Текст книги "Гобелен с пастушкой Катей. Книга 3. Критский бык"

Следовательно я прочертила примерный маршрут и пошла от подъезда к подъезду, оставивши указанных Мизинцевых под конец обследования. Квартир было по паре на каждой этажной площадке, изнутри отзывались или открывали примерно в каждой четвертой, разговаривать желала половина опрошенных, Рыбалова не признал никто.

Ближайшие окрестности трагедии были обследованы, оставалось разъяснить сомнительных Мизинцевых, затем крутить аналогичную карусель по более отдаленным радиусам. Хотя Валентин предупреждал, что отрицательный ответ в данном случае ничуть не хуже положительного, но я чувствовала дискомфорт, чем далее, тем более.

И ведь вчера знать не знала покойного Рыбалова, не мешалась в Валькины розыскные дела, и нужны они мне, как гвоздь в стуле, но вот поди ж ты! По всей видимости, присутствовало неосознанное желание прийти, увидеть и с блеском победить, принести компаньону на блюдечке решение срочной проблемы. Ещё раз прав оказался компаньон Валечка, в каждом из нас сидит глупенькое дитя, его надо холить, но избави Бог слушаться!

На скорую руку разрешив внутренний конфликт поколений в себе, я направилась к мизинцевской двери во всеоружии самообладания, крепко держась за руку Екатерины Малышевой из "Аргуса" – частный консалтинг и семейные проблемы, член совета директоров. Вторым и единственным директором неизменно пребывал Валька.

Дверь квартиры Мизинцевых, элегантно обстеганная кожей, долго хранила молчание в ответ на перезвон, поднятый мною. Я почти смирилась с неудачей и готовилась уйти, когда защёлкал замок на соседней двери и послышались отдаленные шаги в коридоре у Мизицевых.

Соседняя дверь приоткрылась, и оттуда показалась сивая борода куриного деда.

– Звони, звони, Людмила-то дома, – сказал сосед поощрительно.

Я хотела воспользоваться случаем и всучить старику фотографию Рыбалова, но тут женский голос из мизинцевской квартиры осведомился, кто там стоит у дверей. Пришлось представиться и протянуть визитную карточку поверх цепочки – обычная процедура, но я всегда ощущала неловкость, будто пришла продавать гербалайф.

– Я вас слушаю, – церемонно произнесла Людмила Мизинцева, впустивши меня в квартиру ровно на один шаг и прикрыв собой вход в коридор.

За моей спиной громко прокрутился замок, там дед пошёл довольствоваться обществом курицы и, возможно, кроликов. Непредставившаяся Людмила Мизинцева оказалась женщиной очень крупной, объемной и не лишенной привлекательности. В голубом блестящем халате её было доброкачественно много, и мне пришлось слегка задрать голову, чтобы разглядеть приятное округлое лицо. Только глаза не соответствовали образу, были тревожными и обтянутыми, казалось, что хозяйка с минуты на минуту ждет плохой новости, и такое состояние длится долго.

– Простите за вторжение, – я произнесла профессионально. – Наше агентство занимается семейными расследованиями, супружескими и частными проблемами.

– Проходите, – сдавленно произнесла Людмила, отодвинулась и провела меня в комнату, обставленную весьма неплохо.

Общий вид и декор свидетельствовали о прочном достатке, а глубокое кресло, в которое я опустилась по приглашению хозяйки, подтвердило, что здесь позволяют себе новые приобретения, то есть жильцы нашли нишу в обновленной действительности и обустраиваются.

Наряду с наблюдениями промелькнула мысль о неправедности пользования хозяйкиных тревог в личных, хоть и деловых целях, но деваться было некуда, я построила визит по плану, и приходилось с ним считаться.

– Вы, наверное, в курсе, что в последнее время во всём мире семейные проблемы приобрели особенную остроту, – я завела речь в псевдорекламном стиле, как бы произнося вздор в десятитысячный раз. – Сложившиеся веками семейные стереопипы не выдерживают темпов технического и социального прогресса, индивидуальные отношения не поспевают за общими идеями, отсюда идёт обострение отношений между родителями и детьми, а в особенности между супругами.

"Сейчас она попросит меня вон," – трезво подумала я и резко сократила вступление.

– Так вот замечено, что стрессы и сложность жизни привели к тому, что супруги сами не в состоянии решить сложные бытовые и личностные проблемы, им требуется помощь специалистов разного профиля, – я на ходу направила диалог в конкретную сторону. – Наша фирма работает в одном из самых деликатных направлений, в частности ко мне обращаются женщины, чьи семейные проблемы достигли невыносимости и зашли в тупик. Жёны сами не справляются, доходят до стрессового состояния и тем ухудшают дело. На этой стадии супружеских разногласий помочь сложно, но вполне возможно, чем я занимаюсь по собственной методике. Да, дела с каждой из клиенток строго конфиденциальны, их секреты умрут вместе со мной. Извините, я отнимаю у вас время, но иначе трудно установить доверие.

– Вы ко мне по какому делу? – не слишком вежливо перебила Людмила, по всей видимости, я подогрела её достаточно.

– Совершеннейший пустяк, всего две минуты, – заверила я тоном любезной продавщицы. – Я хотела объяснить, что мы не просто собираем материал для развода, а вникаем в сложные проблемы. Одна из моих клиенток подозревает, что муж ей изменяет, и хочет знать достоверно, а не мучиться сомнениями. Вот его карточка, посмотрите пожалуйста, не знакомо ли вам это лицо, не случалось ли его видеть в ближайших окрестностях.

Людмила Мизинцева взяла фотографию и изучала её долго. Мне показалось, что беднягу одолевали посторонние мысли, не связанные с изображением покойного Рыбалова.

– Нет, к сожалению, я никогда не видела этого человека, ничем не могу вам помочь, – наконец созналась она.

– Он вообще-то очень крупный, как бы высеченный из камня, большая массивная голова, – я мягко стала подсказывать. – Если не видели лица, может быть, припомните фигуру. Скажем, смотрели вечером в окно, и вам бросилось в глаза. Вспомните, пожалуйста, это очень важно.

А про себя цитировала Вальку: "нет, дорогая, авантюрист – это еще не сыщик, не обольщайся."

– Скажите, а сколько вы берёте за такую работу? – вдруг спросила Людмила в ответ на мои увещевания.

– Ну, это зависит от многих факторов, – я уклончиво произнесла в некоторой растерянности. Клиентка перехватила инициативу, что случалось нечасто.

– Скажем, я попрошу точно так же пойти по одному адресу и задать именно эти вопросы, только фотография будет другая, естественно. Можете соседей опросить, не помешает. Сколько это будет стоить?

– Примерно миллион рублей с учётом инфляции, возможны скидки, даже существенные. Но только, если я буду знать, зачем это делается, и соглашусь с подобной методикой. Понимаете, это очень сложный бизнес, я не стану вас утомлять, но нельзя браться за поручения, которые вызывают протест. Все равно ничего хорошего не получится, а клиенту можно повредить. К примеру, приходит кто-то к дантисту и требует удалить зуб, а доктор уверен, что зуб можно спасти. И будет настаивать, хотя и ему работы больше, и плата, возможно будет ниже.

– Я заплачу, сколько следует, и не бойтесь повредить, – решительно сказала Людмила. – Больше некуда. Она звонит сюда почти каждый день, иногда молчит, иногда говорит гадости, а я ничего не могу сделать. Когда происходит такой звонок, я теряюсь, потом плачу, уже боюсь телефона. Понимаю лучше вас, что меня выводят из равновесия, чтобы я устроила мужу скандал и показала, что я мегера, подозрительная и злобная.

– Вы хотите устроить ей пару приятных минут и создать репутацию среди соседей, я правильно поняла? – я прервала печальную повесть, не дожидаясь потока слез, они были на подходе.

– Да, именно так, может быть, звонки прекратятся. А если она пожалуется мужу, то будет еще лучше, он испугается. Не так легко начать новую жизнь в сорок с лишним лет. Уйти от своего ребенка и воспитывать чужого. Мне надо одно – чтобы звонки прекратились, вот и все.

Честное слово, неплохо придумала Людмила Мизинцева. В ответ на гадкие анонимные звонки продемонстрировать, что источник известен, и могут быть приняты меры. А главное, как хорошо она сориентировалась, как быстро сообразила приспособить случайный визит детектива для насущных семейных дел.

Я мысленно Людмиле поапплодировала и не нашла возражений против её плана. Не могла же я сказать, что за такие дела в принципе не берусь, если пришла в ее дом именно под этим предлогом!

– Хорошо, я согласна, – сказала я после недолгой паузы. – Но на основах взаимности. Вы тоже поможете с моим делом, постараетесь быть в курсе всего, что происходит в окрестностях и уведомите, если что-то покажется странным. Меня интересует любое необычное происшествие в ваших краях, а также слухи, сплетни и подобное прочее. Договоримся?

– Нет проблем, – согласилась Людмила. – Половину денег я заплачу вперед, сейчас дам фото мужа, адрес и телефон этой самой. Я давно достала, но не знала, как лучше использовать.

Людмила на минуту выплыла из гостиной и почти сразу вернулась, далее положила на журнальный столик стопку купюр и необходимую документацию.

Супруг Мизинцев выглядел на фотографии вполне достойно, был снят около дачного забора, а на втором плане выступало новенькое строение о двух этажах, сельская вилла или пригородный коттедж.

– Ваше имение? – кратко осведомилась я.

– Только что закончили, въезжаем потихоньку, – сообщила Людмила без гордости, скорее озабоченно. – Поверите ли, когда с деньгами было туго, все шло нормально, жили себе, как все. Деньги посыпались, и ведь честные, у него золотая голова, взяли в зарубежную фирму по конкурсу. Так вот, как появились деньги – пропал покой. И эта… Как хотите, а русскому человеку богатство противопоказано, хоть сгори оно всё, я не пожалею.

– Ну, это сложный вопрос, – я не стала вдаваться в отвлеченные понятия. – Я бы на вашем месте считала, что девушка нацелилась не на мужа, а на имущество. Притом, что человек слаб, особенно мужчина, таких тонкостей не понимает. Вы должны ему помочь, а не обижаться.

– Как вас зовут? Извините, – спохватилась Людмила, стала искать визитную карточку и не нашла. – Хорошо, Катя. Знаете, Катя, я зря вам не верила. Ещё раз извините, вы действительно разбираетесь. Я голову сломала, про себя то с ним, то с ней говорила, у меня уже невроз начался, я ведь медик, соображаю. А вы мне чуть-чуть уже помогли, честное слово. Как-то сразу полегчало.

– А вас как зовут? – неискренне спросила я. – Людмила, так вот Людмила, скажу честно, я сыском занимаюсь очень редко, а в основном просто утешаю. Но квалифицированно, чтобы женщины посмотрели на свои горести по-другому, не комплексовали, а могли себе помочь сами.

После установления взаимного доверия мы с Людмилой попили кофе, обсудили дальнейшее сотрудничество и наметили план действий. Она пообещала смотреть в оба на предмет Кости Рыбалова, также странных и необычных происшествий, а я в свою очередь заверила, что немедленно дам знать, как прошел визит к сопернице.

Ту женщину звали Натальей, фамилии не было, в записной книжке мужа она значилась на букву «С». Телефон стоял на квартире у Раисы Адамовны Белик, жили обозначенные женщины примерно в моих краях, около метро Динамо. Людмила собирала сведения по крупицам, мучилась, понимая, что это неправильно, и не знала, что делать с информацией. К её чести следует заметить, что Людмиле ни разу не пришла в голову мысль набрать ненавистный номер и произнести в трубку угрозу или гадость. Она смутно понимала, что тем уронит себя невозвратно. Понятное дело, что невроз женщина заработала честно.

Тепло простившись с новой клиенткой, я попробовала толкнуться к деду, но напрасно, дверь никто не открывал. За моей спиной ещё не ушедшая Людмила заметила, что старик отчасти глух и слышит только то, что ему надо.

3

День близился к полудню, когда я покинула обследованные пространства и пошла концентрическими кругами вдоль Веерной улицы, пытаясь охватить расспросами имеющееся население. Признаюсь, энтузиазм довольно скоро иссяк, я делала опросы механически и легко мирилась с отрицательнной суммой ответов. (Реплика в сторону. Просто не представляю, как подлинные профи по сыску переносят подобные разочарования, лично я слишком скоро впала в полное равнодушие и почти перестала интересоваться результатом.)

К четырем часам пополудни, оттоптавши ноги на высоких каблуках и впав в клиническое безразличие, я могла похвастаться следующими знаниями.

а) Через два дома от двора с горкой жители почти поголовно занимались отхожим промыслом: оставляли на ночь тачки с товаром для соседствующего вещевого рынка. Базарные точки в виде небольшого табора удачно примыкали к торцу дома, поэтому вечером, когда рынок закрывался, народ волок нераспроданный товар по ближним квартирам и оставлял до утра за небольшую мзду. Соответственно чему в этот дом и отчасти в соседний публика ходила, сколько хотела, и какая угодно, среди неё мог легко затесаться и динозавр, если он был с тележкой. К тому же, именно там криминальный фон резко возрастал по сравнению с другими домами, шлялись бомжи, трудные подростки и сомнительного вида тетки, рыбы-прилипали бойкой торговли. Шифр в моём блокноте обозначил указанный адрес, как «рынок-16-2». Кстати сказать, будь труп обнаружен на данном пятачке, то никто бы им не заинтересовался, тело могло лежать пару суток, сходя за мертвецки пьяного.

б) По другую сторону от двора с горкой в тихом, замызганном домике, на первом этаже размещалась частная картинная галерея. Живописные полотна в ней не выставлялись, а складировались, хранились за плотными шторами и металлическими дверями. Мне хватило одного взгляда, чтобы сообразить их ценность – самые модные шедевры социалистического реализма тянули на целое состояние ввиду их неповторимости. Будучи в курсе моды на живопись и плакаты 30-50-тых годов уходящего века, я знала, что товарищ Сталин в окружении счастливых детишек может потянуть на несколько десятков тысяч баксов. Товар, надо полагать, предлагался зарубежным любителям острых ощущений – свои пока не забыли и не успели перевести тему в эстетический контекст.

Скажем честно и откровенно, в галерею я проникла обманным путём, представившись корреспонденткой дамского журнальчика, в который изредка давала заметки о книжной продукции, посему имела филькину грамоту об оказании содействия по сбору материла. Время от времени я злоупотребляла несолидной крышей журнала "Мы с вами", не испытывая особых угрызений совести, как и на этот раз. В галерее "Утро века" я спросила ассистентку, красивую женщину средних лет, не бывал ли у них покойный Рыбалов. При том акцентировала, что она-то должна знать, поскольку смерть миллионера и мецената стала главной сенсацией недели.

Искусствовед-смотрительница (звали ее Альбиной, и промелькнула мысль, что в иной жизни мы могли встречаться) легко вспомнила, кто такой Рыбалов, однако от знакомства отреклась, во всяком случае поручилась, что галерея с ним дел не имела, а жаль. Недавний покойник был солидно богат, привлекательно странен и мог всерьёз заинтересоваться соцартом в натуре.

Альбина добавила в процессе беседы, что кроме всего прочего о Рыбалове ходили разговоры в том плане, что он желал видеть социальные перемены менее резкими и искал способы совместить обновление с традициями. Благотворительные акции с его подачи всегда носили характер милости к падшим и взывали к примирению идей и сословий. Перспективный был бы клиент, но, увы, теперь недосягаем. Альбина сообщила напоследок, что о кончине Рыбалова она узнала от меня.

Посещение галереи вошло в персональный перечень под кодом: «Утро-соц. арт-Рыб-0». Уже на улице я вспомнила разговор в песочнице и сообразила, что, скорее всего, младшая Мизинцева ходила служить Альбине сменщицей и добавила в блокнот: «Утро-Миз. дочь-check up». То бишь, следует проверить.

Нельзя было не заметить, даже не заглядывая лишний раз в блокнот, что в моих наблюдениях множественные Мизинцевы прямо-таки доминировали над всеми остальными. Чуть поразмыслив, я отнесла перекос на счёт собственной некомпетентности, а окончательное суждение положила оставить на суд старшего компаньона.

В конце концов от рыбаловского дела мне отщипнули малый кусочек и ждали чёткого исполнения локальных работ, никто не просил вникать в суть дела, тем более ломать голову, на что пойдут добытые сведения. Роль исполнителя меня вполне устраивала, хотя личность недавно покойного Рыбалова неуловимо цепляла. Зачем-то хотелось знать о нём больше, а думать о том, что сгоревший труп принадлежал ему – не хотелось вовсе.

В таких разнонаправленных мыслях я проделала прощальный круг в обход Веерной улицы, посидела на поломанной лавочке в целях дать отдых ногам и двинулась к дому. Даже если бы и хотела, то до конторы на Ленинском я бы не доехала, хоть обещала компаньону принести сведения незамедлительно. По случаю жары приходилось делать доклад по телефону, либо просить Вальку в гости вторично, размышляла я на лавке, а далее по дороге к дому без особого удовольствия. И вот почему.

В последнее время мой возлюбленный Гарик не только сократил частичное проживание на моей территории, но стал выражать некую досаду, когда я занималась делами совместно с Валентином. Отчего-то деятельность в "Аргусе", как по части семейного утешения, так и редкие поручения Валентина, вызывали у утонченного Гарика протест. Ему мнилось в совместных с Валентином делах нечто вульгарное.

Тот факт, что основная редакторская работа в родном издательстве “Факел" не приносила почти ни гроша, Гарика отнюдь не смущал. Однако деньги, заработанные утешением обманутых жен, казались ему не вполне чистыми и не совсем так пахли. Почему именно – Бог весть.

Другой побочный приработок, а именно, рецензирование и редактирование переводных дамских романов, точно так же не встречал сочувствия. Гарику претило моё участие в производстве коммерческого чтива. По его мнению, серьёзному специалисту данное занятие не подобало, потому что являлось дурным тоном и портило вкус. Моя вечерняя возня с яркими книжицами карманного формата, где на обложке красовалась неизменная пара в экстазе, и в особенности цитаты из лихих переводов Гарика удручали вместо того, чтобы веселить. Не так он был воспитан, чтобы развлекаться столь пошлым образом.

Ему казалось, что желательнее пребывать в неизбывной печали, если жизнь заставляет зарабатывать деньги второсортным способом. Но более всего бедного Гарика травмировало само желание зарабатывать деньги, именно здесь крылся камень преткновения.

Гарика устроила бы честная и благородная бедность, а так же моё молчаливое признание, что в эти ужасные времена подлинно культурному человеку не пристало жить прилично, все должны гордо бедствовать в ответ на дикий рыночный разгул. Сам Гарик легко довольствовался мизерной институтской зарплатой, но кормился в основном из моего холодильника, о чём, кстати, никто из нас не упоминал. Что касается меня, то я в дискуссии по указанным поводам старалась не вступать, обходилась молчанием, сколько могла. Мне вовсе не хотелось ничего доказывать, однако я не могла жить по чужой, хоть и невысказанной указке.

Всю сознательную жизнь я содержала себя личным трудом и не видела в том ничего зазорного или оскорбительного для мужчины рядом со мной. Однако, здравые рассуждения не уменьшали печали, а правота не помогала быть счастливой. В результате я шла по пути наименьшего сопротивления: пыталась не замечать, как мелкие несогласия перерастают в непонимание, а так же старалась не афишировать занятий, приносящих основной доход. Что было, разумеется, позорным малодушием. Однако я бы скорее умерла, чем позволила Вальке заподозрить что-либо в этом роде, тут уж прошу меня извинить.

Из чего следует, что тем пополуднем Сцилла с Харибдой вцепились в меня обе, как кот в мышонка, и не давали, проклятые, никакого пространства для манёвра! Окажись вечером Гарик у меня – так не пригласишь Вальку для отчёта, и не отрапортуешь по телефону, все слышно, и Гарик надолго надуется. А если Гарик не придёт без спроса и объяснения (как теперь бывало всё чаще), то стоит ли радоваться, что можно заниматься делом без помех и спокойно приглашать компаньона?

К тому же Гарик был способен прийти в любое время, наши отношения пока находились на этой стадии. Тогда возникнет полный афронт, он застанет Вальку, распивающим чаи в своих тапочках! В таком случае следует скорее бежать домой, дать Валентину отчет по телефону. Гарику с работы еще не пора, я могу успеть…

Рассмотревши возможные варианты вкупе и каждый в постыдной отдельности, я выскочила из вагона на станции Динамо, чтобы нанести визит Наталье под литерой «С», сопернице Людмилы Мизинцевой. Тем более, что работа уже была оплачена. А мужики пусть следуют к Богу в рай!

На подходе к указанному адресу, я уняла душевный разброд, сказала себе строго: «Врачу, исцелися сам!» и постаралась войти в рабочую форму. Деньги заплачены, работа оговорена, и никому не нужны мои переживания!

«Хоп-хоп, поехали, сейчас будем прыгать через обруч!», – подсказала Е.Малышева, мой младший компаньон.

Малая разминка на местности прошла так себе, серёдка наполовинку. Пара жительниц, встреченных мною у нужного подъезда, ознакомилась с карточкой Мизинцева, дружно его не признала, но отказ разительно отличался от подлинного неведения, которое преследовало меня на Веерной улице. Я сразу почувствовала разницу и немедленно занесла в свой реестр под рубрику НЛО (Непознаваемые Логикой Объекты). Это, когда впечатление висит в воздухе, но на логические элементы не раскладывается. Впечатление возникало чёткое – Анатолия Мизинцева здесь и видели, и знали.

Квартира № 71 оказалась на шестом этаже, а лифт ходил почему-то с третьего, ко всему прочему он натужно гудел и неприятно подрагивал, так что идти вниз я твердо решила пешком. Достигши наконец номера 71, я позвонила, повторила себе команду: "Хоп-хоп, поехали!" и стала ждать ответа.

Двери открыл ребёнок, девочка младшего школьного возраста со светлыми хвостиками. Она окинула меня быстрым взглядом, ничего не сказала и резво удалилась вдоль по коридору. Из неосвещённой глубины квартиры послышался женский голос, спросивший: «Кристина, кто это?», однако обладательница не спешила появиться. Я постояла подле двери, никого не дождалась и двинулась наугад. Полутемный коридор кончился двустворчатой дверью, в которую я осторожно постучала, после чего вошла, не дождавшись реакции. Право, очень странная оказалась квартира.

В комнате также царила полутьма за шторами, но работал телевизор и в кресле спиной ко мне сидела женщина. Рассмотреть я смогла лишь прическу, искусно составленную из прядей разного цвета.

– Простите, пожалуйста, – окликнула я разноволосую обитательницу. – Я вошла без приглашения, но…

– Опять Кристинка открыла кому ни попадя, – сказала она, медленно разворачивая кресло. – Присмотреть за ребенком некому, сколько раз говорила!

Женщина оказалась примерно моего возраста, кроме буйно разбросанных разномастных волос, её украшал яркий макияж, не совсем уместный в домашних условиях, равно как и массивная золотая цепь поверх длинной цветной рубахи. Если исключить вышеописанное, женщина смотрелась весьма ничего себе, стиль имелся в наличии, хотя не самый изысканный. Антураж детально рассмотрелся, когда хозяйка поднялась с кресла, не спеша раздвинула шторы и убавила звук в телевизоре, элегантно помавая управлением. Гостью (а именно, меня) она обозрела без особых церемоний, производя детальную оценку, что на ней надето.

– Так я вас слушаю, – наконец произнесла хозяйка, но сесть не предложила, хотя сама вернулась в кресло.

– Наша фирма занимается семейным бизнесом, – нарочито туманно выразилась я и протянула аргусовскую карточку.

Пока предположительная Наталья С. изучала надписи на визитной карточке, я быстро озвучила текст о перечне услуг.

– Семейные проблемы, частный консалтинг, помощь юриста и психолога, консультации при разводе, легальные частные расследования. Я бы просила вашего разрешения задать пару вопросов, – дежурная тирада выскочила механически.

Хозяйка помедлила несколько секунд, было видно, что любопытство борется в её душе с осторожностью, но любопытство перевесило. (Честно говоря, обратного в моей практике не случалось ни разу.)

– Что за вопросы? – без особой вежливости осведомилась она.

Однако сесть не предложила. Трудный случай. Принявши неотказ за знак согласия, я предложила невольной клиентке на осмотр фотографию Мизинцева на даче и спросила, не давая опомниться.

– Вы этого человека знаете, когда-нибудь видели?

Наталья «С» (если это была она), взяла портрет, уставилась на знакомое изображение, а её лицо отразило полную гамму переживаний от удивления до желания убежать. Надо думать, естественно реагировать она не могла, а сыграть нужную реакцию без подготовки не успела. Обе мы отлично знали, что она себя выдала, а я её спровоцировала. Взаимных симпатий знание не прибавило, отчасти поэтому я за такие дела принципиально не берусь – вредно для собственного душевного состояния.

Для Натальи С. оставался один путь отступления. А именно сказать с любой степенью неискренности, что никого не знает, никогда не видела, сеанс закончен, вот вам Бог, а вот и порог! А что чертова дознавательница поняла и подумает, того уже не поправишь.

Чем дольше длилось напряженное молчание, тем неприятнее становилось нам обеим, пауза тянулась всё более и более мучительно. А когда к моему облегчению хозяйка поднялась с кресла и была готова отказаться от знакомством с Мизинцевым, после чего выпроводить незванную гостью вон, вот тут к нам ворвалась дочка Кристина, запрыгала по комнате и ловко выхватила у матери фотографию.

– Ой, а это дядя Толя, правда мам? – обрадовалась она, потом добавила несусветное, обратившись ко мне. – А вы его старая жена?

– «Детей воспитывать надо», – мысленно обратилась я к Наталье, а вслух произнесла. – Дай мне карточку, детка.

Однако без реального результата, Кристина держала портрет и не отдавала, прыгая по комнате. Я вновь попросила девочку вернуть документ, так же без успеха. Это было всё, что я могла сделать. И понятия не имела, что в такой ситуации можно сказать неудачливой мамаше!

– Мама! мама! – вдруг громко крикнула Наталья.

Тут я не на шутку испугалась. Вдруг она впадет в истерику или в буйство, что тогда делать? Но её следующие слова меня чуточку успокоили.

– Мама, забери отсюда Кристину, сколько раз я говорила!

– Кристиночка, детка, не мешай маме, – сладким голосом произнесла полная женщина средних лет.

Она вплыла в комнату с достоинством, взяла за руку девочку, с трудом отобрала картинку с Мизинцевым, потом посмотрела на изображение. Хорошо было Гоголю, Николаю Васильевичу, классику отечественной словесности, вписать известную ремарку «Немая сцена» и тем блистательно завершить пьесу! В квартире № 71 такие штучки, увы, не проходили! Воленс-ноленс, а кто-то должен был нарушить молчание, и эта роль, боюсь, что доставалась мне.

Я обозревала застывшие лица двух мамаш и двух дочек, а всего их стояло передо мной трое, и проклинала день, час и минуту, когда мерзкий Валька посадил меня за баранку этого пылесоса, а так же собственный идиотизм, вовлекший идиотку Малышеву(в двух лицах) в такое предприятие!

– Бабуль, скажи, ведь, это правда дядя Толя? – меня спасла младшая дочка Кристина, далее её понесло на волне разоблачений дальше и выше. – Чего я такого сделала, вы сами говорили, что он скоро бросит старую жену и будет жить с нами, я так и сказала. Что я теперь, плакать должна?

– Кристина, выйди вон, – деревянным голосом сказала мамаша помоложе. – А ты, мама, останься. Это сыщица, пришла разнюхивать. Твоя внучка ей всё доложила, теперь скажи, что нам делать.

– Но ведь это ребёнок, она ничего плохого не хотела, – робко проблеяла старшая мамаша, обращаясь неизвестно к кому, потом спохватилась и выдала здравую мысль. – Мало ли что ребёнок скажет? У девочки развитая фантазия, знаете ли…

Пока они препирались, я дошла, наконец, до сознательного состояния и смогла вступить в действие со свежей идеей. Аккуратненько, без резких движений я вынула мизинцевское фото из неподвижных пальцев бабушки, бросила в сумку и завела речь.

– Собственно говоря, я пришла по факту оскорбительных анонимных звонков на квартиру семейства Мизинцевых. Определитель указал ваш номер, мне поручили выяснить, кто и в каких целях отсюда звонит. Не исключался рэкет и шантаж, тогда бы дело передали в милицию. Сейчас я хотела бы посоветовать прекратить звонить раз и навсегда, иначе будут приняты меры. Теперь разрешите откланяться, извините, если мой визит причинил кому-либо моральное неудобство. От себя лично могу добавить, что практика анонимных звонков жёнам оборачивается против тех, кто звонит, если становится известна мужьям. И вообще, знаете ли, это очень некрасиво. Себе такого никто не пожелает, не правда ли? Прощайте, спасибо за внимание.

Произнося импровизацию, я потихоньку пятилась из комнаты и незаметно достигла коридора, надеясь пересечь его одним махом и толкнуться в дверь. Очень хотелось, чтобы она стояла открытой с момента моего прихода, и судя по нравам, царившим в странной квартире № 71, такое вполне могло случиться.

– А это что у вас за карточка? Какой еще «Аргус»? Что это такое? Предъявите настоящий документ, – Наталья вдруг опомнилась и перешла в наступление.

– Так каждый придет и назовется, кем хочет, – поддержала мамаша. – А я вот сейчас в милицию позвоню!

– «Проводы по высшему разряду, с оркестром», – отметила я про себя, а хозяйкам квартиры ответила со всей возможной вежливостью. – По лицензии моя деятельность вполне легальна. Мизинцев будет счастлив получить копию милицейского протокола. Жалуйтесь, будьте так любезны!

С последними словами я выскочила из квартиры вон, как и намеревалась. По лестнице вниз я летела почти кубарем, едва держась за перила, вслед тронулся лифт, затем опередил, спускаясь по прямой. Несколько дурных мгновений казалось, что за мной гонятся из 71-ой квартиры, сейчас перехватят на первом этаже и… Застрелят, по всей видимости, если найдут из чего, я вполне заслужила, вела себя вызывающе и ввела женщин в безысходную ситуацию, что тут отрицать! Душеспасительница тут нашлась хренова!

Элемент паники замедлил движение вниз, всё равно от лифта не убежишь, хоть опускался он нескоро. Прибыли мы в точку рандеву почти одновременно, дверь шахты рывком распахнулась, я проскочить не успела, и прямиком ко мне рванулась лохматая чёрная собака с квадратной бородой! Мысль о магических превращениях почти не успела зайти в голову, к тому же была она крайне оскорбительной для каждой из обиженных мною женщин. Но буквально тотчас из шахты донеслось разъснение, исключившее магию напрочь.