Текст книги "Опасное окружение"

Когда мы достигли гавани, я уже совсем выбилась из сил и остановилась, чтобы перевести дух. Спрятавшись за горой ящиков возле дока, я наблюдала, как Валадон подошел к причалу и исчез во мраке. Послышались приглушенные голоса, и вскоре по плеску воды и скрипу уключин я догадалась, что он сел в лодку. Когда лодка отплыла футов на сто от берега, я увидела их. Маркиз сидел напротив лодочника ко мне лицом. Лодка направлялась к кораблю, мачты которого грустно чернели далеко от берега на фоне бледного ночного неба, словно облетевшие деревья холодной зимой.

Вдоль причала, пошатываясь, брел пьяный матрос, как раз в направлении моего укрытия. Я вышла ему навстречу и сурово спросила:

– Что это за корабль вон там? Быстро отвечайте!

Матрос, видимо, растерявшись от моего напора, послушно ответил:

– Американский корабль, мадам, «Красавица Чарлстона».

– Американский? А куда он плывет?

Матрос пожал плечами.

– Точно не знаю, мэм. Говорят, будто в Испанию.

В Испанию! Вот, значит, как. Не удивлюсь, если этот негодяй собирается мешать Наполеону и там.

– Мне срочно надо попасть на этот корабль. Прямо сейчас, сию минуту. Не волнуйтесь, мне есть чем заплатить.

– Я не хочу туда, – запротестовал моряк. – Это не мой корабль, мне там нечего делать. Что, если мы с вами пойдем куда-нибудь еще, а?

– Я не пойду с вами никуда, кроме вон того корабля, – безапелляционно заявила я.

Позади нас послышались женские голоса.

– Вот эти дамы собираются как раз на тот корабль. – Матрос, взяв меня за руку, подтолкнул к появившимся женщинам. – Вы можете пойти с ними.

Вначале я решила, что это жены моряков, собравшиеся сказать своим суженым последнее «прости», но, пристально вглядевшись в них, поняла: едва ли эти дамы – добродетельные супруги. Уж слишком шумно они себя вели, слишком вызывающе были одеты и слишком весело настроены. Я подошла к толстухе, судя по всему, верховодившей в этой компании.

– Прошу прощения, мадам, – сбивчиво начала я; женщины затихли и уставились на меня. – Как я поняла, вы собрались вон туда. – Я показала на корабль.

– И что с того? – запальчиво спросила одна из женщин. – Вы что-то имеете против, ваше сиятельство?

Ее подружки захихикали.

– Нет, вовсе нет, – заверила я. – Напротив, мне бы очень хотелось пойти вместе с вами, если вы, конечно, не возражаете.

– И что у такой, как вы, общего с простыми матросами?

Женщины окружили меня и со смехом стали щупать ткань моего костюма и ленты на шляпке.

– Там мой муж, – сказала я тоном, который, по моим предположениям, годился для горестного признания. – Он заставил меня покинуть дом сразу после свадьбы, а сейчас он уезжает. Я никого не знаю в этом городе и очень напугана. Если мне удастся поговорить с ним, может быть, он даст немного денег для меня и… и ребенка, – добавила я для пущей убедительности.

Женщины сочувственно зашептались. Толстуха потрепала меня по плечу.

– Ну что же, голубушка, ты права. Не будет беды, если ты с ним поговоришь, но, насколько я знаю матросов, много денег тебе из него не вытянуть: они тратят все, ничего не откладывая.

Мы пошли вдоль причала к большой лодке, в которой с нетерпением поджидали нас два матроса.

– Эй, Джек, – крикнул по-английски один из них, – вот эта – чистенькая! – И ткнул меня в зад. – На сей раз нам прислали первоклассную шлюху.

Я хотела было возмутиться, но лодку качнуло, и меня бросило на женщину, одетую в дырявую шаль и юбку, под которой, видимо, ничего не было. Я чуть не задохнулась – так ужасно пахло от этой девицы.

На «Красавицу Чарлстона» мы забирались по веревочной лестнице при помощи матросов, подталкивавших снизу, а сверху к нам тянулись десятки жадных рук. Наконец я почувствовала под ногами палубу. Пьяные матросы встретили нас хохотом и похабными выкриками. Увернувшись от очередных объятий, я нырнула в тень. У меня была одна цель – найти Арманда Валадона и выложить ему все, что я о нем думаю, а затем передать его капитану и команде как английского шпиона.

Вдруг из темноты появилась рука и полезла ко мне в корсаж.

– Ох, – выдохнул кто-то пьяным голосом, – только посмотрите на это, посмотрите…

Дрожа от омерзения, я вырвалась и побежала вдоль палубы, слыша за спиной хриплое дыхание. Затем что-то грохнуло, послышалась брань. Я оглянулась: мой преследователь зацепился ногой о канат. Облюбовав темный уголок между двумя громадными бочками с питьевой водой, я уселась на свой саквояж и опустила голову на руки.

Все получилось совсем не так, как я хотела. Вместо того чтобы обезвредить преступника, мне самой пришлось спасаться бегством. Господи, как только подобная глупость могла прийти мне в голову: что-то пытаться втолковать глухой ночью абсолютно пьяным матросам! Постепенно шум разгула стал утихать, затем все успокоилось совершенно. «Немного погодя примусь за поиски этого растреклятого Валадона, но сначала немного отдохну», – сказала я себе.

– Смотрите-ка! Просыпайся, малышка! Кэп сегодня не в духе с самого утра, так что тебе не поздоровится, если он увидит тебя.

Я в недоумении огляделась. Вокруг, куда ни кинь взгляд, расстилалось бесконечное море, а над ним – свинцовое небо. Сердце мое оборвалось.

– Где мы, сэр? – медленно спросила я по-английски. Матрос только руками развел:

– Мы отчалили с утренним отливом, перед рассветом. Придется тебе поплавать с нами. Капитан терпеть не может зайцев, так что лучше бы тебе вымолить у Господа какой-нибудь французский корабль, пока мы еще не так далеко от берега.

– Вы не поняли меня, сэр. Я пробралась на корабль, чтобы выяснить, кто скрывается под именем маркиза де Пеллиссьера. Я знаю, что этот человек здесь.

– Конечно, конечно, леди. Пойди и расскажи свою сказку капитану.

Когда я увидела Джозефа Фоулера, мне стало не по себе. Грузный, косматый детина со зверским лицом пах ромом, морской водой и прокисшим потом. Я как могла, на своем корявом английском объяснила ситуацию, но он, похоже, даже не слышал меня: взгляд его был прикован к моей груди.

– … Я должна сообщить вам, капитан, что этот мужчина – самозванец. Он вовсе не Арманд Валадон. Я не знаю, как его зовут, но я твердо уверена в том, что он английский шпион. Вы наверняка его вчера видели. – Я описала маркиза.

Капитан сморщился.

– На корабле нет пассажиров. Мне надоели ваши байки. Паркер! – позвал он матроса, который нашел меня. – Сделай что-нибудь с этой девкой. Мне не нужны шлюхи на борту. Ты понял?

– Капитан, – несмело возразил матрос, – у нас есть один пассажир. Американец. Приплыл прошлой ночью. Мистер Мак-Клелланд. Вы помните, была договоренность…

– Ах, этот, – нахмурился капитан. – Давай его сюда. Прямо сейчас!

Может быть, Валадон сошел с корабля до отплытия? Маркиз не американец, это точно. Я стояла, уставившись в пол, едва живая от страха. Наконец дверь капитанской каюты открылась – на пороге стоял Валадон собственной персоной. Я вздохнула с облегчением: мне все-таки удалось добиться своего.

– Это он, капитан! – закричала я, – Это тот самый человек! Он шпион, и я требую, чтобы мы немедленно вернулись в Нант и…

– Вы знаете эту женщину, Мак-Клелланд? – сурово спросил капитан. – Говорят, она пробралась прошлой ночью на борт со шлюхами. Мои люди нашли ее сегодня за бочками с питьевой водой. Нашла где прятаться!

– Я не пряталась! Я просто уснула!

Валадон перевел взгляд с меня на капитана, который, похоже, был не в силах отвести глаз от моей груди. Я замерла. Сейчас вся моя жизнь зависела от того, что скажет маркиз. Или он признается, что знает меня, или… Я взглянула на капитана: на губах его выступила слюна, он отер ее тыльной стороной ладони, – и умоляюще – на маркиза.

– Да, я ее знаю, – неохотно признался тот. Его английский, как я успела заметить, был безупречен. – Она… она – моя жена.

Я перевела дух. Капитан нахмурился.

– Корабль – не место для женщин! Если вы хотите взять ее с собой, платите, если же предпочтете бросить за борт, свидетелями будем только мы с Паркером, а мы, будьте уверены, умеем держать язык за зубами.

Маркиз окинул меня ледяным взглядом.

– Ваше предложение заманчиво, капитан, но, как мне кажется, я обязан взять ее с собой. При себе у меня нет денег, хотя…

– У меня есть деньги, капитан. – Я протянула Фоулеру кошелек с золотыми луидорами. – Это все, что у меня есть. – Я старалась не смотреть на маркиза. – Но надеюсь, этого будет доста… доста… – Английское слово внезапно вылетело у меня из головы. – … хватит.

Капитан взвесил кошелек на ладони.

– Уберите ее отсюда, Мак-Клелланд, – хмуро приказал он. – Не знаю, с чего вы решили жениться на шлюхе, а тем более прихватить ее с собой, но это дело не мое. Женщина на корабле не приносит ничего, кроме несчастья.

Мужчина, которого капитан называл Мак-Клелландом, не особенно церемонясь, схватил меня за плечо и вывел из каюты. Протащив за собой по узкому темному коридору, он втолкнул меня в каморку, потолок которой был так низок, что маркиз едва не упирался в него головой. Вся обстановка каюты состояла из стола и двух чурбанов, служивших стульями, раковины с оловянным умывальником и кувшином и узкой койки, которую благодаря откидному верху можно было использовать еще и как сундук. Над столом на грубом крюке висел фонарь.

Мы молча смотрели друг на друга. Валадон опустился на чурбан.

– Ты когда-нибудь слышала о неразменном пенни, Элиза? – спросил он по-английски.

Я покачала головой.

– Впрочем, не важно. Добро пожаловать в новый дом. Это не Лувр и не замок Лесконфлеров, но у него есть одно преимущество: он мал, и его легко содержать в чистоте.

– Кто вы? – потребовала я объяснений на французском.

– Франция осталась там, – махнул рукой мой супруг. – Пора тебе начать совершенствовать английский. Кстати, меня зовут Гарт Мак-Клелланд, и я американец.

– Ах ты, грязный шпион!

– Какой патриотизм! Весьма похвально.

– Свинья! Негодяй! – бушевала я, – Дутый маркиз, пустышка!

– Откуда столько снобизма, Элиза? Стыдись!

– Это я должна стыдиться?! Свинья, собака, шакалий выродок! – кричала я, не забывая подбирать из своего скудного английского словаря подходящие эпитеты.

– Эта каюта едва ли достаточно просторна для масштабных сцен. – Он вел себя абсолютно спокойно. – Поверь мне, Элиза, я проклинаю тот день, когда нога моя ступила в леса Лесконфлеров, и мне остается лишь сокрушаться по поводу того злого рока, что привел меня на ваше маленькое празднество, но раз нам придется делить эту каюту в течение долгих дней…

– Еще чего! – фыркнула я. – Как только мы прибудем в Испанию…

– В Испанию? С чего ты взяла, что мы плывем в Испанию?

– Но матрос в Нанте сказал мне…

– Пьяные матросы не в ответе за то, что говорят шлюхам, даже если те одеты как благородные дамы. Капитан Фоулер – работорговец. Это корабль для перевозки рабов. В следующий раз мы ступим на сушу только на Невольничьем берегу, а с тем, что принято считать цивилизацией, ты встретишься только месяцев через шесть, когда мы прибудем на Ямайку. Мы плывем в Африку.

Глава 4
КОРАБЛЬ РАБОТОРГОВЦА

Волны, ласкаясь, разбивались о заросший ракушками борт судна. Чайки носились над головой, ныряя за невидимым лакомством, и улетали прочь, за горизонт. Легкий ветерок теребил паруса на мачтах и прижимал к ногам мою юбку. Почему он не может подхватить меня и унести вместе с чайками на север!

Я стояла на палубе и смотрела на берег. Джунгли, подступавшие прямо к океану, сливались в темно-зеленую благоухающую массу, манящую ароматом зрелых плодов и цветущих растений.

Подвозили уже вторую шлюпку рабов. Негры взбирались на борт по веревочной лестнице, и пять самых сильных матросов, держа на прицеле двадцать запуганных туземцев, проталкивали их одного за другим к веревочному трапу.

– Мы должны привозить их мелкими партиями, – пояснил матрос. – Иначе может возникнуть паника, и они перевернут корабль. Страх – штука заразная, как чума.

Он знал, что говорил. Днем раньше мне довелось наблюдать, как высокий чернокожий мужчина, уже почти добравшись до палубы, вдруг прыгнул в воду. Один из матросов выстрелил и ранил беглеца; спустили шлюпку, но вдруг голова терявшего силы пловца исчезла во внезапно возникшем водовороте, вода окрасилась в розовый цвет. Матросы перестали грести, молча глядя, как акулы рвут орущего негра на куски.

Загнанных на палубу рабов повели в трюм. Беременные женщины с огромными животами в страхе прижимали к ногам малышей; высокие мужчины-воины с устрашающими татуировками и побрякушками в носу и ушах выли, словно дикие звери; и только совсем зеленая молодежь не понимала страшной участи, постигшей их. В большинстве своем туземцы были наги; лишь немногие носили узкие повязки из выделанной коры.

– Сколько нам здесь еще оставаться? – спросила я у одного из матросов.

– Недели три или около того, а может, и дольше. Султан сказал капитану, что вскоре доставит ему еще сотню-другую туземцев.

Я молча кивнула.

– Наверное, вы первая белая женщина, которая видит все это. – Матрос кивнул в сторону вереницы рабов.

– Искренне надеюсь, – тихо ответила я, – что и последняя тоже.

Матрос любовался добычей и, кажется, даже не слышал моей последней фразы. Я отошла к противоположному борту и стала смотреть в бесконечную даль океана.

Мы встали на якорь в Бенинском заливе в начале октября. Попутный ветер и ясная погода были нашими постоянными спутниками с тех самых пор, как мы покинули Нант. Мой муж, экс-маркиз, Гарт Мак-Клелланд, рассказал мне, что международная торговля рабами была запрещена два года назад, в 1810 году, но плантаторы в Америке и Индии испытывали нехватку в рабочей силе и соответственно в контрабандистах типа Жозе Фоулера, всегда готового продать живой товар по сходной цене.

Первое, что мы увидели, подплывая к порту Уидаха, было странное сооружение из жердей, довольно вместительное и расположенное не на берегу, а в море, на сваях. Эта «фактория» была доступна только с лодки и использовалась в качестве пересыльного пункта. Здесь пленники ждали прихода корабля. Султан Даоми сбывал пленников работорговцам, большей частью американцам и англичанам, обменивая их на ружья и порох.

Когда капитан Фоулер завершил переговоры с султаном, нам разрешили небольшими группами сойти на берег, и мы с Гартом присоединились к пяти матросам в лодке.

Джунгли начинались прямо от линии прибоя. Матросы вытащили лодку на берег, на узкую полоску белого песка, и мы как завороженные принялись разглядывать громадные деревья, туго оплетенные лианами и изнывающие, как казалось, от тяжести спелых плодов. Пестрые с ярким оперением птицы порхали между ветвями среди таких же ярких цветов, громко переговариваясь на своем птичьем языке. Мне показалось, что в лесу рыкнул лев, совсем недалеко от нас.

Среди зелени гнездилось несколько хижин. Султан, тучный мужчина с широкой улыбкой, сидевший в окружении слуг напротив большей из хижин, поднялся нам навстречу с величавой грацией привыкшего повелевать человека. Он считал свою сделку с капитаном весьма удачной и предвкушал роскошное пиршество в честь такого знаменательного события. Похоже, на туземцев произвели необыкновенное впечатление золотые волосы Гарта и моя перламутрово-белая кожа: они, окружив нас, трогали наши волосы, лица, одежду.

Это место казалось мне раем, а о том, что султан продает людей в рабство – своих пленников или тех из соплеменников, кто разгневал его, – я забыла.

Вождь пригласил нас осмотреть деревню, которая представляла собой небольшое скопление хижин вокруг общего кострища. Пока мы изучали первобытный быт туземцев, один из людей султана привел новую рабыню, чтобы мы полюбовались ею. Это была девушка, маленькая и черная, как ночь, с красивым и правильным лицом и гладкими и красивыми ногами и руками. Один из матросов, прищелкнув языком, тут же предложил султану кортик и пистолет. Султан, с сомнением посмотрев на предложенный товар, покачал головой: за такую хорошую женщину предложили маловато. Тогда другие матросы, охваченные возбуждением от мысли, что и они могут приобрести себе собственную рабыню, сбросились, чтобы сообща купить женщину. Султан принял предложение и передал девушку матросам, которые, цокая языками, стали гладить ее, ласкать, совершенно не заботясь о том, что бедняжка еле жива от страха.

Когда матросы со своей добычей удалились под деревья, султан поманил Гарта, сделав ему недвусмысленный знак и указывая на меня. Я поняла: султан пытается договориться с Гартом о приобретении белокожей рабыни. Неожиданно раздался женский крик и довольный гогот матросов.

Я побежала на крик. Чуть в стороне от деревни, на песке, бессильно раскинув руки и глядя в небо, лежала, скуля от страха, чернокожая рабыня, а один из матросов – на ней.

Подоспевший Гарт удержал меня, схватив за руку.

– Не делай глупостей. Оставь их.

– Останови их, ты должен их остановить, – взмолилась я. – Это ужасно, это жестоко. Прошу тебя!

– Ты хочешь быть следующей? Я ничего не смогу сделать, если они решат, что хотят и тебя тоже.

Мужчины с рычанием взбирались на девушку один за другим. Гарт крепко держал меня, зажав мне рот, чтобы я не кричала. Я сдавленно всхлипывала, не в силах смотреть на эту жестокую сцену и в то же время не в силах отвести взгляд. Султан и его люди удивленно взирали на устроенное белыми варварами представление. Один из чернокожих покачал головой, в недоумении показывая матросам жестами, что у девушки еще слишком узкие бедра, чтобы рожать хороших детей.

В удивительно короткий срок матросы насытили свой голод и, застегнув штаны, отошли от несчастной. Девушка лежала на спине, раскинув в стороны руки и ноги. Она не шевелилась. Земля между ее ногами пропиталась кровью, глаза пусто смотрели в небо. Я вырвалась из рук Гарта и подбежала к ней. Упав рядом с несчастной на колени, я взяла ее руку, стараясь нащупать пульс.

– Она умерла. – В наступившей тишине голос мой прозвучал как набат. Я повернулась к матросам: – Вы убили ее. Вы – скоты. Надеюсь, что вас за это повесят.

Мужчины выглядели пристыженными и смущенными. Они настолько увлеклись своим занятием, что забыли о моем присутствии. Я видела огоньки ненависти, вспыхнувшие в их глазах: они не скоро забудут о том, что я была свидетельницей преступления. Отвернувшись, я побежала к морю. Никогда еще я не знала такого всепоглощающего ужаса, я не могла даже плакать.

Гарт нагнал меня.

– Весьма проникновенное выступление, – холодно произнес он. – Ты все делаешь для того, чтобы нас убили!

– Почему ты их не остановил? – Я резко повернулась к нему. – Ты мог остановить их, но не стал этого делать. Ты ничуть не лучше, чем они, ты, грязное животное!

Глаза его были по-прежнему холодны.

– Разве для тебя это открытие? Пойдем, я отвезу тебя на корабль.

– Они ответят за это? – спросила я, когда мы отчалили от берега; я мечтала, чтобы их забили до смерти.

– Нет, – ответил Гарт, налегая на весла. – В конце концов она была их собственностью.

Рай обернулся адом. Я больше не выходила на берег, прячась в каюте, лишь бы не встречаться с теми пятью матросами. Каждый из мужчин на корабле, я чувствовала это, смотрел на меня с нескрываемой похотью. Они хотели меня и ненавидели одновременно. Ненавидели только за то, что я была женщиной. Всего-навсего женщиной! Но они не могли получить меня.

Мне трудно было понять, как может человек докатиться до такого зверства. Жизнь я узнавала из книг Монтеня и Руссо и не могла привыкнуть к тому, что людьми можно торговать так же спокойно и обыденно, как торгуют мясом на рынке краснолицые дюжие мясники. «Красавица Чарлстона» была адом для меня, и печатью дьявола был отмечен каждый из здесь находившихся. Понемногу и я стала черстветь душой, спокойно спать под стоны, доносящиеся из трюма, стала почти равнодушной к боли и страданиям.

Высоко над кораблем кружились чайки. Поманят крылом и улетят.

– Совсем не так, как в блестящем Париже, не так ли?

Гарт Мак-Клелланд подошел ко мне и встал рядом, глядя на море. Сгущались сумерки, и палуба была почти безлюдна, поэтому я решилась выйти подышать воздухом. Я ничего не сказала, только смахнула слезы с ресниц и плотно сжала губы.

– И все же капитан Фоулер чем-то напоминает мне Бонапарта. Ты должна чувствовать себя совсем, как дома.

– Как остроумно! – с горечью ответила я. – Ты бы, наверное, и в инквизиции разглядел что-нибудь веселое.

Гарт, все с той же циничной улыбкой, с которой очень редко расставался, пожал плечами.

– Я не в ответе за ваше присутствие на борту этого судна, мадам.

– Это вы так считаете, мистер Мак-Клелланд, – с нажимом произнесла я. – Вы не в ответе за то, что происходит здесь, не в ответе и за то, что случилось с той девушкой на берегу. Если бы меня здесь не было, вы бы составили тем матросам компанию, не так ли?

– Вы льстите себе, если думаете, что можете удержать меня от того, чего мне хочется, мадам.

– Не думаю, что вам вообще есть до меня какое-нибудь дело. Почему вы не позволили капитану бросить меня в море?

– Возможно, потому, что с вами я надеялся сделать путешествие более приятным. Бог видит, как я ошибся.

Я покраснела.

– Я ничего вам не должна, сударь. У меня нет по отношению к вам никаких обязательств, ни супружеских, ни каких-нибудь еще.

– В самом деле? Вы вышли за меня по доброй воле и… – Встретив мой взгляд, Мак-Клелланд осекся. – Советую вам вернуться в каюту, если не хотите быть съеденной москитами.

Гарт набил трубку и, мимоходом взглянув на небо, зашагал прочь. Легкий ветерок играл его волосами и густой бородой, успевшей отрасти за время морского путешествия. Выбирая между потным подбородком и бритьем при качке, заявил Гарт, он предпочитает первое. Впрочем, большинство мужчин на корабле сделали тот же выбор. Арманд Валадон исчез. Вместо него возник американец, называвший себя Гартом Мак-Клелландом, отказывавшийся хоть слово произнести на французском. Дни напролет он проводил на палубе с матросами или обсуждал с капитаном проблемы навигации. Он помогал управляться со снастями, пил виски, разговаривал подчеркнуто грубо и курил в моем присутствии крепкий табак. Ночи он большей частью проводил в каюте капитана, играя в карты; приходил очень поздно, раздевался и молча ложился на койку. После первой ночи он ко мне не прикасался.

Щеки мои до сих пор горят, когда я вспоминаю ту ночь. В первый же день меня здорово укачало. На все лады склоняя свою несчастную судьбу, я отказывалась от пищи и питья и к концу дня совершенно выбилась из сил.

Когда Гарт вышел из каюты, я улеглась на койке и под мерное качание корабля вскоре уснула. Проснулась я от его взгляда. Он был совершенно голый и, кажется, собирался нырнуть ко мне под одеяло.

– Не смейте ко мне прикасаться, – взвизгнула я, натягивая к подбородку грубое одеяло. – Вы не смеете. Убирайтесь, грязное животное, или я буду кричать.

Он вырвал одеяло у меня из рук.

– Я решил, – он наклонился ко мне, – на полную катушку воспользоваться возможностями, которые ты сама мне предоставила.

Я почувствовала крепкий запах виски. Он был пьян. Никогда раньше я не видела его пьяным.

– Поцелуй меня, Элиза. – Он прилег рядом и положил руку мне на лицо. – Иди ко мне и поцелуй меня.

Он запустил руку в вырез рубашки и нащупал грудь, затем, перекатившись на живот, закинул ногу. И тут во мне словно что-то взорвалось. Он мне был омерзителен со своей любовью. Я лягалась, пиналась, кусалась, как пойманный зверь. В конце концов он оставил меня.

Я глубоко вздохнула и только собралась выложить ему все, что о нем думаю, как в дверь громко постучали. Гарт, надев брюки, вышел, а я прижалась к стене, всхлипывая и размазывая по лицу слезы и пот.

В коридоре слышался приглушенный разговор, затем Гарт отчетливо произнес:

– Нет, ничего особенного. Вы когда-нибудь слышали, чтобы женщина устраивала истерику не из-за пустяков?

Смех. Бормотание.

– Нет, благодарю, не надо. На этот раз обойдемся без девятихвостой плетки. Если вы, конечно, не считаете, что она заслужила публичной порки. Лично я так не считаю.

Бормотание. Смех. Бормотание.

– Совершенно с вами согласен. Спокойной ночи.

Дверь открылась и закрылась вновь. Я все еще плакала.

– Вы шли к этому весь день и наконец своего добились. Может быть, сейчас вы утихомиритесь. Я выйду подышать, но на палубе я спать не намерен, Элиза, и на полу – тоже. Мы разделим эту койку…

– Если вы еще раз подойдете ко мне, я убью вас, клянусь, – предупредила я.

Гарт усмехнулся.

– Позвольте напомнить, что каюта – моя, а вы, мадам, здесь сбоку припека.

– Как вы смеете! Вы бросили меня в этой вонючей дыре в Нанте! Вам дела не было до того, что со мной станется. Вы прекрасно знаете, что я не могу отсюда уйти, а потому вы просто обязаны уступить мне эту койку.

– Я, мадам, если что и должен вам, так это хорошую выволочку. И однажды вы получите ее, будьте уверены.

Перекинув рубашку через плечо, Гарт вышел из комнаты. Решив обороняться, я осмотрелась в поисках мебели, которой можно было бы забаррикадировать дверь. Табуретки не годились – слишком легкие. Ну почему на корабле нет стульев? Стол – то, что нужно. Надо придвинуть его к двери, чтобы ее невозможно было открыть. С лихорадочной скоростью я принялась за работу. Наконец баррикады были готовы, и я почувствовала себя в безопасности.

Я нырнула в постель, но даже глаз не успела закрыть, как в коридоре послышались шаги Гарта. Он толкнул дверь. Моя баррикада держалась.

– Элиза, открой дверь, – устало сказал Гарт. – Сейчас же.

Я ничего не ответила, тихонько посмеиваясь над его тщетными попытками проникнуть в каюту. Чтобы он там замерз на палубе!

Гарт навалился на дверь всем телом. Столешница чуть подалась назад. Пара таких толчков – и дверь откроется.

– Элиза, – в его голосе звучали грозные нотки, – если ты сейчас же не уберешь эту дрянь, я вышибу дверь.

– Давай, давай, – храбро ответила я, всем телом налегая на стол.

Гарт толкнул дверь раз, другой. На третий раз стол отлетел, а вместе с ним и я.

– Укройся, – процедил он, – а то простудишься.

Он даже не смотрел в мою сторону, молча снимая одежду. Раздевшись, он лег на койку.

– Немедленно вон, – заорала я. – Это моя кровать!

– Присоединяйся, если хочешь, – насмешливо предложил Гарт. – Места хватит.

– Пошел к черту, – бросила я, устраиваясь на полу в противоположном углу каюты.

Соломенный матрас не слишком удобное ложе, но по сравнению с ним голые доски показались мне холодными и жесткими, как камень. Я вспомнила все его издевательства: когда-нибудь он поплатится за все!

Утром, как только Гарт ушел, я заняла вакантное место на койке и проспала весь день до вечера. С тех пор я часто спала днем, а потом всю ночь слушала сонное посапывание Гарта. Если он задерживался у капитана, я наслаждалась комфортом этой убогой кровати до его прихода, а затем неохотно отправлялась коротать ночь на пол.

Всю первую неделю я кричала на него постоянно. Я жаловалась на невыносимые условия на корабле, на несъедобную пищу.

– Может, мне повезет, и ты помрешь до того, как мы доберемся до цели, – как-то раз в сердцах сказал Гарт.

– Ты думаешь, я не мечтаю умереть? Я молю об этом Бога постоянно! Ты просто бессердечное чудовище, фальшивый дворянин!

– А ты – фальшивая леди, Элиза, – лениво ответил Гарт. – Что же с того?

– Свинья! Ты ничем не лучше остальных на этом корабле, такой же скот, как они. Я больше не могу с этим мириться. Ты должен приказать капитану немедленно доставить меня во Францию. Я хочу сойти с этого корабля!

Гарт смотрел на меня с жалостью, которая только подогревала мой пыл, и уходил из каюты. Он знал, что я не решусь следовать за ним на палубу. Я чувствовала, как в моем присутствии затихают разговоры, видела, как смотрят на меня мужчины, и – боялась их. Каждый из них дожидался своего часа, и даже в каюте я чувствовала, как они выслеживают меня, не упуская случая подглядеть за мной. Все они только и ждали сигнала, что уже можно, и тогда они разом кинутся на меня.

Несколько раз я делала попытки выяснить, что Гарту, американцу, понадобилось в нейтральной к Америке Франции.

– Не понимаю, – вздыхала я, – будь ты англичанином – тогда дело другое.

– Твое понимание происходящего просто ослепляет, Элиза, – отвечал он. – Можно подумать, что ты все твои юные годы провела в дипломатической академии.

Я свирепела.

– Может быть, тебе платят англичане? Тогда все становится на свои места.

– Может быть.

– Ты просто невыносима! Я начинаю думать, что ты устроила весь этот маскарад просто ради смеха, а на самом деле ты обожаешь Наполеона, считая его величайшим человеком всех времен и народов.

– По моему скромному разумению, – протянул Гарт, – Наполеон не более чем выскочка с наклонностями диктатора, мечтающий о том, чтобы имя его попало в книжки по истории. Однако ему не следует заглядываться на Новый Свет, пока он еще не до конца разделался со Старым.

– Ага! Значит, ты признаешь, что шпионил!

– Вовсе нет. Я только высказал свое мнение. Кстати, я заметил, что твой дядя тоже не питает особой любви к своему императору.

– Дядя Тео был знаком с Наполеоном Бонапартом еще с тех пор, как они с моим отцом были кадетами. А когда Наполеон стал первым консулом, он сделал отца генералом. Дядя Тео считал его слишком самонадеянным для своего возраста. Но Наполеон говорил, что всех великих людей считали выскочками, включая Александра Македонского и Цезаря. Дядя Тео так и не смог оправиться после революции. Вот почему мы так бедны.

Гарт усмехнулся.

– Бедны, потому что Наполеон – выскочка?

– Нет, из-за революции, – нетерпеливо пояснила я. – Большая часть владений Лесконфлеров была конфискована, но отец дяди Тео сумел спрятать фамильные сокровища до лучших времен. Тео говорил, что Наполеон пришел к власти, ступая по костям лучших и благороднейших семейств Франции. Он, по мнению дядюшки, намеренно создал хаос в стране, так как понимал: тот, кто восстановит спокойствие, будет считаться великим правителем.

– Твой дядя весьма разумный человек, – согласился Гарт.

– Совершенно верно. Но все же скажи: кто ты? Ведь я не смогу выдать тебя сейчас, посреди океана. Почему ты не расскажешь мне правду?

Гарт безразлично пожал плечами.

– Потому что это не касается ни тебя, ни кого другого.

Я топала ногами, кричала, умоляла, но все тщетно, больше мне ничего не удалось добиться. Он оказался крепким орешком.

Наш корабль стоял у берегов Африки примерно два месяца. Наконец капитан счел, что у него достаточно невольников. Обещанные султаном несколько сотен рабов прибыли за пару дней до отплытия и были переправлены в и так уже переполненный трюм.

Гарт запретил мне и близко подходить к люку, ведущему в трюм, но как-то раз стоны снизу чуть не свели меня с ума, и я решилась посмотреть своими глазами на то, что там происходит. Обычно люк охранялся, но на этот раз поблизости никого не было. Я не без труда отодвинула тяжелую крышку и спустила вниз короткую лестницу.