Текст книги "Остров сирен"

Мастерство не пропьешь

На секунду все застыли, потом бросились к ней, и Игорь стал ее тормошить:

– Марина, Марина!

– Все отошли! Я врач! – прикрикнула я, отодвигая шамана Костю. Не время было бить в бубны и камлать. – Дальше, дальше, дайте ей воздуха!

Быстро нащупала пульс – он был нитевидный. Глаза у Марины закатились, она уже не дышала.

Вариантов было несколько. Отравление быстродействующим нервнопаралитическим ядом. Помочь практически невозможно. И анафилактический шок. Здесь можно попробовать.

Я огляделась вокруг. Ничего подходящего не было. Хотя… В критические минуты иногда приходит озарение.

– Вилку дайте! – сказала я Игорю.

– Что?

– Вилку! Быстро!

Игорь протянул мне вилку, я повернула Марину на бок, задрала ей платье, стянула до половины трусы и, сжав вилку в кулаке, со всего маху всадила ее прямо в мягкие ткани ягодицы.

Кто-то из зрителей вскрикнул.

Но тут Марина дернулась и утробно завыла: – А-а-а!

Потом открыла глаза, все еще подвывая, стала шарить рукой по заду и с недоумением наткнулась на торчащую ручку вилки.

– Охренели? – спросила хрипло. – Кто это меня?

Значит, все же анафилактический шок.

– «Скорую» вызвали? – спросила я. – Игорь, выньте, пожалуйста, у Марины вилку из зада. Чтобы врачей не пугать.

– Не трожь меня! Убийца! – заорала на него Марина.

Я поняла, что мне придется выполнять врачебный долг до конца.

– Водки принесите. Только без льда. Чистую салфетку. Нет водки – что-нибудь крепкое…

– Обижаете, – сказал официант и через секунду нес бутылку «Белуги».

Когда под густой мат Марины я выдернула вилку и продезинфицировала рану дорогой водкой, к пляжу уже подъезжала «скорая». А официанты обсуждали странных русских: разное тут с элитной водкой проделывали. Но чтобы лить ее на зад…

– Аллергии у нее ни на что нет? – спросила я Игоря.

– Есть. На креветки.

– Зачем же вы их заказали?

– Лена, здесь не заказывают блюда. Заказывают только закуски. Они уже сами решают, что сегодня свежее. А насчет креветок я всех предупредил. Попросил убрать подальше. Соня их очень любит.

– Кто еще знал, что у Марины аллергия на креветки? – быстро спросила Маша.

– Все знали, – сказал Игорь. – Я всегда новым знакомым говорю. На всякий случай. Вас вот только не успел предупредить.

– Врачам все это расскажите. Кто-то все же угостил Марину креветками, – сказала я. – И это точно не мы с Машкой!

Ночь на вилле

Комар зудел у самого уха. Я хаотично замахала руками, стукнув себя по носу. И поняла, что попытка заснуть успехом не увенчается. Даже не из-за этого прорвавшегося за сеточное оконное ограждение кровососа-камикадзе.

Мысли навязчиво роились в голове – и это было похуже комариного писка.

– Думаешь, Красовский? – спросила я Машку.

Уверена была, что она тоже не спит в шикарной комнате на вилле мужа-убийцы.

Машка тяжело вздохнула. Обаятельные дон-жуаны – ее слабость. Но тут против фактов не попрешь.

– Может, она съела креветки по ошибке? – попыталась Машка ухватиться за соломинку. – Ты же видела, как он был расстроен, когда из больницы вернулся.

– Чем? Что Марину завтра выпишут? Я отлично видела, как официант убрал креветки на другой край стола. Что, они сами переползли? Смерть Марины была выгодна только ему. А тут такой прекрасный случай.

– Хорошо, Тамарка не в счет, – сказала Машка. – Пока Марина действующая жена, у Тамарки есть надежда. Рано или поздно эта Полина может где-то проколоться, они разругаются. А уж вдовца Красовского не остановить. Но…

Машка приподнялась на кровати.

– Был у нас в редакции случай. Из криминальной хроники. Там сынок сначала папашу отравил. Чтобы на мать подумали. А когда мамаша оправдалась, он и ее на тот свет отправил. Деньги большие в карты проиграл, хотел квартиру родичей продать. А они не разрешили. Шестнадцать лет было мальчонке. Почти как нашей красавице. Которой, кстати, тоже деньги нужны.

– Ну тогда ей надо было бы с папаши начинать, – сказала я.

– А может – сердцу не прикажешь! Соня эта Марину ненавидит. И креветочки Красовский к дочке пододвинул. Вдруг она просто из вредности? Не представляла последствий. Думала, та просто сыпью покроется. Не всегда же аллергики сразу копыта отбрасывают.

– Да типун тебе… Такая сильная реакция на аллерген и правда редкость. Но вот как раз свежие креветки очень опасны. И тот, кто это знает…

– Тьфу, опять комар зудит! Так не уснешь! Пойдем пройдемся! Попросим у прислуги репеллент, – сказала Машка.

Эля спала в соседней комнате – ночевка втроем на вилле не предполагалась.

Весь вечер они сидели с Власиком за ее ноутбуком. И Власик тихо чертыхался: компьютерно-малограмотная Эля, так и не освоившая современные гаджеты, все время нажимала не те клавиши. Выжали ли они что-то из ноутбука, мы не поняли.

На вилле было тихо, все разошлись по комнатам, прислуга отправилась на ночь в отдельный домик. Только когда мы закрывали дверь, где-то в глубине дома затявкал чуткий Маринин пудель. Он вообще побрехивал вечером, составляя аккомпанемент комариному скрипичному писку.

– Давай до горничных пройдемся! – сказала Машка. – Заодно подумаем, что у нас выходит.

Выходило нехорошее. Если Игорь мог пойти на убийство Марины, то уж убрать Якова ему ничего не стоило. Не понятно только, зачем. Архив он так и не получил, а ведь только Яков знал, где он. Вряд ли Яков сказал: умру, но тайну не выдам! Да и с Мариной. Травить жену креветками? Как-то пошло. Не в стиле Красовского.

Может, она и правда случайно бутерброд цапнула?

Мы брели по освещенной фонарями дорожке под грохот цикад, как вдруг услышали сзади шаги. Остановились – шаги тоже замолкли. Двинулись – и за нами раздалось осторожное эхо.

До домика прислуги оставалось еще метров двести. А гостевой дом в старой башне – вот он. И в самом верхнем окне горит свет.

– Игорь любовниц туда селит. Там такая черная комната в зеркалах, и, представляете, кровать с алым покрывалом и алыми простынями. Он на ней всем сиренам проводит пробы! – с удивительным знанием деталей злобно рассказывала нам Анжела, когда мы вернулись на виллу. Власик умчался с Игорем в больницу, куда «скорая» повезла Марину. И Анжелка решила ждать мужа здесь. В отсутствие владельцев она водила нас по поместью, будто была в нем хозяйкой. – Последние два года в башне Тамарка царствовала. Только в этот раз он Тамарку в городе поселил. Сказал: чтобы Марину не злить. Ха-ха! А танцорку тут же завез. Марина сама виновата. От хорошей жены мужья не гуляют! Правда, Маша?

Маша скромно промолчала. Они с Анжелой были из разных партий: одна из партии жен, вторая – из партии любовниц. Это противостояние посильней, чем у патриотов и либералов.

Власика Анжелка так и не дождалась, легла спать в гостевой комнате, которую Игорь закрепил здесь за ними навечно. Мы прошмыгнули мимо нее на цыпочках: чтобы не проснулась и не привязалась. Но вместо Анжелки за нами теперь крался кто-то другой.

– Давай! – кивнула мне Машка на красиво освещенный вход. Ей тоже не понравились шаги за спиной. Я рванула на себя ручку – она легко подалась.

Мы опрометью заскочили внутрь, захлопнули дверь. На лестнице сразу зажегся свет. Мы огляделись. Внутри в башне архитектор сохранил старинную каменную кладку. Но на стенах висело несколько современных картин, на стеклянных полках стояли античные фигурки и обломки старых амфор. Дизайнер хотел соединить в одном пространстве два времени.

Тут наверху раздались шаги.

– Надоели. Ходят и ходят, – проворчала Машка.

Неожиданная встреча

По ступенькам спускался Костя. Меньше всего мы ожидали увидеть здесь именно его. В черных шортах по колено и с голым торсом. По-домашнему. Даже в эту не самую приятную минуту я успела отметить, что торс впечатлял. Мускулы на плечах бугрились метательными ядрами.

Костя остановился на середине лестницы, широко расставив ноги и загородив собой проход. Уставился на нас черными шаманскими глазами. И мне показалось, он сам не знает, что делать дальше.

Я невольно отступила к двери, а Машка шагнула вперед и строго спросила:

– У вас есть репеллент?

Костины глаза стали еще шире.

– Что? – спросил он глухо. Это был первый раз, когда мы слышали его голос.

– Средство от комаров. Нас просто заели! Невозможно спать! Зудят и зудят. Ужас! А у вас комары есть?

С каждой фразой Машка делала новый шажок к лестнице.

Костя молчал. Для него в Машке было слишком много слов.

– Мы пойдем, – сказала я.

Костя все так же стоял монументом.

– Кто там? – послышался сверху женский голос. Почему-то он показался мне смутно знакомым.

И в пролете лестницы с коваными перилами из виноградных листьев мелькнул кусочек алой простыни. Очевидно, Полина в нее завернулась, чтобы глянуть на гостей. Значит, была голая. Увидеть ее целиком нам так и не удалось.

Костя задрал голову:

– Спрашивают про комаров, – сказал он.

– Про что?! – затрепыхалась алая простынь и исчезла из поля зрения.

– Ничего, ничего, не беспокойтесь. Мы так, по-соседски, – опять затараторила Машка, но я толкнула ее в бок, открыла дверь, и мы с подругой вылетели из нее с той же скоростью, с какой влетели.

Несколько минут мы молча бежали назад по дорожке. Боялись, что до Кости, наконец, сквозь все его мускулы дойдет пикантность ситуации. И он кинется следом убивать нас как ненужных свидетелей.

Наконец мы сбавили темп.

– Красовский-то и не подозревает, как Костя шаманит у него за спиной! – хмыкнула Машка. И вдруг остановилась.

– Ленка, а ведь есть еще человек, кому выгодна Маринина смерть. Полина. И Костя был там за столом.

Мы уставились друг на друга.

В этот момент из зарослей пальм у края дорожки с шумом вылетела какая-то птица. А вглубь сада легко заструились шаги. Кто-то убегал в сторону виллы.

Вторая жертва

– А-а-а! – первое, что я услышала утром, был утробный нутряной вой. Выла Марина, и я сначала подумала, что в заднице у нее по-прежнему торчит вилка. Потом помотала головой: я что, сплю? Но когда окончательно открыла глаза, образ вилки в заду исчез, а вой остался.

– Бе-едная! Бедная Соня! Убили, сволочи!!! Я вас найду! Суки! Вы у меня в корчах сдохнете! – уже в голос кричала Марина.

Я рванулась будить Машку, но она сама вскочила с кровати.

Убили Соню?! Смешную несчастную девочку в стразах? Мы не сговариваясь натянули платья и бросились вон из комнаты.

Крик шел с террасы перед бильярдной этажом ниже.

Мы неслись по лестнице через две ступеньки, рискуя свернуть шеи.

Моему взору представлялись ужасные картины, а Машка перед последним пролетом вдруг притормозила, побледнела и сказала:

– Я не могу.

Машка боялась всего. Крови. Покойников. Вида любых ран. Даже просто врачи в поликлинике вызывали у нее сильнейший приступ тахикардии. Если она забредала ко мне в больничку, я немедленно снимала с себя белый халат.

Как-то в юности я над ней подшутила. Журналистки вместо военного дела изучали в вузе медицину. И их повели на экскурсию в морг. Машка и морг – две вещи несовместные. Если бы она зашла в мертвецкую, там сразу нужно было бы ставить еще одну каталку.

Поэтому Машка все занятие простояла в коридоре, уткнувшись лицом в окно и закрыв боковой обзор ладонями – чтобы случайно не увидеть ничего мертвого. Так же, держа руки у лица, как шоры у лошади, она и вышла наконец на улицу. И тут я решила пошутить. Взяла в покойницкой чью-то отрезанную руку. Выставила ее в окно. Окликнула Машку. И радостно ей этой рукой помахала.

…Машка не упала в обморок. Нет.

Она выпучила глаза, окаменела и утробным густым басом, которому позавидовал бы в тот момент Шаляпин, заорала на одной ноте так, что в морге зазвенели стекла: А-А-А-А!

И орала так минут пять.

Для морга это много.

Ее отпаивали валерьянкой. Спиртом. Валокардином.

Студенты со всех курсов выскочили посмотреть, кто это?

И вот тут я первый и единственный раз в жизни Машку предала.

Парень с параллельного потока, который мне очень нравился, подошел и спросил, давясь от хохота:

– Это что, твоя подружка?

И я вдруг, сама себе удивляясь, отрицательно замотала головой:

– Нет… С чего ты взял?

Больше я никогда от Машки не отрекалась. И никогда ее не пугала.

Поэтому сейчас быстро сказала:

– Постой тут. Я посмотрю.

И заскочила в бильярдную.

На полу сидела и подвывала Марина.

Тела видно не было. Я подошла ближе, наклонилась…

В этот момент хищными леопардовыми прыжками в бильярдную ворвался Игорь.

– Соня? Что? – бессвязно восклицал он. Марина не подняла головы и не прекратила выть.

– Не волнуйтесь так, – сказала я, выпрямляясь. – Это собачка…

– Ду-ура! – выдохнул Красовский, заглянув Марине через плечо и увидев распластанное тельце белого пуделька с остекленевшими глазами. Было видно, как страшный бездонный ужас выходит из него, словно воздух из лопнувшего шара.

– Идиотка! Я говорил тебе: не называй собаку именем моей дочери! – тут же начал заводиться он. Накопленная энергия стресса должна была, вырвавшись, долбануть кого-нибудь по голове.

– Ее убили! – жалко всхлипнула Марина. Подняла на мужа глаза, и вдруг ее лицо стало злобным, а зрачки опять превратились в затягивающие черные дыры.

– Я знаю, кто это сделал! Отравители! Но ничего! Вы еще увидите! – сказала она с угрозой.

Я наклонилась к несчастному пудельку: перед смертью песика тошнило желчью, на морде – пена, мышцы сведены судорогой. Да, похоже на отравление.

– Что, что там? – закричала Машка с веранды.

– Это не та Соня. Погибла собачка! – сказала я.

Но Машка все равно не зашла. Мертвых собачек она тоже боялась.

– Вам надо отсюда уйти, – настойчиво сказала я Марине, как будто она была моей пациенткой. – И почему вас так рано выписали из больницы? После такого приступа должны были подержать хотя бы еще сутки.

– Потому что там все сволочи, и я их послала! – прохрипела Марина.

Тут я увидела, что она хорошо набралась уже с утра.

– Игорь! – сказала я. – Ее надо увести. Желательно сделать успокоительный укол. Если у вас есть лекарство, я могу. И проследите, чтобы она принимала антигистамины еще хотя бы дней пять.

– Костя все сделает, – сказал Игорь и стал набирать его номер в мобильнике.

Я покачала головой. На месте Красовского я не стала бы так безоговорочно доверять своих женщин шаману. Да я и самому Красовскому их бы не доверила, будь моя воля. Так что, вспомнив наши с Машкой ночные разговоры, я сказала:

– Укол ей я поставлю сама. Покажите вашу аптечку.

Укокошат еще Марину, как того пуделька, раз креветочки не пошли…

Вчера, вернувшись к себе в комнату и для верности закрывшись на ключ, мы долго обсуждали ситуацию.

Про шаги решили: кто-то пасет именно нас. Эли-то в этот раз не было. Но кто и зачем – пока непонятно. Я предположила, что это охрана Игоря следит, чтобы мы не лезли куда не надо. Машка резонно заметила, что охрана не топочет так громко по кустам. И мы тему временно закрыли.

Костю и Полину обсуждали дольше.

Машка, как всегда, вспомнила очередную историю из газетной криминальной хроники – зря она ее, что ли, четыре года вела?

– У одного богатого чиновника средней руки убили жену. Вломились в дом, когда его не было, и того… Ну, конечно, сразу его заподозрили. Потому что вроде он собирался разводиться. А только у мужика – алиби. И главное – резона убивать жену ему никакого нет. Он на нее все имущество записал. Тогда чиновничий планктон это еще спасало. А жена – представляешь, Ленка? – втайне от мужа завещала все это имущество сыну от первого брака. В этом браке у них детей не было. Так что мужик по жене искренно убивался. Прямо волосы на себе рвал от горя.

Ну, дальше копнули. И выяснилось – у него была молодая любовница. Которая мечтала, чтобы папик на ней женился. А он все никак. Тогда она решила его в этом желании подтолкнуть. Договорилась со своим любовником из бывших ментов, что он ту жену грохнет. Она с ним после свадьбы расплатится. А про завещаньице эта идиотка ничего не знала. Представляешь, как все пролетели?

– Особенно жена…

– Ладно, к словам не цепляйся. Так вот. Полина вполне могла своего любовника Костика на Марину натравить. Чтобы потом с ним поделиться. А себе расчистить дорогу в светлое олигархическое будущее.

– Не сходится. Тебе лишь бы Красовского выгородить. Никто заранее не знал, что на пляже будут давать креветки. А Костик не производит впечатления мужчины быстрого реагирования. Вряд ли он в считаные минуты мог такое дело придумать и провернуть.

– Вот и мог. Это он в обычной жизни тупой. А во всем, что касается здоровья, такие типы быстро соображают. Иначе их врачевать богатых дамочек не пригласили бы.

– Около Марины он крутился? Кто вообще рядом с ней стоял?

– Думаешь, я не пыталась вспомнить?! Все вокруг стола передвигались. Все что-то ели. Анжелка опять чушь несла про голодающих Африки. Короче, я ничего не заметила.

Оставался маленький шанс, что это была случайность.

Но сейчас, после смерти собачки, я была уверена: кто-то не просто сильно ненавидит Марину. Здесь все друг друга ненавидят. Но желает ее извести.

Как бы плохо я к Красовскому ни относилась, представить, что он будет травить песика жены, не могла. И потом – я видела его лицо, когда он влетел в бильярдную.

– Что делать-то будем? – спросила я Машку, после того как в двух словах пересказала ей происшедшее. Хотя у меня мнение уже сформировалось.

– Эту дуру надо спасать!

– Маша, ты не собака-спасатель. Тут всех не спасешь. Что мы можем сделать, если сама Марина в невменяйке, а ее дорогой муж – первый подозреваемый? Мы слишком глубоко погрузились в проблемы этой семьи. Эля, похоже, уже разберется здесь без нас. А нам надо вернуться к заслуженному отдыху. Скажем о своих опасениях Власику – он же тут у них безопасностью командует. И…

В этот момент Игорь вышел из бильярдной: он поддерживал за локоть Марину, которая уже не рыдала, а только иногда хлюпала покрасневшим носом. Они поравнялись с нами, как вдруг она резко вырвала локоть из рук Красовского и цапнула меня за плечо наманикюренной лапкой:

– Вот ты… Пойдем со мной. Тебя не надо! – откинула она руку Красовского, попытавшегося ее поддержать.

Машку она проигнорировала, будто та стала невидимкой.

Красовский посмотрел на меня просительно. Я поняла, что он с удовольствием сгрузит Марину на кого угодно.

Я еще раз прокляла клятву Гиппократа и кивнула Машке: жди.

Успокаивать пьяную истеричку – что может быть приятнее солнечным утром на Амальфитанском побережье?

Допрос Красовского

– У вас яд на вилле есть? – Машка смотрела на Игоря сурово. – Потому что Лена сказала: собаку отравили. А вчера подсунули Марине креветки. От чего она чуть не померла. Что у вас тут происходит?

– Может, она сама?

– И собачка сама. И Яков сам сбежал. Не много ли у вас тут самовыдвиженцев на тот свет?

Красовский с интересом посмотрел на Машку. Они сидели на террасе этажом выше бильярдной – находиться так близко от мертвого тела, пусть даже это тело пуделя, Машка не могла. Пили холодное, покалывающее пузырьками нёбо просекко. И Красовский поймал себя на мысли: давно ни с кем ему не было так спокойно и хорошо. При том, что девушка чуть не прямо обвиняла его в неудачном покушении на жену.

Когда у тебя ничего нет, ты всегда знаешь, как кто к тебе относится. Людям не нужно притворяться.

Как только у тебя появляется много денег, ты начинаешь жить в театре масок. Был он однажды на представлении кабуки – древнего искусства японского театра, где действуют как бы не живые люди, а персонажи, каждый со своим амплуа. Честный человек, жена купца, юная красавица, куртизанка, верный друг, служанка… Надели каждый свою маску – и исполняют функцию.

Он еще потом посмеялся: очень похоже на его окружение. А что там, когда актеры сходят с подмостков и смывают грим… неизвестно.

В театре кабуки ко второму отделению к условности привыкаешь. Так и в жизни. Начинаешь привыкать и верить маскам. А это опасно.

Сейчас два человека рядом с ним были без грима. Марина. Но лучше бы она его не смывала – как быстро из-под белил нежной любящей красотки выглянуло мурло стервозной ревнивицы.

И Полина. Впрочем, с Полиной неясно. Она все время ускользает, мучает, а проклятая влюбленность меняет зрение, то окрашивает все в черный, то в белый.

Новенькая, Маша, была самой собой. Ясной, резкой, задиристой. Без тройного дна. И очень забавной. Не будь Полины…

– Вы за жену не боитесь? – спросила Машка. – Если что – вас же и обвинят!

Красовский про себя улыбнулся. Эх, Маша, Маша! Деньги – лучший адвокат. Ему ли не знать!

И тут же эту мысль обратно запихнул. Поглубже. Чтобы снова не вырвалась.

Ответить Маше он не успел.

– Кого тут опять убили? – раздалось с веранды, по лестнице поднялась Соня и развязно направилась к их креслам с видом на море.

Машка отметила про себя это «опять». Уж если даже девочка считает, что Марину хотели убить…

Соня была в тех же блестках и смешном платьице с кактусом прямо на толстеньком животе. Но черные ботинки все же сняла. 32 градуса и ее допекли.

– Собака Марины погибла, – сказал Красовский. – Отравилась чем-то. Такая жара.

– И хорошо. Она нарочно ее, как меня, назвала. Стерва.

– Со-ня! Выбирай выражения. Совсем не как тебя. Ты Софья, собака по паспорту Сона. И вообще. Марина тебе в матери годится!

– Нет, – вызывающе глянула отцу в глаза девчонка. – Пьющая истеричка мне в матери не годится. А чем ее отравили?

Машке в этом вопросе послышался чисто практический интерес.

– Тебе зачем? – строго спросил Красовский.

– Не бойся. Я хочу стать богатой наследницей. Но могу подождать. Если ты дашь мне денег. Ладно, вижу, у вас тут интим! Ухожу!

И Соня прошла в дом, вызывающе виляя смешной толстой попой.

– Четырнадцать лет. Сложный возраст, – тяжело вздохнул Красовский. – И я – не самый хороший отец. Хотя ее очень люблю. Надеюсь, перерастет…

«Неизвестно только, в кого перерастет, – подумала Машка. – Некрасивая дочь красивого отца. Тяжелый случай».