Текст книги "Неловкая поступь смерти"

Глава 7

Гордей Дацук с перевязанной головой сидел в кабинете следователя. У него давно не было такого отвратительного настроения. Мало того, что он влип по глупости и жадности, как курёнок в щи. Но так как люди редко винят в своих неудачах себя, Дацук был уверен, что во всём виноват Толик Горелый. Это он его так нелепо подставил. К тому же у Гордея невыносимо болела голова. Обезболивающие, которые ему вколол врач, не слишком-то помогали.

Действовал ему на нервы и следователь, сидящий напротив него. Молодой, небольшого роста, но упёртый.

«Ишь, – думал Дацук, – так и сверлит своими лисьими глазами. И ещё, того и смотри, проткнёт своим хоть и не длинным, но острым носом». Гордей невольно почувствовал себя мухой, проткнутой булавкой. Ощущение было настолько реальным, что у него даже мурашки по телу побежали и он, не выдержав, спросил:

– Чего вы на меня уставились, гражданин следователь, на мне картинок нет.

– Вы сам, господин Дацук, как самая страшная картинка, – ответил следователь, недобро усмехнувшись.

– Ничего я не страшный, – обиделся Гордей.

– Красавец, пробы ставить негде, – ответил Наполеонов. – Вы лучше мне скажите, когда и от кого вы узнали, что скончалась приёмная мать Аркадия Селиванова?

– Когда да от кого, – Дацук ухмыльнулся, – так от Толика Горелого и узнал вчера. А ему этот фраер сказал, которого мы любезно вместе с его девицей пригласили в гости. А она, вы только посмотрите, товарищ следователь, – Дацук указал на свою перебинтованную голову, – по башке мне графином. И где только этому учат барышень?

– Да уж не в институте благородных девиц, – не выдержав, улыбнулся Наполеонов и подумал: «Хорошо в Полтаве учили будущих работников полиции, ой и хорошо! Молодец Любава! Такого борова завалила!»

– Я вижу, вы восхищены, – сердито проговорил Гордей, – а я вот на вас в суд подам за нанесение увечий! Тешите себя мыслью, что я не стану жаловаться на ваше самоуправство?!

– Жалуйтесь! И лучше всего самому Господу Богу.

– Вы что же, мне убийством угрожаете? – так и вскипел Дацук.

– Да ни боже мой, – хмыкнул Наполеонов. – Пока будете отлёживаться в камере.

– За что?!

– За похищение сотрудников полиции.

– Да откуда же я знал, что они из полиции?! – вытаращил глаза Дацук.

– Так вы уверены, что простых граждан похищать вам дозволено?

– Ничего я не считаю, – пошёл на попятную Гордей. – Никто их не похищал! Им предложили проехать для проведения, можно сказать, светской беседы. А они взъерепенились.

Наполеонов вызвал конвой.

– Уведите.

– Я ещё недоговорил! Я требую лазарет!

– Ага. А я требую Майами, – хмыкнул следователь. – Отлежитесь в камере. А потом мы вам предъявим обвинение в убийстве Селивановой.

– С ума сошли! – завопил Дацук и попытался вырваться из рук конвоиров. – Никого мы не убивали! И не знали о её смерти до того, как вы не прислали в клуб своих ищеек.

– И именно от незнания вы держали в своём доме наготове нотариуса.

– Он приехал совсем по другому делу!

Но Наполеонов уже не слушал его. Вчера, сразу после завершения спецоперации, он переговорил с оперативником Славиным. И тот сказал, что у него создалось впечатление, что Толик Горелый не слишком-то удивился, узнав, что Селиванова убита. Скорее разыграл удивление. Хотя стопроцентной уверенности в этом у Славина не было.

Чуть позже Наполеонову пришла информация о том, что Гордей Дацук сам должен громадную сумму Годзилле. Гордей не брал в долг, он проиграл в карты. Все личные средства у него были вложены в то или иное дело, свободных денег не было, поэтому он так рьяно, почти истерично начал выбивать долги из своих должников. А Аркадий Селиванов был самым крупным из них.

Несмотря на то что Наполеонову не удалось выспаться этой ночью и на то, что Дацук и не думал ни в чём признаваться, а это значит, раскрытие дела затягивалось, тем не менее он отправился в отделение лично поблагодарить Дмитрия и Любаву за проявленное мужество и профессионализм.

Однако ни Залеской, ни Славина в отделении не оказалось. Воеводина отпустила их подлечить моральные, а Дмитрию и физические раны и, главное, отоспаться и привести в порядок нервы.

– Вот так всегда, – бормотал Наполеонов, приканчивая в кабинете Василисы Никитичны вторую булочку с кремом и запивая её крепким чаем.

– Вась, ты сама пекла? – спросил он.

– Ещё чего, – фыркнула Воеводина.

– Ты меня разочаровала, – укоризненно посмотрел на неё следователь своими умными с хитринкой глазами, – я уже жениться на тебе хотел.

– Тоже мне женишок выискался, – рассмеялась Воеводина.

– А чем я плох-то? – насупился Наполеонов.

– Всем хорош! – отмахнулась Воеводина. – Только такого, как ты, прокормить проблематично!

– Так я работаю!

– Я, как видишь, тоже сложа руки не сижу.

– Ладно, Вась, проехали, я вижу, что ты ещё к браку не готова.

Воеводина снова невольно расхохоталась, глядя на уморительную мину, которую ей скорчил Наполеонов.

Отсмеявшись, она сказала:

– А Любаве и Дмитрию ты благодарность можешь высказать и по телефону.

– Ты думаешь? – проговорил он медленно. – А то я уж думал, не съездить ли мне к Залеской домой…

– Ты имеешь в виду, на съёмную квартиру?

– Ну да. Говорят, что украинки так вкусно готовят, что язык проглотить можно. – Наполеонов закатил глаза.

– Любава и правда хорошо готовит, но ты лучше к ней не езди.

– Да, ты никак ревнуешь? – смешно всплеснул руками Наполеонов.

– А то, – хмыкнула она. – Но только подумай сам, если ты проглотишь язык, тебя вышибут с работы.

– Это ещё почему?

– А на фиг кому нужен немой следователь?!

– И то верно, – почесал макушку Наполеонов.

– А если серьёзно, – проговорила Воеводина, – то ей сейчас не до тебя.

– Понял! Испаряюсь! Вася, спасибо за булочки и чай. И ты всё-таки подумай…

– О чём?

– О предложении, на которое я тебе намекнул, – следователь расплылся в улыбке до ушей.

Воеводина погрозила ему кулаком, и он сразу же скрылся за дверью.

Сегодня он собирался поговорить с парикмахером Селивановой. Но не сам. В парикмахерскую по месту работы Дарины Лавренковой он как раз и собирался отправить Любовь Залескую. И вот на тебе, облом.

Поговорить с Лавренковой он мог бы и сам, но будет ли она с ним так же откровенна, как с женщиной?

Вечером Наполеонов решил поехать в коттеджный посёлок к Мирославе Волгиной.

Он позвонил матери и предупредил, что ночевать дома сегодня не будет.

Софья Марковна Наполеонова даже спрашивать не стала, у кого он собирается провести ночь. Она не сомневалась, что сын поедет к Волгиной.

Мирослава была Шуре не возлюбленной, если кто-то так подумал, а подругой детства, вернее сказать, другом. Сначала она, как и он, работала следователем, но потом в силу своего непокорного нрава ушла на вольные хлеба и создала детективное агентство «Мирослава», в котором сначала работала одна. А потом у неё появился помощник Морис Миндаугас.

И если поначалу она относилась к своему помощнику скептически, считая его желание поработать у неё капризом избалованного красавчика, то вскоре оценила серьёзность его намерений и многочисленные таланты и знания, которые значительно облегчили её собственную работу. Плюс наполнили дом теплом и уютом, которых ей, если честно, до появления в коттедже Миндаугаса не хватало. Мирославу вполне устраивал спартанский образ жизни. Она не собиралась тратить время на кулинарию и прочие, по её мнению, мешающие полностью сосредоточиться на работе изыски. Единственным существом, которому она готова была дарить своё внимание и свободное время, был кот Дон. Морис полностью изменил её мнение на этот счёт. Да и кот, который поначалу принял появление чужого в доме настороженно, довольно скоро привязался к нему и, как надеялся Морис, хоть немного полюбил.

Вот кому он точно пришёлся по душе, так это следователю Александру Наполеонову. Хотя сначала Шура, конечно, влюбился в еду, которую так мастерски готовил Морис. И чуть позже, узнав его ближе, зауважал как личность и стал считать своим другом. Так что теперь в коттеджном посёлке у него было целых два друга.

А вот с третьим членом этой удивительной компании он дружил с переменным успехом. Бывали дни, когда Дон смотрел на следователя благосклонным взором своих янтарных глаз, а бывали и такие, когда, как казалось следователю, кот откровенно издевался над ним. Правда, Мирослава над подобными заявлениями Шуры смеялась и советовала ему поменьше приставать к коту.

И вот въехав в ворота, которые разъехались перед его автомобилем после звонка, Наполеонов выбрался из салона и потопал к крыльцу. И что он увидел? На крыльце, распушив хвост, сидел Дон и не спускал с него изучающего взгляда.

– Привет, лохматый, – поприветствовал его следователь.

И что сделал кот? Нет, Наполеонов, конечно, не ждал, что он бросится к нему в объятия. Но Дон вообще проигнорировал его, спрыгнул с крыльца и удалился по дорожке в глубину сада.

– Вот и общайся с такими, – недовольно пробурчал Шура. Он вспомнил школьную программу и с удовлетворением подумал о том, что правильно учили их на уроке зоологии, что животные не думают, а повинуются инстинктам. Так нет же, Мирослава не просто очеловечила кота, она возвела его на уровень божества.

А ещё тётушка её, Наполеонов вспомнил о писательнице Виктории Волгиной, та вообще может часами говорить о том, что кошки напрямую связаны с космосом. А этот храм богини Баст или Бастет в городе Бубастисе, что находился в дельте Нила! Подумать только, богиня женщина с кошачьей головой! Ладно уж, простительно древним египтянам, которые додумались до того, что в 945 году до нашей эры сделали Бубастис столицей всего Египта. А богиню Бастет стали считать общенациональным божеством! Так нет же! Мирослава на полном серьёзе утверждает, что в каждой настоящей женщине живёт частица кошачьей сущности! А тётушка Виктория описывает древний храм так, словно видела его собственными глазами и не раз побывала на празднике в честь Бастет. Ссылается она при этом на Геродота, побывавшего там в V веке до нашей эры… Но как-то не хочется ей верить… Вот и муж её Игорь говорит, что жена, когда творит свои шедевры, прикрепляется антенками к ноосфере и всё оттуда черпает. А Шура порой готов поверить, что Виктория имеет машину времени и летает на ней, куда ей вдумается, прихватив с собой племянницу. Кто их знает, может, они и котов своих притащили из храма Баст. От женщин, тем более таких, как Волгины, можно ожидать всего, чего угодно. Шура хорошо помнил, что и бабушка Мирославы обладала неуёмным воображением и, когда они были маленькими, рассказывала им сказки, которых не было ни в одной из существующих книг. Короче, та ещё семейка, заключил Наполеонов. Он не упомянул о ещё одной тёте Мирославы – тёте Заи. Но это лишь только потому, что на её счёт он не был уверен на сто процентов.

После ужина настроение Наполеонова значительно улучшилось. Он перебрался на диван и даже развалившийся на нём к этому времени кот не смутил его. Мирослава между тем заметила, что Шура не сводит с неё глаз.

– Ты чего, Шура, – спросила она, – влюбился, что ли?

– Я в тебя давно влюблённый, – откликнулся он, быстро встал с дивана, подлетел к ней и выхватил все шпильки из её волос. Пряди хлынули густыми волнами на её плечи и спину.

Волгина явно не ожидала такой прыти от своего друга.

– Да что с тобой сегодня? – удивлённо спросила она.

– Давно не видел распущенными твои красивые волосы, – улыбнулся он.

– Отдай шпильки.

– Не отдам.

– Ну и поросёнок же ты, – выругалась она беззлобно и обратилась к Миндаугасу:

– Морис, на журнальном столике в вазе лежит заколка, дай, пожалуйста.

Морис неохотно двинулся в сторону журнального столика. Ему тоже нравились её русые волосы в распущенном виде.

А Наполеонов тем временем с сожалением понял, что отправить Мирославу к парикмахеру не удастся. Она не позволит ни стричь, ни начёсывать, ни укладывать свои волосы. Он протянул ей шпильки:

– На уж.

Мысленно Наполеонов уже решил, что к Дарине Лавренковой отправит Любаву Залескую. У девушки тоже были красивые волосы, и она, в отличие от Мирославы, скорее всего, не откажется сходить в парикмахерскую за казённый счёт. Следователь успел заметить, что Любава, в отличие от Мирославы, была неравнодушна к нарядам, украшениям, косметике и всему прочему, что нравится большей части женщин.

Поглощённый своими мыслями, Шура держал шпильки на ладони. И он не заметил, как подобравшийся к нему поближе кот протянул лапу и сбросил все их на пол. Шура вздрогнул только тогда, когда они уже рассыпались у его ног.

– Ну и кто тут поросёнок? – Он сердито покосился в сторону потерявшего к нему интерес кота и стал собирать шпильки.

Чтобы поднять ему настроение, детективы наперебой стали просить Наполеонова что-нибудь спеть. Морис принёс гитару. И Шура, переменив гнев на милость, спел им новую песню, которую назвал романсом.

 
Много ли ты знаешь знаков,
Повернувших время вспять…
Лепестками алых маков
Вышит огненный закат.
 
 
Раскурил ли месяц трубку,
Облака помчались прочь.
Без тебя, любовь-голубка,
Я тоскую день и ночь.
 
 
А бывало, сядешь рядом
И глядишь в глаза мои.
То-то мне была отрада
От нахлынувшей любви.
 
 
Но, увы, умчались годы,
Время вспять не повернуть,
Как реки могучей воды.
Остаётся лишь вздохнуть.
 
 
Только в памяти печальной
Голос твой, шаги и взгляд
Неразгаданною тайной
Мою душу бередят.
 

Некоторое время, после того как растаял последний аккорд, в гостиной стояла тишина.

– Шур, как это пришло к тебе? – спросила Мирослава очень тихо.

– Не знаю, – пожал он плечами, – пришло, и всё.

Морис же просто подошёл к Наполеонову и положил ему руку на плечо. Этот жест сказал Шуре намного больше слов.

Ночь не спеша вплыла в открытое окно. Ветер по-летнему тёплый надул парусом штору, и луна, как белая фуражка старпома, виднелась у штурвала, плывущего по волнам времени корабля.

Уже засыпая в своей комнате, Наполеонов думал о том, что, может быть, следовало посвятить детективов в расследование. Тем более что сейчас, как они сами признались, у них не было никакого дела, и они активно предавались походам по театрам, музеям и прочим культурным заведениям. А он пахал в поте лица. Но так и не решив ничего, Шура заснул, а утром рано, не дожидаясь, когда проснётся Мирослава, уехал на работу.

Глава 8

Белая «Лада Калина» следователя какое-то время плыла по почти пустым дорогам. Но постепенно движение усиливалось, и он был рад, что выехал пораньше.

Сегодня у него было какое-то странное настроение, он на всё смотрел немного другими глазами. Например, ему показалось, что здание, в котором он работал, выглядело слегка озябшим. Он припарковался и протёр глаза, так как перед этим ему почудилось, что дом переступает с одной босой ноги на другую и поёживается.

Хотя, скажите на милость, откуда у дома ноги? Да ещё босые! При необходимости ему бы выдали обувь, полагающуюся сотрудникам следственных органов.

– Тьфу ты! – вслух произнёс Наполеонов и подумал: «Кажется, я переобщался с космическими котами и их неординарными хозяевами».

Выбравшись из салона, Наполеонов с удовольствием потянулся и направился к крыльцу. Когда следователь поднялся на второй этаж, коридор встретил его сонной тишиной, не звучали шаги, не хлопали двери кабинетов. И секретаря ещё не было на месте.

– Ну и хорошо, – подумал следователь, – в кои-то веки я пришёл первым. – Он прошёл в свой кабинет, достал дело и сел на стол.

Наполеонов проштудировал ещё раз записную книжку убитой Ирины Максимовны Селивановой и убедился, что из всех Светлан только одна занесена в неё пять лет назад. Имелись номера её домашнего и сотового телефонов и адрес.

Установить, что по данному адресу проживает Светлана Сергеевна Щеголева, не составило большого труда.

Наполеонов набрал номер домашнего телефона Щеголевой, ответом ему были длинные гудки. По сотовому сразу ответил молодой задорный голос:

– Алло.

– Светлана Сергеевна?

– Да.

– Здравствуйте, это следователь Наполеонов вас беспокоит.

– Следователь? – озадачился голос.

– Да, мне нужно срочно с вами поговорить.

– Я на работе.

– Перерыв на обед у вас бывает?

– Да, в час дня.

– Прекрасно, пообедаем вместе. Рядом с вами есть кафе?

– Да, «Прокофьевна»…

– Я знаю это кафе. Значит, в 13.00 я буду ждать вас возле «Прокофьевны».

– Мне ещё нужно дойти до него, минут десять второго я буду на месте.

– Хорошо, до встречи.

– Но что случилось? – не выдержала она.

– Объясню при встрече.

– А как я вас узнаю?

– Я узнаю вас сам, если нет, то позвоню на ваш сотовый.

– Хорошо, – неуверенно отозвалась она.

Наполеонов прибыл в кафе раньше назначенного срока, огляделся снаружи, вошёл внутрь, увидел, что свободных столиков хватает, и, показав удостоверение, попросил официанта зарезервировать для него столик у окна, вышел на улицу.

Спешащую навстречу Светлану Сергеевну Щеголеву он увидел издалека и сразу понял, что это она. Он шагнул ей навстречу.

– Светлана Сергеевна?

– Да, а вы? – Она слегка запыхалась от быстрой ходьбы, и грудь её высоко вздымалась, невольно притягивая внимание.

Но Наполеонов мгновенно перевёл взгляд на лицо женщины.

– Александр Романович Наполеонов, следователь.

Он протянул ей удостоверение, и она внимательно его прочитала.

– Что случилось? – спросила женщина, не отрывая от его лица своих встревоженных ярко-голубых глаз.

– Пройдёмте в кафе, я заказал столик. – Он помог ей подняться по ступеням и открыл перед женщиной дверь.

Когда они оказались внутри помещения, Наполеонов указал ей на столик у окна. Она послушно проследовала к нему и тяжело опустилась на стул. У Наполеонова сложилось впечатление, что женщина сильно нервничает и ноги её просто не держат.

К столику подошёл официант, он узнал Щеголеву и кивнул ей как старой знакомой. Шура скользнул взглядом по меню и передал его Светлане Сергеевне, но она не стала смотреть на него, сразу заказала суп харчо, жареную камбалу, салат из свежих овощей, кекс с лимоном и чай с мелиссой.

Официант обернулся к следователю.

– Мне то же самое, – сказал тот.

– Говорите же! – воскликнула Щеголева, когда официант отошёл.

Шура решил, что если он сейчас сообщит женщине об убийстве подруги, то навряд ли это благоприятно скажется на её аппетите.

– Сначала поедим, – сказал он сурово.

И она ему не возразила.

Следователь с удовольствием съел первое, второе и десерт. Краем глаза он не переставал наблюдать за женщиной. Светлана Сергеевна ела без всякого аппетита. Казалось, что она даже не чувствует вкуса еды, машинально отправляя её в рот. У него создавалось впечатление, что она чем-то встревожена.

Когда они выпили чай, Наполеонов, несмотря на робкие протесты женщины, расплатился и вывел её из кафе.

– Я видел позади кафе небольшой скверик, сядем там на скамейку и поговорим, – решительно проговорил он.

Светлана Сергеевна устало кивнула.

Они расположились под желтеющей липой. Дул слабый ветерок, дождя не было. На клумбе пламенели два пышных куста георгин – красный и вишнёвый.

– Светлана Сергеевна, – обманчиво мягким голосом спросил Наполеонов, – вы знакомы с Селивановой Ириной Максимовной?

– С Ириной? – спросила Щеголева удивлённо.

У Наполеонова сложилось такое впечатление, что Светлана Сергеевна ожидала услышать от него что-то совсем другое.

– Да, с Ириной Максимовной, – подтвердил он.

– Конечно, знакома. Но при чём здесь она?

– Вашу подругу позавчера убили.

– Иру?! За что? Вы, должно быть, шутите?! – В её глазах плескалось недоверие.

– К сожалению, нет.

– Но я только накануне с ней говорила целых два часа.

– Накануне – это когда?

– Так позавчера и говорила.

– Вечером?

– Днём.

– О чём?

– О чём? – Щеголева опустила голову и нехотя ответила: – О моих неприятностях.

– О каких именно?

– Это важно?

– Когда совершается убийство, то важно всё. – Наполеонов не сводил глаз с её ещё больше побледневшего лица.

– Ну хорошо, – обречённо вздохнула она. – Видите ли, я работаю в фирме бухгалтером. – Она замолчала и крепко сжала одну руку другой.

Наполеонов не стал её торопить.

– У фирмы неприятности, полиция изъяла документы. В общем, там липовые договоры и большие деньги из бюджета. Но я ни в чём не виновата! – Она подняла свои большие пронзительно-голубые глаза на следователя, и он увидел закипающие в них слёзы.

– Если вы не виноваты, то вам не о чем беспокоиться, – проговорил он уверенно.

– Вот и Ира так сказала, но вы не понимаете, я бухгалтер! – Светлана Сергеевна особенно выделила последнее слово.

Наполеонов дотронулся до руки женщины.

– Вообще-то правоохранительные органы не такие тупые и алчущие крови, как думает о них обыватель.

– Да, Ира тоже так говорила и успокаивала меня.

– Успокоила?

– Почти.

И вдруг женщина только тут осознала, что её подруги больше нет в живых, она прижала правую ладонь к горлу.

– Вы сказали, что Иру убили?! – проговорила она с ужасом. – Но кто?!

– Как раз этого мы пока и не знаем.

– Кто её нашёл? Наверное, Миша?

– Какого Мишу вы имеете в виду?

– Так один у Иры Миша! Муромцев!

– Да, её обнаружил Михаил Муромцев. А почему вы подумали на него?

– Миша, он очень добрый, отзывчивый, к тому же учится на врача. Мама Миши и Ира дружили с детства. А когда его мамы не стало, он всю сыновью любовь перенёс на Иру. Вы бы видели, как он трогательно за ней ухаживал после того, как её сбил пьяный лихач.

– А как к нему относилась Селиванова?

– Ира тоже очень хорошо относилась к Мише. Можно сказать, по-матерински.

– А как на это реагировал её собственный сын?

– Вы имеете в виду Аркадия?

Наполеонов кивнул.

– Так он ей вовсе не сын, а пасынок.

– Тем не менее он был ею усыновлён.

Светлана Сергеевна презрительно фыркнула.

– Да, надела Ира по глупой бабьей жалости хомут себе на шею.

– Что, всё было так плохо?

– Хуже некуда. Аркашка трутень, каких ещё поискать. Видно, в папашу пошёл! Мужику 25 лет, а он всё сидит на шее у приёмной матери.

– Сидел, – машинально поправил Наполеонов.

– Сидел, – повторила Светлана Сергеевна и заплакала тихо и скорбно, как плачет осенний дождик.

Следователь не пытался её утешать, он просто протянул женщине свой платок и терпеливо ждал, когда она успокоится.

– Что же теперь будет? – выдохнула она. – Как же я теперь без Ирочки?

– Вы часто виделись? – спросил следователь.

– Не очень, больше перезванивались, но это телефонное общение было важным для нас обеих.

Наполеонов кивнул.

– Вы не знаете, был ли у Ирины Максимовны близкий друг мужчина?

Светлана Сергеевна помотала головой.

– Никакого мужчины у неё не было. Это точно. Она так обожглась на Аркашкином папаше, что близко никого к себе не подпускала. Хотя Ира была очень симпатичной женщиной и легко могла найти себе пару.

– И обеспеченной, – заметил Наполеонов.

– Да, обеспеченной, – согласилась Щеголева.

– Вы не знаете, куда делся отец Аркадия?

– Понятия не имею. У него шило в одном месте было, и он не мог жить спокойной осёдлой жизнью.

– Вы хорошо его знали?

– Я вообще его не знала! – ответила женщина.

– Как же тогда…

– Добрые люди рассказали!

– А что говорила сама Ирина Максимовна?

– А! – Щеголева махнула рукой. – Ира, добрая душа, ничего никогда ни о ком плохого не говорила. И о бывшем муже говорила, что просто не сошлись характерами, мол, очень разными людьми они оказались.

– И кому теперь всё её богатство достанется? – поинтересовался он у Щеголевой. Как-никак она близкая подруга. – Трутню Аркаше?

– Да, Аркашке… – проговорила Светлана Сергеевна задумчиво. И вдруг встрепенулась. – А знаете, Ира не так давно завещание новое составила.

– Откуда вы знаете?

– Так я с ней вместе в адвокатскую контору ездила.

– И в какую же? – напрягся Наполеонов.

Щеголева назвала адрес конторы и имя адвоката. Это было неплохой ниточкой.

– Спасибо вам, Светлана Сергеевна, – искренне поблагодарил следователь.

– Не за что, – устало махнула она рукой. И тут её взгляд упал на часы. – Ой, я, кажется, с обеда опоздала! – Щеголева засуетилась, но тотчас успокоилась: – Впрочем, всё равно, закончится расследование, и уволюсь отсюда.

– Это вы правильно решили, – одобрил Шура, – честному человеку с ворами жить – всегда в напряге быть.

Светлана Сергеевна робко улыбнулась и попрощалась со следователем. Она прошла несколько шагов и неожиданно резко обернулась.

– А когда похороны?

– Об этом вы узнаете у родственников.

– У Аркадия?! Так он Ирочку и не похоронит.

– Но сверх земли лежать не оставит.

– Вы не знаете Аркадия! Лучше я позвоню вам, вы мне скажете, когда Ирочку можно забрать, и я сама всем займусь.

– Воля ваша, Светлана Сергеевна, – ответил следователь.

– Вы дадите мне номер телефона?

Они шагнули навстречу друг другу, и Наполеонов протянул ей свою визитку. А потом некоторое время задумчиво смотрел вслед удаляющейся женщине.

Выйдя из скверика, Шура забрал со стоянки свой автомобиль и, уже сидя в салоне, подумал, что самое время навестить нотариуса. Надобно выяснить точно, кому Селиванова оставила свои деньги. Хотя, как ни крути, наследник у неё один – приёмный сын Аркадий Селиванов. Однако узнать содержание завещания Ирины Максимовны в этот же день следователю не удалось. Доверительного разговора с нотариусом не получилось. Молодая женщина в строгом классическом костюме, с короткой стрижкой и массивных роговых очках, заявила, что это профессиональная тайна и без постановления прокурора следователь доступа к документам не получит.

Наполеонов выругался себе под нос, хлопнул дверью и быстро сбежал со ступенек. Постановление он, конечно, получит, но жаль было потерянного времени.

Шура набрал телефон Василисы и пожаловался начальнику убойного отдела на бюрократку нотариуса.

– «Дура лекс, сед лекс», – усмехнулась в трубку Василиса.

– Успокоила, называется, – пробурчал Шура и отключился.

«Надо было Мирославе позвонить», – подумал он, но перезванивать подруге детства не стал.