Текст книги "Диета против пистолета"

– Что он в ней нашел, хотела бы я знать… – проворчала Алла.

– В этом ты не права. – Соня позвонила и сказала явившейся Танечке, чтобы та нашла ей альбом номер пятьдесят четыре за одна тысяча девятьсот девяносто четвертый год.

Альбом появился сразу же, как будто лежал наготове. Чувствовалось, что Соня умеет подбирать себе персонал.

– Вот, третья жена Люськи, – Соня жестом фокусника распахнула альбом.

Подруги онемели. На снимке была изображена потрясающе красивая девушка. Модель снята была не в полный рост, видны были точеной формы обнаженные плечи, шея и высоко поднятые рыжие волосы. Удивительно белая кожа казалась прозрачной. Следующий снимок был крупным планом – только лицо. Неправдоподобно зеленые глаза, казалось, испускают сияние. И еще один снимок – со спины, видна пышная рыжая грива и кусочек щеки.

– Ничего себе! – выдохнула Надежда. – Это же надо – какая красотка! Ай да Люська, и что она-то в нем нашла?

Соня усмехнулась и закурила сигарету.

– Не люблю курить в кабинете, да уж ладно, с вами можно. Во-первых, это снимок десятилетней давности. На нем Карине двадцать четыре года. Именно тогда она и попала к нам в агентство. А это, скажу я вам, уже довольно поздно. Про ее жизнь до этого я мало знаю – приехала откуда-то из провинции, перебивалась здесь кое-как, потом решила податься в модели.

– Неудивительно, с такой-то внешностью! – воскликнула Надежда.

– Тут тоже свои сложности, – вздохнула Соня. – Это я вам показываю самые лучшие снимки. Выяснилось, что Карина Лисицкая – очень требовательная модель. То есть не она сама, а ее внешность. Не всякий возьмется ее снимать. Очень трудно снять ее под таким ракурсом, чтобы не было видно недостатков. Эта белоснежная кожа… требуется специальное освещение, иначе она кажется слишком бледной. Лицо ее хорошо смотрится, когда волосы забраны наверх или вообще убраны. Но ведь волосы-то как раз и составляют ее сильную сторону! В общем, сплошные противоречия. Опять же, возраст. У рыжеволосых кожа рано стареет. Если накладывать больше косметики – лицо Карины становилось вульгарным. Короче, намучились мы с ней. Если бы нашелся для нее свой собственный художник, который снимал бы ее просто так, не для конкретной рекламы… Просто красивые снимки… но такого не нашлось.

– Ну надо же… – Надежда покачала головой.

– Это я вам пытаюсь объяснить, что до встречи с Люськой Карина была в почти отчаянном положении. С карьерой фотомодели ничего не вышло. Для дефиле у нее рост маловат, да и вес чуть лишний. Пробовала худеть – пропал весь шарм. Попыталась она пробиться на телевидение – не вышло. Удалось ей добиться каких-то мелких эпизодических ролей в проходных сериалах, и не больше. Так она и перебивалась с хлеба на квас, любовники и то попадались какие-то несерьезные. Впрочем, про любовников я не в курсе, к тому времени она уже у нас в агентстве давно не появлялась. И тут вдруг – судьбоносная встреча. Люська у нас мужчина страстный, опять же язык подвешен, кого хочешь может убедить в своей правоте.

– Это точно, – хором согласились подруги, – как он Генку Лосева отстоял перед директрисой Ольгой Ивановной. Генка, идиот, на новогоднем вечере залез в учительскую и поставил на столе клетку с хомяком. Да еще дверцу плохо закрыл, хомяк выскочил, а есть-то хочется. Он и давай грызть все, что под нос попалось. А математичка Марья Захаровна приходит утром – на столе кто-то сидит. Она сослепу думала, что крыса. Визгу было, у нее чуть сердечный приступ не случился. Директриса так разозлилась – думали, Генке крышка, в ПТУ вылетит. Ан нет, Люська и тут поспособствовал, уболтал директрису…

– Вот и я о том же, – поддакнула Соня. – Короче, наша Кариночка дала согласие на брак с Люськой. И выглядела вполне счастливой несколько месяцев. Люська – мужчина не бедный, хоть и оставил все нажитое имущество второй жене. У него вообще такой метод – на свободу с чистой совестью, то есть в новую жизнь – только с новой женой. Значит, оставил он Ленке все, что было – квартиру хорошую на Васильевском, дачу в Репине, а сам снял для новой молодой жены квартирку на окраине и весь ушел в работу. На машине только от Ленки и уехал.

– Та самая «Ауди» побитая? – оживилась Надежда.

– Точно! Значит, Люська деньги зарабатывает – Кариночка их тратит. Все бы ничего, многие пары так живут, но все же нужно хоть немного мужу внимания уделять, раз полностью от него зависишь.

– Логично, – вставила Надежда.

– В общем, все бы ничего, но выяснилось, что у Кариночки отвратительный характер. Мне Люська сам рассказывал в минуту слабости, понимаешь, внешность у нее никак не соответствует внутреннему содержанию. От женщины с таким лицом Люська ждал чего-то необыкновенного, а оказалось – обычная жадная стерва. К тому же еще и глупа, сразу же дала понять Люське, как она к нему относится. Ну, наш Ромео мигом прозрел, но еще сопротивлялся, пытался как-то отношения наладить, Кариночку перевоспитать. Сначала-то ничего они жили, пока материальный фактор был решающим. А потом, когда Люська заработал на хорошую квартиру и безбедную жизнь, тут-то его женушка и заскучала. Года четыре они продержались, пока Люська окончательно не прозрел, понял, что прошла любовь, завяли помидоры, сандали жмут и им не по пути. Год они разводились, обобрала его Карина до нитки, торговалась как на базаре. Люська только бизнес успел спасти и ушел опять к Ленке. Надо отдать ей должное, приняла его после всего, что случилось. Не скрою, тут я посодействовала, уж очень жалко его было, совсем мужик на нет сошел. И только все наладилось – вы говорите, что он пропал.

– Ну, и что мы выяснили? – Алка была настроена очень агрессивно. – Сидим тут, воду в ступе толчем. Все у Люськи было отлично, никто ему зла не желал! А факты-то обратное говорят!

– Девочки! Дайте договорить! – вскричала Соня. – Там была какая-то темная история насчет фамильных драгоценностей.

– Вот еще новости! – удивилась Алка. – Что, Люська у нас – аристократ?

– Нет, но что-то такое ему от матери осталось, я точно не знаю. И он эти вещи, кажется, умудрился у Каринки забрать.

– А что она сделала после развода, снова замуж вышла? – осведомилась Надежда. – Там какой-то мужской голос по телефону Алке ответил…

– Да нет, она, понимаешь, подалась в деловые женщины.

– А у нее что, к этому делу способности открылись? – недоверчиво спросила Надежда.

– Уж не знаю, а только Кариночка неожиданно сделала карьеру. Есть такой человек – Архип Самородный. Я лично советую вам не иметь с ним никаких дел, ну, это вам не грозит, уж извините, подружки, вы не над тем болотом летаете. У Самородного очень много денег, нажитых нечестным путем.

– Подумаешь, невидаль! – фыркнула Алка. – Да у нас у каждого богатого человека деньги нечестные! Во всяком случае, все так говорят!

– Точно! Но Самородный это не слишком скрывает, он бывший крупный уголовный авторитет.

– Как интересно! – воскликнула Надежда. – И ты с ним знакома?

– Ну, пошло-поехало! – воскликнула Алка. – Ты, Сонька, не знаешь, кто перед тобой? Знаменитая сыщица-любитель экстра-класса! Надьку хлебом не корми, только дай поучаствовать в расследовании какой-нибудь криминальной истории! Уж в каких только переплетах она не побывала – все ей мало! Захотелось с уголовным авторитетом познакомиться!

– Да ладно тебе, – засмущалась Надежда, – ну, может, помогла я паре-тройке знакомых выпутаться из разных неприятностей… люблю криминальные загадки разгадывать.

– Чудно! – обрадовалась Соня. – Тебе и карты в руки. Девочки, уж вы извините, но я тороплюсь ужасно, дела ждать не могут. Значит, я вам достану приглашения на презентацию какого-то фонда. Карина там якобы главная, но все знают, что за ней стоит Архип Самородный.

– Какого еще фонда? – недоумевала Алка.

– Ах, да не все ли равно! Обычная тусовка, все будут. Вы погуляете там, посмотрите на людей, послушаете разговоры, понаблюдаете за Кариной. Ну больше ничего придумать не могу! А я, со своей стороны, позвоню Ленке, порасспрошу ее насчет Люськиных дел…

На том и порешили.

– Алка, я тебя умоляю, – очень серьезно сказала Надежда, когда они вышли на улицу, – только не надевай на презентацию свое вчерашнее платье.

– Снова ты начинаешь! – возмутилась Алка. – Что такого? Лето же…

– Угу, хочется поярче, – кивнула Надежда. – Сколько с тобой знакома, столько эти слова слышу! Надень синий костюм, в котором ты экзамены выпускные принимаешь! У тебя в нем очень внушительный вид…

Алка буркнула что-то невразумительное, Надежда с большим трудом посчитала Алкин ответ положительным.

Расставшись с Надеждой, Алла заторопилась домой. Ее дожидались брошенные на произвол судьбы звери. Причем если кошка Марфа и попугай Кеша, может быть, и не слишком страдали в отсутствие хозяйки, то Дик, которого давно пора было вывести на прогулку, наверняка очень переживал.

В подъезде, как обычно, не было света. На Аллу, женщину решительную и не наделенную излишней фантазией, такие сюрпризы не производили никакого впечатления, тем более что лифт, к счастью, работал.

Поднявшись на лифте на свой этаж, Алла с удивлением увидела перед собственной дверью согнутую женскую фигуру. На лестничной площадке тоже было довольно темно, и она не сразу узнала женщину.

– Это кто? – громко проговорила Алла, приближаясь к своей двери. – Вы ко мне?

– Ой! – Женщина перед дверью обернулась, и Алка узнала свою пожилую соседку Феоктисту Ивановну. – Ой, Аллочка, это ты? А кто же там?

– Где – там? – удивленно переспросила Алла.

– Да в квартире у тебя.

– Там никого нет, – ответила Алла с еще большим удивлением. – Кто там может быть?

– Как – нет? А кто же там разговаривает?

Феоктиста Ивановна нажала на кнопку звонка, причем, судя по всему, сделала это уже не первый раз, и тут же, в ответ на заливистую трель, из-за двери донесся озабоченный женский голос:

– Откр-рываю! Откр-рываю!

– Да это Кешка! – рассмеялась Алла, доставая ключи. – Новое слово разучил и теперь говорит при каждом удобном случае…

– Ах, это Кешенька! – соседка заулыбалась. – А я, понимаешь, собралась печь, а сахара-то и нет, пошла к тебе занять, слышу – вроде в квартире кто-то есть, вроде ты пол моешь…

– Пол? – переспросила Алла.

– Ну да… вроде ведра гремели… ну, я в дверь позвонила, а оттуда голос – сейчас, мол, открываю. Я жду-жду, а ты все не открываешь… Я снова позвонила, опять тот же голос – открываю! Ну, я опять подождала…

– Так сколько же времени вы так маялись? – поинтересовалась Алла, открывая дверь.

– Да уж минут сорок…

– Ну у вас и терпение…

Они вошли в прихожую, и первым, кто попался им на глаза, был, разумеется, Кеша. Он сидел на вешалке, склонив голову набок, и посматривал на вошедших веселым круглым глазом. Выждав несколько секунд, он щелкнул крупным клювом и громко прокричал:

– Откр-рываю! Откр-рываю! Уже откр-рыл!

– Какой умный! – восхитилась Феоктиста Ивановна.

– Ничего не умный, – проговорила Алла, недовольно покосившись на попугая. – Только сбил вас с толку! Хорошо, что действительно дверей не открывает, а то нельзя было бы из дома уйти, пускал бы кого попало. Он ведь в людях совершенно не разбирается…

Алла озабоченно огляделась по сторонам. Возвращаясь домой, она ни секунды не сомневалась, что заждавшийся ее Дик в нетерпении сидит прямо перед дверью и, может быть, даже держит в зубах свой поводок, чтобы скорее отправиться на прогулку. Но ни его, ни кошки не было видно, и это Алле не понравилось. Любые неожиданности она воспринимала с недоверием.

– Пойдемте, я вам насыплю сахара, – сказала она соседке, направляясь в кухню. – Может, чаю со мной выпьете?

– Да нет, спасибо, Аллочка, боюсь, тесто перестоит, – ответила Феоктиста Ивановна и вдруг громко ойкнула, уставившись на дверь кухни.

Алла проследила за ее взглядом и испуганно попятилась.

Из кухни к ним, гремя об пол, приближалось большое оранжевое ведро, в которое она обыкновенно набирала воду, когда мыла пол.

– Свят, свят, свят! – забормотала в испуге совершенно не религиозная Феоктиста Ивановна. – Что же это делается!

– Господи, Дик, как тебя угораздило! – воскликнула Алла, двинувшись навстречу самоходному ведру.

Действительно, Дик зачем-то сунул морду в ведро, а снять его не смог – видимо, ручка зацепилась за его крупные стоячие уши. Алла прихватила Дика за загривок и помогла ему освободиться. Пес виновато заскулил и благодарно уставился на хозяйку.

– Ой, так это собачка твоя! – обрадовалась Феоктиста Ивановна. – А я-то слышу, вроде ведро гремит, вот и подумала, что ты пол моешь…

– Если бы они действительно научились мыть пол или делать еще что-нибудь полезное по хозяйству, – проговорила Алла, оглядываясь по сторонам. – А то ведь только шкоды разные выдумывают…

В данный момент она беспокоилась о том, что устроила в ее отсутствие кошка Марфа. Дик и Кеша уже показались ей на глаза, с ними все было ясно, а от хитрой кошки можно было ждать чего угодно, и то, что ее не было видно, очень беспокоило Аллу.

Она насыпала соседке в банку сахара, проводила ее до дверей и уже с конкретной целью обошла квартиру.

Марфы не было видно.

– Дик, где Марфа? – строго спросила она пса.

Но тот сделал вид, что не понимает вопроса, ушел в прихожую и тут же вернулся, держа в зубах поводок. Тем самым он тонко намекнул хозяйке, что, прежде чем задавать собаке всякие глупые вопросы, ее нужно вывести на прогулку.

– Я понимаю, Дик, – заявила Алла, – ты в своем праве, действительно давно пора вывести тебя на улицу, но и ты пойми меня, я очень беспокоюсь. Куда могла подеваться Марфа?

– Кошмар-р! – неожиданно заорал Кеша со своего насеста, то есть с вешалки. – Пр-ропала! Тр-рагедия!

– Ну вот, теперь еще ты будешь масло в огонь подливать! – укоризненно заметила Алла, повернувшись к попугаю. – Лучше бы сказал, куда эта паршивка спряталась!

Алла снова обошла всю квартиру. Дик неотступно следовал за ней, держа в зубах поводок и преданно заглядывая в глаза. Наконец, когда она проходила мимо собственного письменного стола, пес тихонько заворчал и, воровато покосившись по сторонам, ткнул носом в полуоткрытую дверцу.

– Что? – Алла удивленно посмотрела на Дика. Он мгновенно отступил, лег на ковер и прикрыл лапами морду, как будто стыдясь собственного неблаговидного поступка.

– Ты хочешь сказать… – начала Алла и шагнула к письменному столу.

Дверца левой тумбы была приоткрыта. Алка распахнула ее настежь и замерла в изумлении.

Эта часть стола не была разделена на ящики. Здесь Алла держала толстые стопки сочинений, написанные в конце учебного года ее учениками и до сих пор еще не проверенные. И тут, на этой груде школьного творчества, восседала Марфа. Она в полной тишине и в совершенном упоении по кусочку откусывала от исписанных листков. Несколько верхних сочинений были уже изорваны в мелкие клочки.

Надо сказать, что Марфа по какой-то непонятной причине очень любила рвать бумагу. Обычно она забиралась на платяной шкаф, где были сложены стопки старых газет, отрывала от них маленькие кусочки и бросала вниз, с интересом наблюдая за тем, как эти обрывки, медленно кружась, как крупные снежинки, падают на пол.

Но то были старые, никому не нужные газеты, а на важные бумаги и принесенные из школы тетради кошка до сих пор не покушалась.

– Марфа! – возмущенно воскликнула Алла. – Что ты натворила! Как я теперь буду объясняться с авторами съеденных сочинений? Ты подумала о моей преподавательской репутации?

Кошка пренебрежительно фыркнула, давая хозяйке понять, как именно она относится к этой самой репутации, выскочила из стола и улепетнула в свое любимое убежище – за кухонную плиту. Пробегая мимо Дика, она замахнулась когтистой лапой и прошипела:

– Предатель!

Дик тоненько заскулил: он и сам чувствовал вину за то, что выдал Марфино убежище, но уж очень ему хотелось отправиться на прогулку!

– Ну вот, – грустно проговорила Алла, разглядывая пострадавшие от кошачьих зубов сочинения. – Что мне теперь делать? Придется поставить тем, чьи работы особенно пострадали, пятерки и сказать, что они мне очень понравились и я оставила их себе на память…

Самое ужасное, что среди пострадавших оказалось сочинение злостного прогульщика и двоечника Охломонова, который писал слово «асфальт» через «В», и даже в слове «сочинение» умудрился сделать три ошибки.

Дик подал голос. Он снова держал в зубах поводок и своим выразительным взглядом хотел сказать хозяйке, что раз уж он предал Марфу, то должен хотя бы получить награду за предательство – законную прогулку.

– Ну, я так и знала! – вскричала Надежда, увидев подругу в том самом красном платье. – Ну просила же тебя.

– Слушай, отстань, пожалуйста! – рассердилась Алка. – Если бы ты видела, что звери устроили, пока меня дома не было! Уборкой занималась, порядок наводила, плюс воспитательная работа среди них, времени не хватило ни поесть, ни костюм погладить. Хорошо, платье это не мнется…

Перед входом в культурный центр стояли такие машины, какие Надежда Николаевна раньше видела только в кино и в глянцевых журналах, которые на досуге пролистывал ее муж Сан Саныч.

– Тут так круто, – вполголоса сказала она подруге, – а ты в своих ржавых пружинках!

– Тебе просто завидно! – ответила Алла. – По-моему, отличное платье! И вообще, главное, это самой чувствовать себя уверенно, тогда и все остальные будут смотреть на тебя соответственно!

– Соответственно – это как? – поинтересовалась Надежда.

Ответить Алка не успела, потому что они подошли к стеклянным дверям и молодой человек с художественно растрепанными волосами обратился к ним, высокомерно растягивая слова:

– Па-апрашу ва-аши приглаше-ения…

Надежда протянула ему полученные от Соньки билеты, и привратник, слегка потеплев лицом, распахнул перед ними дверь.

За дверью уже вовсю развлекались. Публика самого разного возраста, но несомненно очень высокого благосостояния прогуливалась по залу, ревниво оглядывая знакомых и обмениваясь впечатлениями. Мимо подруг прошли две разряженные дамы, одна худая как жердь, с короткими совершенно белыми волосами, другая низенькая и полная, с прической типа «взрыв на макаронной фабрике».

– Ты видела Илону? – чуть наклонившись, говорила «жердь» своей спутнице. – Ее новый бойфренд еще моложе!

– Скоро она докатится до начальной школы! – подхватила толстушка. – Или до детского сада!

– С ее деньгами можно позволить себе хоть ясли! – прошипела «жердь», ввинчиваясь в толпу, и сразу же оттуда донесся ее восторженный голос: – Илоночка, солнышко, как ты замечательно выглядишь! Кажется, ты после последней подтяжки сбросила еще двадцать лет!

Между гостями курсировали чернокожие официантки в коротких форменных платьях с кружевными передничками, разнося шампанское, мартини и легкие закуски. Одна из официанток остановилась возле подруг. Надежда Николаевна подхватила с подноса бокал мартини, Алка подцепила сразу несколько бутербродов с икрой и осетриной и прикидывала, как бы взять еще один, с фуа-гра.

– Алка, ты ведешь себя неприлично! – прошептала Надежда.

– Слушай, прекрати, – отмахнулась Алла. – Ну вот, я из-за тебя чуть не уронила бутерброд! Ты мне, слава богу, не мать и не воспитательница! Уж я знаю, на таких тусовках еды вечно не хватает, все разбирают в первые пять минут, так что лучше заранее запастись! А я сегодня пообедать не успела!

– Мы же решили сесть на диету! – шепотом увещевала подругу Надежда. – Вот, кстати, есть одна очень подходящая, французская…

– А, знаю! – захохотала Алка. – Утром кекс, вечером секс, если не поможет, отменить мучное!

– Ты с ума сошла! – возмутилась Надежда. – О чем ты говоришь!

– Это ты о чем говоришь? – хрюкнула Алка. – Какой секс, мужья-то у нас где?

– Да я вовсе не о том, – отбивалась Надежда.

– А ты, вообще-то, не забыла, зачем мы сюда пришли? – спросила нахальная Алка, дожевывая бутерброд.

– Ничего я не забыла!

А вот все остальные гости, кажется, действительно забыли формальный повод сегодняшней вечеринки. Чтобы напомнить им об этом, через весь зал был натянут транспарант: «Поможем сохранить культуру малого народа ухти».

В дальнем конце помещения стояла, скромно сложив руки на расшитом бисером переднике, небольшая старушка с бледно-голубыми подслеповатыми глазками. Она удивленно щурилась и разглядывала окружающих ее разряженных людей. Чувствовалось, что ей в этом зале чрезвычайно неуютно. Неожиданно на старушку наткнулся толстый мужчина с бритым затылком в жирных складках, облаченный в баснословно дорогой костюм от знаменитого итальянского дизайнера.

– А эту доярку, блин, кто сюда пустил? – проговорил он достаточно громко.

В это мгновение в зале неожиданно наступила тишина, в которой его слова прозвучали особенно отчетливо.

Старушка испуганно захлопала глазами, ожидая, должно быть, что ее сейчас выпроводят. Тут рядом с ней возник жизнерадостный молодой человек с микрофоном, который голосом бодрого идиота выкрикнул:

– Здравствуйте-здравствуйте! Мы бесконечно рады приветствовать вас на благотворительном вечере, целью которого является сохранение культуры древнего народа эхти… извините, ухти! Я представляю вам… – он достал из кармана листочек и громко прочитал: – Я представляю вам Степаниду Лопатину, одну из последних представителей народа охти… извините, ухти!

В зале снова стало тихо, и все – или, по крайней мере, некоторые из присутствующих – повернулись к скромной старушке.

– Степанида Лопатина, – продолжал молодой человек, – сохраняет и приумножает древние культурные традиции народа ахти… извините, ухти. Она владеет почти утраченным мастерством народной вышивки, и сегодня мы предлагаем вашему вниманию образцы ее творчества! – Он сделал широкий жест рукой, показав присутствующим развешанные по стенам вышитые полотенчики, рукавички и прочие милые предметы домашнего обихода.

– Те, кто хочет поддержать древние культурные традиции немногочисленного северного народа, могут приобрести эти уникальные работы. А теперь, дорогие гости нашего праздника, – молодой человек еще прибавил своему голосу энтузиазма, как будто кто-то подкрутил в нем соответствующую ручку, – теперь я хочу поблагодарить наших замечательных спонсоров – «Омега-Банк» и лично господина Тудыева, компанию «Северные макароны» в лице госпожи Бонасюк, конный завод «Троянские кони» и его главу Исидора Тверезого, а также отдельно всеми нами уважаемого господина Самородного и госпожу Карину Лисицкую, возглавляющую благотворительный фонд «Ухти-ой».

Во время этой хвалебной речи по очереди выступали вперед и кланялись респектабельные дамы и господа – судя по всему, те самые спонсоры.

– Вот она, Алка! – зашипела Надежда, ткнув подругу в бок, когда вперед выступила удивительно белокожая зеленоглазая женщина с великолепной рыжей гривой, облаченная в длинное, сильно декольтированное платье изумрудно-зеленого цвета. – Это Карина, третья Люськина жена!

– Вижу, – неприязненно проговорила Алла, окинув госпожу Лисицкую оценивающим взглядом. – Ей-то, небось, не приходится изводить себя дурацкими диетами!

– Ну, ты, допустим, тоже не очень себя изводишь, – отметила Надежда, взглянув на Аллу, доедающую пятый бутерброд и озабоченно оглядывающую зал в поисках официантки.

– Да, но каждый съеденный кусок я мучительно переживаю как личное поражение! Да еще и ты постоянно меня пилишь и грызешь! И предлагаешь дурацкие диеты в самый неподходящий момент! Говорила же я, – добавила она вполголоса, – что на этих тусовках всю еду разбирают в первые пять минут… надо было своевременно запастись…

– А вон тот мрачный тип, – продолжила Надежда, надеясь отвлечь подругу от поисков еды, – это, судя по всему, тот самый авторитет, про которого рассказывала Сонька! – И она указала взглядом на высокого, сухощавого и слегка сутулого мужчину в белом льняном пиджаке, который был представлен как «всеми нами уважаемый господин Самородный». Авторитет время от времени бросал в разные концы зала холодный настороженный взгляд и по-хозяйски придерживал Карину Лисицкую за круглый белый локоть.

– Это не он говорил со мной по телефону! – заявила Алка. – Этот не стал бы орать про телефонное хулиганство, а просто послал бы подальше открытым текстом!

– Значит, просто случайный человек тогда у Карины был…

– Давай, чтобы не привлекать к себе внимания, сделаем вид, что осматриваем вышивки! – прошептала Алла, неожиданно почувствовав себя неуютно.

– По-моему, как раз это и привлечет к нам всеобщее внимание, – вполголоса ответила Надежда, – особенно если учесть твое замечательное платье и все эти рассыпанные по нему пружинки…

Тем не менее подруги подошли к стене с экспонатами и принялись их с интересом рассматривать.

Здесь было вышитое болгарским крестом кухонное полотенце с изображением Чебурашки и крокодила Гены, прихватка для кастрюль с портретом Саддама Хусейна, наволочка, на которой гладью был вышит Филипп Киркоров в наручниках, и еще несколько таких же «высокохудожественных» произведений.

– Что-то я не понимаю, – проговорила Алка, ознакомившись с экспонатами, – при чем здесь народное творчество? У нас в школе Варвара Ивановна, учительница домоводства, бывший конструктор первой категории, болгарским крестом гораздо лучше вышивает…

– Ну, ваша Варвара Ивановна ведь не принадлежит к вымирающему народу ыхти… извините, ухти, – ответила тактичная Надежда.

– А это еще неизвестно! – повысила голос Алка. – Если покопаться как следует, может быть, мы все принадлежим к каким-нибудь вымирающим народам… или к уже вымершим…

Услышав ее громкий голос, к Алле приблизился один из служащих и с легкой вежливой улыбкой осведомился:

– Вас заинтересовали какие-то работы мастера? Вы можете их незамедлительно приобрести. Вот эта, – он показал на изображение Киркорова, – обойдется вам всего в десять тысяч… Это ритуальное полотенце для утирания лица после выполнения древнего обряда ыых…

– Десять тысяч? – ужаснулась Алка. – Это же бешеные бабки! Это же больше трехсот долларов…

– Не долларов, – поправил ее не расслышавший всю фразу молодой человек. – Десять тысяч евро. Но если для вас это дороговато, – добавил он, снисходительно улыбнувшись, – то вы можете приобрести вот этот артефакт, – он указал на прихватку с Саддамом Хусейном, – он значительно дешевле, всего четыре тысячи… это ритуальная рукавица для извлечения из очага котелка с гадательной кулебякой.

– Четыре тысячи евро? – уточнила Алка.

– Евро, – кивнул молодой человек.

– Надька, пошли сейчас же отсюда! – прошипела Алла, больно схватив подругу за локоть. – Куда ты меня привела? Это какой-то притон…

– Ага, а сама говорила – главное, чувствовать себя уверенно, тогда и остальные будут к тебе относиться соответственно! – напомнила ей Надежда. – Вот этот тип и отнесся к тебе соответственно, решил, что раз у тебя такой уверенный вид, то ты можешь купить все это барахло!

– Но ведь действительно же барахло! – продолжала возмущаться Алла.

– Знаю, знаю, слышала уже про вашу Варвару Ивановну и ее замечательные вышивки!

– Но ведь действительно…

– Алка, неужели ты действительно ничего не понимаешь? Ведь все это наверняка устроено для отмывания каких-то криминальных денег. Все эти спонсоры, покровители и прочие деятели во главе с господином Самородным отмывают здесь свою капусту… в ритуальном котелке.

– А при чем здесь Люськина третья жена?

– Ну ты же видишь, как ее придерживает самородный авторитет? Она – его собственность, и он ее поставил во главе этого ритуального благотворительного фонда для украшения и для отвода глаз. Согласись, что с такой внешностью отвести глаза какому-нибудь ревизору ничего не стоит… по крайней мере, если этот ревизор – мужчина…

– Да, это все очень хорошо, – недовольным голосом проговорила Алла, – но зачем им понадобился Илья?

– Не знаю, – грустно призналась Надежда.

– Ага, а я думала, что ты знаешь абсолютно все! – злорадно ответила Алла.

– И нечего злопыхать! Во всяком случае, здесь явно пахнет криминалом, значит, мы с тобой идем по верному следу.

– Опять-таки не понимаю, зачем им понадобился Илья! Он-то, по-моему, ни с каким криминалом не связывался!

– А чем он занимался – как нам сказала Сонька?

– Рекламным бизнесом, – не задумываясь, ответила Алла. – А к чему ты клонишь?

– Подожди минутку. – И Надежда ввинтилась в толпу в том направлении, где промелькнул жизнерадостный молодой человек, открывавший благотворительное действо и представлявший его спонсоров. Отыскав его, Надежда ухватила за рукав и вполголоса заговорила: – Молодой человек, дело в том, что я – совладелец нового ресторана, который на днях будет открыт…

Парень окинул Надежду оценивающим взглядом, но ничего не сказал, а только изобразил совершенное внимание.

– Так вот, мы с компаньонами сейчас выбираем рекламную фирму, которой доверим проведение презентации нашего ресторана. На меня произвело большое впечатление то, как хорошо вы провели сегодняшнее мероприятие, и я хотела бы узнать, какая фирма этим занималась.

– Рекламная фирма «Алекс», – с готовностью сообщил молодой человек и протянул Надежде визитку, – всегда к вашим услугам! Презентации новых кафе и ресторанов – это, можно сказать, наша специальность…

– Спасибо, – Надежда спрятала визитную карточку в сумку. – Я непременно с вами свяжусь в самое ближайшее время.

Она вывернулась из толпы и снова отыскала подругу. Алка за время ее отсутствия успела отловить официантку и запастись еще одной порцией бутербродов.

– Ну что? – проговорила она с полным ртом. – Что тебе удалось узнать?

– Ну-ка, еще раз напряги извилины! Не помнишь, как называется рекламная фирма, в которой работал Люська?

– Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? – спросила Алка, прожевывая последний бутерброд.

– Ну, не знаю… Так как она называется?

– Ой, как-то на «А»… то ли «Адвекс», то ли «Апекс»… Нет, кажется, «Алекс»!

– Точно – «Алекс»! – и Надежда с победоносным видом протянула подруге визитку, на которой золотыми буквами было вытиснено: «Рекламное агентство “Алекс”».

– И что это нам дает? – с кислой миной протянула Алла.

– Ну как – что? По крайней мере, какая-то связь. Мы теперь знаем, что Люськина рекламная фирма работала… то есть и сейчас работает на этого самого господина Самородного с его малыми народами.

Алка скривилась.

– Ну, и чем ты так недовольна? – обиделась Надежда. – Согласна, это не бог весть какой след, но все же лучше, чем ничего…

– Да я вовсе не потому… просто мне что-то поплохело. Кажется, они тут подают несвежую рыбу…

– А мне кажется, – не без злорадства ответила Надежда, – что ты просто слишком налегла на дармовые бутерброды!

– Когда тебе будет плохо, я это припомню! – сквозь зубы проговорила Алла и двинулась сквозь толпу в поисках туалета.

Надежда Николаевна огляделась, думая, чем бы заняться в ожидании подруги. В это время с ней поравнялись те две разряженные особы, с которыми она столкнулась в самом начале, – беловолосая жердь и низенькая толстушка. Тощая, склонившись к приятельнице, говорила: