Текст книги "Открыть 31 декабря. Новогодние рассказы о чуде"

Лежа на спине и глядя вверх, на звезды, Олег вдруг с удивлением понял, что никакой дыры в груди у него больше нет. Весь сегодняшний день с глупым забегом по магазинам и растворившейся в воздухе Машей сейчас казался картинкой из далекого прошлого. Пяти, а может, и десятилетней давности. Был только смех, снег и странная девушка, еще даже девочка, колючая, как еж.

Они пришли в себя через пару минут. Как по команде встали, стыдливо отряхнулись и снова сели на качели. Наконец, когда тишина стала невыносимой, Вика спросила:

– Кого ты видел? Когда она пришла забирать того мужика.

– Это была она? – удивился Олег. – Я думал, это мужчина. Точнее, черный силуэт. Такой… не настоящий. Как будто нарисованный.

– Каждый видит что-то свое. – Вика поежилась. – За мной вот ходит старуха с косой, как в дурацких детских книжках. У тебя хоть что-то оригинальное.

Следующие слова Олег с трудом вытолкнул из горла.

– Я что, умер? И это все – мой последний, самый яркий сон?

– В некотором роде. Не знаю точно. – Вика впервые подняла взгляд на Олега, и он заметил пару мокрых дорожек на ее щеках. – Не все, кто здесь оказываются, еще мертвы. Кто-то возвращается.

– И как часто? – Олег вцепился в эту мысль, как утопающий в спасательный круг.

– Я помню только одного. Маленького мальчика. Я встретила его тут же, на детской площадке. Он лепил снеговика.

– Как он вернулся? – Олег вскочил на ноги. – Что именно сделал?

– Если бы я знала, то с тобой бы здесь не сидела, – Вика огрызнулась, но без былого задора. – Он с самого начала весь светился, таким особым голубоватым светом. Как маленькая звезда.

Вика замолчала. Она покачивались на качелях, обхватив себя руками, будто желая успокоить.

Впервые в жизни Олег искренне захотел поддержать человека. Не потому, что так принято, не для того, чтобы оборвать зарождающийся скандал, а от всего сердца. Передать частичку уверенности, что все будет хорошо. Что от смерти можно убежать – у них ведь получилось это сделать дважды, значит, получится и в третий раз! Но нужные слова не приходили. Он стоял среди заснеженного двора, в куртке с чужого плеча и смотрел, как плачет девушка, о которой он не знал ничего, кроме имени.

– Я здесь так давно, ты не представляешь, – Вика говорила тихо, и Олегу пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова. – Мое тридцать первое растянулось в вечность. Я видела столько людей, и за всеми приходит она. Я бегу, бегу изо всех сил, а она каждый раз догоняет. Словно издевается надо мной.

Вика вдруг вскинула на Олега глаза, казавшиеся черными из-за расширенных зрачков. Глаза безумной. Она сорвала с себя пушистый шарф и выдвинулась чуть вперед, под свет фонаря.

Вокруг ее шеи виднелась лиловая полоса – след не то ремня, не то веревки. Олег вздрогнул.

– Я ведь сюда сама пришла, понимаешь? И только здесь поняла, что на самом деле мои проблемы – полная фигня. Подумаешь, отец ушел, подумаешь, мать бьет. Я ведь могла и правда уйти из дома, могла найти помощь. Но решила по-другому.

У Вики перехватило дыхание от слез, она сделала судорожный вздох. И почти выкрикнула:

– Зато теперь я вцепилась зубами в край могилы. Я не хочу умирать, не хочу!

Голос девушки сорвался. Она опустила голову – не желала, чтобы Олег видел ее слезы.

Парень встал перед ней на колени. Аккуратно взял ее руки в свои. Заговорил:

– Я не оставлю тебя тут. Мы что-нибудь придумаем. Только не плачь, ладно? – Он аккуратно обнял Вику, попытался прижать к груди. На миг та замерла на его плече. И тут же злобно его отпихнула.

Олег в недоумении сделал шаг назад. Лицо Вики, хрупкой милой девочки, исказила нечеловеческая ярость. Казалось, что сейчас она кинется и выцарапает ему глаза.

– Почему ты?! – Она обвиняюще ткнула ему в грудь пальцем. – Чем ты лучше меня?

Олег недоуменно хлопнул глазами.

– Что, опять не догоняешь? – злобно хмыкнула Вика. – Сравни-ка!

Она обхватила его ладонь. На контрасте с бледной, холодной кожей Вики, рука Олега светилась нежно-голубоватым светом. «Он с самого начала весь светился. Как маленькая звезда», – вспомнил Олег.

– Значит, я смогу вернуться? – Олег не смог сдержать облегченной улыбки. И тут же пожалел об этом, увидев потемневшее лицо девушки.

– Знясит, я смагу вийнуся? – передразнила Вика. – Да, сможешь! Я за тобой с самого начала шла, чтобы понять, что нужно сделать. И ни черта не поняла. Ты – самый обычный, ты не сделал ни-че-го! И теперь возвращаешься обратно!

Она оттолкнула Олега.

– Проваливай отсюда! – орала Вика. – Лучше смерть, чем смотреть на твою рожу!

За спиной Вики тени пришли в движение. Черный автомобиль перевозчика душ Харона выползал из-за угла, и фары заливали детскую площадку мертвенно-белым светом.

Девушка обернулась к этому свету. Эмоции на ее лице неслись вскачь. Злость, отчаяние, страх… и облегчение. Она сжала кулаки и шагнула навстречу остановившемуся автомобилю.

– Прощай, дядя. Удачной дороги назад.

Олег бросился к ней, хотел было схватить ее за руку… и неловко бухнулся в сугроб, споткнувшись об лошадку-качалку. Круглый черный глаз уставился на него, будто говоря: «Да, брат, попал ты в переплет». Олег попытался вздохнуть, но воздух не шел в легкие.

Пушистый снег, взвившийся в воздух при падении Олега, никак не оседал. Он все разрастался, закручивался в воронку, в огромный буран. Олег барахтался, кричал, проклинал и торговался – и все без толку. Невидимая сила подхватила Олега и понесла, как ураган, закинувший Элли в страну Оз.

Сквозь толщу снега доносились голоса.

– Парень! Эй, парень! Ты живой?

Кто-то тряс Олега за плечи. Дышать было больно. Думать было больно. Все – больно.

Олег замычал и открыл глаза. Над ним нависали две бородатые рожи с нимбами над головами. Он сморгнул, и нимбы трансформировались в отблески от уличного фонаря.

– Ты смотри, парниша, в декабре на улице спать вредно! – нравоучительным тоном выговаривал Олегу один из «ангелов».

Олег никак не мог остановить вращающийся мир. В ушах стоял звон. Наконец он сформулировал первый вопрос:

– А где Вика?

– Какая Вика? Жена твоя, что ли? – спросил мужик номер один.

– Жена – это хорошо, – глубокомысленно сообщил номер два.

Олег встал. Сделал несколько неверных шагов, покачиваясь. Ноги не слушались. Он замерз, он был в одной футболке, босой стоял на снегу, придерживаемый под руки двумя поддатыми мужиками, чудом откопавшими его в сугробе.

– Вы не подскажете, где находится железная дорога? – спросил Олег.

Мужики над его головой переглянулись. Один неуверенно ткнул в сторону покосившихся двухэтажных домиков:

– Вроде там.

Сквозь звон в ушах проступил голос Вики, шепнувший: «Метров через сто – железная дорога, за ней – мой дом, последний в тупике. Поторопись…»

Олег побежал.

На перекрестке он рванул на красный свет, едва не угодив под колеса такси. Шумная и пьяная компания студентов улюлюкала ему вслед что-то веселое и связанное со злоупотреблением алкоголем. Олег и голову не повернул в их сторону. Он боялся, что вот-вот тонкая путеводная нить оборвется и он затеряется в лабиринте старого района.

Так и произошло. Он стоял среди облупленных домов и чувствовал, что время утекает. Что старуха с косой идет совсем рядом, опережая Олега на полшага: уж у нее нет ни малейших сложностей с определением дороги.

Он проверял одну улицу за другой, пока не сбился с пути окончательно. Заброшенные дома скалились выбитыми окнами.

Олег бежал, пока не поскользнулся и не распластался на дороге вниз лицом. Он скреб ногтями наледь и чувствовал, что не может и не хочет подниматься. Кажется, он плакал.

До него донесся гул. Олег приподнял голову, вслушиваясь.

Совсем близкий перестук колес ночной электрички стал лучшей музыкой для его ушей. Дом в тупике оказался рядом, буквально за углом, два подъезда по четыре квартиры. Окна светились только у одной.

Дверь оказалась не заперта. На тесной кухне шло шумное застолье, нетрезвые голоса тянули под гитару «Ой, мороз-мороз…». Десяток гостей были настолько увлечены, что не сразу заметили ввалившегося мужика с безумным взглядом.

– Где Вика? – рявкнул Олег.

Голоса смолкли.

Женщина со злыми глазами и зажатой в зубах сигаретой ухмыльнулась. Она мотнула головой, указывая направление:

– У себя заперлась. Нежная она, гостей не любит. Комната в конце коридора.

Олег не помнил, как выломал дверь, как достал Вику из петли, как отпаивал ее, надсадно кашляющую. Запомнил лишь, как она поманила его пальцем и, когда Олег наклонился, прохрипела сорванным голосом:

– Ну и дурак ты, дядя.

И только после долгой паузы добавила:

– Спасибо.

Где-то над домом бахнул новогодний салют.

Нелли Мартова
Случай в конверте

Подарочная новогодняя сказка

Перед Новым годом почтальону расслабляться нельзя. Чудес не бывает – работа поблажек не дает, сиди да носа не поднимай. У Лины все четко, ни одно письмо не пропадет, ни на одной квитанции адрес не перепутает. Придет в отделение пораньше, все три раза проверит, разберет по кучкам, и пора на доставку, вот только чаю хлебнуть, а то в горле пересохло.

– Блинство… Глаза разуй, чучело безрукое! – завопила она, и шелест бумаг в комнате прекратился.

– Ты это кому? – подняла голову Наталья, почтальон соседнего участка.

– Да себе же, еперный театр, себе! Вот Дурында Балбесовна, кружку опрокинула! – Лина схватила нарядный конверт, залитый чаем, и принялась стряхивать капли на пол.

Куда там! Бурое пятно расползлось на весь угол.

– Едрена матрена, небось и внутрь протекло, – проворчала она.

– Поступило в поврежденном виде, – сказала Наталья.

– Ага, – дружно закивали головами остальные почтальонши.

– Лина Анатольевна, дайте я протру, – подала голос Лизонька.

– Не трогай, только хуже сделаешь, – отмахнулась Лина.

Она в ужасе уставилась на конверт – аккуратно выведенные буквы в разделе «Кому» поплыли, имя получателя и адрес превратились в размытые пятна. Конверт был большой и праздничный, украшенный рамкой из голубых снежинок и улыбающимся Дедом Морозом. Внутри прощупывалось что-то плотное и рельефное – наверное, новогодняя открытка. Судя по конверту, красивая открытка, которая теперь не найдет своего получателя. Отправитель тоже расстроится и на чем свет стоит разругает почтовую службу. И будет прав, между прочим!

Чужие послания каждый день толпились у Лины на столе, как пассажиры на вокзале в очереди за билетами. «Пустите, я первая пришла!» – кричала яркая почтовая карточка, куда-то приглашающая своего адресата. «Женщина, вас здесь не стояло!» – возмущался упитанный конверт. «Мы вне очереди. Мы – официальные представители», – рапортовали строгие конвертики с прозрачными окошками для отпечатанных адресов. Два раза в день, гордо повязав пестрый шарфик (зимой – вокруг шеи, летом – на сумку), Лина отправлялась доставлять своих «пассажиров» по местам следования. Ее руки, сухие и растрескавшиеся от постоянной работы с бумагой, одинаково аккуратно и бережно обращались с газетами, письмами, извещениями и открытками.

И вот на тебе – своими руками испортила конверт. Лина все еще держала его в руках, двумя пальцами, как рыбий хвостик, не зная, куда бы его пристроить. Откуда-то донеслась веселая новогодняя мелодия, переливались колокольчики, как будто дразнил кто-то – эх ты, почтальонша, оставила кого-то без новогодних поздравлений!

– Девочки, у кого телефон? – возмутилась она вслух. – Что за привычка, дурацкую музыку на звонок ставить.

– Тебе послышалось, – миролюбиво ответила вечно спокойная Наталья. – Или мимо окна кто-то прошел.

Лина положила конверт на стол, колокольчики утихли, только в голове остался противный звон.

– Глиста в скафандре! Тумбочка с начесом! Чего тебе вздумалось чай пить? Палки у тебя вместо рук, и тебе их надо выдрать! – бубнила она себе под нос.

– Чего ты так переживаешь? – спросила Наталья. – Со всеми случается.

– Что с ним теперь делать? Адрес весь смылся, обратного нет.

– Первый раз, что ли, у тебя письмо с неразборчивым адресом? Значит, не повезло ему, не судьба.

– Ему не судьба, а мне – судьба, – проворчала Лина.

– Что-то я не поняла тебя, – удивилась Наталья и добавила: – Отправим на почтамт, там раз в квартал вскрывают, может, найдется получатель.

Лина вздохнула, посмотрела на календарь – двадцать второе декабря. Следующий «раз в квартал» будет после праздников, хорошо еще, если попадет на январь. Опоздать на месяц с доставкой поздравления к празднику? Значит, придется все-таки шарфик выкинуть.

– Пусть полежит пока, высохнет, может, что-то смогу прочитать, – сказала она вслух.

Лина хотела положить конверт на батарею, но только взяла его в руки, как снова услышала незатейливую новогоднюю мелодию. Оглянулась – никто больше не замечает, лишь склоняются над столами головы и шуршат по бумаге ручки.

Она заслушалась колокольчиками. Закружилась, поплыла голова, Лина чуть не упала, схватилась за стул. Не от того, что который день не высыпалась, и не от того, что болели ноги после долгой ходьбы по сугробам и узким тропкам. Внутри нее сломался невидимый пьедестал почета. Шарфик родной, жалко. Проработав первые три года на почте, она получила благодарственную грамоту, и начальник ей от себя лично вручил этот самый пестрый шарфик со словами: «Носи и помни, дело почтальона – незаметное, но важное. Ты грамоту заслужила, тебе есть чем гордиться». Лина, тогда еще молоденькая наивная девочка, слова начальника приняла всерьез и пообещала себе, что будет носить шарфик до тех пор, пока может называть себя хорошим почтальоном. Так радовало ее это ощущение – «я хорошо работаю», – что она следовала за ним, как за компасом, и не думала поменять работу на другую, где зарплата побольше или можно занять должность повыше. Концы шарфика обтрепались, бахрома свалялась, и давно забылись слова начальника, но ощущение осталось, и Лина с шарфом не расставалась. Ей без него – как полку без знамени, не то что работа, жизнь не в радость.

Теперь, выходит, она недостойна свой шарфик носить. Разве хороший почтальон будет посреди писем чай пить?!

Лина положила конверт на стол, колокольчики утихли. Снова приподняла, услышала мелодию. Музыкальная открытка внутри, что ли?

– Наташ, он правда мелодию играет, или мне кажется? – спросила она и потрясла конвертом.

– Кто он?

– Да конверт это чертов, мать его за ногу!

– Ты не заболела? – нахмурилась Наталья. – Ничего я не слышу. Может, у тебя в ушах звенит?

Лина потрясла головой. Что за наваждение? Она отставила пустую чашку и взялась за привычную работу – рассовала письма между газетами, разобранными на «домовые» и «квартирные» кучки, сложила все в обширную сумку, вздохнула, повязала на шею шарфик-ветеран и отправилась в ежедневный почтовый поход. Последними она разложила несколько своих личных посланий без подписи и марок. Это не было злоупотребление служебным положением, никто не запрещает опускать листки в чужие почтовые ящики. По крайней мере, не хуже, чем рекламные буклеты. На столе остался лежать одинокий праздничный конверт, к которому прилепилось уродливое бурое пятно.

Она переходила из дома в дом, рассовывала конверты по ящикам, на автомате отмечая про себя номера квартир, но мысли ее крутились вокруг злополучного письма.

– Лина Анатольевна, что это ты нынче молчишь? Случилось что? – окликнул ее Степаныч, знакомый пенсионер.

– Хочу и молчу, – огрызнулась Лина, которая терпеть не могла Степаныча за одну его дурную привычку.

Жильцы домов на ее участке давно привыкли к тому, что почтальонша у них больше любит с письмами поговорить, чем с людьми. «Красавчик в голубом, тебе куда, в пятую? Мы тебя к газетке приложим, тебе скучно не будет», – приговаривала она, опуская газету в ящик. «А ты, выхухоль шершавая, где они только берут такую бумагу, в двадцать вторую?» «О, снова судебное в пятнадцатую, сочувствую, голубчик, тебя опять выкинут».

Лина никогда не позволяла себе вскрыть чужой конверт. Не из воспитания или чувства приличия, а просто какой же из нее тогда хороший почтальон? Но с этим письмом она уже лопухнулась. Если портной криво пришил рукав, не все ли равно, каким будет воротник? Если повар положил в суп килограмм соли, не все ли равно, сколько в нем будет мяса? Так что мешает ей прочесть письмо? С этой мыслью после утренней доставки она вернулась на почту. Оглянулась по сторонам – не смотрит ли кто – и сунула конверт, пахнущий влажной бумагой, в сумочку. Лина жила в том же доме, где располагалось почтовое отделение, и по утрам после доставки обычно забегала домой – сделать завтрак для младшей дочери, убедиться, что она не проспала и не опоздает в школу. Выпускной класс – самый важный, на носу поступление.

На двери квартиры красовалась яркая табличка с надписью: «В НОВУЮ ЖИЗНЬ». Лина сорвала и скомкала листок.

– Ирка, ты когда успокоишься, горе ты мое ненаглядное? – прогремела она с порога. – Что еще тебе в твоей секте насоветовали?

– Мама, ну сколько раз тебе говорить, это не секта, это психология! Такая наука, как ты не понимаешь! – Из комнаты высунулась круглая физиономия старшей дочери.

– Какая же это наука – трусы на люстре висят! Хоть перед соседями меня не позорь.

– Трусы – это для привлечения денег.

– Тьфу! Лучше бы работу нашла, дура!

– Сама ты дура! Всю жизнь ты мне понижаешь самооценку! Это из-за тебя я до сих пор не замужем! – Дочь хлопнула дверью.

Лина вздохнула. Что поделаешь, если от родителей Ирка унаследовала худшее: от матери – привычку ругаться и скверный, несговорчивый характер, от отца, который давно завел другую семью, – низенькую приземистую фигуру, нос картошкой и некоторое тугодумие. В последние полгода Ирка свихнулась на каких-то психологических штучках, и дом превратился в филиал психбольницы. Повсюду висели разнообразные надписи, как будто они жили на витрине магазина, и каждой вещи полагался свой ценник. «Дежурные по Вселенной» – такой плакат украшал дверь комнаты девчонок, «Эликсир красоты и молодости» – сообщали бумажки на шампунях и кремах в ванной, «Живая вода» – этикетка на графине в кухне, «Моя самооценка» – яркие листки на потолке, а еще – «Мой дом открыт для всех денег» и «Мне можно ошибаться».

В довершение всего возле входной двери стояли мужские тапки огромного размера, на которых дочь любовно вышила: «Тапки любимого мужчины», хотя у нее не было вовсе никакого мужчины, не то что любимого. Нет, один, пожалуй, был. Ирка страшно злилась, когда этот единственный в доме мужчина – рыжий кот Ексель – уделял свое внимание тапкам, и грозилась выгнать его из дома. Мать вставала на защиту любимца, демонстративно напяливала обоссанные тапки и дефилировала в них по квартире. Иначе как криком они уже давно и не разговаривали. Лина вслух ругалась, а в сердце грела две простые мечты – Ирку выдать замуж за хорошего человека, а младшую, Настю, устроить в институт на бесплатное отделение, потому что алименты в восемнадцать лет кончатся, и платное они не потянут. Жаль будет, если такая умница не сможет получить высшее образование.

– Настюша! Солнце мое! Ты встала?

– Встала, мам, я уже одеваюсь!

– Ексель, не вертись под ногами!

Лина поставила чайник, как только закипела вода, взяла конверт и подержала некоторое время над паром из носика, прислушиваясь к мягкому переливу колокольчиков. Он открылся легко, как будто и не был никогда заклеен. Только она собралась достать открытку, как из ванной раздался девичий визг. Лина подпрыгнула и больно стукнулась головой об угол шкафчика. Опять кран сорвало!

– Чтоб этому сантехнику до конца дней своих не слезать с унитаза! – завопила она, потирая лоб. – Не иначе, его зачали куском трубы. Дочь, ты жива? Вентиль закрыла?

– Промочила любимую кофточку, – плаксиво отозвалась Настя. – А мы с девочками вечером в кино собирались.

– С девочками? – наморщила лоб Лина. – Тогда надень полосатый свитер.

– Я в нем страшная, – обиженно прокричала Настя.

Лина вздохнула, убрала конверт на холодильник и достала его снова, когда Настя ушла в школу.

– Ексель-моксель! – восхищенно сказала она.

– Мяу! – радостно отозвался кот и пододвинулся поближе к холодильнику.

– Да иди ты, прохвост рыжий! Тут такая красотень!

За годы работы Лина повидала тысячи открыток, но такой не видела никогда. В руках ее хотелось держать осторожно, как старую пластинку, и не дышать. Можно не сомневаться – ручная работа, и какая! Чайное пятно, к ее удивлению и удовольствию, внутрь не пробралось. С открытки ей хитро улыбался Дед Мороз, очень похожий на того, что на конверте, только этот протягивал на ладони монетку. Борода у него была лохматая, шуба – мягкая и приятная на ощупь, концы сверкающего пояса загибались вверх, а монетка оказалась настоящей, приклеенной. Лина с любопытством открыла открытку и увидела нарисованный камин. Над ним на натянутом через весь разворот красном шнуре висели в ряд красные и синие носочки. Пять пар совершенно одинаковых носков в белой искристой опушке по краю, приклеены друг над другом – сверху синий, снизу красный, и за каждый почему-то хочется потянуть.

И никаких тебе «С Новым годом» или пожеланий, ни обращения, ни подписи, поди угадай, кому это чудо предназначалось. С обратной стороны – нарисованный колокольчик, сверкающий позолотой. Что самое удивительное – новогодняя мелодия продолжала навязчиво играть, но ни батарейки, ни динамика в открытке она не обнаружила.

Лина заглянула в конверт и нашла в нем еще кое-что – простой листочек с текстом, отпечатанным на компьютере:

«Обычно v.s. скрапбукеры не раскрывают секреты своих открыток. Но это мой новогодний подарок, поэтому я расскажу, как пользоваться открыткой. В руках у тебя – десять случаев. Каждый случай – это носок. Синий носочек – несчастный случай, красный носочек – счастливый случай. Чтобы случай сработал, надо приклеить носочек к какой-нибудь личной вещи человека – одежде или сумке. Ты можешь подарить все носочки, кому захочешь, или оставить себе. Случай зависит от тебя. Но для того, чтобы воспользоваться каждым из красных носков, сначала нужно, чтобы сработал синий, иначе ничего не получится. И еще одно – открытка работает только до Нового года, так что поторопись».

В первую очередь Лина огорчилась, что и в этом листочке нет никакого намека на то, кому адресован листок. Во вторую обрадовалась, что вскрыла конверт, потому что после праздников эта открытка точно никому не нужна. И только потом подумала – что это за письмо счастья, что за дикая придумка? Глупая шутка, розыгрыш? Или ей Ирка что-то подсыпала в утренний кофе, и теперь у нее едет крыша? С раздражением она засунула открытку и листок обратно в конверт. Что толку передавать его на почтамт, все равно не найдется ни получатель, ни отправитель. Может быть, повесить объявление в домах на ее участке? «Ищу хозяина для Деда Мороза с монеткой и десяти цветных носочков». Лина хмыкнула и поспешила обратно на работу.

К вечеру у нее заныли уставшие ноги, но Лина все-таки решила зайти в магазин, посмотреть подарки девчонкам. Распродажа уже началась, через пару дней все дешевое разберут.

Новогодние огни раздражали смутно, подспудно, в тени робкого полузабытого удовольствия. Куда-то делось с годами радостное предвкушение праздника, превратилось без остатка в суету подготовки. Девчонкам – подарки, придумать, что принести на работу для праздничного стола и что вкусненького приготовить дома. Обязательно купить хотя бы одну новую новогоднюю игрушку – символ наступающего года. Значит, в этом году надо купить зайца. И над всеми хлопотами висела одна и та же тучка – постоянный мучительный подсчет наличности. В этом году – грозовая тучка, потому что надо как-то выкроить денег на репетиторов.

В магазине от яркого света и сверкающей мишуры у Лины разболелась голова. Она обходила стопки подарков, брала в руки коробку или упаковку, прорывалась наружу внезапная радость, как из смятого тюбика последняя капля крема, и тут же утекала обратно. Полотенца в зеленых коробках – пушистые, яркие, с вышитыми зайцами, тапочки в виде огромных мохнатых кроликов, фарфоровые зайчишки, мыло и гель в нарядной упаковке – эти красивые и вкусно пахнущие штукенции понравились бы девчонкам.

Все это не для нее здесь лежит, для кого-то другого. Для вон той девушки в дорогой дубленке, которая разглядывает вазу. Для молодого человека, который вертит на пальце брелок с ключами от машины. Для девчонок в ярких курточках, которые выбирают, какого из огромных зайцев взять – с морковкой или без, и каждый заяц стоит, как половина зарплаты Лины.

У нее другие проблемы – новые сапоги для Насти, икру и фрукты на праздничный стол и оставить денег на репетитора. Лина вздохнула. Не надо было сюда вообще заходить. Она развернулась и уткнулась носом в вывеску: «Новогодняя лотерея!». Она давно не покупала лотерейных билетов, не заполняла купоны и не участвовала в розыгрышах, потому что везет всегда кому-нибудь другому. Это сосед-алкаш выиграл сто тысяч рублей в лотерею и пропил их за какой-нибудь месяц. Это Танька, почтальон соседнего участка, купила духи и получила путевку в Турцию, хотя ейный мужик ее и так туда по два раза за лето возит. Даже чашки и магнитики, которые обещают подарить каждому, кто купит две коробки чая или десяток йогуртов, ей почему-то не присылали.

Счастливые случайности всегда проходят мимо. Лина отвернулась. На витрине напротив разложились в ряд пухлые новогодние носочки, набитые конфетами. Она вспомнила, что в сумке лежит чужой вскрытый конверт. А вот взять сейчас и приклеить к себе красный «удачный» носочек! Ну и синий «неудачный» тоже! Какая разница – все равно это чепуха и бред вшивой собаки. Дарья, которой достался в их отделении самый дальний участок, вечно кричала: «Ну что за идиоты, опять эти письма счастья по ящикам раскидали!» А сама втихаря сидела и переписывала, Лина однажды ее случайно застала.

Она вернулась к ящичкам на входе в магазин, где оставила сумку. Достала открытку из конверта, аккуратно оторвала синий носочек в искристой белой опушке и приклеила на внутренний карман пуховика. Посмотрела по сторонам, ничего не произошло, кирпич на голову не упал, и кошелек, слава тебе господи, из кармана не исчез. Вот и Дарья, сколько писем ни писала, а счастья в жизни не прибавилось.

Лина оторвала красный носок и уже собиралась приклеить его рядом с синим, так, на всякий случай, когда спокойную очередь в ближайшей кассе нарушило неожиданное происшествие. Пожилая женщина в стареньком выцветшем пальто ни с того, ни с сего громко застонала и мешком осела на пол, невольно прислонившись к девушке в дорогой дубленке, стоявшей сзади. Та брезгливо отодвинулась, и старушка чуть не упала, схватившись за поручень ограждения. Продавщица, молоденькая румяная девочка, выскочила из-за кассы и крикнула охраннику:

– Скорую вызови! Скорее!

Двое мужчин оттолкнули девушку в дубленке, подхватили старушку под руки и усадили на стул, который уступил охранник.

– Бабушка, – продавщица участливо заглядывала в лицо старушке. – Бабушка, что с вами? Может быть, воды?

Старушка дышала хрипло и громко, рукой держалась за грудь, в глазах читался страх, лицо побледнело до синевы, по морщинистой щеке покатилась слезинка. А ведь пять минут назад была вполне бодрой пожилой женщиной – Лина видела, как она придирчиво перебирала дешевые сувениры у кассы, – такой бы еще жить да жить!

– Врач! Объявите по громкой связи, может быть, в зале есть врач? – крикнула продавщица. – Господи, как вы похожи на мою бабулю. Хоть бы скорая быстрее приехала!

Лина хмыкнула. Чудес не бывает. Восьмой час вечера, люди едут с работы, в городе пробки. Даже отсюда слышно, как натужно кряхтит снаружи уборочная техника и все равно не поспевает за небом, которое сегодня решило похвастаться, сколько снега оно может навалить зараз. Народ нынче равнодушный. Сколько найдется водителей, которые готовы разомкнуть свои плотные ряды и пропустить скорую? Лина снова хмыкнула. Не повезло старушке. Ее мог бы спасти только случай. Вот если бы врач оказался в самом деле в зале. Жаль, что случаями нельзя управлять. Если только… Лина оттолкнула нескольких зевак и подскочила к старушке.

– Вы врач? – спросила девушка.

Лина помотала головой.

– Мне показалось, что это моя знакомая.

Она отошла, но успела приклеить к пальто старушки красный носочек. Продавщица расстегивала на ней воротник, беспомощно оглядываясь по сторонам. Лина топталась в стороне, ждала, сама не зная чего. Старушка, кажется, потеряла сознание, затихла, глаза закатились.

– Кому тут плохо? – услышала Лина громкий мужской голос.

Она и не заметила, как в магазине появились двое в сине-красных куртках неотложки.

– Так, пальто снимите с бабушки и закатайте рукав.

Не прошло и пяти минут, как щеки старушки порозовели, она открыла глаза, увидела врачей и забормотала:

– Спасибо, сынки, спасибо.

– Повезло вам, бабуля. Мы на вызове задержались случайно, Серега мобильник забыл в квартире у пациента. Вернулся, а тут тетка кричит – помогите, там женщине плохо. Еще б минут пять, и… В общем, повезло вам.

– Ексель-моксель-карамоксель, – сказала себе вслух Лина. – Работает, что ли, эта хрень?

Старушкино пальто висело на ограждении. Лина пригляделась – красного носочка в том месте, где она приклеила, больше не видно. Отвалился, что ли? Она заглянула в пуховик. Синий носочек тоже пропал! Что это значит? Они потерялись оба, или что-то случилось, а она об этом не знает? Лине захотелось попросить у врачей успокоительного.

По дороге домой ей снова послышался мелодичный звон колокольчиков. В ответ зашевелилось в душе приятное, как будто кто-то родной и близкий погладил по голове, как только мама в детстве гладила. И ожидание неприятностей не отменяло того прекрасного, что копошилось в глубине души, где-то возле пяток, если, конечно, у души есть пятки. Лина увидела свое отражение в витрине магазина. Это что, она улыбается, что ли? Едрена вошь, идет по улице и улыбается, как распоследняя дурында. А все почему? Потому что в кои-то веки она чувствовала себя сопричастной счастливому случаю. Прошел мимо, коснулся ее рукой, кто знает, может, в следующий раз в объятия возьмет? Особенно если красный носочек из открытки на себя приклеить.

Несчастный случай, как выяснилось, явил себя в лице незнакомого молодого парнишки в очках, которого Лина обнаружила в собственном доме. Ирка, что ли, мужчину, наконец-то, в дом завлекла? Да разве ж это мужчина?! Сперматозоид в пенсне! Плюгавенький, глазки маленькие, губы толстые, и выражение лица какое-то жалобное, как будто в электричке по вечерам попрошайничает. Кого же он ей напоминает? Да еще и с пылесосом приперся. А эта, тоже хороша, даже трусы свои красные не сняла с люстры.

– Ирочка! Кто это? Ты нас познакомишь? – вслух спросила Лина.