Текст книги "Фея"

Добролюбов Семен Анатольевич был человеком простым и работящим. Всегда с шутками, прибаутками к делу подходил, ничего не портил, всегда выполнял то, что от него требовалось, и за это начальство его любило. Устроиться на работу, вообще, никаких проблем не составляло, как в 80-90-е везде ему место находилось, так и в 2000-х без работы не оставался: и сантехником работал, и плитку клал, даже когда-то в цирке афиши рисовал – всё у него спорилось. Стриг сослуживцев лучше парикмахеров, на баяне играл на всех свадьбах смолоду, а сам вот не женился. А почему – никто не знал. И только он, возвращаясь с очередной смены, понимал, что это одиночество не для просто так, а потому, что сам он так решил. Раньше он хотел иметь семью и чтоб маленькие ножки по полу топали. Но не сложилось. Ведь отношения зависят от двоих, и как ты ни старайся, а сам их не построишь. Вовремя не нашлось той, с которой бы он занялся капитальным семейным строительством, а когда девушки хотели что-то строить, он уже перерос такие проекты. Семен Анатольевич, скопив определенный капитал, начал его экономить – и не для себя, а для того, чтобы было чем заняться в то свободное время, которое не занимала его работа. Он садился у торшера в зале, не включая его, и экономил. Этим и занимался в свободное время. Не включал свет, не ходил в гости и сам не звал никого. Он приходил домой и надевал старинные тапки, ведь новые нужно было купить, а значит, трогать сбережения. Нарушать целостность своего капитала он не любил. «Нет, не нужны мне новые тапки. Пусть «зверюга» растет». Так он о сбережениях своих отзывался. И «зверюга» рос. С каждой зарплатой, с каждой копеечкой. Уже можно было бы и шубу себе купить, и не обнищать, но Семен Анатольевич ходил на работу в спецовке и валенках.

– А что? Так все ходят.

– Все-то все, – подсказывал ему внутренний голос, – но у тебя уже есть возможность машину купить, а ты всё на пуговицу нижнюю жмотничаешь, ту, что сбежала прошлой зимой с телогрейки.

– А кто знает, что я богатый? Никто. Значит, меня никто и не осудит за мою жадность, а денежки лежат себе и ждут.

Чего они ждали, не знал никто, даже сам хозяин этих денежек.

Этот год стал для Добролюбова особенно хорошим – его везде хвалили, дали повышенную зарплату, пенсия начала приходить, завод на вымпелочек его фото наклеил – живи да радуйся. «Зверюга» растет, на ЖКХ, как пенсионеру, скидка большая. Но вот тоска пробирает нашего Добролюбова: поговорить-то не с кем. Кому доброе слово сказать? А всё ведь из-за чего? В юности одна аспирантка «из интеллигентных» ему сказала: «У тебя и копейки за душой нет». Это было чистой правдой. «Действительно, нет», – подумал он. – «Но я заработаю». Девушка была дочерью высокопоставленных родителей, ее папа занимал должность посла, а мама была директором школы. Тогда Добролюбов не постеснялся предложить ей руку и сердце. Ведь его сердце не дешевле того, что погружено в науку. Так-то оно так, но вот Виолетта предпочла другого: щуплого отличника с пятого курса. Парень не отличался ничем: ни умом, ни фантазией, ни строить не умел, ни кушать не хотел. Но был из хорошей семьи.

Вот так Семен Анатольевич остался холостяком. Виолетта махнула экзотическим хвостом и уехала в 90-е из СССР, оставив мужа, не желавшего бросать работу в НИИ в распадающемся государстве. А Семен Анатольевич всё мечтал, чтобы она, нет, не вернулась, а именно тогда, когда она была молодой аспиранткой, а он начинающим мастером, сказала ему «Да». Всё, что их разделяло, это были деньги. Вот теперь они у него есть! Много денег. «И машину я бы тебе купил, и на море бы мы с тобой ездили, но ты, Виолетта, ведь не только на деньги смотрела, но и на происхождение. А что я? Я детдомовский, всех моих война сожрала, чтоб ей было пусто». Повезло с Зинаидой, она после училища на квартиру пустила. Холодно было и тяжело, но пока Добролюбов не получил первую зарплату, Зинаида кормила его, квартиру бесплатно сдавала. Именно она по знакомству устроила Семена на завод, где когда-то работала сама главным бухгалтером. Зинаида тосковала на пенсии с кошкой, которую постоянно гладила.

– Вот и я пенсионер, – теперь думал Семен Анатольевич, – чего б мне кошку не завести, они же такие мягкие и домашние. На кошку я деньги найду, только бы не царапалась сильно. Хочу такую трехцветную, как у Зинаиды была, мне она очень нравилась. А завтра как раз суббота. Не работаю я. Пойду, пригляжусь, может, встретится мне моя Фея.

Так звали кошку Зинаиды, ну, вернее, изначально Зинаида Кукенкейзерман назвала кошку Фая, но Добролюбов переделал немного это имя под свой вкус. «Пусть приносит счастье», – подумал он. И кошка шла к нему на руки и отзывалась, мурлыча.

Утром следующего дня Добролюбов не сразу отправился на рынок. Он оглядел себя критическим взглядом в зеркале и решил, все-таки, купить недостающую пуговицу к телогрейке. «А то как-то стыдно: кошка будет, а пуговицы нет». Перед кем стыдно, правда, он не понимал, не перед собой это точно, быть может, перед будущей Феей, которую он решил поселить в своей трехкомнатной квартире.

Квартиру давали когда– то от кооператива, а никто не хотел ее брать – слишком далеко от города было. Да и газ не подведен. Только электричество, плит электрических в продаже днем с огнем не найдешь, на всё тогда дефицит и очереди, а сдавали дом без внутренней отделки. Молодой Семен отказываться не стал, не вечно же у Зинаиды проживать, хотя она не гнала его, а наоборот предлагала остаться подольше. Он же ей всё ремонтировал и чинил, а что, женщины ценят таких мастеровитых ребят. То хлебницу подладит, то винтик в очки вкрутит, в лампе шнур заменит, кран потекший исправит… Кто ж такого жильца прогонять-то станет? Да и кошка его любила сильно. Но, несмотря на все уговоры, Семен переехал в трешку без газа на окраине.

А теперь, тридцать лет спустя, это почти центр, вокруг множество институтов. Он бы мог еще и комнаты сдавать учащимся студентам, чтобы «зверюга» рос стремительнее, но Семен Анатольевич любил покой. Поэтому растить свои капиталы за счет сдачи комнат в аренду не желал.

И вот субботним утром, две остановки на трамвайчике, немножко пешком по морозцу, и перед ним, как на ладони, аллея, уставленная клетками и манежами, котятами и щенками, лай и мяуканье стоит в ушах, а еще пенье попугаев и какого-то бездомного мужчины, просящего милостыню со щенком на руках. Добролюбов не любил рассматривать животных, ему всегда казалось, что они обречены на плохих хозяев и рождены для продажи, а те, кто ими торгует, отдадут щенка или котейку в руки любому, лишь бы не торговался. Семен Анатольевич шел вдоль рядов с кормами и рыбками, водорослями и кроликами, тут были и шиншиллы, и хомяки, и мыши, и змеи в аквариумах с подогревом. Коты и собаки разных пород – мерзли все, и хозяева, и питомцы – мороз стоял лютый.

– Что ж меня вынесло именно в этот день-то за котом, – думал про себя Добролюбов. – До весны, что ли, я подождать не мог. И без нижней пуговицы холодновато. Как ра

...

конец ознакомительного фрагмента