Текст книги "Поцелуев мост"

Глава 4

Не успела я прийти в себя, отдышаться, как следует – кто бы мог подумать, что после непродолжительного по времени полового акта я буду задыхаться, как победитель марафона на финише – раздался звонок телефона.

– Да? – ответила я, предварительно прокашлявшись.

– Подавилась что ли? – раздался ворчливый, бабушкин голос. – Спишь? Вставай, давай. Иди к «Реалу». Я сахара взяла, риса, соли, тушёнку еще.

– Бабуль, ты в прошлую среду соль брала, – проныла я в трубку.

– Запас карман не тянет. Пошевеливайся, – гаркнула бабушка и бросила трубку.

Всё это время я лежала на расслабленном плече Федоса. Он перебирал пальцами мои волосы и, закрыв глаза, размеренно дышал, будто спал.

Внезапное понимание, что лежать вот так, растянувшись после секса, закинув ногу на федосовское бедро – это нормально, не побоюсь сказать правильно – шокировало.

Я подскочила с дивана, словно ошпаренная. Рванула в сторону двери, заметив там свои скомканные трусы. На ходу пыталась натянуть на задницу майку, поняв, что моя пятая точка бесстыже выглядывает из-под короткой майки. Пока я скакала, судорожно надевала нижнее бельё, Федос спокойно встал, подошёл ко мне, уставился сверху вниз.

– Куда снова побежала? – поинтересовался он, придержав меня за руку, когда я едва не распласталась из-за собственной спешки и хаотичных, расфокусированных движений.

– Бабушка. Там, – объяснила я, подтягивая резинку трусов.

Зачем-то, видимо для надёжности, я подпрыгнула, как в детском саду, когда натягивала противные, вечно тянущиеся у ступней колготки.

– Понял, – снисходительно ответил Федос, поправил мои многострадальные трусы, чем ввёл меня в ступор. – Топай в ванную, потом я, – отдал он приказ, показывая на собственный половой орган на котором ещё держался презерватив.

Не такой и опавший орган, между прочим. Который до этого, между тем же прочим, находился во мне. Федосовский член во мне, да. О, господи…

В ванную я, конечно, пошла, вернее побежала. Включила воду, уставилась на собственное отражение в небольшом зеркале над раковиной. Волосы взлохмаченные, торчат, как пучки сена из вороньего гнезда. Щёки румяные, куда только пропала моя вопиющая бледность. Зацелованные губы.

Главное – глаза. В первый момент я даже испугалась. Отступила на полшажка, потом приблизилась обратно. Всегда светло голубая, почти прозрачная, совершенно невзрачная радужка, горела, сверкала, как новогодняя иллюминация.

Интересно… вот как, оказывается, выглядит женщина после хорошего, качественного секса. А если заниматься им всю ночь и помнить об этом на утро? Фантастика. Ооо… от неожиданности я приоткрыла рот, и тут же его захлопнула.

Размечталась коза о капусте. Неизвестно, что нашло на Федоса, в любом случае нужно воспринимать происходящее, как прилив: как набежала волна, так и схлынет.

Из ванной комнаты выбиралась почему-то на цыпочках. Зашла в комнату, уставилась на Федоса, он успел одеться. С видимым интересом он изучал содержимое книжных полок, которые висели вдоль стен и были завалены всякой всячиной. От книг, позабытых за ненадобностью музыкальных дисков, сувениров всех мастей, до рамок с моими акварелями с видами Петербурга, особенно часто там встречался родной микрорайон, излюбленный Поцелуев мост через который я трижды в неделю бегала в художественную школу на Крюковом канале. Были там и изображения нового музея Флота, Новой Голландии – старой, ещё не отреставрированной её части, и кони у Манежа Конногвардейского бульвара и даже кот, который обитал в одном из проходных дворов. Когда-то я всерьёз считала себя художником.

Странно смотрелся Федос в моей комнате, пожалуй, чужеродно. Словно это не он был в комнате, а комната вокруг него. Маленькое помещение вокруг статного человека. Вспомнилась его квартира, вернее то, что я успела увидеть. Комнатушка, в которой мы сейчас находились, была не больше ящика для рассады, в которой жил Чиполино по сравнению с хоромами Федоса.

Диван-кровать вдоль стены, трёхстворчатый шкаф, комод, над ним зеркало, рабочий стол, полки. Распластанные вдоль стен папки – наследство художественного образования. Распиханные по всем доступным углам и щелям рисунки, тубусы, прижатый стулом мольберт. Главное – общая атмосфера неустроенности, словно я здесь не жила, а лишь гостила.

Раньше я не чувствовала подобного. Жила и жила. Время от времени убиралась. С переменным успехом старалась не завалить пространство вещами: юбками, платьями, нижним бельём. Вспоминала, что для них существует шкаф.

– Пришла, – сказал Федос, когда обернулся.

Скользнул по мне нечитаемым взглядом. Молчаливо обогнул, не задевая, вышел из комнаты.

Я шлёпнулась на диван, зачем-то натянула на колени полы махрового халата, который мне подарила мама на шестнадцатилетние. Замерла, подспудно ожидая, как хлопнет входная дверь за нежданным гостем. Сейчас? Прямо сейчас?.. Вот сейчас точно.

– Чего печалишься? – вместо щелчка замка услышала я.

Федос материализовался будто ниоткуда. От неожиданности я вздрогнула. Оказывается, на какое-то время я провалилась в астрал, небытие – привычка, а может защитная реакция психики, когда ожидаешь неприятное, при этом неизбежное событие.

Способность, которую я приобрела в детстве – так время до обязательного вердикта бабушки или мамы, что я в очередной раз сотворила что-то отвратительное, начиная с собственного рождения, заканчивая порванными колготками или тройкой по математике, пролетало незаметно.

– Ты не ушёл? – не то спросила, не то икнула я. Уж очень звук получился странным.

– Ты меня выгоняешь, что ли? – уставился на меня Федос, нахмурив тёмные брови.

– Не-е-е-ет, – протянула я. – Не выгоняю.

– Вот и отлично, пойдём бабушку твою встречать. Это же она звонила?

– Она, – кивнула я.

– Тогда пойдём.

Видеть Федоса второй раз за день, да ещё в собственном пространстве, среди привычных многоэтажек, газонов с примятой травой, крохотных бистро, пивных баров, торгующих дешевым пивом, было ещё более странно, чем всё, что происходило этой ночью, утром и позже, уже в моей комнате.

– Куда? – спросил Федос, останавливаясь у своего шикарного автомобиля.

– Я это… пешком, – замялась я.

– Не понял, – нахмурился Федос.

– Ты же спешишь, – выдала я.

Естественно, Федос должен был спешить. Деловые люди, предприниматели, бизнесмены и прочие неизвестные мне существа обязательно должны куда-нибудь спешить. На встречу, подписать многомиллионный контракт, в сауну с друзьями и проститутками, в Куршавель, наконец. На этом моя фантазия иссякла, в отличие от уверенности, что Федос просто обязан торопиться.

– До пятницы я совершенно свободен, – попытался пропищать Федос, пародируя Пятачка из советского мультфильма.

Фактурного такого, выше метра девяносто, широкоплечего Пятачка.

От неожиданности я рассмеялась, и уже вполне уверенно забралась в салон знакомой машины. Красивый салон, между прочим. Такой же шикарный, как его владелец. И пусть он совершенно не подходил мне, вернее, я ему – ничто мне не мешало получить удовольствие от небольшой автопрогулки.

Неизвестно, когда представится такой случай – прокатиться на дорогом автомобиле. У меня знакомых с такими машинами не было, я даже такси заказывала эконом-класса, и то не чаще одного раза в пятилетку.

Добрались мы быстро – один квартал не расстояние для машины. Бабушка стояла у ступеней универсама и, хмурясь, вглядывалась в прохожих, идущих со стороны нашего дома.

– Чего так долго? – недовольно пропыхтела бабушка, когда я подошла к ней. – Вся в отца, тот тоже везде опаздывал. Не торопился, он. Не спешил.

– Кто понял жизнь, тот не торопится, – раздался сверху голос Федоса. – Здрасте, тёть Лен.

– А этот, что здесь делает?

Вместо уместного «Здравствуй, Федя», «Здравствуй», наконец, небрежного «Привет» в сторону Федоса, бабушка уставилась на меня в ожидании ответа.

– Давайте сумки, – с улыбкой проигнорировал бабушкино поведение Федос.

Подхватил три увесистых пакета, словно те ничего не весили и отправился в сторону автомобиля, показывая на ходу кивком головы, чтобы мы следовали за ним. Я с сомнением покосилась на бабушку, та же, ничуть не смущаясь и не сомневаясь, прошествовала за высокой фигурой Федоса.

– Богатая машина, – сделала комплимент бабушка, когда уселась на переднее сиденье. – Неудобно только, низко, – добавила тут же, видимо, для острастки, чтобы всякие двухметровые Пятачки не зазнавались.

– В следующий раз приеду на джипе, – усмехнулся Федос, глядя на дорогу. – Он высокий. Вам понравится.

В это время я смотрела на руки водителя, которые расслаблено лежали на руле. Большие ладони, сильные и ухоженные. Совсем не похожие на руки, которые я помнила у соседского мальчишки Федоса – вечно в заусенцах, царапинах, несмывающемся никогда мазуте. Даже на первое сентября, когда дядя Толя заставлял Федю надеть белую рубашку и галстук, руки его оставались тёмными, мозолистыми, совершенно неподходящими к отглаженной сорочке и натёртым до блеска туфлям.

– У тебя и джип есть? – якобы уважительно проговорила бабушка. – Смотри-ка, наворовал, так наворовал, – кивнула она. – Правду говорят: «полюбить, так королеву, воровать так миллион».

Федос лишь ухмыльнулся в ответ, зато я поймала смеющийся взгляд светло карего глаза в зеркало заднего вида. И увидела, как этот глаз подмигнул мне, хоть я и не королева, да и миллиона у меня не своруешь. Из заначек только пищевые наборы, которые исправно носила бабушка из универсама по средам.

Доехали быстро, кажется, даже быстрее, чем к универсаму. Федос вышел первым, помог выкарабкаться бабушке. Я выскочила сама, проигнорировав немного осуждающий мужской взгляд, мол, могла бы и дождаться рыцарской помощи.

Федос подхватил пакеты из багажника, который, кажется, ошалел от того, что в нём прокатились крупы и тушёнка по скидке. Невозмутимо зашёл с нами в лифт, на нужном этаже подошёл к двери квартиры и уставился на меня, ожидая, когда я открою.

– Ты что же, знаешь, где мы живём? – бабушка окинула Федоса подозревающим во всех смертных грехах взглядом.

– Конечно, мы вместе ездили выбирать. Не помните?

– Я-то помню, – кивнула бабушка. – А вот ты, чего ради, спрашивается, в голове держишь?

– Оно само! – сверкнул улыбкой Федос. – Да вы не переживайте так, тётя Лена.

– Какая я тебя тётя Лена? – взбеленилась в ответ бабушка.

Я мысленно схватилась за голову. Началось. Бабушку по всем возможным документам звали Олёна, именно через букву «О». Долгое время, для удобства окружающих, она называла себя Леной, сроднилась с этим именем, можно сказать, срослась.

Однако, в последнее время на бабушку что-то нашло. Она стала требовать, чтобы окружающие, включая тех, кто иначе, чем Лена, Елена её не называл и не знал, начали звать её по паспорту – Олёной. Обязательно через «О». Никакой Алёны, через «А» она признавала и не собиралась.

На диалекте той местности, где родилась и выросла бабушка, это получалось легко, вот только большинство знакомых, включая меня, имя «Олёна» никак не могли это произнести. Ерунда какая-то выходила.

– Тётка Олёна я, – назидательно проговорила бабушка. – Понял, обормот?

– Понял, – тут согласился Федос. Видимо и с Олёной, и заодно с обормотом.

Потом мы сидели на кухне, которая сразу, как только туда вошёл Федос, стала меньше раза в три. Бабушка курсировала вдоль небольшого кухонного гарнитура: мойка, стол, узкая тумба, холодильник. Я вздыхала над тарелкой – сегодня я уже ела, прошло совсем мало времени, чтобы еда вызывала у меня аппетит. Федос же поглощал наваристый борщ с завидным энтузиазмом, заедая белым хлебом с майонезом.

– Есть тебе надо, – напомнила бабушка цель моего пребывания за столом. – Тощая, смотреть страшно.

– Не хочу, – проныла я.

– Ну и не хоти, – огрызнулась бабушка. – Так до старости и просидишь одна. Мужики не собаки, на кости не бросаются, а в тебе и приличного супового набора костей нету, – добавила, стрельнув в мою сторону гневным, осуждающим взглядом.

Я же посмотрела на Федоса, он в свою очередь молча наворачивал борщ, аж за ушами трещало. Молчание, как известно, знак согласия. Сразу вспомнилась Нелька – жена Федоса, которая не жена – в той точно парочка суповых наборов уместилось, с таким-то ростом. Маринка – его одноклассница, которая была влюблена в Федоса с седьмого по девятый класс, пока его в колледж из школы не выставили. У той уже к восьмому классу «женские прелести» были больше, чем у меня в двадцать шесть лет. И заодно море разливанное других женщин в жизни Федоса, которых я не знала, в глаза не видела, но что они были – не сомневалась. И что они фактурней меня – тоже.

– Как отец? – участливо спросила бабушка Федоса, пока я старалась не испепелить его взглядом за молчаливое согласие или не разреветься от обиды, как дошкалёнок.

– Нормально. Работает, – ответил Федос.

– Там же?

– Там же.

Отец Федоса, сколько я его знала, работал на судостроительной верфи сварщиком, чем вызывал неизменное уважение моей бабушки. «Человек при деле, профессии, на одном месте всю жизнь», – любила она привести его мне в пример, как бы говоря, что есть на свете нормальные люди, не то, что я, естественно.

А я что? Сварщик из меня получился бы еще хуже, чем художник, так что, несмотря на понимание всей глубины собственной никчемности и неприспособленности к жизни, я порадовалась за судостроительную верфь.

– Как только у такого порядочного человека, такой обормот вырос, – наигранно горько вздохнула бабушка. – Вот в кого ты такой бестолковый уродился. В мать?

– Не знай, – пожал плечами Федос.

– Чего бы тебе не пойти по следам отца, Федь, – бабушка даже села рядом, упёрла пухлую щёку в руку, громко, с надрывом выдохнула. – Пропадёшь ведь. Сгинешь за паршивый червончик. Поймают тебя на границе с этими машинами, что делать-то будешь? В тюрьму пойдёшь? Об отце подумал, за что ему на старости лет такое?

– Я, тёть Лен, машины давно не гоняю, – спокойно ответил Федос. – И когда гонял – это было законным делом. У меня теперь официальные салоны по продаже новых автомобилей. «Гранд» называются, может, слышали?

– Салоны… продажи… Нету среди вашего брата порядочных людей. Одни кровопийцы, да жулики. Пересажают вас скоро, так и знай!

– Не за что меня сажать, – флегматично ответил Федос. – Борщ – бомба, – ловко перевёл он беседу. – Лучшее, что я ел за последние лет десять.

– То-то же, – довольно ответила бабушка и забралась в морозильник за варениками. – Тебе с картошкой, творогом или вишней? – обратилась она к Федосу.

В мою сторону даже не посмотрела, оно и понятно, вареники я не любила сильнее борща. Аппетит имела отвратительный. Одно расстройство кормить меня, никаких нервов не хватит.

– Ну что, поехали? – заявил Федос после сытного обеда, глядя на меня. – Тётя Лен, отпустите со мной Илву?

– Что я ей, хозяйка что ли, – взмахнула руками бабушка. – Взрослая уже, сама решает, как ей жить. Толку-то от тех решений, – не удержалась она от укола.

За время короткого диалога Федоса с бабушкой, я решила, что никуда с ним не пойду. И не поеду. Вообще никуда. И никогда. Совсем. Накатила неясная апатия. Настроение, скачущее, как сошедшая с ума диаграмма, ухнуло вниз, ниже пола и растеклось сопливой лужей.

Но от очередного намека на мою бестолковость захотелось встать и уйти. Всё равно куда, без разницы с кем. Федос – отличная компания! У него шикарная машина, крепкие мышцы, живописная дорожка волос, убегающая вниз живота и потрясающий по всем параметрам половой орган.

На улице каждой девушки должен перевернуться камаз с пряниками. На моей перевернулся Федос с… членом.

Глава 5

Я внимательно огляделась по сторонам. Сверкающие поверхности везде, от пола до потолка. Глянцевая стойка администратора, такие же столы менеджеров по продажам. Главное же – натёртые до зеркального блеска бока новеньких автомобилей.

Мы приехали в один из салонов по продаже машин «Гранд», который принадлежал Федосу. Меня не спрашивали, просто привезли, впрочем, я не возражала. Всё, что угодно лучше, чем торчать в четырёх стенах в компании вечно недовольной бабушки.

Вообще-то, бабушку я искренне любила. Просто старалась реже попадаться ей на глазах. В условиях тесной двухкомнатной квартиры, которая нам досталась за две небольшие комнаты в коммунальной квартире, особенно не спрячешься.

Нашу большую коммуналку Федос задумал расселить сразу после того, как вернулся из армии. Поначалу всем это показалось неосуществимой фантазией. Квартира – огромная, проживающих много, прописанных и того больше. Предоставить каждому жильё, желательно отдельное, пусть и на окраинах города или в пригороде – анриал. Откуда у мальчишки из рабочей семьи, который с трудом окончил колледж по специальности «автомеханик», возьмутся деньги?

Взрослые говорили, что Федос изменился. У него появились дорогие вещи. Не купленные в дисконте, не китайская не подделка, сшитая мастерами в соседних подвалах, а самые настоящие, фирменные, а то и брендовые. Правда, я ничего такого не замечала. Как ходил Федос в тренировочных штанах и кроссовках, так и продолжил ходить. Вот сверкающие часы у него на запястье заметила – огромные, хоть грецкие орехи коли.

К тому же, мы жили хоть и в центральной части Санкт-Петербурга, престижным это место нельзя было назвать. Проходные дворы-колодцы, перемежающиеся с крохотными скверами. Дома, стоящие под разными углами, облупившиеся фасады не лицевой части, иногда и той, что выходила на проезжую часть. Окна, часто упирающиеся в соседние окна или в стену. Руку протяни – достанешь.

Невский проспект, Исаакиевский собор, Спас на крови – до всех достопримечательности было рукой подать, но непосредственно в нашей части города находились лишь несколько доходных домов, вызывающих интерес архитекторов и историков, да живописные Питерские крыши, по которым ушлые ребята проводили экскурсии.

В ту пору я почти не встречала Федоса. Ему было около двадцати лет, он стал взрослым, важным. В моих глазах он ничем не отличался от любого другого парня, живущего своей зрелой жизнью, непонятными и неинтересными мне заботами.

Конечно, он всё равно оставался тем самым, обожаемым Федосом. Я радовалась, когда случайно пересекалась с ним на коммунальной кухне или во дворе. Была счастлива перекинуться парой слов. Спрашивала про его дела, он что-то отвечал о машинах, которые начал гонять из Европы, про страны, в которых побывал. В основном, правда, рассказывал про таможни, а не исторические достопримечательности, но мне всё было интересно. В ответ он дежурно интересовался моими оценками, велел учиться и вести себя хорошо. Однако в дни, когда я Федоса не встречала – совсем не скучала.

Федос – он был как новый год, который приходил вопреки числам на календаре. Вспыхивал яркой иллюминацией взрослой жизни и исчезал на несколько месяцев. Я же оставалась в своём, подростковом мирке. Среди героев Марвел и ДС, новых серий Гарри Поттера, в заботах об оценках за триместры и год, о занятиях в художественной школе и обязательных планерах по весне.

Если бы меня в те месяцы спросили, хочу ли я уезжать из центра города, из квартиры, к которой привыкла, от приятелей, не только из гимназии, художественной школы, но и дворовых, дружбу с которыми не поощряла мама, я бы ответила твёрдое «нет». Меня бы, конечно, никто не послушал, но я бы сказала.

Спустя время, пожив в отдельной квартире, где все полки в ванной комнате принадлежат тебе, не нужно делить верёвки для белья, а на унитаз садятся только члены твоей семьи, я полностью согласилась с решением мамы и бабушки. Тогда же я была просто в бешенстве.

Помимо самого факта отрыва от привычной среды, мне предстояло ежедневно ездить в гимназию сначала на электричке, потом на метро, а после идти пешком, мимо дома, в котором я выросла и где осталась наша с мамой комната.

Не могло идти речи о том, чтобы поменять хорошую языковую гимназию на «дворовую» школу новостройки, где учились все, кто рядом прописан. Мама была категорически против, впрочем, я тоже. Кому в средней школе хочется оказаться в числе «новеньких», на которых с исследовательским интересом смотрит уже сплочённый коллектив подростков? Уж точно не девочке с невзрачной внешностью и весьма средних талантов. Обожаемую художественную школу я тем более не собиралась бросать, даже на минуту не задумывалась об этом.

Стараниями Федоса, мамы и бабушки я потеряла минимум два с половиной часа в день, которые уходили на дорогу. Была вынуждена в перерывах между гимназией и художественной школой либо бесцельно бродить по городу, либо отсиживаться в библиотеках. На уютные кафе у меня денег не было. Хватало на приличный обед в школьной столовой и лёгкий перекус после художки. Как не злиться?

Так или иначе, благодаря изворотливости Федоса, соседи разъехались кто куда. Знаменитый алкаш получил комнату в малонаселённой коммуналке и небольшую сумму денег, которую пропил в первые месяцы. Марго отыскала себе крохотную квартирку тут же, в центре. Были те, кто просто брал деньги, уезжал из города или покупал дачу к уже имеющемуся на стороне жилью. Нам же досталась двухкомнатная квартира в приличном микрорайоне ближайшего пригорода. Не так и плохо, если трезво посмотреть на ситуацию.

Почти до шестнадцати лет мы продолжали жить с мамой в одной комнате, потом она вышла замуж, съехала от нас с бабушкой, и у меня появилась отдельная комната и возможность спать на «взрослом» диване. До этого момента в моём распоряжении было раскладное кресло. В комнате по сей день находились некоторые мамины вещи, стояла мебель, которая перекочевала с нами из коммуналки, кроме полок вдоль стены, но всё-таки это было моё личное пространство, которое никто не нарушал. Ну, кроме бабушки, естественно.

Почти всю дорогу к салону «Гранд» Федос молчал, я тоже предпочитала не разбрасываться словами. Что я могла сказать? И Федос, и вся ситуация свалились на меня, как снег на голову, а мне ещё нужно было сосредоточиться на том, что будет, когда этот странный карнавал закончится.

Завтра Федос пропадёт, а мне нужно будет с этим жить. Одно дело – спокойно есть, спать, заниматься своими делами и вспоминать с неизменной теплотой о бывшем соседе, который все эти долгие годы оставался тебе… Федосом он оставался. Совсем другое – знать, что он бросил тебя после нескольких занятий сексом.

Я вполне была готова к такому повороту, честно говоря, совершенно не рассматривала другой вариант. Но обманывать себя, убеждать, что это не ударит по моей и без того не слишком высокой самооценке, не получалось. Самообман мне всегда давался с трудом. Иногда, в качестве эксперимента, я пыталась убедить себя, что на самом деле интересная личность, красивая девушка, но здравая мысль, что всё это – ложь, быстро возвращала меня на место.

В силу своего образования, кругу общения в академии, я встречала много интересных личностей, творческих натур, начитанных знатоков всего и вся – и точно не была такой. Мне и не хотелось таковой становиться.

Про внешность я уже говорила: на любителя. Получив художественное образование, я понимала, что любая внешность – уникальна, но, живя в современном мире, трудно спорить с тем, что у женской красоты есть стандарты, в которые я совсем не вписывалась.

Все же девушки, которые окружали Федоса на моей памяти, очень даже вписывались в пресловутые стандарты. Ростом, фигурой, яркостью.

Зайдя в салон, я тут же столкнулась с подтверждением своих размышлений. Из-за сверкающей стойки выплыла администраторша – высокая стройная брюнетка. Она взмахнула наращенными ресницами над бровями вразлёт и произнесла пухлым ртом, похожим на рот рыбки-попугая:

– Фёдор Анатольевич, вас дожидаются из «Стенда».

Я понятия не имела, кто именно дожидается, из какого «Стенда», более того, меня ввело в короткий ступор имя «Фёдор Анатольевич». Кто здесь целый Фёдор Анатольевич, почему рыбка-попугай обращается с этими словами с Федосу? Лишь спустя несколько мгновений сообразила, что Федос – вообще-то Фёдор. А если его отца зовут «дядя Толя», логично, что отчество у Фёдора – Анатольевич.

– Понял, Анжела, – ответил Федос.

Перед тем, как скрыться в глубинах подсобных помещений, он махнул в мою сторону, посмотрел на Анжелу и сказал:

– Организуй кофе, чай, всё, что понадобится Илве… Янисовне.

«Янисовне» было произнесено с выражением Архимеда, который воскликнул ставшее притчей во языцех «Эврика».

Анжела перевела на меня полный дружелюбия взгляд. Примерно так же добродушно смотрят королевские кобры, перед тем, как убить и проглотить добычу.

– Илва Янисовна, – скользнул по мне взгляд синих, запечатанных в цветные линзы глаз. – Вы что-нибудь желаете?

Первым порывом, самым естественным для меня, было желание ответить, что не стоит утруждаться. Вторым стало желание попросить лангустинов в соусе терияке, паштет из северного оленя с вареньем из шишек и клюквы или ещё чего-нибудь безумного для места, где продают автомобили. Победило третья, самая тривиальная, достаточно вежливая просьба – капучино.

Я устроилась в месте для посетителей, где покупатели ждали оформления сделки, а те, кто пригнал машину на ремонт – окончания работ. Попивала кофе, поглядывала по сторонам.

Да-а-а, кто бы мог подумать, что мальчишка, который рос в коммунальной квартире, хулиганил, вылетел из школы при первой возможности, которая подвернулась директору, дрался от лица «наших» с «не нашими», тайком курил в парадной, носился по крышам, пережидал бурю в лице разгневанного отца на чердаке и состоял на учёте в комиссии по делам несовершеннолетних, в итоге достигнет подобных высот.

Вон, даже администратор у него не абы какая-то девочка, а сущая рыбка-попугай. Такие за среднюю зарплату улыбаться и вилять бёдрами перед посетителями и начальством не станут.

Время от времени ко мне подсаживались посетители, некоторые пытался вникнуть в договор купли-продажи или банковский договор кредитования, кто-то смотрел на монитор, на котором отображалась ремонтная зона, многие просто не отрывали взгляда от телефона.

Иногда к Анжеле подходили другие девушки. Они о чём-то оживлённо шептались, после подошедшая делала круг по салону, совершала любой другой манёвр, чтобы между делом разглядеть мою скромную персону.

Юбка-колокол чуть выше колена, самая обычная белая футболка, спортивные босоножки, минимум косметики – тушь для ресниц и блеск для губ – в каком виде отправилась за бабушкой в универсам, в таком и уехала с Федосом.

Скажу честно, на полновесную Илву Янисовну я не тянула, зато вызывала нездоровый интерес у работниц «Гранда».

Примерно через пятнадцать-двадцать минут, когда я уже подумывала, что самое лучшее, это прямо сейчас просто уйти – избавить себя и Федоса от неловкого прощания, несмотря на то, что слова «Федос» и «неловко» не сочетались в одном предложении и ситуации, – ко мне подплыла Анжела и протянула:

– Фёдор Анатольевич ждёт вас.

– О? – ничего более интересного мне в голову не пришло.

Хотела бы я сказать, что от неожиданности, но правда состояла в том, что в мою голову редко приходило что-нибудь интеллектуальное. Факт того, что я находилась в салоне новых автомобилей после того, как переспала с его владельцем… и этот владелец не некто рандомно выпавший, а сам Федос, подтверждал этот факт лучше тысячи слов. Прямо Раффаэлло!

– Я провожу, – продолжила Анжела, шагнула в сторону, пропуская меня вперёд.

Так мы и шли. Я со своим росточком, в юбке дурацким колокольчиком и в босоножках на плоской подошве и Анжела с её губами, почти гренадерским ростом и шпильками не меньше двенадцати сантиметров.

– К Федору Анатольевичу, Илва Янисовна, – известила Анжела девушку за столом приёмной директорского кабинета.

Девушка, не старше тридцати лет, такого же телосложения как Анжела, с точно такими же губами, поднялась со своего места и поспешила открыть мне дверь, не забыв бросить недоумённый взгляд на коллегу.

Конечно, всё произошло очень быстро, никто не разглядывал меня в упор, не крутил пальцем у виска, не кривил губы, но посвятив не один год художественному ремеслу, человек невольно становится более внимательным к деталям, я не была исключением.

– И всё-таки конфета, – прогудел Федос, когда за секретаршей – как я подумала, секретаршей, – закрылась дверь. – Я немного поработаю, подождёшь меня? Не торопишься?

– Нет, – пожала я плечами.

Не торопиться, как считает бабушка, моя вторая натура. Да и некуда мне было спешить в тот день, как и в любой другой.

– Точно? Не проблема? – уточнил Федос.

– Нет, – мотнула я головой, отмечая своё «красноречие».

Я уселась на диван, который расположился вдоль стены. Полистала несколько буклетов с рекламами машин, в которых ничего не понимала, зато почти решилась приобрести одну из представленных моделей. Красную. Всего-то за десять миллионов убиенных тушканчиков. Хорошо, что я против кровопролития, тушканчикам в тот день ничего не грозило, да.

Федос уставился в монитор ноутбука, что-то там читал, шевелил губами, делал пометки на листах с распечаткой мелким шрифтом.

Мне не оставалось ничего другого, как заглянуть в телефон. Почитать книгу, посмотреть кино, благо наушники всегда были со мной, погулять по социальным сетям, как следует изучить страницы Федоса, погуглить его имя.

В конце концов, должна же я была узнать хоть что-то об обладателе шикарного члена, помимо того, в каком возрасте он напился, когда лишился девственности, какой дизайн у его квартиры, и что на лестничную площадку с этой самой квартирой можно пробраться через чердак соседней парадной.

Быстрый поиск ничего не дал. Полупустые страницы, отмеченные кем-то фотографии, где Федос улыбался в разных компаниях и ситуациях. Иногда попадались фото с женщинами, как я и думала, все а-ля Анжела, с шикарной внешностью и губами как у рыбки-попугая.

Успела представить себя с таким ртом над узким, острым подбородком – как говорится, «такую красоту испортить невозможно», – содрогнулась, вздохнула. Героически отмела мысль о пластическом увеличении груди. Во-первых, сумму, которую просят пластические хирурги, я потратить не могла. Во-вторых, на остальном худом теле такие груди смотрелись бы двумя небоскрёбами в Дубае на фоне плоской пустыни.

В итоге же, ничего интересного не обнаружила. Федос был Федосом и никем больше. Уникальным, а это я знала и без интернета, примерно с своих трёх лет.

– У тебя нет зарядки? – я взмахнула телефоном, не очень-то надеясь, что для моего скромного смартфона найдётся зарядное устройство в кабинете его высочайшего высочества Фёдора Анатольевича.

– Надо глянуть, – удивил меня Федос. – Дай телефон-то, – подсказал он. – Я не вижу отсюда, какой у него разъём.

Я пошла к Федосу, предварительно судорожно скинув все ссылки, закрыв окна. Не хватало попасться на интересе к его персоне. Я вообще-то здесь случайно отказалась. Меня позвали я и пошла. Сижу вот, примусы чиню.