Текст книги "Твоя звезда"

Вера приехала быстрее, чем он рассчитывал. Он даже не успел распихать по шкафам валявшиеся по всей квартире вещи. Он думал, не рассказать ли ей о том, что произошло с его квартирой, но когда она вошла – беленькая, румяная, веселая, приятная, как обычно, – Степа передумал. А какой смысл ей рассказывать? Чем она может ему помочь? Вера пришла – это как веселый мультик, в котором ни слова серьезного. Приятно, весело и хорошо, все смеются, говорят глупости и пляшут на солнечной лужайке. А потом начнется обычная жизнь и проблемы, которые нужно будет решать.

– Ты уйдешь от мужа? – на всякий случай спросил Степа, после того как Вера, поцеловав его еще раз, изогнулась, как мягкая, гибкая, быстрая кошечка, и встала.

Нисколько не изменилась – ни фигурой, ни голосом. Так всё знакомо, так всё сразу всколыхнулось… Был момент в их отношениях, когда чуть-чуть, самую малость ему стала надоедать одинаковость их встреч, но надоесть как следует не успела. Вера вовремя вышла замуж. Сейчас он толком не понял, что произошло.

– Я соскучилась по тебе. Ты мой самый-самый любимый… – проворковала Вера и погладила его теплой, гладкой ручкой. – Ты прекрасен, как никогда. Я так люблю просто на тебя смотреть. И не просто… – Она засмеялась. И снова его поцеловала, и снова…

Степа закрыл глаза. А когда открыл, Вера уже быстро одевалась.

– Так, я поеду, – деловито сказала она. – Нет женщины, правильно? – Она мельком огляделась. – Значит, я опять буду твоей женщиной.

– Ты ушла от мужа? – повторил Степа.

– Я что, с ума сошла, Степик? Посмотри, во что я одета, и всё поймешь.

Степа сел на кровати.

– Во что?

– Ладно! Ты всегда такой был. Тебе же всё равно, во что я одета, во что ты одет… Как у тебя дела? – запоздало спросила она и засмеялась: – Уже некогда даже слушать, как у тебя дела. Я надеюсь, всё хорошо?

– Ну да, – кивнул Степа. – В окно пока не прыгнул.

– Не вздумай прыгать в окошко! – Вера погрозила ему пальчиком. – Ты чего? Такие красивые в окно прыгать не должны. А кого женщины любить тогда будут?

Степа пожал плечами.

– Так, ну-ка… – Она подошла к нему, взяла одной рукой за подбородок, другой убрала ему волосы со лба. – Что такое? Степик грустит? Ролей нет?

Степа подумал, что вот самое время все ей рассказать, открыл рот, но Вера поцеловала его и быстро вышла из комнаты.

– Я тебе напишу и еще приеду, поболтаем!

– Ага, – кивнул Степа.

Если иметь в виду, что приезжать ей больше некуда… Но сказать об этом как-то не получилось.

– Скучаю о тебе! – крикнула Вера из прихожей. – Не могу жить без твоей красоты! Вот представляешь? Встаю утром и думаю – как там мой Василёчек? Почти каждое утро думаю! Я рада, что у тебя никого нет. Ведь у тебя никого нет? А? – Вера заглянула в комнату, застегивая пальто.

Степа, сидя на кровати, помотал головой. Надо, наверно, встать, проводить ее. Она даже не заметила оборванную бумажку на двери. И вообще он хотел сказать, что встретил еще одну Веру, тоже прекрасную, но совсем другую, и теперь эта Вера болеет… Но не нашел нужных слов, да и Вера быстро-быстро собиралась. Сходила в сапожках на кухню, попила воды, быстренько его чмокнула, полностью одетая покрутилась перед большим зеркалом, заставила его встать, поцеловать ее на прощание.

Когда Вера уехала, Степа сел обратно на кровать, слушая себя, удивляясь, как же пусто внутри. Кажется, раньше так никогда не бывало. После близости с Верой у него как будто появлялись силы, хотелось срочно что-то делать, куда-то звонить, договариваться о работе, о новых ролях, куда-то ехать…

Он стряхнул несколько светлых волосков с подушки. Наверное, надо встать, одеться и пойти в магазин за вином. Это будет самое лучшее. Степа помотал головой. Вообще-то пить сейчас – это последнее дело. Просто уж очень тошно на душе после Вериного внезапного появления. Если бы он ее не любил… А он ее любил и, может быть, еще любит. Не поймешь. Полчаса назад казалось, что точно любит. Но это было полчаса назад.

Степа попытался собраться с мыслями. Звонить родителям, говорить, как у него всё паршиво, и ехать к ним? Степа представил, как он приедет, сядет на маленькой кухне перед родителями, как будто он учится в пятом классе и прогулял уроки… Мама будет его жалеть, отец – ругать. Наоборот – вряд ли. А дальше что? Отец заставит пойти искать работу. А какую работу можно найти в их городке? Где закрылись почти все предприятия, которых и так-то было раз два и обчёлся… Идти к отцу на полуживой, еле-еле сводящий концы с концами заводик? Проверять старую проводку? Пить с мужиками дешевое вино в перерыв и ждать конца рабочего дня, чтобы можно было напиться как следует?

Степа, размышляя, стал собираться. Ведь не оставлять же здесь свои вещи. Телевизор бы тоже взять, зимнюю куртку… ботинки… ноутбук… В письме написано: «освободить квартиру в течение суток»… Зачем тогда опечатывать было? Чтобы ему стало страшно, он побежал занимать деньги и всё уплатил? Квартиру тогда вернули бы? А как же постановление суда? Как-то это всё несерьезно… Вообще всё в жизни теперь как будто не по-настоящему… С какого момента? Когда это началось?

Степа несколько раз умылся холодной водой, попробовал расчесать спутанные волосы – Вера тоже их расчесывала, она раньше всегда так делала, и это было удивительное чувство… Степа помотал головой – совсем не время пускаться в воспоминания. И ничего в них нет – обман, пустое.

Быстро упаковав почти все вещи – у него ведь почти ничего не накопилось, кроме одежды, и то очень мало, он с сомнением позвонил все-таки своему однокурснику, с которым они когда-то вместе снимали квартиру.

– Тебе надолго? А то я теперь с девушкой живу.

– Хотя бы переночевать.

– Переночевать… У нас одна комната, она же кухня. Снимаем на двоих студию в семнадцать метров. А тебе горит?

Степа подумал.

– Да пока нет.

– Если прижмет, приходи, на пару ночей нормально. Но у нас теснота, имей в виду. И девушка у меня с характером – много курит, сильно душится…

Степа на всякий случай позвонил еще одному приятелю, Боре, с которым он сдружился на съемках у Мазорова, позвонил, просто чтобы убедиться, что тот в крайнем случае тоже не откажет. Но он уже решил, что ни у кого жить временно не будет. Ему только что пришла неожиданная и очень хорошая мысль в голову. Боря, конечно, сказал: «Приезжай, я сейчас теще позвоню, предупрежу, что тебе негде ночевать, она возражать не будет. Наверное». Друг – это друг. Но есть выход гораздо лучше. Ведь у него есть машина, есть деньги, немного, но есть – и на карточке, и тысяч семь бумажками завалялись по карманам и в кошельке. На бензин и еду хватит. Он может сесть и… поехать. Куда? Страна большая. Разберемся на ходу. Мысль, что машину могут отобрать за долги, опять мелькнула – может быть, прямо на дороге и отберут… Но Степа побыстрее отогнал эту мысль. Если решили отобрать, то уже бы это сделали – машина стоит во дворе, всё очень просто – подъехал и увез.

Степа оглядел собранные вещи, получается, у него толком и нет ничего – два объемных чемодана, несколько сумок, телевизор и еще отдельно мешок с ботинками, Вера любила ходить с ним в магазины и заставлять покупать всё новые и новые ботинки. Он закрыл дверь, отчетливо понимая, что дом, который он толком не успел полюбить, покидает сейчас, скорее всего, навсегда. Кое-как приладил сорванную бумажку на место – а кто знает, кто ее сорвал, может быть, соседи? Тем более, что ему сутки на сборы дали… «Странно, – мелькнула у него трезвая мысль, – а что же они не звонили, не предупреждали?» Но он мог и не услышать. Несколько дней совсем как-то выпали из жизни, когда самое дурное настроение у него было, когда казалось, что подошел к той самой черте, за которой – пустота, ничто…

Он зашел в лифт и помедлил, прежде чем нажать на кнопку с цифрой «1». А как же пацан? Степа представил, что тот сидит сейчас один, в пустой квартире, играет в телефон, что-то грызет… Невозможно ведь так его оставить. Сам он ничего не соображает, но Степа-то взрослый, хотя бы по документам. Даже если не все поступки взрослые. Вот Веру сейчас зачем пустил? Что он – зверек какой-то, со смазливой мордашкой, что она вот так влетела, покрутилась с ним и упорхнула, всем довольная? И тем, что есть он, Степа, и тем, что она пристроена и в полном шоколаде… Как это всё неправильно… Степа помотал головой. Двери лифта открылись на первом этаже, Степа выгрузил свои вещи и снова поехал наверх.

Мальчик дверь открыл не сразу, Степа уже подумал, что тот убежал к деду, на всякий случай жал на звонок, не отпуская его.

– Пошли, – сразу сказал Степа, как только дверь приоткрылась.

– Куда? – Гоша стоял в дверях с телефоном, весь измазанный шоколадом.

– Одевайся. К деду.

– Нет.

– Гоша… Мне надо уехать.

– И чо? – воинственно спросил его мальчик и попытался закрыть дверь.

– Ничего. Одевайся, я сказал. Я не могу тебя здесь одного оставить. Я… уезжаю, а у тебя больше никого знакомых нет, правильно?

Гоша закивал, потом замотал головой:

– К деду не пойду!

– Почему?

– Он псих.

– Ну… хорошо… – Степа постарался не раздражаться. Что тягаться на равных с маленьким мальчиком, стоявшим сейчас перед ним, как взъерошенный котенок, только-только научившийся выпускать крохотные коготки? – Ладно. А почему он псих?

– Псих. Я от него убегу. Мама меня отводит, я убегаю.

– А кстати, еще к кому-то мама тебя отводила?

Гоша пожал плечами, подумал.

– Да.

– К кому? Думай! Может быть, в нашем доме? К соседке, да?

– Да.

– На какой этаж?

– Не знаю. Не помню.

– Ладно. У тебя каникулы… вот, давай поедем… гм… на экскурсию. Оденься потеплее, но сначала умойся, ты вымазался весь.

– Ага, – Гоша неожиданно покладисто кивнул. – У меня вот тут болит, – показал он на живот. – И еще вот тут. – Он растянул пальцами рот и показал зубы и язык.

– А ты много шоколада съел?

Гоша неопределенно пожал плечами. Степа заглянул из прихожей в комнату, увидел разодранные пачки чипсов, шоколада, открытую коробку конфет. Когда Степа раньше видел Гошу с Верой, мальчик казался ему таким паинькой… Стоял, хлопал глазами… Как с ним обращаться? Степа никогда не общался так близко с детьми. У кого-то из его ровесников уже есть дети, но Степа не готов, категорически не готов заводить детей. Правда, дети появляются и тогда, когда ты совершенно не готов к этому. Иногда он думал – вот забеременела бы Вера, его Вера, прежняя, ласковая, быстрая… Что бы было? Но Вера не беременела. Степа не спрашивал – почему. Так бывает, наверное. Женщины ведь что-то делают, чтобы не было детей.

Степа подтолкнул зазевавшегося Гошу, тот брыкнулся в ответ. Степа дал ему легкий подзатыльник, мальчишка громко заревел. Степа растерялся.

– Ты чего? Больно?

Гоша продолжал плакать, размазывать слезы, судорожно всхлипывать. Степа совершенно не знал, что сказать, и просто обнял мальчика. Тот сначала оттолкнул Степу, а потом прислонился к нему, даже обнял обеими руками. Степа растерялся еще больше, взял ключи, лежавшие на тумбочке у дверей, покрутил ими.

– Ну вот. Хорош реветь, а? Мы с тобой отправляемся в необычное путешествие. К маме твоей пока всё равно не пустят, я звонил, узнавал. Ей нужен покой и лечение. Так что… Съездим на пару-тройку дней и… вернемся. Другого я пока придумать не могу. Давай бери вещи.

– Какие? – доверчиво спросил Гоша, одновременно стуча ногой по стене.

– Шапку. Не знаю… свитер… Что там у тебя есть… Ботинок второй найди…

Степа остановился у магазина, вышел из машины. Гоша, не обращая на него внимания, продолжал на заднем сиденье играть.

– Эй, ку-ку! – Степа открыл дверцу и натянул Гоше шапку на лицо.

Гоша поправил шапку и опять уткнулся в телефон.

– Ну, нет, слушай, так не пойдет. – Степа попытался взять телефон, но Гоша ловко отодвинулся в другой угол. – Слушай, ты что, вообще, что ли? Вылезай… Нельзя в машине одному… Воды надо купить. И съесть что-то…

С большим трудом вынув мальчика из машины, Степа подтолкнул того в сторону магазина, оставив его телефон в машине.

В магазине Гоша набрал полные руки чипсов и конфет, принес к кассе.

– А твоя мама разрешает тебе всё это есть? – поинтересовался Степа.

– Не-а, – легко ответил Гоша. – Она же в больнице.

– Легко ты успокоился, а ревел-то как, когда я пришел… – заметил Степа. – Ладно, я пробью всё это, конечно, с одним условием, что ты будешь меня слушаться.

– Ага! – улыбнулся довольный Гоша.

Степа вдруг увидел, как мальчик похож на свою мать. Какое это странное чувство. Он этого никогда не знал. Ему нравится эта женщина, точно нравится. А вот это ее сын, так похожий на нее, когда улыбается… У него такой же ровный носик, четко очерченный подбородок и, кажется, такие же глаза. Как удивительно, наверное, если ребенок так похож на тебя самого. Вот были бы у него, к примеру, еще такие же уши, как у Степы, круглые, но слегка оттопыренные…

Степа тряхнул головой. Его о чем-то спросила кассирша.

– У вас недостаточно средств! – повторила она.

– Еще раз попробуйте, не может быть, – ответил Степа. – Денег полно. На чипсы и колбасу с шоколадом нам точно хватит, да, Гошан? – подмигнул он мальчику. – И вас можем угостить.

Степа услышал, как стоявшие сзади две девчушки лет пятнадцати вдруг завозились, захихикали, одна стала спрашивать другую: «Кто? Чо? Не… Не он… Чо – он? Круто…» Степа повернулся к ним, они замолкли. Потом одна смело спросила:

– А… это вы?

– Нет, – пожал плечами Степа.

Последнее время его совершенно не узнавали, может быть, потому что он часто ходил в низко надвинутом на лицо капюшоне. Или еще почему-то. Изменился.

– Нет, вы… – стала кокетничать девчушка. – Класс… – Она тут же повернулась и стала фотографировать себя вместе со Степой. – Молодой человек, – вздохнула кассирша, – не проходит ваша карточка. Вон банкомат, попробуйте снять деньги. Может, там вам больше повезет.

Степа подошел к банкомату, на всякий случай попробовал, но он уже понял, что все деньги, которые оставались у него на карточке, сняты в счет погашения его долга по кредиту. Мало им его квартиры?

– Ну что? – Немолодая кассирша с симпатией смотрела на Степу.

Он отлично знал этот эффект. Женщины проникались к нему материнской, сестринской симпатией, любовью, которая очень быстро, иногда мгновенно переходила в настоящую влюбленность. Часто бывало именно так. Он вызывал у женщин человеческие чувства. Но только не у Веры, не у той, с кем он столько времени встречался. Вера всегда видела в нем мужчину, всегда хотела близости, хотела любить его неутомимо, до изнеможения. Степа помотал головой. Лезут и лезут мысли о ней, потому что тело живет самостоятельной жизнью, телу наплевать, что Степе сейчас нечем его кормить.

– Наличные есть? – негромко спросила его кассирша.

– Есть… – растерянно ответил Степа, краем глаза наблюдая за Гошей. Тот, по всей видимости, нацелился еще на одну шоколадку, огромную, толстую, с широкой подарочной лентой. – На место положи! – велел Степа мальчику. – Денег нет.

– Я ж говорю, ты лох, – четко ответил ему Гоша, быстро разорвал упаковку и надкусил шоколадку.

– Умный мальчик, – засмеялась кассирша. – Фильмы правильные смотрит. Надо как американцы! Бороться за себя! Помните в этом… в американском фильме… ой, забыла… А за это придется заплатить.

К ним уже подошел охранник, нарочито громко говоривший с кем-то по рации.

– Тебя засекли, – кивнул Степа Гоше на охранника. – У меня денег нет. Чем расплачиваться будем? Твоими ушами?

Степа так серьезно это сказал, что две девчушки в один голос пискнули «Ой…», но не убежали, а стали снимать видео и ставить истории.

У Гоши тут же задрожали губы.

– Что ж вы так с сыном-то… – мягко, но укоризненно заметила кассирша. – С детьми так нельзя. Что, вообще денег нет?

– Есть. – Степа протянул ей две купюры по тысяче рублей.

– С вас две сто, – уточнила кассирша. – Или оставляйте что-то, перебьем.

Степа, не долго думая, убрал дорогую колбасу, весь шоколад, чипсы, орешки, из сладостей оставил одну пачку печенья и зефир.

– Я это не ем. – Гоша показал на сыр и помидоры.

– Не балуйте так! – посоветовала кассирша.

– Да это не сын! – ответил наконец ей Степа.

– Да? А похож… Красивый мальчик…

– Куда мне… рано!.. – улыбнулся Степа. Он увидел ее удивленный взгляд и поспешил убрать продукты в пакет.

А что делать, если он не чувствует себя взрослым? Разве он виноват в этом? Ему так трудно заниматься всеми взрослыми делами – документами, бумагами, договорами… Вот заключил он такой неудачный договор кредита. И проценты большие, и рассрочка маленькая. Когда он рассказал об этом по телефону родителям, те страшно взволновались, но было уже поздно. Степа попробовал поговорить в банке, а там только руками развели – подпись-то стоит. Какая разница, хорошо Степа подумал или плохо? Взрослый человек!.. Обратного хода нет. Так какие ему дети!.. И еще чужие. Тем более такие избалованные и неуправляемые.

– Знаешь что, пацан, – строго сказал Степа, когда они вышли из магазина. – Я вообще тебя сейчас к деду Матвею отведу и оставлю у него под дверью…

– Нет! – крикнул Гоша и вознамерился убежать.

– Погоди-ка… – Степа вовремя схватил Гошу за руку и крепко держал. Он увидел, что у его машины стоит человек в форме с погонами и сравнивает номер с записью в планшете. – Так… Вот это уже хуже. Если у нас с тобой еще машину отберут…

Машина стояла очень удобно. Степа угадал момент, когда пристав, а это явно был он, отошел кому-то звонить, быстро втолкнул Гошу в машину, сел сам и рванул с места. Пристав что-то ему кричал, но было поздно.

– Бандиты… – покачал головой Степа. – При чем тут моя машина и деньги на карточке? Всё равно ведь квартиру отобрали… Но как это докажешь? Кому? У них – всё, у меня теперь ничего. Поехали.

– Погоня будет? – аж подпрыгнул на сиденье мальчик.

– Что ты радуешься? – покосился на него Степа. – Тебе, кстати, впереди можно сидеть? Нет, наверное. Черт, я не готов к детям в моей машине, и вообще… Ладно, пристегнись пока. Выедем из города – разберемся. Надеюсь, ДПС нас не остановит. Руки у этих бандитов не такие длинные.

– Что, настоящие бандиты? – уже не так радостно спросил Гоша.

– Ну, а кто они? Взяли квартиру, пусть успокоятся. Они же всё у меня решили забрать, вообще. Кроме меня самого. Только я по-прежнему никому не нужен.

– Ты лох, – прокомментировал Гоша.

От такой наглости мальчика Степа лишь покачал головой.

– Чувства самосохранения у тебя нет. Я сказал – выброшу тебя на дороге, если будешь наглеть. – Он услышал мелодию телефона. Не часто ему теперь звонят. – Да!..

– Степонька, здравствуй, дорогой! – ласково поздоровалась с ним знакомая киношница. – Это Генриетта Львовна, помнишь, я у Мазорова на картине была ассистентом?

– Здрас-сьте… да, Генриетта Львовна…

– Голос хороший. Не пьешь больше?

Степа молча пожал плечами. Она-то откуда знает? Раззвонили друзья-знакомые, значит. Неприятно… Денег он ни у кого не занимал, не дрался, в карты ничего не проигрывал – он вообще не играет. Кому какое дело, что он пьет и сидит без работы?

– Степонька, не молчи.

– Не пью.

– Это хорошо… У меня для тебя такое предложение…

Степа быстро ушел в крайний левый ряд, потому что увидел справа пост ДПС. Лучше побыстрее проехать и не подставляться.

– Шикарное просто предложение, – продолжила Генриетта. – Прямо сейчас подработать хочешь?

– Прямо сейчас? – удивился Степа. Лажа какая-то, ясно. – А что делать надо?

– Да ничего вообще! Пару снимков.

– В каком виде?

Генриетта засмеялась:

– В нормальном виде, не переживай. В одетом. Тут у нас намечено было, да не пришел человечек, со съемок не отпустили. А уже всё готово. Все… гм… – она чуть запнулась, – …остальные приехали. Так я и подумала про тебя. Но надо прямо сейчас ехать.

– А куда? – Степа покосился на Гошу. Тот уже нашел телефон, который Степа убрал от него подальше, и снова играл, не обращая ни на что внимание.

– Ты на машине?

– Да.

– Отлично. Это за городом, по Минскому шоссе. Там… ну, в общем, ничего криминального, деньги отличные. Одевайся покрасивше, и, знаешь, летнее что-нибудь надень… Брейся да приезжай.

Степа взглянул на себя в зеркало. Хорошо, что борода и усы медленно растут, он и не помнит, когда брился в последний раз.

– У меня…гм… трехдневная. И я за рулем.

– А тебе идет?

– Вроде да.

– Ну, давай тогда небритый. Сейчас же модно. А одет как? Домой не заедешь?

– Домой – нет.

Степа мельком оглядел себя. Вроде нормально одет… Не грязно… Одежда у него вся новая, но иногда он забывает ее стирать и гладить. Сейчас в дорогу всё побросал в сумки и переоделся в новый свитер, ни разу не надёванный, и хорошие черные джинсы, зимние, правда, плотные, но так на улице и не лето уже…

– Ладно.

Степа решил, что ввязываться ни во что дурное он не будет, потому что знает себя: ввяжется – не выпутается. Как было в институте, когда узнал, что его собственный друг продавал потихоньку наркотики. Степа узнать-то узнал, а что делать с этим – не понимал. Сдать друга? Увещевать того не удавалось. Пару раз покурил смесь – тошно потом было несколько дней, больше не стал. Да друг и не настаивал, потому что на самом деле был его лучшим другом. Это потом уже пошло-поехало. Тот чуть не сел, открутился и… закрутил что-то по-крупному. Тут уж дорожки их разошлись окончательно. А пока два года жили вместе в комнате, Степа только маялся и места себе не находил.

Степа с сомнением вошел в большую студию, оборудованную в двухэтажном загородном доме. Он оглянулся на Генриетту.

– Иди-иди! – махнула она ему. – Всё хорошо!

В соломенном шезлонге возлежала полураздетая девица в черном раздельном купальнике со стаканом ярко-лимонного напитка в руке и медленно размешивала его длинной полосатой трубочкой. Два парня выстраивали свет. Один из них, увидев Степу, бросил провода и пошел к нему, протягивая руку. Степа с трудом узнал помощника оператора Васю, одного из многих, кто работал на съемках у Мазорова.

– Привет, Вась! Что это всё такое? Клип, что ли? – спросил Степа, оглядываясь в поисках Гоши.

Тот, уже не растерявшись, сел на стул и в кои-то веки не уткнулся в телефон, а разглядывал студию.

– Так вот… – Вася кивнул на девицу, плавно приподнявшуюся и приближающуюся теперь к ним. – Сниматься с ней будешь.

– Степик, Степик, – заторопилась Генриетта, – я тебе всё сейчас объясню. Это просто для Инстаграма, да, Лейла?

Девица кивнула и подошла близко к Степе, откровенно разглядывая его.

– Не похож… – скривила она огромные губы.

– Ну, как не похож, как не похож, если это он сам? Степа, как твоя фамилия, скажи ей?

– Васильков, – пожал плечами Степа.

– Нет. – Девица шутливо оттолкнула Степу, потом потянула обратно за рукав. – Ладно… Красивый… Это не он, конечно… Денег таких не стоит… А грим ему сделаете? Как в фильме…

– Сейчас, сейчас…

– Генриетта Львовна… – Растерянный Степа все-таки отвел женщину в угол студии и постарался говорить потверже: – Что это? Что мне надо делать? Кто режиссер?

– Я – режиссер, Степик. Ничего тебе не надо делать. Это не фильм. И даже не клип. Парочка снимков и… еще прямой эфир в Инстаграме. Минутка там… две… Только ты одет плохо, по-зимнему. У тебя другая одежда есть? – Генриетта, не стесняясь, задрала Степин свитер. – Что там у тебя?

Когда долго не работаешь актером, забываешь, что с тобой могут обращаться как с ребенком, с человеком, лишенных всех прав, с умалишенным. Степа помедлил и всё же скинул с себя свитер. Генриетта с удовольствием погладила его по голому плечу, поправила лямку черной борцовки.

– Какой же ты, Степка, красавец. И вот что ты пьешь? Работы, что ли, нет? А почему ты по подиуму не ходишь? Рост, фигура… Ты же модель.

Степа пожал плечами.

– Не зовут. Да и… стыдно это.

– А пить дома не стыдно? Квартиру хоть купил, говорят, да?

– Отобрали уже квартиру, не смог заплатить, – вздохнул Степа.

– Да ты что!.. – покачала головой киношница. – Так, ну, слушай, что надо делать. Точнее, тебе ничего не надо делать. Сейчас тебе лицо и волосы подправлю…

– Вы сами?

– А что? Я всё умею делать. Зачем мне лишним людям платить? У нас вот видишь – два оператора, с двух точек снимем, один из них звуковик, он же электрик и шофер. И я. Гример, постижер, главный режиссер, главный бухгалтер, продюсер и сама себе ассистент. Всё.

– А какой сценарий?

Генриетта засмеялась:

– Да успокойся! Я ж тебе говорю – для Инстаграма. Девицы хотят ставить фото с известными людьми.

– Фото – в смысле?

– Ну, что ты заводишься? Просто фото. Обнимешь там ее…

– А прямой эфир – о чем?

– Мы поставим видеофон, как будто это всё происходит на Галапагосских островах, у меня есть очень красивое видео. Да всё уже готово, и шумы, и всё, не переживай. Поэтому по старинке и делаем, хотя проще с хромакеем, на зеленом фоне, потом р-раз – и что хочешь вставляй сзади. Хочешь – Багамы, хочешь – космос. Но девушка делает историю в прямом эфире для своих подписчиков, поэтому приходится изворачиваться.

– Она платит? – кивнул Степа на девицу.

– Ну да. Дочка хозяина… – Генриетта одними губами произнесла название огромного сетевого монстра, плодящего дешевые магазины через каждые пятьсот метров. – Одна из пятнадцати или шестнадцати детей от трех браков… – так же тихо добавила она, посмеиваясь. – Но денег навалом.

– Зачем ей я?

– Тихо, ты что! – одернула его Генриетта. – Я же сказала, нет? Михальский должен был приехать… Что-то там у него… А я уже ребят вызвала, они же сорвались! Что я их – подводить буду? Да и сама Лейла уже приехала… Ничего, на тебя уговорила. Тебя еще помнят. Помнят же? Ребята, у нас ведь Степик – звезда?

– Ага, – зевнул второй оператор, которого Степа видел впервые.

Степа обернулся на Гошу. Тот быстро потерял интерес к происходящему и стал играть в телефон.

– Ну… я не знаю… – неуверенно сказал Степа.

– Что ты не знаешь, что ты не знаешь? Мне бы кто столько денег дал за то, чтобы со мной просто сняться, я бы точно знала! Иди, садись! – Генриетта подтолкнула Степу на площадку.

Лейла уже улеглась обратно в шезлонг и, глядя в небольшое зеркало, подмазывала карандашом брови, и без того широкие и темные, нарисованные на гладко выбритом краю лба. Степа засмотрелся – как странно это женщины теперь делают – сбривают брови, чтобы нарисовать их заново… Что-то ему это напоминает, из истории, но историю он учил совсем плохо… Египтяне – да, точно! Сбривали волосы на голове и надевали парики!

Лейла, вытянув вперед поддутую верхнюю губу, размазывала на ней шарик перламутрового блеска.

– Хороша, хороша! – улыбнулась ей Генриетта. – Степ, ну хватит выпендриваться, иди! – прикрикнула она, потому что Степа, сделав шаг к Лейле, опять остановился.

– Я не понимаю… Это только для ее Инстаграма? Или еще для какого-то журнала? И что вы там напишете? Что она моя девушка?

– Ничего я писать не буду! – досадливо отмахнулась Генриетта. – Какой ты зануда, оказывается! Может, тебя поэтому больше не снимают? Тебе какая разница? Тебе слава нужна? Нужна. Деньги нужны? Нужны. Всё. Твоя девушка, не твоя… Ты женился, что ли? Такой щепетильный стал…

– Да я нет… Но…

Степа пытался сообразить, что же ему делать. Увидят родители – это ладно. Он же не в голом виде будет сниматься. Раздеться его не заставят. Увидит Вера – та, которая пришла сегодня и опять ушла, – туда, где она живет не с ним, а с мужем-продюсером, – ну и пусть увидит. Может, не придет больше. Бередить его не будет. А если увидит другая Вера? Та, что болеет и чей сын сидит сейчас в студии рядом с ним?

– Степ, ты мне съемку хочешь сорвать? Что за истерики?!. Ну-ка, давай, иди…

Степа аккуратно освободился от цепких рук Генриетты.

– Я не смогу, наверное, простите, Генриетта Львовна. Я…

– Что? – Генриетта внимательно посмотрела. – Сколько ты хочешь?

Степа пожал плечами.

– Нисколько. Просто я не могу.

– Да брось, Степик… Слушай… Я прибавлю тебе… восемь тысяч, хочешь? Ты меня разоришь, но я прибавлю… Давай так – я прибавляю десять, и всё. Это окончательно.

Степа хотел было сказать, что они про деньги пока так и не успели поговорить, к чему, собственно, Генриетта прибавляет? Но решил не продолжать этот разговор, чтобы она не подумала, что он торгуется. Он лишь молча покачал головой и пошел к выходу из студии, свистнув Гоше. Тот поднял на него глаза, слез со стула и пошел следом, играя в телефон.

– Э, нет!.. – Генриетта неожиданно ловко пробежала к выходу из студии, встала в дверях. – Степ, Степ… – Губы ее стали вздрагивать. – Ты бы хоть спросил, почему я это делаю! У меня мама болеет. Ей восемьдесят восемь. Ее лечить не хотят. Она старая. Оставили умирать. Но она моя мама. И я должна платить за всё, понимаешь? А получаю я сорок тысяч. Когда снимается фильм. А когда не снимается – ничего не получаю. Проедаю то, что получила. Вот придумала себе такой бизнес. Ничего же плохого. – Она понизила голос. – Ну, хочется дурам, чтобы все думали, что у них такие парни, как ты. Что тут плохого?..

– Неужели у нее нет парня?

– Я не знаю, Степа, какая разница! Значит, знаменитого нет. Или она хочет, чтобы парень ее ревновал.

– Тебя, Степка, зарежет ее чеченский друг, а ей новую машину подарит. Так и будет, – негромко засмеялся Вася.

– Степа, я тебя как человека прошу, – твердо сказала Генриетта. – Мальчик, иди посиди на стуле, держи вот… – Она достала из кармана шоколад и протянула Гоше. – Папа твой пока поработает.

Гоша посмотрел на Генриетту, потом на Степу, подергал того за рукав:

– Ты чо, мой папа?

– Иди, – кивнул ему Степа, – потом поговорим. Посиди там молча, подожди меня. Ладно. Я согласен.

– Ребята!.. – Генриетта кивнула операторам. – Давайте быстренько… шур-пур… Степик, задача у тебя такая… Садишься свободно, смеешься, обнимаешь девушку, пьешь коктейль, алкоголя там нет, потом посмотрим, что еще тебе делать…

– Я больше ничего не буду делать. – Степа внимательно посмотрел на Генриетту.

– Так и хорошо! Не делай. Ничего не надо. Мы фоны только менять будем. Снимаем молочный и крупный планы, имей в виду. Фон – просто так, чтобы не акцентировать. И ты как-нибудь переоденься… У тебя больше одежды нет? Ну и ладно… Борцовочку скинешь свою… Да и всё…

– А сколько мне заплатят? – негромко спросил Степа, кляня себя за мягкотелость. Разжалобила его Генриетта. Понятно, если мать болеет…

– Вот ты жадный какой, Степка, а! – засмеялась Генриетта. – Вася, поверни камеру левую, не то берет, не видишь? Угол лезет в кадр. Сколько заплатят… Сколько ты затребуешь у пожилой женщины, на которой дом, собаки, старая мать, дети, внуки… которая всем везде должна, сколько ты с такой женщины несчастной затребуешь? Десять тысяч мало тебе? – резко понизив голос, добавила она.

– Десять вы хотели вообще-то накинуть… – заметил Степа.

– Да? Ну, конечно. Десять накинуть на пять. Пятнашка – окончательная сумма.