Текст книги "Дерзкая галичанка"

– Вы должны простить меня, – сказала Ганна, застенчиво взмахнув своими пушистыми черными ресницами. – Папа не говорил мне, что вы так привлекательны.

Уже знакомый с женскими хитростями, Олег мог распознать кокетство, если напрямую сталкивался с ним. Когда молодые дамы начинали льстить ему, то все в общем-то сводилось, обычно, к надежде набить себе цену, касалось ли то дам известной профессии, либо девиц на выданье из приличных семей. В первом случае дело касалось лишнего целкового-двух, во втором – ценой вопроса уже становился он сам – его свобода и пусть и незначительное состояние. Бессмысленность дальнейшей службы уже давно тяготила его – ему оставалось еще пара лет до истечения 10-летнего срока службы и последующей бесславной отставки человека, чиновника, не сумевшего себя проявить. И потому он тоже мечтал о скорейшей женитьбе – на дочери князя, графа, надворного советника с хорошим имением, капиталом и знакомствами при дворе. Однако, увы! – таковые все были либо разобраны, либо их отцы и матери присматривали для своих обожаемых чад супруга побогаче и повлиятельней.

Он сознавал, что эту бойкую девицу с высоким бюстом прислали в Санкт-Петербург с твердым намерением окрутить его, но он не станет легкой добычей, в этом она убедится сама. Бог с ней, с отставкой, но он еще достаточно молод для того, чтобы становиться сборщиком на каком-то там бессарабском винограднике. В любом случае он предпочитает Fine Champagne.

– Как он мог говорить что бы то ни было о моей внешности, никогда меня не видя, – безразлично ответил Олег вслух.

– Мы тоже подумать не могли, что ты так хороша, – сказала Елена Матвеевна. – Незадолго перед твоим приездом я говорила Олегу, что ты, наверное, уро…

– Урожденная Веселовская… – продолжил Олег, сверкнув глазами в сторону матери.

– То есть с кожей цвета отварной тре… я имею ввиду слоновой кости…

– Мама думала, что вы похожи на вашего отца, – быстро оборвал ее Олег.

– Нет, говорят, что я пошла в Могилов – род моей мамы, – ответила Ганна и, не удержавшись, добавила: – Хотя, я должна была узнать вас, кузен, так как вы чем-то напоминаете моего папу.

– Н-да. Фамилия у вашей маменьки… того-с… – пробормотал Олег, старательно отводя взгляд от выреза на ее блузке. Нет, эта южанка явно не походила на бледных северных красавиц.

– О, в наших краях это довольно известная фамилия, – потупив взгляд произнесла девушка. – Примерно так же, как и в России популярна другая фамилия…

– Вы имеете ввиду, примерно как Ивановы?

– Нет – примерно как Рюрики.

Произнося эти слова, она заметила, что Олег оставался равнодушен к ее шпилькам в его адрес. Он не обижался на нее, но и не обращался с ней так, как обычно ведут себя бонвиваны. Неужели он настолько глуп, что не реагирует ни на комплименты, ни на оскорбления?

Затем Елена Матвеевна пригласила всех на чай. В течение следующего часа Ганна развлекала хозяев ярким описанием жизни в Бессарабии и перипетиями своего путешествия. Елена Матвеевна удивлялась, почему она избрала столь витиеватый способ путешествия, и сама же рассказывала, что весь двор сейчас пребывает в страшной тревоге по поводу ужасной манеры вести войну, которую избрал этот несносный кривой старикашка-Кутузов. Ганна рассказала о том, каково им было в канун ее отъезда – турки наезжают эпизодически, разъездами, русские крепко сидят в своих лагерях и лишь иногда куда-то перемещаются; время от времени появляются шайки людей, которые называют себя волонтерами, но командуют ли ими русские офицеры или это местные бандиты – не разберешь. Бедной честной девушке без ружья из дому нельзя выйти.

После длительного обсуждения пришли к выводу, что русское военное министерство забыло о своих войсках. Олег за время чаепития не проронил ни слова. Он и не думал поддерживать беседу. Таков был его первый шаг в антисвадебной кампании.

– Капитан сказал, что мне надо забрать свои чемоданы до завтрашнего дня, – сказала Ганна. – Можете вы мне это устроить, кузен?

– Тебе лучше заняться этим сейчас же, Олег, – вставила его мать. – Наша гостья, очевидно, захочет переодеться к обеду.

– Да, я тоже так думаю, – сразу же согласился он, недвусмысленно окинув взглядом пестрый наряд Ганны.

– Может быть, вы привезете мою картонку для шляп? – с трудом сдерживая улыбку в ожидании новой провокации, прощебетала Ганна.

Олег сразу же удалился, но его уход был больше похож на бегство, чем на стремление броситься выполнять приказание Ганны. Пожалуй, следует немного умаслить его, чтобы он быстрее дошел до нужной степени податливости, решила девушка.

Ганна умоляюще взглянула на хозяйку.

– Могу я принять ванну, матушка крестная? Условия на борту корабля не позволяли мне этой роскоши.

– Я тотчас же распоряжусь принести горячую воду в твою комнату.

– Спасибо. Я буду отмокать, пока Олег не привезет мои вещи.

Прежде чем выйти из комнаты, Ганна запечатлела горячий поцелуй на щеке своей крестной.

– Так мило с вашей стороны пригласить меня. Думаю, мне здесь понравится. И я постараюсь не доставлять вам особых хлопот, а если все-таки сделаю что-то не так, сразу же скажите мне об этом. Договорились?

– Конечно, моя дорогая. Но я уверена, твое поведение будет безупречным. Похоже, у меня наконец-то появилась дочь.

Она расстались, вполне довольные друг другом.

Глава 2

Лишь только Олег принялся наводить на корабле справки о багаже мадемуазель Ганы, его ожидал еще один сюрприз.

– Мадемуазель Ганна Веселовская-Могила, – раздраженно повторил он младшему офицеру, помогавшему ему. – Она прибыла сегодня.

– А, вы имеете в виду фройляйн Ханну Могель, даму из Дрездена! Она просила нас называть ее так, – объяснил младший офицер. – Ее чемоданы уже готовы к отправке. Я обещал ей лично проследить за этим.

Он повел Олега обратно к трапу и указал на небольшую горку багажа, уже сложенного на тележку.

– Вот они, – указал он. – Носильщики появляются сразу же, как только корабль входит в порт. Я выставил Януша охранять ее багаж.

– Спасибо, – поблагодарил Олег и назвал свой адрес. – Фройляйн Ганна упомянула о какой-то картонке, желая, чтобы я привез ее сам.

– Она заперта в моей каюте. Я говорил ей, что такие вещи следует брать с собой, но вы знаете, как мало внимания она обращает на советы других. Картонка осталась под замком, а фройляйн Ганна сгорала от нетерпения быстрее покинуть корабль.

Олег нахмурился. Ему явно не понравились столь простые и дружеские отношения между своей новоявленной кузиной и судовыми офицерами. Он взял коробку и направился к карете. Надо будет серьезно поговорить с девушкой, прежде чем представлять ее обществу.

Он вернулся на Большую Морскую и отослал коробку наверх. В течение следующих четырех часов он не наблюдал никаких признаков присутствия Ганны.

Прибыл ее багаж, который также отправили в ее комнату. Под наблюдением Ганны слуги распаковали чемоданы. Девушка наслаждалась переменой в своей жизни. С тех пор как начались боевые действия, ее жизнь была крайне неустроенной. Хотя война и не бушевала в окрестностях их поместья, отец заставлял ее бесконечно переезжать с места на место. Она жила во дворцах и палатках, особняках и монастыре, и в данный момент испытывала приятное чувство, имея, наконец, комнату и жизнь, которую можно назвать личной. Теперь добродетельные сестры не будут ежедневно звать ее на молитвы. А по ночам не придется просыпаться от пушечной стрельбы, пугающей до смерти. Наконец-то не будет недостатка в еде. Хотя, вообще-то, она бы с удовольствием осталась дома, с отцом, но он так волновался! «Поезжай в Россию и наслаждайся молодостью, – сказал он. – Эта чудная пора бывает только раз в жизни, к сожалению, быстро проходит».

В эти комнаты она будет возвращаться после разнообразных приятных развлечений. Со вкусом обставленные апартаменты очень нравились ей. Дома в Бессарабии отличались большей простотой и просторностью, но и гораздо более простой отделкой, доминировали более яркие цвета. А здесь зеленая узорчатая ткань занавешивала окна в спальне и примыкающей к ней комнате. Стены украшали картины, изображающие птиц, деревья и цветы, искусно выписанные кистью на светлом кремовом фоне. Основное место в спальне занимала большая массивная кровать, покрытая пушистым пледом. Ганна чувствовала, что будет проводить большую часть времени в маленькой гостиной с удобными резными стульями и изящным бюро.

После того как распаковали ее корреспонденцию и письменные принадлежности, Ганна разложила все по маленьким ящичкам бюро.

Сверху на горке ее личной корреспонденции лежало письмо, адресованное Ванде. Просто Ванде, пани Звягловская не раз бывала в их домике в Яссах. Служанки уверяли, что она была возлюбленной его отца. Затем они расстались, и Ганна точно знала, что в этом был замешан то ли Назым-паша, правая рука Великого визиря, в доме которого они встречались, то ли французский полковник Ледюк, находившийся при дворе господаря в составе французской военно-дипломатической миссии, то ли и тот и другой одновременно. На этой почве отец с Вандой поссорились, и красотка уехала. Похоже, она хотела выйти замуж за ее отца, но тот ссылался то на одни причины, то на другие и в итоге позволил ей уехать в Петербург. А теперь вот дал дочери письмо к этой женщине, словно не понимая, кем в ее глазах была соперница покойной матери. Ганна еще не знала, как она сможет найти Ванду и передать ей письмо. Она не знала, что именно отец написал в этом письме, но он был твердо уверен, что дочь разыщет Ванду в Петербурге и передаст непосредственно в руки адресату. Это было оскорбительно по отношению к памяти ее покойной матери, однако вольность нравов наложила определенный отпечаток на образ мыслей женщин южных провинций, и Ганна не чувствовала себя вправе требовать от отца вечного пребывания в безбрачии.

Раздался стук в дверь, и на пороге появилась Елена Матвеевна.

– Это я, Ганна. Тебе понадобится служанка, чтобы помочь переодеться к обеду. Я предлагаю Парашу. Она прислуживает мне, когда у моей Маши случаются приступы артрита.

– Параша, это та, с pistui? – Ганна потерла нос.

– Ты имеешь в виду веснушки? Да, бедняжка страшно огорчена этим обстоятельством. Но ей очень хорошо удаются прически.

– Прекрасно, хресна! Ты поможешь мне нанять слуг?

– В этом нет необходимости, дорогая. Ты имеешь полное право распоряжаться моими слугами. Они обо всем позаботятся.

– Ну, нет! Папа сказал, что я не должна становиться вам обузой. Мне также понадобится конюх, так как я собираюсь иметь собственный выезд.

– Помилуй Бог, да зачем тебе собственный выезд, деточка? – всплеснула руками Елена Матвеевна. – Я не уверена, что сейчас даже очень состоятельные люди имеют свой выезд, здесь ведь это так накладно. Очень многие пользуются извозчиками – и ничего! А пока что Параша будет прислуживать тебе. Мы обедаем в четыре, дорогая.

– Так рано?

– Рано? Ну, это по нынешним временам уже довольно поздно. При прошлом императоре робели обедать после часу. Однажды весною после обеда, бывшего обыкновенно в час, император Павел гулял по Эрмитажу и остановился на одном из балконов, выходивших на набережную. Стоя там он услыхал звон колокола, во всяком случае не церковного и, справившись, узнал, что это был колокол баронессы Строгановой, созывавший к обеду. Император разгневался, что баронесса обедает так поздно, в три часа, и сейчас же послал к ней полицейского офицера с приказом впредь обедать в час. У нее были гости, когда ей доложили о приходе полицейского. Все были крайне изумлены этим посещением, но когда полицейский исполнил возложенное на него поручение с большим смущением и усилием, чтобы не рассмеяться, то только общее изумление и страх, испытываемый хозяйкой дома, помешали присутствовавшему обществу отдаться взрыву веселости, вызванному этим приказом совершенно нового рода.

* * *

Ганна изумленно хлопала ресницами, выслушивая эту невероятную историю. Теперь ей стало ясно, откуда у ее сыночка столь явная нехватка умственных способностей.

– Я буду внизу ровно в четыре часов. Мне следует одеться grand toilette или по-домашнему?

– Мы подумали, что ты наверняка утомлена после дороги, и не приглашали гостей сегодня вечером.

– Вы так предусмотрительны, дзинкуе, хресна мати.

– Знаешь, Ганна, мне кажется, я уже осваиваю твой невозможный румынский язык, – рассмеялась Елена Матвеевна.

Девушка тоже рассмеялась и сказала:

– Это польский.

– Так ты еще и польский знаешь?

– Да, и еще греческий, валашский, цыганский… В нашем краю перемешалось столько всяких наций, а детям для того, чтобы вместе играть, надо учиться как-то общаться.

– И что же, вокруг не было русских детей?

– Нет, кроме наших, русинов, я имею ввиду галицийских славян. Галицийкой была моя мама. Но наш русский отличается от вашего, наш язык ближе к малороссийскому. Так что правильному русскому языку меня учил папа и его денщик. Надеюсь, он не слишком отличается от вашего?

Когда багаж полностью распаковали, Ганна удалила всех слуг, оставив при себе только Парашу.

– Ты поможешь мне одеться к обеду, – сказала она, усаживаясь за туалетный столик перед зеркалом. – Елена Матвеевна говорит, что ты искусно обращаешься с волосами. Надеюсь, ты сможешь что-нибудь сделать с моими?

Она вытащила из прически с полдюжины шпилек, и каскад черных волос заструился по ее плечам.

– Боже праведный! – воскликнула Параша. – Никогда прежде я не имела дел с такой массой волос. Они похожи на накидку.

– С ними столько хлопот, – сказала Ганна. – Папе нравятся длинные волосы, но говорят, что сейчас они выходят из моды, так что наверное, я их обрежу.

Параша приподняла длинные, черные как смоль, локоны. Они шелковисто заблестели в ее руках.

– Какая жалость, что вы собираетесь это сделать!

– Dracul!<sup>[9]9
  Черт побери! (румынск.).


[Закрыть]</sup> Ты говоришь в точности, как мой отец. Сегодня просто уложи их. Сможешь?

– Я подниму локоны вверх, сударыня, и заколю шпильками, если вас это устроит.

– Отлично!

* * *

Параша проявила чудеса, работая с волосами Ганны, а когда они были закручены и уложены изящными волнами, Ганна выбрала платье сверкающего изумрудно-зеленого цвета, отделанное черным кружевом. К этому наряду она одела изумрудное ожерелье своей матери. Платье плотно облегало талию и складками спускалось книзу. Корсаж открывал выпуклость белоснежной груди.

На ее родине ни одной девушке никогда не позволили бы появиться на людях в таком одеянии. Но, как и большинство из вещей Ганны, это платье раньше принадлежало ее матери. С началом войны туда практически прекратился подвоз дамских платьев, а юная девушка, быстро выросшая из своих коротких юбочек, должна была что-то носить. Ганна понимала, что этот наряд чересчур откровенен, но, в конце концов, Россия известна своим стремлением быть на шаг впереди всего мира в вопросах моды, уступая в этом вопросе первенство лишь Франции.

Прежде чем спуститься вниз, Ганна долго рассматривала себя в зеркало. Хотелось бы иметь на груди на два вершка побольше материи… да и плечи чересчур оголены, но, в общем, выглядела она на уровне. Хорошенькое личико и высокая шея компенсировали мелкие огрехи наряда. Она приподняла юбки и заспешила к лестнице.

– Похожа на царицу Савскую при ее первом свидании с царем Соломоном, – так описывала свою новую хозяйку Параша, вернувшись на кухню.

– Скажешь тоже, – буркнула горничная хозяйки Матрена, – скорее на праматерь Еву через полчаса после грехопадения. На ней было не больше одежды, чем травы на плацу. Попомните мои слова, эта дамочка отхватит себе не меньше чем князя.

«Умеет себя подать эта девица», – таково было первое впечатление Олега при виде молодой южанки, грациозно спускавшейся по лестнице. Если бы императрица Елисавета Алексеевна увидела ее сейчас, она никогда не позволила бы юной мадемуазель Ганне появиться во дворце. Спускаясь к Олегу, Ганна заметила, что молодой офицер очень заинтересован то ли ее изумрудами, то ли ее оголенным телом под ними. Подняв наконец глаза, он обнаружил, что она наблюдает за ним с терпеливой и слегка насмешливой улыбкой.

– Добрый день, ваше благородие! Надеюсь, я не опоздала?

– Добрый день, мадемуазель! Хорошо, что мы обедаем одни, так как в России дебютантки носят лишь белые платья и самого скромного покроя, – прибавил он, бросая последний взгляд в ее глубокий вырез.

– Белые! О, нет! Это для меня самый ужасный цвет. В белом я выгляжу абсолютно бесцветно, – всплеснула руками Ганна.

– Зато вы будете выглядеть так, как и должна выглядеть девица на выданье, мадемуазель.

Она нахмурилась и подала ему руку, чтобы направиться в гостиную, где Елена Матвеевна с нетерпением ожидала момента, когда они приступят, наконец-то, к обеду.

– Ты выглядишь прекрасно, Ганна, – улыбнулась она, беря Олега под другую руку и увлекая их по направлению к столовой. – Но совершенно неуместно, – шепнула она Олегу.

Когда они сели за стол, Ганна произнесла:

– Мне следует поговорить с нашей императрицей об этих ужасных белых платьях. Она общительна?

– Нет, моя дорогая. И самый верный способ заставить нашу красавицу наброситься на тебя с упреками, это проявить хоть малейшую развязность, – без обиняков заявила Елена Матвеевна. – Но как только ты найдешь себе мужа, то сможешь с полным правом носить сколь угодно яркие платья.

– Ах, так значит мне предстоит страдать лишь одну-две недели, – сказала Ганна и зачерпнула ложку лукового консоме. Она попробовала густую жидкость и хмуро взглянула в тарелку.

– Можно мне немного перца? – попросила она.

Ей подали перечницу с кайенским перцем, и Ганна трясла ее до тех пор, пока вся поверхность супа не стала красной, затем перемешала и съела все без жалоб, но и без всяких признаков удовольствия.

– Я никогда раньше не ела молочных супов, – сказала она. – Мне кажется, у него слабый привкус лука.

– Точнее, это лук-порей.

Даже самые недогадливые смогли бы понять, что и остальные блюда девушка нашла такими же неаппетитными. Она щедро посыпала их перцем и разными приправами, находящимися на столе, но все равно пряностей не хватало. В ожидании десерта они обсудили ее поездку и положение дел на юге. Девушка с радостью заметила, что на десерт принесли рис. Она с удивлением взглянула на хозяйку, когда та добавила в блюдо сахар и молоко.

– О, хресна мати! Ты же не сможешь это есть! – воскликнула она.

– Напротив! Этот чудесный рисовый пудинг? Конечно же, я съем его, дорогая. Что же еще с ним делать, скажи на милость?

Олег испортил вкус своего риса точно таким же образом. Ганна слегка посыпала свою порцию солью и решила, что по сравнению с остальными блюдами это – вполне съедобно. Надо будет спуститься вниз в поварскую и показать повару, как готовить рис. Можно продержаться на одном рисе несколько недель, если возникнет такая необходимость.

Она не замедлила встать из-за стола, как только поднялась Елена Матвеевна.

– Оставим Олега с его портвейном, – произнесла хозяйка дома и повела Ганну в гостиную. – Олег сохраняет за собой привилегию мужчин выпить вина после ухода дам даже тогда, когда мы обедаем вдвоем. Он присоединится к нам через полчаса или чуть позже.

Ганна не думала, что Олег выдержит столь долго. Этот чопорный чинуша может сколько угодно притворяться, что не одобряет ее наряд и стиль, но его это крайне заинтересовало. Она постарается пораньше отправить Елену Матвеевну в постель, чтобы иметь возможность пококетничать с Олегом и настроить его на более уступчивый лад.

Глава 3

Не прошло и пятнадцати минут, а Олег Аркадьевич уже присоединился к дамам, уютно расположившимся у камина. Он уже обдумал сложившееся положение и принял решение. Его кузина довольно хороша собой, достаточно привить ей хорошие манеры, и найти подходящую партию для молодой галицийки не составит труда. Отец ни в чем не сможет обвинить его, если Ганна сама откажется от их брака. Можно представить ситуацию таким образом, будто он сделал все, что в его силах, но, увы, потерпел неудачу.

– Что-то ты сегодня быстро, Олег? – удивленно заметила Елена Матвеевна.

– Думаю, что наша гостья, наверное, устала после столь долгого путешествия. Мне хотелось побыть немного в ее обществе перед тем, как она поднимется к себе.

Ганна удивленно захлопала ресницами, услышав о своей усталости, когда на дворе лишь стало смеркаться. Однако, поставив цель быть услужливой и любезной, она изобразила зевок, изящно прикрыв ручкой подбородок.

– Это морской воздух нагнал на меня сон, – поведала Ганна, не желая создавать у них впечатления, будто она все время ложится спать среди бела дня.

Елена Матвеевна поболтала немного о предстоящем Сезоне – балах и приемах, о скачках, грандиозном съезде гостей у Апраксиных, а Олег дал несколько указаний по этикету.

Ганна внимала их словам с явным интересом.

– Папа полагает, я сделаю блестящую партию, – сказала она, намекая таким образом Олегу, что в ее понятии он такой «блестящей» партией не считается. – Я поняла, что в России бытуют странные традиции: у девушек, первый раз выходящих в свет, должны быть платья только белого цвета, что бедным дебютанткам запрещено танцевать вальс и прочее. Но у вас не будет повода для опасений за мое поведение. Я постараюсь выполнить все правила.

Она повернулась к Олегу и продолжила:

– Это платье, которое вам так не понравилось, кузен, вовсе не мое. Оно принадлежало моей покойной матушке. Так как в стране, объятой войной, невозможно купить или сшить на заказ новую одежду, мне перед отъездом пришлось довольствоваться тем, что оказалось под рукой. И, смею вам заметить, в нашей стране также не принято привлекать к себе внимание экстравагантными нарядами или легкомысленным поведением.

Олега такое сообщение несколько успокоило. Мамино платье, ну конечно же! Он должен был сам догадаться об этом.

– Вы можете носить платья из гардероба вашей матушки, когда мы обедаем дома, en famille<sup>[10]10
  В семейном кругу (франц.).


[Закрыть]</sup>, – поучающим тоном произнес он. – Платье очаровательно, но совершенно не comme il faut<sup>[11]11
  Неприлично (франц.).


[Закрыть]</sup> для дебютантки.

Ганна одарила его притворно застенчивой улыбкой.

* * *

– Не хотелось бы, чтобы вы подумали, будто я слишком тороплю события, mon amie.

У этой девушки очаровательная улыбка, с маленькими ямочками в уголках губ. Найти ей приличествующую ее положению партию будет несложно.

– Зовите меня просто Олегом. В конце концов, вы – моя кузина.

– Прилично ли мне попросить вас называть меня столь же просто Ганной? – спросила она, искоса взглянув на него черными глазами.

– Конечно, ведь и я – твой кузен.

– Мы все кузины и кузены во Христе, – произнесла Елена Матвеевна. – Да, а как ты думаешь, дорогая, какую партию для тебя имел в виду Константин? Упоминал ли он какие-нибудь имена?

Олег напрягся.

Ганна заметила это. Неужели он вздумает ревновать или заявлять какие-то права на нее? Надо рассеять впечатление, будто претендент уже выбран.

– Нет, отец не знает, кто будет представлен в этом Сезоне. Однако, он надеется на мое замужество с одним из влиятельных и богатых людей высшего общества.

Олег облегченно перевел дух.

«Значит, не ревнует, – сделала вывод Ганна. – А может быть, он вообще не собирается на мне жениться?»

– Наверное, следует подумать о молодом Талдызине, – задумчиво протянула Елена Матвеевна. – Он наследует княжеский титул после своего отца.

– Зачем так долго ждать? – воскликнул Олег. – Поройцев уже князь. – И его хороший друг. Правда, ему может не понравиться невеста издалека. Франтоватые джентльмены не любят чужестранок. Надо будет поговорить с Поройцевым, представив ему Ганну образцом добропорядочности и красоты. В конце концов, для князя деньги не главное, и он прекрасно сможет составить счастье этой девушки, если та, конечно, не будет принимать близко к сердцу его походы по артисткам и кабакам.

После недолгой беседы Ганна попыталась зевнуть еще раз, стараясь таким образом нагнать сон на хозяйку дома, ведь зевота считается делом заразительным. Но ее ухищрения привели лишь к тому, что Олег предложил ей пораньше лечь спать, чтобы подготовиться к завтрашней прогулке.

– Да, конечно, мне так хочется увидеть столицу.

Она поцеловала Елену Матвеевну, сделала реверанс Олегу и выскользнула из комнаты.

– Нам не составит труда выдать ее замуж, – сказала Елена Матвеевна сыну. – Она девушка хорошенькая и благоразумна. И не крестится постоянно, как это делала та… из под Саратова, помнишь? Ну, от которой ты сбежал тогда в оранжерее…

– Помню, – пробормотал Олег Аркадьевич и почесал в затылке. До чего же ловко он тогда сбежал от этой святоши, зануды и уродки с волосами как пакля, утиным носом и гусиной поступью. Сбежал от десяти деревень с полусотней тысяч душ населения, водочного, рогожного, кожевенного промысла, нескольких тысяч десятин плодороднейшей земли и полутора миллионов целковых годового дохода… Так сбежать надо было уметь! И виду того, что пудингом с луковым супом он совершенно не наелся, Олег стал прикидывать, к кому бы из его многочисленных друзей и знакомых ему лучше было бы напроситься на ужин.

* * *

– Да, составить партию с этим мотыльком проблем не возникнет, – согласился Олег Аркадьевич вслух. Он совсем успокоился. Видимо, его недальновидная мамаша и понятия не имела о намерениях папаши выдать Ганну за него. Да и эта виноградарша явно не проявляла особого интереса к возможному претенденту в лице кузена. Лишь его злосчастный papa носился с этой идеей.

– Жаль, что ты поступил необдуманно, приняв у нее шаль сегодня днем, словно простой дворецкий. Первое впечатление, производимое молодым человеком на девушку – самое сильное. К твоему сведению, виноградники – не самое худшее вложение денег.

– Вот пусть Поройцев с ними и возится, – поспешил вставить Олег. – Он обожает херес.

– Я вот думаю, Олег, не попытаться ли тебе самому увлечь Ганну?

– Мне? – Он рассмеялся. – Мама, ты же не можешь считать меня влиятельным и преуспевающим помещиком, который может составить счастье этой юной смуглянки? Maman, мне осталось два года до окончания службы. Очевидно, что мне не светит ни служба на море, ни повышение в чине, ни новая должность, а значит я выйду в отставку коллежским секретарем и отправлюсь доживать век в провинцию.

– Ну-ну, не стоит на себя так рано крест класть. Ты ведь мог бы войти в какой-нибудь кабинет. Помнится Бурчилин в свое время пытался привлечь тебя к деятельности комиссии по реформам.

– Ах, maman, все эти реформаторы – натуральные бонапартисты, начиная от самого Сперанского, до последнего регистратора в последнем его подкомитете. Возможно, Бонапарт и впрямь избавил французов от тирании якобинцев, но сам он стал ей еще большим тираном, и не только ей, но и всей Европе.

– Я думаю, как порадовался бы твой папа, если бы ты получил эту должность!

Олег задумался о таком повороте событий. Для отца, без сомнения, весть о помолвке Ганны и Поройцева будет сильным ударом. А может быть, и впрямь пора переходить на цивильную службу? Активное участие в делах комиссии по реформам могло бы в значительной мере решить проблему ранней отставки. В конце концов, не всем же быть военными, а от должности коллежского секретаря до коллежского асессора расстояние куда как меньше, чем от мичмана до капитана.

– Я скажу Бурчилину, что подумаю о его предложении. Мы с ним скоро увидимся.

– Тебе действительно надо иметь какую-то должность. Если ты надумаешь жениться в скором будущем, то должен чем-то заниматься, кроме бессмысленного болтания по городу с твоими беспутными приятелями.

– Что за выражения, мама. Не забывай, у нас в доме девица на выданье.

Елена Матвеевна улыбнулась.

– Забавно, ты читаешь мне лекции о правилах хорошего тона, сынок. Может быть, у тебя появилось, наконец, чувство ответственности?

– Только этого мне не хватало! Упаси, Бог!

– Я уверена, папа несколько преувеличивал, выговаривая тебе за твое поведение, но если у тебя есть намерение остепениться, Олег, то почему бы тебе не попробовать поухаживать за Ганной? Если ты чувствуешь, что способен потягаться с будущими претендентами на ее руку, я, естественно, сделаю все, что в моих силах, и постараюсь помочь тебе.

– Полагаю, я и без посторонней помощи смогу увлечь ее, в случае, если почувствую к ней расположение, – недовольно ответил он, разгневанный сомнениями матери в его способности завершить дело собственными силами. – Но она не в моем вкусе, мама. Ты же знаешь, я всегда предпочитал блондинок, похожих на тебя.

Комплимент сразу отвлек внимание Елены Матвеевны от щекотливого вопроса.

Олег посмотрел на часы.

– Еще не так поздно, – заметил он. – Я, пожалуй, заеду в клуб и сыграю несколько партий в карты.

– Надо послать записку Софи. Может быть, она и Меланья изъявят желание съездить куда-нибудь завтра с Ганной.

Олег задумался на минутку, а потом сказал:

– Это лишнее. Я сам покажу кузине достопримечательности столицы.

Естественно, он должен будет сделать вид, будто лезет вон из кожи, пытаясь развлечь кузину. Но он позаботится о том, чтобы время, проведенное Ганной в его обществе, принесло той лишь уныние и скуку.

Елена Матвеевна понимающе кивнула.

– Хорошо. Я больше ни словом не обмолвлюсь ни о планах, ни о помощи, но, когда Ганна захочет прогуляться в моем обществе, я сошлюсь на недомогание. А сейчас – поезжай и постарайся хорошо провести время.

Последние слова были необходимы не более, чем напоминание митрополиту Московскому о его молитвах. Олегу редко удавалось скучать, и уж тем более не в столице.

Поскольку Сезон еще не открылся, Олег отправился к князю Поройцеву, желая подогреть его интерес к своей провинциальной кузине.

* * *

Он поспел ко второй перемене блюд, и пока лакеи снимали скатерти, князь велел подать ему стул и усадил рядом с собой.

– Как продвигается твой доклад? – спросил князь.

– На всех парусах! – мрачно усмехнулся Олег. – Думаю, что после его завершения государю останется раздать маркизу де Треверсе и всему его департаменту должности кораблей и фрегатов, потому что флота у нас более не будет.

– И маркиз вместе с Чичаговым и всей своей фанаберией начнут производить маневры в два кильватера перед дворцовой набережной, – расхохотался князь.

– А в самом деле, для чего России флот? – встрял в разговор гвардейский ротмистр Сулержицкий. – Россия всегда была сильна своей армией, инфантерией, кавалерией… А ваш флот, это, миль пардон, сплошная бутафория…

Однако Олег не стал ему отвечать, перевел разговор на тему более его волновавшую.

– У нас гостит очаровательная девица, моя кузина. Она проведет здесь весь Сезон. Темноглазая дикарка из Бессарабии, – говорил он, обращаясь в основном к Поройцеву, но так, чтобы слышали все присутствующие. – Вскоре нам придется начать ее вывозить. Мне не хочется, чтобы кто-то из вас, господа мои, увивался возле нее. Думаю, я приберегу эту красоту для себя.