Текст книги "Слишком верная жена"

– Нет, конечно! То есть я не знаю…

– Они что, ссорились?

– Не то чтобы ссорились, но…

– Что но?

– Рашиду нравилась Маргарита. А Саше это не нравилось.

– Кто такая эта Маргарита? – спросил Наполеонов небрежно.

– Она моя сестра, – тихо проговорила женщина и добавила: – Двоюродная.

– И какое дело вашему мужу до того, кому нравится ваша сестра?

– У них был роман, – всхлипнула Анна и опустила голову.

– У Рашида и Маргариты?

– Нет! – неожиданно громко выкрикнула Фалалеева, – зачем вы меня мучаете?!

– Я вас не мучаю, Анна Васильевна, я просто хочу найти убийцу вашего мужа.

– Роман был у моего мужа с Маргаритой, – уже спокойнее ответила женщина.

– Давно?

– Какая разница, давно или недавно? Саша ее бросил, и мы решили снова жить вместе.

– И ваша подруга об этом знала?

– Конечно, знала. Мы не делали из этого тайны.

– А кто еще знал?

– Все мои знакомые.

– И ваши родители?

– Нет, мои родители ничего не знали.

– Как же это могло случиться?

– Что случиться?

– Что ваши родители ничего не знали?

– Я скрывала от них. Тем более что живут они за городом. Да и вообще у них совершенно другой круг общения.

– Скажите, вам знаком этот почерк? – Следователь протянул ей копию записки.

– Да, это писала Маргарита.

– Вот как. И кому она писала?

– Вам виднее, я же не знаю, где вы ее нашли.

– На вашей даче.

– На моей даче?

– На даче вашего мужа.

– Я там не бываю. А записка могла там валяться с тех самых времен…

– С каких времен?

– Ну, с тех самых!

– Ваш муж что же, не убирался в жилом помещении?

– Я не знаю.

– А не подскажите, кому принадлежит эта туфля?

Анна внимательно пригляделась к фотографии и только потом сказала:

– Похожие туфли я видела у Маргариты.

– Похожие или эти? – попытался уточнить следователь.

– Я не могу этого сказать. Но очень похожи.

– Когда вы видели своего мужа последний раз?

– Три дня назад.

– Он что, трое суток не появлялся дома?

– Он сказал, что у него дела и, как видите, поехал на дачу пообщаться с друзьями.

– Он вам звонил?

– Да.

– А когда вы видели свою сестру?

– Примерно две недели назад.

– То есть несмотря на то, что она завела роман с вашим мужем, вы продолжали общаться? – уточнил Наполеонов.

– Время от времени, – неохотно призналась Анна.

«Очень интересно», – подумал следователь и вспомнил слова о Фалалеевой друзей ее мужа – «Аня хорошая девочка». «Неужто настолько хорошая», – недоумевал Наполеонов.

Потом спросил:

– Вы дадите мне адрес и телефон вашей кузины?

– Да, конечно, у меня есть ее визитка.

– Визитка? – не смог он скрыть удивления.

– Да, Марго очень хороший флорист, и я раздаю ее визитки знакомым.

«Психушка плачет по этой хорошей девочке, – подумал Наполеонов, покидая квартиру Фалалеевых, – хотя бабу жаль. Вроде все у нее есть. А муж – гад и сестра – змеюка». А потом сам себе возразил: «И чего это тебя, брат, на серпентарий потянуло?»

Маргарита оказалась дома. Когда она открыла дверь, Наполеонову захотелось прикрыть глаза. Яркая, раскованная, она затмевала скромную миловидность Анны, как солнце затмевает луну.

– Маргарита Максименкова? – спросил он на всякий случай.

– Она самая. А вы кто?

– Следователь Наполеонов. Александр Романович.

Она посмотрела на него, как ему показалось, вызывающе и даже нагло. Усмехнулась:

– Что ж вы, следователь Наполеонов, застыли столбом? Проходите.

Маргарита вроде бы даже и не удивилась приходу следователя. Он прошел следом за ней в уютную гостиную, стены которой были обиты пестрым ситцем под старину, она предложила ему на выбор два кресла и диван. Он выбрал стул.

Мимолетная улыбка скользнула по губам хозяйки квартиры, и она спросила:

– Чай, кофе?

Соблазн был велик, но Наполеонов ответил:

– Пока ничего, просто поговорим.

Она кивнула и села напротив него тоже на стул. Разрезы ее шелкового халата разошлись на бедрах, обнажая не просто красивые, а потрясающе красивые ноги.

Следователю на ум совсем некстати пришла Паулина – здоровенная бульдожина знаменитого в городе адвоката, у этой «образины», как называл ее про себя Наполеонов, почти всегда текли слюни. Вот и у него они, того и гляди, потекут…

– Так чем я заинтересовала полицию? – улыбаясь, спросила тем временем Маргарита.

– Когда вы в последний раз видели Александра Фалалеева?

– Сашу? – удивилась женщина.

Наполеонов кивнул.

– Где-то недели две назад. А что он натворил?

– Кое-что… А вчера вечером или ночью вы не были у него на даче?

– Нет, мы расстались.

– Когда?

– Вообще-то уже месяца полтора назад, – проговорила она задумчиво.

– Но тем не менее вы виделись две недели назад?

– Да, по его настоятельной просьбе. И наша встреча длилась не более пяти минут!

– Чего же он хотел?

– Начать все сначала.

– То есть?

– Наш роман, – усмехнулась она.

– А вы?

– Я заявила Саше о нашем окончательном разрыве. Понимаете, у меня появился другой человек, – пояснила она.

– И как он воспринял ваше сообщение?

– Поначалу, я имею в виду полтора месяца назад, вроде бы смирился, – невесело рассмеялась она.

– А потом?

– Потом вот позвонил, захотел меня увидеть и сказал, что жить без меня не может и к Аньке никогда не вернется.

– Он сообщил об этом своей жене?

– Не знаю, – беззаботно отозвалась Маргарита.

– Вам что же, все равно?

– Абсолютно, – пожала она плечами.

– И вам не жаль сестру?

– Аньку? Я этой дурочке давно говорила, что Сашка ей не пара.

– А вам, значит, пара?

– Как выяснилось, мне тоже не пара, – мимолетная улыбка скользнула и растаяла на пухлых розовых губах женщины. – И потом, вам не стоит волноваться, – добавила она.

– В смысле? – искренне удивился Наполеонов.

– Аня сказала мне, что они решили сойтись и что это решено окончательно.

– Они не смогут сойтись, – тихо проговорил следователь.

– Не вижу, что им может помешать! – возразила Маргарита, – лично я теперь буду обходить эту сладкую парочку стороной.

– Фалалеева убили, – сказал Наполеонов.

– Как это убили? – не поняла она или сделала вид, что не поняла.

– Стукнули бутылкой по голове.

– В подъезде?

– Нет, на его собственной даче.

– Какой ужас!

– А со своей сестрой вы виделись давно?

– Она пришла ко мне два дня назад вечером и заночевала.

– И зачем же она к вам приходила?

– Понимаете, Аня однолюбка. И она очень любит Сашу, – Маргарита опустила глаза и стала разглаживать полы своего халата.

– И что?

– У них был заказан зал в ресторане «Камелия».

– Ну, – Наполеонов по-прежнему еще ничего не понимал.

– Они собирались там отметить свое воссоединение. Аня всех оповестила, пригласила, а Сашка взбрыкнул прямо накануне.

– Понимаю, неприятно. Но что она хотела от вас?

– Заверения, что с моей стороны с Сашей покончено навсегда.

– И она, насколько я понимаю, это заверение получила?

– Конечно! И предложила отметить.

– Что отметить? – не понял следователь.

– Это событие.

– Вы меня запутали! Вы же сказали, что Фалалеев взбрыкнул и возвращаться к жене отказался?

– Ну, отказался. И что с того?

– Дьявол вас побери! – вырвалось у Наполеонова.

– Не ругайтесь! – Маргарита погрозила следователю пальцем и возмутилась: – Какой вы тугодум!

– Я?!

– Вы, конечно! Я ведь вам русским языком сказала, что прогнала Сашку! И, значит, идти ему, кроме как к Анне, некуда.

– Насколько я знаю, у него есть собственная квартира…

– Это неважно! – перебила его Маргарита, – Сашка всегда или со мной, или с Анной.

У Наполеонова это в голове не укладывалось, но он продолжил:

– И Анна предложила вам отметить ваш отказ от ее мужа?

– Типа того, – улыбнулась Маргарита.

– И вы отметили?

– Я не хотела огорчать свою милую кузину, и мы хорошо выпили. Когда я проснулась утром, то Анны уже не было. Но днем она позвонила мне и сказала, что Саша подтвердил, что мы с ним расстались навсегда. Голос у нее был звенящим от счастья.

– На какой телефон она вам звонила?

– На домашний.

– Это все?

– Нет, ночью, уже где-то под утро, Анна неожиданно позвонила снова и в слезах твердила, что Саша не вернулся домой.

– А должен был?

Маргарита пожала плечами:

– Откуда мне знать? Я, как могла, успокоила ее, велела выпить валерьянки и лечь спать.

– Во сколько она звонила вам в последний раз?

– Я не помню, – Маргарита капризно повела плечом, – за окном еще было темно.

– И все-таки, сколько было времени? – настаивал Наполеонов, – сейчас и в семь утра темно!

– Не знаю, – рассердилась Максименкова, – я не смотрела на часы.

– Постарайтесь вспомнить! Это важно! – настаивал следователь.

– Может, три утра, может, пять. А может, меньше или больше. Но я не уверена.

– Счастливые часов не наблюдают, – ядовито заметил следователь и спросил: – Во сколько же вы легли спать?

– А вам какое дело?! – огрызнулась Маргарита.

– Раз спрашиваю, значит, есть дело. Но уж точно не для расширения кругозора интересуюсь.

– У меня была бессонница, – ответила она сердито, – я не спала до утра.

– Интересно…

– Ничего интересного!

– И часто это с вами случается? – спросил Наполеонов.

– Довольно часто.

– Вы выходили из дома?

– Нет!

– А что вы делали?

– Думала…

– О чем?

– Не ваше дело! – резко ответила она.

– Вы курите? – неожиданно спросил Наполеонов.

– Да, а что?

– Минздрав предупреждает…

Маргарита звонко рассмеялась.

«Незаметно, чтобы она печалилась по поводу гибели любовника, пусть и бывшего», – подумал Наполеонов, а вслух попросил:

– У вас не найдется немного воды?

– Воды?

– Пить очень хочется.

Когда она выпорхнула из комнаты, Наполеонов взял из пепельницы пару окурков и быстро их спрятал. Он добросовестно выпил принесенный Маргаритой стакан воды и распрощался.

И уже на пороге спросил:

– Вы уверены, что не убивали Фалалеева?

– Что?! – удивилась она вполне искренне и вдруг разозлилась: – На кой черт мне его убивать, если я его выставила?!

– Последний на сегодня вопрос, на какой телефон звонила вам ночью или под утро Фалалеева?

– На сотовый, – не задумываясь, ответила Маргарита.

Наполеонов кивнул и едва успел шагнуть за порог, как дверь за ним с грохотом захлопнулась.

– Так, – пробормотал он, спускаясь по лестнице, – Фалалеева утверждает, что не видела кузину уже две недели, а Маргарита Иннокентьевна Максименкова уверена, что Анна Васильевна приходила к ней два дня назад вечером, то есть, можно сказать, почти накануне убийства Фалалеева.

Сверху по лестнице с визгом пронеслась болонка. Наполеонов невольно посторонился, прижимаясь к стене.

– Не бойтесь, – добродушно пробасила дородная дама, спустившаяся двумя минутами позже, – моя Фенечка не кусается.

– Я так и понял, – сердито ответил следователь, думая о своем, – а что, если Фалалеева, встревожившись отсутствием мужа, поехала на дачу? – Наполеонов вздохнул: – Получается, сразу две нестыковки. Первая – друзья уверяли, что Анна на дачу мужа никогда не ездит, и вторая – почему она не сказала, что была у Маргариты два дня назад?

Следователь сел в автомобиль и тронулся с места. Под колесами приятно зашуршали опавшие листья. Но Наполеонов не слышал их шороха, погруженный в свои мысли.

«Маргарита могла солгать, – думал он, – и скорее всего, лжет именно она».

Предъявлять Максименковой туфлю и записку пока не входило в его планы. Ему нужны были данные экспертизы. Для этого он и окурки прихватил. Конечно, изъятые таким образом, они не могут быть учтены судом. Но для сравнения с найденными на даче очень даже пригодятся. А уж потом, если их идентичность подтвердится, он изымет новые в присутствии понятых. В том, что новые окурки будут найдены в квартире Маргариты, он не сомневался. Бросать курить-то дамочка, по всему видно, не собирается.

Следователь осуждающе покачал головой:

– Для таких закон не писан.

Максименкова, несмотря на ее красоту, произвела на следователя отталкивающее впечатление. Может быть, дело было в ее кажущемся высокомерии или в легком отношении к жизни, которое она продемонстрировала следователю?

– Не нравится она мне, – пробормотал себе под нос Наполеонов, – не нравится, и все тут!

Но антипатию к делу не пришьешь. Нужны прямые доказательства. Пока ясно одно – алиби у Максименковой нет. Никто ее в то время, когда произошло убийство, не видел, ни с кем она не общалась…

* * *

На следующий день Наполеонов явился на работу спозаранку, вечером ему удалось вручить окурки Незовибатько и уговорить его провести экспертизу к сегодняшнему дню.

Следователь сидел в своем кабинете и слушал тишину за окном. Звонить эксперту было рано, Афанасий Гаврилович небось еще только завтракает со своей разлюбезной Оксаной Федоровной.

«Эх, живут же люди, – мысленно вздохнул Наполеонов, – в любви и согласии столько лет. Может, и мне жениться на радость маме?»

Он невольно улыбнулся, вспомнив, сколько усилий прилагала его мама Софья Марковна Наполеонова, чтобы поскорее женить сына. А он, ссылаясь на свою молодость и занятость на работе, ловко спроваживал одну претендентку на свою руку и сердце за другой.

– Пойми, ма, – говорил он, стараясь быть убедительным, – нет у меня времени на семью!

– А на посиделки с Мирославой и компанией время у тебя есть, Шурочка?! – наступала Софья Марковна.

– Это совсем другое, – отмахивался Шура, – там у нас продолжение обсуждения рабочих моментов и коллективный поиск истины.

– Да-да, конечно, – усмехалась Наполеонова.

– Ну, ма, не будем ссориться, – ластился Шура.

– Конечно, не будем, – соглашалась Софья Марковна.

Подруги утешали ее:

– Софи, просто твой мальчик еще не влюбился. Вот встретит свою вторую половинку и потеряет голову.

– Когда же это случится? – вздыхала Наполеонова.

– Однажды, – заверяла самая мудрая из подруг и заговорщически подмигивала, намекая на то, что сама Софья Марковна вышла замуж вовсе не юной девочкой.

Да, и это было правдой. Известной пианистке было за тридцать, когда она познакомилась с молодым, но уже много добившимся ученым Романом Наполеоновым. Можно сказать, что Софья почти что буквально потеряла тогда голову, но виду не подала. К счастью, Роман ответил ей взаимностью, и они поженились. Ровно через год у них родился сын.

Но судьба не дала супругам насладиться долгим семейным счастьем. Роман Наполеонов вылетел на симпозиум в Японию. Самолет до Токио не долетел.

Софья Марковна и слышать не хотела о новом замужестве. Смыслом ее жизни стал сын Шурочка и оставшаяся с ней музыка.

Наполеонов подошел к открытому окну и выглянул на улицу. Густой туман, окутывавший город так, что мало что было видно, почти полностью рассеялся. Сквозь оставшуюся легкую дымку просвечивало солнце, и создавалось такое впечатление, что город облили с неба медом.

– Красиво! – вырвалось у Наполеонова.

И он тут же подумал о том, какая красота царит сейчас на приусадебном участке его подруги детства Мирославы Волгиной. Неосознанно он перенесся на кухню особняка. Перед его внутренним взором предстала и вовсе соблазнительная картина – Морис Миндаугас, колдующий над кастрюлями и сковородками, в которых что-то тихо булькало и скворчало.

Наполеонов проглотил слюну и вздохнул. Но тут же напомнил себе, что он съел аж четыре бутерброда и запил их горячим чаем. А если бы не умчался из дома ни свет ни заря и дождался бы завтрака, приготовленного матерью, то и вообще думал бы не о еде, а о деле.

– Да! О деле! – произнес он вслух, вернулся за стол и разложил бумаги. В дверь постучали пару раз, и она тотчас распахнулась.

– Ах, Александр Романович! – воскликнула влетевшая секретарь Элла, – как вы сегодня рано!

Наполеонов открыл рот, чтобы возмутиться ее вторжением, но она застрекотала, не дав ему произнести ни единого слова:

– А я как знала! Как знала!

– Да что ты знала? – удалось вклиниться Наполеонову.

– Что вы пришли! И, как всегда, голодный!

– Я не голодный!

– Ну, просто, как знала, – продолжала она, не слушая его, – я по пути купила ванильные булочки, – она бухнула пакет прямо ему на стол, – сейчас чай принесу!

– Элла! У меня на столе документы!

– Вижу, вижу, – зачирикала она, – какая прелестная туфелька! – Она уставилась на фотографию найденной на даче Фалалеева туфли и печально вздохнула: – Но мне таких туфель никогда не носить!

– Это еще почему? – спросил следователь.

– Потому, что я секретарь!

– Ну, и что с того, – не понял Наполеонов, – секретари что, босиком должны ходить?

Элла подозрительно уставилась на следователя.

– Ну, что ты так на меня смотришь? На мне узоров нет, – фыркнул он.

– Вы чего? – недоверчиво спросила Элла, – на самом деле не понимаете или притворяетесь?

– Чего я не понимаю?! – рассердился Наполеонов.

– Того, что эти туфли стоят ваше годовое жалованье! – выпалила девушка.

– Мое годовое жалованье? – не поверил следователь, – ты ничего не путаешь? Какие-то жалкие башмаки…

– Я ничего не путаю! И вовсе они не жалкие! Любая женщина мечтает о таких!

– Ну, уж с этим позволь не согласиться, – усмехнулся Наполеонов, вспомнив Мирославу.

Он не сомневался, что его подруга ни за что не станет отдавать за туфли не то что годовое жалованье следователя, но и десятую его часть. И при мысли об этом он зауважал ее еще больше.

– Ну да, – усмехнулась Элла, догадавшись, о чем он думает, – таких, как Волгина, единицы.

– Жаль, – констатировал Наполеонов, – но не в этом дело, раз ты у нас такой эксперт по башмакам, подскажи, где их можно купить, – он кивнул на фотографию, – за границей?

– Почему обязательно за границей, – сказала Элла, – например, в бутиках в центре города.

– А еще?

– Еще, может быть, в «Итальянской слободе», – задумчиво проговорила Элла.

– А это что такое?

– Магазин элитный на Герасименко.

– Буржуйский, значит?

– Ну…

– Все понятно!

– Но такой обуви даже хозяева элитных магазинов много не закупают. Их может быть не более двух-трех пар.

– Да? Ты молодец, Элла! Неси чай! – Наполеонов раскрыл пакет с булочками и зажмурился от удовольствия, – какой аромат!

Вернувшаяся через пару минут Элла поставила перед ним чашку дымящегося чая и собралась уходить.

– Подожди, Элла, возьми половину себе, – он протянул ей пакет.

– Нет, – отмахнулась она, – это все вам! Я за фигурой слежу.

– Ну, как знаешь.

– К тому же я не удержалась и одну по дороге слопала, – покаянно вздохнула девушка и, не дожидаясь комментария следователя, исчезла за дверью.

Наполеонов улыбнулся и покачал головой. Когда он доедал третью булочку, телефон на его столе ожил.

– Алло? – схватил трубку следователь.

– Чего жуем? – донесся до него голос Незовибатько.

– Булочки…

– Вкусные?

– Очень!

– Может, тогда тебе больше ничего для счастья и не надо? – прозвучал насмешливый голос эксперта.

– Надо, надо! – торопливо заверил Наполеонов.

– Но раз надо, то слушай. У жертвы в крови обнаружена приличная доза снотворного.

– Снотворного?

– Ага.

– То есть убийство было спланированным?

– Это уж тебе решать.

– Ну да…

– Окурки, принесенные тобой, идентичны взятым с дачи жертвы, и по отпечаткам пальцев, и по ДНК.

– Понятно…

– На записке тоже те же отпечатки, но затертые.

– Спасибо.

– Но, может, тебя заинтересует тот факт, что отпечатков жертвы на записке нет.

– Странно…

– Я тоже так думаю.

– Может, Фалалеев брал ее в перчатках? – бухнул Наполеонов.

– А может, и в валенках, – хмыкнул Незовибатько.

– Возможно, убийца забрал записку, затер отпечатки, а потом случайно обронил ее? – предположил Наполеонов.

– Чего на свете только не бывает, – откликнулся Незовибатько и распрощался.

– Итак, что мы имеем? – спросил сам себя Наполеонов. И доев последнюю булочку, сам себе ответил: – Окурки на даче оставила Маргарита Максименкова, там же найдена записка, написанная ее рукой. На орудии убийства – бутылке – отпечатки ее пальцев. Остается только разобраться с туфлей и доказать, что она принадлежит ей.

Аветику Григоряну было поручено отправиться к вдове Фалалеева и взять у нее фотографию Максименковой. Наполеонов был уверен, что таковая у нее имеется.

Дверь оперативнику открыла высокая светловолосая женщина со слегка раскосыми серыми глазами.

– Вы кто? – удивленно спросила она.

Аветик догадался, что она кого-то ждала, поэтому и распахнула так торопливо перед ним дверь.

– Старший лейтенант полиции Григорян Аветик Арменович, – он развернул свое удостоверение.

Она чуть наклонила голову, рассматривая его, и выбившаяся из прически светлая прядь волос упала на ее высокую скулу.

– А вы Анна Васильевна Фалалеева? – спросил, в свою очередь, оперативник.

– Нет, я Анина подруга, Людмила Сергеевна Лукьянова. Аня в Сашином кабинете, проходите, пожалуйста.

Аветик, не оглядываясь, прошел в указанном ему направлении.

Анна сидела на диване и держалась за щеку, точно у нее болели зубы. Она даже не посмотрела в сторону оперативника, пока вошедшая в комнату следом за ним Людмила не сказала:

– Аня, к тебе из полиции.

– Из полиции? – переспросила та бесцветным голосом, отняла руку от щеки и посмотрела на Григоряна светло-голубыми, почти прозрачными глазами. Взгляд у нее был отсутствующий. Аветику пришло в голову, что женщина приняла слишком много успокоительного.

– И что вам всем от меня надо? – спросила она.

– Не могли бы вы на время дать нам фотографию Максименковой?

– Фотографию Маргариты? Зачем? – В голосе женщины прозвучало слабое удивление.

– Для оперативной работы! – отчеканил Григорян.

– Для работы?

– Странно. Впрочем, Люда, – обратилась она к подруге, – покажи ему альбомы, пусть выберет.

Лукьянова кивнула и, дотронувшись до рукава оперативника, сказала:

– Пройдемте со мной.

Она провела его в гостиную, предложила сесть в большое мягкое кресло возле низкого журнального столика и, достав из стенки несколько альбомов, положила их перед Аветиком:

– Вот, выбирайте.

– Не подскажете, какой из них по времени последний? – спросил Григорян, устремив на женщину свои темные глаза, похожие на две черносливины.

– Вот этот, – указала она рукой на один из альбомов.

– И в нем есть Маргарита Максименкова?

– Конечно.

– Спасибо.

Аветик раскрыл альбом и стал его листать.

– Вот она, – ткнула Лукьянова в фотографию смеющейся молодой женщины.

«Красавица!» – невольно подумал Аветик.

Выбрав две фотографии, он спросил у Лукьяновой:

– Я возьму эти, хорошо?

Она кивнула и потом быстро спросила:

– Но вы ведь их потом вернете?

– Конечно, – заверил он и направился к двери, – я не буду прощаться с хозяйкой. Ей явно не до меня, – добавил он на ходу.

– Да, Ане сейчас очень плохо, – подтвердила женщина, – у них с Сашей такая любовь была.

– Да? – замедлил шаг оперативник.

– Через две недели они должны были отметить свое воссоединение. Уже гости приглашены. А тут такое!

– Если у них была, как вы сказали, такая любовь, то почему они расставались? – поинтересовался он небрежно.

– Это все она! – Людмила ткнула на фотографии Маргариты в руках оперативника.

– Разве большой любви может помешать кто-то третий? – невинно обронил Григорян.

– Вы еще очень молоды! – пылко возразила женщина, – и неопытны. А знаете, какие бывают женщины?!

– Какие?

– Настоящие ведьмы! – выпалила Лукьянова.

– Вы хотите сказать, что Максименкова ведьма?!

– Ведьма! И не сомневайтесь.

– Но, простите, в наше время…

– О! Товарищ полицейский, ведьмы всегда были, есть и будут! – горячо заверила Людмила.

– Хорошо, – решил он не спорить, – но если пара решила воссоединиться, то, выходит, ведьмины чары перестали действовать?

– Выходит, что перестали, – согласилась Лукьянова, – прозрел Сашка. За что и поплатился, – констатировала она.

– Так вы считаете, что Фалалеева убила Максименкова?

– А разве вы так не считаете? – с лукавой усмешкой кивнула она на фотографии.

– Ну…

– В таком случае, зачем они вам понадобились?

– Не мне, а следователю.

– Тем более! – отрезала женщина.

– А Фалалеева тоже считает, что ее мужа убила Маргарита?

– Аня-то? Нет, она не верит в виновность Маргариты.

– Почему?

– Говорит, что они с детства вместе, и Марго, по мнению Анны, на это не способна.

– А по вашему мнению, значит, способна?

– Способна, и еще как способна, – кивнула Людмила.

– Вы говорите, что Маргарита и Анна дружили с детства.

– Это всем известно.

– И были близкими подругами?

– Можно и так сказать, но вообще-то они двоюродные сестры, – подтвердила женщина.

– Но тогда я не понимаю, как же Маргарита так могла поступить со своей сестрой?

– Я и говорю, товарищ оперативник, что вы женщин не знаете.

– Может быть…

– Маргарита вообще редко мимо каких штанов могла спокойно пройти.

– Даже так?

– Конечно, она выбирала лучших, – подмигнула ему Лукьянова.

– И Фалалеев относился к этой категории?

– В какой-то мере, – неопределенно намекнула женщина.

– Я вас не совсем понимаю…

– Если Сашка – Анин жених, то значит, лакомый кусочек!

– Это почему же?!

– Да потому что, кто у Ани папа?!

– Не понимаю…

– Полковник! – многозначительно произнесла Лукьянова.

Это ни о чем не говорило Аветику, полковниками были его дед и отец. Ну, и что с того? Однако он ни о чем не стал переспрашивать Людмилу.

Ринат тем временем должен был обойти элитные обувные магазины и постараться узнать, кто именно купил красные туфли, одна из которых проходит по делу вещественным доказательством. Для этого случая следователь и вручил ему добытые Григоряном фотографии Маргариты Максименковой.

Но так получилось, что эту задачу следователь поставил перед ним только на следующий день.

Отправляясь на задание, Ахметов вспоминал свое утро. Началось оно, как всегда, со вкусного завтрака, приготовленного руками его любимой жены Гузели.

Ринат не только обожал свою жену, но и гордился ею. Его Гузель была не просто красивой женщиной и хорошей хозяйкой, но и талантливым преподавателем. Она открывала перед своими студентами безграничные просторы романно-германской литературы и языка.

Гузель писала диссертацию, и ее темой было творчество Гете. Собственно, и познакомились они на лекции, куда он, Ринат, попал чисто случайно.

Ахметов вспомнил свою первую встречу с прекрасной девушкой по имени Гузель и улыбнулся.

Но теперь у него не одна, а целых две красавицы.

Вторая это дочь Айгуль. Гуля…

Погода стояла просто чудесная. Ушедшее лето щедро обрызгало землю золотистыми красками, и отблески зноя все еще плескались по обочинам дорог, на зеленых лужайках, в садах и во дворах на клумбах переливами ярко-желтого и золотистого…

Гуля вприпрыжку бежала впереди отца. Вдруг она остановилась.

– Папа, как ты думаешь, где осень прячет свои тюбики и кисти?

– Какие тюбики? – не понял Ринат.

– Ну, как же! – воскликнула Гуля, – она же работает ночью!

– Кто она?

– Да осень же!

– Ах, осень… – улыбнулся Ринат.

– Конечно! Днем она расхаживает по своим владениям и любуется. А еще смотрит, где что нужно доделать, изменить, подкрасить, прорисовать. И вот, когда наступает ночь, она берется за работу.

– Понятно.

– Ничего тебе непонятно, – притворно вздохнула Гуля, – вот Светлана Васильевна говорит, что все мужчины, как дети.

Светлана Васильевна была заведующей садиком, в который ходила дочь Рината.

– Но твоя мама считает меня настоящим мужчиной! – Ринат расправил плечи и гордо выпятил грудь, глядя на дочку с улыбкой.

– Может быть, мама заблуждается? – бросила Гуля на отца лукавый взгляд.

– Мама не может заблуждаться, – уверенно сказал Ринат.

– Почему?

– Потому, что она мама!

Гуля подумала и согласно кивнула.

– Ладно, – сказала она, – про осень ты ничего не знаешь, но скажи мне хотя бы, когда мы пойдем в зоопарк?

– В выходной, – бодро заверил дочку Ринат.

– А когда он будет? – поинтересовалась девочка.

– В ближайшее воскресенье.

– Ты уверен? – Гуля пытливо заглянула в глаза отца.

– Ну, конечно… – проговорил он неуверенно.

– Папа, ты же знаешь, – укоризненно проговорила дочь, – что воскресенье и твой выходной – это не одно и то же.

Ринат вздохнул.

– Ну, ладно, не расстраивайся, – Гуля подбежала к отцу и крепко обхватила его ноги, она подняла голову и посмотрела ему в лицо, – я подожду сколько надо. Я очень люблю тебя, папа.

– Спасибо тебе, радость моя, – Ринат подхватил девочку на руки и крепко прижал к себе.

– За что? – тихо прошептала она ему на ухо.

– За понимание, – ответил он так же тихо, опустил дочь на дорогу, и они зашагали в садик.

А на работе его уже ждал Наполеонов.

– Ну, где ты пропадаешь? – воскликнул следователь.

– Так до начала рабочего дня еще десять минут.

– У оперов рабочий день не нормированный, – завелся следователь, потом махнул рукой, – да ладно, не обращай внимания. Это я от нетерпения. Вот тебе фотография подозреваемой. Вот адреса магазинов и фото туфельки. Узнай, что за Золушка ее купила.

– А это реалистично? – засомневался Ахметов.

– Вполне. Но фотографию подозреваемой сразу не предъявляй, пусть ее сначала как следует опишут свидетели.

– Хорошо, я пошел.

– Иди.

В первом же элитном обувном магазине Ринат был ошарашен ценами на, казалось бы, самые простенькие туфельки.

Те, что они купили недавно Гузель, выглядели намного красивее, а стоили как минимум в сто раз дешевле.

«Эти туфли, наверное, из кожи сказочного единорога», – усмехнулся он про себя.

Оглядев представленный товар, Ахметов не нашел туфель, похожих на ту, что была на фотографии.

К нему уже подлетела юная фея и осведомилась:

– Чем я могу вам помочь?

И, несмотря на то, что в голосе ее были слышны нотки сомнения в том, что Ахметов может позволить себе купить обувь для своей женщины в их магазине, заученная улыбка светилась на губах девушки.

– Мне нужны вот такие туфли, – он протянул ей фотографию.

Девушка внимательно посмотрела на нее и сказала:

– У нас таких нет и не было.

– Как жаль…

– Но мы можем предложить вам…

– Нет, моя жена хочет только такие, – твердо заявил Ринат.

Девушка посмотрела на него уважительно.

«Надо же, – читалось на ее милом личике, – сам, судя по всему, далеко не богач, а ради жены готов выложить такую сумму. Вот это любовь!»

Ринат догадался, о чем она думает, и улыбнулся, искренне поблагодарив Аллаха за то, что Гузель никогда не придет в голову требовать от него подобных жертв.

Девушка тем временем замешкалась и неожиданно сказала:

– Такие туфли были в «Лизавете» на Пролетарской. Там у меня подруга работает, – поспешно добавила она, – но боюсь, что туфли уже купили, так как была всего одна пара.

– Спасибо, – сказал Ринат, – но я все-таки съезжу в магазин, вдруг мне повезет. Вы не подскажите адрес?

– Да, конечно, – она быстро чиркнула ему адрес на визитке своего магазина.

– Спасибо! – Ринат одарил девушку искренней улыбкой.

Выйдя из автобуса на Пролетарской, он быстро нашел магазин.

«Какая ирония истории, – подумал он, – элитный магазин для буржуев на Пролетарской улице».

В магазине его встретили как самого дорогого гостя, несмотря на то, что его внешний вид не тянул на фасад нового русского, впрочем, как и татарского богача. Хотя наученные опытом продавцы могли предполагать в нем замаскированного миллионера Корейко…

Но на этот раз Ахметов недолго их томил, как только девушки сообщили ему: «Да, такие туфли были, но проданы», – он предъявил им удостоверение.