Текст книги "Предательство страсти"

Еще в коридоре она услышала два возбужденных голоса. Говорили, похоже, по-русски. Мари не знала этого языка, но ей показалось, что граф Салтыков несколько раз произнес ее имя.

– Рихард…. – Мари толкнула дверь плечом, так как руки ее были заняты.

– Ах, Мари! Входи. – Рихард выглядел несколько растерянным. – Садись, пожалуйста. Мы не думали… А зачем ты сама принесла это? Ты могла бы послать Фриду, или Лизхен.

– Именно о ней и я хотела с тобой поговорить. Извини, но это срочно, – Мари смотрела в глаза Рихарду до тех пор, пока тот не отвел взгляда.

Мари старалась не поворачивать головы в сторону Александра Салтыкова, который развалился в кресле Рихарда, и довольно бесцеремонно на нее таращился.

– Наедине, – баронесса сердито нахмурилась. Черт побери, надо будет заодно узнать, какими такими услугами Рихард обязан этому графу, что позволяет ему вести себя в их доме, будто заезжему наследному принцу.

– Я полагаю, мне надо покинуть вас? – вмешался в разговор Салтыков.

– Прошу прощения, дорогой граф, видимо дело срочное и исключительной важности, если уж моя жена решилась побеспокоить нас, – учтиво и мягко ответил Рихард.

Тон, которым он произнес это, был ледяным, а взгляд, которым он наградил Мари – просто испепеляющим. Она невольно испугалась. «Боже! Он же меня просто ненавидит!» – мелькнуло у нее в голове. Что-то в Рихарде неуловимо изменилось в последние дни. Он был так же сдержан, спокоен, холоден… Слишком спокоен, как природа перед бурей. У Мари шевельнулось какое-то неясное, смутное предчувствие… Может быть, у Рихарда все-таки появилась какая-то женщина? Эти странные разговоры Лизхен, намеки, улыбки слуг. Об этом было невыносимо думать. Она даже забыла, что собственно собиралась сказать мужу.

Салтыков вышел прочь.

– Желаю вам нескучной ночи, господа, – бросил он, закрывая дверь. Щеки Мари тут же вспыхнули ярким румянцем. Каков нахал!

– Так о чем ты хотела поговорить со мной? – Рихард сел в свое кресло и положил ногу на ногу. Он смотрел в сторону, и был напряжен.

– Что случилось, Рихард? В последнее время, ты будто бы сам не свой.

– Так ты ради этого прервала нашу с графом беседу? Чтобы выяснить, почему я в последнее время «сам не свой»?! – барон еле сдерживал гнев. Мари увидела, что у Рихарда вздулись жилы на шее.

– Нет… Хотя мне кажется странным то, как много ты ему позволяешь. Может быть, расскажешь, почему он важен для тебя? Это как-то связано с твоей карьерой? Он занимает важный дипломатический пост? Или ведает торговым департаментом, что закупает вино? – баронесса неловко попыталась улыбнуться и обратить все в шутку, но предел терпения мужа был уже достигнут.

Выражение лица Рихарда стало еще более раздраженным.

– Можно прекратить уже эти дурацкие расспросы? Или говори, зачем ты сюда пришла, или ступай к себе! – барон вскочил. Последние свои слова он буквально выкрикнул.

– Да в чем дело? Что я такого сделала, что ты так зол? – Мари не могла ничего понять, чувствовала себя обиженной, ведь Рихард был к ней действительно несправедлив сейчас. Она не заслужила такого тона и обращения.

Барон долго смотрел на жену, как бык на тореадора. «Ты меня утомила своими капризами, истериками, нервными припадками, вечно унылой физиономией! Ты не может родить мне наследника! Не можешь даже быть помощницей в делах! Ты бесполезная, глупая, невыносимая женщина!» – все это Рихард чуть было не выкрикнул в лицо жене, но чудовищным усилием воли сдержался.

– Ты ничего не сделала. Ясно? Это пустой разговор, я иду спать.

– Я хотела поговорить с тобой о Лизхен, – чуть не плача выговорила Мари, у нее мороз пробежал по коже. Каким-то внутренним слухом она уловила все упреки мужа, и теперь была готова разрыдаться.

– Что опять? Вы не поделили бисер для вышивания? – издевательски спросил Рихард.

– Выслушай меня, пожалуйста. Я не знаю, в чем причина твоего плохого настроения, но точно знаю, что себя мне упрекнуть не в чем. И даже если кто-то сказал тебе обо мне гадость…

– Мари! У тебя мания! Тебе постоянно кажется, что все вокруг говорят о тебе гадости! – Рихард окончательно вышел из себя. Похоже, что клокотавшая в нем злоба, наконец, пробила брешь в стене его сдержанности.

Но разве твое поведение и твой тон, которых я не заслужила, не являются прямым свидетельством того, что я права? – Мари попыталась защищаться, но было уже поздно.

– Иди к себе! – Рихард встал и отвернулся.

– Но…

Он молча показал рукой на дверь.

Мари вышла, и пока она спускалась по лестнице, щеки ее пылали от обиды. Что, в конце концов, произошло? Это нужно выяснить, прежде чем… Она не знала, что может случиться, и от этого чувствовала себя совсем ужасно. Как будто ее подвесили на крюк, и она беспомощно болтает руками и ногами в воздухе. Если Рихард задумывался о разводе, то сейчас он, несомненно, принял решение… Мари нужно было с кем-то поделиться, найти сопереживание и понимание. Поэтому, не задумываясь, она направилась к Лизхен, как делала это всю свою жизнь, ведь та выросла рядом с ней и была как сестра.

Мари тихо шла по коридорам замка, ее ноги, обутые в мягкие домашние туфли из атласа и оленьей кожи ступали легко и неслышно. Из-за этих самых туфель служанка Грета, убиравшая в комнатах, чуть было не стала заикой, когда однажды Мари вошла в спальню, а Грета не услышала и, обернувшись, увидела перед собой хозяйку.

Поднявшись по лестнице к комнате Лизхен, Мари вдруг услышала мужской голос. Она вся задрожала. Внутри нее боролись два чувства – подслушать, что происходит за дверью, подобно любопытной прислуге, казалось отвратительным, но желание удержать Лизхен от возможной ошибки оказалось сильнее. Мари осторожно подошла к двери и отчетливо услышала.

– Да вы просто безумец, господин граф! Неужели вы собираетесь повторить это еще раз? Вижу, что русские не знают меры не только за столом, но не все немецкие женщины так ненасытны как ваша императрица.

– Заткнись, шлюха!

Мари отчетливо услышала звук пощечины.

Некоторое время была тишина, а затем кровать тяжело скрипнула, послышались вздохи Лизхен и рычание.

Мари вернулась в свою комнату оглушенная, раздавленная, не чувствуя под ногами пола. Вне всякого сомнения, в спальне Лизхен был граф Салтыков. Весь маленький мир баронессы фон Штерн опрокинулся сегодня. Муж возненавидел ее и даже не счел нужным объяснить, за что. В доме появился нахальный, неразборчивый развратник, потерявший голову при виде миловидной, доступной особы, а Лизхен, ее подруга, названная сестра, ради которой она была готова пойти даже на ссору с Рихардом… Боже! Она ведь только сегодня впервые увидела этого графа!

Мари закрылась руками и заплакала, но сквозь слезы ей почему-то представилось, что она сама на месте Лизхен и сильные руки молодого Салтыкова ласкают ее, его губы прижались к ее щеке и спустились к шее…

– Господи Иисусе и пречистая Дева Мария! Спаси и защити от дьявольского наваждения! – воскликнула Мари и бросилась на колени перед изображением Господа. «Это колдовство! Это колдовство!» – стучало у нее в голове. Конечно! Они все находятся под чьими-то злыми чарами. Она должна ненавидеть этого Александра, а вместо этого только и грезит о нем… Но, Боже, как же он красив! Настоящий сатана…. Ужаснувшись своим мыслям, Мари снова начала креститься и почти до самого утра простояла на коленях, читая все известные ей молитвы, охраняющие от дьявольских прелестей. Когда уже начало светать, она упала на постель, совершенно обессиленная, и мгновенно уснула.

– Мари, ты уже проснулась? – Рихард сел на край кровати и погладил жену по голове. – Прости, вчера я был с тобой резок. Даже не знаю, что на меня нашло. Просто я так не люблю, когда кто-то мешает моим планам, что совершенно разозлился, когда ты прервала нашу с графом беседу, из-за обычной своей ерунды. В последнее время ты ведешь себя очень странно. Я думаю, может быть тебе следует отправиться в Баден-Баден? Говорят, тамошние воды творят чудеса. Это могло бы помочь вернуть тебе равновесие, укрепить нервы…

– Ты считаешь меня истеричкой? – Мари почувствовала себя глубоко уязвленной. Неужели Рихард не в состоянии понять, как тяжело она переживает невозможность родить ребенка? Неужели ему не ясно, что его попытки делать вид, будто их семейная жизнь счастлива и безоблачна, сводят ее с ума?

Что ты, нет, конечно, – примирительно сказал барон, но между его бровей снова пролегла глубокая складка. Рихард подумал, что со стороны Мари не очень-то красиво вести себя так, будто он в чем-то перед ней виноват, но промолчал. После вчерашней ссоры, он не хотел расстраивать жену еще больше.

– Ничего, Рихард, – Мари все еще чувствовала себя очень слабой. – Это только лишний раз доказывает, что ты больше не любишь меня. Это, наверное, оттого, что я не могу родить тебе детей…

– Нет, что ты! – Рихард сказал это почти сердечно. – Мы же обсуждали это. Я смирился.

– Тогда скажи, что любишь меня!

– Мари, мне кажется, что в последнее время у тебя появилась очевидная склонность к истерике. – Рихард встал, сцепил руки за спиной и заходил по комнате. – Все эти твои книги! Разве можно прочитывать такое количество рыцарских романов? От этого любой начнет сходить с ума!

– Но они помогают мне успокоиться! Я сойду с ума, если буду постоянно думать о своем бесплодии! – Мари почувствовала, что все ее тело похолодело, покрылось испариной, и каждая его клетка мелко дрожит.

Я думаю, что тебе лучше уехать. – Рихард произнес это очень зло и отрывисто. – У тебя слишком много свободного времени. От безделья в твоей голове плодятся дурные мысли! Я думаю, что будет правильно, если ты уедешь на пару месяцев в Баден, к доктору Грассу. Я опишу ему ситуацию в письме и попрошу, чтобы он назначил тебе правильное лечение. Когда ты поправишься и вернешься обратно, мы решим, что делать…

Мари слушала и чувствовала, что та струна, что была все последние дни натянута до предела, лопнула! Он не сказал, что любит! Не захотел!

– Рихард, скажи мне, у тебя появилась женщина? – баронесса на минуту совсем потеряла голову. Да, она подозревала мужа в неверности, но по-настоящему, до конца, никогда в это не верила. Если она поверит – это разорвет ей сердце.

– Мари! Боже, ты невыносима! – Рихард топнул ногой и остановился. – Так что ты собиралась сказать мне вчера насчет фройляйн Риппельштайн?

Лизхен… – Мари задумалась. Лизхен ее разочаровала, но обещание… Баронесса подумала, что, пожалуй, стоит сдержать слово, данное подруге, и забыть о ней навсегда. В конце концов, ни воспитание, ни общение с Мари не смогли сделать Лизхен порядочной женщиной. – Я хотела поговорить с тобой о ее приданом. Ты обещал подписать все необходимые бумаги, чтобы она получила две тысячи марок золотом, домик в тех владениях, что были частью моего приданого, и гардероб, – баронесса фон Штерн решила идти до конца, как бы больно это ни было.

– Я дал тебе такое обещание и сдержу его. Сегодня же твоя драгоценная Лизхен получит свое приданое, и как только портные дошьют ее платья, может тотчас бежать под венец. Честно говоря, мне уже надоело, что она ведет себя как хозяйка. Распоряжается моими слугами, ездит в экипаже, только что фрейлину себе не заводит! Это неслыханно для дочери горничной!

– Но мы должны подыскать ей хорошего мужа. Кстати… – Мари вдруг пришла в голову безумная мысль. – Может быть, выдадим ее замуж за этого графа? Ты бы мог…

– Мари! Ты что, в своем уме? – лицо Рихарда совершенно вытянулось. – Да как тебе в голову такое могло прийти?

– А что, похоже, мне кажется, он ей симпатизирует, – заметила Мари, вспомнив вчерашнее.

Может быть, она ему, в известном смысле, нравится, но он никогда не женится на прислуге! Он русский аристократ, может тешить себя с кем угодно, но женится он по воле родителей и императрицы!

– Мы могли бы удочерить ее….

– Что?!! – Рихард чуть было не раздавил в руке свой монокль. – Ты сошла с ума! Мари, ты издеваешься надо мной?!

Некоторое время он смотрел на жену, словно громом пораженный, а затем повернулся и вышел. Мари еще несколько секунд слышала его шаги. Она откинулась на подушки и закрыла лицо рукой. Все это похоже на ночной кошмар. Это не может быть правдой.

– Как спалось?

Мари вскрикнула и натянула на себя покрывало. Рядом с ней сидел Александр Салтыков в одном халате, наброшенном на голое тело! Она зажмурилась, увидев его широкую, покрытую черными волосами грудь, и наглую улыбку. Зеленые глаза будто сверлили ее.

– Как вы посмели? Я позову мужа… Немедленно уйдите! – Мари показала Салтыкову на дверь, но покрывало тут же сползло, открыв одну из ее грудей, которую хоть и скрывала тонкая шелковая рубашка, но все же не настолько, чтобы это можно было назвать приличным.

– Он не придет, сударыня, – спокойно ответил Салтыков, ложась рядом и погладив бедро Мари. – Ваш муж, форменный осел, если оставляет вас одну и не ценит той изумительной красоты, что досталась ему совершенно законным образом, – и молодой наглец поцеловал руку Мари.

Она вся дрожала, не в силах ни закричать, ни пошевелиться. От прикосновений Александра по телу ее бежала огненная дрожь. Понимая, что должна кричать, что должна вскочить и бежать, что должна… Но она ничего не могла, глаза ее заволокло пеленой. «Это колдовство!» – стучало в висках, но сатанинское наваждение оказалось так сильно! Салтыков улыбался, его зеленые глаза горели как темные волшебные изумруды, что приводят купцы из далеких восточных стран…. Мари не могла противиться этому… Граф заключил ее в свои объятия и уже было прижался к ее полуоткрытым губам… Как сверху вдруг сорвалось тяжелое дубовое распятие и грохнулось Салтыкову прямо на спину!

– Господи помилуй! – Мари мгновенно очнулась от окутавшего ее наваждения. – Изыди! – крикнула она на русского красавца, держа перед собой нательный крестик на тонком шелковом шнурке, с которым не расставалась ни на минуту.

Салтыков изрыгал проклятия и громко ругался на русском языке, Мари не понимала, что именно он говорит, но чувствовала, что все до последнего слова – есть страшнейшее богохульство.

– Немедленно уходите!

– Перестаньте кричать, – прошипел граф. – Сбегутся слуги, и выйдет совершенно никому не нужный скандал. Подумайте о вашей репутации.

Салтыков встал с кровати и устроился в кресле напротив.

– Итак, раз уж небо противиться нашей любви, поговорим о вашем муже.

– Я требую, чтобы вы немедленно ушли, – Мари отвернулась в сторону.

– Вам больше все равно не с кем поделиться, почему бы ни поболтать со мной? – голос молодого графа, как ни странно, подействовал на Мари успокаивающе.

Странно, она как будто раздвоилась. Душа кричала и билась, требуя, чтобы этот наглец немедленно ушел, а тело словно впало в какую-то странную дрему, приступ чудовищной лени, когда не хочется ни разговаривать, ни шевелиться.

– Разве вам не интересно знать, почему он так странно себя ведет? А это странно – обладать такой замечательной красавицей женой, и избегать ее. Более того, я знаю, что он давным-давно охладел к вам, если вообще когда-нибудь любил.

– Вы говорите все это только ради того, чтобы добиться своей грязной цели! Вы хотите, чтобы я поверила вашей лжи, и…

– Поверьте, цель моя вовсе не грязная, а самая свежая и благоуханная…

– Уходите! Я закричу!

– Господи! Да не то уж вы совсем слепая или дура? Любящие мужья не отказываются признаться в этом своим женам, – халат Салтыкова расползся на груди так, что Мари увидела поджарый, крепкий живот графа и, помимо своей воли, подивилась опять, как при таком чудовищном аппетите, он умудряется сохранять безупречную форму. Но вслух она возмутилась.

– Вы подслушивали за дверью! Что ж… Для бесчестного человека это позволительно. Я не удивлена.

– Тогда и вы бесчестная женщина, Мари, – Салтыков сладко улыбнулся.

– Да как вы смеете? – она чуть не плакала.

– Вы вчера тоже подслушивали под дверью у своей экономки. Не отпирайтесь. Я нашел капли воска на полу. Слуги не пользуются восковыми свечами, значит, это были или вы, или Рихард. Муж ваш не пошел бы среди ночи в комнату к Лизхен, у него нет в отношении нее никаких желаний, я узнавал, прежде чем… ну, вы понимаете, – граф подмигнул совершенно покрасневшей от стыда и смущения Мари.

– В России такой обычай? Узнать у хозяина дома, не спит ли он со служанкой? – попыталась она защищаться.

– Насколько я понял, фройляйн Риппельштайн не служанка в этом доме, – невозмутимо ответил Салтыков, сделав вид, что не заметил едкого сарказма в тоне Мари. – Она что-то вроде… Мы называем это – «приживалка». Не служанка, а такая подружка, что всегда под рукой. Не так ли?

– Лизхен… Она мне как сестра, – еле выговорила Мари.

– Даже после того, что вы узнали сегодня ночью?

Баронесса фон Штерн не нашла, что ответить. Несмотря на всю наглость и развязность, русский граф продолжал ей нравиться, еще ни один из мужчин в ее жизни не предпринимал попытки поговорить с ней по душам. Впрочем, Мари много раз слышала от Рихарда, что русские очень странный народ. Они непредсказуемы в своих действиях и подчинены более чувству, чем разуму. Мари всегда хотелось встретить такого мужчину, который не прикидывал бы своей выгоды, вступая в отношения с женщиной. Увы, век трубадуров и прекрасных дам прошел, и меркантилизм воцарился в головах людей. Даже Рихард, будучи влюбленным, спокойно обсуждал с будущим тестем, виконтом де Грийе, вопросы приданого, торгуясь по каждому пункту, как истинный немец. Может быть, то безрассудство и внутренняя свобода, что горели в глазах Салтыкова и покорили сердце Мари? Впрочем, она не могла себе позволить такого легкомыслия как любовь с первого взгляда.

– Итак, вы по-прежнему не хотите поговорить со мной о вашем муже? Я мог бы поведать вам много интересного, – Александр сделал паузу. – Например, о молодой герцогине Браунгшвейгской… – добавил он с расстановкой.

Мари вздрогнула. Неужели ее предчувствие было верным?! Конечно, как она могла забыть о том, что Рихард женился против воли, хоть формального, но все же сюзерена. Вассальное право забыто, но его никто не отменял. Герцог Брауншвейгский не преминул воспользоваться бесплодием Мари…

– Что вы знаете о ней? – тревожно спросила баронесса.

– Ну вот. Это совсем другое дело. – Салтыков откинулся назад в кресле, и удобно устроившись, начал говорить. – Герцогиня очень богата по вашим меркам. Она вторая наследница в этом роду и ей, возможно, достанется до трех миллионов капитала, имение, может быть, виноградники. – Граф опять выразительно посмотрел на Мари. – Она не замужем.

– А хороша ли она собой? – чуть слышно спросила Мари.

– Нет, можно даже сказать, уродлива. С вами – ни в какой сравнение не идет. Она высока, желта лицом и тоща как жердь. В сравнении с приятною округлостью и свежестью ваших форм и дивным цветом кожи…

– Пожалуйста, дальше, – оборвала его Мари, хотя на щеках ее появился легкий румянец. Салтыков заметил, что его слова произвели нужное впечатление, и расплылся в широкой улыбке.

– А что, собственно, дальше?

– Ну, она и Рихард…

– Ах, это! – граф хлопнул себя по лбу, сделав вид, что совершенно забыл, к чему велся весь рассказ. Вид у него был прелукавый. – Ну конечно, они давным-давно состоят в тайном сговоре!

Мари почувствовала, как к горлу ее подкатил жесткий комок. Она схватилась рукой за грудь и с ужасом поняла, что не может вздохнуть. Затем подняла глаза на Салтыкова и увидела, что тот покраснел как рак, у него вздулись вены на шее, а в глазах стояли слезы. Мари хотела спросить, все ли с ним в порядке, но тут граф разразился таким хохотом, что казалось, стены задрожали.

– Вы что, меня разыграли? – она была полна возмущения, но, с другой стороны, ощутила огромное облегчение оттого, что сказанное Александром оказалось неправдой. – Вы наглый, самовлюбленный лгун! Эгоист! – Мари швырнула в Салтыкова подушкой, но, глядя как он корчится в приступе смеха, сама с трудом сдержала улыбку. Неожиданно, вместо того, чтобы увернуться от подушки, граф поймал ее и с силой запустил обратно в Мари. Та чуть не упала. С такой силой пуховый снаряд стукнул ее по голове.

– Да… Да как вы посмели? – отчаянно воскликнула она.

– «Как вы посмели!» – выпучил глаза, передразнивая ее, Салтыков.

Мари не выдержала и прыснула со смеху. Еще ни один мужчина не играл с ней как с ребенком! Положительно, эти русские совершенно непредсказуемы. Они смеялись, глядя друг на друга. Вдруг Александр замолчал и сделал движение в сторону Мари. Она тоже затихла, испуганно глядя на него и чувствуя себя маленьким кроликом, который смотрит в глаза удаву.

– Не надо… – тихо прошептала она.

Александр присел у края ее постели и протянул к ней руку; осторожно взяв ладонь Мари, он приподнялся, и нежно поцеловал ее в самую серединку, розовую и мягкую как живот новорожденного щенка. Мари почувствовала, как по всему ее телу пробежала легкая волна дрожи.

– Я дворянин, и никогда не посмею обидеть вас, – тихо и серьезно сказал Александр. Глаза его встретились с глазами Мари.

Но кто вы? И зачем прибыли к нам? Рихард так странно себя ведет… Может быть, он чем-то вам обязан? Скажите, – она говорила быстро, потому что волновалась. Александр все еще держал ее руку в своих огромных ладонях, и от этого возникало чувство удивительной защищенности. Она уже больше не могла не доверять ему.

– Всему свое время, однажды вы все узнаете. Но чтобы вы сильно не волновались, скажу только, что муж ваш мне ничем не обязан, а прибыл я сюда по одному очень важному делу. Барон фон Штерн великодушно пригласил меня к себе, так что это я ему признателен и даже, можно сказать, должник. Однако я думаю, что больше не могу оставаться в этом замке…

– Почему же? – вырвалось у Мари, она тут же пожалела о своей несдержанности, потому что зеленые глаза Салтыкова тут же сверкнули, а губы сложились в лукавую улыбку.

– А вы гораздо более страстная женщина, чем кажется сначала, – Салтыков поцеловал Мари руку и встал. – Ну что ж, коль скоро мы достигли мирного соглашения, я вас покидаю. Встретимся за обедом. Утром у меня дела. Фройляйн Риппельштайн вчера изволили хотеть новое платье от некого Готфрида Люмбека. До вечера, ваша светлость.

Граф Салтыков поклонился и направился к выходу. У самой двери он остановился, неожиданно обернулся к Мари, щеки которой пылали от стыда.

– Да, вот еще…

Мари подняла на него глаза, и в этот момент Александр распахнул свой халат, и несчастная баронесса фон Штерн увидела его тело. Надо сказать, что природа наградила графа Салтыкова отменным сложением – широкие плечи и грудь, узкие бедра, длинные стройные ноги, впалый живот. И к ужасу Мари, она сама задержалась глазами на огромном естестве молодого графа, которое ясно демонстрировало ей, что молодой Салтыков ею пленен и горит страстью…

Мари зажмурилась и закрыла глаза руками. Тут же раздался громоподобный хохот, потом легкий скрип, щелчок закрывшейся двери и удаляющиеся шаги по коридору.

– Он меня соблазняет! – Мари в сердцах стукнула кулачками по постели.

Но больше всего она злилась не на молодого русского графа, поведение которого, хоть и неприлично, но объяснимо и, по-животному, естественно, а на саму себя. Салтыков соблазнял ее – и ему это удавалось. Впрочем, после того как он появился в замке, Мари меньше думала о своих проблемах с Рихардом. Ее мысли нет-нет, и возвращались к Александру. Его внимание было ей приятно. Баронесса так устала быть взаперти. С того дня как она вышла замуж, они с мужем посетили не больше трех званых приемов. Книги, науки, уединение – все это бесспорно пошло на пользу Мари, она стала взрослее, больше узнала о мире, задумалась о таких вещах как справедливость, смысл человеческого существования, неизбежность прогресса, необходимость коренной ломки сложившихся общественных институтов, потому что грядет новая эпоха, священность монархии… Но баронесса была молода, красива, полна жизни – ей хотелось общества, бесед, галантных кавалеров, внимания и поклонения! Того, что нужно любой молодой женщине, цветущей, полной сил. Салтыков – единственный посторонний мужчина, появившийся в ее жизни. Мари сама не осознавала, как ей важно покорить его, как ей важно почувствовать, что она способна волновать кровь, возбуждать страсть, любовь, что она женщина – настоящая, полная чувств, нежности, красоты. Поэтому она меньше думала о холодности Рихарда. В конце концов, может быть Лизхен и права. Ревность пойдет ему на пользу. Возможно, он снова влюбится в жену, когда вспомнит, что два года назад был вынужден блистать в обществе и осыпать ее подарками для того, чтобы она обратила на него благосклонный взор. Как все изменилось…

Прежде чем Мари успела прийти в себя, окончательно осмыслить события вчерашнего вечера и наступившего утра, в ее дверь постучали.

– Немедленно убирайтесь! – крикнула Мари и бросила в дверь подушку.

– Мари, я понимаю, ты сердишься, но ничего страшного не случилось! Позволь мне войти, и мы поговорим! – раздался голос Лизхен за дверью.

– Ах… Лизхен… Входи!

Подруга вошла. Вид у нее был виноватый.

– Мари, я знаю, что вчера ты приходила ко мне и все слышала. Представляю, как ты ко всему этому относишься, но пойми… Я ведь не благородная дама, а всего лишь служанка…

– Лизхен, прекрати. Я не собираюсь обсуждать с тобой этого и вовсе не сержусь.

– А почему же ты не хотела меня впускать?

– Я же не знала, что это ты! Я думала это вернулся… – Мари замялась.

– Так-так! – Лизхен упёрла руки в бока. – Кто это должен был вернуться? Значит, наша святоша, на самом деле жалкая лицемерка? – она лукаво прищурилась.

– Я думала, это вернулся Рихард, – неловко соврала Мари, неожиданно для самой себя.

– И ты кричишь ему, чтобы он убирался? – Лизхен буравила свою несчастную подругу глазами. – Это обычно для тебя, но не таким тоном.

– Ох, Лизхен… Хоть ты меня не мучай! Ты же знаешь, что между мною и Рихардом в последнее время дела совсем плохи. – Мари поднялась с кровати. – Сколько времени?

– Около двенадцати.

– Господи, неужели уже так поздно? Надо одеваться.

– Позвать горничную?

– Нет. Честно говоря, она только мешает, а хорошенько затянуть корсет у нее никак не выходит. Послушай, Лизхен, я хочу с тобой кое о чем поговорить.

– Уж не о русском ли графе? – Лизхен озорно улыбнулась. – Кстати, он сейчас внизу. Довел Фриду до истерики. Сидит за столом в одном халате, а под халатом ничего нет, – фройляйн Риппельштайн хихикнула.

Мари невольно улыбнулась и почувствовала, как кровь снова приливает к ее щекам. Молодой Салтыков действительно хорош.

– Лизхен, я запрещаю принимать тебе графа Салтыкова у себя в комнате, – неожиданно громко и властно сказала Мари.

– Что? – Лизхен, кажется, не поверила своим ушам.

– Это неприлично! Это бросает тень…

– Ваша светлость, – Лизхен выпрямилась, глаза ее сверкнули огнем. – Вы забываете, что я не аристократка, а всего лишь ваша экономка. Я обязана вам подчиняться, но у моего положения есть преимущества. Например, принимать у себя мужчин, не боясь осуждения…

– Лизхен! Боже мой! Как ты… Как ты можешь такое говорить? – Баронесса была искренне возмущена. Как Лизхен хватает наглости вести себя подобным образом? Ведь ей же обещано хорошее приданое, Мари позаботилась о ее будущем! – Чего тебе недостает? Я поговорила с Рихардом, он согласен выделить тебе приданое, я всегда относилась к тебе как к сестре…

– Перестань! Я буду делать, что хочу и с кем хочу! – Лизхен покраснела.

Мари отпрянула в ужасе, видя, что в ее подруге клокочет ненависть. Все в голове баронессы фон Штерн окончательно смешалось. Рихард, этот русский Салтыков, теперь Лизхен…

«За какие грехи небо отвернулось от меня?», – подумала Мари в отчаяньи. В ее жизни наступили самые черные дни.

– Лизхен, неужели ты… – Мари боялась даже предположить, что ее лучшая подруга приняла графа Салтыкова только из-за платья… И в то же время, внутри баронессы фон Штерн, словно гриб после дождя, неотвратимо росло отвращение к шлюхе, каковое есть несомненно у каждой порядочной женщины. Стараясь подавить это чувство, Мари закрыла глаза, и попыталась представить их детство, когда Лизхен спала в ее комнате, они вместе ели и слушали занудную грамматику господина Фильнера…. Мари вспомнила как она и Лизхен поклялись друг другу в вечной дружбе и верности. Нет! Нельзя допустить, чтобы их дружба разрушилась, нужно удержать Лизхен от первого шага в сторону ада.

– Что я? – Лизхен сжала кулаки и уперлась ими в бока. Эту позу сварливой крестьянки она унаследовала от своей матери, и никакое воспитание не помогло фройляйн Риппельштайн избавиться от привычки во время ссоры выставлять вперед правую ногу, наклонять вперед корпус и упирать в бока сжатые кулаки.

– Ну, может быть, ты…. Может быть, ты полюбила его? – Мари приподняла брови. Да, конечно, почему это сразу не пришло ей в голову! Хотя сердце ее наполнилось горечью.

– Полюбила? Ну, нет, ваша светлость, это, знаете ли, не для меня. Сегодня мы поедем в лавку господина Готфрида Люмбека, и этот русский купит мне красивое платье из малинового бархата, а затем сопроводит меня в имение вашего отца, дорогая баронесса фон Штерн.

Мари чувствовала, что все лицо ее пылает от гнева. Неужели все в этом доме потеряли разум? Не найдя что ответить Лизхен, она нервно спросила:

– А зачем ты едешь к папе?

– Твой муж поручил отвезти ему кое-какие документы, которые надо передать ему лично в руки.

– Я могла бы поехать с тобой… Мне тоже хочется повидаться с папой.

– Или провести время с молодым Салтыковым? – ехидно спросила Лизхен.

– Что?!

У Мари голова пошла кругом, и она опустилась в кресло.

– Да уж, лучше не придумать. Действительно, что может быть разумнее, чем благочестиво поехать к отцу, прихватив с собой меня? А если Рихард спросит что-нибудь про графа, то ты просто скажешь, что он увязался за шлюхой Лизхен.

– Лизхен, перестань! – Мари заплакала. – Откуда в вас всех взялось столько яда? Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Что я вам всем сделала?

Лицо Лизхен стало непроницаемым.

– У вас будут какие-нибудь приказания, ваша светлость?

– Нет, – еле слышно ответила Мари.

Когда Лизхен вышла, Баронесса фон Штерн вскочила и начала судорожно одеваться. У нее дрожали руки, а в горле застрял неприятный комок. Она чувствовала себя мышкой, которую поместили под стеклянный колпак.

– Между всем этим есть какая-то связь… – она сжимала руки и ходила из угла в угол своей комнаты. – Все началось с этого ужасного сна. Надо вспомнить… Комната, нет, скорее какое-то хозяйственное помещение. Очень тесно. Странные вокруг вещи. Стакан с отравой… Может, это предупреждение? Может, вещий сон? Потом мы были в городе. Там видели Марту. Почему Лизхен так хотела на нее взглянуть? Через некоторое время у нас в доме появился этот русский. И в первый же вечер сделал Лизхен своей любовницей… – Мари в сердцах топнула ногой. – Все это не случайно, не случайно…