Текст книги "Шкатулка с секретом"

Тот, однако, не спешил начинать свой рассказ.

Сперва он нашел глазами свою служанку и едва слышно прошелестел губами:

– Бьянка, открой кассоне, что стоит возле двери.

– Что это вам в нем понадобилось? – осведомилась своевольная служанка. – Вам о душе пора подумать… Позвольте мне послать за священником!

– Делай, что я велю! – приказал хозяин, сурово сдвинув брови.

Служанка еще что-то невнятно пробормотала, но открыла резной сундук.

– Видишь там черную шкатулку? Принеси ее сюда и поставь на стол возле моей постели!

Служанка поставила на стол шкатулку черного дерева, украшенную богатой инкрустацией.

– А теперь оставь нас, Бьянка! – приказал господин Кастельнуово. – Выйди из комнаты и не вздумай подслушивать!

– Больно надо! – фыркнула служанка, неторопливо выплывая из опочивальни. – Никогда за мной такого не водилось, чтобы подслушивать да подсматривать!

– Знаю я тебя! – проговорил ей вслед хозяин и обратился к Кристофоро: – Возьми в руки эту шкатулку!

Кристофоро подчинился.

Ему показалось, что от нее исходит живое тепло, как от человеческой руки. Он внимательно осмотрел вещицу и усомнился в том, шкатулка ли это: у нее не было ни крышки, которую можно открыть, ни замочной скважины, в которую можно вставить ключ.

– Эта шкатулка с секретом, – тихо проговорил синьор Кастельнуово. – Ее нельзя открыть, если не знаешь этого секрета. Но я расскажу его тебе…

– А что в ней хранится?

– В ней хранится самое большое сокровище, какое только можно представить!

Кристофоро с сомнением взглянул на шкатулку, затем перевел взгляд на больного друга.

Уж не бредит ли он?

Если в этой шкатулке заключено столь ценное сокровище – почему же синьор Паоло держит ее в простом сундуке? И почему он живет в скромном доме, а не в роскошном палаццо?

– Это не золото и не драгоценные камни, – продолжал между тем умирающий. – Это нечто гораздо большее: ключ к исполнению желаний. То, что хранится в этой шкатулке, может привести тебя к тому, что для тебя важнее всего.

«Точно, он бредит! – подумал Кристофоро. – Служанка права, нужно бы и впрямь вызвать священника, чтобы тот соборовал синьора Паоло перед смертью!»

Больной между тем продолжал:

– Помнишь ли ты, как мы говорили с тобой о морском пути в Индию?

– Еще бы не помнить!

– Путь этот долог и сопряжен со многими опасностями…

– Но зато Индия полна несметных сокровищ, и тот государь, который владеет Индией, владеет всем миром!

– Это правда. – Больной опустил веки. – Но помнишь ли ты, как мы говорили о том, что должен существовать еще и короткий путь в Индию? Что туда можно доплыть, двигаясь не на восток, а на запад?

– Еще бы!

Кристофоро прекрасно помнил, как они говорили об этом. Несколько лет назад они прочли письмо астронома и географа Паоло Тосканелли, в котором тот излагал эту идею. И действительно, если земля круглая, как давно уже доказали астрономические исследования, то в любую ее точку можно попасть двумя путями.

Правда, новый, западный, путь в Индию может быть сложен и полон всевозможных опасностей, поэтому крайне трудно уговорить богатого судовладельца или кого-то из христианских государей рискнуть несколькими кораблями ради такой рискованной затеи.

– Я хорошо помню это, – проговорил Кристофоро. – Только при чем здесь ваша шкатулка?

– Скоро ты это узнаешь… – прошелестел слабый голос синьора Кастельнуово. – Но сначала я хочу рассказать тебе, как она попала ко мне в руки… Десять лет назад я плыл на португальской каравелле вдоль западного берега Африки. Вдруг мы увидели на горизонте мавританский корабль. Наш капитан, дон Бартоломеу Солер, посчитал этот корабль пиратским и бросился его преследовать. Наша каравелла была лучше оснащена и куда быстроходнее, так что к полудню мы догнали мавров. Сперва мы дали по кораблю залп, а потом пошли на абордаж…

Голос синьора Кастельнуово стал еще тише, но Кристофоро отчетливо слышал каждое слово. Постепенно он словно перенесся в тот жаркий день возле берегов Африки, словно сам оказался на борту португальской каравеллы.

Мавры сопротивлялись отчаянно, но португальцев было вдвое больше, и они были лучше вооружены, так что через час схватка была закончена. Палуба мавританского корабля была усеяна трупами, несколько пленных, связанных по рукам и ногам, перевели на португальскую каравеллу.

Обшарив трюм захваченного корабля, португальцы нашли немало золота, серебра и несколько мешков пряностей. Однако капитан подозревал, что это еще не все: мавры где-то прятали самое ценное.

Пленных стали пытать, чтобы найти спрятанное. Синьор Кастельнуово, хорошо знавший язык мавров, выступал в качестве переводчика. Однако мавры держались твердо и повторяли, что на корабле больше ничего нет. Тогда их одного за другим сбросили в воду.

В последний момент старик купец, захваченный вместе с командой, взмолился о пощаде. Он сказал, что и впрямь спрятал нечто ценное на корабле, и привел португальцев к тайнику. Под обшивкой в его каюте была спрятана шкатулка черного дерева.

Шкатулка оказалась с секретом – у нее не было крышки, но старый мавр нажал на несколько особых планок, повернул стенку – и она открылась.

Португальцы были разочарованы, обнаружив вместо драгоценных камней или золотых украшений всего лишь компас – старинный, сделанный из необычного сплава.

– Это не простой компас! – говорил старый мавр, выпучив глаза от страха. – Он указывает направление не на север, а на то место, которого ты желаешь достичь больше всего на свете!

– Что говорит этот старик? – спросил португальский капитан у переводчика.

– Он говорит, что этот компас испорчен и больше не показывает на север, – солгал синьор Кастельнуово. – И он просит, чтобы его окрестили, прежде чем предать смерти.

– Нет проблем, – усмехнулся португалец. – Пусть умрет крещеным. А компас этот и правда неисправен – его стрелка показывает куда угодно, только не на север!

– Позвольте, дон Бартоломеу, я возьму его себе, – попросил Кастельнуово. – У меня будет память об этом славном дне.

– Бери, ты неплохо сражался. Тем более от этого компаса все равно нет никакого прока!

Старого мавра окрестили (при этом он верещал, как свинья перед закланием) и сбросили в воду, как и остальных его соплеменников.

А синьор Паоло Кастельнуово стал обладателем удивительного компаса.

– Удалось ли вам проверить его чудесные свойства? – недоверчиво спросил Кристофоро, когда больной закончил свой рассказ.

– Да, удалось! – отвечал тот. – Вскоре после того случая с маврами мы попали в шторм, который повредил оснастку нашей каравеллы и пригнал нас к берегам, где обитали мавры. Иноверцы преследовали нашу каравеллу и на этот раз догнали ее. Корабль взяли в плен и привели в порт, весь экипаж продали в рабство. Я сказал, что хорошо разбираюсь в картографии и мореплавании, и меня купил владелец нескольких кораблей. Шкатулку с компасом мне удалось сохранить, поскольку я сказал, что это мой профессиональный инструмент, без которого я как без рук. Вскоре мой новый хозяин отправился в плавание. Он плыл вдоль берегов Африки в поисках знаменитого Золотого города. Мавры слышали, что там, во владениях какого-то негритянского царька, золото стоит не дороже простого песка. У моего хозяина были старинные карты, на которых был отмечен Золотой город, и он хотел, чтобы я прочитал эти карты и привел его к тому богатому месту. В случае если мне это удастся, мавр обещал отпустить меня на свободу. Я долго разбирался в старых мавританских картах, но никак не мог проложить по ним курс. Тогда я попытал счастья и повел корабль по направлению, которое указывал компас старого мавра. Мы плыли по новому курсу несколько дней и наконец подошли к заливу, который далеко вдавался в африканский берег. Стрелка компаса указывала прямо в этот залив – я направил в него корабль, несмотря на то что глубины залива едва хватало для маневра. Хозяин волновался, но моя уверенность вселила в него надежду, и мы поплыли в глубину залива. Залив был извилистым, мы то и дело меняли направление и наконец на второй день увидели впереди стены города.

– Это он, это Золотой город! – повторял мавр, расхаживая на носу корабля. – Я богат, богат, как халиф!

Я сказал ему, что ближе подходить опасно, залив слишком мелок, но он и слушать меня не захотел. Близкое богатство застилало ему глаза, и он повторял только одно: «Вперед! Вперед!» Наконец наш корабль сел на мель в трех фарлонгах от берега. Мавр опомнился и приказал своим матросам спускать шлюпки.

– Постойте, господин! – сказал я ему, глядя на стены города. – Здесь что-то не так. Я не вижу людей на стенах, не вижу кораблей в гавани.

Мавр, однако, не слушал меня. Вместе со своими людьми сел в шлюпки и поплыл к берегу. Я тоже был в одной из шлюпок. Мы подплыли к стенам города – и тут страшная правда открылась перед нами. Компас не подвел, мы и впрямь нашли Золотой город, но он был много лет назад разграблен и разрушен дикарями, и в нем не было ни души. Мавр, как безумный, ходил по опустевшим улицам, надеясь найти там золото. В конце концов мне удалось уговорить его вернуться на корабль. Тем временем начался отлив, и наш корабль, который и до того сидел на мели, оказался на голых камнях. Днище его было повреждено, он завалился на бок и пришел в полную негодность. Нам нужно было думать уже не о золоте, а о своем собственном спасении. Мавры сняли со своего корабля все, что могли унести, в первую очередь оружие и припасы, и мы отправились в пеший поход, чтобы добраться до населенных мест. Хозяин корабля приказал мне определить направление. У меня не было карты тех берегов, и прежде никто из нас там не бывал, но я воспользовался своим компасом и повел отряд на северо-восток. Мы долго шли через джунгли, пробивая себе дорогу саблями и топорами. На нас нападали дикие звери и еще более опасные дикие люди, нас мучил голод и страшные болезни, мы потеряли половину своего экипажа, но стрелка компаса показывала прежнее направление. Через неделю мавр сказал, что больше не верит мне и моему компасу, что он с оставшимися людьми вернется к Золотому городу и будет ждать там, пока его не спасет какой-нибудь корабль.

– Вы не дождетесь помощи, добрый господин, – возразил я. – Поверьте мне, еще немного – и мы придем в населенные места!

– Еще немного – и мы все умрем! – ответил мне мавр.

– Позвольте мне только подняться на этот холм! – проговорил я, указывая на заросшую лесом возвышенность.

– Так и быть…

С того холма я увидел стоянку белых людей. Это были испанцы, искавшие в тех местах слоновую кость и золото. Они накормили нас и вывели к берегу, там посадили на свой корабль и привезли нас в Кадис. Там меня освободили, а мавров отпустили на родину после того, как за них заплатили выкуп. Из Кадиса я вернулся в родную Геную. Я подорвал свое здоровье в африканских джунглях и поэтому больше не выходил в море, но я не сомневаюсь, что именно этому компасу обязан своим спасением, и верю, что мой компас приведет тебя к новым, удивительным берегам…

Проговорив последние слова, синьор Кастельнуово без сил опустился на подушку и едва слышно пролепетал:

– Забирай компас и уходи… Для меня настало время предстать перед Создателем…

Сон не шел. Тоня ощутила вдруг такое одиночество, как будто кроме нее никого нет не то что в этом поселке, а во всей вселенной. Наверное, все же она начала засыпать, потому что ей вдруг показалось, что она лежит на чем-то твердом, а над ней раскинулось огромное небо с мириадами звезд. Антонина хотела найти на небе ковш Большой Медведицы, но его не было, и Полярной звезды тоже не было. И Тоня понимала, что звезды такие крупные и яркие, каких не могло быть на северном небе. Пахло свежестью, и ее ложе тихонько покачивалось.

«Да ведь я на корабле, – поняла она, – а вокруг открытое море. Или даже океан».

Антонина вздрогнула от свежего ветерка и очнулась на самой обычной кровати в самой обычной комнате. Что это был за сон? Во всяком случае, он оказался куда приятнее яви. И вообще, лучше быть одной, чем с такими родственничками, как у нее. Мать бросила в младенчестве, тетка… Пожалуй, тетка относилась к ней неплохо, и она, Тоня, могла бы быть к ней повнимательнее.

Тетя Лина умерла, когда Тоня еще жила с Викой. Оказывается, она уже давно болела. Онкология. Но никому не говорила, даже своему мужу. Ему-то уж всяко не нужно было говорить – все равно помощи никакой не дождалась бы.

Но то, что тетка не обратилась к племяннице, это уж, конечно, Тонина вина. Выходя замуж, она думала, что уходит из той квартиры навсегда, что дядьку-то уж точно больше никогда не увидит. Думала, что перевернула эту страницу своей жизни. И ошиблась, конечно, как и всегда.

Тетка не лежала в больнице, дома и то недолго была на больничном. Дядька позвонил, сказал, что умерла вчера вечером, и попросил денег на похороны. А если бы не деньги, то и не позвонил бы. Тоня прибежала – как, что, отчего умерла-то? Тут и выяснилось все про теткину болезнь. В участковой поликлинике так и сказали – лечение ничего не дало, она все про себя знала и родственникам говорить запретила.

Ну, похоронили, поминки справили, а через несколько дней позвонил ей дядька – и ну по телефону матом крыть. Тоня к тому времени уже отвыкла от его криков, поэтому просто бросила трубку. Так продолжалось два дня. Наконец он сообразил, что криками ничего не добьется, и объяснил суть.

Оказалось, тетя Лина завещала свою долю в квартире племяннице, нотариально все оформила, а дядьке ничего не сказала. Ужас, как дядька рассвирепел, Тоня никогда его таким не видела. Судом грозил, адвоката нанял. Я, орал, тебя, такую-сякую, вообще без площади оставлю! Справки принес, что он пенсионер и инвалид труда. Откуда только взял? Купил, наверное, инвалидность. Он всегда был здоров как бык, на нем стадион вспахать можно было.

Нотариусу, видно, слушать все это надоело, он и спросил строго: чего конкретно от племянницы хотите? Чтобы она вам квартиру отдала? В честь чего? Дядька так оторопел и снова начал про больного пенсионера, которого все обижают. Ну, нотариус его из кабинета выгнал, а Тоне вполголоса сказал, что закон, конечно, на ее стороне, но дядька может судиться, ему спешить некуда и заняться нечем. Втянет Тоню в тяжбу, а ей это надо? Лучше договориться по-хорошему, чтобы квартира была у них пополам. А он уж дядькино согласие обеспечит.

Тоня на все была согласна. Она, как обычно, от крика в ступор впала, ничего не соображала. На том и порешили. А только пользы от такого соглашения Тоне мало было. Сначала-то она у мужа жила. А потом, когда от Вики ушла и домой заявилась, на свою законную жилплощадь, такое там застала…

Оказывается, дядька женился. Все законно, в загсе расписался, его жена Тоне документ показала. Официальный, с печатью. Но это потом, а поначалу Тоня прямо обалдела, когда увидела, что в квартире творится.

Тетя Лина-то квартиру в порядке содержала. Ремонта дорогого, конечно, не было – откуда денег взять? – но все аккуратно, обои подклеены, нигде ничего не валяется. А тут в прихожей тюки какие-то, чемоданы, сумки, коробки, музыка играет, из кухни чад, как будто там целого барана жарят. Тоня о тюки споткнулась, свой чемодан уронила. Из дальней комнаты вышел какой-то тип – черный, с усами. Посмотрел так и спросил:

– Ты кто?

– А тебе-то что? Хозяин где?

– Хозяин? – протянул он, а у самого глаза засверкали. – Ну, я хозяин, а что?

Тоня аж поперхнулась и сумку выронила.

– А куда дядьку девали? – хотела крикнуть, а в горле ком. И не то чтобы дядьку пожалела, просто уж больно противно все стало.

Ну, тот тип крикнул что-то на своем языке, и тут же из кухни выбежала женщина. Вроде молодая, только лицо какое-то несвежее, как будто молью траченное. Зуб золотой торчит, и улыбка от этого неприятная, фальшивая. Руками всплеснула, якобы обрадовалась, а как заметила Тонин чемодан, так посмурнела лицом и в комнате скрылась. Тотчас оттуда дядька вышел. Небритый, неаккуратный, потертый какой-то. Лицо помятое, желтое, одет неряшливо. У тети Лины он не такой был – сытый, гладкий, чистый весь, аж лоснился.

Ни здрасте не сказал, ни еще какого привета. Только уставился на чемодан и сумку, как баран на новые ворота.

– Эт-та чего? – наконец спросил и пальцем ткнул, а голос хриплый, как будто с похмелья.

«Да так и есть, – поняла Тоня, когда дядька подошел ближе. – Он же с жуткого похмелья. И вообще пьет. Вот уж чего раньше, при тете Лине не водилось».

– Эт-та чего? – повторил дядька и пнул Тонин чемодан.

– Вещи мои, – Тоня решила держаться тверже. – А это кто такие? – Она махнула рукой в сторону коридора, где стояли теперь трое – женщина и двое мужчин: один тот, усатый, другой худой, небритый, щеки впалые, глаза ввалились.

– Эт-та? Жена моя, Мариночка… – сказал дядька, – и братья ее Аслан и Махмуд.

– Ты женился? – удивилась Тоня. – Со смерти тетки еще года не прошло!

– А твое какое дело? – вызверился на нее дядька. – Ты мне будешь указывать?

Тут его женушка всплеснула руками и скрылась на минуту в комнате, а после принесла свидетельство и показала Тоне из своих рук. Все правда, свидетельство о браке, дядькина фамилия черным по белому, и эта Мириам, что ли, или Малика, на букву М в общем.

– Да мне все равно, – Тоня отступила, поскольку от дядьки жутко разило перегаром, а от его женушки – бараньим салом, – у тебя своя жизнь, у меня – своя. – И подхватила чемодан, намереваясь войти в дальнюю комнату, которая раньше была ее.

– Куда это? – прошипел дядька. – Там занято!

А тот, усатый, широко распахнул перед Тоней дверь. Она хотела войти, но встала на пороге как вкопанная. Ее комната под завязку была набита мешками, тюками и коробками. Еще какие-то вещи лежали просто так, на полу.

– Видала? – злорадно усмехнулся дядька. – Нет у тебя здесь комнаты, я ее сдал. Ты меня, инвалида-пенсионера, бросила без средств к существованию, должен я на что-то жить? Пенсии-то на лекарства не хватает.

– Ага, и на выпивку тоже, – разозлилась Тоня.

– Ты меня не трогай! – заорал дядька дурным голосом. – Чужие люди приласкали, накормили, обогрели! А племянница родная бросила, как собаку бездомную!

Тут он икнул и закашлялся. Если бы дядька был в голосе, то Тоня отступила бы, потому что на его крик реагировала всегда одинаково – застывала в полном ступоре и не могла ничего с собой сделать. Но сегодня дядька оказался не в лучшей форме, а у Тони просто не было выхода – жить-то негде.

– Половина квартиры моя по закону, – сказала она, – так что освобождайте комнату. А я пока в другой поживу.

– В другой мы живем, – с ужасным акцентом сказал усатый, – тут тебе места нету…

– Вот так прямо? – Тоня очень рассердилась. – А если я в полицию пойду? У вас документы в порядке?

– Какая полиция, какая полиция? – затараторила бабенка визгливым ненатуральным голосом. – У нас документы в порядке, у нас с полицией никаких конфликтов нету, в нашем отделении брат мой двоюродный работает.

– Ты туда и не суйся, – прохрипел дядька, – у них там все схвачено. Уходи по-хорошему, если неприятностей не хочешь. А то напишу на тебя заявление, что ты наркоманка, так еще и загребут.

– Ах ты, скотина! И так столько крови мне попортил! – Тоня была на грани отчаяния. – Думаете, в вашем паршивом отделении вся власть? Ишь что выдумал – всю квартиру захапать! Тебе это так просто с рук не сойдет и этим тоже!

Тут вперед выскочил тот худой со впалыми щеками. Неожиданно сильной жилистой рукой он толкнул Тоню в узкий тупичок перед ванной и прижал к стене. Тоня содрогнулась, увидев совсем рядом его глубоко посаженные глаза, желтые, как у кошки, которые горели сейчас диким, безумным огнем.

– Никуда не ходи, – прошипел он, и она с ужасом почувствовала прикосновение чего-то страшного и холодного к своей шее, – пойдешь – прирежу, как куренка. Тогда вся квартира наша будет. А тебя кто хватится? Кому ты нужна?

Тоня почувствовала, что ноги стали ватными, и сползла бы по стенке вниз, если бы страшный тип не держал ее.

– Поняла? – прошипел он. – Вали отсюда и сиди тихо, тогда будешь жива!

Еще раз тряхнул ее и ушел.

Тут прибежала Мириам, или как там ее, снова всплеснула руками, залопотала по-своему, затормошила Тоню, протащила по длинному пустому коридору и вытолкала на лестницу, выбросив следом ее вещи.

Опомнилась Тоня уже на улице и заторопилась уйти как можно дальше от этого дома, уж очень страшным было лицо одного из братьев, Махмуда кажется, и жутким прикосновение ножа к ее шее.

Она сняла комнату, думала, что временно, а осталась там надолго. Сунулась было к юристу насчет квартиры, но тот ничем ее не обнадежил. В суд, конечно, подать можно, сказал он, но дело это долгое, муторное, дядька не будет на заседания являться, отговариваясь болезнью, кучу справок принесет. А этих его новых родственников выкурить из квартиры никак не получится, раз у них вся местная полиция подмазана.

Так и бросила Тоня это дело – против лома, как известно, нет приема. Не очень даже и удивилась такому повороту событий – ясно же, что полная неудачница. Раз уж с замужеством не получилось, то и квартиру оттяпали. Насчет дядьки она никогда не сомневалась, что сволочь он первостатейная.

Понемногу Антонина отходила от своей, с позволения сказать, семейной жизни. Выбросила Вику из головы (такое лучше вообще забыть навсегда), поменяла в очередной раз работу, купила кое-какие вещи в хозяйство. Тетка, что квартиру ей сдавала, оказалась редкостная выжига, на кухне только мебель ломаная, пара кастрюль закопченных да вилки гнутые.

А чтобы уж совсем за собой сжечь все мосты, Антонина подала на развод. Вика, правда, звонил пару раз, предлагал помириться, да Тоня послала его подальше, вспомнив кое-какие слова из дядькиного лексикона. Не знаешь, когда пригодится!

Развели их без проволочек – ни детей нет, ни имущества общего. А через некоторое время позвонила та самая соседка да и рассказала, что на своей новой машине Вика попал в аварию, ударился головой, кости кое-какие переломал. В общем, прогноз неблагоприятный: если и не останется инвалидом, то долго будет в себя приходить. Удивилась тогда Антонина – неужели это Лиза ему отомстила? Да нет, скорее судьба вмешалась, чтобы этот маньяк следующую дурочку не охмурил и мучить не начал. Так или иначе, к Тоне у полиции претензий не было – они к тому времени с Викой в разводе были.

Понемногу жизнь налаживалась. Антонина успокоилась, спать стала лучше. Съемная квартира была двухкомнатная, и во вторую комнату привела как-то хозяйка жильца. Комнатка была крошечная, мебели вообще никакой, только раскладушка да стол кухонный, хозяйкой с помойки принесенный. Никто там жить не хотел за ту цену, что тетка требовала, а тут один согласился.

Как посмотрела на него Тоня, так сразу все поняла: алкаш самый настоящий, такому уже ничего не поможет, вскорости сопьется совсем, дело решенное. А пока Мишка этот, которого жена давно выгнала, пристроился где-то дежурить два через два дня.

Пока его не было, Антонина старалась все хозяйственные дела переделать, чтобы на кухне с ним не сталкиваться. Хотя мужик оказался не вредный, после работы напьется да и спит до полудня. А как проснется, так, конечно, смотреть на него страшно – глаза мутные, рожа синяя, грязный весь, перегаром несет. Говорить даже не может, только подбородком трясет и заикается. Тоня поначалу боялась и на кухню выйти, потом привыкла, даже бутылку пива в холодильнике держала. Мишка пива выпьет – и снова спать. И только на следующий день уже поест. Только Тоня его не кормила, еще чего не хватало.

Так продержался Мишка несколько месяцев, а потом его с работы уволили. Сказал, ни за что, на работе он не пил, а Тоня подумала, что у него на роже все написано, вот начальство и распорядилось такого алкаша убрать с глаз долой. Запил тогда Мишка по-черному, они поругались, и Антонина как-то не заметила, что он перестал из своей комнаты выходить. Ну, ей еще и лучше. Однажды пришла она с работы, а сосед стучит в стенку. Тоня зашла – чуть не задохнулась, такая вонь в комнате стояла. Мишка, бледный весь, тихо стонал, голоса не было.

Антонина вызвала «скорую», соседа увезли и какую-то операцию сделали, две недели он в больнице провалялся. Тоня его не навещала, но однажды позвонил врач – так и так, выписываем его, так хоть заберите, а то он слабый совсем. Ну, жалко Тоне стало Мишку, все-таки не скотина, забрала она его, привезла на машине домой. Прибралась в комнате, еды какой-то купила, суп сварила. Все выходные с ним провозилась, лекарство по часам давала, чаем поила, воспитательную беседу проводила. В понедельник ушла на работу, так Мишка каждый час ей звонил: где то, да где это, да когда придешь, да я есть хочу. Разозлилась Тоня и высказала ему все как есть: «Что ты себе выдумал? Я тебе не нянька, сам все найдешь, не младенец грудной! И не смей звонить на работу, еще не хватало, чтобы меня уволили!»

Ну, Мишка и отстал. Вечером Тоня вернулась, в квартире тихо. Она еще обрадовалась, помылась, ужин приготовила. Потом зашла к Мишке, а он уже холодный. Ремень привязал к трубе да и удавился. И записку оставил:

Совсем один, все плохо, все равно умру, так лучше сразу.

Тоня тогда от стресса сама чуть рядом не свалилась. Но опомнилась, вызвала медиков да полицию. Участковый приличный попался – не кори, говорит, себя, это он, видно, «белочку» поймал. Алкаши часто вешаются. Не переживай, никто его силой не тянул.

Когда Мишку увезли, Тоня вздохнула с облегчением – одной заботой меньше. Хозяйка, выжига, едва начерно прибралась в комнате, даже раскладушку Мишкину выбрасывать не стала. Бабки во дворе судачили, что надо бы батюшку в квартиру пригласить, чтобы он что-то там сделал, покадил, освятил, молитвы прочитал, святой водой окропил. А иначе жить в той комнате нельзя. Ну, дождешься от жадины, как же! Хотела Тоня съехать, да деньги у нее вперед заплачены были за два месяца, а выжига ни за что не отдала бы. А у Тони что – деньги лишние, что ли? Тем более драла хозяйка за комнату непомерно.

Правду люди говорили – не зря в таких случаях батюшку зовут. Тоня спать вообще перестала. Лежит до утра, прислушивается, все ей кажется, что Мишка в соседней комнате ходит. Ночью в туалет выйти боится – вдруг Мишка выскочит? А если увидит она его лицо синее да язык вываленный, так сразу на месте умрет.

Стала Тоня нервная, вздрагивала то и дело, вещи роняла. На работе перепутала пару раз документы, заказы не туда послала. Начальник наорал, она, как обычно, в ступор впала. Он ее и уволил по-быстрому. Тоня спорить не стала, собрала вещички, расчет получила да и пошла. А охранник внизу пожалел ее, дал телефон Владимира Борисовича, сказал, работа есть с проживанием. Тоня и согласилась. В первый день подумала, что ей повезло. Ага, как же! Похоже, что и тут все закончится плохо. Такая уж у нее судьба, что ничего хорошего в жизни ей не отпущено.

Разбудил Антонину телефонный звонок. Спросонья она долго искала мобильник, а он все заливался и заливался не умолкая. Наконец телефон нашелся под кроватью, бог знает, как туда завалился, ни кошек в доме нет, ни детей.

– Да! – сказала Тоня. – Слушаю!

В трубке долго молчали, потом послышался какой-то скрип. Номер на дисплее высветился незнакомый. Тоня недоуменно пожала плечами и хотела уже нажать кнопку отбоя – ясно же, что не туда попали, – как тут прорезался женский голос:

– Это Антонина?

– Ну да…

Голос слышался издалека, как будто с другого конца земли, да еще все время прерывался.

– Это говорит хозяйка дома, я ваш номер у Владимира узнала.

– Татьяна? – Тоня вспомнила рассказ ушлой Анфисы Павловны. – Но ведь вы…

– Не говорите ничего по телефону! – испуганно забормотала женщина. – Ну да, это я. Понимаете, я хочу забрать собаку, Рика, мы не можем его бросить. Так вот, не могли бы вы привезти его ко мне? Я сама не могу появляться дома…

Тоня изумленно молчала. Кто это звонит? Ведь хозяева дома сбежали всей семьей. Анфиса рассказывала, что жена хозяина с детьми уезжала так, как будто за ними черти гонятся, и этот водитель, что с Соколовой приехал, говорил, что сам Самохин в розыске, а семья его улетела в Германию.

– Вы меня слышите? – взывал женский голос в мобильном.

А с чего Антонина решила верить посторонней тетке и водителю? То есть Анфиса-то, может, и видела, как те уезжали, но вот водитель про Германию спокойно мог наврать, чтобы перед Тоней хвост распустить, будто он все знает, во все посвящен. Да кто ему расскажет такие подробности, его дело – только баранку крутить.

– Так вы мне поможете? – спрашивал голос. – Нужно только привезти собаку сюда, я заплачу вам за услуги, не сомневайтесь!

– Да, – наконец решилась Тоня, – да, конечно, я привезу его, говорите адрес.

– Кузнецовская улица, дом шесть, корпус три! – выпалила женщина. – Это недалеко от платформы Паровозный Музей!

«Даль-то какая, – недовольно подумала Тоня. – Что она, поближе подъехать не может? У нее же машина».

– Знаю, что далеко, – женщина как будто подслушала ее мысли, – но вы ведь на автомобиле…

– Ну да, – неохотно согласилась Тоня, – хорошо, я успею за полтора… Нет, за два часа.

– Буду ждать!

Тоня с недоумением смотрела на мобильник. Что-то не понравилось ей в разговоре, голос у женщины был какой-то ненатуральный. Но возможно, все дело в плохой связи. Так или иначе, для нее это какой-то выход. Вчерашний день показал, что находиться в этом доме небезопасно. Она решила остаться здесь только ради собаки. Невозможно бросить Рика на произвол судьбы. А так все устроится, она отдаст собаку хозяйке и может ехать на все четыре стороны.

Вот именно – как раз ехать-то ей и некуда. Так жалко Рика… Она успела привязаться к псу, и он к ней тоже. Тоня зажмурила глаза, чтобы отогнать набежавшие слезы. Ну что за ужасный рок висит над ней? Только появилась у нее близкая, родная душа, как судьба норовит ее отнять!

Антонина устыдилась своих мыслей и потрясла головой, чтобы выбросить их. Нельзя быть такой эгоисткой, нужно рассуждать здраво. И поступать так, как будет лучше для Рика. Нужно отвезти его хозяйке, это будет справедливо.

Тоня шмыгнула носом и вытерла глаза кулаком, потом наскоро умылась и подкрасилась. Все-таки в город едет. Времени не оставалось даже для того, чтобы позавтракать.

Она закусила куском черствой булки и насыпала Рику в миску побольше сухого корма. Он посмотрел равнодушно и подошел к двери: сначала, мол, прогулка, а потом – еда.

– Ешь! – прикрикнула Тоня. – Потом во двор выпущу!

Снова Рик удивился – по утрам полагается полноценная прогулка в соседнем лесочке, он собака воспитанная, двор держит в чистоте.

– Рикуша! – Тоня присела перед ним и обняла за шею. – Ну, не капризничай, мы торопимся. На машине поедем.