Текст книги "Место встречи изменить легко"

Прошло несколько страшных минут, и наконец волна схлынула, выбросив его на тротуар неподалеку от Дома радио. Незадачливый грабитель перевел дыхание и огляделся.

Он, несомненно, был жив и даже обошелся без переломов и серьезных увечий. Правда, он потерял напарника, а вместе с ним – злополучный чемодан с доказательством собственной неудачи.

Иннокентий Крутилло нажал на кнопку звонка и прислушался к птичьей трели, доносящейся из квартиры. В свое время он долго подбирал звуковое решение для дверного звонка, пока не остановился на щебете малиновки красногрудой. Это выходило красиво, интеллигентно и патриотично. А поскольку Иннокентий был владельцем художественной галереи, красота, интеллигентность и патриотизм должны были сопутствовать ему во всем.

Он еще раз нажал на кнопку и только теперь вспомнил, что дверь ему никто не откроет.

Сегодня утром от него ушла жена.

Она обещала уйти каждое утро, и Иннокентий привык к этим разговорам, как к первой чашке кофе, прогнозу погоды или утреннему душу. Эти утренние обещания даже оказывали на него такое же бодрящее, тонизирующее действие, как кофе и душ. Можно сказать, внушали несбыточные надежды. Иногда она даже уходила – с шумом, с криками, с хлопаньем дверью.

Но к вечеру неизменно возвращалась, потому что собственная мать, заслуженный работник здравоохранения Корделия Степановна, раздражала ее еще больше, чем муж. Выдержать ее больше одного дня жена Иннокентия не могла.

Но сегодня утром, уходя в очередной раз из дома, жена забрала с собой самое ценное. Точнее то, чем она больше всего дорожила, – медного толстопузого китайского божка.

Этого божка она холила, лелеяла, протирала специальной мягкой тряпочкой никак не меньше пяти раз на дню. Он стоял на самом видном месте – на тумбочке в спальне. Его подсунула жене лучшая подруга Ленка Известкина, крупный специалист по системе фэн-шуй. Известкина утверждала, что божок приносит в дом достаток и благополучие.

Жена поверила в чудодейственные свойства пузатого китайца и никогда с ним не расставалась. Если она взяла его с собой, значит, на этот раз ее намерения действительно серьезны.

Иннокентий этого божка не переносил, так что когда жена уложила его в дорожную сумку, испытал неизъяснимую радость.

Неизвестно, правда, чему он радовался больше – освобождению от опротивевшей статуэтки или окончательному уходу жены. В любом случае и то и другое было замечательно.

Крутилло достал ключи из кармана и открыл дверь.

Это получилось не с первого раза, поскольку на сегодняшней выставке он несколько перебрал по случаю обретенной свободы. Когда замок наконец перестал сопротивляться, он ввалился в прихожую и плюхнул на пол свой чемоданчик.

Чемоданчик издал какой-то странный звук.

В этом чемоданчике находилась большая ценность – добытое с огромным трудом настоящее хозяйственное мыло.

Это мыло Иннокентий всеми доступными и недоступными способами разыскивал на необъятных просторах бывшего Советского Союза. Разыскивали его и все многочисленные знакомые Иннокентия. Крутилло убедил всех, что у него аллергия на современные моющие средства, шампуни и гели и он может пользоваться только этими серо-коричневыми пахучими брусками.

Все знакомые Иннокентия знали о его редкой потребности и покупали мыло всюду, куда заносила их творческая судьба: в сельпо отдаленных районов, в деревенских автолавках, в гарнизонных магазинах, на стойбищах оленеводов Крайнего Севера и в горных аулах.

Иннокентий был уверен, что никто из них не догадывается об истинной причине охоты за мылом.

Иннокентий Крутилло посылал мыло одной богатой немолодой американке, которая считала, что только благодаря такому мылу (она называла его ядровым) ей удается сохранить здоровые волосы. Своими волосами эта дама очень дорожила.

Поскольку дама содержала в Сан-Франциско крупный художественный салон, а Иннокентий был связан с этим салоном постоянными деловыми контактами, он всеми доступными средствами пытался ей угодить.

И вот сегодня знакомый художник, вернувшийся из творческой поездки по деревням Тверской области, привез в дар Иннокентию двадцать кусков замечательного доперестроечного хозяйственного мыла.

Американка будет довольна.

Иннокентий включил яркий светильник, сделанный художником-умельцем из сломанной оглобли и тележного колеса, и еще раз покосился на чемоданчик с мылом.

Что-то с этим чемоданчиком было не так.

Утром, выходя из дому, Иннокентий прихватил старый потертый кейс – не хотелось, чтобы новый дорогой портфель пропах вонючим ядровым мылом. При ярком свете кейс блестел потертыми боками и выдавал свой преклонный возраст. А сейчас он казался новеньким, будто только из магазина. Да и цвет несколько изменился…

Крутилло наклонился, поднял чемоданчик.

Он явно был чересчур тяжелым.

Двадцать кусков мыла не весят столько.

Вот незадача! Спьяну он, конечно, перепутал чемоданы, и теперь придется разыскивать проклятое мыло по всему городу, он ведь уже пообещал его чертовой американке.

Он попытался открыть кейс, чтобы по содержимому установить владельца, но замки не поддавались. Надо же, и замки какие-то хитрые, с кодом и сложными металлическими штуками.

Ясно: такой приличный кейс может принадлежать только кому-то из коллег-галеристов, а не богемной братии. Те обычно ходят с кошмарными домоткаными торбами, а то и вовсе с солдатскими вещмешками времен Первой мировой.

Иннокентий махнул рукой и решил, что разберется с чемоданом на свежую голову. Утро, как известно, вечера мудренее.

Итак, на сегодня все.

Жанна любезно улыбнулась покидающему кабинет последнему клиенту и собрала со стола бумаги.

– Жанна Георгиевна! – В кабинет вбежала секретарша Людочка. – Там один тип очень просится. Говорит, срочно!

– Вы сказали ему, что я принимаю только по предварительной записи? – Жанна нахмурила тщательно выщипанные брови.

– Да, конечно, но ему только подпись заверить! Это же быстро…

Краем глаза Жанна видела, что клиент уже бочком протиснулся в приемную, и сдержалась. Клиент всегда прав, это точно. А не права сейчас секретарша. Сказано: без записи нет приема, стало быть, должна отшивать посетителей. А эта девчонка все путает, бегает, суетится без толку… Ох, до чего трудно в наше время найти толкового секретаря!..

– Зови уж, – процедила она сквозь зубы и бросила взгляд на часы.

Минут десять у нее еще есть. Собраться для нее – минутное дело: закрыть кабинет, провести расческой по волосам и помадой – по губам. Больше ничего не нужно, она всегда находится в полной боевой готовности. Машина – вон она, стоит под окнами. Водит Жанна отлично, никакие пробки ей не страшны. Катерина в крайнем случае подождет пять минут, не рассыплется. Сколько Жанна в свое время ее дожидалась!

Клиент, войдя в кабинет, не поздоровался, и это Жанне сразу не понравилось. Потом он полез в портфель, рассыпал бумаги, долго ползал по полу и поднялся весь красный от натуги.

– Присядьте! – бросила Жанна.

От ее недовольного тона клиент еще больше оробел и едва не сел мимо стула. Жанна углубилась в бумаги, стараясь не раздражаться. Время неумолимо бежало. Клиент, как она и ожидала, оказался полным тормозом – никак не мог сообразить, куда поставить подпись, близоруко щурился, долго примеривался. Наконец с большим трудом он подписал все, что требовалось.

– Еще вот здесь, за бухгалтера, – сказала Жанна.

– Что, ее подписью? – ужаснулся клиент. – Это же уголовно наказуемо!

– Да не ее, а своей.

Жанна тихо закипала. Все сроки уже прошли, теперь она точно опоздает.

Недотепа наконец убрался из кабинета. Она быстро заперла сейф, проверила, не осталось ли на столе что-нибудь важное, и, пробегая мимо зеркала, бросила на себя взгляд. В зеркале отразилась растрепанная сердитая физиономия.

Нет, так не годится. Жанна заставила себя остановиться, пригладила волосы, слегка припудрила нос и щеки и подправила рисунок губ. Вот теперь вид в зеркале ее полностью устраивал: стройная, стильная, хорошо одетая женщина. Костюм сидел отлично – еще бы, фигура у нее, как у молодой девушки, можно позволить себе любой фасон и цвет.

Жанна усмехнулась: всем известна ее любовь к красному. Подруги часто подшучивают по этому поводу, но она-то твердо знает, что красный ей идет – делает еще ярче ее южную красоту, выгодно контрастирует с карими глазами и смуглой кожей. Мнение Катерины Жанну, в общем, мало интересует – Катька хоть и художник, но сама совершенно не умеет одеваться. А вот Ирина, конечно, не смеется в открытую, но всегда делает такое лицо, когда видит Жанну в красном…

Однако когда Ирка увидела этот костюм, ей было не до шуток. Жанна привезла его из Милана, и подруге оставалось только завистливо ахать.

– Боже, какой дивный оттенок!

Цвет был не красный и не кирпичный, а какой-то невыразимо благородный.

– Помпейский цвет, – авторитетно заявила Катерина, – уж мне вы можете поверить. Именно в такой цвет были выкрашены дома в Помпеях. До сих пор фрагменты этой окраски сохранились.

Подруги согласились легко: Катерина провела почти год в Европе, пропадала исключительно в музеях, отлично разбиралась во всякой замшелой античности, словом, не верить ей не было никаких причин.

Жанна спохватилась, что время дорого, а она вертится перед зеркалом, как школьница. Она накинула короткое летнее пальто, прихватила стильную сумочку и выбежала из кабинета. Вид, конечно, слишком шикарный для той сомнительной выставки, куда ее пригласила Катерина, публика в «Бездомной кошке» к такому не привыкла. Ну да ладно.

Жанна выскочила из подъезда и окаменела. Прямо перед носом ее новенькой красной «Ауди» стоял наглый синий «Ситроен». Сзади, как обычно, прочно утвердился на своем месте джип «Чероки». Жанна знала его хозяина, молодого мордатого парня, он всегда ставил здесь машину, они даже здоровались, встречаясь иногда. Но приблудный «Ситроен» встал почти вплотную, потому что дальше были ворота, перед которыми стоять запрещалось. И вот пожалуйста – теперь у нее никакой возможности выехать!

Жанна мгновенно впала в ярость. «Ситроен» мог оставить только посетитель ресторана «Мальтийский сокол», который находился в соседнем здании. Да, у ресторана имелась своя стоянка, но, чтобы не заезжать во двор, некоторые клиенты оставляли иногда машины на улице. Но не так же близко, чтобы человеку не выехать!

Жанна топнула ногой и помчалась к дверям ресторана.

– Вечер добрый, Жанна Георгиевна! – раскланялся швейцар. – Никак к нам ужинать?

В свое время Жанна оформляла швейцару завещание на дачу, а его сыну – сделку по покупке квартиры.

– Кто тот козел, который поставил машину вплотную к моей? – прошипела она.

– Верно, эти, – швейцар махнул в сторону группы в дальнем конце полупустого зала, – хотя лучше с ними…

Но она уже бежала к дальнему столику, стуча каблуками.

За столиком сидели четверо. Будь Жанна немного спокойнее, она заметила бы, что позы у всех четверых напряженные, что на столе перед ними нет никакой еды, только вода в кувшине и бутылка пепси. Стало быть, пришли эти люди в ресторан не для ужина, а для серьезного мужского разговора. Но ярость застила Жанне глаза.

– Чей «Ситроен» стоит напротив? – завопила она.

– Мой. – Это сказал рыхлый рыжеватый мужчина прямо перед ней.

Жанна хотела разразиться отборной площадной бранью, но сделала усилие и сдержалась.

– Слушайте, что вы себе позволяете? – нервно заговорила она. – Мало того что вы поставили машину не на место, вы еще поставили ее так, что другим не выехать!

– Что надо? – вдруг спросил парень, сидевший сбоку.

От этого грубого голоса Жанна слегка опешила, но сразу собралась.

– Надо, чтобы вот этот тип убрал свою тачку с моей дороги! – резко ответила она и окинула взглядом всю компанию.

В центре, напротив прохода, сидел рыжеватый мужчина, рыхлый и бледный. По бокам его пристроились двое весьма устрашающего вида: парень с коротко стриженной головой, оттопыренными ушами и маленькими свиными глазками и мужчина постарше, наголо бритый, в приличном костюме, но отвратительном ярком галстуке. Четвертый человек сидел спиной, Жанне видны были только светлые волосы и красная шея над воротником рубашки.

– Простите! – встрепенулся рыхлый, поглядев в окно. – Кажется, я в самом деле загородил вам проезд.

– Наконец-то догадался, – процедила Жанна. – И? Долго мне ждать?

Рыхлый дернулся было встать, но тут же парень со свиными глазками положил ему руку на плечо.

– Сиди! – приказал он, и рыхлый сразу сник.

– Он сейчас не может, – усмехнулся бритый мужчина в ярком галстуке, – он очень занят.

– Да вы что? – Жанна задохнулась от возмущения. – Да вы серьезно?

– Очень серьезно, – поддакнул бритый, – уж поверьте.

Резкая отповедь застыла на Жанниных губах. Она увидела сверху, как по красной шее сидевшего спиной человека течет струйка пота. Он пошевелился и наконец отодвинул свой стул, чтобы взглянуть на нее. Ничего особенного. Да, блондин, а к блондинам Жанна всегда питала некоторую слабость, но эта потная шея…

Нетвердой рукой этот страдалец налил воды из кувшина, жадно выпил полный стакан и проглотил, не поморщившись, кусочек лимона.

«Где я видела уже эту рожу?» – внезапно подумала Жанна, но тут же ярость отодвинула случайную мысль на задний план.

– Кто-нибудь из вас собирается все-таки убрать машину и дать мне выехать? – Она пошла в атаку с новой силой.

Коротко стриженный приподнялся, глазки его злобно блеснули. Жанна невольно сделала шаг назад и оглянулась на официанта. Тот скользнул глазами в сторону и скрылся на кухне.

– Уж придется вам, дамочка, немного подождать, пока мы разговор не закончим, – вроде бы мирно сказал бритый тип в ярком галстуке.

Жанна взглянула ему в глаза, и ей расхотелось спорить.

– Чтоб вы все провалились! – от души пожелала она и побежала между столиками.

Ждать никак нельзя. Придется брать машину, иначе Катька обидится.

Жанна обожгла взглядом ни в чем не повинного швейцара, проскочила в услужливо распахнутую дверь, перебежала улицу и встала на проезжей части, вытянув руку. Несколько машин пронеслось мимо, и вот когда вдалеке показалось обычное такси, откуда ни возьмись появился мотоциклист, затянутый в черную кожу и в черном же шлеме. На полной скорости он промчался мимо Жанны и сорвал с ее плеча сумку.

В первый момент она не поняла, что случилось, а когда осознала, что дорогущая сумка фирмы Louis Voitton пропала, а в ней – кошелек, мобильный телефон и ключи от квартиры, – мотоциклиста уже и след простыл, остался только легкий вихревой столб пыли. Такси, начавшее было притормаживать, газануло и умчалось: водителю не нужны лишние неприятности.

– Караул, – тихо сказала Жанна. Надо же у нее – у нее! – не было сил кричать.

Да и незачем теперь, все равно ничего не вернешь. Жаль сумку, жаль кошелек. Хоть наличных денег в нем немного, зато полно банковских и дисконтных карт. Ладно, с карточками она разберется быстро – нужно позвонить в банк, чтобы их аннулировали. Запасные ключи хранятся у нее в столе.

– Жанна Георгиевна, как же вы так неосторожно! – кинулся к ней охранник, который все видел через стеклянную дверь.

Он посмотрел на нее точно с таким выражением, с каким она, Жанна, смотрела на тетеху Катьку, когда та в очередной раз признавалась, что потеряла кошелек или вырвали сумку в переходе метро. Этого Жанна не могла перенести. Она оттолкнула охранника, зарычала и метнулась к кабинету.

«Только бы никто не узнал!» – думала она.

Действительно, если подруги узнают, что ее ограбили, как обычную недалекую тетку, вот уж попляшут на ее косточках! Уж они припомнят, как издевалась и учила их жизни!

Жанна вдруг поняла, что сидит за письменным столом и бесцельно крутит ручку ящика в то время, а по щекам ее текут слезы. Она, непотопляемая Жанна Ташьян, сидит и ревет белугой!

Хрясь – ручка отломалась. Как ни странно, это помогло. Жанна сняла трубку, поговорила с банком, нашла запасные ключи от машины и от квартиры, тщательно припудрилась, чтобы охранник не заметил следы слез, и вышла.

Синего «Ситроена» не было. Жанна только скрипнула зубами. Но – о ужас – на боку ее новенькой «Ауди» красовалась вмятина, еще две царапины виднелись на капоте. Так и есть, этот козел поставил свою машину так близко, что не смог отъехать, не повредив чужую.

– Все, – зловеще сказала Жанна, – ты у меня попляшешь! Припомню я тебе завтра все свои неприятности! Узнаешь ты еще Жанну Ташьян! Надолго меня запомнишь!

Она была так зла, что не заметила швейцара из «Мальтийского сокола», который удивленно смотрел на нее со своего поста.

Жанна осторожно тронула машину с места и поехала домой, чтобы сменить замки, а то как бы шустрые воры не обнесли квартиру в ее отсутствие. О Катерине и выставке она совершенно забыла.

Обычно люди просыпаются по утрам в хорошем настроении. Это потом на них наваливаются проблемы и неприятности, и настроение постепенно уходит в минус. Утро же – это время здорового оптимизма, бодрости и светлого взгляда на вещи.

Жанна в этом смысле была личностью нетипичной. Она просыпалась мгновенно и сразу включалась на полную катушку.

Так и на этот раз – она оторвала голову от подушки и тут же закипела от возмущения.

Ей вспомнились вчерашняя история, хамское поведение мужика из ресторана, а самое главное – вмятина на левом крыле новенькой красной «Ауди».

– Ох, я ему устрою! – прошипела Жанна, вставая под горячие струи душа. – Он еще не знает, с кем связался!

Она повернула терморегулятор – вода стала ледяной, и дыхание на секунду зашлось. Зато бодрая боевая злость теперь разлилась по всему телу горячим потоком.

– В порошок сотру! – пообещала Жанна обидчику и набросила на плечи махровый халат.

После чашки крепчайшего кофе она взяла телефонную трубку и набрала номер знакомого полковника из ГИБДД.

Теперь голос ее был ласковым и журчащим, как у сытой кошки:

– Здравствуй, Севочка! Как живешь? Не скучал без меня? Обязательно! Непременно! Но сейчас не мог бы ты мне помочь? Нужно пробить по твоей базе одну машинку! Нет, что ты! – Она засмеялась низким хрипловатым смехом. – Как ты мог такое подумать? Наоборот! Это какой-то хам! Представляешь: помял мою новую «Авочку» и смылся, как последний козел! Вот так бы и убила его на месте! Узнаешь? Спасибо тебе, дорогой! Ты же знаешь, за мной не заржавеет!

Она продиктовала полковнику номер вчерашней машины и занялась обычным утренним туалетом.

Через пятнадцать минут телефон зазвонил, и полковник Сева продиктовал адрес некоего Владимира Васильевича Цыплакова.

– Спасибо тебе, дорогой! – проворковала Жанна в трубку. Без всякого перехода она скрипнула зубами и проговорила голосом, полным ненависти: – И фамилия-то какая мерзкая! Ох, Владимир Васильевич, ты у меня попляшешь! Я покажу тебе небо в алмазах!

Отложив все прочие дела, она помчалась ловить своего обидчика.

Только подъезжая к дому, она вдруг поняла, почему адрес этого Цыплакова показался ей знакомым: он жил в соседнем доме с ее близкой старинной подругой Ириной Снегиревой, известной писательницей детективов. Ирина была третьей в их с Катькой неразлучной компании.

«Можно потом к Ирке заскочить, кофе выпить, – мимоходом подумала Жанна. – Все равно она дома сидит».

Хоть она и признавала тот очевидный факт, что Иринины книжки пользуются успехом, но никак не могла усвоить, что можно работать, сидя дома в старых джинсах, непричесанной и ненакрашенной. Квартира – это не офис, дома всегда можно прерваться, чтобы поболтать по телефону или побаловаться кофейком со случайно заскочившей подругой. Жанна прекрасно знала, что Ирина не любит, когда ей мешают работать, тем более сейчас у нее самая запарка, но, конечно, забыла обо всем под грузом собственных дел.

Она остановила машину у подъезда Цыплакова, выбралась наружу и огляделась.

Неподалеку на скамеечке чесали языками местные пенсионерки. Пользуясь первыми теплыми днями, они грелись на солнышке и обсуждали насущные вопросы современности. В данный момент, судя по их взглядам, они говорили именно о ней, о Жанне. О ее яркой южной внешности, еще подчеркнутой экстравагантным нарядом, о дорогой спортивной машине… Сегодня на Жанне были короткое малиновое пальто, которое она купила там же, в Милане, и малиновые замшевые сапожки.

Под прицельными взглядами пенсионерок Жанна прошествовала к подъезду, держа спину прямо и печатая шаг, как солдат почетного караула.

Она немного остыла и сообразила, что приехала зря. Вряд ли этот Цыплаков сейчас дома. Но повернуть на глазах у бдительных теток ей не позволила природная гордость.

Дверь подъезда была оснащена домофоном, но в тот самый момент, когда Жанна подошла и задумалась, что делать дальше, эта дверь распахнулась, и на пороге показался прилично одетый господин средних лет.

Окинув Жанну заинтересованным мужским взглядом, он пропустил ее вперед.

Жанна благосклонно улыбнулась и вошла в подъезд.

Лифт доставил ее на седьмой этаж. Теперь предстояло отыскать нужную квартиру.

В это время одна из четырех дверей распахнулась, и на площадку вышла толстая старуха с мопсом на поводке.

Мопс был такой же толстый и раздражительный, как хозяйка. Он задыхался и неприязненно оглядывался. При виде Жанны он громко чихнул и разразился истеричным лаем.

– Не волнуйся, Максюша! – Хозяйка покосилась на Жанну. – Пускают тут всяких…

Жанна фыркнула, расправила плечи и позвонила в квартиру Цыплакова.

Мопс залаял еще громче и сделал вид, будто собирается укусить Жанну за ногу.

– Но-но! – прикрикнула Жанна скорее не на него, а на хозяйку. – Статью двести четвертую Гражданского кодекса знаете?

Мопс закашлялся, вошел вместе с хозяйкой в лифт и уехал.

Жанна еще раз нажала на звонок.

Из-за двери донеслась мелодичная трель, на которую по-прежнему никто не отозвался.

– Вот паразит, – прошипела Жанна, обращаясь непонятно к кому.

Для порядка она пнула дверь.

Та приоткрылась.

– Это еще что за новости? – Жанна заглянула в образовавшуюся щель.

Профессиональная осторожность дипломированного юриста требовала немедленно покинуть помещение и убраться восвояси. Но кавказский темперамент, вчерашняя обида и сугубо женское любопытство толкали вперед.

Она проскользнула в прихожую и медленно двинулась в глубину квартиры.

Квартира была немаленькой. Внушительных размеров холл, плитка под старину, бронзовые светильники на стенах – все говорило о солидных доходах и немалых возможностях хозяина. Да, обитатели таких квартир не уходят, оставив дверь открытой.

– Эй, кто здесь есть? – негромко позвала Жанна.

Теперь она испытывала уже некоторое беспокойство и готова была повернуть обратно, как вдруг за полукруглой аркой увидела мужскую ногу в клетчатой тапочке.

«Все ясно, – подумала она и продолжила движение вперед. – Господин Цыплаков задремал за газетой и не запер дверь. Да, я позабочусь, чтобы его пробуждение не было приятным!»

Она прибавила шаг, приводя себя в боевое настроение, и прошла через арку в просторную кухню.

От клетчатых тапочек взгляд поднялся к вельветовым домашним брюкам и дальше к рыхловатому крупному телу, втиснутому в бежевый свитер… Жанна зажала рот, чтобы не закричать. И это при том, что она была женщина бывалая, видавшая виды и спокойно принимавшая уродливые гримасы действительности.

Хозяин квартиры полусидел в легком металлическом кресле в стиле хай-тек. И все бы ничего, если бы на голову ему не был туго натянут полиэтиленовый пакет. Сквозь тонкую прозрачную пленку вполне можно было разглядеть лицо несчастного Владимира Васильевича. Должно быть, он тоже какое-то время мог смотреть сквозь нее. Но воздух через эту пленку не проходил, что и привело к преждевременной кончине господина Цыплакова, случившейся, судя по всему, совсем недавно.

– Господи, – пробормотала Жанна и попятилась, – что же это такое? Зачем я сюда зашла?

Вопрос был бесполезный. Можно сказать, риторический.

Ответа на него не было.

Единственное, что она знала совершенно точно, – это то, что оказалась не в то время не в том месте. Да еще, пожалуй, что полусидящий перед ней мертвый человек – это именно тот, кого она видела накануне в «Мальтийском соколе». Тот самый, чья машина загородила ей дорогу.

Жанна отступила еще немного, и вдруг раздался оглушительный грохот. Она втянула голову в плечи, ожидая, что сейчас кто-то неизвестный набросится на нее и сделает то самое, что сделал с Цыплаковым. Или даже еще более ужасное.

Однако секунды тянулись, но ничего не происходило.

Тогда Жанна обернулась, осмотрелась и поняла, что всего лишь сбросила на кафельный пол сковороду.

И тут она полностью утратила свой знаменитый самоконтроль.

Она кинулась прочь из этой кухни, прочь из этой квартиры, толком даже не закрыла за собой дверь, скатилась по лестнице, вылетела во двор, пронеслась мимо бдительных пенсионерок, проводивших ее удивленными взглядами, едва не своротила гипсовую урну, чуть не наступила на хвост скромной полосатой кошке, невозмутимо шествовавшей по своим кошачьим делам, и наконец налетела на какую-то женщину с собакой.

– Смотреть надо, куда идете! – недовольно выпалила та и попыталась отстраниться. – Господи, Жанка, это ты? Что с тобой? Да на тебе просто лица нет!

Жанна перевела дыхание и вгляделась в незнакомку.

Незнакомка оказалась вовсе не незнакомкой, а очень даже знакомой, более того, лучшей Жанниной подругой, той самой Ириной Снегиревой, выгуливающей кокер-спаниеля Яшу. Яша дружелюбно залаял, попытался лизнуть Жанну и окончательно запутался в своем поводке.

Он был от природы очень приветливый и общительный пес, а Ирининых подруг просто обожал. Правда, самой большой его любовью пользовалась не Жанна, а Катя Дронова. У Яши с Катериной было удивительное родство душ. Особенно их роднило то обстоятельство, что оба любили поесть, и Катя никогда не забывала принести Яше что-нибудь вкусненькое.

– Что с тобой такое? – повторила Ирина, распутывая поводок, которым Яша умудрился обмотать ноги им обеим. – У тебя такое лицо, как будто ты только что увидела тень отца Гамлета. И вообще, как ты оказалась в нашем дворе?

– Бу-бу-бу, – ответила Жанна.

То есть она, разумеется, хотела сказать другое, но зубы у нее стучали, и поэтому все слова выходили нечленораздельными.

– Вот что, Яша, – твердо проговорила Ирина, разобравшись с поводком, – придется нам сократить сегодняшнюю прогулку.

Она решительно ухватила подругу за локоть и потянула ее через двор к своему подъезду. Яша понуро семенил следом. Он был ужасно недоволен таким ограничением своих собачьих прав. Ему полагалось еще как минимум пятнадцать минут прогулки, но как пес здравомыслящий он не мог не признать, что хозяйка настроена весьма серьезно и спорить с ней сейчас – дело бессмысленное.

Ирина втащила вяло сопротивляющуюся Жанну в подъезд, втолкнула в лифт, проволокла по коридору квартиры и усадила за кухонный стол. Здесь она еще раз внимательно посмотрела на подругу, после чего поставила перед ней высокий стакан из темного стекла и вытащила из шкафчика неприкосновенный запас – бутылку французского коньяка, предназначенного именно для таких экстренных случаев.

– Пей! – приказала она.

Жанна трясущейся рукой ухватила стакан, в который Ирина плеснула приличную порцию, и выпила одним махом.

От горячей волны, прокатившейся по телу, сразу стало легче.

– Нет, почему мне так не везет! – сложила Жанна первую вполне связную фразу.

– Так, уже лучше, – одобрила Ирина. – А теперь рассказывай!

Ксенофобия Никитична Непросыхаева вернулась с прогулки в дурном настроении. Причина ее нерасположения заключалась в том, что на улице она встретила старинную приятельницу Нюру Мухоморову. И если бы просто встретила! Так нет же – Нюру подвез ее старший внук Платон, с шиком подкатил прямо к подъезду. Да еще помог выбраться из машины и донес пакеты с продуктами до самого лифта!

Разумеется, Мухоморова взглянула на приятельницу свысока. Выглядела она в эту минуту как раздувшаяся от тщеславия индюшка.

Где же социальная справедливость? Почему у одних и любящий внук с машиной, и новая электрическая кофеварка, а у других ничего, кроме престарелого мопса?

При этом Ксенофобия Никитична как-то не принимала в расчет, что сама в свое время не захотела заводить детей – не хотелось возиться со всеми этими пеленками, подгузниками, погремушками… Покойный муж, большой начальник, не имел дома права голоса, слово Ксенофобии было решающим.

В довершение ко всему Нюра царственно кивнула Непросыхаевой и величественно проговорила:

– Здравствуй, Ксеня!

И ведь прекрасно знала, что Ксенофобия Никитична не выносит, когда ее называют таким вульгарным уменьшительным именем.

Родители дали ей удивительное имя Ксенофобия, не зная, что оно означает. Оно показалось им красивым и значительным. И мадам Непросыхаева всю жизнь втайне гордилась этим редким именем и не любила его сокращать.

Словом, она вернулась с прогулки в дурном настроении.

На площадке седьмого этажа она полезла в сумочку за ключами, но непослушный мопс потянулся к соседской двери и возбужденно залаял.

– Что тебе, Максюша? – недовольно проговорила Ксенофобия Никитична. – Я знаю, что ты его не любишь!

Она и сама не любила своего соседа Цыплакова.

Хотя видимых причин для этого, казалось бы, не было.

Цыплаков был вежлив, всегда первым здоровался с пожилой соседкой, придерживал дверь подъезда, помогал донести сумки с продуктами, даже поздравлял иногда с Новым годом и Восьмым марта…

Но именно это в нем и раздражало! Его вежливость казалась Ксенофобии показной и нарочитой. Если человек так вежлив, значит, он что-то скрывает и втайне замышляет пакость. Человек бесхитростный, ничего не скрывающий должен быть мрачным, неулыбчивым и хамоватым.

С таким глубоким убеждением прожила свою долгую жизнь Ксенофобия Никитична.

Ее единственный спутник жизни, верный мопс Макс, чувствовал неодобрительное отношение хозяйки и поэтому всячески демонстрировал неуважение к соседу.

Вот и сейчас он зашелся перед дверью Цыплакова истерическим лаем.

– Прекрати, Максюша! – Хозяйка еще раз попыталась призвать его к порядку, но мопс не унимался. Лай постепенно перешел в зловещий вой.

Ксенофобии Никитичне стало как-то не по себе. Не то чтобы она была суеверной и считала, что собачий вой непременно сулит несчастье. Нет, просто сами звуки, которые издавал Максюша, проникали за шиворот, расходились неприятной волной по позвоночнику и вызывали к жизни какие-то древние инстинкты.

– Что ты, Максик, – боязливо проговорила она и вдруг заметила, что дверь соседа приоткрыта.

Дальше сработал инстинкт еще более древний и мощный, чем страх.

Проснулось все то же неистребимое женское любопытство.

Ксенофобия Никитична ни разу не была в квартире соседа. Она пыталась проникнуть в нее, пользуясь разными предлогами – то случайно залетевшим в ее ящик письмом, то неожиданно понадобившейся солью. Но подлый Цыплаков ни разу не пустил ее дальше порога.