Текст книги "Нефритовый трон"

Крики людей и драконов слились в жуткий хор. Французские авиаторы резали портупеи и сбрасывали убитых в океан, словно тряпичных кукол. Многие вражеские драконы в панике разлетались, забыв о необходимости держать строй. Теперь Аксендару от англичан прикрывали только двое: пти-шевалье,[5]5
  маленький рыцарь (фр.).


[Закрыть] чуть больше Отчаянного, и один из ее двойников.

Максимус, тяжело дыша, набирал высоту. Харкорт что есть силы махала Лоуренсу с Лили, хрипло крича в рупор:

– Атакуйте ее!

Сигнальщик Лили передавал то же самое. Лоуренс послал Отчаянного вперед. Длиннокрылка снова брызнула кислотой. Драконы-защитники отпрянули, и Отчаянный проскочил между ними.

– Берегись, абордажники! – заорал снизу Грэнби. Значит, кто-то из французов успел перескочить нам на спину, подумал Лоуренс. Смотреть было некогда: до Аксендары осталось каких-нибудь десять ярдов. Правый ее глаз был молочно-белым, левый, с бледно-желтым зрачком на черной склере, злобно сверкал. Со лба спускались витые тонкие рожки. Она раскрыла пасть, и воздух перед ней заколебался от жара. Настоящее жерло ада, успел подумать Лоуренс – и Отчаянный, сложив крылья, камнем ушел вниз.

Лоуренса замутило. Абордажники, судя по крикам сзади, валились с ног наряду с экипажем. Миг спустя Отчаянный снова расправил крылья и начал подъем, но Аксендара уже улетала, спускаясь к морю и кораблям.

Длинноствольные орудия британского флота начали обстреливать суда, шедшие в самом хвосте конвоя. Загремела канонада, все заволоклось тяжелым сернистым дымом. Быстроходные фрегаты, пользуясь дымовой завесой, ринулись вперед, к более богатым трофеям. Этот маневр, однако, лишил их поддержки драконов Эксидиума. Экипаж Аксендары уже швырял вниз маленькие, с кулак, бомбы, и флам-де-глуар воспламеняла их на лету.

Большинство этих снарядов падало в море, не причиняя вреда: Аксендара, зная, что Отчаянный ее преследует, держалась на довольно большой высоте, затрудняющей прицельное бомбометание. Но некоторые все же попали в цель, и горящая нефть растеклась по палубам.

Отчаянный, видя, как вспыхнули паруса одного из фрегатов, гневно зарычал и прибавил скорости. Он вылупился в море, прожил свои первые три недели на палубе и с тех пор полюбил корабли. Лоуренс, охваченный тем же гневом, поощрял его словами и лаской. Оба смотрели только вниз, на флам-де-глуар, но капитану вскоре пришлось отвлечься. Верховой Кройн упал на него и тут же скатился вниз. Юноша падал, вытаращив глаза, растянув рот в неслышном крике: кто-то перерезал ремни его портупеи.

Его пальцы скользнули по гладкому боку Отчаянного. Лоуренс, не успевший его удержать, увидел далеко внизу всплеск, и Кройн больше не выплыл. Следом за ним в воздухе закувыркался мертвый француз-абордажник. Лоуренс ослабил свою портупею, встал и повернулся назад, приготовив пистолеты. Семь оставшихся на борту абордажников дрались как одержимые. Один, с лейтенантскими нашивками, бился на расстоянии двух шагов с Кварлом, одним из телохранителей капитана.

В тот самый момент, когда Лоуренс повернулся к ним, лейтенант отразил выпад шпаги Кварла и левой рукой вонзил ему в бок длинный нож. Кварл ухватился за рукоять кинжала и обмяк, кашляя кровью. Лейтенант открылся для выстрела, но тут другой француз чуть позади него поверг на колени Мартина и приставил к его шее короткую саблю.

Лоуренс, спасая своего мичмана, выстрелил в того другого и попал ему в грудь. Лейтенант тем временем пошел на рискованный шаг: рассек собственные ремни, перескочил через Кварла и вцепился в руку капитана – и для поддержки, и затем, чтобы отвести пистолет.

– Браво, – невольно произнес Лоуренс, пораженный этим небывалым маневром. Француз вздрогнул, и на его покрытом кровью лице вдруг сверкнула мальчишеская улыбка.

Их поединок был, конечно, не совсем честным, поскольку французу не имело смысла убивать Лоуренса. Дракон в случае гибели своего капитана бросается на врага с удесятеренной яростью – неуправляемый, но крайне опасный. Лейтенант хотел захватить Лоуренса в плен и поэтому осторожничал, в то время как капитан мог убить его не задумываясь.

Легко сказать! Они балансировали на узком драконьем загривке, и лейтенант, выше Лоуренса ростом, держался за него мертвой хваткой, чтобы не сверзиться вниз. Они скорее напирали друг на друга, чем фехтовали. Клинки, раз сойдясь, больше не расцеплялись, и Лоуренс уже стал подумывать, что бой может завершиться лишь падением кого-то из них.

Он отважился развернуться немного, чтобы наблюдать за общей битвой через плечо лейтенанта. Мартин и Феррис вкупе с несколькими стрелками держались стойко, но французов было больше, и они угрожали прорваться на подмогу своему офицеру. Пара абордажников отражала низовых, пытавшихся взобраться наверх: на глазах у Лоуренса они закололи и сбросили вниз Джонсона.

– Vive l’Empereur![6]6
  Да здравствует император! (фр.)


[Закрыть] – ободряюще крикнул лейтенант своим людям, сам оглянувшись через плечо, и сделал выпад с намерением ранить соперника в ногу. Лоуренс, отразив удар, вдруг с изумлением понял, что дерется парадной шпагой, которую вчера надевал в Адмиралтейство: у него не было времени сменить ее на другую.

Теперь он вел себя более осмотрительно и старался принимать вражеские выпады только на среднюю часть клинка. Удар, нацеленный в его правую руку, он тоже отвел, но на сей раз шпага, как он и опасался, переломилась. Пять дюймов стали чиркнули его по лицу и улетели, отливая багрянцем при свете горящих судов.

Француз, видя это, вознамерился окончательно разоружить капитана. Еще один кусок лезвия отлетел прочь. У Лоуренса теперь осталось всего шесть дюймов. Поддельные бриллианты на серебряной рукояти сверкали, словно насмехаясь над ним. Он стиснул челюсти, решив не сдаваться и не отдавать Отчаянного французам. Будь он проклят, если уступит. Не прыгнуть ли за борт, оповестив криком Отчаянного? Тот, может быть, поймает его – а если нет, то он хотя бы не увидит, как Наполеон заберет дракона себе.

Но тут Грэнби влез наверх по хвостовой шлее без помощи карабинов, пристегнулся и напал на француза, оборонявшего левый бок. Когда тот пал мертвым, на спину тут же выбрались шестеро низовых. Абордажники сбились в тесную кучку, но исход боя был уже предрешен: либо они сдадутся, либо умрут. Мартин со шпагой наготове перебирался через убитого Кварла.

– Ah, voici un joli gвchis![7]7
  Хорошенькое дело! (фр.)


[Закрыть] – воскликнул лейтенант и предпринял последнюю отчаянную попытку: подцепил своим клинком рукоять Лоуренса и вырвал у него шпагу. Внезапно он пошатнулся, из носа у него хлынула кровь, и он повалился без чувств на руки капитана. Позади него, тоже пошатываясь, стоял юный Дигби: крыльман втихую покинул свой пост на плече и сразил врага ядром на конце мерной ленты.

– Молодцом, – похвалил его Лоуренс, поняв, что к чему, и мальчуган зарделся от гордости. – Мистер Мартин, переправьте, пожалуйста, этого вояку вниз, в лазарет. Он дрался как лев.

– Есть, сэр! – Мартин продолжал шевелить губами, но грянувший сверху рев заглушил все прочие звуки. Еще миг, и Лоуренс вовсе перестал что-либо слышать.

Очнулся он под громоподобный рокот Отчаянного. Глаза болели от света, одна нога не желала слушаться. Ощупав ее, Лоуренс обнаружил, что она запуталась в портупее. Одна из пряжек, прорвав бриджи, вдавилась в тело.

Уж не взяли ли нас, чего доброго, в плен, испугался он. Но нет, рядом кто-то кричал по-английски. Так ведь это же Барэм, изумленно сообразил Лоуренс.

– Нет, сэр, ни шагу дальше, – твердо отвечал адмиралу Грэнби. – Если эти люди двинутся с места, Отчаянный, ты можешь сбить их с ног.

Лоуренс попытался сесть, и заботливые руки тут же поддержали его.

– Осторожно, сэр. Вам уже лучше? – Дигби сунул капитану пузырь с водой.

Лоуренс смочил губы, но пить из-за тошноты не решился.

– Помогите мне встать, – велел он хрипло, щурясь на свет.

– Нет, сэр, не надо, – зашептал Дигби. – Вы получили сильный удар по голове, а теперь вам грозят арестом. Грэнби приказал спрятать вас и подождать адмирала.

Лоуренс лежал на твердой земле. Передняя лапа Отчаянного охватывала его надежным кольцом, по бокам сидели на корточках впередсмотрящие Дигби и Аллен. С лапы стекали ручейки темной крови.

– Он ранен, – заметил Лоуренс, опять порываясь подняться.

– Мистер Кейнс уже пошел за бинтами. Пешер подранил нас сбоку, но не сильно – это просто царапины. – Дигби без труда удержал капитана: поврежденная нога не гнулась, а держать и вовсе отказывалась. – Не нужно, сэр. Бейливорт сейчас доставит носилки.

– Ну хватит. Я хочу встать, – резко бросил Лоуренс.

Отлеживаться не приходилось: Лентон не мог прибыть сюда сразу же после боя, а ситуация между тем принимала все более дурной оборот. Опираясь на хрупкие плечи крыльманов, он покинул свое укрытие.

Барэм стоял на лужайке с дюжиной морских пехотинцев – не тех лондонских молокососов, а закаленных солдат. Они притащили с собой пушку-перечницу – короткоствольную, правда, но на таком расстоянии дальнобойная и не требовалось. Барэм, лилово-красный, перестал спорить с Грэнби и свирепо уставился на капитана.

– Ага, вот и вы. Отсидеться вздумали? Уймите свое животное, а вы, сержант, арестуйте его.

– Никто из вас и близко не подойдет к Лоуренсу, – рыкнул Отчаянный, угрожающе приподняв когтистую лапу. Кровь, стекающая с шеи и плеч, делала его особенно страшным, жабо стояло торчком.

Солдаты дрогнули, но сержант сохранил спокойствие.

– Наводи, капрал, – скомандовал он и жестом приказал остальным поднять мушкеты.

– Отчаянный, стой! – воззвал Лоуренс. – Бога ради, не надо. – Но рассвирепевший дракон не слушал его. Ружейных пуль Лоуренс опасался не слишком, но перец, он знал, ослепит Отчаянного и разъярит еще больше – что будет иметь плачевные последствия как для дракона, так и для противостоящих ему людей.

Но тут деревья на западной стороне закачались, и над ними возникла огромная голова Максимуса. Медный регал встряхнулся и широко зевнул, показав устрашающие зубы.

– Разве бой не кончился? Из-за чего такой шум?

– Эй ты! – крикнул ему Барэм, указывая на Отчаянного. – Придержи этого дракона!

Максимус, как и все медные регалы, страдал дальнозоркостью. Чтобы рассмотреть происходящее, ему пришлось стать на дыбы. Он весил уже вдвое больше Отчаянного и был на двадцать футов длиннее. Крылья, которые он растопырил для равновесия, бросали вперед длинную тень и просвечивали красным на солнце.

Возвышаясь над всеми и вся, он запрокинул голову, всмотрелся и спросил Отчаянного:

– Зачем тебя надо держать?

– Не слушай его! – Отчаянный трясся от гнева, и кровь у него текла все сильней. – Они хотят забрать Лоуренса, посадить его в тюрьму и казнить. Я им этого не позволю! А тебя раздавлю, хотя Лоуренс и не велит, – свирепо добавил он, обращаясь к Барэму.

– Бог мой, – прошептал Лоуренс, только теперь поняв, чего по-настоящему боится Отчаянный. Тот уже однажды присутствовал при аресте, и вскоре арестованного предателя казнили на глазах у его собственного дракона. Это произвело крайне тяжелое впечатление на Отчаянного и других молодых драконов – неудивительно, что его теперь охватила паника.

Грэнби, используя отвлекающий фактор в лице Максимуса, сделал знак другим офицерам. Он, Феррис, Эванс, Риггс со своими стрелками – все выстроились в шеренгу перед Отчаянным с ружьями и пистолетами. То, что это было только бравадой – оружие они разрядили в бою, – нисколько не преуменьшало дерзости их поступка. Лоуренс зажмурился, сознавая, в какую переделку влип вместе с ним его экипаж. Еще немного, и все это заслужит справедливого названия «бунт».

Ружья морской пехоты не дрогнули, пушку спешно зарядили круглым перечным снарядом.

– Товсь! – подал команду капрал.

Лоуренс окончательно растерялся. Сказать Отчаянному, чтобы перевернул пушку? Но тогда получится, что они выступили против своих же солдат, повинующихся приказу. Непростительно – но простительнее ли будет, если эти солдаты причинят вред Отчаянному и его экипажу?

– Какого черта здесь происходит? – осведомился Кейнс, драконий хирург. Два тяжело нагруженных ассистента тащили за ним бинты и катушки шелковых ниток. Пользуясь оторопью, которую внушили солдатам его седины и забрызганный кровью сюртук, доктор выхватил запал из рук канонира, бросил его на землю и погасил. Яростный взгляд Кейнса не щадил ни Барэма, ни солдат, ни Грэнби с его людьми. – С ума вы все посходили? Он только что вышел из боя, а вы его бесите. Сейчас сюда не только этот красавец, – доктор кивнул на Максимуса, – весь запасник сбежится.

Любопытствующие драконы в самом деле уже выглядывали из-за деревьев, ломая ветки. Земля содрогнулась – это уличенный в нескромности Максимус вновь опустился на четвереньки. Барэму стало явно не по себе: драконов, как правило, кормят сразу после сражения, и окровавленные, хрумкающие костями пасти могли ошарашить кого угодно.

Кейнс тоже не давал чужакам спуску.

– Вон, немедленно вон! Я не могу работать, когда кругом такой цирк, а вы, – рявкнул он Лоуренсу, – извольте сейчас же лечь! Я распорядился, чтобы вас перенесли в госпиталь – один Бог знает, почему вы до сих пор скачете на этой своей ноге. Где Бейливорт с носилками?

Этого Барэм уже не вынес:

– Лоуренс, черт побери, под арестом, и прочих бунтовщиков я тоже намерен заковать в кандалы!

– Арестуете его утром, – не смолчал Кейнс, – когда он вместе с драконом получит врачебную помощь. Примерное, истинно христианское поведение – угрожать раненым! – В кулаке, которым хирург потрясал перед самым лицом лорда, был зажат десятидюймовый крючок. Барэм невольно отшатнулся, и пехотинцы, восприняв это как долгожданный сигнал, поволокли прочь свою пушку. Лорду не осталось ничего другого, как отправиться следом за ними.

Завоеванная таким образом передышка оказалась недолгой. Хирурги, сгрудившись над Лоуренсом, чесали в затылках. Кость не была сломана, раны, не считая обильных кровоподтеков, тоже отсутствовали, однако нога отзывалась мучительной болью на любые попытки прощупать ее. Голова тоже сильно болела. В итоге Лоуренсу предложили лауданум, от которого он отказался, и приказали не ступать на пострадавшую ногу – совет столь же здравый, сколь и бесполезный: ступить на нее он не мог бы при всем желании.

Раны Отчаянного, к счастью неглубокие, тем временем зашили, и Лоуренс, приложив большие усилия, уговорил его хоть немного поесть. К утру стало ясно, что Отчаянный поправляется. Лихорадки у него не было, и никаких поблажек ожидать больше не приходилось. Лоуренс получил от адмирала Лентона официальный вызов в штаб запасника. Провожая портшез, в котором он туда отправлялся, Отчаянный заявил:

– Если завтра утром ты не вернешься, я пойду тебя искать.

Отговорить его не удалось, да и какие тут можно найти слова? Дело явно шло к аресту, если только Лентон не найдет каких-то чудодейственных доводов против, а трибунал по совокупности правонарушений вполне мог приговорить капитана к смерти. Обычно авиаторов вешали разве что в случае государственной измены, но Барэм наверняка постарается, чтобы Лоуренса судила коллегия морских офицеров. Они подойдут к делу гораздо пристрастнее, и перспектива лишиться боевого дракона не остановит их: Отчаянный все равно потерян для Англии, раз Китай требует его назад.

Эту ситуацию, и без того непростую, для Лоуренса отягощало сознание, что он поставил под удар своих офицеров. Грэнби и другим лейтенантам – Эвансу, Феррису, Риггсу – придется ответить за неподчинение Барэму. Их могут уволить со службы – для авиатора, которого обучают летать с раннего детства, страшнее наказания не придумаешь. Даже мичманов, которые в лейтенанты так и не вышли, не принято увольнять в отставку. Для них всегда находят места в питомниках и запасниках, обеспечивая их обществом сослуживцев.

Нога за ночь стала чуть получше, но Лоуренс, самостоятельно взойдя на штабное крыльцо, побледнел и покрылся потом. Он постоял, перебарывая дурноту, и вошел в небольшой кабинет адмирала.

– Бог мой! Я думал, лекари вас отпустили! – воскликнул Лентон вопреки нетерпеливой гримасе Барэма. – Садитесь, пока не упали; держите, – продолжал он, сунув в руку Лоуренса стакан бренди.

– Благодарю, сэр. Меня действительно отпустили. – Лоуренс пригубил спиртное только из вежливости – голова у него и без бренди неважно работала.

– Довольно с ним нянчиться, – прервал Барэм. – В жизни не видел, чтобы офицер вел себя столь вопиющим образом. Честное слово, Лоуренс, я никогда не питал любви к виселице, но вас бы повесил с большой охотой. Лентон клянется, что тогда ваш зверь станет неуправляемым, а по мне он и теперь строптив дальше некуда.

Лентон сжал губы, выслушав этот презрительный отзыв. Лоуренс мог лишь догадываться, сколько сил и нервов потратил воздушный адмирал, убеждая Барэма. Ни заслуги Лентона, ни только что одержанная победа не имели решающего значения в высоких сферах. Барэм мог безнаказанно унижать его, в то время как любой флотский адмирал пользовался достаточным влиянием, чтобы требовать к себе уважения.

– Вас, бесспорно, следует отправить в отставку, – продолжал Барэм. – Но животное, столь же бесспорно, следует отправить в Китай, и здесь нам, к великому сожалению, требуется ваше содействие. Уговорите его как-нибудь, и покончим на этом; но если вы снова вздумаете упорствовать, будь я проклят, если в конце концов вас не вздерну. Зверя застрелим, а китайцы могут убираться ко всем чертям.

Лоуренс, забыв о контузии, едва не взвился со стула, но Лентон надавил ему на плечо.

– Вы заходите чересчур далеко, сэр. У нас в Англии драконов расстреливают разве только за людоедство, и мы не станем менять эту традицию ради вас. Недоставало мне только бунта в воздушном корпусе.

Барэм пробурчал себе под нос что-то насчет отсутствия дисциплины. Лоуренс счел это хорошим признаком, зная, что лорд хорошо помнит большой мятеж 1897 года, когда восстала половина королевского флота.

– Будем надеяться все же, что до этого не дойдет. На Спитхедском рейде[8]8
  Стоянка военных кораблей между Портсмутом и о. Уайт.


[Закрыть] стоит транспорт «Верность», который может выйти в море через неделю. Вопрос, как погрузить на него дракона, который не желает ехать по доброй воле.

Лоуренс не находил слов для ответа. Неделя – очень короткий срок. В голову лезли безумные мысли о бегстве. Из Дувра на континент можно перелететь без труда, а в Германии сохранилось немало лесов, где драконы – только мелких, правда, пород – до сих пор живут на свободе.

– Нужно подумать, – сказал Барэму Лентон. – Позволю себе заметить, сэр, что дело с самого начала велось из рук вон плохо. Дракон взбудоражен, а их и в спокойном состоянии непросто уговорить сделать то, что им не по вкусу.

– Я сыт по горло вашими отговорками, Лентон, – начал Барэм, но ему помешал стук в дверь.

– Сэр… – успел промолвить испуганный мичман и тут же отскочил прочь: китайские солдаты попросту смели его, расчищая путь принцу Юнсину.

Пораженные англичане не сразу вспомнили об этикете. Лоуренс все еще пытался встать, когда принц уже вошел в комнату. Юнсину поспешно придвинули стул лорда Барэма, но он отмахнулся, из-за чего остальные тоже не могли сесть. Лентон незаметно взял Лоуренса под руку, но комната продолжала кружиться, и яркий наряд принца резал капитану глаза.

– Так-то вы проявляете свое уважение к Сыну Неба? – заговорил принц, обращаясь к Барэму. – Вы снова бросили Лун Тен Сяна в бой, а теперь тайно сговариваетесь с целью оставить при себе краденое.

Барэм, пять минут назад готовый послать китайцев ко всем чертям, побледнел и залепетал:

– Право же, ваше высочество, я не хотел…

Но Юнсин и не думал прерывать свою речь.

– Я осмотрел местный зверинец, или запасник, как вы его именуете. Знакомство с вашими варварскими методами позволяет понять, как могла зародиться у Лун Тен Сяна столь недостойная привязанность. Он, естественно, дорожит человеком, от которого зависят те небольшие удобства, что только и доступны ему. – Принц смерил Лоуренса презрительным взглядом. – Вы воспользовались его юностью и неопытностью, но даром это вам не пройдет. Мы не потерпим больше никаких проволочек. Вернувшись домой и заняв подобающее ему место, Лун Тен Сян быстро поймет, в сколь низком обществе его вынуждали существовать.

– Ваше высочество ошибается: мы готовы оказать вам всяческое содействие, – заверил Лентон, пока Барэм мучился в поисках более изысканных выражений. – Только вот Отчаянный ни за что не покинет Лоуренса. Дракон, как известно вашему высочеству, никуда без своего опекуна не поедет.

– Значит, капитан Лоуренс поедет с ним вместе, – отрезал Юнсин. – Он, я полагаю, в опекуне не нуждается?

Лоуренс не верил своим ушам. Ошеломленное молчание прервал возглас Барэма:

– Вам нужен Лоуренс? Так забирайте его, бога ради!

Громадное облегчение вместе с плохим самочувствием помешали Лоуренсу вникнуть в смысл дальнейшего разговора. Он еле держался на ногах, и Лентон в конце концов приказал ему отправляться в постель. Капитан, передав через горничную короткую записку Отчаянному, провалился в тяжелый, не приносящий свежести сон.

Он проспал четырнадцать часов и очнулся только на следующее утро. Капитан Роланд, запрокинув голову и открыв рот, дремала рядом на стуле. Она проснулась сразу же после него, протерла глаза и зевнула.

– С пробуждением, Лоуренс. Ну и нагнали же вы на всех страху. Эмили прибежала ко мне, потому что Отчаянный себе места не находил. С чего это вам вздумалось посылать ему такую записку?

Лоуренс попытался вспомнить, что же такое он написал, но о вчерашнем дне у него остались самые смутные воспоминания – кроме одной вещи, накрепко засевшей в мозгу.

– Роланд, у меня напрочь отшибло память. Но ведь Отчаянный понял, что я еду с ним?

– Теперь уже понял. Мне все объяснил Лентон, когда я пришла вас разыскивать, но из этого, – она подала Лоуренсу листок бумаги, – он вряд ли мог что-то извлечь.

Лоуренс с трудом узнал собственный почерк.

Отчаянный, ничего не бойся! Я еду. Сын Неба не желает больше терпеть проволочек, и Барэм дает мне отпуск. Нас повезет Верность. Пожалуйста, поешь что-нибудь.

Л.

Да, нечего сказать, угораздило…

– Не помню ни единого слова… хотя нет, постойте. «Верность» – это название транспорта, Сыном Неба Юнсин величает императора. Не пойму только, зачем мне было повторять этот языческий вздор на бумаге – должно быть, в голове помутилось. Пожалуйста, бросьте это в огонь, а Отчаянному скажите, что я совсем поправился и скоро приду к нему. Прошу вас еще позвонить, чтобы мне помогли одеться.

– По-моему, вам лучше остаться в постели. Особой спешки, как я понимаю, нет, а Барэм хотел поговорить с вами. Я скажу Отчаянному, что вы живы и находитесь в здравом уме. Передавать новые послания от вас к нему и обратно поручим Эмили.

Лоуренс внял ее совету. Встать он в самом деле был еще не готов и хотел приберечь все свои силы для разговора с Барэмом. Но вместо лорда, к счастью, явился Лентон.

– Боюсь, вам предстоит чертовски долгое путешествие, Лоуренс. Хочу надеяться, что это время пройдет не слишком уж скверно. – Адмирал взял себе стул и сел. – Помню, в девяностые годы, когда наш транспорт шел в Индию, нас три дня трепал шторм. Дождь хлестал просто ледяной, драконы даже полетать не могли. Бедняжка Обверсария всю дорогу страдала, а когда у дракона морская болезнь, вам тоже не сладко приходится.

Лоуренс драконьим транспортом никогда не командовал, но эту картину представил себе очень живо.

– Счастлив заверить вас, сэр, что Отчаянный очень хорошо переносит морские путешествия и получает от них немалое удовольствие.

– Посмотрим, как-то ему понравится ураган. Впрочем, при нынешних обстоятельствах вам обоим, пожалуй, возражать не приходится.

– Вы правы, сэр. – Лоуренс предвидел, что попадет из огня на сковородку, но был благодарен и за то, что поджарится не столь быстро. Путешествие займет много месяцев, и случиться за это время может все что угодно. Надежда остается всегда.

– Вид у вас неважный, – кивнул Лентон, – поэтому долго распространяться не буду. Мне удалось втолковать Барэму, что весь ваш экипаж должен ехать с вами. В противном случае у некоторых офицеров могут быть серьезные неприятности, и хорошо бы вам отчалить как можно скорее, пока он не передумал.

У Лоуренса, который на это не смел и надеяться, свалился с души еще один груз.

– Я в неоплатном долгу перед вами, сэр…

– Полно, что за вздор. – Лентон помолчал и добавил: – Мне чертовски жаль, Лоуренс. На вашем месте я от такого варварства обезумел бы еще раньше.

Лоуренс не знал, что и сказать – ему казалось, что он не заслуживает столь доброго к себе отношения.

– Жаль также, – продолжал Лентон, – что я не могу дать вам больше времени на поправку. Зато на корабле вам только и дела будет, что отдыхать. Барэм обещал им, что «Верность» отплывет не позже, чем через неделю – хотя за такой срок ему, мне сдается, трудновато будет найти капитана.

– Мне кажется, командовать ею назначили Картрайта? – припомнил Лоуренс. Он все еще читал «Флотские ведомости» и следил за карьерой своих прежних товарищей. Картрайт запомнился ему оттого, что они когда-то вместе служили на «Голиафе».

– Да, когда она собиралась идти в Галифакс – там для него вроде бы строится какой-то другой корабль. Они не могут ждать его целых два года, пока он будет ходить в Китай и обратно. Ну, кого-нибудь да отыщут, я полагаю, а вы пока что готовьтесь.

– Можете на нас положиться, сэр. Через неделю я буду совсем здоров.

В этом Лоуренс, пожалуй, был слишком оптимистичен. После ухода Лентона он хотел написать письмо, но голова опять разболелась. Выручил его Грэнби, взволнованный будущим путешествием и в грош не ставящий опасность, которая грозила его карьере.

– Как будто я мог поступить иначе, когда этот мерзавец приказывал схватить вас и наставлял на Отчаянного мушкеты! Выбросьте это из головы и говорите, что нужно писать.

Лоуренс больше не пытался призвать его к осторожности: преданность Грэнби не уступала силой былой неприязни.

– Всего несколько строк, пожалуйста – капитану Томасу Райли. Сообщите ему, что через неделю мы отплываем в Китай. Если он не против командовать транспортом, пусть, не мешкая, обратится в Адмиралтейство: Барэму срочно нужен кто-нибудь на пост капитана «Верности». Добавьте еще, что на меня ссылаться не надо.

– Понимаю. – Грэнби быстро настрочил требуемое. Почерк у него был не самый изящный, но поддавался прочтению. – А вы хорошо его знаете? Ведь нам придется долго иметь с ним дело.

– Да, очень хорошо. Он был у меня третьим лейтенантом на «Белизе» и вторым на «Надежном». Присутствовал при рождении Отчаянного. Отличный офицер и моряк – лучшего и желать нельзя.

– Я сам отнесу письмо курьеру и накажу ему проследить за доставкой. Славно будет, если нам достанется не какой-нибудь надутый индюк… – Тут Грэнби осекся в смущении: не так давно он считал «надутым индюком» и самого Лоуренса.

– Спасибо, Джон, – поспешно, щадя его, сказал Лоуренс. – Не стоит пока слишком на это надеяться: министерство вполне может предпочесть кого-то более опытного. – Про себя, однако, он считал эту вакансию превосходным шансом. Избытка добровольцев Барэму наверняка не представится.

Драконий транспорт, каким бы внушительным он ни казался сухопутному человеку, – судно не слишком завидное. Он подолгу простаивает в порту, ожидая своих пассажиров, а команда тем временем предается разгулу и пьянству. Бывает и так, что он месяцами торчит посреди океана, служа опорным пунктом для тех драконов, что путешествуют с пересадкой. Это еще хуже морской блокады, поскольку общества там нет никакого. Транспортам редко доводится участвовать в битвах, а стало быть, и призовые достаются им редко. Тот, кто может надеяться на лучшее, вряд ли захочет командовать таким кораблем.

Но «Надежный», сильно потрепанный штормом после Трафальгара, еще долго простоит в сухом доке. У Райли нет связей, чтобы получить новый корабль, и почти нет капитанской выслуги. Он будет не менее рад представившейся возможности, чем Лоуренс – перспективе выйти в море с таким капитаном, а Барэм скорее всего ухватится за первого же охотника.

Весь следующий день Лоуренс со столь же малым успехом корпел над другими необходимыми письмами. Состояние его дел не предусматривало долгого путешествия вне досягаемости курьерской почты. Притом за последние тяжкие недели он совершенно забросил личную переписку и теперь непременно должен был ответить нескольким адресатам, в первую очередь родственникам. Отец после битвы при Дувре немного смягчил свое отношение к новой профессии сына. Напрямую письмами они пока не обменивались, но Лоуренсу по крайней мере не приходилось больше скрывать своей переписки с матерью – все недавние послания он открыто адресовал ей. Последние события могли подвигнуть отца на повторный запрет этой привилегии, однако Лоуренс надеялся, что тот услышит о них лишь в самых общих чертах. Барэму невыгодно было расстраивать лорда Эллендейла – особенно теперь, когда их общий политический союзник Уилберфорс на новой парламентской сессии собирался вновь выступить за отмену рабства.

Другие корреспонденты, которым предстояло увидеть сильно изменившийся почерк Лоуренса, были в основном морскими офицерами, хорошо понимавшими, что такое внезапный отъезд. Многочисленность писем, при всей их краткости, сделала свое дело. К следующему визиту Джейн Роланд Лоуренс в полной прострации, закрыв глаза, лежал на подушках.

– Я, конечно, отправлю все это, но вы ведете себя неразумно, – пожурила она. – Удар по голове может иметь скверные последствия, даже если череп остался цел. Когда у меня в Вест-Индии была желтая лихорадка, я не делала вид, что чувствую себя хорошо. Я лежала в постели, кушала кашку, пила горячее молоко с вином и встала на ноги быстрей, чем все мои товарищи по несчастью.

– Спасибо за письма, Джейн. – Лоуренс с ней не спорил. Он действительно чувствовал себя хуже некуда и порадовался, когда она задернула шторы, погрузив комнату в благодетельный сумрак.

Разбудил его шум за дверью.

– Убирайтесь отсюда, – шипела Роланд, – не то я спущу вас с лестницы. Вздумали тоже – прокрадываться к больному, как только я выйду из комнаты!

– Но мне необходимо поговорить с капитаном Лоуренсом, – растерянно настаивал другой, незнакомый голос. – Я приехал сюда из Лондона…

– Ступайте к адмиралу Лентону, если это так срочно. Мне безразлично, что вы служите в министерстве. По возрасту вы годитесь мне в мичманы, и я отказываюсь верить, что ваше срочное дело не может подождать до утра.

Джейн поплотнее прикрыла дверь, и Лоуренс, ничего больше не слыша, снова заснул. Но утром защищать его стало некому. Как только горничная принесла завтрак – ту самую кашку и молоко, приправленное вином, – новая попытка вторжения увенчалась полным успехом.