Текст книги "Посмотри в мои глаза"

Глава 3

Следующим утром я просыпаюсь на рассвете, чувствуя себя так, словно ночь провел в роли груши для битья. Не зря я не хотел жить в зеленых домиках – кровати здесь созданы каким-то извергом, ненавидящим человечество. К тому же в полночь меня разбудил прибывший Паша Степанов – третий вожатый из нашей банды. Матерясь в темноте, он, не раздеваясь, плюхнулся на соседнюю кровать, а потом всю ночь устраивал соревнование по храпу с Матвеем. Удивительно, что в такой компании я вообще умудрился поспать.

Откинув одеяло, я встаю на ноги и иду в туалет. Умываюсь, стараясь не шуметь, переодеваюсь в спортивный костюм и достаю из сумки кроссовки. В городе я почти не бегаю, но стоит мне приехать в «Синичку», утренние пробежки становятся для меня чем-то вроде ритуала. Прежде чем покинуть домик, заглядываю в спальни к ребятам. Убедившись, что все на своих койках и крепко спят, выхожу на улицу, предвкушая отличную пробежку.

Мой маршрут, которому я редко изменял за годы в лагере, пролегает вдоль уличного кинотеатра и столовой через служебный КПП в лес. Обычно я бегу по пешеходной тропе, которой вожу ребят на озеро, потом ныряю в густые заросли дикой ежевики и, ускорившись, через пять-шесть минут оказываюсь на берегу с противоположной стороны водоема. В жару я часто здесь купаюсь, но сейчас самое начало июня, и по утрам в предгорье еще довольно прохладно, поэтому сегодня я намерен ограничиться физическими упражнениями на суше.

Территорию «Синички» я по привычке покидаю под громкие басы в наушниках, но уже через минуту понимаю, что они ни к чему. Шепчущий шум листвы, звонкий щебет птиц, хруст сухих веток под ногами – вокруг меня именно то, о чем я мечтал днями и ночами в городе. Глупо портить все это музыкой, даже любимой.

Не прерывая бега, убираю наушники в карман. Выдерживаю ритм, позволяю себе короткие ускорения и небольшие передышки и дальнего берега озера достигаю уже через пятнадцать минут. Здесь делаю первую остановку. Хватая ртом воздух, впитываю в себя совершенство момента: буйную зелень с каплями росы, мелкую рябь воды, легкую дымку, стелящуюся над озером. Хочу спуститься ниже к пляжу, но вдруг замечаю маленькую фигуру в мешковатой толстовке с капюшоном, выскочившую из зарослей можжевельника.

Первая мысль, от которой в кровь прыскает адреналин, – кто-то из ребят умудрился сбежать из «Синички», миновав охрану, но через секунду капюшон, скрывающий от меня личность беглеца, спадает, и под ним оказываются копна белокурых волос, перехваченных желтой лентой, и знакомое лицо, которое я бы предпочел никогда больше не видеть.

Желудок судорожно сжимается, а в груди становится тесно, словно легкие распухли, не оставив шанса нормально дышать. Твою мать, что Александрова забыла здесь в такую рань?

Пока я ищу ответ на вопрос, девчонка резво сбрасывает с ног кроссовки, потом стягивает толстовку и спускает легинсы, ловко переступая через них босыми ногами. Не успеваю отойти от первого шока, как она избавляется от яркого топа, который через мгновение падает на землю, и, если не считать паутинки низких желтых трусов, оказывается полностью обнаженной.

Твою мать, я сплю еще, что ли?

От сцены, которая разворачивается перед моими глазами, в штанах становится тесно, а на спине выступает испарина. Я отдаю себе отчет, что мне надо сваливать, но какая-то непреодолимая сила удерживает меня на месте, не позволяя отвести взгляд от Александровой.

Сука. Сука. Сука.

Я всегда знал, что она хороша, но только сейчас понимаю – насколько. Стройная, женственная, с тонкой талией, высокой грудью и округлыми бедрами… Меня сложно назвать новичком в изучении женского тела, красивых девчонок я знал предостаточно, но даже я вынужден признать, что она заслуживает твердую пятерку по всем пунктам. Чертова ведьма.

Пока я жадно смакую ее наготу, Александрова по щиколотку заходит в воду. Дура. На улице холодно и ветрено – если она не подхватит воспаление легких от купания в ледяном озере, то наверняка сделает это, пока будет возвращаться в лагерь. Уповаю на ее благоразумие, но она предсказуемо не оправдывает моих ожиданий: одно короткое мгновение на передышку, и она с разбега ныряет в озеро.

Дыхание застревает у меня в горле. Я едва сдерживаюсь, чтобы не выйти из своего укрытия и не заставить девчонку вернуться на берег, но вовремя напоминаю себе, что Лера Александрова – не моего ума дело. Она может купаться в озере, прыгать с тарзанки и переспать с половиной лагеря – меня это совершенно не касается. Самое разумное сейчас – это уйти, не пытаясь вытащить ее из озера, и вычеркнуть любые воспоминания об этом инциденте из памяти.

Резкий порыв ветра заставляет меня поежиться от дискомфорта. Интересно, каково ей в воде? Предательское воображение тут же подсовывает мне провокационную картинку, от которой низ живота наполняется горячей тяжестью: словно наяву вижу, как от холода ее гладкая кожа покрывается мурашками, а соски соблазнительно напрягаются.

Твою. Сука. Мать.

В этот момент я почти себя ненавижу. Пускать слюни на Александрову после того, как она обошлась с Вадиком, – это просто дно. А я верю в мужское братство и кодекс дружбы, как бы напыщенно это ни звучало. Бывшие пассии друзей – это табу, не имеющее давности лет, даже если есть мало вещей на свете, которые здесь и сейчас привлекали бы меня больше, чем возможность вытрахать из стервы всю дурь.

С трудом отвожу взгляд от озера, где умиротворенно плещется обнаженная русалка, и глубоко дышу носом, пытаясь вернуть утраченное самообладание. Честное слово, веду себя как мальчишка в пору полового созревания. Наверное, это сказывается длительное отсутствие секса: с Дианой я расстался два месяца назад, и в моей жизни за это время вряд ли было что-то, кроме нудной дневной работы в офисе и игры на бирже по вечерам. Дурак, надо было перед поездкой в лагерь снять кого-нибудь для взаимного удовольствия, чтобы теперь не было так мучительно больно, особенно в перспективе провести два месяца в роли наблюдателя за интрижкой Александровой и Матвея или любого другого лопуха, которого она сможет одурачить.

Запрещая себе смотреть в сторону озера, я отступаю. Откуда-то возникает паршивое ощущение побега с поля боя, но я не позволяю ему взять над собой верх. Нет ничего зазорного в том, чтобы уйти, не дав о себе знать: стерва и я не друзья, чтобы наши отношения можно было рассматривать в контексте правил приличия.

Когда я возвращаюсь в лагерь, Матвей и Паша уже на ногах, будят отряд. Обменявшись приветствиями, я торопливо иду переодеваться – сегодня моя очередь вести ребят на зарядку, а к обязанностям вожатого я отношусь крайне серьезно.

На стадион «Синички» мы с мальчишками приходим одними из первых. Быстрее нас оказываются только смешанный отряд малышей из восьмого отряда и девочки из первого. К полному изумлению, в пестрой толпе замечаю Александрову. Обтягивающие легинсы она сменила на короткие шорты, подчеркивающие длину ее ног, а вот бесформенная толстовка на ней все та же, что и на озере. Заставляет меня задуматься, надела ли она нижнее белье или под плотной тканью она как Ева в райском саду.

Совсем крыша у меня поехала.

Пока на площадку подтягиваются остальные отряды, наш физкультурник Ваня, который параллельно выполняет функции трудовика, спасателя и диджея на дискотеках, свистит в раритетный свисток и жестами призывает всех построиться. Передав ему ребят, я отхожу в сторону и, присев на лавочку, отстраненно наблюдаю за зарядкой. У меня нет никакой конкретной цели, но глаза сами собой находят в ровных рядах Александрову.

Подумать только, как она старается! Наклоняется так, что толстовка натягивается на груди, почти не оставляя у меня сомнений, что стерва даже не удосужилась надеть лифчик. Повторяя за Ваней, она грациозно тянется вбок, отчего толстовка задирается, открывая полоску обнаженной кожи, а я чувствую неожиданно острый всплеск возбуждения.

– Ты на грудь новенькой, что ли, пялишься? – на лавку рядом со мной с шумом опускается Матвей.

– Отвали, – отвечаю грубо.

– А говорил, неинтересно, – не унимается засранец. – Не осуждаю тебя – сиськи что надо.

– Заткнись, а? – недовольно скалю зубы. – Пофиг мне на новенькую и ее сиськи.

– Ну, раз так, – давится смешком Волков, – тогда я посмотрю. Мне-то совсем не пофиг.

Не пофиг тут не только Матвею. Культурист Ваня тоже из штанов готов выпрыгнуть, чтобы впечатлить вожатых женского пола. В принципе это его обычное состояние, но Александровой он явно уделяет особое внимание. Вон даже тянуться помогает, нахально лапая за спину и руки.

Сука.

– Отряд в столовую сам веди, – резко бросаю Волкову, вскакивая с лавочки. – У меня дела.

Как же. Дела. Холодный душ. И желательно еще одна пробежка, чтобы не наделать глупостей. Например, не врезать Ване по его смазливой роже. Руки у меня давно чешутся, еще с прошлого года, и Александрова здесь совершенно ни при чем.

Глава 4

Расписание каждого нового сезона в «Синичке» из года в год почти не меняется. Поэтому я точно знаю, что на следующий день после посиделок у костра пройдет масштабный творческий вечер, на котором ребята будут придумывать название и девиз отряда и рисовать флаг смены. Мероприятие обычно проводят на стадионе. Как правило, мы выносим ватманы, краски, ножницы, цветную бумагу и карандаши, включаем музыку, приносим из столовой напитки и свежие булочки – создаем максимально классную атмосферу, располагающую к креативу.

У меня с творчеством не очень, я больше по точным наукам, поэтому моими ребятами руководят Матвей и Паша. Я же тут в роли разнорабочего – помогаю Нине Петровне приносить ящики с провизией, расставляю столы и вкручиваю в перегоревшие гирлянды новые лампочки.

Все этим вечером идет хорошо, замечательно даже. Ровно до того момента, пока каким-то шестым чувством я не ощущаю присутствие в радиусе пятидесяти метров Александровой.

Не поворачивая головы, боковым зрением слежу, как она на стройных ногах подплывает к Матвею и Паше: лучезарно им улыбается, что-то говорит, мелодично смеется, небрежным жестом откидывая за спину каскад белокурых волос. Стерва. Обаяние включила на полную – неудивительно, что у моих приятелей глаза на лоб лезут, а с лиц исчез даже намек на интеллект. Мальчишки из отряда, особенно те, что постарше, тоже поддались гипнотическому воздействию вожатой из первого: про свои поделки и картонки забыли и таращат глаза на Александрову, словно никогда не видели красивых девок с данными топ-модели. Мне их жаль. Всех. Если бы они знали ее сучью сущность, никогда бы не стали обгладывать ее взглядами. Впрочем, кого я обманываю: на озере меня это не остановило.

Сука.

Нахмурившись, лезу под стол за ящиком с инструментами. Раз тут все готово, пойду забор возле столовой приколочу – все что угодно, только бы не смотреть на этот выездной фан-клуб имени Леры Александровой. Уму непостижимо, как она одним присутствием умудряется отравлять мне жизнь.

Пока роюсь в ящике, внутри меня все кипит и клокочет. Отец говорил, что в такие моменты необходимо сосредоточиться на физической активности. Что ж, раздраженно отбрасывая в сторону отвертки и плоскогубцы, я представляю, с каким удовольствием буду загонять металлические шляпки гвоздей в деревяшки.

– Если хочешь, можем отказаться от пари, – раздается над ухом мелодичный голос с приятной хрипотцой.

Я едва не подпрыгиваю от неожиданности, с отвращением отмечая, что короткие волоски на моей шее становятся дыбом, а к паху стремительно приливает кровь. Ну, какого черта она так на меня действует? Лучше бы на Ларису повелся, честное слово. Пользы от этого точно было бы больше.

– С чего ты решила, что я этого хочу? – резко уточняю я, даже не поворачивая к Александровой головы.

– Сегодня только ленивый не попытался объяснить мне, как вероломно я поступила, забрав себе первый отряд, – с дружелюбной иронией признается девчонка. – Я не знала, что в этом лагере цифры играют какую-то особую роль. Поэтому, если для тебя это действительно важно, можем поменяться.

Я в этот момент как раз сгребаю в кулак подходящие по размеру гвозди, поэтому делаю вид, что не расслышал слова Александровой. К тому же они бьют по больному – мне действительно не все равно, а с первым отрядом меня связывает куда большее, чем цифра.

– Ты что-то вроде легенды этого места, – не унимается она, приближаясь еще на пару шагов так, что теперь в поле моего периферийного зрения оказываются ее голые ноги, а в ноздри врывается едва уловимый запах мяты и мандаринов. Если не ошибаюсь, эти духи у нее еще со школы, потому что именно после знакомства с Александровой меня начало воротить и от цитрусовых, и от ни в чем не повинной мяты. – Правда, что ты приезжал сюда каждый год с одиннадцати лет?

– Правда, – отвечаю коротко, не давая стерве даже шанса подумать, что меня увлекает этот разговор.

Пусть идет лесом со своим махровым любопытством и со своим предложением. Благотворительность от нее я не приму – мне куда приятнее будет в конце смены вытолкать ее аппетитную задницу за дверь красного домика и занять свою кровать на все оставшееся лето.

– Так что с пари? – переступая с ноги на ногу, спрашивает она.

Волнуется, что ли, не пойму? Если так – замечательно. Из-за нее я лишил весь лагерь холодной воды минимум на сутки, так что ее нервозность станет мне достойной моральной компенсацией за час в ледяном душе.

– Все в силе, – поднимаясь на ноги, подчеркнуто равнодушно бросаю я. – Вместо того чтобы так быстро выкидывать белый флаг, лучше бы подумала, как собираешься зарабатывать очки со своим отрядом. С другой стороны, если ты боишься проиграть…

– Я не боюсь проиграть! – возмущенно восклицает она. – Я просто хотела…

– Ты хотела разжалобить меня своим предложением? – подсказываю я с мрачной иронией, разглядывая жменю гвоздей в ладони. – Мне неинтересно.

На несколько секунд между нами повисает вязкая тишина, в которой слышны только ее прерывистое дыхание и тяжелый стук моего сердца, отдающийся в барабанных перепонках.

– Я тебе не нравлюсь, – вдруг говорит Александрова тихо. – Никогда не нравилась.

Ее слова застают меня врасплох. От неожиданности я даже забываю о намерении игнорировать стерву и поднимаю голову, чтобы взглянуть ей в лицо. Это моя принципиальная ошибка.

В организм будто впрыскивают лошадиную дозу гена бешенства. Сердце тарахтит на каких-то запредельных скоростях, ладони потеют, а взгляд совершенно выходит из-под контроля и, как голодный бульдог, бегает вверх и вниз по девичьему телу – мог бы, вылизал каждый сантиметр голой кожи, которую открывает неприлично короткое платье с таким же неприличным квадратным вырезом на груди.

– А ты хочешь мне нравиться?

Она дергается, словно я ее ударил, на округлых щеках проступает яркий румянец, а черные зрачки почти полностью скрывают фиолетовую радужку, но Александрова не отступает, продолжая упрямо смотреть мне в глаза.

Черт-те что, но в этот момент она кажется мне почти уязвимой.

– Я привыкла, что нравлюсь людям, – произносит она ровно, кончиком розового языка облизывая нижнюю губу.

– Возможно, эти люди просто недостаточно хорошо тебя знают, – парирую я, пытаясь подавить в себе голодного зверя, который усмотрел в ее действии сексуальный намек. – А я таких как ты на дух не переношу.

– Таких как я? – возмущенно шипит она, порывисто вздыхая. – Да что ты вообще обо мне знаешь? Ты никогда не интересовался…

– Ты была девушкой моего лучшего друга, поэтому я знаю достаточно, – напоминаю холодно и демонстративно наклоняюсь, чтобы достать молоток. – Не стоит тебе тестировать свои актерские таланты на мне, прикидываясь невинной овечкой. Это пустая трата и твоего, и моего времени. Мы с тобой заключили пари. У меня нет никакого желания отказываться от него, потому что ничто не доставит мне большего удовольствия, чем твое разгромное поражение. Извини, у меня много дел.

Гвозди впиваются в потную ладонь, пальцы другой руки судорожно сжимают деревянную рукоятку молотка, пока я быстрым шагом несусь вон со стадиона. Плевать, как это выглядит со стороны. Пока я не уйму свое разыгравшееся либидо, от Александровой мне лучше держаться подальше. На кону, черт возьми, моя репутация.

Глава 5

– Это видите? – спрашиваю с нажимом и кивком указываю на стеллаж позади меня, уставленный золотыми кубками с эмблемой «Синички». – Это место славы нашего отряда. Он может называться первым или, как в этой смене, четвертым, неизменным остается то, что мы побеждаем. За последние четыре года мы упустили Кубок лагеря лишь однажды с минимальным отставанием. Услышьте меня: один раз из двадцати четырех. В этот раз тоже своего не отдадим. Согласны?

В ответ на мою речь, призванную вдохновить на борьбу за первые очки в сезоне, мальчишки дружно кивают.

– Это значит, что мы должны соблюдать три основных принципа: дисциплина, активность и эрудиция, – продолжаю я нравоучительно, расхаживая взад и вперед по деревянному полу актового зала. – За каждый успех совет лагеря будет начислять очки. За прокол – снимать их. К концу вашей смены в итоговой гонке победит лишь один отряд. Сегодня начинается настоящая игра. Соберитесь, парни! Я в вас верю.

Чтобы завести свою преданную публику, я хлопаю в ладоши и получаю в ответ шквал аплодисментов. Честное слово, Тони Роббинс обзавидовался бы такой отдаче. Я же просто скромно надеюсь, что моего вдохновляющего спича будет достаточно, чтобы начать погоню за красным домиком и принципиальной победой над Александровой с позитивной ноты.

– Если все готовы, предлагаю выдвигаться, – вмешивается Матвей, демонстративно поглядывая на часы. – За опоздание можем нарваться на штрафной балл.

– Да, ребята, пора, – соглашаюсь с напарником, направляясь к выходу из актового зала. – Да пребудет с нами сила.

На сегодняшний вечер запланирована дебютная игра в серии «Что? Где? Когда?». Пару часов назад мы сформировали команду из восьми человек и теперь вместе с группой поддержки идем на поляну, где состоится интеллектуальная схватка. В нашей возрастной лиге принимают участие четыре отряда: первый, четвертый, седьмой и тринадцатый. Победителя и призеров определят десять вопросов, они же решат судьбу первых разыгранных в смене очков.

Когда мы подходим к поляне, седьмой и тринадцатый отряды уже сидят за круглыми столами в ожидании начала игры. Пока моя команда занимает свои места, подтягиваются девчонки из первого отряда. С ними Лариса и новенькая вожатая Катя, с которой Паша познакомил меня накануне. Просканировав взглядом пеструю толпу девчонок-подростков, убеждаюсь, что Александрова не пришла. Интересно… почему? Первая игра сезона – важный этап для каждой смены. Что за дела у нее такие, что она оставила своих девчат на Ларису, которую больше заботит цвет лака на ногтях, чем ее подопечные?

Одергиваю себя. Я, возможно, несправедлив к Ларисе, но бесит меня другое: почему меня вообще заботит, где пропадает Александрова? Нет ее – и славно. Никто не будет отвлекать и раздражать, а значит, у меня останется больше энергии для поддержки моих пацанов.

Как только капитаны команд пожимают друг другу руки и рассаживаются по местам, ведущий, бессменный массовик-затейник Ваня, подает звуковой сигнал к началу игры.

Первый вопрос по геометрии остается за нами. Парни включают голову и быстро находят правильный ответ, вызывая во мне взрыв неконтролируемой гордости. Вторую задачку первыми решают девочки из тринадцатого отряда. Третий раунд снова берем мы. Довольно потираю руки, предчувствуя легкую победу и первую десятку очков, но тут замечаю Александрову, которая с хмурым видом идет к поляне.

На ней кремовый топ, открывающий живот, и узкие джинсы, идеально сидящие на бедрах. Белокурые волосы забраны в высокий хвост, открывающий тонкую шею, на которой поблескивает золотая цепочка. Впервые с момента нашей неожиданной встречи в «Синичке» она сознательно подчеркивает свои достоинства, и я, к собственному неудовольствию, на это ведусь. Черт бы ее побрал!

Александрова тем временем подходит к трибуне болельщиков первого отряда и опускается на свободное место рядом с Ларисой. Пока я слежу, как они беззвучно о чем-то переговариваются, девчонки из их отряда зарабатывают первое очко. Твою мать, а я ведь даже вопроса не расслышал!

Дальнейшее развитие событий в игре идет вразрез с моими планами. Пацаны отдают три вопроса подряд первому отряду, тем самым позволяя им выбиться в уверенные лидеры. Но, к счастью, восьмой раунд по географии и девятый по истории они щелкают быстрее остальных, сравнивая счет. Финальный вопрос самый сложный – по астрономии. Все команды берут максимальное время для обсуждения. Мои парни отвечают первыми – и ошибаются. Седьмой и тринадцатый отряды – тоже мимо. Учитывая, что ответ не знаю даже я, рассчитываю на ничью в основной сессии и контрольный вопрос в овертайме, но, к моему изумлению, долговязая рыжуля из отряда Александровой вдруг звонким голосом выдвигает гипотезу, которую Ваня под гром аплодисментов и девичий визг объявляет правильной.

В замешательстве я поднимаюсь со своего места и смотрю на понурые головы моих ребят. Ощущение такое, словно на меня вылили ведро холодной воды, а я к этому был совершенно не готов. Мои мальчишки тоже. Понимаю, что зря на них давил, но разве кто-то мог предсказать подобный результат? Я точно нет. Проигрывать первую игру сезона для меня в новинку.

Не могу сдержаться и смотрю в сторону трибуны первого отряда. Девчонки от счастья визжат и обнимаются. Александрова там же – скачет в самом эпицентре шумной толпы. Одно безумное мгновение созерцания ее задницы, обтянутой джинсами, а потом вдруг она резко оборачивается, словно чувствует на себе мой взгляд, и, насмешливо сузив глаза, торжествующе ухмыляется. Стерва. Еще бы средний палец показала для убедительности – судя по ее лицу, именно это она и хотела сделать.