Текст книги "Секрет золотой карусели"

– Вообще-то не знаю.

«Ну и дурак», – подумала я.

– Интересно, что его нет больше ни на одной фотографии, – протянул капитан.

И правда нет…

– Ну ладно, если вы больше ничего не можете мне рассказать о присутствовавших на вернисаже людях, давайте поговорим о картинах. Как вам кажется, какая-то из них может представлять интерес для грабителей? Проще говоря, может дорого стоить?

Я припомнила выставленные в галерее работы, освежила память, взглянув на снимки, – и честно признала:

– На мой взгляд, вряд ли. Картины ведь ценятся в зависимости от имени их создателя, а никто из участников выставки за прошедшие годы не приобрел имени. Да и вообще, честно говоря, уровень большинства работ не то чтобы ученический, но… наполовину любительский. Вот разве что Бобрик… в его работах что-то есть, но и у него картины покупают редко и за небольшие деньги. Если бы кто-то захотел получить его картину, купить ее проще, чем украсть из галереи.

– Вот как… значит, здесь нет дорогих картин?

– Ну… таких, чтобы дорого стоили – нет. Другое дело, что у тех, кто жил здесь раньше – двадцать, тридцать лет назад, – эти картины могут вызывать волнующие воспоминания. Они могут напоминать детство, юность, молодость… многие дома, изображенные на этих картинах, больше не существуют, они снесены, разрушены. А ведь кто-то в этих домах родился, вырос…

Тут я взглянула на свою картину, на дом с башенкой…

Я поняла, что говорила сейчас в первую очередь о себе самой, о своих собственных чувствах, которые проснулись при виде этого старого дома.

Полицейский внимательно выслушал меня и проговорил с некоторым сомнением:

– Я много лет занимаюсь преступлениями, связанными с произведениями искусства, но мне никогда не приходилось слышать, чтобы картину похитили из-за нахлынувших воспоминаний. Картины воруют только из-за их высокой цены.

Тут дверь кабинета открылась, и в него вкатился круглый человек в круглых очках, с лоснящейся физиономией.

Он скользнул по мне оценивающим взглядом, видимо, сразу решил, что я не представляю для него никакого интереса, и повернулся к полицейскому:

– Златоусский, Артемий Арнольдович, – проговорил он круглым масленым голосом и протянул капитану визитную карточку с фамилией и номером телефона.

– И что вы здесь делаете? – удивленно осведомился капитан. – Лично я вас не вызывал!

– И не должны были, – так же маслено ответил вошедший. – Меня вызвала моя клиентка, Мария Валерьевна Вуячич. Я как адвокат представляю ее интересы…

– Ах, вы ее адвокат! Но пока ей нет нужды обращаться к адвокату, мы ее пока ни в чем не обвиняем…

– Ключевое слово здесь – пока! К адвокату лучше обратиться заранее, так сказать, превентивно. До того, как возникнут какие-то обвинения. Потом может оказаться поздно.

С этими словами адвокат уселся на стул и утвердился на нем так плотно и основательно, что даже мне стало ясно: он здесь всерьез и надолго. Капитан Серов, очевидно, тоже это понял, потому что резко поскучнел.

Тут я подумала, что вполне могу незаметно удалиться, мое присутствие здесь излишне. Я сделала полицейскому ручкой и скользнула к двери кабинета.

Он повернулся было ко мне, хотел что-то сказать, но передумал и заговорил с адвокатом.

А я вышла в выставочный зал.

Там сейчас никого не было, все картины висели на прежних местах, только на месте моей пропавшей работы было пятно – как на месте выпавшего зуба.

Я остановилась перед этим пятном и задумалась.

В самом деле, кому могла понадобиться моя старая картина?

Я не питаю иллюзий насчет своего таланта. Вряд ли моя картина может стоить больших денег. Но тогда… тогда зачем она кому-то понадобилась? Причем до такой степени, чтобы пойти из-за нее на преступление?

Тем более про картину-то эту никто не знал до прошлой недели, кроме Бобрика, да и он вспомнил о ней, только когда меня встретил. Да я сама о ней забыла. И нечего было Мишке меня втягивать в эту авантюру, вон этот тип с художественной фамилией прицепился как смола! Теперь будут на допросы таскать, только этого мне не хватало!

Тут я заметила Мишку Бобрика, который болтался по галерее, очевидно в ожидании меня. Очень не хотелось мне с ним разговаривать, еще поругаемся, поэтому я скользнула в узенький коридорчик, где была импровизированная кухня.

Я вспомнила, что в день вернисажа именно оттуда щуплый мужичок выносил поднос с шампанским. Вот интересно, про шампанское я вспомнила, а вот с кем его пила – убей бог! Нет, очевидно, спиртное мне противопоказано.

Итак, я неслышно просочилась в этот самый коридорчик, потому что в конце его была дверь черного хода, и я надеялась этим путем выйти во двор и незаметно уйти отсюда. И больше ноги моей здесь не будет. А все Мишка!

И тут я услышала за дверью импровизированной кухоньки какое-то движение.

Дверь приоткрылась, и я застыла на месте, сама не знаю почему, вроде бы ничего плохого я не сделала. Но вот отчего-то мне не хотелось никого встретить. Спиной я нажала ручку узенькой дверцы, та открылась, и я оказалась в темной кладовке. Там были свалены старые рамы, пахло пылью и скипидаром.

За секунду до того, как Милана появилась в коридорчике, я успела прикрыть дверь кладовки. Но не до конца, чтобы она не хлопнула, поэтому услышала резкий голос из-за двери:

– А ну-ка вернись!

И тут же чья-то сильная рука втащила Милану внутрь легко, как будто это была не женщина крупной и плотноватой, скажем так, комплекции, а пластмассовый манекен. И та же рука плотно закрыла дверь кухни.

Я решила, что самое время мне ретироваться, что Милана вполне может сама за себя постоять, а у меня и своих забот хватает.

Очень осторожно я протиснулась в дверь и тихонечко пошла к выходу, но по дороге не удержалась и заглянула в небольшое стеклянное окошко в двери кухни. Честно говоря, мне хотелось узнать, кто этот человек, который так вольно обращается с великой и ужасной Миланой Вуячич.

И каково же было мое удивление, когда я увидела, что с ней разговаривает тот самый хлипкий, невзрачный мужичок, что был у нее на подхвате. Теперь он вовсе не выглядел таким мелкотравчатым, напротив, лицо его казалось вырезанным из камня, он говорил короткими рублеными фразами, и я почему-то думала, что негромко, так сильнее доходит. Очевидно, до Миланы точно дошло, потому что вид у нее был бледный.

Тут я поняла, что если они меня заметят, то ничего хорошего не выйдет, так что пробежала до выхода и выскочила во двор.

И, никуда не заходя, побежала домой, а там попала в объятия Маруси, которая, надо сказать, высказала мне все, что думает о хозяйках, что заставляют собаку терпеть до полдня.

– Прости меня, дорогая моя! – Я попыталась поцеловать собаченцию в нос, от чего она с негодованием отказалась.

Прошло несколько дней.

В Нюрнберге все только и говорили о восточном торговце, который поселился в доме советника Вестфаллера. Рассказывали о множестве его слуг и приказчиков, об удивительном богатстве иноземца. При этом его самого пока никто не видел.

Мастер Фридрих все еще трудился над музыкальной шкатулкой для советника, но работа подвигалась медленно.

Время уже приближалось к полудню, когда Эльза заглянула в мастерскую и проговорила:

– Так что, господин, тут к вам пришли.

– Сколько можно повторять, что во время работы я никого не принимаю?

– Я так ему и сказала, но он ответил мне на своем варварском наречии и не ушел.

– Он? Кто это он и на каком наречии он изъяснялся?

– Вот уж насчет наречия, господин, вы меня не спрашивайте. Я в них ничего не понимаю. Для меня что китайский, что эфиопский – все одно, порядочному человеку лопотать по-ихнему не пристало.

– Да кто же он такой, этот иностранец?

– И это мне неведомо. Может, китаец, может, турок, а может, еще кто похуже.

– Да откуда же он здесь взялся?

– Говорят, из владений самого султана. Да вы же сами видели, как он прибыл со всеми своими слугами.

– Ах, так это тот самый иноземный купец, который поселился в доме покойного советника Вестфаллера?

– А я вам о чем толкую битый час? Он пришел, уселся в прихожей и лопочет по-своему…

– Ну так зови его сюда.

– Как прикажете, господин. Только не пойму я вас – то никого не велите принимать, то говорите, чтобы позвала его…

– А тебе меня понимать ни к чему. Тебе нужно только исполнять мои приказы. Так что немедленно позови сюда иноземного гостя да приготовь это новомодное пойло, как его… кофий. Все иностранцы до него большие охотники.

В действительности мастера Фридриха разбирало любопытство.

Как и все достопочтенные жители славного города Нюрнберга, он чрезвычайно интересовался иноземным купцом, но не подавал виду, что это ему интересно. И сейчас весьма обрадовался, что иноземец сам пришел к нему и волей-неволей расскажет, кто он таков и зачем пожаловал в Нюрнберг.

Только одно заботило мастера: как он сможет объясниться с иноземцем. Ведь сам мастер не знал иностранных языков, а пришелец, судя по всему, не понимает по-немецки.

Прошло самое малое время, и дверь мастерской отворилась.

На пороге стоял смуглый господин с большой окладистой бородой и темными маслянистыми глазами.

Одет был иноземный гость ярко, как попугай, – по парчовому камзолу были вышиты удивительные цветы, разноцветные бабочки и райские птицы.

Впрочем, должно быть, так принято одеваться в тех краях, откуда он родом.

Мастер Фридрих поднялся, весьма церемонно поклонился гостю и учтиво проговорил:

– Позвольте приветствовать вас, досточтимый господин! Увы, не знаю, поймете ли вы меня, но я не обучен говорить на вашем варварском наречии… признаться, и других языков я не знаю, ибо мой доброй памяти батюшка, мир праху его, считал, что порядочному человеку это ни к чему…

– Ничего, я вас и так прекрасно понял, ибо кроме своего варварского наречия я знаю еще с десяток языков, ибо мой доброй памяти батюшка считал, что порядочному человеку следует уметь разговаривать с другими порядочными людьми на их языке.

К немалому смущению мастера Фридриха, вся эта тирада была произнесена на превосходном немецком, с характерным произношением жителя Нюрнберга.

– Ох! – только и нашелся сказать последний.

– Не огорчайтесь, любезный господин! У всех людей свои привычки, и все считают свои привычки наилучшими.

Тут, к счастью, появилась Эльза с подносом, выручив хозяина из неловкого положения.

На подносе помещались две чашечки настоящего китайского фарфора, серебряный кофейник и тарелка с ароматным яблочным штруделем.

– Позвольте предложить вам чашечку кофея! – гордо проговорил мастер Фридрих, тем самым давая понять гостю, что следит за модными веяниями.

Гость, судя по всему, был приятно удивлен.

Эльза наполнила чашки и удалилась, по обыкновению, с крайне недовольным выражением лица.

Господа отпили немного кофе – мастер Фридрих с плохо скрытым страданием, его гость, напротив, с удовольствием.

– Должно быть, в тех краях, откуда вы прибыли, милостивый господин, этот напиток пьют каждый день, мы же, признаться, только недавно к нему приобщились.

Этой витиеватой фразой мастер Фридрих хотел ненавязчиво намекнуть, чтобы гость сообщил, из каких же краев он прибыл. Однако хитрый его маневр не удался. Гость сделал еще глоток, очевидно смакуя напиток, и ответил:

– Да, вы правы, дорогой друг, в нашей стране ни один день не обходится без кофе.

Поставив чашечку, хозяин, дабы прекратить эту мучительную процедуру, перешел к делу.

– Соблаговолите поведать мне, какая счастливая судьба привела вас, милостивый господин, в мое скромное жилище? Конечно, ваш визит доставил мне несомненное удовольствие, но все же у вас, должно быть, имелась какая-то цель.

– Само собой, само собой. Я не посмел бы попусту тратить ваше драгоценное время. Так что перейду к делу.

Даже до нашей далекой страны дошли слухи о прекрасных механических игрушках, заводных часах и других удивительных устройствах, которыми славится город Нюрнберг. И я решил отправиться сюда, дабы увидеть все эти механические чудеса своими глазами. При этом, признаюсь, у меня было намерение заказать лучшему из ваших мастеров некое устройство…

– Лучшему из мастеров? – переспросил хозяин.

– Именно так. И уже здесь, в Нюрнберге, я узнал, что среди всех знаменитых мастеров наилучший – вы, мастер Фридрих.

– Вы слишком добры ко мне, милостивый господин… – Мастер поклонился, невольно зардевшись от похвалы.

– Я только справедлив. Кроме того, все люди, достойные доверия, отзывались о вас наилучшим образом.

– И что же вы хотели заказать мне?

– Извольте взглянуть на этот чертеж…

С этими словами заморский гость достал из-за пышного обшлага свернутый в трубку кусок пергамента и протянул его гостеприимному хозяину.

Мастер Фридрих развернул пергамент и первым делом сказал:

– Должен признать, что этот чертеж выполнен чрезвычайно умело и тщательно.

– В наших краях имеются хорошие чертежники.

Мастер некоторое время внимательно разглядывал чертеж и наконец проговорил:

– Я не раз делал подобные вещицы, и это совсем не трудно. В наших краях их называют золотой каруселью и нередко дарят детишкам на Рождество…

– Вы хотите сказать, что вещь эта слишком проста, чтобы заказывать ее такому прекрасному мастеру, как вы?

– Ну, я не сказал этого…

– Великодушно простите меня, мастер, но взгляните сюда… – И заморский купец показал на центральную часть чертежа.

– Ах, и правда я не все рассмотрел… – Мастер снова вгляделся в пергамент, потом достал лупу в серебряной оправе и смотрел еще какое-то время.

Наконец он отстранился от чертежа и проговорил с удивлением:

– Любопытно, любопытно! Эта вещица не так проста, как кажется на первый взгляд!

– Многое из творений Всевышнего кажется на первый взгляд простым. Однако при внимательном изучении простота эта часто оказывается обманчивой.

– Истинно так, милостивый господин!

– Так вы возьметесь за эту работу?

– Непременно. Мне самому интересно, что из этого получится.

– Я рад и с радостью заплачу вам двойную цену против той, какую вы берете обычно.

– Вы чрезвычайно щедры, милостивый господин!

– У меня будет только одно условие. Работа должна быть выполнена не позднее нынешнего полнолуния.

– Полнолуния? – удивленно переспросил мастер. – Впрочем, если таково ваше желание, я не смею возражать. Тем более что работа не кажется мне сложной.

– Ну и прекрасно.

На следующий день с утра у меня в квартире работал Васильич. Он возился в прихожей, то напевая, то насвистывая, а я тем временем разбирала шкафы на кухне, откладывая все, что нужно выбросить в первую очередь, а что – вообще немедленно.

Откровенно говоря, выбросить нужно было все, ну разве что чайный сервиз оставить, еще мамин. Помню, родители его только на праздники гостям выставляли, вот он и сохранился. Не то чтобы он мне был нужен, но память о маме…

Хорошо бы, конечно, и сами шкафчики выбросить, но новую кухню я не потяну, так что с Васильичем мы договорились только на замену труб и кранов.

Марусю я заперла на балконе, чтобы она не путалась под ногами у Васильича и не действовала ему на нервы.

Она у меня собака незлобивая и отходчивая, сперва, конечно, обиделась, но быстро успокоилась и прилегла на осеннем солнышке подремать.

Я заканчивала разбирать один из шкафов, как вдруг мне показалось, что на меня кто-то смотрит.

Я вздрогнула, повернулась и увидела за окном человека в рабочем комбинезоне.

Тут я вспомнила, что в подъезде висело объявление – просили жильцов немедленно убрать машины, поскольку сегодня начинается окраска фасада.

Ну да, это маляр в люльке красит стену…

Я подошла к окну и задернула занавеску. Та тоже была старая, еще мамина, но все-таки не так видно.

В это время раздался звонок.

Я вышла в прихожую.

Васильича там не было – должно быть, вышел по своим делам или за инструментами и сейчас вернулся. Правда, я дала ему ключи, но мало ли что, может, у него руки заняты…

– Васильич, ключи, что ли, забыл? – проговорила я, открывая входную дверь.

Но на пороге стоял вовсе не Васильич.

Там был какой-то незнакомый тип, толстый и большой, в черной куртке с капюшоном, с густыми, сросшимися на переносице бровями. Глаза под этими бровями были какие-то снулые, пустые, безразличные, как у чучела.

– А вы к кому? – удивленно спросила я, пытаясь закрыть перед ним дверь.

Незнакомец, однако, мягко надавил на нее, протискиваясь в квартиру, и проговорил неприятным скрипучим голосом:

– К вам, к вам! Конкретно к вам. Я из Энергосбыта, инспектор Иванов, показания счетчиков нужно сверить.

– Счетчики? – переспросила я недоверчиво.

– Счетчики, счетчики! – закивал он. – Электрические счетчики! – И он показал мне какой-то блокнот. И еще сунул книжечку удостоверения, но так быстро, что я ничего не успела разглядеть.

Как-то мне этот тип определенно не нравился. Эта настойчивость и неприятный снулый взгляд… И как назло, Васильич куда-то ушел… и даже Маруся заперта на балконе…

– Счетчики – вот они, – проговорила я, немного отступив, и показала коробку с распределительным щитком рядом с дверью.

Он открыл коробку, что-то записал в своем блокноте, но не ушел, а повернулся ко мне и проговорил:

– А теперь покажите мне квитанции на оплату.

– Квитанции? – переспросила я, лихорадочно вспоминая, где лежат эти чертовы квитанции.

– Да-да, квитанции! – И он двинулся на меня. – Я должен сверить с ними показания!

Я невольно поддалась этому напору и пошла в сторону кухни. Квитанции должны быть там… скорее бы найти их и отвязаться от этого подозрительного типа, выпроводить его из квартиры… он мне определенно не нравится…

Незнакомец шел за мной, тяжело ступая. Под ногами у него скрипел паркет.

Мне стало как-то неуютно, я обернулась и перехватила его взгляд – настороженный взгляд опасного хищника… впрочем, может, мне это показалось – через секунду взгляд был прежний, такой же снулый и безразличный…

Я вошла в кухню, выдвинула верхний ящик стола и стала поспешно искать там. Незнакомец остановился в дверях, полностью перегородив выход из кухни.

Конечно, квитанций не было – всегда так бывает, когда что-то очень нужно найти.

Я выдвинула второй ящик и тут боковым зрением заметила какое-то движение у себя за спиной.

Обернулась – и увидела, что инспектор Иванов – или кто он там на самом деле – передвинулся и оказался прямо у меня за спиной. Я даже почувствовала его дыхание.

Причем, если раньше он двигался тяжело и шумно, как слон в посудной лавке, теперь он переместился совершенно бесшумно, опять же как опасный хищник.

И взгляд у него снова был опасный…

Мне стало страшно.

– Маруся! – позвала я громко.

И тут же вспомнила, что сама, собственными руками заперла собаку на балконе…

– Это вы кого зовете? – проскрипел «инспектор». – Разве вы не одна в квартире?

– Почему одна… – забормотала я, отступая к стене. – Конечно, не одна… я с Марусей живу…

– И где же эта ваша Маруся? – проговорил он, и в его голосе отчетливо прозвучала насмешка.

– Здесь… то есть там… сейчас она придет…

– А зачем вы ее зовете?

– Затем… может быть, она знает, где эти квитанции…

Я уже сама не знала, что несу. И я снова, уже от безысходности, повторила:

– Маруся! Маруся! Ну где же ты?

Но она даже не гавкнула в ответ.

Ну надо же… то она вечно вертится под ногами, а то ее не дозовешься… ах, ну да, я же заперла ее на балконе! Но хотя бы могла она подать голос?

Допустим, она заснула. Но ведь у нее такой чуткий сон! Муха пролетит – она и то проснется!

– Не торопится ваша Маруся! – Незваный гость плотоядно усмехнулся: – А по-моему, нет никого в квартире, кроме нас с вами!

– Есть… – повторила я. – Конечно, есть! А вообще, чего вам от меня нужно?

– Вы разве забыли? Квитанции!

– Ах да, квитанции… сейчас я их найду, только вы не могли бы отойти, а то вы мне свет заслоняете.

– Да ничего я вам не заслоняю. Где я, а где окно! – И он еще придвинулся ко мне.

Я передвинулась, чтобы между мной и этим ужасным человеком оказался стол, но сама понимала, что это меня ничуть не защитит. А он все надвигался и тяжело, жарко дышал…

Когда я увидела его первый раз в дверях квартиры, он показался мне рыхлым безобидным толстяком. Сейчас же было видно, что это очень сильный и опасный человек.

Мне стало по-настоящему страшно.

Кроме всего прочего, я не могла понять, почему молчит Маруся. Допустим, она заперта на балконе, но она должна почувствовать, что в квартире чужие, и подать голос…

Я стала шарить за спиной в поисках какого-нибудь оружия самообороны и нащупала что-то – кажется, молоток для отбивания мяса. Ухватила за рукоятку и тут же увидела, что мой страшный гость издевательски ухмыляется.

И тут в коридоре скрипнула дверь, и раздался громкий голос Васильича:

– Хозяйка, я пришел! А что это у тебя дверь не закрыта? А ты вообще где?

Господи, как я ему обрадовалась!

– Тут я, на кухне! – пропищала я, с трудом справившись с голосом.

Тут с «инспектором Ивановым» случилась новая метаморфоза. Он как-то мгновенно сник, выцвел, обрюзг и снова сделался безобидным рыхлым толстяком.

– Да ладно, – проговорил он примирительно. – Не ищите вы эти квитанции… я отмечу, что видел…

И тут же он выскользнул в коридор.

Я перевела дыхание и вышла за ним.

В прихожей был только Васильич, вид у него был удивленный и недовольный.

Я от радости чуть не на шею ему бросилась!

– Васильич, миленький, как хорошо, что ты пришел!

Он осторожно отстранился, удивленно посмотрел на меня и проговорил, покосившись на дверь:

– Кто это сейчас отсюда драпанул?

– Да какой-то приходил инспектор из Энергосбыта… счетчики проверял…

– Счетчики? – переспросил Васильич с сомнением. – Ты вообще-то невесть кого не пускай, мало ли что. Сейчас жуликов знаешь сколько развелось!

Он жестом показал, как много жуликов, и продолжил:

– И вообще, у нас всегда женщина приходит счетчики проверять, такая… – Он обрисовал в воздухе, какая именно. – Они всегда женщин посылают, а то мужику и дверь не откроют. А ты легкомысленно очень поступила, подозрительный какой-то тип… не надо было ему дверь открывать…

– Знаю, Васильич! Но я подумала, что это ты вернулся, вот и открыла…

– У меня же ключи есть. А ты что, крем сбивать собралась? Печешь что-нибудь?

Я недоуменно взглянула на него, перехватила взгляд… и увидела, что держу в руке венчик для сбивания.

Это я его взяла вместо молотка… неудивительно, что «инспектор» так ухмылялся! Мне самой стало смешно – надо же, каким грозным орудием я вооружилась!

Тут я вспомнила про Марусю и ее странное молчание.

Отправилась на балкон…

Маруся спала как ни в чем не бывало, вольготно развалившись на бетонном полу.

Даже как-то странно – тут шум, люди ходят, а она спит… раньше с ней такого не бывало!

Я потрепала ее за ушами:

– Маруся, девочка моя, проснись!

Она тихонько заскулила, но продолжала спать.

Ну, это уже странно… даже более чем странно…

Я принялась тормошить ее, и наконец Маруся с трудом открыла глаза, все еще затянутые мутной пеленой сна.

Увидев меня, попыталась встать, но ноги плохо ее держали, она покачивалась, как пьяная.

Тут я уже забеспокоилась:

– Маруся, девочка, что с тобой?

Она широко зевнула, встряхнула головой и ткнулась сухим носом в мои руки.

Вид у нее был, пожалуй, не больной, а просто сонный. Такой вид бывает у человека, которого разбудили посреди ночи.

– Что это вдруг на тебя такая сонливость напала?

Маруся не ответила, пошатываясь и подволакивая лапы, она доплелась до кухни и припала к миске с водой.

И тут я сложила несколько фактов.

Вспомнила маляра, который заглядывал в мое окно. Подозрительный какой-то маляр.

Вспомнила, как звала Марусю на помощь – но она даже не проснулась…

Может быть, этот человек никакой не маляр, а сообщник того толстяка, который приходил в мою квартиру? Того, который выдавал себя за инспектора Энергонадзора? То есть Энергосбыта… то есть черт его знает кого… ясно же, что жулик, вот и Васильич говорит, что всегда женщина приходит.

Но ему-то что было от меня нужно?

У меня нет фамильных бриллиантов, я не держу дома наличности, да у меня ее и вообще почти что нет. Нет у меня и каких-нибудь антикварных раритетов, нет офортов Рембрандта… только и есть что тюбики с засохшей краской да мои собственные этюды…

Тут я не к месту вспомнила странную кражу, случившуюся в галерее «Милан».

Ведь там тоже украли только мою картину…

Бред какой-то!

Я и тогда не могла понять, почему украли именно ее, именно этот «Старый дом».

А если прибавить к этому сегодняшнее более чем странное происшествие…

Я вспомнила глаза того фальшивого инспектора.

Он был готов меня убить… если бы не пришел Васильич, неизвестно, чем бы все это кончилось.

Что же ему на самом деле было нужно?

Маруся напилась воды и, зевая и пошатываясь, пошла досыпать в комнату.

Я решила оставить ее в покое. Сама же попыталась закончить уборку, но после того, как уронила старую мясорубку, едва не расколотив плитку на полу, и рассыпала какие-то ископаемые окаменевшие сухари, непонятно как оставшиеся в шкафу, поняла, что сегодня не мой день, раз все из рук валится.

Тут Васильич крикнул из коридора, что у меня телефон надрывается и что для какого беса тогда мобильный покупать, если на звонки не отвечать.

Номер был незнакомый, так что я помедлила в надежде, что звонившему надоест ждать и он сам разъединится. Но не тут-то было, так что пришлось мне взять себя в руки и ответить.

Звонивший представился адвокатом и сослался на Виктора. Голос у него был приятный, бархатного тембра, он предложил мне встретиться как можно быстрее и был очень настойчив.

Очевидно, Виктор его подучил, охарактеризовав меня как полную тетеху и тормоз.

Пришлось согласиться на встречу в ресторанчике напротив художественной школы, я сказала, что сейчас без машины и добираться куда-то буду долго.

Я принарядилась, взяла единственную свою дорогую сумку и отправилась на встречу, оставив Марусю на Васильича, он хоть и поругивал ее за мелкое хулиганство, но сказал, что присмотрит, раз собачка плохо себя чувствует.

Адвокат оказался совсем не таким, какого я видела у Миланы. Этот выглядел не то чтобы попроще, но как-то человечнее, и я понадеялась, что он не так дорого берет. Ресторан был новый, то есть для меня новый, раньше на этом месте были пышечная и магазин хозтоваров. Кстати, пышечная была хорошая.

Зал был большой и отчего-то полутемный, столики стояли вдоль стен и были отделены друг от друга деревянными перегородками. Что ж, очень удобно для делового ланча, как сказал адвокат.

Выглядел он очень прилично, так что я в своем дорогущем пальто была вполне ему под стать. Лет ему было примерно сорок, впрочем, возможно и больше, мне это было без разницы.

Подскочил официант и подвел нас к самому дальнему столику, потому что адвокат сказал, чтобы нам не мешали.

Официант деликатно осведомился о напитках, я заказала только воду без газа, мой спутник тоже. Дальше мы представились, его звали Павел, про меня он все знал от Виктора и начал сразу же, без предисловия, задавать вопросы по делу. Сколько лет я была замужем, есть ли у нас общие дети и так далее.

Сфотографировал мои документы и сказал, что сам выяснит все, что можно. Относительно материальных активов, которые записаны на мое имя (возможно, тут же поправился он), тоже можно выяснить, но это уж его проблемы.

Так, за разговором, мы съели то, что заказали, от десерта я отказалась. На еде настоял Павел, сказал, что сам заплатит. Как-то я успокоилась и поверила, что, возможно, удастся ему что-то выцарапать для меня у мужа (бывшего).

Кстати, мы договорились встретиться в ближайшее время, чтобы проконсультироваться насчет заявления о разводе. Тут Павел внимательно на меня посмотрел и, кажется, остался доволен.

– Это хорошо, что вы…

– Такая зеленая и плоская? – усмехнулась я, вспомнив детский мультфильм.

– Ну да, – он улыбнулся в ответ, – я хотел сказать, что вы, по моим наблюдениям, воспринимаете все довольно спокойно. Стало быть, вы приняли твердое решение развестись, и это правильно. Такие вещи нужно доводить до конца.

– Разумеется, я не собираюсь отыгрывать все назад, это пройденный этап моей жизни, уж простите, что выражаюсь, как в латиноамериканских сериалах.

На прощание он посоветовал мне вести себя сдержанно, не встречаться с малознакомыми мужчинами, не откровенничать с подругами и ничего не рассказывать соседкам.

– Если ваш муж (бывший, вставила я) настроен не решать дело по закону, то он использует любую возможность, чтобы вас очернить, так что вы должны быть очень осторожны. Никак не попадать в поле зрения полиции и налоговых органов, никаких штрафов за неправильную парковку, никаких переходов улицы в неположенном месте и так далее.

Я едва успела совладать со своим лицом, вспомнив, что я уже попала в поле зрения полиции. Ну да, картину-то мою украли, так что я прохожу там как потерпевший. То есть потерпевшая. Но адвокату я решила про это пока не рассказывать.

Мы распрощались, он предлагал меня подвезти, но я отказалась, потому что видела, что он торопится. Да и вообще, лучше пройтись, чтобы освежить голову.

Я медленно шла мимо художественной школы, потом миновала тот самый сквер, где встретила несколько дней назад Мишку Бобрика. После встречи с адвокатом в душе моей воскресли воспоминания. Разбередил он душу своими вопросами, только самого главного вопроса не задал этот Павел: отчего я вышла замуж за Вадима?

А если бы спросил, то я не стала бы отвечать. Хотя перед самой собой нечего хитрить.

Мне было двадцать семь лет, когда мы познакомились. К тому времени жизнь моя катилась под откос, и это не преувеличение.

После того как умерла мама, я успела все-таки окончить институт, как теперь понимаю, силой инерции. Но работы хорошей не нашла, перебивалась кое-как – то менеджером, то секретаршей.

Потом мы здорово поругались с отцом, он, как я уже говорила, стал пить, в доме вечно торчали сомнительного вида мужики, однажды у меня пропали деньги – немного, но все-таки жалко. Помню, мы так поскандалили, что пришлось мне убегать из дома ночью и проситься к тете Свете. Она-то пустила, но на следующее утро про это знал весь двор. Да что там двор, весь район был в курсе.

Отец тогда здорово на меня разозлился, так что я воспользовалась предложением своего парня и переехала жить к нему.

Как теперь понимаю, зря, все же когда люди решают съехаться, это какой-то решительный шаг. А у меня получилось спонтанно, как пишут в старых романах: человека как следует не узнала, с друзьями его не познакомилась, не выяснила толком, на что он живет, как деньги зарабатывает и так далее.

Парень этот, звали его… Дима… Толя… Коля… нет, не вспомнить сейчас, так вот, парень был личностью исключительно творческой, то есть он сам себя считал таковым. Поэтому он работал в магазине грузчиком от случая к случаю, а все остальное время сидел дома и слушал рэп, пытался и сам что-то сочинять, но у него плохо получалось, потому что он покуривал травку.