Текст книги "Шашлык из трех поросят"

Ему не ко времени вспомнилась собственная такса Дуся.

– На какую! – передразнила его Марья Михайловна. – Известно на какую, на обыкновенную! На один верхний замок захлопнуто, когда положено на два верхних и два нижних запирать!

– Не может быть! – перепугался пенсионер. – Я точно помню, что на все запирал! У меня еще этого… как его… склероза нету!

– Как раз и выходит, что есть! – припечатала уборщица. – Да ты, Алексеич, не переживай, я начальству ничего не скажу, мне это ни к чему. Только проверь, не пропало ли чего!

На взгляд Сироткина, самыми ценными предметами в галерее были его личный почти новый электрический чайник и большая банка хорошего растворимого кофе «Амбассадор», которую подарило пенсионеру начальство на его любимый праздник День защитника Отечества. Убедившись, что и чайник, и банка находятся на месте, Сироткин несколько успокоился. Больше того, кофе в банке был на прежнем уровне. Сироткин никого из этой банки не угощал, а сам пил только изредка, под настроение.

Однако следовало проверить и все остальные вверенные ему ценности. В сопровождении перепуганной Марьи Михайловны бравый сторож вышел в галерею.

Первыми на его пути оказались патриотические вышивки Евдокии Лукиничны Водопятовой. К этому искусству Сироткин относился с одобрением: оно напоминало ему о рукоделии покойной бабушки, кроме того, соответствовало его глубокому убеждению, что искусство должно быть понятно народу, к которому Сироткин себя не без основания причислял. Убедившись, что все вышивки висят на прежних местах, страж порядка несколько успокоился.

Следующими по курсу располагались металлоконструкции великой и ужасной Антонины Сфинкс. С этими произведениями было несколько сложнее. С одной стороны, они не претендовали на то, чтобы быть понятыми простым человеком вроде пенсионера Сироткина. С другой же стороны, были изготовлены из добротного отечественного металла, а к металлургии Сироткин с юности питал некоторое уважение.

Но и художественные железяки Антонины находились на прежних местах.

Сторож вытер вспотевший от волнения лоб клетчатым носовым платком и прошел вперед.

Здесь висели разноцветные тряпки Екатерины Дроновой. К ним Сироткин относился без уважения. На его взгляд, годились эти панно только на то, чтобы завешивать ими дырки на обоях. Почему взрослая женщина, вместо того чтобы стоять у ткацкого станка или собирать чайный лист, в общем, заниматься настоящей работой, сшивает старые лоскутки, он категорически не понимал.

И вот тут-то его поджидал неприятный сюрприз. Значительная часть «разноцветных тряпок» бесследно исчезла. Сироткин на всякий случай протер глаза, но от этого ровным счетом ничего не изменилось. Перед ним, на том самом месте, где еще вчера вечером находилось панно с двумя лошадьми, белела хорошо оштукатуренная стена. Исчезло и еще несколько работ.

– Ах ты, мать честная! – проговорил сторож и повернулся к Марье Михайловне. Однако ушлая уборщица уже поняла, что случилась грандиозная неприятность, и побежала к телефону звонить начальству, чтобы не впасть в немилость заодно с проштрафившимся сторожем. В том, что Алексеичу грозят серьезные неприятности, она нисколько не сомневалась.

Через час в галерее появилось руководство. Красный и перепуганный Сироткин клялся, что всю ночь не сомкнул глаз и совершенно не понимает, как могли пропасть экспонаты выставки. Директор буравил сторожа взглядом и грозил самыми страшными карами. Марья Михайловна в другой комнате давала показания заместителю директора, причем сдавала сторожа с потрохами.

Еще через час в «Арт Нуво» появилась Полина Копытина, ушлая корреспондентка газеты «Сплетни». Как она пронюхала, что в галерее что-то стряслось, оставалось для всех загадкой. Впрочем, каждый настоящий журналист должен обладать почти мистической способностью оказываться в нужное время в нужном месте.

Полина пошепталась кое с кем из сотрудников галереи и бесшумно удалилась. После нее нахлынули другие представители «четвертой власти», вооруженные самым страшным оружием массового поражения – фотоаппаратами, магнитофонами и блокнотами для записей.

Акулы пера набросились на галерейщиков и в два счета вытрясли у них всю необходимую информацию. Однако к тому времени, когда они вырвались из галереи и бросились в свои редакции и студии, газета «Сплетни» уже печатала сообщение о происшествии в «Арт Нуво».

«Сегодня ночью хорошо вооруженные бандиты совершили налет на одну из городских художественных галерей. Судя по тому, как легко грабители проникли в помещение, у них имелся свой человек среди сотрудников галереи. Тем не менее во время налета было убито несколько человек из состава охраны. Общее количество жертв уточняется нашим корреспондентом.

Целью ночных грабителей были произведения известной художницы Екатерины Дроновой. Только вчера, во время открытия выставки, на ее полотна обратил внимание один из арабских шейхов, посетивший галерею. Нефтяной магнат обсуждал с художницей приобретение ее работ, причем в этом разговоре были названы цифры с семью нулями. Однако Дронова заявила, что не хочет, чтобы ее произведения покинули Россию, и уже ведет переговоры об их приобретении с одним из богатейших людей нашей страны, включенным в известный список, опубликованный журналом «Форбс».

В свете этих событий ночное происшествие наводит нас на размышления. Не действовали ли грабители по поручению шейха?

Наш корреспондент Полина Копытина проводит собственное журналистское расследование. Следите за ним в следующих выпусках нашей газеты. Только у нас вы найдете самую свежую и достоверную информацию обо всем происходящем в городе, в стране и в мире».

– Девочки, ну откуда она все это взяла? – горестно проговорила Катя, складывая газету. – Ведь ни слова правды нет!

С утра Катерина позвонила Ирине, причем была в совершенно невменяемом состоянии. С трудом добившись от нее кое-каких сведений, Ирина помчалась отпаивать Катьку валокордином, вызвонив по дороге Жанну. Жанна хоть и поклялась вчера Ирине, что с неблагодарной Катькой и словечка не скажет, тем не менее успела к «погорелице» даже раньше Ирины. Умыли зареванную художницу холодной водой и поехали в галерею. Поток журналистов уже схлынул, так что Катьку с распухшей физиономией никто и не думал снимать. Исчезло больше половины работ – всего восемь штук. Вор действовал быстро и умело. Ничего не было ни взломано, ни опрокинуто, ни перевернуто. В галерее царил относительный порядок. Только вместо Катиных работ зияли пустые места. Милиция допрашивала сторожа и пожимала плечами. Катьку снова отпаивали валокордином.

Сейчас три подруги сидели в кафе «Гурме» на втором этаже «Пассажа». Перед Жанной и Ириной стояли маленькие чашечки кофе по-венски, перед Катей – большая чашка капуччино и тарелка с куском орехового торта.

– Ну почему же ни слова? – отозвалась Ирина. – Во всяком случае, твою фамилию она не переврала, а это уже большое достижение!

– И вообще это огромная удача! – вмешалась Жанна. – Это такой первоклассный пиар! Теперь все несколько дней будут говорить только о тебе! Да такое ни за какие деньги не купишь!

– Да. – Катя всхлипнула. – А панно-то пропали! Вы не представляете, как жалко! Сколько труда я в них вложила! Особенно это, последнее, с двумя всадниками и двумя звездами!

– Конечно, жалко, – согласилась Ирина. – Но может быть, они еще найдутся… милиция ведет расследование…

– Милиция! – фыркнула Жанна. – Тебе самой-то не смешно? Когда они что-нибудь находили? Но я повторяю – это не главное! Ты сделаешь еще много таких панно, а эта кража создаст тебе имя! Знаешь, как рассуждают люди? Посредственные вещи не крадут! Раз твои работы украли – значит, они очень дорого стоят! Тем более тут в статье такого наворотили – грабители, жертвы, арабский шейх…

– Вот-вот. – Катерина всхлипнула еще громче. – Еще и Люсьен наверняка обидится…

– Кто? – хором воскликнули Ирина и Жанна.

– Ну, Люсьен… кот-де-леонский атташе…

– Ах, так он уже Люсьен! – Жанна уставилась на подругу взглядом прокурора, требующего высшую меру за кражу велосипеда.

– Ну вообще-то его зовут по-другому, но его настоящее имя просто невозможно произнести… – смущенно ответила Катя, заметно покраснев и торопливо приступив к уничтожению торта.

– Колись! – завопила Жанна, так что на нее обернулась сидевшая за соседним столом дама элегантного возраста. – Колись! Как прошел твой вчерашний поход в ресторан?

– Да ничего особенного! – пыталась отбиваться Катя.

– Судя по тому, что он уже Люсьен, особенное все-таки было…

– Да нет… ели мясо зебу с кус-кусом…

– Зебры? – удивленно переспросила Ирина. – Я бы ни за что не стала есть зебру, она такая симпатичная…

– Да не зебру, а зебу! – поправила ее Катя. – Это такое животное вроде горбатой коровы… а еще ели бататы, маниоку и плоды хлебного дерева… вообще все такое экзотическое…

– Катька в своем репертуаре! – возмущенно проговорила Жанна. – Вчера она весь вечер ела, а сегодня будет нам об этом в восторге рассказывать! Ты нам лучше расскажи, что у тебя было с этим Люсьеном!

– Да ничего не было! – Катя с удивлением рассматривала свою опустевшую тарелку, на которой почему-то совсем не осталось торта. – Девочки, подождите, я закажу себе еще одно пирожное!

– Нет! – сурово воскликнула Жанна. – Никаких пирожных, пока не расскажешь нам все про вчерашний вечер!

– Да и вообще, Катюша, думаю, тебе хватит, – подбавила свою каплю яда тихая Ирина.

– Какие вы все-таки жестокие! – обиженно прошептала Катя. – Между прочим, я сегодня ничего не ела… ну, почти ничего! И такой ужасный стресс перенесла с утра пораньше!

– Ничего и почти ничего – это, как говорят в Одессе, две большие разницы, – стояла на своем непреклонная Жанна. – Рассказывай в подробностях, иначе никаких пирожных!

– Да говорю же вам, девочки, ничего не было. Печеные бататы, пирог с маниокой, кус-кус…

– Не про еду! – рявкнула Жанна. – Про Люсьена!

– Но действительно же ничего не было! Он вел себя как настоящий джентльмен, только все время расспрашивал меня, когда я была в Африке, и ни за что не хотел поверить, что я там не бывала…

– И никаких поползновений с его стороны? – недоверчиво осведомилась Жанна.

– Говорю же вам – никаких! Хотя, конечно, он потрясающе интересный мужчина… – И Катя зарделась, мечтательно воздев глаза к потолку.

– У тебя просто какая-то патологическая страсть ко всему африканскому, – насмешливо выдала Жанна, побарабанив наманикюренными пальцами по стеклянному столу. – Наверное, ты заразилась этой страстью от своего мужа, профессора Кряквина…

– Может быть… – задумчиво протянула Катя.

– Интересно, эта инфекция передается воздушно-капельным путем или только половым?

– Фу, Жанна, ты просто невозможна! – На этот раз Катерина всерьез обиделась на подругу и вскочила из-за стола. – Между прочим, Жанночка, я тебе хотела одну очень важную вещь сказать, – бросила она через плечо, – именно тебя касающуюся, но раз ты так, то тебе же будет хуже!

– Жанна, ну ты ее действительно задразнила! – вполголоса проговорила Ирина, глядя в спину удаляющейся подруге. – Нельзя же так!

– Не волнуйся. – Жанна отмахнулась. – Ты думаешь, она уйдет? Да она просто пошла к стойке заказать себе еще пирожных!

Жанна оказалась совершенно права. Через минуту Катя вернулась к столу с тарелкой, на которой красовались кусок ежевичного флана и песочная корзиночка с клубникой и кусочками персика.

– Девочки, – жалобно сказала она, – не бросайте меня одну! Вот сейчас кофе выпьем и поедем снова в галерею. А то я утром даже не поглядела, что там осталось, на пепелище.

– Да не трави ты душу! – не выдержала Ирина. – Ведь так от переживаний и заболеть можно!

– Она нарочно на жалость бьет, – заметила Жанна, – чтобы мы ей эту кучу пирожных съесть позволили.

– Лучше быть толстой и здоровой, чем тощей и больной, – философски заметила Катя и в кои-то веки вышла победительницей в споре.

Уборщица в галерее «Арт Нуво» Марья Михайловна Вострикова была вне себя от ярости. Нынешний день не задался с самого начала. С утра она поругалась с невесткой из-за места в холодильнике. Эта коровища с вечера впихнула свою кастрюлю с супом, да так подвинула все продукты, что у Марьи Михайловны опрокинулась банка со сметаной. Сметана, ясное дело, вылилась на невесткину колбасу, и та устроила скандал. Конечно, сын встал на сторону невестки – очевидно, потому, что ему не досталось колбасы, а нормальный завтрак сготовить эта лентяйка не может – она, видите ли, опаздывает на работу.

Сам по себе скандал не слишком расстроил Марью Михайловну, собачиться с невесткой вошло уже в привычку, нечто вроде утренней зарядки, даже полезно для здоровья, бодрит. Огорчало лишь то, что в этот раз невестка сумела оставить за собой последнее слово.

«Мало того что утром житья не даете, – заявила эта нахалка, – так еще и суп из-за вашего характера все время прокисает!»

И дверью напоследок хлопнула, и каблучищами своими по лестнице простучала, что твоя лошадь подковами. А пока Марья Михайловна собиралась с духом, чтобы высказать все, что у нее наболело, вся семья спешно испарилась – кто на работу, кто в школу.

Марья Михайловна пошла на работу неотомщенная, а как только увидела, что дверь в галерее на один замок закрыта, сразу поняла, что сторож проспал. Ему только дай волю, все на свете проворонит! И ведь непьющий вроде, только кофе каждый вечер наливается! И спит от него так крепко, как другие от водки.

Сама Марья Михайловна кофе не любила – горький, пахучий, да еще и спишь от него отвратительно, черти снятся.

Так и оказалось, что все плохо, обокрали галерею, вынесли экспонаты. Красивые такие картинки, из тряпочек сделаны, а сама художница какая-то странная, волосы разноцветные. Но за время работы в художественной галерее Марья Михайловна ко всему привыкла, художники – они народ чудной, один другого перещеголять норовят. А дамочку не то чтобы жалко, но уж очень она убивалась, чуть ли не головой о стенку билась. Сторож Сироткин только рукой махал – дескать, что уж так расстраиваться из-за тряпок-то. Тут Марья Михайловна с ним не согласилась – одного труда, сказала, сколько пошло, да времени. Они, мужики-то, никогда женскую работу не уважают – заштопаешь им все, заплатки аккуратные поставишь – глядишь, снова все рваное, когда только успевают…

Ох и вертелся Сироткин, когда начальство приехало! Ну прямо как карась на сковородке! Отпирался ото всего, честные глаза делал, кулаком себя в грудь стучал – дескать, всю ночь на посту как штык! Глаз не сомкнул, выполнял должностную инструкцию!

Начальство не очень-то поверило. Какой уж тут штык, когда все двери чуть ли не нараспашку! Да и Марья Михайловна не стала сторожа покрывать – все выложила как на духу. Чего его выгораживать, он ей не сват, не брат, не муж и не любовник (Господи, прости, с языка неприличное сорвалось!).

А дальше у нее самой неприятности начались. Так уж повелось, кабинеты начальства и подсобные помещения она убирала по вечерам, как все разойдутся, а выставочный зал – утром, пораньше, пока еще не открыли. Сегодня, конечно, ни о какой уборке и речи быть не могло – милиции понаехало, корреспондентов, бегают, носятся, всех допрашивают, пишут. Ну и ладно, обрадовалась было Марья Михайловна, все работы меньше… Да не тут-то было. Этих милицейских и в служебные помещения занесло. Натоптали, наследили, окурки везде, пыль, грязь. Ботинки перед входом ни один не вытрет, так с улицы и прутся! Директор галереи злой как черт – такое ЧП. А на ком злость сорвать? Ясное дело, на подчиненных. А кто самый безответный? Уборщица, кто же еще. Как налетел на нее в коридоре, как гаркнет! «Чем это вы, – кричит, – тут занимаетесь, лясы, – говорит, – точите, а кругом грязь? И так неприятности, так еще и персонал распустился!»

Марья Михайловна ему и говорит рассудительно, что, мол, к чему зазря убирать, когда до конца дня еще сто раз натопчут? Директор от злости весь красный стал, Марья Михайловна даже испугалась, что его удар хватит! Тот увольнением пригрозил, Марья Михайловна решила все сделать, как велит. Не хватало еще работу потерять!

Мыла полы тщательно, чтобы никто не привязался, самые дальние закутки вычистила. А когда дошла до кладовочки, где старые рамы хранятся да разные инструменты, то дверца оказалась открытой. Иногда этой кладовкой пользовались такелажники и оформители, грубые, невоспитанные мужики. Они прятали там спиртное и часто, забрав свою заначку, не запирали дверь. Марья Михайловна дернула дверцу-то, а оттуда – батюшки-светы! – он и вывалился. Кто он – уборщица сначала и не врубилась, не то большущая кукла, не то манекен, в галерее всякое может встретиться. Да только как грохнулся он на пол с тяжелым стуком, тогда Марья Михайловна и поняла, что не манекен это, а самый что ни на есть покойник. Лысый, весь желтый, и челюсть отвисла.

Марья Михайловна негромко охнула, зачем-то перекрестилась и попятилась. Убедившись, что покойник самый что ни на есть всамделишный и не собирается исчезнуть, она бросилась назад по коридору искать кого-нибудь из начальства. Покойники – это по их части.

Не успели подруги войти в помещение «Арт Нуво», как навстречу им как чертик из табакерки выскочил администратор галереи Лева Гусь. Создалось впечатление, что Лева сидел под дверью в засаде, как кот возле мышиной норки, и караулил их. Реденькие Левины волосики от волнения торчали дыбом, делая его похожим на перезрелый одуванчик.

– Екатерина Михайловна! – налетел Гусь на Катю, сделав большие глаза. – Вас тут обыскались!

– Кто? – растерянно спросила Катя. – Журналисты?

– Какие журналисты! – Лева всплеснул руками. – Я вас умоляю! Если бы это были журналисты! Вас ищет милиция! Такая страшная женщина, что моя теща перед ней – просто ангел!

– Милиция? – Катя попятилась. – Почему милиция? С какой стати милиция? Зачем я нужна милиции?

– И не спрашивайте! Тут такое случилось, такое случилось… пойдемте скорее, а то она уже перекалилась, как испорченный кипятильник, и начинает сыпать вокруг себя искры!

– Катя, мы с тобой! – решительно заявила Ирина.

– Но она просила привести только Екатерину Михайловну… – простонал администратор.

– Мало ли что она просила! – осадила его Жанна. – Я ее одну ни за что не оставлю… и вообще, я дипломированный юрист и имею право…

Эта фраза осталась неоконченной, потому что Жанна не успела придумать, какое именно право она имеет в данной непростой ситуации, но Лева Гусь не стал дожидаться окончания фразы. Он только тяжело вздохнул и повел подруг в свой кабинет.

За столом в его кабинете сидела тоненькая девочка с большими голубыми глазами и светлыми коротко подстриженными волосами. Жанна огляделась по сторонам в поисках грозного милиционера, но в это время хрупкая блондинка приподнялась из-за стола и рявкнула хриплым басом:

– Почему посторонние? Я приказала привести только Дронову! Которая тут Дронова?

– Я! – испуганно созналась Катя.

– Остальным выйти! – прогрохотала блондинка и для большей выразительности грохнула кулаком по столу. Кулачок хоть был и небольшой, а гром получился самый что ни на есть серьезный.

– Я юрист! – бросилась Жанна на амбразуру. – Я с ней останусь! Я имею право!

– Я сама юрист! – ответила грозная девица. – И никакого права вы не имеете! А впрочем… вы ведь были здесь вчера во время открытия выставки?

Девица буравила Жанну пронзительным взглядом и одновременно вытряхивала из пачки толстую крепкую папиросу.

– Была! – Жанна на всякий случай сделала шаг вперед.

– Я тоже была! – заявила Ирина и встала рядом с подругой.

– Тогда останьтесь! – Девица закурила, и по кабинету поплыл запах крепкого мужского табака. – Пойдете вместе с Дроновой на опознание.

– На что? – переспросила Катя, резко побледнев.

– На опознание тела. – Блондинка решительно поднялась из-за стола. – Капитан Матросова.

– Какое тело? – испуганно пролепетала Катерина. – Какого Матросова? Я не знаю никакого капитана Матросова…

– Это я капитан милиции Матросова! – сообщила суровая блондинка, направляясь к двери.

За дверью кабинета многочисленную женскую компанию встретил рослый мрачный мужчина со сросшимися на переносице бровями.

– Александра Ивановна, какие будут указания? – бросился он к суровой блондинке, преданно пожирая ее глазами.

– Этих – на опознание! – распорядилась Матросова, сдвинув дымящуюся папиросу в угол рта.

Подруг провели по полутемным служебным коридорам галереи и ввели в небольшое подсобное помещение. Посреди комнаты стоял стол. На нем под не очень свежей простыней отчетливо вырисовывались очертания человеческого тела. Мужчина со сросшимися бровями сбросил край простыни и спросил, обращаясь в первую очередь к Кате:

– Вам знаком этот человек?

Катя схватилась за сердце и на всякий случай зажмурила глаза. Однако в комнате царило выжидающее молчание, она собралась с силами, приоткрыла один глаз, сделала шаг вперед и уставилась на то, что лежало на столе.

Она увидела лысую голову неправильной формы, прикрытые набрякшими веками небольшие глаза и неуверенно проговорила:

– Это журналист… он вчера подходил ко мне на выставке… правда, девочки? – И она обернулась на подруг в поисках поддержки.

– Между собой не переговариваться! – рявкнула суровая Матросова. – Остальные свидетели еще получат слово! Своевременно! Так вы признаете, что этот человек вам знаком?

– Ну что значит знаком? – растерянно протянула Катя. – Я же говорю, он вчера подходил ко мне на выставке, хотел взять интервью, написать статью о моих работах… он журналист…

– От какой газеты? – строго спросила Матросова.

– Ой, от какой же… – Катерина снова обернулась к подругам: – Вы не помните, девочки?

– От «Невского курьера», – сообщила Ирина.

– От «Петербургского вестника», – одновременно с ней произнесла Жанна.

– Так все-таки от какой? – не отступала упорная милиционерша. – Как-то вы расходитесь в показаниях.

– Или, кажется, от «Ленинградского почтальона»… – еле слышно проговорила Катя.

– Он сам все время путался, – подвела итог Жанна. – То одно называл издание, то другое…

– Странно, – недоверчиво протянула Матросова.

– Нам это тоже показалось странным, – продолжала Жанна. – Я у него попросила визитку, а он не дал, сказал, что они у него кончились…

– Ничего странного, – заговорила Ирина, неожиданно почувствовав потребность вступиться за пишущую братию, к которой себя тоже причисляла, – очень многие журналисты работают сразу на несколько изданий, поэтому он мог называть то одну газету, то другую…

– Разберемся! – рявкнула Матросова. – А имени его вы, конечно, тоже не знаете? Или он называл несколько имен? Это тоже принято среди журналистов?

– Нет, почему же… – протянула Ирина, – кажется, он сказал… хотя он вроде бы так и не представился…

– Представился! – перебила ее Жанна. – Его зовут… то есть звали… – Она потерла пальцами переносицу и задумалась. – А вообще-то он как-то неразборчиво представился, я не расслышала его имени…

– Очень странно! – Матросова криво усмехнулась, как будто только что поймала свидетелей за руку и они моментально превратились в подозреваемых. – У нас, между прочим, имеются показания, говорящие о том, что у вас с потерпевшим были личные контакты. – Она уставилась на Катю пронзительным взглядом.

– Ка… какие контакты? – переспросила Катя дрожащим голосом.

– Вопросы здесь задаю я! – оборвала ее суровая девица, но тем не менее тут же ответила на Катин вопрос: – Вы назначили потерпевшему свидание!

– Какое свидание? – Катя покраснела. – Вовсе никакого свидания я ему не назначала!

– Да? – Капитан усмехнулась. – А между прочим, у него найден ваш телефон! То, что это ваш телефон, подтвердил присутствующий здесь гражданин Гусь!

Лева, тихо стоявший в углу, завертелся как угорь на сковородке.

– А что я? – пробормотал он. – Я ничего… я вас умоляю, или это такой большой секрет?

– Впрочем, мы и без него очень быстро это выяснили бы!

– Ах, телефон! – обрадованно воскликнула Катя. – Ну да, я ему дала свой телефон, но это совсем не то, что вы думаете! Ведь он хотел взять у меня интервью, а для этого ему нужно было посмотреть другие работы… а они у меня в мастерской… ну, вы понимаете…

– Я-то все отлично понимаю, – сурово проговорила милиционерша, – а вот понимаете ли вы, насколько серьезно ваше положение? Вы были, можно сказать, последней, с кем общался пострадавший… то есть погибший, и у вас были все возможности…

– Да не было у меня никаких возможностей! – прервала ее Катя. – Я вчера вечером была… была… – Катя замялась, почувствовав, что то, что она собиралась сказать, вряд ли послужит пользе дела.

– Я вас слушаю, – насмешливо проговорила Матросова. – Где же вы были вчера вечером?

– В ресторане… – неуверенно проговорила Катя, залившись румянцем.

– Очень интересно! И это кто-нибудь может подтвердить?

– Зря вы так иронизируете! – бросилась Жанна на защиту подруги. – Екатерина Михайловна вчера была в ресторане по приглашению атташе республики Кот-де-Леон, в рамках, так сказать, укрепления культурных связей между нашими странами. На господина атташе произвели большое впечатление ее работы, и он захотел закрепить знакомство. Если у вас есть какие-то сомнения, можете запросить пресс-службу консульства…

– Да нет, у меня никаких сомнений нет. – Суровая девица моментально стушевалась. – Я только хотела уточнить, кто где был…

– Послушайте! – Катерина взяла себя в руки. – Заявляю вам совершенно официально, что с этим человеком, – она ткнула рукой в то, что лежало под простыней, – я не имею никаких связей. И даже знакома не была, а только перекинулась парой слов на выставке. Да там полно народу толклось, многие его видели. И даже странно слышать от вас такие вопросы – где я была вчера вечером. Я, к вашему сведению, потерпевшая! У меня украли работы! По-вашему, я сама это сделала?

Жанна за спиной сурового капитана показала Кате две сомкнутые руки – дескать, молодец, подруга, сумела себя поставить, одобряю!..

– Ваши украденные работы теперь отходят на второй план! – заявила капитан Матросова. – Теперь мы расследуем убийство.

– Ну вот! – обрадовалась Жанна. – Все как я говорила! Катерина, простись со своими панно, милиция и не подумает их искать!

Ирина почувствовала, что нужно срочно вмешаться, потому что Жанна и милиционерша смотрели друг на друга горящими глазами, как две голодные пантеры. Если бы речь шла о рукопашной, она бы, пожалуй, поставила на Жанну, но в данном случае силы были неравны, потому что за спиной капитана Матросовой стояли трое бравых сотрудников, которые, конечно, не стали бы спокойно смотреть, как лупят их начальницу.

– Послушайте, – сказала Ирина, – ведь очевидно же, что если два преступления произошли в одном и том же месте в одно и то же время, то они взаимосвязаны. Проще говоря, кто этого типа убил, тот и работы художницы Дроновой украл!..

Она внезапно замолчала, наткнувшись на жесткий взгляд капитанши.

– Вы, гражданка Снегирева, кем работаете? – обманчиво вкрадчивым голосом спросила Матросова.

– Я писатель, – пробормотала Ирина и поспешно наступила на ногу Катьке, которая порывалась сообщить, что Ирина Снегирева – знаменитая писательница детективов, что на ее счету уже больше десяти романов и что скоро на экраны телевизоров выйдет телесериал по ее произведениям.

– Угу, писатель… – издевательски протянула Матросова. – Так вот, гражданка писатель! Я же не учу вас, как романы писать! А я – оперативник! Я сама знаю, как убийства расследовать! Вам, видите ли, все очевидно, а мне – не очевидно! И давайте каждый будет заниматься своим делом!

«Ну и грубиянка! – подумала Ирина. – И ведь совершенно не подойдет тут ответ типа «Не учите меня жить!» или «Сама такая!». Откровенно говоря, вообще не представляю, как с этой капитаншей разговаривать, она же все сама знает. Видно, права Жанка, пропали Катины работы безвозвратно».

Появился вышедший ненадолго помощник Матросовой. Еще больше нахмурив сросшиеся брови, он прошептал на ухо начальнице несколько слов. Та резко помрачнела; впрочем, и раньше ее настроение не было безоблачным.

– Ну, должна вам сообщить, что убитый никакой не корреспондент газеты «Ленинградский почтальон», а фигура, известная в криминальных кругах, – нехотя сказала она. – Это некий Леонид Подсвечников по кличке Леня Свет, он же Алексей Пеньков, он же Лысый Ленчик.

– Ой! – Катерина закрыла рот рукой. – Ужас какой! А что ему было от меня нужно?

– Вот именно об этом я и хотела вас спросить, гражданка Дронова! – серьезно сказала капитан Матросова, и даже хриплый голос ее стал звучать не так противно.

– Вы его личность по отпечаткам пальцев определили? – поинтересовалась Ирина. – Или как?

– Или как, – строго сказала Матросова. – И попрошу больше не задавать вопросов не по существу.

Ирина обиделась и далее хранила гордое молчание.

– Я жду ответа! – отчеканила капитан, требовательно глядя на Катю.

– Слушайте, ну откуда я знаю, что ему было от меня нужно?! – рассердилась Катерина. – Он сам ко мне пристал как банный лист, все домой просился остальные работы смотреть, я думала – это журналист такой настырный!

– А ваши панно, они… как бы это выразиться… представляют какую-нибудь ценность?

– Что вы хотите этим сказать?! – возмутилась Катя. – Художественные произведения всегда представляют ценность.

Капитан Матросова взглядом выразила все то, что она думает о куске ткани, на который нашито множество мелких тряпочек, и все это автор называет искусством. У нее в голове никак не укладывалось, что кому-то могли понадобиться разноцветные тряпки. Может, и красиво, конечно, на вкус и цвет товарища нет, но вряд ли за такое убивают.

– Для меня мои работы бесценны! – закричала Катерина, правильно прочитав все, что светилось в голубых глазах милиционерши.

– Екатерина Михайловна хотела сказать, что примерная стоимость украденных работ составляет десять тысяч долларов, – влезла в разговор Жанна, – по рыночным ценам, конечно.

– Для Лысого Ленчика это семечки! – пренебрежительно сказал бровастый сотрудник капитана Матросовой, за что был удостоен грозного взгляда своей начальницы.

– Он что, специализировался на произведениях искусства? – не выдержала Ирина.

– Свидетели, вас больше не задерживают! – рявкнула Матросова прокуренным басом. – Все свободны! К следователю вызовут!

– Когда? – прищурилась Жанна.

– На днях или раньше!

Темно-красная «хонда» свернула к тротуару и затормозила. Тут же из стоявшей рядом бежевой «пятерки» выскочил худощавый мужчина с бегающими глазами. Передняя дверца красной машины открылась, мужчина пригнулся и плюхнулся на сиденье рядом с женщиной в черных очках.

Сразу было видно, что мужчина взбешен.

– Ты что же, стерва коммунальная, устроила? – прошипел он, повернувшись к своей соседке. – Ты во что меня втянула?