Текст книги "Не только на Рождество"

Исключено, думаю я. Крупный Рогатый Кэл никогда не нарушит клятвы. На самом деле я согласилась пойти на эту авантюру только потому, что была уверена, что он откажется. И еще потому, что хотела увидеть его предплечья.

– Кроме того, – продолжает он, – оставлять собак с кем-то вроде нее просто… безответственно.

– Не смеши меня, – говорит Джез. – Чарли прекрасно справится.

– При всем уважении, у твоей кузины нет ни малейшего представления о животных. И вдобавок ко всему она… – Он внезапно замолкает и бросает на меня взгляд.

Что? Меня задевают его слова. Я что?

– Безрассудна, – заканчивает он. На мгновение наши взгляды встречаются, и у меня перед глазами всплывает собачье колесо. Справедливое замечание.

– Кэл, ты даже не знаешь ее! – Джез явно обижена за меня.

Кэл переводит на меня взгляд, в котором читается: Сама ей расскажешь, или это сделаю я?

– Я знаю, что она не обладает должной квалификацией, чтобы присматривать за питомником, – вместо этого говорит он. – В самом деле, Джез, собаки заслуживают лучшего.

Эй, полегче! Собаки заслуживают лучшего? Может, я и безрассудна, и навыков у меня нет, и квалификации не хватает, но я умею распознать оскорбление, когда слышу его. Я расправляю плечи, гордо вскидывая голову.

– Я тебя умоляю, – говорит Джез. – Это же собаки, а не чистокровные скакуны-призеры. Мои питомцы только и делают, что едят, спят и какают. Думаю, она справится.

Кэл складывает на груди мускулистые руки и выжидающе поворачивается ко мне.

– Ну? – воинственно вопрошает он. – Справишься?

На какое-то мгновение я теряю дар речи. Не потому, что считаю, будто задача мне не по плечу, просто я вдруг вижу, как мой продолжительный отпуск с Одри испаряется на глазах. При том, что я решительно не хочу проводить Рождество за уборкой собачьих какашек, Крупный Рогатый Кэл только что бросил мне самую большую и самую толстую перчатку.

– Думаю, справлюсь, – невозмутимо отвечаю я.

– Отлично, – говорит он. – Только не прибегай ко мне в панике, если облажаешься.

Глава 7

Мой зловредный босс вовсе не в восторге. Возвращаясь в «Собачий уют», я звоню Карлу и сообщаю, что, скорее всего, смогу выйти на работу только после праздников.

– Ты серьезно, Чарли? А как насчет дедлайна по проекту «Желудь»? – Похоже, он взбешен. И в не меньшей степени подозрителен. «Желудь» – это шестимесячный контракт для лондонского совета Бромли[24]24
  Бромли – один из 32 лондонских боро (районов), находится во внешнем Лондоне.


[Закрыть], и с самого начала работа осложнялась политикой и склоками: из-за недофинансирования и нехватки кадров ее практически невозможно завершить в установленные сроки, и всем это известно. В прошлом месяце я предложила переименовать проект из «Желудя» в «Болиголов», но Карла это не позабавило.

– Я только что от врача, – продолжаю я. – Его беспокоит, что у меня может развиться ПКС.

– Что это?

– Посткоммоционный синдром. Химический дисбаланс в организме, вызванный травмой, – зачитываю я с листа. – Если я сейчас не поберегу себя, симптомы могут сохраняться в течение нескольких месяцев. – После всех жалоб и стенаний Крупный Рогатый Кэл слегка перегнул палку с медицинским заключением – думаю, пытался загладить вину. Он размахал заключение на две страницы, расписал все в красках, включая симптомы, вероятные причины и долгосрочные риски ПКС. Когда он вручил мне справку, я с трудом подавила желание сделать ему комплимент: Мошенничество тебе к лицу!

Карл на другом конце провода драматично вздыхает.

– Ладно, – рявкает он. – Но мне нужна справка от врача.

– Она у меня на руках, – выпаливаю я в ответ. – Я пришлю тебе по электронке.

– И, если твое состояние улучшится, я хочу, чтобы ты сразу же вернулась. Мы действительно по уши в дерьме с этим контрактом, Чарли. И твое отсутствие усугубляет проблему.

– Я знаю, Карл. И очень, очень сожалею.

И это правда, думаю я, нажимая отбой. Мне действительно жаль. Потому что из-за собственной глупой гордости я лишила себя шанса провести Рождество так, как планировала. Вот дуреха!

Но тут я слышу, как Джез говорит по телефону в кабинете, и на этот раз ее голос звенит от радости, и мое сердце смягчается. Совершенно очевидно, что она разговаривает с Элоизой, и они обе на седьмом небе от счастья в связи с ее предстоящим визитом, так что я даже немного завидую им. Джез заслуживает своего романтического приключения в тундре. И, нравится мне это или нет, я проведу Рождество в компании Пегги.

Я читаю газету за обеденным столом, когда Джез возвращается в кухню и устраивается напротив меня.

– Кстати, Элоиза благодарит тебя, – говорит она.

– Рада помочь, – отвечаю я. Щедрость мне к лицу.

– И мне удалось уговорить хозяйку третьей собаки, которую должны были привезти на каникулы, отправить ее к нашим конкурентам.

– Отлично, – говорю я, не придавая особого значения. Одна собака или четыре – какая разница? У них у всех неприятный запах изо рта и плохие манеры за столом.

– Так что в гостинице остаются только Халк и Слэб, – продолжает Джез. – И Пегги в доме. – Она замолкает. – О, и близнецы, конечно, – добавляет она после паузы. Я поглощена чтением статьи о смертельных селфи, которые сегодня уносят больше жизней, чем акулы, когда до меня медленно доходят ее слова. Даже не столько слова, сколько интонации, отчетливо фальшивые.

Я поднимаю глаза, и Джез смотрит на меня с успокаивающей улыбкой.

И это тревожный звоночек.

– Какие еще близнецы? – спрашиваю я.

Как выясняется, близнецы размещены в отдельном загоне за сараем. Для меня это попахивает утайкой информации, хотя Джез божится, что это не так. Когда мы сворачиваем за угол, я резко останавливаюсь, и ноги прирастают к земле. За домом тянется длинный, метров пятнадцати, железный вольер, украшенный крошечными белыми рождественскими огоньками. Впрочем, эти гирлянды нисколько не маскируют обитателей вольера, которые лежат, лениво развалившись на траве, как будто дышат вечерним воздухом.

– Господи, Джез! Ты не говорила, что держишь волков!

Джез улыбается немного смущенно.

– Расслабься. Они только чуточку волки.

– Насколько чуточку? И в какой части? – не унимаюсь я.

– Хм. Я не совсем уверена. Но одно могу сказать: эти собаки почти такие же волки, как чихуа-хуа.

– Они чертовски не похожи на чихуа-хуа!

Когда мы подходим к решетке, обе собаки вскакивают с земли и пригвождают нас к месту напряженными взглядами. Они поражают своей дикой, собачьей красотой – чего стоят их глаза миндалевидной формы, густая шерсть цвета угля и белоснежные хвосты, поднятые над спиной и развевающиеся как роскошный плюмаж. Мало того, у них безупречная осанка. Волчья.

– Дело в том, что все собаки генетически почти неотличимы от волков. Но эти двое волки не в большей степени, чем Пегги, если тебе от этого легче.

– Не совсем.

– Хотя они действительно немного дикие, – признается Джез с усмешкой. – Верно, мальчишки? – Обе собаки все так же молча наблюдают, как мы приближаемся.

– Что это за порода?

– Аляскинские маламуты. Ездовые собаки. Их ценят за силу и выносливость.

– Да, серьезные ребята. – Собаки высокие и широкие, с хорошо развитой грудной клеткой и мускулистыми плечами: собачий эквивалент небольших тракторов марки JCB.

– Привет, близнецы, – ласково говорит Джез. Она отпирает клетку, и я чувствую, как пересыхает во рту.

– Они не опасны?

– Безопаснее некуда.

– Тогда почему ты не пускаешь их в дом?

– Они предпочитают жить на улице. И занимают много места. И пахнут. Во всяком случае, три собаки в доме приравняют меня к этим чокнутым кошатницам. – Джез усмехается.

– Спешу тебя обрадовать: ты уже чокнутая кошатница.

Джез пожимает плечами.

– Может, и так. Это Ромул. – Один пес подходит к ней и трется об ее ноги, и Джез опускается на колени, нежно поглаживая его. Приближается и другой и, после недолгих колебаний, выходит вперед, подставляя голову и привлекая к себе внимание. – Привет, Рем.

– Серьезно? – Я искоса смотрю на нее.

Джез пожимает плечами.

– Мне кажется, им подходят эти клички. Они же выжившие. Однажды ночью, лютой зимой, Кэл нашел их на пороге своего дома. Им было всего четыре недели от роду. Это чудо, что они не замерзли до смерти. Он выкормил их, а потом передал мне.

Я делаю шаг вперед и опускаюсь на землю рядом с Джез. Осторожно протягиваю руку и дотрагиваюсь до меховой спины Рема. Эти двое совсем не похожи на Пикла и Пеппера, неохотно признаюсь я себе.

– Стало быть, Крупный Рогатый Кэл спас тебя, да? – бормочу я. Пес поворачивается и пронзает меня светло-голубыми глазами. Я смотрю на Джез. – Он кажется таким… сдержанным.

– Маламутов разводят отчасти из-за их уверенности в себе. Они считают себя нисколько не ниже людей. Видят себя равными нам.

– Я даже не догадывалась, что они здесь. Когда же ты с ними занимаешься?

– По утрам. Пока ты еще спишь. – Джез кивает на хитроумное двухколесное приспособление, размещенное под навесом за вольером.

– Это что, двуколка?

– Это нарты – что-то вроде саней. Маламуты их обожают. Могут тянуть многие мили. Вот как я их тренирую.

У нарт два огромных колеса с обеих сторон низкого мягкого сиденья. Металлическая передняя дуга выступает наружу и крепится к своего рода оси, и спереди имеется небольшое сцепное устройство. Два комплекта упряжи ромбовидной формы висят рядом с нартами на деревянных колышках.

– Это трудно?

– Ну, разве что для непосвященных. Бывает трудно в управлении. Хотя, признаться, главное – правильно запрячь, и тогда большую часть работы выполняют собаки. Но не обманывайся: нарты могут быть опасны, если не умеешь ими пользоваться, так что на время моего отсутствия лучше не суйся к ним.

– А что будет, если собак не тренировать?

Джез усмехается.

– Они могут стать немного раздражительными.

– Раздражительными настолько, что могут съесть своего опекуна?

– Нет, что ты. Они будут в порядке, если ты просто позволишь им несколько раз в день выходить в загон на пробежку.

Я продолжаю гладить Рема. В отличие от Пегги и Халк, в нем есть что-то завораживающее и смутно успокаивающее. Вот кто мог бы стать роскошным ковриком. Мне хочется зарыться в его мех и спрятаться там. И, когда Джез наконец поднимается, я с некоторой неохотой следую за ней.

– Ну, что скажешь? – немного нервно спрашивает Джез, кивая на собак. – Ты готова присматривать за ними? – Я смотрю на Рема сверху вниз, и он снова завораживает меня своим ледяным взглядом.

– Конечно, – говорю я, пожимая плечами.

Ничего сложного.

На обратном пути к дому Джез объясняет, что утром уедет в Лондон, как только накормит и потренирует собак. У нее заказан билет на рейс из Хитроу в Хельсинки на следующий вечер, со стыковочным перелетом в Лапландию, так что она сможет провести несколько часов в городе, чтобы заняться рождественским шопингом и купить сногсшибательное платье.

– Что нужно надеть, чтобы произвести впечатление на ученого из Арктики? – спрашиваю я.

– Одежду. Побольше и потеплее. Температура там может упасть до минус тридцати в это время года.

– Тогда возьми шерстяные панталоны.

– Кто носит шерстяные панталоны?

– Овцы.

Когда мы добираемся до кухни, Джез достает из холодильника коричневый бумажный пакет.

– Хм. Кстати, насчет свечек, – неуверенно говорит она, помахивая им.

Я подозрительно прищуриваюсь.

– А что насчет них?

– Кэл прописал их для Слэба.

– Конечно, он это сделал. Чтобы насолить мне.

– Честно говоря, в этом нет ничего особенного.

– Забудь. Ни за что на свете.

– Просто быстренько запихни в задний проход – и все дела! Как говорится, и Боб – твой дядя[25]25
  Английская идиома «And Bob’s your uncle», означающая гарантию успеха; восходит к ХIX веку и истории молодого британского чиновника Артура Бальфура, сделавшего блестящую карьеру в политике благодаря протекции своего дяди, Роберта (Боба) Сесила, премьер-министра Великобритании. Дословно обычно не переводится; здесь такой перевод дан исходя из дальнейшего текста.


[Закрыть].

– Могу я напомнить тебе, что твоего отца зовут Арчи, и что я даже близко не подойду к собачьей заднице?

– Ну, пожалуйста!

– Ох, перестань, Джез. Разве нельзя просто дать ему немного чернослива?

Она качает головой, потом вздыхает.

– Ладно. Я тебе заплачу.

Я колеблюсь.

– Сколько?

– Двухнедельную стоимость содержания Слэба. Это будут самые легкие двести фунтов, которые ты когда-либо зарабатывала.

– Я не ослышалась – ты сказала «триста»?

– Ошибаешься.

– Двести пятьдесят?

– Двести. Бери или уходи. Валко из деревни сделает это бесплатно, так что смотри, не прогадай.

– Что за человек согласится делать это бесплатно?

– Отчаявшийся.

– Вот я – отчаявшаяся. И я бы не стала делать это бесплатно. Кстати, кто такой Валко? И почему ты его не наняла присматривать за собаками?

Джез вздыхает.

– Валко – мой сосед, болгарин. И он не способен ни за кем присматривать. Меньше всего – за собой.

– Но почему? Что с ним не так?

– У него депрессия. Его невеста по переписке сбежала с другим, и он до сих пор не оправился от этого удара.

– Болгары заказывают невест по почте? Откуда? Из Америки?

– Из Молдовы. Во всяком случае, он изо всех сил пытается это пережить.

– И когда она сбежала?

– О, дай бог памяти. Месяца три назад, что ли?

– Так или иначе, что болгарин забыл в Кросс Боттомли?

– Кто знает? Валко объявился здесь в феврале прошлого года. С тех пор перебивается случайными заработками. Живет в трейлере, принадлежащем моей подруге. Так мы с ним и познакомились. Прошлой весной он помог мне установить кое-какие новые ограждения. – Джез потряхивает бумажным пакетом. – Так что, мы договорились?

Я вздыхаю.

– Ладно. Но не рассчитывай, что за эти деньги я буду заниматься еще и грумингом. Я и себя-то не собираюсь холить во время каникул. Не говоря уже о собаках.

– Согласна. И, что бы он ни говорил, если у тебя действительно возникнут проблемы, ты всегда можешь позвонить Кэлу.

– Ага. Не сомневаюсь, он будет в восторге от моего звонка.

– Поверь мне, он лает, но не кусает.

Мне совсем не хочется думать о его укусах. Честно говоря, я вообще не хочу думать о Крупном Рогатом Кэле. Этот парень меня бесит. И я вполне способна продержаться две благословенные недели, не поддаваясь мужскому очарованию! Я же не пятнадцатилетняя девчонка, жертва бушующих гормонов. Мне тридцать один год, я одинока и в высшей степени самодостаточна. Мне не нужны мужчины, и уж тем более мачо-ветеринары. Что мне действительно нужно сейчас, так это отвлечься: найти фокус для приложения энергии. И лучший вариант прямо под носом. Собаки! Пока Джез в отъезде, я кардинально поменяю привычный образ жизни и погружусь в царство животных. Вместо того, чтобы каждое утро сражаться с Пегги за диван, я найду общий язык со своим внутренним зверем.

Видимо, я не первая, кому пришла в голову такая идея. Тем же вечером, когда я гуглю на своем телефоне, мне попадаются сотни сайтов, посвященных этой теме. Оказывается, существует великое множество способов укрощения внутреннего зверя: ходьба босиком, сон на голой земле, объятия с солнцем (что означает, среди прочего, отказ от солнцезащитного крема), ползание и катание по полу – и это лишь малая часть. Мне не очень нравятся первые два пункта – по крайней мере, не в разгар зимы, – но я вполне могу ради высокой цели кататься и ползать по полу, хотя, на мой взгляд, такая модель поведения присуща скорее детям, чем животным. И я не уверена, что мои перекаты по полу сблизят меня с Пегги, которая сейчас громко храпит на диване, очевидно, устанавливая контакт со своим внутренним человеком.

– Валко предложил помочь выгуливать собак, – говорит Джез, заходя в кухню.

– Ты, кажется, говорила, что ему нельзя доверять?

Она пожимает плечами.

– Ну, он способен отвести их в загон. И он хочет помочь. Поэтому, думаю, тебе стоит воспользоваться его помощью.

– А это обязательно?

– Да. Он так одинок, Чарли.

Я вздыхаю.

– Ладно. Постой, ты ведь не пытаешься свести меня с ним, а? – с подозрением спрашиваю я.

– Господи, нет!

– И на том спасибо.

– Он, в общем-то, неплохой парень. Во всяком случае, Валко – часть команды «Собачьего уюта». – Она исчезает в кабинете, и в голове снова воет сирена.

Кто еще в команде?

Вскоре я слышу, как к дому подъезжает машина. Джез высовывает голову из кабинета и выглядывает наружу через заднюю дверь. Она хмурится, накидывает пальто и выходит во двор на разведку. В следующее мгновение я мельком вижу, как она беседует с рыжеватым блондином возле темно-зеленого спортивного автомобиля с открытым верхом. И, хотя я не эксперт, автомобиль выглядит шикарно и стоит наверняка дороже, чем моя квартира. День солнечный, но все-таки зима на дворе, и мне интересно, какой псих будет ездить с открытым верхом в декабре? Я вытягиваю шею, чтобы лучше рассмотреть чудака, и, когда мужчина отодвигается, моему взору предстает огромная белая собака размером чуть ли не с пони, восседающая на переднем пассажирском сиденье. Я вижу, как хозяин показывает на собаку, и как Джез качает головой. Ясное дело, что бы он ей ни втюхивал, она не поддается. Или наоборот. Я натягиваю пальто и выхожу на улицу как раз вовремя, чтобы услышать, как она повторяет свой отказ.

– Простите, сэр, но в это Рождество мы полностью загружены.

Мужчина оборачивается на звук моих шагов и устремляет на меня жалобный взгляд, способный растопить айсберг, но явно не Джез. И в этот миг я замечаю, что он не только в отчаянии, но и отчаянно красив, как будто соткан из самого изысканного генетического материала: высокие скулы, римский нос, золотистые светлые волосы. Усиливает эффект и безупречный прикид: красивое темно-синее пальто-бушлат и клетчатый кашемировый шарф только что не кричат о богатстве и породе.

Ни фига себе!

Но Джез не просто равнодушна к его красоте: она раздражающе непреклонна. Она приносит извинения и снова качает головой. Я бросаю взгляд на гигантского пса, который сидит прямо, будто аршин проглотил, и смотрит на нас огромными немигающими светло-карими глазами, преисполненный королевского достоинства.

– Обещаю вам, с ним не будет никаких проблем, – настаивает мужчина, пробегая рукой по волосам. – Это настоящий аристократ, а не пес.

– Да, сэр, все они такие, – говорит Джез, улыбаясь.

Но не у всех такие хозяева, как этот! Я с прищуром оглядываю пса и прихожу к выводу, что в нем, вполне возможно, течет голубая кровь. И, в конце концов, одним четвероногим больше, одним меньше – какая разница?

– Привет! – Я весело машу рукой.

– Я – Чарли.

Мужчина поворачивается ко мне с озадаченной, но полной надежды улыбкой. И боже! У него ямочки на щеках! Две очаровательные вмятинки с обеих сторон квадратной челюсти. Он протягивает мне руку, как будто тянется к спасательному кругу.

– Я – Хьюго. А это Малкольм. – Он кивает на собаку. – И мы действительно в отчаянии. Вы окажете нам неоценимую услугу.

С надеждой в глазах я поворачиваюсь к Джез и уже готова настаивать на том, что лишняя собака для меня не проблема, когда она снова качает головой.

– В любое другое время мы бы с удовольствием, – твердо говорит она. – Пожалуйста, рассчитывайте на нас в следующий раз. – И с этими словами она буквально усаживает несчастного красавца Хьюго обратно в машину, хлопает дверцей, отступает назад и провожает его взмахом руки. Бедолаге Хьюго ничего не остается, кроме как завести мотор и тронуться с места, запоздало махнув рукой на прощание. «Такие хорошие манеры, несмотря на горечь разочарования, – тоскливо думаю я. – Даже моя мама одобрила бы».

Когда автомобиль отъезжает, Джез поворачивается ко мне и качает головой.

– Ох уж эти владельцы датчан! Ведут себя так, будто им все позволено, черт бы их побрал.

– Он что, иностранец? Клянусь, он говорил по-английски.

– Пес. Датский дог.

– О! Но владелец казался милым, – осторожно замечаю я.

– Все они кажутся милыми. До поры до времени.

А выглядел он и того лучше, с грустью думаю я, глядя вслед удаляющемуся кабриолету.

Джез возвращается в дом, оставляя меня наедине с моими мыслями. Интересно, может, есть что-то такое особенное в местной воде, что объясняет магнетизм девонских мужчин?

Глава 8

Наутро, спускаясь к завтраку, я вижу около задней двери ярко-красную сумку на колесиках. Слышно, как Джез разговаривает в кабинете по телефону.

– Сожалею, но у нас все занято, – запальчиво говорит она. – Боюсь, до конца каникул свободных мест не будет. – Джез кладет трубку и в следующее мгновение чуть ли не вприпрыжку вбегает в кухню.

– Забавно, но ты не выглядишь так, будто сожалеешь, – усмехаюсь я.

– Она звонит уже в третий раз. Я уверена, что в последний раз она изменила голос, но это определенно одна и та же женщина.

– Упорство окупается.

– Только не сейчас! Черт возьми, она и сама может позаботиться о своей собаке! В это Рождество моя очередь отдыхать.

– Если путешествие на Северный полюс в разгар зимы можно назвать отдыхом.

– В Лапландию!

– Один черт.

– Только не для меня, – с лукавой улыбкой говорит Джез.

– Ладно, хватит этих непристойностей! Я еще даже кофе не выпила. – Я наливаю себе кружку и сажусь за стол, беря газету. Джез – сама активность: еще минут двадцать она вихрем носится по дому и наконец кидает передо мной пластиковую папку и связку ключей.

– Держи! Вот все, что тебе понадобится! Ключи от дома, псарни и «Шкоды», а еще список экстренных контактов – информация о владельцах собак, телефоны Кэла, врача, больницы, истопника, Джерри и Валко. Жди его. Он зайдет позже.

– Спасибо, – говорю я, возвращаясь к кроссворду. – Обязательно выучу наизусть все имена и телефоны, – добавляю я, хватаясь за карандаш.

– А вот список еды для каждого. На случай, если забудешь. – Джез протягивает мне распечатку, и я быстро пробегаю ее глазами, прежде чем поднимаю на нее взгляд.

– Моего имени здесь нет.

– Ты же не собака, – говорит Джез.

– Но мне тоже нужно есть, не так ли?

– В твоем распоряжении содержимое холодильника и морозильной камеры, – отвечает Джез. Она бросается к вешалке, снимает пальто с крючка и берется за сумку. Когда она снова поворачивается ко мне, ее глаза сверкают от возбуждения. – Ну, что? Пожелаешь мне удачи?

Я встаю и обнимаю ее.

– Конечно. И пусть удача будет настоящей леди, – добавляю я с ухмылкой.

Джез смеется.

– Но не слишком леди.

– Довольно! Убирайся, пока я не передумала насчет суппозиториев.

– Счастливого Рождества, – говорит Джез.

– Иди уже.

* * *

Когда Джез исчезает, я снова сажусь за стол и поглядываю на Пегги, которая спит на своем привычном месте на диване.

– Эй. Похоже, теперь в доме только ты и я.

Бигль открывает один глаз, смотрит на меня и снова зажмуривается.

– Ну, и что ты думаешь? Нам стоит выйти на прогулку?

Бигль поворачивает массивное тело, вытягивая перед собой передние лапы.

– Слово из семи букв, начинается на «Б», означает «отвергать»?

Пегги тяжело вздыхает.

– Если ты хочешь, чтобы наши отношения наладились, тебе нужно вложить в них чуть больше энергии, – говорю я. Глаза Пегги по-прежнему плотно закрыты.

Я снова смотрю в кроссворд, и догадка кусает меня, как змея. Мне нужен глагол, а не существительное.

И этот глагол – бросать.

Позже, тем же утром, я еду на «Шкоде» в деревню за продуктами. В мои планы входит закупка двухнедельного запаса снеков, шоколада, выпивки и замороженных блюд, чтобы потом залечь перед телевизором, пока Рождество не станет далеким воспоминанием. Единственная засада – это телевизор, а вернее, его отсутствие. У меня нет никакого желания все праздники смотреть повторы сериалов на телефоне. Поэтому, после некоторых колебаний, я принимаю решение потратить весь свой навар от ухода за задницей Слэба на покупку телевизора, который заказываю с доставкой на следующий день. Кто бы мог подумать, что широкоэкранный тонкий светодиодный телевизор со встроенным wi-fi и тюнером Freeview доставят до вашей двери быстрее, чем вы успеете разгадать кроссворд в Sunday Times? Нет, все-таки мы живем в веке чудес.

После разгульного онлайн-шопинга я еду в деревенский магазин, где паркую машину прямо у дверей, и, заходя внутрь, киваю девочке-подростку за кассой. С некоторым облегчением я отмечаю, что пирсинг бровей и фиолетовые волосы наконец добрались и до сельского Девона, пусть даже с опозданием на несколько десятилетий. Я беру проволочную корзину и брожу по рядам, затариваясь чипсами, конфетами и шоколадом всех мастей. Выбор, правда, невелик, и в магазине нет моих любимых сладостей (как местные выживают без Ферреро Роше?), но мне удается наполнить корзину в считаные минуты. Оставляя ее у кассы, я отлучаюсь, чтобы прихватить чилийского шардоне и несколько коробок замороженной пиццы с пепперони и каких-нибудь мясных пирогов для разнообразия. Возвращаясь к кассе, я замечаю полку с уцененными шоколадными оленями на палочке и инстинктивно набираю горсть. Кто скажет, что во мне нет духа Рождества?

Завершая рейд, я, кряхтя, взваливаю обе корзины на прилавок и оглядываю добычу, отмечая, что поработала на славу. Даже мой босс гордился бы мною, думаю я. Но кассиршу с фиолетовыми волосами это, кажется, не впечатляет.

– Вам нужны пакеты? – спрашивает она, едва пытаясь скрыть скуку.

– Зависит от того, позволите ли вы мне вынести корзины к машине. – Я излучаю самую обаятельную улыбку, но девушка невозмутимо тянется рукой под прилавок и достает оттуда пачку экологически недружественных голубых полиэтиленовых пакетов.

– Они по двадцать пенсов, – говорит она. Сущее вымогательство, но я киваю и начинаю разгружать корзины. В следующее мгновение я слышу звук подъезжающей машины и, поднимая взгляд, вижу, как у входа останавливается потрепанная синяя «Вольво». Ой-ой. Меня слегка лихорадит, когда Крупный Рогатый Кэл выходит из машины и направляется в магазин. Я смотрю на свои покупки: они явно не годятся для рекламы здорового образа жизни. Я судорожно запихиваю их в пакеты так быстро, как только кассирша сканирует ценники. Я хватаю большой пакет жевательных мишек, но девушка внезапно протягивает руку и отбирает его у меня.

– Подождите, – говорит она, – мне нужно проверить цену на этот товар. – Она встает из-за кассы и направляется к полкам с конфетами, как раз когда Кэл заходит в магазин. Я тотчас ныряю вниз, под прилавок, делая вид, будто завязываю шнурок. Кэл проходит мимо и исчезает в секции молочных продуктов. Вскоре возвращается кассирша с пакетом мишек в руках.

– Они стоят один фунт девяносто девять пенсов, – говорит она. – Вас устраивает?

– Вполне. – Я засовываю мишек в полиэтиленовый пакет и, поворачивая голову, вижу, что Кэл идет в мою сторону с литровой бутылкой молока. Он смотрит в телефон и пока не видит меня, но, когда подходит к кассе, поднимает глаза, и что-то мелькает на его лице. Не могу сказать, то ли удивление, то ли досада, то ли все вместе.

– Как ПКС? – спрашивает он после некоторой заминки.

– В порядке, – отвечаю я и тотчас краснею. – Ну, не совсем, если честно. Все еще мучают мигрени. И тошнота. И все такое.

– Нисколько не сомневаюсь. – Он оглядывается по сторонам. – А где Джез?

– Уже уехала.

– Стало быть, оставила тебя за главную.

– Совершенно верно, – говорю я.

Он глубоко вздыхает, потом оглядывает мои пакеты с закусками и вином и удивленно смотрит на меня.

– Устраиваешь вечеринку?

– Нет. – Я решительно качаю головой. – Нет. Вовсе нет. Просто… делаю кое-какие запасы.

– Похоже. – Кэл скептически поднимает бровь, и у меня вырывается нервный смешок.

– Ну, ты знаешь, на праздники, – объясняю я. – Подумала, что собаки заслуживают небольшого угощения.

Теперь он по-настоящему хмурится.

– Тебе ведь известно, что шоколад опасен для собак? – В его голосе опять появляются менторские нотки.

Серьезно? Как шоколад может быть вреден для кого-то?

– Конечно, – говорю я, запихивая шоколадки в пакет. – Собаки могут полакомиться чипсами.

Он складывает руки на груди, явно пытаясь понять, в шутку это или всерьез, и я ловлю себя на том, что не в силах отвести от них глаз. Черт возьми, разве можно иметь такие убийственные руки?

– Вообще-то соль для них тоже не очень полезна, – говорит он. – Особенно для Слэба. У него высокое кровяное давление. – Я с неохотой перевожу взгляд на его лицо и улыбаюсь самой невозмутимой улыбкой.

– Я пошутила.

Боже, как же он бесит!

– Прошу прощения, – вмешивается кассирша. Мы оба поворачиваемся к ней. Она держит горсть шоколадных оленей. – Эти конфеты по акции, – многозначительно говорит она. – Пять за пять фунтов?

– Хм… Хорошо.

– Но у вас их шесть, – с упреком добавляет она, как будто я сознательно пыталась ее обмануть. Олени смотрят на меня выпученными карикатурными глазами.

– Ничего страшного, – решительно заявляю я.

– Тогда за этого я должна взять с вас еще один фунт сорок девять центов, – добавляет она, помахивая шестым оленем.

После некоторых колебаний я выхватываю конфету у нее из рук и возвращаю на полку. Когда я снова подхожу к кассе, мое лицо полыхает румянцем. Возможно, девушка сэкономила мне несколько пенсов, но ценой моего достоинства.

Кэл кивает на шоколадных оленей.

– Похоже, все улажено.

– Думаю, да.

Он достает из кармана несколько монет, кладет их на прилавок и кивает девушке с фиолетовыми волосами.

– Счастливого Рождества, – говорит он, салютуя бутылкой молока, и выходит из магазина. Я смотрю, как он садится в машину и отъезжает.

– И тебе того же, – бормочу я.

* * *

После обеда, когда я нежусь на кухонном диване с томиком Агаты Кристи, снаружи доносится шорох. В следующее мгновение дверь распахивается и высокий худощавый мужчина с жидкой бородкой вваливается в кухню, не заморачиваясь приветствиями. Я вскакиваю с дивана, отталкивая Пегги, которая недовольно хрюкает, и встаю в позу, близкую к стойке в тхеквондо. Мужчина похож на бродягу: редкие волосы, желтоватый цвет лица, безразмерное пальто, потертые ботинки. Он с удивлением смотрит на меня, хлопая ресницами.

– Чем могу помочь? – спрашиваю я.

– Я – Валко.

– Ах, да. – Я выдыхаю. – Конечно. – За те несколько часов, что прошли после отъезда Джез, мне удалось благополучно забыть про Валко.

– Я – Чарли. Кузина Джез.

Мужчина церемонно кланяется, что меня слегка настораживает.

– Так… ты пришел выгуливать собак? Верно?

Он кивает, словно говоря: Разумеется.

– Хорошо! Что ж, Слэб, Халк и близнецы в своих загонах, а Пегги здесь. – Я показываю на бигля.

Валко с сомнением смотрит на Пегги, которая лежит, раскинувшись, поперек дивана, являя всему миру раздутый живот.

– Хотя должна тебя предупредить, она не очень-то расположена к упражнениям, – добавляю я. Валко хмурится.

– Собака будет иметь ребенок, да? – Он склоняется над биглихой и, как акушерка, нежно проводит рукой по ее животу, а Пегги открывает один глаз и поглядывает на него как будто с тревогой. Какого черта он меня трогает?

– Да. У собаки будут щенки, – говорю я, придерживаясь европейской манеры речи. Валко выпрямляется и поворачивается ко мне, пожимая плечами. – Тогда я иду с остальными. – Я смотрю на Пегги, и она словно усмехается: очевидно, она заранее заключила с ним сделку.

– Конечно, – говорю я. – Было бы здорово. Спасибо.

– Возможно, на… – он бросает взгляд на часы, – полчаса.

– Отлично. Увидимся через полчаса.

– Потом мы пьем чай.

Я пристально смотрю на него. Знала ведь, что будет подвох. Но у него это не прозвучало как вопрос.