана ненадежной, поэтому Нель поднялся на площадку между третьим и четвертым. Бойцы из охраны каравана двигались за ним шаг в шаг; Ван наверняка был недоволен этим, но решил промолчать, капитулировав перед мнением большинства.

– Ты! – приказал Нель, указывая на одного из караванщиков. – Занимаешь этаж выше! Второй, этаж ниже! Тай, ты самый тяжелый. Иди вниз, попытайся заблокировать дверь. Не знаю как, упрись там. Ван, иди сюда.

Сам он присел возле окна, выходящего на проспект, рукой в перчатке аккуратно стер покрывающий его слой пыли. Ван устроился рядом, очистив для себя поле зрения таким же образом. А через секунду караванщик вытаращил глаза, глядя на то, что происходило на улице.

Улицу затопили тела, покрытые шерстью разных цветов: черные, рыжие с подпалинами, коричневые, белые альбиносы. Лай, рычание, вой – даже спасаясь от неизвестной опасности, твари умудрялись продолжать грызться. Еще бы. Здесь была не одна стая…

– Что же это такое… – прошептал караванщик.

– Собаки, сам будто не видишь, – ответил ему Нельсон. – Здесь минимум три стаи. Если не четыре.

Они больше не были похожи на тех псов, что жили в квартирах и клянчили еду со столов. Они стали слишком крупными даже для тех пород, которые были выведены людьми, чтобы драться между собой на потеху зрителям.

Им не хватало еды, но останки бывших хозяев планеты, умирающих от радиации и вирусов, стали прекрасной пищей. Оттого и кости все растащены. Оттого и трупов не так много, как могло быть: часть из них псы волокли во дворы, чтобы вскормить сладким человеческим мясом молодняк.

– Да я вижу, что это собаки, – нервно ответил Ван. – Почему они убегают? Кто их спугнул?

– Ну, видимо, сейчас мы увидим и это. – Нель привычным жестом пожал плечами, чувствуя, как по спине течет пот.

– Может, гон? – спросил Ван, заглянув в глаза мародера. Собаки уже миновали их поле зрения, и проспект снова стал таким же пустым, как до их нашествия. – Такое же бывает на поверхности?

Бывало. Два раза в год, по весне и по осени твари сходили с ума и начинали хаотично перемещаться по городу. От мародеров, которым не хватило мозгов убраться с дороги тварей, не оставалось ничего – любовная горячка не мешала мутантам подкрепляться прямо на ходу.

Но это был не гон.

Лай затих. Послышался новый звук, как будто снег приминается под чьими-то ногами.

Только снега ведь нигде не было.

Это хрустел асфальт.

Огромный, размером с вагон поезда бледно-красный червь полз по проспекту, оставляя после себя канаву метра в три шириной, мгновенно заполняющуюся зеленоватой слизью, слегка светившейся в темноте. Несмотря на темноту и расстояние, Нель мог разглядеть, как под слоем кутикул перекатывались мышцы.

– Что это такое? – снова задал вопрос мародеру караванщик.

О чем-то подобном Нельсон уже слышал. О канавах и ходах, которые видели другие мародеры. Одни говорили, что это кроты-мутанты, другие – что огромный земляной червь. Судя по всему, сторонники второй гипотезы были правы.

Один черт, расскажешь кому – не поверят. Скажут, надышался спорами какими-нибудь в подъезде и торкнуло. Мародер даже на всякий случай ощупал руками противогаз, проверяя его на герметичность.

– Откуда мне знать? – ответил он. Потом мародер задумался. Странно, что караванщик ничего не знает. Все-таки слухи – это товар не хуже любого другого. – Ну, вернее, есть у меня идея.

– Что за идея?

– Ну, вот город, который сейчас на поверхности, – это всего лишь труп настоящего Автограда. А эта дрянь – могильный червь, – принялся объяснять свою точку зрения Нель, и не было понятно, говорит он серьезно или шутит. – Ну, или еще одна идея. Если считать город же живым, но мутировавшим, то это гигантский паразит. Глист.

– Да ну тебя, философ, – махнул рукой караванщик, но вспомнив, в каком положении оказался, отказавшись слушать Нельсона, спросил: – Дальше идем?

– Идем, тем же порядком, только лучше дворами, – был ответ. – Не нравится мне канава эта…

Снизу послышался звук удара: будто кто-то всем телом обрушился на дверь в попытке выбить ее.

– Мать твою! – заорал охранник, отправленный мародером на второй этаж.

Глава 4
Неутраченная надежда

На спуск с лестницы ушли секунды.

Ломились как раз в ту дверь, которую мародер захлопнул, поднимаясь. Неудивительно, что в парадном не было ни крыс, ни тараканов. И что самое главное – никаких следов того, что они здесь когда-то жили.

Дожидаться, пока неизвестная тварь выбьет дверь, не стали. В том, что ей это удастся, мародер не сомневался – в стороны от дверного короба уже ползли трещины, и знакомиться с мутантом, способным выбить крепкую железную дверь, Нельсон не захотел.

И они сбежали. Нельзя сказать, что с позором. Вряд ли можно говорить о чем-то позорном сейчас, когда старые моральные ценности рухнули, а новых не завезли.

До входа на «Театр кукол» оставалось только пересечь двор, что им беспрепятственно удалось. Видимо, все, кому хватило бы смелости напасть на такую большую группу, ретировались в страхе то ли перед собаками, то ли перед червем.

Ван сказал пару слов охраннику, появившемуся на секунду в окошке, через тягостные полминуты ожидания гермозатвор открылся, и створки распахнулись перед гостями изумрудного города из старых сказок.

«Театр кукол» был особенным переходом. Он не был похож на остальные.

По своей конструкции это была точно такая же прямая бетонная кишка, как остальные переходы. Но это не важно. А дело в том, где он расположен.

Например, родной для мародера «Домостроителей» – окраина, спальный район. Угрюмое место, где власть военных крепка, а караван приходит раз в две недели. Каждый из его обитателей знает, с какой стороны браться за оружие и куда его лучше всего направить. Постоянные тренировки, учебные стрельбы. Стоит вспомнить, сколько самого мародера учили тактике, умению находить укрытия на местности, нестандартным приемам.

А вот «Театр кукол» – совсем другое. Географический центр города. Все торговые пути сходятся здесь, поэтому это даже не переход, а один большой рынок. Кроме того, через подземные коммуникации он соединен с соседним переходом «Молодежной», находящимся всего в сотне метров.

Правда, если «Театр кукол» это один большой рынок, куда пускают всех подряд, тщательно проверяя содержимое рюкзаков, то «Молодежная» – одна большая лаборатория, куда не пускают вообще никого. Исключительно во избежание нарушений технологического процесса.

Нельсон протянул руку к лицу, вывинтил фильтрующую коробку и свободной рукой стащил с лица маску. Закрыл глаза, глубоко вдыхая воздух, пропитанный запахом готовящейся пищи, немытых человеческих тел, оружейного масла. Запахом жизни.

Говорят, раньше люди выбирали себе пару по аромату, а женщины обманывали мужчин, используя духи. Теперь, наверное, сложно будет такое провернуть: как ты ни пытайся надушиться, за тобой будет тянуться шлейф из твоего настоящего запаха. И не всегда этот запах приятен.

– Дядь, дай фильтр, – пропищал мальчишка лет пяти на вид, стоявший возле блокпоста почему-то на одной ноге.

Нель протянул ему коробку, тот вцепился в нее обеими руками и, радостно вереща, побежал куда-то в сторону, не дав возможности задать вопрос, зачем вообще ребенку понадобился фильтр. Тем более использованный.

– А тебе в постель не пора, малец? – только и успел пробормотать вдогонку Нель, не получив на свой вопрос ответа.

– Дома… – еле слышно пробормотал за его спиной хозяин каравана, будто хотел, чтобы никто не услышал. И в словах его мародер услышал знакомые интонации.

Мародер чувствовал себя примерно так же, когда спускался в переход на «Домостроителей» после выхода на поверхность. В этом не было ничего удивительного, за двадцать лет бетонная кишка перехода стала для него домом.

Нель стащил со спины рюкзак и поставил перед одним из дозорных. Тот, сжимая в руке фонарь, принялся копаться в вещах мародера. Внимание Нельсона привлекли плотные хозяйственные резиновые перчатки, которыми пользовался охранник.

– Так, давайте барахло на склад, костюмы на санобработку и в бар… – проговорил Ван, энергично тряся головой, и добавил: – Душа горит. Военный, ты с нами?

Нельсон поднял руку, посмотрев на часы. Повод для отказа можно было даже не искать – солнце встает не так уж и поздно, а идти ему еще далеко. Да и нужно поговорить с Альбертом, обсудить ситуацию.

Альберт был интересной личностью. Неоднозначной. Но Нельсон был уверен, что этот человек, делец до мозга костей, расскажет гораздо больше о его задаче, чем полковник. Тот все еще подчиняется приказам и подпискам, которые давал чертову тучу лет назад.

– Не получится, наверное, – покачал головой мародер. – Времени чуть осталось, торопиться надо.

– Слушай, да у тебя еще часов шесть есть, – принялся убеждать Ван. – Когда еще в нормальном баре посидишь?

– Давай с нами, военный! – Тай махнул рукой, попытавшись похлопать мародера по плечу, но тот вовремя отшатнулся. Но парня это ничуть не смутило, а прежние обиды он, судя по всему, давным-давно забыл.

Бар здесь действительно был. Только охрана там была вооружена боевым оружием, а алкоголь крепко разбавлен водой. Ну и в придачу ко всему армянские трехзвездочные коньяки шли там по цене какого-нибудь «Хэннесси» в довоенное время. Хотя Нель тогда коньяки не пил, предпочитая вкусный и полезный виски.

– Да ты через весь город часа за три пройдешь… – продолжал уговоры караванщик. – Дай нам тебя отблагодарить за спасение. Не обижай народ!

– Куда можно пока что «химзу» положить? – Нель решил ненадолго остаться с караванщиками. В конце концов, они много знают и многое могут рассказать. – Чтобы не дожидаться потом, пока мне ее вернут.

– Да к нам на склад и закинешь, – великодушно предложил караванщик. – Как пойдешь наверх – заберешь. Тебе же сначала к коменданту нужно?

– Вообще, да… Но неохота мне к начальникам идти.

Караванщики загудели, мол, военный – наш человек, все понимаем, заставив мародера усмехнуться. Они-то не понимали, что никаким военным мародер не являлся, всегда работая только на себя.

– Ладно, – обреченно махнул рукой Нельсон. – Только я платить не собираюсь, если что.

Заверив, что угостят, караванщики провели мародера на склад – одно из многочисленных подсобных помещений перехода, то ли выделенное комендантом, то ли взятое Ваном в аренду.

Нельсон быстро избавился от брони и костюма химзащиты, оставшись только в джинсах да свитере, привычно надел на руку дедовские часы, а на пояс кобуру с «макаровым».

Караванщики продолжали разбирать наменянное барахло, Ван командовал, что и куда класть, выкрикивая приказы во всю глотку, мужики весело переругивались, подсчитывая вырученные патроны. Среди наменянных вещей мародер успел отметить несколько превосходных автоматов, три травматических пистолета, годящихся разве что на то, чтобы детей учить стрелять, и две электробритвы со следами ремонта. Видимо, дело рук инвалида и его воспитанников.

В затылке снова закололо. Решив, что причиной этому является шум, мародер медленно вышел из помещения и прислонился лбом с холодной стене. Повернулся в сторону, уставился в коридор, ведущий куда-то в темноту. Стена нагрелась.

Нель оглянулся, убедившись, что никто его не видит, и двинулся в темноту.

Буквально через пять шагов темень сгущалась настолько, что не было видно пальцев вытянутой руки. Он повел рукой по стене, считая двери, мимо которых прошел.

Три, четыре, пять… Металлические створки через примерно равные промежутки. Сколько тут вообще понастроено?

– Военный! – раздался голос караванщика.

Эхо, отдаваясь от бетонных стен, затихло где-то в отдалении. Сколько в нем метров?

Нель в несколько огромных шагов преодолел расстояние до двери склада и как ни в чем не бывало вышел из темноты.

– Чего это ты там делал? – подозрительно прищурившись, спросил Ван у мародера.

Только сейчас он смог толком разглядеть его. Лысый, низкий и довольно полный мужичок с жидкой бородой. На хозяина каравана не похож, на китайца, в принципе, тоже. И чего ему погоняло такое прилепили?

– Да ничего, – невозмутимо пожав плечами, ответил Нель. – Просто в темноте стоял. Голова болит от шума, если честно.

– Ничего, сейчас дернем по кружке крепкого, и голова тут же пройдет. У самого такое бывает. – Караванщик попытался хлопнуть Неля по плечу, но тот привычно уклонился. Он не терпел панибратства.

Ван повернулся к дверям склада, и Нель наконец разглядел, что большая часть левого уха караванщика отсутствует. Оторвали в драке или сам отрезал в помутнении рассудка, как легендарный художник?

Теперь он, по крайней мере, понимал, в честь кого назвали торговца.

Из склада, пригнувшись, чтобы не удариться головой, вышел Тай. Внешность его полностью соответствовала ожиданиям мародера: румяный, высокий, косая сажень в плечах. И лет семнадцать на вид, больше не дашь, даже борода не растет.

И как его вырастили таким, если после Войны родился? Мутант, что ли?

Бар на «Театре кукол» был размещен в подсобке, но в отличие от склада, принадлежавшего Вану, в ней было нормальное освещение. Хозяева сымпровизировали, подключив к электросети и развесив по помещению несколько китайских новогодних гирлянд, из-за чего по углам комната была погружена в уютный полумрак, а лампочки весело перемигивались под потолком.

Зато в помещении было жутко накурено. Вентиляция не справлялась.

– Тут хоть противогаз надевай, честное слово. – Мародер закашлялся, почесав бритую голову. Он успел отвыкнуть от запаха табака: на «Домостроителей» курить можно было только в самой дальней подсобке. Берегли здоровье.

Да и мало кто там курил – все же дорогое удовольствие эти довоенные сигареты. А курить завернутый в бумагу мох…

А здесь все ясно: если человеку хватает средств, чтобы сидеть в барах, то и на пару пачек сигарет в неделю хватит.

– Кстати, насчет противогазов… – проговорил мародер, отвлекшись от своих мыслей. – Тут ребенок у меня фильтр выпросил. Зачем он ему вообще?

– Фильтр? – рассеянно спросил караванщик, взяв со стола лист с меню, приклеенный для пущей сохранности к толстому куску картона, помотал головой. – А, так все просто же. На «молодежке» их собирают для очистки. Можно сменять на еду. Можно на патроны. Вроде раньше пять «пятерок» давали, мы свои не выбрасываем даже.

Вот так, кому-то в голову пришла идея наладить схему закупки использованных фильтров по цене легкого обеда. Не в этом баре, конечно, а если самому готовить. Тем более новые коробки идут по двадцатке за штуку, а на эти деньги можно существовать целую неделю, впроголодь, конечно, но существовать.

Хотя проще сменять фильтр на какой-нибудь притащенный с поверхности свитер, или куртку, или на пачку макарон, если не испортили их крысы.

Все просто: у кого-то есть фильтры, но он боится идти наверх.

По разным причинам боится: мутантов, болезней, грабителей. Боится от радиации потерять пару-тройку участков хромосом, остаться бесплодным, или заработать лейкоз, который не то что лечить – диагностировать не получится.

А у других людей нет фильтров. Но и страха тоже нет.

Экономика Безвременья в действии.

– Что будешь, военный? – спросил караванщик у задумавшегося Нельсона.

Нель знал, из чего делают местный спирт. Закупают везде, где можно, отходы растениеводства, смешивают с закваской, настаивают, перегоняют. Здесь еще нормально, в некоторых местах из дерьма человеческого гонят. И пьют.

Вроде бы мир рухнул, а пить меньше не стали.

– Я бы чего-нибудь полегче, – неуверенно проговорил Нель. – Мне еще наверх идти. Это вы тут можете отдыхать, расслабляться.

– Как скажешь. – Караванщик пожал плечами, повернулся к одному из своих бойцов и потыкал пальцем с толстым черным ногтем в листок. – Вот этого, этого и еще вот этого. На всех. И быстрее.

Нель откинулся в кресле, пытаясь расслабиться, и огляделся вокруг. Когда-то он любил бары. Особенно один, совсем рядом с тем местом, где он жил. Уютно там было все, как-то по-свойски, будто не просто бар, а семья. Можно было придти заполночь и влиться в любую компанию, и проговорить до утра.

Здесь же кроме караванщиков не было никого: ночь, люди спят. Нет у них времени по барам сидеть: чтобы было, что есть, надо работать. Да и дорого здесь. Столько, сколько Ван с товарищами сегодня оставит, небольшой семье на неделю хватит.

А в переходе спят все уже, только продавцы, они же по совместительству и хозяева лавок, тихо сидят возле своего товара. Ждут, что кто-нибудь придет.

Стоит появиться потенциальному покупателю, открывается вся суть «Театра кукол». Торговцы кричат, зазывая к себе покупателя, обещая скидки, нахваливая свой товар и изо всех сил ругая соседский.

Вечная ярмарка.

Хотя вряд ли она будет вечна, как бы ни хорохорились люди, которые ее устроили.

Принесли поднос с заказанной выпивкой. Ван встал, взяв в руку одну из кружек с мутной жидкостью.

– Мы вернулись, мужики, – тихо сказал хозяин каравана. – Вы знаете традиции. Знаете, за что пьем первую.

– За тех, кто не вернулся, – хором ответили бойцы.

А мародер всегда думал, что за мертвых пьют не чокаясь.

Кружки столкнулись вместе, Нель запоздалым движением протянул к ним свою, с силой ударив ею об остальные, дернул ее ко рту и сделал глоток.

Ядреная жидкость полилась по глотке в пищевод, пары ударили в нос, выбивая слезу, а в животе взорвалась бомба. Мазнув взглядом по столу в поисках закуски, Нель не нашел ничего, кроме тарелки с жареными сосисками. Он отказался есть их у Ильи, но сейчас пришлось поступиться принципами: во рту нестерпимо жгло, вкус сивуха имела премерзкий и нужно было хоть чем-то перебить его.

Мужики замолчали, видимо, думая о том, кто не вернулся. Один из них взялся за бутылку и принялся разливать спирт по кружкам.

– Просил же полегче, – укоризненно проговорил мародер, чувствуя, как в голове разжимается пружина, а боль постепенно уходит.

– Это еще ничего, выветрится быстро, – ответил Ван, отвлекшись от своих мыслей. – Это лучше, чем местная брага. Вот она мозг выносит напрочь, и похмелье с нее жуткое. По первости бывает. Сейчас накатим еще, и легче станет.

Мужики взялись за вновь наполненные кружки.

– А теперь – за жизнь. За то, что держимся, за то, что не сдаемся. Я уверен, мы на планете не единственные. Земля большая, на все города бомб у них не хватит. – Ван на секунду остановился перевести дух, и продолжил: – И за нас с вами, мужики. Мы с вами таскаем товары, жрачку и патроны по убежищам, как сердце кровь по органам гонит. Мы с вами, мужики… Короче, за нас.

Они снова чокнулись, мародер нарочито проигнорировал их, отправив алкоголь в желудок, и попытался встать, опершись обеими ладонями о стол. Клеенка была липкой. Видимо, не так уж часто здесь убирались.

– Ты куда, военный? – спросил Ван, от удивления даже забыв в сжатом в ладони стакане.

Нель внезапно почувствовал, что его несет. Боль в голове исчезла, сменившись ощущением необыкновенной легкости.

«Этот год был тяжелым, но всех нас ждет счастливое будущее, и мы победим».

Зачем нужны все эти пафосные фразы, как в новогоднем обращении президента? Каждый год лидеры мировых держав говорили с экранов телевизоров одно и то же. Есть у кого-нибудь сейчас счастливое будущее? Нель был абсолютно уверен, что нет.

– Ты говоришь так, будто тебе нравится то, что сейчас происходит, – проговорил он, с трудом оторвав взгляд от своих ладоней.

Караванщик встретился взглядом с мародером и почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Такой взгляд просто не мог принадлежать человеку.

– Ты можешь назвать все, что происходит вокруг, жизнью? – зло продолжал Нельсон. – Тебе это нравится? Конкретно то, что люди сами себя загнали под землю? И это… Существование…

– Военный… – На лице торговца было одновременно удивление и страх. – Ты чего, перебрал? Ты чего не сказал, что тебе пить нельзя-то?

– Это не жизнь! – категорично заорал Нельсон и врезал ладонью по столешнице так, что его пустая кружка подпрыгнула. – Не жизнь! Люди не должны так жить, понимаете? У кого из вас есть дети? У кого из ваших знакомых есть дети? Самые сильные люди нашего поколения бесплодны, они отправляются на поверхность, чтобы обеспечить хоть какое-то подобие жизни остальным. Тем, кто предпочел отсидеться за их спинами. Ведь никто из вас не считает, что у него будут дети? Что у него будут здоровые дети?

Бойцы слушали слова мародера и понимали, какими бы они страшными ни были, они правдивы. Самая настоящая реальность.

– И… – Он на мгновение остановился, перевести дух, мотнул головой, отгоняя приступ боли, о которой уже успел забыть, и продолжил: – Мы вырождаемся. Просидите вы здесь сто лет – и что? Даже если фон станет ниже, к тому времени люди разучатся жить на поверхности.

– Но ведь мы живем, – неуверенно проговорил один из караванщиков. – Живем…

– Ты должен помнить, что такое настоящая жизнь. – Нель злобно прищурился, он буквально выплевывал слова. – Даже если тебе тогда было пять лет, должен помнить. Ее тогда считали чем-то самим собой разумеющимся. У нас было все, что нужно для жизни: чистая вода, воздух, еда, небо над головой и люди вокруг. А мы этого абсолютно не ценили. Хотели все больше и большего. Подняться, проползти наверх, подсидеть коллегу, нагрузить подчиненных. Чтобы выставиться перед начальством и получить еще подачку, мечтая, что когда-нибудь наше положение будет выше, чем их… Желая затоптать, отыграться.

– Но это же политики все. – Слова охранников звучали, будто парни оправдывались перед мародером за что-то. – Это они развязали войну.

– Политиков выбирает народ. Так или иначе. И я сейчас не об избирательных компаниях и обещаниях, о которых потом все благополучно забывали. Вспомни вече после победы над поляками в начале семнадцатого века. Или даже когда Рюрика на княжение призвали. Хотя ты даже не помнишь этого, вам не нужна история. – Мародер выпрямился, брезгливо вытерев ставшие липкими пальцы о брюки. – Не надо вести себя как дети. Не надо придумывать сладкие сказки. Не надо перекладывать ответственность на других. Мы заслужили это, нам и страдать. – Он помотал головой из стороны в сторону, снова посмотрел на часы. – Через полчаса возле склада, Ван. Я только что понял, что у меня времени не то что мало – его нет совсем.

Он развернулся и двинулся к выходу из бара. Едва он скрылся в дверном проеме, охранники каравана принялись обсуждать «тараканов в голове у этого долбанутого военного».

Один Ван молчал. Он-то был гораздо старше своих подопечных и все понял. Мародер не хотел ни с кем ругаться, он просто пытался высказать свою точку зрения на все происходящее, как бы горько ни было ему это признать.

Человечество погружено в летаргический сон, оплакано, отпето, похоронено. Очнувшись, оно сходит с ума, пытаясь разбить стенки тесного гроба, а кислород тем временем заканчивается.

Только сам Ван его точки зрения не разделял. Даже если человечество похоронено заживо, оно еще способно выбраться из могилы. Если будет рыть землю, жрать ее, то рано или поздно вырвется на воздух.

Вот и вся разница.

* * *

«Ты же сделаешь это, да, сержант?» – прозвучал у Неля в голове голос полковника.

Старый дурак, непонятно на что рассчитывавший. Как будто у мародера был вариант отказаться от самоубийственного путешествия. Если уж парни из «Булата» не дошли…

Но «Театр кукол» был первой остановкой в маршруте пропавшей разведгруппы. Значит, местный комендант должен что-то о них знать. Вот будет умора, если парни даже здесь не появлялись.

Хотя нет. Это будет совершенно не смешно.

У местного коменданта мародер бывал, и не раз. Периодически ему приходилось выполнять его мелкие поручения. Платили хорошо, с лихвой покрывая риск загнуться во время этой работы.

Мародер двигался по переходу, лениво скользя взглядом по выставленным на продажу товарам. Большая часть лавок работала круглосуточно: продавцы посменно меняли друг друга. Чаще всего они по совместительству были и хозяевами торговых точек. Вряд ли у кого-то дела шли настолько хорошо, чтобы можно было позволить себе держать наемного продавца.

– Мужик, ружье продам, итальянское, «Бенелли», недорого совсем, – с какой-то безнадегой в голосе окликнул мародера один из торговцев.

– Знаем мы твое «Бенелли», в Ижевске его собирали, – огрызнулся кто-то с противоположного ряда. – Иди сюда лучше, парень, у меня АЕК есть, из Коврова. Такой на весь город один всего.

– Мародер, купи противогаз, – послышался третий голос. – Стекло целое, ни одной трещинки! Три фильтра дам, бесплатно.

Нельсон не реагировал на сыпавшиеся со всех сторон предложения. Зачем ему что-то новое, если старое работает и вполне устраивает? Панорамный противогаз? Чтобы каждая собака в городе его узнать могла?

Возле входа в кабинет Альберта – местного коменданта – толпились трое. Высокие, одного роста с мародером, но в плечах раза в полтора шире, как на подбор. Головы выбриты начисто, сами с густыми бородами и обсуждают что-то на нерусском языке.

Узнать несложно. Исламисты из «Халифата». Те самые, против кого объединялась Конфедерация, те самые, что угрожали развязать войну против всех остальных.

Да, чего уж преуменьшать, уже развязали. Только вот почему их прислали сюда, в непризнанную столицу Конфедерации?

– И главному своему скажи, чтобы к чертям провалился со своим аульным мышлением! – раздался знакомый голос, полный холодной ярости. Доносился он из приоткрытой двери кабинета Альберта и наверняка был слышен даже в противоположном конце перехода.

Только вот комендант «Кукол» всегда был подчеркнуто вежлив и элегантен. Даже одевался он не в заношенные свитера или камуфляж, как остальные, а в деловой костюм. Более того, носил зажим для галстука. И запонки.

Так чего же он ревет, как раненый волколак?

– Пожалеешь еще, кяфир, – злобно прорычал себе под нос бородач, вылетая из кабинета коменданта как ядро из пушки.

Он толкнул мародера плечом, да так, что мужчина слегка пошатнулся. Оставить такое без ответа Нельсон не мог.

– Вести себя научись, обезьяна, – выплюнут исламисту вслед Нель, слегка повернув голову.

Яркий кавказский акцент выдавал в том обитателя «Ак мечети». Контингент там набрался соответствующий названию, хотя сначала все было более-менее мирно. Народ притих, как и везде. Депрессии, самоубийства. Самоубийств разве что было поменьше, чем в остальных местах.

А вот как стало понятно, что государство разрушено и что никакой эвакуации не будет, так началось.

Начальство военное пинками выгнали на поверхность, после чего дали несколько очередей в спину. Остальным дали выбор, правда, тоже в итоге расстреляли большинство.

Рассказывал это один из солдат, которому удалось сбежать. Сделал вид, что полностью лоялен, молитвы какие-то повторял за ними, как заклинания, кланялся, а потом часовому ножом по горлу и на поверхность. Добрался до «Театра кукол», потом перебрался на «Райисполком». Там и живет сейчас вроде как.

Ну и потом началось у них, что, мол, война та в Коране предсказана и вот-вот Иса спустится с небес, разобьет кресты и начнется эра благоденствия. Только нужно подготовить почву для этого и очистить город от остатков неверных, установив в нем царство шариата – халифат.

И стоило новому руководству провозгласить об этом, как к «Ак мечети» потянулись переселенцы всех мастей, начиная с иммигрантов-гастарбайтеров и заканчивая радикальными татарскими националистами. Ну, а дальше – больше. Постепенно, агитацией и посулами подмяли под себя еще два перехода: «Форт-Диалог» и «Тимирязевский проезд». Ну и провозгласили объединение, назвавшись «Халифатом». Халифа объявили пророком и так и жили.