Текст книги "Алинкины Сказки. Часть 2. Сборник Психологических Сказок"

Сказка о том, как бельчонок змея победил себя нашёл, счастье обрёл

Жила-была на свете славная беличья семья. Было в ней три бельчонка: два рыжих Том и Тим, один серый – Лин. Матушка-белка Алинка одинаково всех трёх сыновей любила, а вот отец Белогор странности за серым бельчонком Лином примечал. Таскал серый бельчонок лесные коряжки в дупло, зубками да коготками фигурки и узоры разные из них вытачивал. Старшие братья над ним потешаются, орехи грызут, по веткам скачут, а младший серенький знай себе сидит, коряжки точит.

Вот как-то была в лесу ярмарка. Белка орехов накупила, в дупло принесла, а среди них один золотой орешек попался. Братья Том и Тим грызли, грызли – не разгрызли, Лин орех в лапах покатал, треснула ореха скорлупа, выпало из него золотое ядрышко.

Удивились Алина с Белогором чуду такому, а старшие братья позавидовали да злое дело затеяли: позвали они младшего бельчонка в лес играть, по веткам скакать, закружили, завертели да в чащобу братца завели и бросили его там – на съедение лесным зверям; сами домой вернулись, родителям сказали, что съел младшего братца злой медведь.

Серенький бельчонок Лин из чащобы выбирался, выбирался – заплутал, вышел к реке, смотрит – плывёт деревянная ладья, а в ней молоденькая белка:

– Что сидишь один, на берегу грустишь, али обидел кто?

– Со старшими братьями прыгал, играл, не понял сам, как в чащобу попал, обратного пути не помню, вот вышел к реке, а зовут меня Лин.

– Ну, коли так, прыгай ко мне в ладью. Я – белка Мила, тебя в наш лес отвезу – всё лучше, чем одному на берегу век свой коротать.

Прыгнул Лин к белке Миле в ладью, поплыли они по реке, бельчонок рассматривает живописные берега, красива и сама река, вскоре к берегу причалили, на землю соскочили. Привела белка бельчонка к своему дуплу, а там большая беличья семья, приняли Лина как родного: накормили, напоили, спать уложили.

Поутру бельчонок проснулся, поскакал по лесу прогуляться, коряжек поискать да набрёл на странную избушку. Внутрь вошёл, а там посередь светлицы стоит стол, полон шишек, да орехов кедровых. Стоят на столе три прибора с рябиновым компотом, на полу шелуха ореховая валяется. Бельчонок компота испил, в избе хвостом подмёл, слышит – кто-то идёт.

Укрылся Лин в дальнем углу, смотрит – входят в избу три взрослых бельчонка: один в шлеме, второй с мечом, третий с булавой. По разговору их понял Лин, что это Защитники-Хранители Дивного леса, что стоит сразу за пригорком.

Учуяли Хранители Дивного леса, что кто-то в доме есть, заметили отпитый рябиновый компот, увидели выметенный пол, убранную со стола скорлупу, шелуху и говорят:

– Кто таков, кто здесь побывал, компота испил, в избе прибрал? Выходи, не трусь. Коли женского полу – будешь нам сестрицей иль матушкой родной, коли мужского – братцем или батюшкой тебя окрестим.

– Я тут без Вас похозяйничал, Вы уж меня простите, – говорит Лин, выскочив из своего укрытия, хозяевам поклонился, а те и рады.

– Диковинный ты какой, нос-то твой золотой, будь нам названным братцем.

Подбежал бельчонок Лин к ведру с водой, глянул в отражение, а у него, и правда, нос золотой.

– Не находил ли ты златого ореха, вот такого? – спросил его один из Хранителей Дивного леса, хвост свой распушил, орех золотой из-под шубы достал.

– Меня зовут Лин, матушка Алина с ярмарки такой орех принесла, сказала, что купила за три рубля. Братья грызли, грызли – не разгрызли, а я в лапах покатал – скорлупа и треснула, выпало из неё золотое ядрышко, только что с ним делать – никто не знал. Потом я с братьями в лесу играл, заплутал, в ладью к белке Миле попал. Она меня в свою семью привела, там меня напоили, накормили, спать уложили. Поутру я проснулся, гулять поскакал да к вам и попал. А вас как звать-величать?

– Всё ясно, меня зовут Айлан, а это мои братья Ник и Лам, – сказал ему второй Хранитель Дивного леса.

– Нам на службу надо возвращаться, Диковинный лес от нечисти разной стеречь. Не согласишься ли ты избу нашу посторожить? Везде ходи, сколь угодно орехов грызи, избу прибери, только в дверь под крыльцом не заглядывай, – говорит ему Лам.

– Отчего же нет, рад буду Вам послужить, – отвечает бельчонок Лин.

Отправились Хранители Дивного леса на службу, оставили бельчонку ключи от всех дверей. День их нет, два, три, Лин все дела переделал: натаскал коряжек, резьбу у крыльца сотворил, украсил крыльцо, а потом заскучал и прыг под него.

Увидел он там дубовую дверь с вырезанным на ней лотосом. Только к лотосу лапой коснулся – отворилась дверь. Вошёл бельчонок, видит – стоит посередь подземелья светящаяся тёплым светом лампа, и лежит маленькое копьё. Тут вдруг вспыхнула лампа ярким светом и потоком световым вынесла бельчонка обратно за дверь.

Очухался Лин, шубку встряхнул, стала она яркой, золотой, тут и Хранители Дивного леса вернулись, увидали резьбу на крыльце, прибранную избу и бельчонка уже не серого, а ярко-золотистого.

– Эка ты шубку сменил, на крыльце резьбу сотворил, значит, готов к испытанию. Вот тебе золотая лампа в дар и маленькое копьё. По древнему преданию серый бельчонок должен змея победить, что живёт с давних пор в норе на краю Дивного леса, орехи золотые ворует да в труху их превращает.

– Да неужели я таков, что змея победить готов? – удивляется Лин.

– А то! Коготки твои остры, зубки точны, привыкли узоры вытачивать, вон как ладно у тебя получается, значит, и копьём овладеть сможешь. Бери лампу и копьё, иди, лесу Дивному помоги. Коли со змеем справишься – судьбу обретёшь, золотую красавицу белку Милану в жёны возьмёшь.

Взял Бельчонок лампу и копьё, а оно само полетело впереди него, к логову змея на третьи сутки и привело. Лампа помогала путь осветить, ночью тёмной дорогу проявить. Благодаря ей, бельчонок многие сети змея коварного обошёл, в ловушки его не попал. Притаился Лин у логова змеиного, стал ждать-поджидать, когда змей наружу выйдет.

Вот сумерки настали, выполз змей, бельчонок лампу на него и направил, светом лампы змея ослепил, копьём в шею ему метко попал. Испустил дух злобный змей. Вышла из логова следом белка Милана невиданной красоты, Лина расцеловала, любить его всю свою жизнь обещала. Поверил ей наш герой, выточил зубками обручальные кольца, нашёл в Дивном лесу дупло, украсил его к свадьбе резьбой, белку красавицу замуж взял.

Наступила лютая зима, Милана на зиму орехов не запасла, давай супруга ругать, требовать, чтобы он волшебную лампу взял, золотых орехов в Дивном лесу натырил, посадил у дупла, лампой круглые сутки светил, ореховые деревья зимой взрастил.

– Ты что же это, воришкой меня сделать желаешь? Я на это не пойду, волшебную лампу во зло не употреблю, – говорит ей Лин.

– Ну, как знаешь, – ответила супруга.

Ночью, рассердившаяся Милана, взяла копьё да пригвоздила им бельчонку Лину хвост. Тот впал в забытьё, а пока в забытье горевал, супруга волшебную лампу взяла, в Дивный лес самовольно пошла.

Хранители дивного Леса её увидали, лампу отобрали, хвост ей накрутили да отправились проведать названного младшего братца: поняли, что беда с ним приключилась, просто так Лин бы лампу никому не отдал. Подошли они к дуплу, а в дупле темнота, шкурка бельчонка потемнела, посерела, нос горячий, сухой. Спит Лин в норе, бредит, а копья нигде не видать. Увидел Хранитель Ник, что из близлежащих кустов хвост змеёныша торчит, держит тот в пасти копьё Лина. Хранитель Лам в небесах Сокола увидал, на помощь его позвал, попросил каплю Живой Воды от источника Любви из Дивного леса в клюве принести.

Белка Милана к змеёнышу поскакала, скрылась в его норе и ну пировать, украденный из леса золотой орех копьём, что змей уволок, разбивать.

Тем временем, Сокол каплю воды из источника Любви с леса Дивного принёс, капнул бельчонку на нос – тот и ожил, и ранка на хвосте затянулась, взор прояснился, шкурка вновь яркой стала. Тут вновь и лампа засияла.

Рассказали ему Хранители Дивного леса, что супруга его сотворила: со змеёнышем заговор учинила.

Бельчонок лампу схватил, выпрыгнул с дупла, поскакал змеёныша искать. Вывела его лампа к змеиной норе, Лин лампу ко входу поднёс, луч света во тьму норы попал, орех золотой в норе змеёныша засиял, ослепил и его, и белку-предательницу. Бельчонок времени не терял, схватил змеёныша за хвост, вытащил на волю, достал копьё из норы, и змеёнышу в шею воткнул. Превратился змеёныш в безобидного ужа, на шее его золотая полоска засветилась: больше он не ядовит, никому вреда не причинит. Вышла белка-предательница из дупла, давай перед супругом виниться, обратно к нему проситься.

Бельчонок Лин на неё посмотрел, хвостом вильнул, осталась предательница не у дел, а Лин к белке Миле, что в ладье его привезла, поскакал, руку и сердце ей предложил. Та с радостью и согласилась.

Сели они в ладью, поплыли по реке – искать отважного Лина родню, лампу и копьё с собой прихватили. Приплыли к тому месту, где когда-то впервые повстречались, причалили, выпрыгнули на берег, лампа путь к родному дому бельчонку Лину и указала.

Встретились они все с родными, вот радости было! Три дня пировали. Из ореха с ярмарки золотое ядрышко, доселе никак себя не проявлявшее, как только Лин к родному дуплу подошёл, проросло. Вскоре выросло из него ореховое дерево, плодоносит оно хорошо. Лин рядом с тем деревом устроил для себя и супруги дупло, резьбой его украсил, для Милы ещё и теремок резной у орехового дерева сотворил. С тех пор счастливо они живут, красоту вокруг каждый своим потенциалом и талантами создают, Дивный лес украшают, во здравии, достатке и радости пребывают, родных своих радуют, в путях неизведанных плутать перестали, коварные ловушки обходят стороной.

Братья старшие перед Лином повинились, таланты и силу его с тех пор признают, мирно живут, родителей своих братской дружбой и сплочённостью радуют.

Предание о сокровенной Любви

В одном стольном граде жила-была семья местного Короля. Было у него две дочери – Софья да Марья. Софья своего не упускала, всё от жизни брала, Марьюшка всё Королю-батюшке помогала: дела управить, совет мудрый дать, выслушать, поддержать.

Была у Марьюшки советница Совушка, что светом мудрости сияла, светом сиим королевские палаты освещала. Король-батюшка имел надежду на то, что Марьюшка его преемницей станет и будет его королевство в руках её процветать, плоды трудов достойные давать.

Был у Марьи и сундук с драгоценностями, что ценности многих поколений отцовского Рода хранил. Всё бы хорошо, да только с некоторых пор, Марьюшка затворницей стала, всё в палатах королевских заседала. Сидит себе, вышивки разные вышивает, в широкий мир выходить не желает.

Король-батюшка ей и молвит, что пора, мол, ей замуж идти, достойного супруга найти, а та вторит отцу, что ей и с ним хорошо живётся, что нет на свете белом того, кто лучше и милее сердцу её и Душе родней, чем родимый батюшка.

Пригорюнился Король, думал-думал, как ему дочку замуж отправить, да ничего придумать не мог. Марья его, знай, искалеченных лечит, бедным помогает да вышивки разные вышивает, для себя же ничего ни у кого не спрашивает, всех королевичей от себя отваживает, если кто-то её и заинтересует, то это совсем ненадолго. Не хочет королевская дочка от батюшки отрываться, и всё тут.

Кинул Король клич во все Царства-государства, что есть у него дочка: сердце доброе, душа открытая, ликом хороша, станом стройна, казна Души её драгоценностей полна. Тот, кто сможет её из королевских палат вывести, за того он её и замуж выдаст.

Шёл как-то мимо крестьянский сын Иван, в простых одёжах одет, на свирели играл, а на его плече голубой соловушка восседал, такую трель пел, что заслушаешься.

Выглянула Марья из окна – мила ей песня соловья. Молодец взгляд поднял, увидал глаза Марьи, они ему в душу и запали, милее он ранее глаз не видывал. Загляделся Иван на Марью, не заметил, как обо что-то запнулся и упал, быстро поднялся, захромал.

Выскочила Марья из королевских палат, молодцу руку подала, видит – зашиб тот колено, она руки к колену его приложила, ласково в глаза взглянула – застучало сердце молодца, песню любви запело.

– Выходи за меня, девица-краса, мил мне твой взгляд, глаза Души твоей любовью полны, свет твой внутренний отражают, красив твой стан! Сердце моё поёт песню любви, Соловей Души, вторя ей, подпевает! – молвит молодец.

– Красиво ты молвишь, Иван, да куда ж я от батюшкиных ворот пойду, на кого его оставлю? А ты сам-то, где живёшь, куда идёшь? – спрашивает его Марья.

– Сказывал мне мой прадед, что растёт в дивном лесу золотой белый гриб-боровик, издревле растёт, хозяина своего ждёт. Вот за ним и иду, найти его хочу, говорят – он мне по наследству положен. Каждый, кто гриб сей найдёт и силу, и достаток, и любовь, и счастье обретёт.

– Мудрёно как ты молвишь! – удивляется Марья да призадумалась.

Захотелось ей, сей гриб узором в вышивке своей изобразить, да не один, а целое грибное семейство рядом вышить. Говорит она Ивану: «Ты иди, сей гриб найди, а я тебя здесь обожду, коль нужна сердцу твоему – придёшь ещё, а коли, нет – на то и суда нет».

С этими словами отправила Марья молодца, перекрестив его вслед, на путь благословив. В этот же миг появился у молодца в руках клубок нитей золотых, оглянулся он на Марью, поклонился, за клубок путеводный поблагодарил, бросил его на дорогу да за ним и последовал.

Король за всем этим из окна палат королевских наблюдал. «Выманил-таки, простой Иван дочку с королевских палат, видать – это её судьба!» – думает Король, возрадовалось сердце отца. Марья обратно в палаты свои идёт, взгляд вниз опустила, улыбается и вся незримым светом изнутри светится.

Понял Король, что сердце дочери отозвалось на песню Души, что молодец на свирели играл, и мотивы сердца его и Души, что соловей напевал, ей милы и близки. Чует Король, что пришёл конец его стенаниям, ведает он сие внутренним чутьём, отцовское сердце ему вторит о том, что это и есть тот, за кого Марья замуж пойдёт. «Плечи у молодца широки, в руках сила видна, красота души и сердца чистого широкой песнью свирели и соловья разливается! Чем не пара для любимой дочки?» – думает батюшка.

Не стал Король дочь расспрашивать, что да как – в палаты к ней вошёл, обнял, приласкал да про себя прошептал: «Отпускаю, благословляю!»

Тут у дочки слеза из глаз покатилась, чует она сердце батюшки, хоть и речей его внутренних не слышит. Обняла она Короля, теплотой души своей обогрела, благодарность дочернюю в сердце батюшкино направила, косу свою бабушкиным гребнем причесала, потом вставила новую канву в пяльцы и давай золотой белый гриб-боровик вышивать, а вокруг него цветы дивной красоты. Вышивка её ладно ложится: ровная, гладкая, складная; светится вся тёплым, приятным, мягким, медовым светом.

Тем временем Иван за клубком золотым в пути идёт да и подошёл вскоре к дивному лесу. Стоит на краю леса избушка на курьих ножках, сидит на крыльце баба Яга, пригорюнилась. Увидала Ивана да молвит:

– Куда, Иван, путь держишь, почто на опушку ко мне зашёл, покой мой тревожишь?

– Дак вот, иду, золотой белый гриб-боровик ищу. Долго по путям-дорогам доселе бродил, да найти его не мог. Шёл мимо одного стольного Града, там встретил девицу – дочь Короля, что сердцу моему ликом и красотой Души своей мила. Она мне клубок нитей золотых дала, вот за ним и иду, а он меня сюда привёл.

– Ишь ты! Золотой клубок, говоришь? Ну, коли так, пропущу тебя, в чащобу не заманю, в бурелом не заведу, коли моё условие выполнишь: покосилась у меня баня, того гляди обвалится – негде старухе косточки попарить. Дам я тебе топор-саморуб – ему сила мужская нужна, мне он не подчиняется, глядишь – в твоих руках дело сладится. Коли с топором-саморубом договоришься и сладишь, баню мне починишь, тогда и дале пропущу, топор-саморуб тебе подарю – мне он без надобности, в моих руках сила его не велика.

– Коли так, давай, Ягиня, топор, я тебе ладную баню слажу, – отвечает Иван. Взял топор-саморуб в руки да пошёл в лес – венцовое бревно искать, чтоб баню Ягине поправить. Сила в руках Ивана так и играет, а вот топор-саморуб сам по себе за ним скачет, зарубки не на тех деревьях оставляет.

Тут Марья как раз на вышивке своей ножку золотого белого гриба-боровика вышивала, чует сердце её какую-то неведомую тревогу, взяла она да золотой нитью кайму вокруг ножки гриба вышила.

Упал топор-саморуб к Ивановым ногам, палец большой на ноге ему зашиб, лежит не шевелится. Поднял Иван топор-саморуб, палец на ноге потёр, подорожник сорвал, приложил, утихомирил боль. Рукоятка топора засветилась – в Иванову руку послушным с тех пор лёг тот самый топор.

Тут увидел Иван дерево, что кроной своей в небеса упирается, а на самой верхушке сидит розовая птица, дивную, нежную трель поёт. Полез Иван на верхушку, лезет за птицей, а та всё выше и выше поднимается. Долез Иван до облаков – вся округа ему видна, тут птица к нему на плечо и села, с соловьём его одну трель запела. Преобразился лес, деревья листвой засияли.

Топор-саморуб, тем временем, к бане Ягини сам подобрался, справил ладную баню. Стоит баня – на загляденье хороша, радуется Яга. Спустился Иван с дерева, к Ягине обратно пошёл, а прямо вдоль тропы полным-полно белых грибов. Иван полное лукошко набрал, а золотого гриба так и не сыскал. Дошёл он до Ягини, а та радуется да просит ещё ступу ей починить и печь подлатать. Треснула ступа, а в избушке на курьих ножках печь прохудилась. За это обещает она дальше болот молодца пропустить да с Лешим договориться о том, чтоб он Ивану лесные тропы не путал.

Иван покладист был, на болота побрёл и нашёл там красную глину. Тут услышал он песни русалок, а они так и усыпляют, разум туманят. Возмутилась розовая птица – видит, что Иван засыпает, подлетела к самому уху и давай песни петь.

Очнулся Иван да понял, что по пояс в болоте увяз, огляделся по сторонам – увидел недалече склонившуюся берёзку. Сидит в ветвях её рыжая белка, орехи лесные грызёт и больше никого на болоте не видать. Послал Иван к белке голубого соловья, тот ей на ухо о том, что молодец Иван в болоте увяз, напел. Белка беду увидала, мигом к болоту прискакала, схватила лапами ветку, к Ивану её подбросила. Иван поймал ветку, на неё упёрся, вытащил одну ногу, на кочку встал, а вторая нога увязла и никак с болотной грязи не выходит.

Иван в затылке почесал, подумал-подумал, на кочку болотную сел, руками за ногу ухватился да вытащил силой рук вторую ногу, только без сапога. Вернулся Иван к избе бабы Яги, глину нужную принёс, ступу замазал, трещину на печи подлатал, но сердится, ворчит, что без сапога остался.

Тут шла по дороге Старица, видит – Иван сердитый у избушки на курьих ножках на лавке сидит и грустит. Она его пальцем к себе манит да говорит ему, что она прабабка Марьи, посмотрела на иванов уцелевший сапог и велит ему его снять.

Снял Иван сапог, Старица поглядела на него, а тот весь в трещинах и после болота каши просит.

– Ну что, Иван, сносились твои кирзовые сапоги от долгого пути? Коли так, пойдём, есть у меня для тебя новый кафтан да сапоги в запасе. Обую, одену, коли ты мне алый цветок в саду моём оживишь, внучку мою порадуешь. Захворала она, потому как цветок сей увял, а что делать, я хоть и стара, да не ведаю.

Тут явилась Яга, работу иванову приняла да на радостях выдала ему белую рубаху с обережным узором, чтоб Леший в лесу Ивана не тронул, а злой дух лесной стороной прошёл.

Поблагодарил Иван Ягиню, надел рубаху обережную, взял топор-саморуб да дальше за Старицей пошёл. Дошёл до её избы, видит – сидит на крыльце девица, горюет, горькими слезами плачет, алый цветок её увядает.

Иван свирель свою достал и на ней заиграл. Воспрянул, было, цветок, да только как свирель умолкла, вновь увял. Снова Иван на свирели заиграл, вновь цветок воспрял, дивный бутон свой распустил. Посмотрела розовая соловьица на бутон, клюв в него сунула да достала оттуда мелкого жука, пережевала его, только сама ослабла. Воспрял цветок, а розовая соловьица силу почти потеряла. Подлетел к ней Иванов голубой соловей, крыльями её обнял, теплом своим согрел, встрепенулась соловьца, но не может дальше лететь. Иван её взял, за пазуху положил, к сердцу своему прижал – ожила соловьица от тепла доброго сердца, вскоре и взлететь смогла.

Тут Старица к Ивану повернулась, Василисой Премудрой обернулась. Достала она из своего сундука красные сапоги и красный кафтан да Ивану их, как и обещала, отдала.

Появился пред ними тут же кощей, хотел было возмутиться, да увидав в руках Ивана златой клубок и вышивку обережную на рубахе, попритих. Иван вновь на свирели заиграл, соловьица с соловьём ему подпели – засветились узоры обережные на его рубахе, Кощей задрожал да в воздухе растворился. В этот самый момент Марья позевала, пяльца с вышивкой отложила да в королевских палатах уснула.

Проводили Старица с внучкой Ивана, срезали алого цветка бутон да велели Ивану подарить его той, что сердцу мила. Если примет невеста сей дар да в горшок круглый посадит – вся жизнь у них сладится. На месте срезанного бутона расцвёл целый кустик. Засиял в пространстве он да красотой своей привлёк старичка-боровичка. Увидал добрый лесной Дух сию красоту, посошком своим по земле ударил, тут и вырос пред Иваном тот самый золотой белый гриб-боровик.

Срезал его Иван, положил в своё лукошко, и оказалось в лукошке вместо белых грибов полно дивных самоцветов. Надел Иван красный кафтан да новые красные сапоги, шагнул лишь шаг и очутился у королевских палат.

Спит в палатах его невеста, никто её добудиться не может. Иван красный цветок из-за пазухи достал, на свирели заиграл, провёл алым цветком любимой по губам. Губы Марьи алыми стали, открыла девица глаза, с постели поднялась, Ивана обняла да молвила: «Как долго тебя я ждала, то-то батюшка мой будет рад!»

Тут и Король в палаты дочери вошёл. Возрадовалось сердце отца тому, что Марья проснулась. А как не радоваться, коли стоит его дочь, глаза её счастьем сияют, свет Души её в мир проявляют. Поклонился Иван Королю, руки дочери его попросил. Король молодых перекрестил, в путь совместный благословил.

Сыграли молодые свадьбу, с тех пор счастливо живут, в Род свой потенциал счастья и любви взаимной несут. Укрепляется Королевство сие, границы его расширяются. А после того, как Марья посадила тот самый цветок в круглый горшок, тот корни дал, розовым нежным светом засиял, освещает он пространство молодых, нежностью и женственностью их союз от бед бережёт и разных невзгод.

Вышивка, что Марья вышивала, в золотой рамке висит, сияет, своим потенциалом дом их оберегает. Счастлив и Король, дочка Марья по соседству живёт в тереме, что Иван с помощью топора-саморуба построил. Рад Король за дочь, в зяте своём души не чает, счастья и процветания молодым желает.

Сию сказку – как родовое предание Алинке-сказочнице Совушка Марьина рассказала, Алинка её Вам и пересказала. Совушка сия теперь и Марьина, и Алинкина, и моя, ведь Алинка-сказочница и Марья – есть грани моей женской Души, отражение к миру Любви.