Текст книги "Москва не принимает"

– Да, а что еще делать? – он притворно вздохнул. – Говорят, наш-то еще из Москвы не вылетел.

– А мне ведь в понедельник на работу!

– Нам всем на работу, – философски заметил он.

– А вы где работаете? – с интересом спросила дама.

– В полиции, – нехотя ответил Леонидов, уже ругая себя за то, что не соврал.

– Ого! В ГИБДД небось?

– А почему вы так подумали? – слегка удивился он.

– Гаишники все такие. Ну, в теле… – «Хорошо, не сказала с пузом! Деликатная!» – И лица у них всегда серьезные. Вот вы даже на отдыхе не расслабились. Все время ходили с таким озабоченным видом. Как будто у вас большие проблемы.

– Что, так заметно? – с досадой сказал он, подумав: «Пора сваливать».

– Надо уметь отдыхать, – наставительно сказала дама. – Это я вам как врач говорю.

– А вы что – врач?

– Я не похожа на врача? – она кокетливо поправила крупную сережку в ухе. С каким-то необычным камнем. Не бриллиант, но эффектно. – Тем не менее. Я врач – терапевт. Всю жизнь мечтала побывать в Венеции, и вот моя мечта наконец сбылась! Все спрашивают: и как вам не скучно путешествовать одной? А я здесь отдыхаю. От подруг, а главное от своих пациентов… – тараторила женщина без умолку. Алексей опять принялся мечтать о берушах. Мысленно он начала считать: «Сваливаю на счет десять. Раз, два, три…» – … А помните ту даму, которая умерла в отеле?

– Даму? – насторожился Алексей.

– Это ведь я оказывала ей первую помощь. Потому что это мой долг. Мы, врачи, и на отдыхе не должны забывать о том, что давали клятву Гиппократа.

– А я думал, она сразу умерла, – сказал Алексей как можно безразличнее. – В ресторане. Поела супчику – и брык!

– Да что вы! – рассмеялась его собеседница. – Ей было плохо с самого утра. Она пошла на пляж вместе с мужем и дочкой. Сначала они, как все, купались и загорали. Наши шезлонги в тот день оказались рядом, мы даже перекинулись парой слов. Потом я пошла купаться, а когда вернулась, соседки уже не было. Я решила прогуляться вдоль моря и увидела, как они сидят в баре с другой женщиной, с брюнеткой. Элина ее, кажется, зовут. Такое необычное редкое имя, и женщина яркая, вот я и запомнила. А потом блондинке стало плохо. Начались резкие боли в животе. Я как раз вернулась с прогулки, она тоже решила полежать в шезлонге, позагорать…

«В это время Саша уже утащила нас с пляжа. Сказала, что солнце после одиннадцати утра активное, а это вредно, особенно таким белокожим, как мы. Хотя мы уже были далеко не белокожие, после двухнедельного-то отдыха на море! Но спорить с Александрой бесполезно, она лучше знает, что вредно, а что полезно. И мы ушли в номер. Я, похоже, пропустил все самое интересное. Поистине, эту даму мне бог послал!» Алексей уже забыл про беруши. Теперь он боялся пропустить хоть одно слово из того, что она скажет.

– Страсть как курить хочется! – вздохнула вдруг дама. И пожаловалась: – Как жаль, что здесь не предусмотрены места для курения! Эти иностранцы просто помешаны на здоровом образе жизни!

– Что же вы, врач, а курите? – покачал головой Алексей. – Тем более терапевт! Небось знаете, как это вредно.

– Да знаю, – отмахнулась она. – В то же время знаю, что люди без вредных привычек умирают также часто, как и люди с вредными. Я имею в виду курящих и некурящих. Кроме рака легких есть еще столько смертельных заболеваний, которые не имеют к курению никакого отношения. Это я тоже, как врач, прекрасно знаю.

– Согласен, – Алексей поспешил вернуться к интересующей его теме. – К примеру, та дама. На вид такая здоровая. И не курила. Вот от чего она так скоропостижно умерла? Неужели отравление? Она вам сказала про боли?

– Я видела по ее лицу: что-то не так. Она буквально начала корчиться. Так ведет себя человек, у которого сильнейшие желудочные колики. Уж поверьте мне, я врач, я знаю. – Алексей охотно кинул: верю! – Женщина тут же убежала в номер. Я спросила у ее мужа: не нужна ли помощь?

– А что он? – с интересом спросил Алексей.

– Он сказал, что у его жены слабый желудок, с ней это часто случается. Ну, колики. Что она выпьет пару таблеток и к вечеру все пройдет. Но потом он сам меня нашел и позвал в номер. Спросил, что ему делать? Звонить ли в страховую компанию? У его жены начались понос и рвота одновременно.

– Разве так бывает? – удивился Алексей.

– При отравлении да. Я посоветовала все-таки вызвать врача. На что он, то есть муж, мне сказал: «Но ведь вы же тоже врач! Посоветуйте что-нибудь». Я посоветовала промыть желудок и побольше пить.

– В котором часу это было?

– Постойте-ка… Живот у нее заболел около полудня, после того, как она посидела в баре с брюнеткой. С этой Элиной. А в номер ее муж позвал меня часа в четыре. То есть, прошло уже несколько часов. Ей стало хуже, я это видела, потому и посоветовала позвонить в страховую компанию. Но больная махнула рукой: а, ерунда, завтра пройдет. Полежу денек в номере. На ужин, кстати, она не пошла.

«Ах, да… Мануковы сидели за столом вдвоем. Я помню. Я еще хотел спросить у Наденьки, что случилось с ее мамой? Но Саша меня отвлекла. По-моему, Элина нервничала. А Тема, кажется, радовался».

– … После ужина я решила ее проведать. Я ведь врач, это мой долг. Поднялась на четвертый этаж и постучала в дверь. Крикнула: «Людмила, как вы?». Но у нее уже не было сил встать и открыть мне дверь. Я хотела, было, уходить, не ломиться же в чужой номер, когда пришла ее дочка. Очень милая девушка. И имя у нее замечательное: Надежда. Она и открыла дверь своим ключом. И вот тут я по-настоящему испугалась. Людмила еле шевелила губами. Сказала, что понос теперь с кровью. Я взяла ее руку и увидела, что пульс сильно учащен. На лицо была тахикардия. А еще появились зрительные эффекты: она щурилась, чтобы нас разглядеть. И тут вошел ее муж. Я крикнула: «Срочно звоните в скорую!» Он страшно побледнел и взялся за мобильный телефон. В кому женщина впала еще при мне. А умерла сразу по приезду врача.

– А отчего она умерла?

– Как от чего? – удивилась дама-врач. – Остановка сердца! Я еще подумала, что такой эффект обычно оказывают сердечные гликозиды.

– Сердечные … что?

– Ну, гликозиды. Лекарства, которые пьют сердечники. Она вполне могла умереть от передозировки.

– Надо узнать, есть ли среди Мануковых и Катыковых сердечники? – пробормотал Алексей.

– Простите, что вы сказали?

– Я сказал, что теперь поверил: вы врач. Вы нарисовали такую полную и красочную клиническую картину болезни, что я словно бы увидел все своими глазами.

– Да, но я ведь не смогла ей помочь! Значит, я плохой врач, – горько сказала дама.

«Я тоже не сумел ей помочь, – подумал Алексей. – Значит, я плохой полицейский. Мы оба лоханулись».

– Не переживайте так. Вы ведь отдыхать приехали, а не работать, – мягко напомнил он. – И вы, судя по вашим словам, сделали все, что могли.

– Да не все, – с досадой сказала дама. – Не надо было от нее отходить, пока я не убедилась бы, что ей лучше. И самой позвонить в скорую. Это надо было сделать еще днем. Но с другой стороны, почему они-то не позвонили в страховую компанию? Ее родственники? Не хотели портить отдых? Наши ведь все время боятся, что их отвезут в инфекционную больницу, а оттуда так просто не выберешься. Эту больную и в самом деле отвезли бы в инфекционку. Диарея ведь. И рвота. Очень похоже на инфекцию. Но лично я уверена, что это не инфекция, а именно отравление. Потому что больше никто не заразился. Странно, почему отель взял вину на себя? – пожала плечами дама. – Ее ведь даже не было за ужином! Так бы и сказали.

– Она могла что-то выпить и съесть в баре.

– Точно! Или проглотить отраву за обедом. Ой, на обед она тоже не ходила! В конце концов, это могли быть последствия вчерашнего ужина!

– А такое могло быть?

– Конечно! С момента отравления до явных его последствий, таких как рвота и диарея, обычно проходит несколько часов. Все зависит от человека. У некоторых симптомы могут появиться уже через час, а другие спокойно проспят ночь и только наутро почувствуют себя плохо. Индивидуальные особенности организма, ведь все мы разные, – дама развела руками.

«Осталось узнать, не сидела ли Людмила в баре в последнюю в ее жизни ночь? За ужином она была, это я помню точно. Ах да! Сидела! С Катыковым, он же мне сам сказал! Вот ведь задачка!».

– Как же мне решить эту проблему? – услышал Алексей и невольно вздрогнул:

– Простите?

– Ну, с курением. Сутки без сигарет я не выдержу.

– Куда вы денетесь, – он рассеянно улыбнулся.

– У вас опять такое задумчивое лицо, – улыбнулась дама.

– Беспокоюсь за дочку. Ребенок ведь. Сколько еще нам здесь торчать? – отговорился Алексей.

– Вы купили еды? Смотрите, все сэндвичи разберут, а вам не достанется!

– Точно! Побежал в кафе!

– Еще увидимся!

Ругая себя последними словами, Алексей понесся к барной стойке, к которой выстроилась огромная очередь. В основном, это были русские. Поняв, что в аэропорту им придется просидеть не один час, все спешили запастись едой. Выпивка тоже расходилась бойко. Итальянцы торговали в зоне вылета местным вином, кстати, весьма недурным, и пивом. Но кто хотел, мог купить в дьюти-фри и крепкие спиртные напитки.

«О проблемах чужих мне людей я думаю непрерывно! Только этим и занят! Нет, чтобы о своей семье позаботиться! Там дети голодные сидят, а я занят Мануковыми и Катыковыми! Права Саша. Надо перед ней извиниться».

Леонидов подошел и встал в очередь. Итальянцы работали шустро. Оно и понятно: деньги сегодня лились к ним рекой. Ведь в аэропорту задержались русские.

Полдень

– Вон тот мужчина все знает, – кивнула стоящая впереди дама на столик, за которым попивал коньячок Геннадий Мануков.

– А кто он такой? – поинтересовался поджарый господин в спортивном костюме.

– Говорят, большой начальник.

– Начальник чего?

– Господи, какая разница? Сегодня чиновник руководит отделом в министерстве здравоохранения, а назавтра с тем же успехом рулит сельскохозяйственной отраслью. У нас образование никакого значения не имеет, скорее наоборот.

– Хорошо, если в молодости он хотя бы на скрипке не пиликал, – усмехнулся спортивный мужчина. – А то когда гуманитарии рулят экономикой, или того хуже, руководят запуском в космос ракет, совсем плохо.

– Да уж! – подхватила дама. – Непрофессионалы все и развалили!

«А в самом деле, – задумался Алексей. – Надо бы узнать, какое у Манукова образование? И в каком именно министерстве он работает? Не знаю, что мне это даст, но иногда ключик от замка с секретом лежит там, где его меньше всего придет в голову искать».

– What do you want? – Он вздрогнул.

– Заказывайте, не тяните! – прошипели ему в спину.

– Сэндвич? Кофи? По-ку-шать? – улыбаясь, с сильным акцентом выговорила симпатичная итальянка за стойкой буфета.

– Два сэндвича. Ту, – он поднял вверх два пальца. – Нет, три. Фри. Энд кола. Ту.

– Прекрасный английский! – ехидно сказали за спиной.

– Как могу, – огрызнулся он.

– Главное, чтобы поняли, – пробасили слева.

– Bacon? Chicken? Vegetarian?

– И бэйкон, и чикен, – кивнул он. – Анд фиш.

– O’key, – засуетилась итальянка.

– Нам хоть оставь, – прошипели в спину.

– Да ладно вам человека одергивать, еще подвезут! – заступился за Алексея все тот же миролюбивый бас. – Что им, деньги не нужны?

Прижимая к себе три разрезанных вдоль багета с разной начинкой и два стаканчика колы, Леонидов торжественно понес добычу семье. Увидев его, Ксюша сморщила носик, а Сережа тяжело вздохнул. Оба с трудом доедали точь-в-точь такие же сэндвичи, какие нес в обеих руках Леонидов.

– Откуда у вас еда? – строго спросил он. По терминалу бродит отравитель. Кто знает, кого он еще укокошит? А вдруг свидетелей примется убирать? Сережа ведь тесно общался с Артемом Катыковым и много чего видел.

– Па, я ведь уже взрослый, – пожал плечами сын. – Мама велела позаботиться о том, чтобы мы не умерли с голоду. Вот я и позаботился, – Сережа кивнул на свертки, лежащие рядом с ним на пустом стуле.

Леонидов молча свалил туда и свою добычу и протянул дочери стаканчик колы:

– Попей.

– Па, меня от этой колы уже тошнит, – заныла та. – Хочу молочка.

– Где же я тебе возьму молочка, дочка? – начал он оглядываться по сторонам. Потом сообразил: – Хочешь кофе с молоком? Папа сейчас принесет!

– Молочка, дочка, принесет мама, – раздался за спиной ехидный голос жены.

Алексей обернулся и увидел ее с телефоном в руке.

– Полдень, – озабоченно посмотрела на часы Саша. – Наш рейс задержали уже на два часа. Нам положены бесплатные прохладительные напитки!

– Ма, я хочу молочка, – заныла Ксюша.

– Молочко будет потом.

– Александра, можно вас? – к ним протиснулась энергичная дама с ноутом в руке. – Я все уточнила. Согласно принятому закону, в случае, если рейс задержали из-за плохих метеоусловий, нам положено следующее. Во-первых, комната матери и ребенка всем, кто с детьми до семи лет.

– За такое короткое время они вам ее вряд ли родят, – ехидно сказал Алексей. – Насколько я понял, здесь ничего подобного нет.

– Не перебивай, – одернула его жена. – По приезде в Москву мы напишем претензию и если надо, подадим в суд!

– На кого? На итальянцев?

– На авиакомпанию!

– А при чем тут она? Торфяники под Москвой загорелись из-за адской жары. Форс-мажор.

– В конце концов, не это главное, – вернулась к списку претензий энергичная дама. – В случае четырехчасовой задержки рейса нам положено горячее питание. И потом каждые шесть часов нас должны бесплатно кормить. Если задержка больше шести часов, то полагается бесплатная гостиница.

– Я сейчас буду звонить, – кивнула Саша.

– Желаю удачи, – хмыкнул Алексей.

– А ты не стой столбом! – накинулась на него жена. – Иди к тому начальнику и все узнай!

– К какому начальнику? – вытаращил глаза Алексей.

– К этому… Как его? Манукову! Спроси, не вылетел ли еще из Москвы наш самолет? И вообще, все, что можно узнать – узнай!

– Я и сам могу позвонить в Москву.

– Да какие у тебя связи? – поморщилась жена. – Даром что полицейский!

– Ваш муж – полицейский? – удивилась дама с ноутом.

– Так не похоже, да? Тем не менее.

– Я бы подумала, что он директор школы, – слегка польстила Леонидову дама.

– Это я завуч, – тяжело вздохнула Саша. – А он – еще один мой ребенок. Большой, но не очень сообразительный.

«Хорошо не сказала дурак, – слегка надулся Леонидов. – А я еще хотел перед ней извиниться! Вот почему она меня все время унижает при посторонних?»

– Хорошо, дорогая, я сделаю все, как ты скажешь, – покорно сказал он и побрел к столику, за которым сидел Мануков.

– Пришел все-таки, – довольно сказал тот. – Ну, садись.

Алексей отметил, что Геннадий Михайлович уже основательно набрался. Не сказать, что лыка не вяжет, но контроль над собой потерял. Сейчас начнет изливать душу. Алексей понял, что момент подходящий.

– Налейте-ка и мне коньячку, – попросил он, присаживаясь. – Если, конечно, не жалко.

– Для хорошего человека ничего не жалко, – обрадовался Мануков. Видать, он скучал и не прочь был выпить в компании, а заодно поговорить.

– Только чуть-чуть. Все! Стоп! – остановил его руку Алексей.

– Слаб ты на выпивку, мент, – усмехнулся Мануков. – А говорят, вы там, в органах, не просыхаете.

– Пить и я могу, – твердо сказал Алексей. – Но надо знать место и время. Я не хочу, чтобы меня, как бревно, заносили в самолет. Здесь и без меня достаточно будет бесчувственных поленьев, – кивнул он на соседние столики.

И впрямь, узнав, что самолет из Москвы так и не вылетел, соотечественники устроились с комфортом. Сдвинули несколько клетчатых столиков и заставили их бутылками со спиртным и тарелками с закуской, которую удалось раздобыть. Сотрудники аэропорта им не препятствовали. Пусть уж лучше эти русские пьют, чем разнесут аэропорт, требуя горячего питания и гостиницы. Итальянцы еще не знали, что, напившись, русские все равно начнут разносить аэропорт. Столик Манукова был чем-то вроде штаба. Сюда то и дело подходили с вопросами:

– Ну, как? Информация из Москвы есть? Что там с нашим самолетом?

– Пока без изменений. Но работа идет, – важно отвечал Мануков.

«Момент подходящий», – вновь подумал Алексей и поднял свой стакан. – За здоровье! – Это была так называемая подводка к интересующей теме.

– Хороший тост! – похвалил Мануков. Они выпили.

– А в самом деле, Геннадий Михайлович, сердечко не пошаливает? – подмигнул Алексей.

– Э, нет, сыщик, – рассмеялся тот. – Мотор у меня в порядке. Ты не гляди, что я пузо отрастил, – Мануков похлопал себя по объемному животу. – В Москве-то я регулярно хожу в боулинг-клуб. Да и в теннис играю.

– В какой? В настольный? – слегка подколол Алексей.

– Зачем? – усмехнулся Мануков. – В большой. Так что со здоровьем у меня все в порядке. Я вообще никаких таблеток не пью.

– А ваша жена? Говорят, у нее желудок был слабый?

– Кто говорит? – удивился Мануков.

– Да тут ко мне одна дама прицепилась, – с притворной досадой сказал Алексей. – Врач. Принялась мне вдруг рассказывать, как пыталась выходить вашу жену, когда та отравилась. Извините, что затрагиваю неприятную для вас тему.

– У Люси и в самом деле были проблемы с желудком, – нахмурился Мануков. – Но у нее с собой были таблетки, вот я поначалу и не забеспокоился. Подумал, что она, как обычно, выпьет пару своих таблеток, и все пройдет. И она так сказала. Не вызывай, Гена, «скорую», завтра со мной все будет в порядке. Поймите, нам не хотелось под конец отдыха загреметь в больницу. Люся прекрасно знала, что в понедельник мне на работу и что именно эта работа нас кормит. И, черт возьми, неплохо кормит! – усмехнулся он. – У жены к тому же виза заканчивалась. Вы понимаете, сколько у нас было бы проблем?

– А так нет человека – и нет проблемы?

– Не смешно, – нахмурился Мануков.

– Извините. Значит, сердечников среди вас не было?

– Упаси бог, – замахал руками Геннадий Михайлович. – Даже таких таблеток в доме не держали!

«Значит, не он отравитель, – подумал Алексей. – Неужели кто-то из Катыковых?»

– Получается, наш рейс задерживается еще на четыре часа, как минимум, – посмотрел он на висящие напротив, на стене, огромные часы. – Не раньше четырех самолет из Москвы прилетит.

– Скажи лучше пяти, – усмехнулся Мануков. – Эх! Давай еще, что ли, вмажем?

– Чуть-чуть. Стоп! – Алексей вновь остановил его руку.

– А я выпью! – Геннадий Михайлович махнул полную рюмку коньяку. – Вот ты спрашиваешь, откуда я знаю Эльку?

«Я спрашиваю?» – удивился Алексей. Но Манукова останавливать не стал. Того, похоже, совсем развезло. На воспоминания потянуло.

– А я тебе расскажу. Это, брат, такая история…

Семнадцать лет назад

Геннадий

Гена Мануков рос хорошим послушным мальчиком. Его даже дразнили «ботаником». Учился он хорошо, всегда знал урок, отвечал с охотой и с энтузиазмом занимался общественной работой, был правой рукой классного руководителя, с восьмого по девятый старостой, а в десятом выпускном классе стал комсоргом большой московской школы. Тогда все были обязаны вступить в комсомол, и Гена Мануков таким образом сделался чуть ли не первым человеком после директора, с которым регулярно совещался насчет повышения успеваемости и в плане организации досуга для старшеклассников. Программа Осеннего бала или Новогоднего вечера утверждалась сначала Мануковым, и сама Алена Романова, Королева осени, она же Снегурочка, она же Джульетта с Ниной Заречной в школьных спектаклях и, соответственно, первая красавица, перед Геной заискивала. И на свидание с ним побежала бы охотно, только свистни. Но Манукову в школе было не до свиданий.

Характеристику ему дали выше всяких похвал. Гена так свыкся с этим прозвищем, с «ботаником», что и науку о растениях искренне полюбил. Впоследствии, когда он стал работать в Министерстве Сельского Хозяйства, школьное прозвище невольно вспомнилось.

«Вот вам и ботаник!» – с усмешкой думал Мануков. «Где теперь вы все, которые меня подкалывали, и где я? Обскакал вас Генка Мануков!»

У него имелось одно неприятное качество: Мануков был завистлив. В юности это почти никак не проявлялось, зато потом, видимо, наступило обострение. Болезнь под названием «зависть» стала резко прогрессировать после тридцати пяти. Мануков вдруг взялся ревниво следить за карьерами своих одноклассников, убеждаясь, что ему повезло гораздо больше. Класс чиновников набирал силу, становился в стране хозяином, а Геннадий Мануков еще в школе освоил эту науку: как грамотно выдвигать себя на руководящую работу. Теперь ему это ох как пригодилось. Он довольно легко ввинтился в отлаженный механизм госслужбы, с усердием работающий на холостых оборотах, научился брать на себя ответственность, по сути не отвечая ни за что, организовывать откаты так, что комар носа не подточит, и четко определил для себя круг людей, с которыми обязательно надо делиться. В общем, стал идеальным чиновником.

Но в молодости Гене пришлось натерпеться.

Мама у него была хорошая. Можно сказать, идеальная была мама. Она буквально пылинки сдувала со своего обожаемого мальчика. От Гены никогда не требовали, чтобы он помогал по хозяйству, а потом не требовали, чтобы приносил деньги в семью. Манукову вполне устраивало, что ее сын работает младшим научным сотрудником в заштатном НИИ и что зарплата у него копеечная.

– Ты, главное, учись, сыночек, – приговаривала Манукова. – Собирай материал для кандидатской.

Он и не напрягался. Деньги зарабатывала мать, крутилась, как могла, Гена, правда, немного стеснялся, что она торгует на рынке, и никогда не помогал матери носить тяжелые сумки. Вообще на рынке не появлялся. Она и не требовала, приговаривая:

– Учись, сыночек. Только учись.

Лишь когда она умерла, Геннадий Мануков словно очнулся. И с энтузиазмом принялся зарабатывать деньги, потому что пришлось выбираться из глубокой лужи, в которую он сел. А умерла мама рано, и виноват в этом был он. И не только в том, что не помогал ей носить тяжелые сумки.

Причиной ее нервного заболевания, глубокой депрессии, а впоследствии обширного инфаркта стала потеря московской квартиры, доставшейся Мануковым в наследство от бабушки, скромной деревенской женщины, сумевшей закрепиться в столице и получить здесь жилье. Простая доярка, она еще в советское время пробилась в депутаты Верховного Совета, да так и осталась в Москве, забыв о том, что когда-то к пяти утра бежала на ферму, где мычали томящиеся в нетерпении коровы.

Квартира была просторная, двухкомнатная, с огромными окнами, да еще в престижном районе, в доме, который строили специально для депутатов из глубинки. И комнаты раздельные. В одной обитал Гена, в другой его женщины, бабушка и мама. Отца Мануков не помнил, вроде бы он был, в детстве мама говорила, что летчиком-испытателем, потом поняла, что это уже смешно, и просто замолчала. Гена понял, что его родили, что называется, для себя, и вопросы задавать перестал. Бабушка умерла рано, от инфаркта, сказался каторжный труд на ферме, которой женщина отдала большую часть жизни. То же потом случилось и с Гениной мамой: инфаркт и скоропостижная кончина. Но, как выяснил потом Геннадий Михайлович, передавалось это только по женской линии. Его неоднократно обследовали на предмет сердечнососудистых заболеваний и вынесли обнадеживающий вердикт:

– Здоров как бык.

Их семейное гнездо разорила женщина. Роковая красавица, в которую хороший мальчик Гена Мануков влюбился без оглядки. Ее звали Элиной. Она приехала из провинции, откуда-то с юга, покорять Москву. О родине своей красавица говорить не любила, и хотя в столице девушка за пару лет пообтесалась, но Генина мама все равно называла Элину деревенщиной. Гена только отмахивался: не беда. Вспомни бабушку. Мы не коренные москвичи, так с чего нам быть такими уж разборчивыми?

Жгучая южная красота была главным козырем Элины, а еще способность мгновенно приспосабливаться к любым условиям. Элина напоминала ящерицу, которая легко отбрасывала хвост, если ее пытались схватить. Она беспрестанно лгала, и тут же от этого открещивалась, при малейшей угрозе разоблачения, нагромождая новое вранье на предыдущее, отчего образовывались целые горы вранья, как потом догадался Мануков. Но в первый год совместной жизни Гена был ослеплен жгучей южной красотой Элины и ничего не замечал.

Разумеется, сначала Элина попробовала поступить в театральное училище, но срезалась в первом же туре и покамест устроилась в ПТУ учиться на швею, лишь бы остаться в Москве. За пэтэушницами закрепляли койко-место в общежитии. Гене же Элина сказала, что готовится стать дизайнером женской одежды. А еще подрабатывает моделью и имеет в этом качестве огромный успех. Гена каждый раз напрашивался на показы мод, в которых участвовала его красавица, но каждый раз «не было билетиков».

Мануков долго не подозревал, что «дизайнер» целыми днями строчит на швейной машинке, трудясь над безобразным женским нижним бельем. Сама Элина эти ужасные панталоны и жуткие лифчики, больше похожие на броню, не носила, доставала кружевное, импортное белье, добывая через подружек открытки в салоны для новобрачных. Но страна уже начала разваливаться, зарплату повсеместно задерживали, и Элина, которая едва сводила концы с концами, прекрасно понимала, что Гена Мануков – ее последний шанс. Она отправилась в Москву, предвкушая блестящую карьеру актрисы, оглушительный успех, овации, роскошные букеты, но в толпе московских модниц сразу потерялась. Не больно-то расхватали, даже с такой красотой. Ехать назад, в провинцию, ох как не хотелось. А Мануков был москвичом, он хоть и жил с мамой, но в отдельной квартире, на которую Элина сразу положила глаз. Красавице кровь из носу нужна была московская прописка, время поджимало, и Элина напряглась.

У нее уже был опыт в отношениях с мужчинами, а Гена оказался девственником, что ее приятно порадовало. Элина подумала, что без труда забеременеет, и тут уж его матушка никуда не денется. А та невзлюбила Элину с первого взгляда, словно почувствовала захватчицу, и тут же начала нашептывать обожаемому сыночку, что наглой провинциалке нужен не Гена, а его московская квартира.

– Вот увидишь, выживет она нас с тобой, и останемся мы, сыночек, бомжами. А она будет жить припеваючи. Наглая, злая. Брось ее, пока не поздно.

Но Гена, на радость Элине, был глух и слеп. Влюбился он крепко. Элина ведь была настоящей красавицей! На нее многие заглядывались, и как тут не поверить, что девушка подрабатывает моделью? Мануков потом корил себя: надо было слушать маму! Но тогда…

Тогда он упивался любовью Элины. Ее опытностью, неутомимостью и, как ему тогда казалось, искренним желанием сделать его счастливым. Целыми днями, почти без выходных, мать торговала на рынке, Гена же себя работой не утруждал. Почти все его время занимала Элина. Сначала ей принадлежали только его дни, но потом она захватила и ночи. Потому что, несмотря на протесты Гениной мамы, они поженились. И Элина переехала жить к ним. К большому удивлению Гены, вещей у нее оказалось немного, и ничего из того, что говорило бы об ее успешной карьере модели.

– Раздала подружкам, – не моргнув глазом, соврала Элина. – Им ведь не повезло так, как мне. Пусть хоть дизайнерским шмоткам порадуются.

Сама она торжествовала: жизнь удалась! Окрутила москвича, теперь не надо возвращаться домой, пусть там, на маленькой родине, все, а в особенности школьные подружки, обзавидуются. Но Генина мама категорически отказалась прописать свежеиспеченную сноху. Сказала, как отрезала:

– Пусть сначала родит.

Элина не заставила себя долго ждать. Буквально через месяц после свадьбы она объявила Гене и его маме, что беременна. Мануков был на седьмом небе от счастья, а свекровь пробурчала:

– Ну что ж…

Это означало согласие. Как только родился внук, и его и Элину Мануковы прописали к себе. Работать Элина тут же бросила.

– Какие сейчас показы мод, дорогой? Ты же видишь, что в стране-то творится!

То же самое произошло и с женской одеждой, которая, по словам Элины, теперь не нуждалась ни в каком дизайне.

– Магазины и рынки заполнены китайским барахлом, – презрительно говорила она. – У людей нынче совсем нет вкуса. Это надо пережить.

На робкие возражения Гены, что не обязательно сидеть дома, надо искать применение своим талантам, а главное, красоте, Элина, пренебрежительно растягивая слова, говорила:

– Я бы могла выиграть какой-нибудь конкурс красоты, за это вроде бы неплохо платят. И контракт на работу за границей можно было бы заполучить. В качестве модели. Но я ведь теперь не мисс, а миссис. Вдруг обман раскроют?

Гена еще и оказался кругом виноват! И в том, что сделал ее миссис!

Выручала их мама, которая стала мотаться за границу, челноком, привозя оттуда, по словам Элины, «всякое барахло». Но это барахло их неплохо кормило. Гена потом уже не помнил, из-за чего вспыхнула ссора. То ли он упрекнул Элину в бездействии, то ли она в сердцах бросила «ты не мужик!». Но в результате словесной перепалки вдруг выяснилось, что они друг друга ненавидят. Элина его, похоже, вообще никогда не любила, а Гену всего за несколько месяцев достал беспрерывный детский плач, горы грязных пеленок и обслюнявленных распашонок, манная каша на завтрак и засаленный халат жены. Любовная лодка с треском разбилась о быт. Мануков женился на экстравагантной красавице, а получил в итоге заспанную неряху. Да еще и вечно ноющего ребенка в придачу.

В двадцать три года он оказался не готов стать отцом. Москва теперь бурлила, в ней появилось столько соблазнов! Приятели звали попить пивка, смотаться на юг, к морю, покутить в сауне с девочками. Элина, а главное, ее ребенок, камнем висели у Манукова на шее. Постепенно выяснилось и все то вранье, которым пичкала его Элина, чтобы выйти замуж. Мануков узнал и про швейное ПТУ, и про безобразные лифчики, над «дизайном» которых трудилась его красавица, и про показы мод, в которых она никогда не участвовала. Теперь Мануков презрительно называл жену «дизайнер панталон», а она его не менее презрительно «бездельник».

В один прекрасный день на крик Манукова:

– Собирай вещи и уматывай отсюда со своим ублюдком!

Элина и в самом деле ушла. А потом начался кошмар. Жена подала на развод, а заодно и на раздел имущества. Главным имуществом была, разумеется, московская квартира. Они отчаянно начали за нее судиться. Элине удалось окрутить ушлого адвоката, который энергично принялся действовать, Мануковы же момент упустили. Государство встало на сторону матери и ребенка. В суде Элина рыдала, рассказывала, какая сволочь ее бывший, как он и свекровь буквально истязали ее и кроху. А Геннадий и его мать свято верили в справедливость судей и в то, что в стране работают законы. Изначально квартира принадлежала им, и, по их мнению, Элина не имела на нее никаких прав.

Решение суда их ошеломило. Элине и ребенку досталось две трети, а Мануковым только одна. Это означало, что квартира подлежит размену, на отдельную однокомнатную и комнату в коммуналке. И Геннадий с мамой получат только комнату.