Текст книги "Медальон Распутина"

Тот решился, сломал несколько веток покрепче, бросил их на поверхность чарусы и пополз к утопающему.

Тот оживился, почувствовав приближение подмоги, забился с новой силой, но от этого трясина еще быстрее стала засасывать его. Теперь над трясиной виднелась только косматая голова и вытянутая вперед рука с медальоном.

– Поспеши, добрый человек! – проговорил он задыхающимся голосом. – Пропадаю…

– Сейчас… еще немного… – Григорий полз по тряской, колеблющейся поверхности болотины. До утопающего оставалось совсем немного. Григорий протянул руку…

Но вместо того чтобы подать руку несчастному, он схватил медальон. Это была круглая ладанка, на которой было мелкими самоцветными каменьями выложено распятие. Схватил и торопливо спрятал в свой карман.

После этого он снова протянул руку…

Но было уже поздно.

Чаруса утянула несчастного в глубину, над поверхностью мелькнул широко открытый в безмолвном крике рот – и тут же трясина сомкнулась над ним, надулся и лопнул пузырь болотного газа, и промоину затянуло зеленой ряской.

– Господи, помилуй… – пролепетал Григорий, глядя на то место, где только что был живой человек. – Господи, помилуй…

И он торопливо пополз назад, чтобы не разделить ужасную судьбу незнакомца.

Выбравшись из болота, Григорий отправился в обратный путь, к своему спутнику. Он искал свои следы, сломанные ветки и примятый мох, но то ли где-то ошибся, то ли перепутал приметы, но только шел и шел через тайгу, а все не выходил на знакомое место.

Он начал кричать, но сперва не услышал никакого ответа, а потом ему ответила какая-то лесная птица.

Начало темнеть.

Григорий подумал уже, что заблудился и ему придется заночевать в лесу, да еще и в одиночестве.

Тут – то ли от страха, то ли от безысходности – он сжал в кулаке медальон.

И тут же услышал вдалеке человеческий голос. Даже не голос – а несколько голосов.

Он пошел на эти голоса и очень скоро вышел на поляну, посреди которой стояла приземистая изба.

Это и был тот скит, куда шли они со старым спутником.

На пороге скита стоял седобородый отшельник, обитатель скита, а рядом с ним – старик, спутник Григория. Они вглядывались в чащу и попеременно выкрикивали имя молодого странника.

– Вот он я! – проговорил Григорий, выходя на поляну.

– Слава Богу! – проговорил его спутник. – А я уж думал, леший тебя увел в чащобу! А скит-то близко оказался…

Он пригляделся к Григорию и спросил:

– Так нашел ты того, кто в лесу голосил?

– Нашел, отче. Да это рысь оказалась, как ты и говорил.

Седобородый отшельник, давно в одиночестве живший в скиту, повернулся к Григорию и уставился на него незрячими глазами, затянутыми белесой пленкой.

– Как тебя звать-то, вьюнош? – спросил он сухим каркающим голосом.

– Григорием.

– Чувствую в тебе большую силу, Григорий! Далеко пойдешь, большие дела делать будешь…

Он вдруг замолчал на полуслове, шагнул к Григорию и прикоснулся рукой к его лицу.

– Далеко пойдешь, Григорий, с большими людьми спознаешься… с самыми большими… с самим Государем запросто говорить будешь… но конец твой будет страшным… кровь вижу… кровь на снегу… много крови… еще полынью вижу… прорубь во льду…

– Это ничего, что страшный конец! – неуверенно проговорил Григорий. – Главное, что посередке! Далеко, говоришь, пойду? Ну так и хорошо! Хоть час, да наш!

Лебедкин и Дуся вернулись в родное отделение, и первым, кого они встретили в коридоре, был Коля Еропкин, который уныло топтался у кофейного автомата.

Автомат, как всегда, не работал.

– Ну и подсиропил ты нам дело! – возмущенно проговорил Лебедкин. – Теперь придется на край света тащиться, в Подпорожский район… представляю, какой это медвежий угол!

– И ничего не медвежий! – обиженно отозвался Еропкин. – Очень красивые места! И рыбалка там отличная! А уж сколько грибов и ягод, я и не говорю!

– Может, летом и красивые, а сейчас я себе представляю… здесь-то, и то в окно выглянуть противно…

– И я, между прочим, оттуда родом! – продолжал обижаться Еропкин. – Малая родина… И каждое, между прочим, лето хоть на недельку, а съезжу туда, к истокам припасть…

– Ну извини, я ничего такого не хотел сказать… просто сейчас ехать туда неохота…

– А какое конкретно место тебе понадобилось?

– Деревня Таракановка, – поморщился Лебедкин. – Одно название чего стоит…

– Таракановка? – переспросил Еропкин. – А ты, Петя, ничего не перепутал?

– С какой стати?

– А с такой, что Таракановки уже пять лет как нет.

– Что значит – нет?

– То и значит. Нет больше такой деревни. Была, да сплыла. Пять лет назад ее из списка населенных пунктов исключили и электричество отрезали.

– Ты уверен?

– Конечно! У меня бабушка неподалеку живет, в деревне Малые Зяблики. Говорю же, каждое лето ее навещаю. Бабка упрямая, уж мать хотела ее в город переселить, она – ни в какую! Тут, говорит, и помру, где родилась и всю жизнь прожила. Да только она еще всех нас переживет – дай бог здоровья ей! У них в Зябликах тоже всего полторы старухи осталось, но все же, пока есть живые люди, деревня в списке значится, и автолавка по пятницам приезжает, и электричество есть, и даже рейсовый автобус раз в день останавливается. А в Таракановке пять лет как никто не живет… стоят еще какие-то дома заколоченные, без окон, да и те скоро развалятся или сгорят…

– А может, есть еще одна деревня с таким названием? – осведомилась Дуся, которая до того сбегала к Софье Павловне, но ту вызвал к себе начальник, так что разговора не получилось.

– В Подпорожском районе? – переспросил Еропкин. – Я там все деревни знаю. Второй Таракановки нет. Вот Зяблики… Есть Малые Зяблики, есть Большие, а еще есть Верхние Зяблики. А Таракановка всего одна, можете не сомневаться.

Дуся не сомневалась в свидетельстве Еропкина, но все же на всякий случай открыла в компьютере список населенных пунктов Подпорожского района.

И убедилась, что деревни с гордым названием Таракановка среди них нет. Пять лет назад была, а сейчас нет.

– Вот так вот, – сказала она напарнику, – наврала все женушка этому Херувимскому. Я сразу поняла, что ни в какую деревню она не уехала, когда увидела, что почти всю одежду она с собой взяла. Больше тебе скажу – точно она возвращаться не собиралась.

– Да ясен пень! – энергично закивал Лебедкин. – Решила, значит, отвалить куда-то, и единственную ценную вещь с собой прихватила. Потому что если честно, то больше у него и брать-то нечего. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок!

И вот что теперь делать? В розыск ее объявлять? Так прежде нужно от этого придурочного Херувимского заявление получить, что жена его обокрала!

– А когда найдем ее, она скажет, что он ей сам эту штуку дал! На годовщину свадьбы подарил! Или просто взяла, подружкам показать! И вообще, муж да жена – одна сатана, так что где тут кража-то? Да нас, Петя, на смех поднимут!

– Да знаю я! – В отличие от Дуси Лебедкин быстро впадал в уныние и потом долго в нем находился. – Но все-таки что-то делать нужно, потому что этот Херувимский такой склочный тип, будет всюду жалобы строчить, работать не даст.

Порешили поискать сбежавшую жену неофициально, точнее, поискать ее машину. А когда найдут, то поговорить с ней приватно и убедить, чтобы сама со своим муженьком разобралась. Пускай ему драгоценность отдаст, а там гуляет на все четыре стороны.

Обратились к Коле Еропкину, он все всегда про всех знал и имел кучу знакомых везде.

Еропкин был, по словам Дуси, мужчиной обстрелянным, то есть ничего не стал бы делать только за ее улыбку, так что его вызвали в их крошечный кабинет и напоили кофе из Дусиных личных запасов, да еще и выдали полпакета сдобного печенья из близлежащей пекарни. Владелец пекарни к Дусе, по его собственному выражению, неровно дышал и все уговаривал ее сняться для рекламы булочек с корицей.

Сытый Еропкин не подвел, и уже через два часа Лебедкину позвонили и сообщили, что синяя «Шкода» за номером таким-то, принадлежащая Херувимской Екатерине Владимировне, найдена на стоянке, что на улице генерала Карбышева. Камер там рядом нет, но предварительно известно, что стоит машина примерно неделю. Если надо, можно машинку осторожненько вскрыть и посмотреть.

– Поеду! – решил Лебедкин. – На месте посмотрю, а там уж будем думать…

Максим Максимович смел снег со ступенек, поднялся на крыльцо, вставил ключ в замочную скважину. Обычно после большого перерыва ключ поворачивался с трудом, приходилось приподнимать дверь, но на этот раз замок открылся на удивление легко. Как будто его закрыли только вчера, а не три месяца назад.

В доме было еще холоднее, чем на улице. Пока протопишь печку, пока дом хоть немного прогреется… хорошо, что жена не поленилась, приготовила термос с кофе.

Не хотел он ехать на дачу – что там зимой делать, – но жена настояла. Хотела проверить, как там да что… ну, с ней спорить – себе дороже. Опять же, им, как пенсионерам, проезд бесплатный…

Нинель Ивановна вошла в комнату, поставила на пол сумку с продуктами, повернулась к холодильнику…

– Максим! – проговорила строгим деревянным голосом. – Я тебе сколько раз говорила – холодильник нельзя оставлять закрытым! Там, небось, плесень развелась! Теперь мне полдня его отмывать придется… на холоде-то…

– Нинуля, – плаксивым голосом возразил Максим Максимович. – Что ты такое говоришь? Само собой, открыл я этот клятый холодильник! Что же я, не понимаю?

– Открыл, да? А это что? У меня что – глаз нет? Я что – не вижу, когда он закрытый?

– Ну, Нинуля, наверное, он как-нибудь сам захлопнулся! От сквозняка или еще отчего…

– Отчего, интересно? Или я тебе не говорила, что нужно стул приставлять? Приставил бы стул, так никакой сквозняк… а так мне отмывать его придется!

С этими словами Нинель Ивановна открыла дверцу холодильника, на всякий случай задержав дыхание…

И тут же, не издав ни звука, сползла на пол.

– Нинуля, ты что? Тебе плохо? – Максим Максимович кинулся к жене, похлопал ее по щекам. Когда это не помогло, вытащил из сумки бутылку минеральной воды, откупорил, плеснул на лицо жены, приговаривая:

– Нинуля, да что же с тобой… как же я теперь… сюда, небось, и «Скорую» не вызовешь…

Нинель Ивановна хрипло выдохнула, села, вытаращив глаза, уставилась на мужа безумным взглядом и воскликнула:

– Кто эта женщина?

– Что? – пролепетал Максим Максимович удивленно. – Что с тобой? Ты бредишь, Нинуля? – Он проверил рукой лоб жены – нет ли у нее жара. Жара не было.

– И нечего на меня переводить стрелки! – сквозь зубы процедила Нинель Ивановна. – Еще раз спрашиваю – кто эта женщина? И не пытайся меня обмануть!

– Да о ком ты говоришь?

Максим Максимович проследил за взглядом жены, повернулся к открытому холодильнику…

Первым делом ему бросились в глаза лиловые ирисы на желтом фоне. Совершенно неуместные на промерзшей зимней даче.

И только потом он увидел лицо с широко открытыми глазами.

Лицо молодой женщины.

Впрочем, с некоторых пор Максиму Максимовичу казались молодыми все женщины до пятидесяти лет.

На улице Карбышева на стоянке машин было совсем немного – время рабочее, все по делам разъехались, а здесь обычно люди только вечером паркуются.

– Привет! – услышал Лебедкин из ближайшей машины. – Заждались уж тебя.

Из будки показался сторож – немолодой мужичок с кривыми ногами, в старой меховой ушанке, причем одно ухо торчало вверх, как у старого барбоса.

– Чего такое? – недовольно заверещал он. – Машина в угоне, что ли? У меня все дела в порядке.

– Тихо, дед, не паникуй раньше времени! – повернулся к нему Лебедкин. – Ты лучше честно скажи, что про эту машину знаешь? Видел ее раньше?

– Первый раз она сюда встала.

– Кто она?

– Да баба эта, хозяйка!

– Давай по порядку.

– Да что там… ну, дней пять назад… у меня точно там все конкретно записано, – мужичок махнул рукой в сторону будки, – подъезжает «Шкода» эта, она, то есть хозяйка, спрашивает, можно на временную стоянку? Ну, раз места есть, я и разрешил. Мне-то какая разница? Заплатила она за неделю – и отчалила.

– Как отчалила? На какой машине?

– Пешком. А куда пошла – я без понятия.

– А с ней в машине никого не было?

– Не-а, сама за рулем, в машине никого.

– А вещи у нее какие были?

– Да никаких. Сумка дамская, как у всех. – Сторож неопределенно пожал плечами.

– Ладненько. Слушай, ты иди к себе, а мы тут аккуратненько машинку вскроем, осмотрим и уйдем.

– А ежели у ней чего-нито пропадет, а мне отвечать? – нахмурился сторож.

Лебедкин подумал, что ничего ценного хозяйка в машине наверняка не оставила, судя по всему, просто ее бросила и уж всяко в ближайшее время за ней не вернется.

Но настырный сторож не отставал.

– Ладно, смотри тут сам.

– Да я и машинку вскрою быстрее вас!

И правда, сторож отключил сигнализацию мигом и открыл дверцу бесшумно.

– Ты, дед, в молодости угонщиком, что ли, был? – восхитился один из парней из ГИБДД.

– А вот это не твое собачье дело! – всерьез обиделся сторож. – Кем я был и что делал, тебя не касается!

– Ну ладно, мы тогда уж поедем, вот как раз на аварию вызывают, дед сам машину закроет!

– Уж как-нибудь, – буркнул сторож, – руки у меня из нужного места растут…

Как только Лебедкин заглянул в салон машины, он сразу понял, что ничего путного он тут не найдет. Салон был абсолютно пуст, стерильно чист и пах хвойным освежителем воздуха.

Да, правильно отметила Дуся еще в квартире – жена Херувимского была женщиной аккуратной.

Лебедкин на всякий случай посмотрел в бардачке – пара квитанций, которые ничего ему не дадут, он и так знает, чья это машина. На полу не было ничего – ни фантиков от конфет, ни крошек от булочек. Впрочем, кто бы сомневался.

Открыли багажник, там тоже было пусто и относительно чисто. Лежала только запаска.

– Погоди-ка… – Сторож отстранил капитана и влез в салон по пояс. Порылся в глубине и нашел навигатор, который завалился за переднее сиденье.

– Ну, дед! – Лебедкин только головой покачал.

Навигатор показал, что последний раз машина ездила по городу семь дней назад, как раз в тот день, когда жена Херувимского якобы уехала в деревню к тетке.

Выехала она рано утром из дома, потом заехала на Петроградскую сторону, угол Малого проспекта и Бармалеевой улицы, постояла там недолго, а потом поехала сюда, на улицу Карбышева, никуда больше не заезжая.

И пока капитан раздумывал, не смотаться ли прямо сейчас на Петроградскую сторону и сколько времени он потеряет, учитывая жуткие пробки, позвонил дежурный Коля Еропкин и велел ему срочно ехать в отделение, потому что неподалеку, в дачном поселке в черте города, нашли труп женщины. Первичный осмотр провели ребята, что выехали по сигналу, а начальство распорядилось, чтобы дело это отдали Лебедкину и Дусе.

И сказал он это таким ехидным голосом, что капитан понял: и тут Еропкин интригует, нарочно ему подгадил. Вот за что, интересно знать? А они его еще кофием поили…

В их крошечном общем кабинетике Дуся разговаривала с кем-то по телефону.

– Да-да. Поняла. Не забуду. Все, что смогу, – сделаю. Ага, будем на связи!

– Уф! – Она положила трубку и обмахнулась газетой. – Вот еще забота. Как будто без того мало. Помнишь, в тот магазинчик, что в доме напротив метро был, залезли?

– Ну да, барахло какое-то унесли.

– Ага, еще арендаторы сплетничали, что хозяйка магазином прикрывается, а сама в каком-то криминале замешана. Так вот, нет дыма без огня, правы они оказались! Звонил мне сейчас один товарищ из Таганрога, так вот она, Лопарева эта, хозяйка магазина, проходит у них там по делу о наркотиках. Ищут они ее давно и не могут найти, ушлая такая баба, шустрая. Можешь себе представить, даже ни одной фотографии ее приличной нет! Так вот, он очень просил поискать что-нибудь про нее, может, кто какие контакты ее знает. Телефон, ясное дело, она отключила. А у тебя как дела? А хотя потом, все потом, сейчас нам к Данилычу нужно насчет трупа, найденного в холодильнике!

– В холодильнике? Обалдеть! – восхитился Лебедкин. – Неужели он уже его обследовал? А хотя… если ты с ним договаривалась…

Как уже говорилось, если Дусе было что-то нужно, редко какой мужчина способен был ей отказать. И эксперт Данилов, которого все звали Данилычем, не был исключением.

Напарники спустились вниз и вошли в лабораторию.

Как в любом морге, здесь было очень холодно.

Эксперт Данилов стоял посреди своих владений в белом (не очень свежем) халате и в галстуке-бабочке. Такой галстук он увидел у эксперта в каком-то американском сериале и решил, что ему он тоже необходим. К сожалению, галстук Данилова всегда был чем-то заляпан, вот и сейчас на нем были красные пятна.

Дуся предпочитала считать, что это не кровь, а кетчуп.

Кроме всего прочего, в помещении играла громкая классическая музыка. Это были «Времена года» Вивальди. Разумеется, в соответствии с сезоном, «Зима».

– Ну вот она, наша Снежная королева! – Данилов эффектным жестом отбросил простыню, предъявив напарникам располосованное и заново сшитое тело.

– Почему Снежная королева? – переспросил недогадливый Лебедкин, наморщив лоб.

– Ну как же… ее же в холодильнике нашли… – Эксперт смутился. Ему всегда становилось неловко, если его грубоватые шутки не сразу доходили до адресата.

Данилыч был лысоватый такой, немолодой уже дядька, но бодрый и обладающий специфическим чувством юмора. Впрочем, при его работе без этого нельзя.

– Ну и что ты про нее можешь сказать? Причина смерти, ориентировочное время? – Лебедкин опомнился и спросил это как можно тверже.

– Причина смерти ясная. Задушена, скорее всего платком. Знаешь, в Индии такая секта была – туги-душители. Они подкарауливали одиноких путников и душили специальными шелковыми платками, приносили их в жертву своей богине…

– Все-то ты знаешь! – процедил Лебедкин, отступая от стола. – И главное, все такое оптимистичное и жизнеутверждающее! И без того настроение не очень…

– Извини – работа такая!

– А что насчет времени смерти?

– Вот с этим сложнее. Поскольку она находилась на морозе, время смерти можно установить только с точностью до времени года. Плюс-минус два-три месяца. Понятно, что убили ее не раньше, чем установились холода. А уж точнее, извини, никак!

– И как ты прикажешь установить ее личность? – уныло протянул Лебедкин.

– А вот это уже ваша работа!

– А что при ней было из вещей? – подала голос Дуся, которая до этого рассматривала лицо женщины. Точнее, женщиной то, что лежало на столе, называть не хотелось. Если честно, то и смотреть на тело не хотелось, но Дуся была все же профессионалом, так что взяла себя в руки и смотрела внимательно.

Женщина была довольно молода, до сорока, это точно, а может быть, лет тридцати пяти. И похоже, что при жизни была довольно интересной. Волосы когда-то были хорошие, густые, пепельного оттенка. Глаза… ну, глаза так выпучены, что и не разглядеть.

– Ну да. – Данилов подошел ближе. – Молодая и прежде была ухоженная, за собой следила. Ну, там процедуры разные для кожи. Мышцы, опять же, не дряблые, развитые, стало быть, фитнесом занималась или другим каким-то полезным спортом. Не бедная, в общем, женщина, не бомжиха какая-нибудь.

– Так что там с одеждой? – повторила Дуся.

– А вот с этим совсем плохо. Из вещей при ней было только то, что на ней… то есть только это.

С этими словами эксперт протянул Дусе пластиковый пакет, сквозь который просвечивало лиловое и желтое.

– Ну-ка, ну-ка… – проговорила Дуся и вытряхнула содержимое пакета на стол.

Перед ней было платье – лиловые ирисы на желтом фоне.

– Не по сезону платьице! – протянул Лебедкин.

– Петя! – окликнула его напарница. – Это же оно! То самое платье! Ты не узнаешь?

Лебедкин еще раз взглянул на платье, потом повернулся к Дусе:

– Да нет вроде…

– Я хочу сказать, что мы установили ее личность! Это то самое желтое платье, в котором была на фотографии жена Херувимского! Желтое платье в лиловых ирисах!

На лице Лебедкина ничего не отразилось.

Ну да, эти мужчины никогда не замечают мелочей. И даже Петька, хороший оперативник, а вот поди ж ты! Фотографию, может, он и заметил, но платье точно не запомнил. Да что там, среднестатистического мужчину утром спросишь, в каком платье его жена вчера с ним в ресторане была, – он и то не вспомнит.

Данилов фыркнул.

– Ты уверена, что платье то самое? – спросил Лебедкин.

– Очень похоже. Что еще на ней было?

– Да ничего не было. – Данилов пожал плечами. – Одно только платье на голое тело – ни белья, ни колготок, ни обуви…

– Странно… – пробормотал Лебедкин, – значит, задушена, одевал явно убийца – не сама же она платье на голое тело нацепила…

Дуся с Даниловым понимающе переглянулись. Всем было известно, что капитан Лебедкин буквально бредит специфическими преступлениями. Везде ему мерещатся маньяки, да не простые, а серийные.

Начальство за это капитана сильно не любило, хотя была в прошлом у него пара-тройка блестяще раскрытых дел. Но на эти дела приходилось втрое больше промахов и ошибок, а ведь всем известно, что, если дело резонансное раскрыто – то начальство пожинает его плоды, а вот если случилась ошибка или висяк – то виноват всегда стрелочник, то есть капитан Лебедкин.

Тут, как ни странно, Дуся с начальством была не то чтобы согласна, но в какой-то мере признавала его правоту. Уж больно противным становился Петька, когда его одолевала очередная идея насчет маньяка. Дуся же здраво считала, что нужно расследовать конкретное преступление, то есть выполнять свою непосредственную работу, а не углубляться в серийные дебри.

Пока собирались звонить Херувимскому, он позвонил сам и грозно осведомился, как там обстоит его дело.

– Вот как раз есть подвижки! – ляпнул рассердившийся Лебедкин. – Жену вашу нашли, приходите на опознание.

– Ты с ума сошел! – Дуся вырвала у него трубку и заворковала. – Аркадий Викторович? Капитан Самохвалова вас беспокоит… Да-да, мы с напарником у вас были недавно… Значит, тут вот какое дело… жена ваша ни в какую деревню не поехала, там и деревни такой нет, и тетки у нее, я так понимаю, тоже нет… Вы слушайте, не перебивайте! По телефону подробности я говорить не буду, а вот вы лучше приходите завтра на опознание… Да, молодая женщина примерно возраста вашей жены… ей сколько? Тридцать шесть… ну да, подходит. Не верите? Ну, все бывает, так что вы лучше приходите и сами убедитесь… ага, буду вас ждать. Непременно. Договорились.

– Вот так-то. – Она укоризненно взглянула на Лебедкина. – А ты сразу орать. Так можно человека до инфаркта довести!

– Да ничего ему не сделается! Спорим, он больше расстроится, что его ценная вещь пропала, чем что жену убили…

Херувимский вошел в прозекторскую, зябко поежился, неуверенно, опасливо огляделся.

Данилыч привычным жестом поправил бабочку, подошел к накрытому простыней телу.

Херувимский прижал руку к груди, уставился на труп под простыней, потом быстро взглянул на полицейских:

– Это… это она?

– А вот вы нам это сейчас и скажете! – И Данилов жестом циркового фокусника откинул простыню.

Херувимский испуганно попятился, посмотрел на мертвую женщину, затем перевел взгляд на Данилова, а потом – на Дусю и Лебедкина, словно ждал от них каких-нибудь пояснений.

Данилыч прокашлялся:

– Ну что?

– А кто это? – Вопросом на вопрос ответил Херувимский.

– То есть как? – Лебедкин пристально взглянул на него. – Вы ее не опознаете?

– Нет, а должен?

– То есть это не ваша жена, гражданин Херувимский? – недоверчиво осведомился Данилыч.

– Нет, конечно.

– Вы уверены? – уточнил Лебедкин. – Все-таки она мертвая и не в самом лучшем виде…

– Слушайте, ну что я, собственную жену не узнаю? Вот вы, например, свою жену узнаете?

– Я не женат, – недовольно произнес Лебедкин. – То есть разведен… то есть это вообще к делу не относится. Короче, вы не опознаете свою жену, гражданин Херувимский?

– Да сколько можно повторять? Конечно, не опознаю. Это другая женщина, которую я никогда прежде в глаза не видел. И надеюсь больше не увидеть.

– Ладно, тогда вы можете быть свободны. Но никуда не уезжайте – вы нам можете понадобиться.

Херувимский что-то недовольно проворчал себе под нос, но побрел к выходу.

– Дорогу обратно найдете? – спросила Дуся.

– Найду!

Как только дверь за Херувимским закрылась, Лебедкин переглянулся с Дусей.

– Ну вот тебе и здрасте! А ты говоришь, что мы установили личность. Теперь нужно начинать сначала…

– Ну, меня платье ввело в заблуждение… – призналась Дуся. – Но согласись, платье точно такое же, как на той фотографии… трудно было не обознаться…

– Платье… – повторил Лебедкин, и его лицо приобрело отстраненное выражение. Дусе это выражение категорически не понравилось – такое выражение появлялось у ее напарника, когда он думал, что наткнулся на серийное убийство.

– Петя, только не это! – простонала Дуся. – Ты мне нужен трезвый и вменяемый!

– А? Что? – переспросил Лебедкин, как будто просыпаясь, и повернулся к эксперту: – Данилыч, теперь только на тебя надежда!

– Да, Данилыч, миленький, теперь только ты нам можешь помочь! – присоединилась к напарнику Дуся. – Что ты можешь сказать про эту покойницу?

– Ну… – Данилыч снова поправил засаленную бабочку, прокашлялся и заговорил: – Перед нами женщина примерно тридцати пяти лет, причина смерти, как я вам уже говорил, – удушение, время смерти… ну, про это я вам тоже уже говорил…

– Данилыч, нам бы хоть какую-нибудь зацепку, чтобы установить ее личность!

– Ну… могу, конечно, сказать что-то о ее зубах, но мы все равно не знаем, к какому стоматологу она ходила, а проверить все стоматологические клиники в городе нереально. Но вот что интересно – ей делали операцию на коленном суставе левой ноги. У нее была старая, еще детская травма, вызвавшая дефект коленного сустава. Эта травма могла сказаться на походке и привести к более серьезным последствиям. И несколько лет назад ей сделали операцию.

– А где сделали – можно сказать?

– Ну… операция довольно сложная, самое лучшее место, где такое могли сделать, – Институт травматологии. Так что советую туда наведаться. Если даже не они делали, то они, по крайней мере, могут вас куда-то направить.

– Больше ты нам ничего полезного не можешь сказать? Хоть что-нибудь!

– Больше ничего. В остальном жертва была здорова и прожила бы достаточно долго, если бы не встретила на своем пути негодяя, который ее задушил.

Дуся с Лебедкиным переглянулись в удивлении, услышав в голосе эксперта скорбные, трагические нотки. Надо же, вроде бы насмешник такой и даже циник, а вот, поди ж ты, пожалел молодую женщину… значит, ничто человеческое ему не чуждо…

На выходе из лаборатории поджидал их, однако, Аркадий Херувимский.

– Что вам еще? – набросился на него Лебедкин. – Вам же сказали – идите домой, вас вызовут, если что понадобится! Не отвлекайте нас от работы!

– Если что? – прищурился Херувимский. – Вот какие действия вы проводите по моему делу? И на каком основании вы меня вызываете незнакомые трупы опознавать, если меня ограбили? Украли ценную вещь, а вы ничего не делаете!

Лебедкин набрал воздуху, чтобы высказать этому типу все, что он думает о нем, о его жене и о мифической драгоценности, которой, может быть, и вообще нет, но Дуся была начеку и оттеснила его могучим плечом в сторону.

– Иди, Петя, работай, мы тут разберемся, – вполголоса проговорила она. – А вы, Аркадий Викторович, сбавьте обороты. Не нужно таким тоном разговаривать.

Они поднялись наверх и остановились у окна в коридоре.

– Давайте мы поговорим с вами неофициально. – Дуся улыбнулась, и от ее улыбки лицо Херувимского стало мягче, и появились в нем человеческие черты. – Итак, мы выяснили, что жена ваша вас, уж простите, обманывала, нет у нее никакой престарелой тетки. То есть тетка, возможно, и есть, но ни в какой деревне, у черта на куличках, она не живет. Далее, когда ваша жена уехала неделю назад, то, судя по всему, она не собиралась возвращаться. Об этом говорит то, что она взяла с собой почти все вещи, оставила уж совсем ненужное.

– Но я… но она… да не может быть! – Херувимский замахал руками, как мельница крыльями.

– Да хватит уже голову под крыло прятать, как страус! – Дуся повысила голос. – Что вы все отмахиваетесь, мы же тут не в игрушки играем. Повзрослейте, наконец! Машина вашей жены обнаружена на автомобильной стоянке на улице Карбышева! Были у нее знакомые или родственники в том районе?

– Не знаю…

«Хоть что-то он о своей жене знает?» – подумала Дуся, старательно удерживая на лице приветливое выражение.

– Значит, теперь вы должны окончательно определиться. – Она добавила в голос официальной строгости. – Либо вы заявляете, что ваша жена просто пропала, то есть уехала от вас, либо вы утверждаете, что она украла у вас вашу ценную вещь.

– Она не могла украсть медальон, она… она не подозревала о его существовании!

– То есть как?

– Да вот так! Я ей его никогда не показывал! Ни разу! А почему я должен сразу же делиться с посторонним человеком самым сокровенным? Не для того мои предки много лет хранили медальон, чтобы я… первой встречной…

– Аркадий Викторович! Что вы говорите? Да сколько лет вы с женой прожили?

– Какая разница? Ну… шесть, а что?

«Ну и ну!» – подумала Дуся, потому что даже не нашлась, что сказать. Но потом опомнилась:

– И вы полагаете, что, прожив с вами в квартире шесть лет, жена ваша не нашла тайника? Женщина она аккуратная, хозяйственная, так что все углы в квартире, небось, исследовала на предмет уборки, а попутно и тайничок вскрыла. Любопытство, знаете ли, не порок, тем более женское…

– Зараза! Воровка! Надо же, взял ее в дом, шесть лет кормил-поил, а она…

– Ну-ну… – Дуся не любила, когда так отзываются о женщинах, тем более о женах. – Успокойтесь! Значит, мы можем, конечно, распространить ориентировку по антикварным и ювелирным магазинам насчет этого медальона, но что-то мне подсказывает, что жена ваша не станет его сразу же продавать. Раз уж она сумела так замести следы… Машину бросила, чтобы ее не искали. А вот, кстати, может быть, у вас есть фотография медальона?

– Нет, а зачем мне было его фотографировать? – Херувимский вскинул голову.

– Ну тогда… есть хоть кто-то, кто видел этот медальон, так сказать, воочию, кто может подтвердить, что он у вас действительно был? – решилась Дуся задать прямой вопрос, потому что ей до чертиков надоело ходить вокруг да около.

– Его никто не видел, то есть, конечно, отец мой и дед, но их уже нет, – буркнул Херувимский, и тут до него дошло. – Вы думаете, что я… что я все это сочинил? Что никакого медальона у меня вообще не было? Да как вы…

– Ну, что я думаю, значения большого не имеет, – Дуся снова улыбнулась мягко, – но согласитесь, что выглядит все это подозрительно. И опять-таки, ваша жена, когда мы ее найдем, будет от всего отпираться – дескать, знать не знаю ни о каком медальоне, не видела его, а у вас и доказательств никаких нет. Так что будет ваше слово против ее. Конечно, опять-таки, если мы ее найдем.