Текст книги "Сестренка в собственность, или Виновато фото"

Глава 5
Страшное – смешным

Я снова налила нам чай. Придвинула прозрачную сахарницу поближе к Максу.

– Чего ты боишься, Лера? – спросил он, позвякивая ложечкой о край чашки.

– Сейчас или вообще?

– Допустим, вообще.

– Пауков боюсь, – призналась я.

– Это весь класс знает, – ухмыльнулся он, – а еще?

– Ну, как все, наверное, – я пожала плечами. Кроме паукообразных, ничто не превращало мое сердце в ледяной комок. – Темноты, смерти, преступников и тому подобное. А ты когда-нибудь боялся чего-то абстрактного, но очень для тебя страшного? – решила я перевести стрелки – не все же мне быть экзаменуемой.

– Конечно. Я такой же человек, как и все. Только я знаю, как с этим можно бороться.

– Ну и как же?

– Надо заставить себя выйти навстречу страху. Идти туда, где хуже всего. Туда, где страшнее всего.

– Да? – усмехнулась я. – Рассуждать хорошо, а ты сам так когда-нибудь поступал? Двигался навстречу своему ужасу?

Макс тяжело вздохнул и почесал затылок:

– Приходилось.

– Расскажи, – я села напротив, положила подбородок на руки, ожидая интересного рассказа.

– В другой раз, – пообещал он. – Вернемся к тебе. Чего ты боишься сейчас, конкретно? – Оказалось, нелегко сбить Макса с намеченного пути.

– Ну, – я задумалась, – когда ты здесь, в моей квартире, и везде горит свет, то ничего не боюсь. А на улице мне было страшно, что на меня нападет маньяк. Ты знаешь, – я непроизвольно понизила голос, – мне кажется, что я его видела.

– Быть может, и видела, – Макс был серьезен. Он вовсе не смеялся надо мной, хотя этого я тоже боялась, когда признавалась ему в своих страхах. – Ночью на улицах происходят разные неприятные вещи. – Вид при этом у него был такой, будто он точно знал, о чем говорит.

– И ты мне предлагаешь выйти в полночь на улицу, заглянуть в пылающие огнем глаза моих страхов? Почесать монстров за ушком и погладить их по жесткой щетинке? Познакомиться с подходящим маньяком и пригласить его на чай?

– Меня же ты пригласила, – улыбнулся Макс.

– Да ну тебя! Я думала, что-то дельное посоветуешь, – надулась я и скрестила руки на груди.

– Для тебя есть отличный способ. Надо страшное сделать смешным. У вас комп ведь есть?

Пока Макс возился с ноутбуком, телевизором и какими-то проводками, я успела помыть посуду и переодеться в домашние шорты и футболку.

– Какой самый страшный фильм ужасов ты смотрела?

– Я не смотрю такие фильмы. Я люблю фэнтези, сказки и всякое такое.

– В этих фильмах тоже много страшного.

– Да, но я точно знаю, что это зло ненастоящее. А вот эти маньяки, брр, – я поежилась, – они ведь и в реальности встречаются. Поэтому я про них кино и не смотрю.

– Что, ни одного фильма за всю жизнь? – удивился он.

– Ну, несколько смотрела, – призналась я и вспомнила, как Егор и Таська вынудили меня пойти на «Оно», и как я после от каждого куста шарахалась. – Ты спятил, Макс! Не буду я ужастики смотреть! Это почти то же самое, что на улицу сейчас идти в одних трусах.

– Не суетись, – он щелкнул мышкой, и на экране телевизора появилась заставка GOOGLE. – На большом экране всегда лучше, чем на мониторе, – сказал Макс и оглянулся в поисках удобного места, куда присесть.

– Значит, мы все-таки будем смотреть кино?

Макс утвердительно кивнул и устроился прямо на полу, привалившись спиной к дивану. Я для большего комфорта покидала на пол подушки и вернулась на кухню готовить попкорн. Ужасы не ужасы, а фильм без попкорна – время на ветер!

– Что смотреть будем? – Я протянула Вербицкому розовую миску, полную воздушной кукурузы.

– Очень страшное кино, – он бросил горсть в рот и, приглашая, похлопал по полу рядом с собой.

– Я так и думала, – я со вздохом опустилась на подушку.

– Ты не поняла – так фильм называется. Пародия на ужастики, на молодежные фильмы, на массовые клише. Киношка старая, но прикольнее на эту тему я не видел.

Фильм неожиданно оказался смешным. Ужасно пошлый, но смешной. Первые же кадры, где главная героиня, спасаясь от маньяка, хватает банан вместо оружия, повергли меня в неистовое веселье. Это ж надо быть настолько безмозглой блондинкой, чтобы так поступить!

Вербицкий заразительно хохотал и периодически шлепал меня по плечу, отмечая особые моменты, так что к концу просмотра у меня должен был бы остаться неплохой синяк. Нас разделяла миска с попкорном, и мы одновременно зарывались в нее руками, которые иногда сталкивались, расходились, вслепую шарили в ней и выныривали с горстями, полными легких соленых лепестков.

Я оборачивалась, и Макс корчил рожи, комментируя происходящее такими гримасами, что я больше не сдерживалась. Я тоже хохотала в голос. Не знаю, что подумали обо мне соседи снизу: все-таки шел первый час ночи, и слышимость у нас в доме отличная, но мне было наплевать. Я не ожидала обнаружить у Макса чувство юмора – это было открытие дня, и я не могла его пропустить, бездарно слить и не воспользоваться им. Смотреть на Макса было одно удовольствие. Мрачный, нелюдимый тролль исчез, уступив место жизнерадостному юному и прекрасному королю подземного народа.

Мы досмеялись до того, что Макс завалился на пол, перевернув миску. Я, изнывая от смеха, тоже сползла вниз, распласталась и уткнулась ему в бок. Успокоившись, мы заняли вертикальное положение и кое-как сгребли остатки попкорна. Щекотливые мурашки все еще бродили во мне, заставляя счастливо щуриться. Видимо, Макс испытывал нечто подобное – радостное послевкусие чистого веселья, потому что он улыбался и смотрел на меня, не отрываясь. А в его серо-стальных глазах искрились золотые звездочки.

Смех объединяет людей сильнее, чем физическая близость. Не прикасаясь, ты разделяешь нечто общее, волнительное и светлое, и это нельзя уничтожить. Никакие поцелуи, объятия, рукопожатия и любые другие соприкосновения не роднят так, как совместный хохот, смех, гоготанье и прочие разновидности этого прекрасного состояния.

Макс продолжал безотрывно смотреть мне в глаза. Он больше не улыбался, но в уголках губ затаилось ожидание. Саундтрек закончился, и гудение компьютера разбавляло неловкую паузу, которая вдруг превратилась в натянутую, готовую лопнуть в любой момент нить.

– Спасибо, Макс, – поднявшись, я резко разорвала ее, – отличный способ превратить страшное в смешное. Только я думаю, что все равно буду пугаться каждого куста, возвращаясь по ночам.

– Я тебя не оставлю. Буду рядом.

Его последние слова резанули меня, напомнив о полученной накануне эсэмэске.

– Пойду постелю для тебя мамину кровать. Действительно, не спать же тебе на полу, как собаке.

– Иные собаки надежнее людей, – изрек Макс. – А лишняя зубная щетка у тебя найдется?

– Для хорошего друга, верного как собака, обязательно найдется! – рассмеялась я, но Макс не оценил шутку, а золотые звездочки в его глазах погасли.

Утро, даже пасмурное, являет людей натуральными, без прикрас и изысков, такими, какие они есть на самом деле. И это касается не только внешности. Добродушный утренний настрой говорит о человеке много больше, чем великолепный фасад. Я была бодра, мила и жизнерадостна. Но все же мне было несколько неловко появляться перед Максом заспанной, ненакрашенной и в домашнем халате. Дверь в мамину комнату была закрыта, и я надеялась, что он еще крепко спит.

Приведя себя в порядок, я постучалась к нему.

– Что лучше приготовить на завтрак, яичницу или омлет?

Ответа не последовало. Я постучалась снова. И снова тишина.

Я осторожно приоткрыла дверь и, заранее стесняясь, заглянула в щелку. Комната была пуста. Кровать аккуратно заправлена, будто на ней никто и не ночевал. Только стопка сложенного на кресле постельного белья, которое я стелила вчера, указывала на пребывание ночного гостя.

В школе Макс тоже не появился. Ни на первом уроке, ни на втором.

– Извертелась вся, – одернула меня Таська, когда я зачем-то в очередной раз оглянулась на последнюю парту, будто надеялась, что Макс чудесным образом возникнет на своем месте посреди урока.

– А мы вчера с Ником встречались, – похвасталась она. – Сначала поехали в кальянную, потом в клуб забурились.

– Ну и как он тебе?

Таська пожала плечами:

– Он такой лапочка, но совсем одинокий! От этого, наверное, такой странный. Молчит все время. Но это и понятно – представляешь, вся его семья погибла в автокатастрофе! Да, он от горя такой холодный!

– Зато ты горячая! – пошутила я.

Но Таська раздраженно передернула плечами:

– А еще он постоянно играет своей дурацкой зажигалкой. Бесит, ты не представляешь как!

Прозвенел звонок, и мы, игнорируя робкие протесты биологички «звонок для учителя», как это делали все ученики нашей школы испокон веков, собрали сумки и вышли в коридор.

Таська вспомнила, что оставила мобильник в кармане куртки, и мы спустились на первый этаж. И в гардеробе столкнулись с Максом. Он вешал одежду, а я так обрадовалась ему, что совершенно забыла про подругу.

– Ты куда девался утром? – Я прижала его к вешалке. Смешанное чувство радости и возмущения кипело во мне: – Я просыпаюсь, а его нет!

– Прости, – Макс неловко попятился, – мне пришлось. Я потом объясню, – пробормотал он, глядя мне за спину, закинул на плечо рюкзак и быстренько смылся.

Я оглянулась. Таська смотрела на меня квадратными глазами.

– Ты все не так поняла, – я лишь усугубила ситуацию, произнеся банальную фразу из дешевых комедий.

– Ну-ну, – выдавила подруга.

Но потом, пока мы поднимались по лестнице, не изменяя своей натуре, не переставая зудела, что я совсем спятила. Мол, как я могла с «этим», – она Макса иначе как «этот» не называла. Мол, даже Кисличенко, при всем моем желании удержать его, было отказано. А «этот», вообще, кто такой? Она так разошлась, невзирая на мои уверения о невинности и даже рыцарском пребывании Макса у меня в квартире, что мы разругались в пух и прах.

Мы стояли в школьном коридоре напротив кабинета русского и литературы и орали друг на друга. Мало-помалу начала подтягиваться компашка жаждущих послушать наш скандал. Что было мне совсем не на руку, учитывая предмет спора. И я плюнула.

Пускай Таська думает что хочет. В знак протеста я влетела в кабинет и демонстративно швырнула свою сумку на парту к Вербицкому. Пускай знают все – буду общаться с тем, кто меня понимает!

Я послала застывшей от возмущения в дверях Таське воздушный поцелуй и принялась доставать свои учебники. Чувства изумленного Вербицкого я тогда в расчет не брала.

Глава 6
Постреляли

Стрелять из пистолета по банкам – довольно странное и необычное для меня развлечение. Думала, никогда не стану заниматься чем-то подобным, но Макс предложил: «Поехали со мной на дачу, научу тебя с оружием обращаться – всех маньяков перемочишь. Заодно развеешься», – и я согласилась. Это было в тот самый день, когда я, поругавшись вдрызг с Таськой, пересела к нему. В последнее время я совершала много чего необычного, начиная с ультракороткой стрижки и заканчивая дружбой с Вербицким, так что стрельба показалась мне вполне приемлемым воскресным развлечением.

И вот, проклиная свое неосмотрительное решение, я спозаранку собиралась в выходной день за город.

– Спасибо, что не в бальном платье, – приветствовал меня у подъезда Макс, ежась на утреннем холодке.

Я пожала плечами: бежевое пальтишко и узкие вельветовые брючки – отличный наряд для загородной поездки. К тому же сапоги вовсе без каблуков. Я искренне надеялась, что Макс не заставит меня бродить по болотам или сквозь непролазную чащу.

Сам Вербицкий был одет почти как всегда: в черную толстовку и такую же куртку, только штаны в этот раз были камуфляжной расцветки.

Мы добрались до вокзала на маршрутке. Выпили кофе из автомата и понемногу оттаяли. Кофе, на удивление вкусный, отдавал корицей, и его аромат разливался по всей станции. Стаканчик обжигал пальцы, прохладный ветер овевал лицо, а солнце, такое редкое в октябре, слепило глаза.

На полупустой электричке мы мчались в Громово. За окном мелькали ярко-желтые деревья в садах, кое-где виднелся жидкий печной дымок над крышами.

Я достала телефон и хотела, по обыкновению, взять наушники и путешествовать под музыку. Без нее гораздо скучнее и путь длиннее кажется. Но, посмотрев на сидящего напротив Вербицкого, который был без наушников, плеера или книги, передумала и убрала телефон в карман. Так мы и ехали, то любуясь пейзажами за окном, то переглядываясь. И улыбались неизвестно чему.

За городом воздух совершенно другой. Сочнее и острее. Мы выбрались из электрички на перрон, и я вдыхала его – прозрачный, с терпким привкусом полыни и осенних яблок.

– Лерка, ты чего? – Макс с улыбкой потянул меня за рукав. – Рюкзак, между прочим, тяжелый, – он демонстративно дернул плечом. – Идем, тут недалеко.

Оказалось, что понятие «недалеко» имеет для меня и Вербицкого совершенно разные значения.

– Ну и где же твоя дача? – спросила я, оглядывая бесконечный забор вдоль дороги. Хотя это были совсем разные заборы, но для меня они слились в один.

Я шагала по утрамбованному песку и оглядывалась, надеясь угадать нужный дом. Но вскоре заборы пропали, и строения тоже остались далеко позади. Макс заверил, что теперь уже точно недалеко, а я начинала мысленно проклинать свое легкомысленное согласие отправиться с ним за город. Меня уже посетили сомнения насчет того, разумно ли было ехать с Вербицким в такое удаленное от цивилизации место, но тут из-за очередного забора высотой в два человеческих роста показались красные черепичные крыши.

Макс достал брелок, и железная створка ворот отъехала в сторону, открывая вид на четырехэтажный дом из красного кирпича и безукоризненный английский газон. Мы вошли, и ворота за нами закрылись. Свой открывшийся от удивления рот я тоже поспешила захлопнуть.

Из небольшого домика сбоку, такого же добротного, как тот, что возвышался перед нами, вышел мужчина в джинсах и телогрейке поверх белой футболки.

– Здравствуйте, Максим Алексеевич, – чуть насмешливо поприветствовал он.

Макс поморщился и протянул ему руку:

– Здравствуйте, Сергей Михайлович. Мы в гостевой домик, я предупреждал. На минутку только заскочу в главный.

– Ваше право, – мужик сделал приглашающий жест и кивнул мне в знак приветствия.

Я пошла за Вербицким, немного приплющенная всеми этими угодьями и усадьбами. Думала, мы едем на обыкновенную дачу в шесть соток, с аккуратными грядками и беседкой. Кто бы мог знать, что здесь окажется роскошная вилла и охрана? Только что вертолетной площадки не хватало. Хотя, может быть, она ускользнула от моего внимания на фоне остального великолепия.

– А почему вы живете в городе, а не тут? – спросила я, когда мы проходили мимо главного дома.

– Отец хотел переехать, но потом родился мелкий, и все усложнилось, – не стал вдаваться в подробности Макс.

Он в очередной раз предложил жвачку, и мне подумалось, что он так поступает всегда, когда речь заходит о чем-то неловком, неудобном. Будто занимает себя, чтоб отвлечься.

– Так у тебя маленький брат есть? – удивилась я.

– Ага, – кивнул он. – Кстати, из-за него я тогда и ушел от тебя ночью. Но я только под утро ушел, так что ты была в безопасности. Но все равно, извини.

– В смысле из-за него?

– Я обещал посидеть с ним с утра. Ирина после родов болеет, не знаю, чего-то там у нее, в общем, по врачам бегает. Бате на работу надо, а нянькам она не доверяет. А мне, – он усмехнулся, – доверяет.

– Ирина? – Мы шли по тропинке, вдоль которой посажены маленькие елочки. Я провела ладонью по верхушкам, смахнув с темно-зеленых иголок утреннюю росу. – Маму твою так зовут?

Задавая этот провокационный вопрос, я очень хорошо помнила, что Таська говорила мне о матери Вербицкого. Якобы она их бросила, и Максу приходится жить с отцом. Но это был отличный повод услышать правду от самого Макса.

– Она мне не мать, – отрезал Макс и снова потянулся за пачкой «Орбита».

Я не стала продолжать расспросы, побоявшись, как бы ему не поплохело от такого количества жвачки. Потому что вопросов у меня было много.

Гостевой домик на берегу реки носил уменьшительное название «домик», видимо, только из-за деликатности, чтоб не обидно было остальным строениям. По сути, это был полноценный загородный дом в два этажа, с такой же красной черепичной крышей и крыльцом, увитым плющом. Макс открыл дверь:

– Проходи, располагайся. Я сейчас за оружием сгоняю в главный дом и вернусь. – Он сдернул с плеча и протянул мне рюкзак: – Разбери, пока меня нет.

Приняв рюкзак, я едва удержала его в руках. Так, влекомая его тяжестью, и просеменила внутрь.

Не знаю, что за комнаты были на втором этаже. Спальни, наверное. Но в огромной кухне, раза в четыре большей, чем в моей квартире, я с трудом обнаружила холодильник, замаскированный деревянной обшивкой под остальную мебель. Распихала по полкам запасы из Максова рюкзака: пять пачек сосисок, пачку масла, две упаковки колбасы в нарезке, сыр, пряники, хлеб, булку, пару огромных шоколадок «Milka» и коробку зефира. Если бы я не потчевала Вербицкого недавно ужином у себя дома, то наверняка сильно призадумалась бы, каких гостей он еще ждет. А так я была уверена, что он просто не желает помереть с голоду в это воскресенье.

Вдобавок в навесных шкафчиках обнаружились многочисленные упаковки сухих продуктов: макароны, рис, крупа. Все в огромном количестве. Наверное, для того, чтобы друзья семьи Вербицких, застигнутые в гостевом домике, смогли пережить ядерную зиму.

Набрав фильтрованной воды в чайник, я поставила его кипятиться, а сама отправилась обследовать гостиную.

У стены располагался камин – настоящий, который надо топить дровами. Рядом, источая сосновый аромат, возвышалась стопка смолистых поленьев и стояла прислоненная к стене длинная кованая кочерга. Светлые стены украшали картины с изображением охотничьих сцен. Пол покрывал светло-бежевый ковер. Сплошной аристократизм и изящество!

Я стянула носки и зарылась стопами в длинный пушистый ворс. Сделала несколько шагов, пропуская между пальцами ног отдельные щекочущие нити. За этим занятием меня и застал Вербицкий.

– Всю жизнь мечтала вечер у камина провести! – сказала я, оправдываясь за свои упражнения с ковром.

– Ну ладно, – хмыкнул он, – еще не вечер. Пойдем, все готово.

На кухне, закипев, мелодично тренькнул чайник. Мы попили чайку, перекусили и, даже не вымыв посуду, двинули в лес.

Через калитку мы вышли к реке, миновали пляжик, выложенный округлыми голышами, оставили позади дощатый пирс и сарай для лодок. Прошли вдоль берега, путаясь в прибрежной сухой осоке. Затем свернули в глубь леса.

– Я тебе сейчас кое-что покажу! – Макс обернулся ко мне: – Только тихо!

Он приложил палец к губам. Будто я слон какой-нибудь или медведь. Но я автоматом задержала дыхание и пошла за ним, крадучись.

Макс остановился перед роскошным кустом с кроваво-красными листьями, похожими на трепещущие сердца, присел на корточки и развел стебли руками. Чуть сбоку впереди виднелась нора. Небольшая, но вполне пригодная для некрупной собаки. Вокруг валялась пара пучков перьев, и в том, кто там живет, у меня не оставалось никаких сомнений.

Я замерла позади Макса, пристально вглядываясь в темноту хода. Ничего интересного не происходило. Я присела рядом и, продолжая наблюдать, положила подбородок ему на плечо. И вдруг из норы высунулся кончик черного носа. А следом острая морда. Она показалась на мгновение, продемонстрировав нам хищную ухмылку, огненный окрас и настороженный взгляд, и тут же спряталась.

– Ты ведь ей ничего не сделаешь? – спросила я шепотом и скосила на Макса глаза.

– За кого ты меня держишь, Лерка? – так же тихо ответил он и повернул ко мне голову.

И мы оказались так близко друг к другу, что мне стало неловко. Я отстранилась, не удержала равновесие и, нелепо взмахнув руками, шмякнулась на пятую точку. Макс вскочил и протянул мне руку. Кусты сомкнулись, потеряв парочку листьев-сердец, и скрыли вход в лисью нору.

– Эта лисица тут четвертый год живет. Она к нам уже привыкла. Вот ты для нее человек новый, она и прячется. А ты всерьез решила, что я могу ее убить?

Макс смотрел пытливо и обиженно. Я пожала плечами:

– Оружие ведь у тебя есть.

– И?

Я снова, как дурочка, пожала плечами. Макс ждал ответа, и я решилась сказать ему правду:

– Понимаешь, в школе тебя боятся и всякое-разное говорят.

– А ты веришь?

Мои плечи снова по-идиотски дернулись вверх.

– И почему ты тогда поехала со мной?

Пожимать плечами было уж совсем неприлично, но я опять сделала это.

– Не такой уж ты и страшный, а я не такая уж пугливая, – нашлась я – и не покривила душой: Макс нравился мне все больше и больше.

Кажется, мой ответ его устроил, и мы потопали дальше. Наконец Вербицкий решил, что мы достаточно далеко от дома, и выбрал мертвое дерево. Прикрепил к стволу черно-белую бумажную мишень, кинул рядом на камень пачку таких же.

– Держи, – повернулся ко мне, протягивая пистолет. – Знакомься, это «макаров». «Макаров» – это Лера.

– Алиса, это пудинг! – Я рассмеялась. – Макс, покажи, как это делается. Сам понимаешь, мои познания ограничиваются парой недосмотренных боевиков.

Макс обхватил обеими руками рамку, вытянул вперед, прицелился, выдохнул и застыл. Он опять показался мне похожим на лунного медведя, ожидающего нападения и замершего до времени. Несколько оглушительных хлопков прогремели, понеслись над водой. Где-то в кустах закаркали перепуганные вороны. На мишени остались три аккуратные дырочки – почти посередине.

– Как-то так, – он вдохнул и вложил мне в ладонь увесистое тело «макарова».

Я, не зная, что делать дальше, покачала пистолет в руке и закатила глаза. Макс все понял. Он встал позади меня. Правой накрыл мою правую руку, левой – левую и поднял пистолет на уровень глаз. Его подбородок упирался мне в затылок, и я оказалась в замкнутом контуре его тела.

– Чуть согни колени, – он ослабил хватку, наклонил голову и согрел мне щеку мятным дыханием, – пружинь и целься.

Я послушно выполнила все, что он сказал. Мы замерли. Я нажала на спусковой крючок, грянул выстрел, я взвизгнула и выскочила из объятий Вербицкого.

– У меня получилось! – Я подпрыгивала и размахивала пистолетом. – Макс! Класс!

Но Макс почему-то не обрадовался, а подлетел ко мне, железными клещами сдавил запястье и отобрал пистолет.

Этот нюанс не испортил мне настроения, и я продолжала приплясывать. Макс заулыбался своей преображающей улыбкой и уселся на мшистый валун.

Вдруг бодро заиграл припев «Heartbreak make me a dancer…» – это у меня мелодия вызова такая. Звонила мама, интересуясь, все ли у меня в порядке.

– Прикольная музычка, – оценил Макс.

Чтобы позволить ему насладиться всей песней, я включила ее с начала и на полную громкость. Не весть что, но в загородной тишине она звучала очень четко.

А во мне бурлило возбуждение, разбуженное стрельбой. Хотелось кричать, или смеяться, или танцевать. И я начала ритмично двигаться – не могу устоять на месте, когда слышу музыку. Это проклятие или дар, я не знаю.

И тут мы встретились с Максом глазами. Я улыбнулась и решила его немного подразнить. Безо всякой задней мысли. И начала танцевать. Я это умею. Поэтому Таська в клубах старается держаться от меня подальше. Я отбиваю внимание, а ее это злит.

Я танцевала композицию, за которую летом мы с девчонками из группы стрит-дэнса получили первый приз на городском фестивале. В глазах Вербицкого вспыхнуло ошеломленное и восхищенное выражение: именно ради таких глаз я готова танцевать бесконечно. Мне хватало даже одного зрителя, но лучше, конечно, выступать перед полным залом. Это опьяняло, будто полбутылки шампанского во мне пузырилось, стремясь выплеснуться через танец.

Пальто валялось у моих ног. Желто-красная листва мелькала и раскачивалась в такт музыке. Белые облака на синем-синем небе замерли, чтобы наблюдать и аплодировать мне. И даже вороны каркали, встраиваясь в мелодию.

Песня закончилась, и я, тяжело дыша, шлепнулась рядом с Максом на камень:

– Что скажешь?

– Скажу, что я люблю тебя.

Я встала, огляделась в поисках пальтишка и вздохнула:

– Все вы, мальчишки, одинаковые.

– Ну да, неудивительно, что ты так думаешь, – согласился он и задумчиво процитировал:

 
За радости любовных ощущений
Однажды острой болью заплатив,
Мы так боимся новых увлечений,
Что носим на душе презерватив.
 

– Фу, что это?

– Это Гарики Губермана. Их в Интернете полно. Подходят на все случаи жизни.

– Ну и к чему же сейчас подобное высказывание?

– Жаль, что ты не понимаешь.

Макс встал, поднял с земли мое пальто, отряхнул.

– Он ведь тебя бросил? – Прижимая к себе пальто, он смотрел серьезно, исподлобья.

– Никто меня не бросал!

Я разозлилась. Я понимала, о ком говорит Вербицкий. И это меня сильно задело, потому что день оказался прекрасным, дружески настроенный Макс – отличной компанией, а стрельба – великолепным развлечением. Я подлетела к нему и вырвала из рук свою одежку. И, как в наказание за строптивость, споткнулась и подвернула ногу. Боль пронзила лодыжку, я взвизгнула и повисла на Вербицком.