Текст книги "Арабский любовник"

Мой личный пример. Ахмед

Я такая же, как и многие женщины в России, но секс в мою программу отдыха не входил.

Я прекрасно осознавала, что десять дней – это не срок для создания отношений. И общалась без всякого флирта. Однако моя соседка по отелю залипла на хорошенького ювелира, Ибрагима, скромного и молчаливого. Но он совсем не понимал иностранных языков. Ей надо было как-то помочь. И она попросила меня поехать с ней на фабрику, чтобы забрать заказанный у него браслет.

В какой, простите, жопе мира мы оказались – это песня особая! Я еще умудрилась провалиться в белых брюках в яму. К счастью, она оказалась не с дерьмом, а пустою. Я еще пошутила: «Отлично все начинается, уже почти в говно провалилась».

И – как в воду глядела.

Пока мы ждали изготовления изделия, пригласивший нас сюда араб срочно уехал в аэропорт встречать очередную русскую жену. А на смену ему пришел Ахмед – рослый парень, очень смуглый, с лошадиными зубами и прекрасным спортивным телом.

Занимаясь дайвингом с туристами, он бегло говорил по-английски и по-русски. Стали болтать по-английски. Узнали про его грустную любовь к немке, которая к нему приезжала и готова была оформить отношения, но по ее вызову его в Германию не пустили, потому что писать и читать на иностранных языках он и не умеет. Только любовные эсэмэски на английском. Да, если что, их он пишет за всех своих друзей-арабов.

То есть в визе ему отказали. Полный конфуз и «рефьюз» получился. Потом она сама приехала, они снимали квартиру, чувства становились все более глубокими. А потом она забеременела и сделала аборт. И он не смог ей этого простить. Они расстались. Телефон она ему дорогой на прощание подарила.

– А что делали, когда жили вместе?

– Ну… Я ее брал с собой на корабль. То есть на свою работу. Готовил ей вечером кушать. Просто любили друг друга… Кстати, а как по-русски будет «пусси»? («Пусси», по-немецки, – ласковое обозначение интимной женского места.)

Я засмеялась.

– У нас мужчины говорят «киска». Да много есть слов.

Ахмед повторил: «Киска»…

– Я запомню. Так это можно говорить и девушке, и ее сладкому месту?

Болтал он без умолку. Какие туристки приезжают, и сколько их бывает на корабле в течение дня, и как часто ему предлагают секс, ну и много чего еще.

Главное, что он настоящий рыцарь и ждет свою любовь.

– Ну а разовый секс?

– Нет, я порядочный. Я жду настоящих отношений.

Устав болтать, ожидая пока Ибрагим закончит работу, решили сходить с Ахмедом на местный рынок. Мне в белых брюках там пришлось особенно тяжело. Грязь, ошкурки, рыбные ошметки – то есть настоящая восточная экзотика. Я отметила, что в Хургаде из-за огромного количества туристов цены на несколько порядков выше, чем в других городах Египта. Хотя для местных они одни, для приезжих – другие. Но даже в сопровождении Ахмеда нам скидок делать не стали.

А может, он потом получил «бакшиш»? Кто знает. Их ведь не поймешь.

Один араб, блестяще научившийся говорить по-русски, всегда твердил своему русскому другу-журналисту: «Никогда не верь арабу, с которым ведешь бизнес или вместе работаешь. Он все равно тебя обманет. У вас разные цели. У тебя – получить прибыль, у него – обмануть. Такова наша психология, говорю тебе честно, хоть я и сам араб». В ответ наш журналист улыбался: «А ты никогда не принимай русского пьяного и русского трезвого за одного человека. Это два абсолютно разных субъекта. Они сами друг друга часто не понимают».

Я не знаю, водил нас Ахмед по рынку бескорыстно или зарабатывал на нас деньги. Это останется тайной.

Забрав браслет, а вместе с ним и Ибрагима, мы пошли в кафе.

Тут-то и началось. Ахмед так активно начал за мной ухаживать, что я не успевала уворачиваться от его объятий и поцелуев.

К счастью, у меня были месячные. Иначе, я думаю, меня бы изнасиловали прямо в кафе на глазах у изумленной публики.

Видя, что я упираюсь как могу, Ахмед взмолился:

– Давай снимем квартиру. Половину платим мы, половину вы.

Я аж обомлела. Оказывается, за секс мы должны еще и заплатить! Сбежали мы с моей знакомой, оставив парней в полной растерянности. Теперь я знаю точно: не хочешь проблем – никуда не ходи с арабом, который уже познал радость секса. Уболтает мертвую лошадь.

А у приятельницы другая крайность: попался девственник. Истинно верующий. С этим нужно, как с ребенком. И, если что не дай бог случилось, спасет его только свадьба. И не важно, что ты так серьезно отношения не рассматривала. Переспали – жена перед Аллахом. Так что, девушки, учитывайте и этот вариант.

Но это касается только истинно верующих арабов, для которых харам (грех) – не пустое слово. Вот даже в Хургаде, греша налево и направо, все мужчины ходят на пятничную «гомма прей» (молитву) и требуют от избранной женщины верности и покорности. И желательно – носить платок, прикрывая главный сексуальный символ – волосы.

Вообще, грех в исламе для нас, неверных с их точки зрения, очень интересное явление. Я к нему еще вернусь.

Неожиданный поворот

В школе с нами учился Аммар. Папа из Египта. Мама немка. Приехал из Швейцарии. Папа, имеющий большую семью, а именно пять дочерей и сына, отправил последнего на свою родину, учить арабский язык. Аммар – парень абсолютно европейский. Без всяких, как говорит мой сын, рефлексий на национальной и религиозной почве.

Диалог вечером.

Ольга, мечтающая об официальном замужестве, твердит о том, что брак должен быть обязательно зарегистрирован. То есть печать в паспорте при серьезных отношениях необходима. Это обязывает к ответственности мужчину. Он отвечает за женщину, будущих детей.

– Зачем? – удивляется Аммар. – Если у вас прекрасные взаимоотношения, зачем их регистрировать? Вы и так счастливы. И от счастья мужчины не убегают. Зачем штамп в паспорте? Это ничего не меняет. Если он любит, нуждается в этой женщине, то он никуда не денется.

– А вдруг он разлюбит? А вдруг не захочет ребенка? – не унимается Ольга. – А что тогда делать? Женщина должна быть защищена.

– Если у вас «хай девелопт» (мы смеемся: этот термин только что придумал Аммар, если переводить дословно, – «высокоразвитые отношения»), то никуда мужчина не денется и без штампа в паспорте.

Мы потом долго еще смеялись над этими «высокоразвитыми отношениями». Но в итоге к единому мнению не пришли.

Ольга выбирает исламские страны и хочет мусульманского мужа, потому что здесь забота о семье и ответственность за жену прописана в Коране. То есть – это закон. Ребенка здесь не бросят.

Хотя уже и в Египте современные веяния вносят свои коррективы. Случается всякое. Но в целом религия и сам уклад жизни на стороне женщины-матери. Хотя местные девушки, закутанные в платки и одетые в бурки, с завистью и посматривают на раскованных и свободно одетых европеек и россиянок, но не факт, что последние, то есть мы, более счастливы. Везде есть минусы и плюсы.

Мне, например, как, впрочем, и моему сыну, нравится, что женщины здесь закрыты, что хотя бы внешне они не вызывают похоти у мужчин. Что они более ориентированы на семью и на домашние ценности. Хотя учиться здесь никому не возбраняется.

Мне многое здесь нравится. Даже ношение платка я поддерживаю, потому что зачастую самой хочется закутаться, чтобы избежать беззастенчивого рассматривания в метро и недвусмысленных взглядов.

Зухер

Как пошутил наш преподаватель арабского языка Зухер, «Если бы наши девушки не прятали себя, наши мужчины поимели бы их всех. Хорошо, что религия строго-настрого запрещает секс без брака. Мы очень горячие. Планета бы стала полностью арабской».

Он заразительно смеется. Толстый учитель Зухер, неженатый в свои 29 лет, потому что у него нет денег на содержание семьи.

– Я и так на трех работах, чтобы заработать 500 долларов в месяц. Нет, я не вытяну. А вообще я хочу домик у моря, где-нибудь в Александрии, и писать статьи и книжки. И читать.

И тут же:

– Ты слово-то «грязь» запиши. «Казурат». Уже сказали? Значит, не забудешь. Ведь вначале наша антисанитария для европейцев и россиян – шок. Я знаю. Мы привыкли к грязи. Но мы ее видим. Мы возмущаемся. Вон и сегодня ты видела демонстрантов. Жизнь надо менять. Мы должны быть свободной и чистой страной. А не сидеть взаперти. И так арабов уже в пугало для всего мира превратили. Я вот с моей внешностью у вас в России и шага не пройду. Меня как хашида задержат. Верно же?

Зухер – большой, круглолицый, с иссиня-черной бородой. Точно задержат. Он прав.

– Ну, куда я в таком виде? Видела карикатуры? С меня рисовали.

Он опять смеется. Поклонник литературы, восхищающийся Маркесом и его книгой «Сто лет одиночества», скупающий все на книжных развалах. Еще одна личность, благодаря которой меняется мое отношение к стране. Если честно, я начинаю замечать в ней и хорошие стороны.

Мы едем на встречу с писателями. Час пик. Мы в городском автобусе, где люди толкаются, ругаются, громко разговаривают. Мы едем уже два с половиной часа. Зухер экономит деньги. На такси бы нам обошлось в пять долларов. Это непозволительная роскошь. А так мы едем за десять рублей на двоих.

– И так ты ездишь каждый день?

– Да, я встаю в пять утра. Все мои работы в разных местах. Домой приезжаю в девять. Читаю, отвечаю на письма. Один выходной в пятницу. Иногда тоже работаю. Я помимо педагога еще системный администратор и корреспондент местной газеты. Ничего, когда-нибудь я смогу изменить мою жизнь.

Журналистка, встретившая нас, была просто сногсшибательна. Стройная. Модно одетая, в платке, но завязанном по-модному, назад, не закрывая грудь. На высоких каблуках. Я впервые увидела в Египте такую красавицу. Выяснилось, что ей 32 и у нее двое детей. Хотя выглядела она лет на 25. Очень славная. Мы сразу подружились. И хотя она не говорила по-английски, мы, как женщины, как-то легко понимали друг друга.

Ну а сам писательский семинар? Я, честно, не заметила разницы с российскими. Те же толстые дядьки обсуждали новую книгу, без конца хваля друг друга. Если кто-то хотел высказать замечание, то сначала долго рассыпался в любезностях. Все то же, только на арабском языке. Автор надут и важен, как индюк, присутствующие, что рангом пониже, подобострастны и… противны.

Очень похоже на наши сборища писателей, может быть, у нас побольше желчи, но вот желание покрасоваться, почувствовать себя значимым, востребованным – все то же. Здесь нет места юмору и самоиронии. Все мэтры. В Египте это еще более утрированно. Культура страны этому способствует.

Я сразу вспомнила дни Абая в Казахстане. Там тост, как и вступление перед объявлением оратора, напоминает пенящийся бокал с шампанским. Сплошные пузыри и минимум алкоголя. А голова тем не менее кружится.

Зухер повел есть кушери. Это местная еда. Самая дешевая и потому, видно, самая любимая. Это несколько видов лапши и риса. Все в одной тарелке. И какой-то кисловатый соус. Зухер заказал себе огромную миску. Мне – самую маленькую. Мне не понравилась еда. Я поковырялась и отставила в сторону. Да и как можно есть на помойке? Кафе было в центре города. Пластиковые столы и стулья выставлены на улице. И тут же горы мусора. Обрывки газет, бумажных стаканчиков, пакетов. И что, это нельзя убрать? Наши придорожные кафе, которые далеко не безупречны, выглядят намного лучше. Зухер уплетал за обе толстые щеки. Ему все нравилось. Он, наверное, обижался на меня. Думал, что я капризная. Не знаю. Мне просто здесь не нравилось.

А потом мы пили какой-то местный сок. Здесь его делают на каждом углу за десять рублей кружка. Прямо перед тобой чистят фрукты и выдавливают на допотопных прессах. Очень вкусно. Отпивая из бокала, забываешь об антисанитарии, потому что витамины, как я люблю шутить, «просто шевелятся». То есть все свежее и настоящее. Но то, что предложил Зухер, было очень сладко. По-моему, бананы с сахаром. Пришлось вернуть ему чуть начатую кружку. Опять я его, наверное, обидела. Ну, разные мы. Что поделаешь…

Сухайб

Долго пыталась вспомнить имя этого молодого человека. Не смогла. Нашла в старых записях.

Рассказать это необходимо, чтобы девушки были готовы и к такому повороту событий.

Познакомилась я с этим молодым человеком на сайте по изучению языков. Тогда я изучала арабский, он вызвался консультировать меня по Скайпу.

И вот я в Каире. В первый же выходной он захотел меня увидеть.

В Египте нельзя приглашать мужчин в квартиру, где живешь. Об этом нам сразу же сказали, как только мы поступили в школу. В съемной квартире мы жили все вместе. И мужчины, и женщины. Просто в разных комнатах. Но мы приезжие. Нам можно. Однако местным заходить в наше жилье было нельзя. За этим следил дедушка, который всегда сидел на входе и контролировал, кто входит и выходит.

Каир огромный город. Чтобы доехать до моего дома, парню нужно было потратить очень много времени.

Мы с ним до этого ни разу не виделись. У меня тоже в школе был выходной, и я решила, что он мне покажет город. Все-таки веселей, чем сидеть одной в квартире. В этот день все мои знакомые уехали на пляж.

Он оказался очень худеньким пареньком, по возрасту годящимся мне в сыновья. Он вручил мне подарок – обнимающихся плюшевых медведей с надписью «I love you». Английский у него был просто безобразный.

Я подумала: «Ну ладно, попрактикуем арабский».

Пошли гулять. Он купил мне баночку пепси-колы. Когда я отказалась, он обиженно бросил ее в кусты.

Меня очень удивило его поведение.

И тут, девушки, – внимание!

Началась арабская песня.

Какая я красивая. Какая у меня фигура. Какая я сексуальная. Что он влюбился в меня с первого взгляда. И все это с таким напором. Тут же: «Выходи за меня замуж!»

Я ему: «У меня дети старше тебя!»

Парню, как оказалось, 22 года.

Я не знала, что мне делать. Плакать или смеяться.

Хорошо, что возвращался мой приятель по школе Миша. Он был приблизительно его ровесником. Его арабский был получше, он меня прямо выручил: назойливость молодого человека мне уже надоела.

На следующий день мы пошли в кино. Нас было четверо: я, Света, Миша и Сухайб.

Билеты в кино в Египте недешевые. Однако их все оплатил наш египетский кавалер. Это были его последние деньги. Когда в кафе мы предложили ему мороженое, он гордо отказался. Так и просидел рядом, когда мы ели-пили-хохотали!

В Египте запрещено обнимать девушку при всех, брать за руку, тем более нельзя целовать. Это харам. Грех!

Сухайб при всех объяснялся мне в любви, вздыхал, всячески выражая свои чувства.

Мы же втроем просто хихикали.

Сухайб постоянно говорил, каким он будет верным мужем, что он девственник и бережет себя для единственной женщины, которая станет его женой. Конечно, ей должна была стать я…

Не хочу больше вспоминать все глупости, которые он нес во время наших немногочисленных встреч.

Из его рассказов я поняла, что у его родственника туристическая фирма, и он там ему помогает. Что конкретно делает, я не смогла выяснить. В этом месте мой поклонник таинственно замолкал.

В общем, мне пришлось просто резко его отшить. Терпеть его ухаживания дальше было невозможно. Смешно и глупо.

Но вот тут-то и началось самое интересное!

С точностью до наоборот.

Посыпались эсэмэски. Грубые, злые, про то, что он меня, старуху, осчастливил, что я должна гордиться знакомством с ним. Что я потеряла свой последний шанс, желал, чтобы я валила быстрей в Россию, где никому не нужна. И прочая мерзость.

Уже дома он снова нашел меня через сайт по изучению языков и с гордостью сообщил, что у него – любовь. Молодая американка, с которой у него секс, и которая его скоро заберет к себе. И далее – поток оскорблений в мой адрес.

Девушки!

Я пишу это для вас. У арабов вот такое поведение: их раскачивает от любви до ненависти. Если ты не пляшешь (да даже если и пляшешь!) под его дудку, в любой момент он может изменить к тебе отношение.

Неожиданно. Резко. Оскорбительно.

Ладно, я не строила планов, не собиралась заводить роман, но, тем не менее, меня пытались обидеть.

А ведь девушки наши влюбляются, строят серьезные планы…

Поведение араба непредсказуемо.

Об этом нужно помнить всегда. Сладкоголосые соловьи превращаются в боевых петухов, готовых клюнуть тебя побольнее…

Вот вам и арабская любовь.

Главное развлечение

Одно из главных развлечений аборигенов – это поесть. Сходить в ресторан всей семьей. Ресторан – это по сути фастфуд, только «сидячий». Внизу готовят шаурму, различные бутерброды, а есть их можно на втором этаже. Самая популярная сеть – «Гад».

Я с местными приятельницами сижу на втором этаже. Напротив – большая семья, включающая братьев-сестер и разных племянников, кушает долго и много. И не очень аккуратно. Грязь, неряшливость меня по-прежнему раздражают.

Что особенного в египетской кухне?

В рационе много бобов, различных непонятных мне подливок, курица. И потрясающий хлеб самых разных видов. Его подают горячим. В середине его пустота. Можно положить туда котлету, можно наполнить соусом. А можно просто черпать им, как лопаточкой, фуль, такую жидкую бобовую кашицу. Горячий хлеб восхитителен. Остановиться невозможно. С трудом заставляешь себя не брать следующий кусок. Я могу понять, почему в выходные дни в кафе не протолкнуться.

Кстати, меня не предупредили перед отъездом, что выходные здесь в пятницу и – у многих – в субботу. Пятница – у всех. А вот четверг или суббота – это может варьироваться.

Наши бизнесмены шутят: «С арабами некогда работать. Мы отдыхаем – они работают. Мы работаем – они отдыхают. Когда вести бизнес?» А переговоры и обсуждения здесь могут тянуться часами. И опаздывают арабы очень сильно. Египетские «десять минут», например, могут быть часом, а то и больше.

Так вот, что касается переполненных кафе… В огромном Каире заняться особо нечем. Не хватает развлекательных учреждений, детских площадок, просто зон отдыха. Парки в выходные, как и зоопарк, превращаются в огромные лежбища, где опять же – в пыли и грязи – все семьями кушают, кушают, кушают.

Кстати, с туристов берут за вход просто бешеные по местным меркам деньги. Например, вход на пирамиды для египтянина – один фунт, для туриста – сто. То есть 20 долларов. То же самое распространяется на музеи, парки, зоопарк. И при этом никто не обещает вам чистоты, сервиса и особых условий.

В Каирский музей ты можешь прийти в национальной одежде, в хиджабе, но пока ты не докажешь, что ты местный, а именно не предъявишь паспорт, тебя все равно не пропустят. Плати «туристическую» цену.

Помните, несколько лет назад у нас в России была подобная ситуация? И только первые судебные процессы (например, мой приятель немец вытребовал билет на самолет по той же цене, что и для россиянина) заставили наших руководителей сделать цены для всех одинаковыми.

Думаю, что в Египте так будет еще не скоро.

Хотя есть для иностранцев один плюс: при устройстве на работу им платят больше. То есть раболепие перед чужеземцем здесь присутствует. Как, впрочем, и в России. Мы, как и раньше, преклоняемся перед американцами и прочими заезжими господами из богатых и развитых стран. Это удел всех нищих государств.

Но в моей стране все меняется.

Я вспоминаю многие забытые вещи только здесь, в Египте; здесь мое детство, мое прошлое догоняют меня.

Детство мое, постой, не спеши, погоди!

Говорят, надо любить свою страну. Надо ею гордиться. Я с детства ненавидела мой родной город. Город на болоте. Единственное, о чем я всегда с удовольствием рассказывала, – о нашей спортивной школе по легкой атлетике. И о нашем тренере Геннадии Ивановиче Смирнове, который первым разглядел во мне организаторские способности. Он создал замечательный детский коллектив, который был дружен и на соревнованиях, и в свободное время. Мы устраивали вечеринки, играли вместе в футбол, мы просто общались. Дети из разных школ. Со многими из них я поддерживаю отношения до сих пор.

Я не была лучшей на беговой дорожке. Но на соревнования меня брали почти всегда. И если награждали кого-то из наших, то и меня тоже. Геннадий Иванович придумал «номинацию»: «за организаторский талант и сплочение коллектива». Одна из кукол, подаренная мне после какого-то спортивного праздника, прожила со мной почти всю мою жизнь. И даже дочь успела поиграть с ней.

Со спортивной школой и с первым спортивным учителем мне повезло.

А сам город?

Построенный на болоте, вечно грязный и неухоженный. Здесь резиновые сапоги требовались минимум пять месяцев в году, а ветер, мне казалось, здесь никогда не кончается. И желтая ржавая вода, которая разъедала не только белье, но и наши желудки. А из колодца вода была соленой, и ее привкус не мог заглушить даже сахар.

«Где родился, там и пригодился». Такова известная пословица.

Нет уж, я никогда не хотела «пригождаться» в этом городе. Я с раннего детства хотела уехать. Я написала в четвертом классе на газете, которую мы стелили на парте: «Хочу быть журналистом». Подумала и приписала: «Международником».

Откуда я набралась таких слов? Я не знаю. Но я в полном смысле рвала задницу, чтобы получить средний балл аттестата – «5». Тогда эту оценку добавляли к проходным баллам на вступительных экзаменах в институт. Целое лето я учила химию, которую не понимала и не могла терпеть. Просто зубрила. Мне надо было пять за год! И я получила эту пятерку.

Думаю, что мне ее поставили за терпение и мою упертость.

Если писать про школу, то надо создавать отдельную книжку. Здесь накопилось столько обид, что не помогли и десять лет занятий практической психологией.

Чего стоила одна только Лилия Ефимовна, преподаватель алгебры и геометрии! Рыжая, толстая и хамовитая тетка. «Что, Фёдорова, как обжиматься по вечерам – так было время, а уравнение решить не можем?»; «А что это юбка такая короткая? Думаешь, что задницей в институт поступать будешь?»

Эти и другие перлы я не забуду никогда.

Я поступила на факультет иностранных языков. Десять человек на место. Но я сделала это, как говорят сегодня. Я сделала это!

Сегодня мой сын, много путешествующий по работе, пишет мне, что не хотел бы жить в России. Слишком много в нашей стране агрессии. Внутреннего какого-то зла. Нет легкости, которая есть в других странах. Все у нас дается с трудом, на каком-то надрыве. «Но, – заключает он все же, – это так непатриотично – уехать жить туда, где легче и больше нравится!»

Странно слышать это от молодого парня, который не был даже пионером.

Понимаю, я выросла с мыслью, что родилась в лучшей в мире стране. А он? Ему досталась перестройка, очереди за продуктами, нехватка одежды, учебников. Даже уехать куда-то в гости зимой, при отсутствии налаженной системы общественного транспорта, в нашей Сибири было проблемой.

А он твердит мне о том, что нехорошо бежать из своей страны.

Да, я, видимо, не патриотка, потому что хочу жить там, где мне хорошо. Летом мне замечательно в нашей деревне, я и живу там. Зимой мне хорошо в Индии, и я без угрызений совести живу там.

Моя жизнь слишком короткая, чтобы мучиться оттого, что кто-то осудит меня за непатриотическое отношение к вырастившей меня стране.

Я не знаю, что вспоминают мои дети из своего детства. Как они прыгали по крышам гаражей? Или как занимали очередь за апельсинами перед Новым годом? Сомневаюсь, что они умиляются, как наши писатели-деревенщики, описывающие дойку на колхозной ферме.

Я не люблю вспоминать детство. Только спортивную школу. Бабушка и мама ненавидели друг друга. И каждая пыталась перетянуть меня на свою сторону.

Бабушка на крыльце нашего дома в Бурдуханске. Мама копается в огороде. Бабушка шипит: «Чтобы ты сдохла, проклятая. Всю жизнь мне отравила».

Увидев меня, поняв, что я это услышала, она поправляет платок:

– Внуча, это я так… Я ничего…

Я любила бабушку. Царство ей небесное. Баба Луша. Окончив четыре класса церковно-приходской школы, она помогала мне по математике до восьмого класса. Очень много читала. Прекрасно шила. Только не умела проявлять свою любовь. Стеснялась слов, боялась лишний раз обнять.

Мама была такая же. Мне с детства не хватало ласки. Я только раз видела, как плакал папа, когда вез меня сильно больную на санках в больницу. Он очень любил меня. Но тоже стеснялся это показать. Только скажет: «Эх, Натка-Натка», – и все.

Никогда не забуду бабушкин деревянный коричневый массивный сундук. Когда она открывала его крышку, то в нос сразу ударял запах нафталина, мяты и чего-то древнего, основательного.

На каждый праздник у бабушки здесь находилось что-то удивительное. Отрез ткани, из которого получался дивный сарафан. Кусочек кружева, который бабушка пристраивала мне на новогодний костюм. Смешные яркие бусы, которые мы использовали в различных поделках. А еще на крышке сундука были цветные картинки, вырезки из газет, какие-то фотографии. А еще тут лежала маленькая книжечка. Бабушка иногда читала ее. Потом я узнала, что это была Библия.

Я издевалась:

– Ты что, баба, в Бога веришь? Ерунда все это!

Я начинала ее отчитывать. Я же была образцовая пионерка и активистка.

– Хочешь, плюну на твою картинку и разотру? Ерунда всякая!

– Эх, внуча, – только и вздыхала баба Луша. – Не говори, чего не знаешь. Сама потом все поймешь.

И никакой тебе религиозной агитации. Я не видела, чтобы она молилась. Только изредка замечала эту книжку в ее руках. Икон в доме не было. Висел огромный портрет Сталина в кухне. Он потом куда-то исчез. А так мы завтракали-обедали-ужинали под его неусыпным взглядом.

Папа. Ушел на фронт в семнадцать. Наврал, что уже исполнилось восемнадцать. И попал на Курскую дугу. А потом – плен. Он всю жизнь будет бояться. Что за ним все равно когда-нибудь придут. Потому что он подделал документы, уничтожив все записи о плене. Он никогда не рассказывал о войне. Только иногда плакал, когда показывали фильмы. И сердился, что немцы в наших картинах всегда полные дураки.

Бабушка говорила, что только ей он рассказал всю правду о своем спасении, она ведь получила на него похоронку: пропал без вести на Курской дуге.

А он, мальчишка из сибирской деревни Кармышак, севший за трактор в пятнадцать лет, до войны ни разу не надевал добротных ботинок. Германия его потрясла. И всю оставшуюся жизнь он жил с этим потрясением. Он ведь тоже раньше верил, что его страна самая богатая и лучшая.

Перед смертью на вопрос сына о том, как прожил он эту жизнь, он честно ответил: «Трудно. Ничего не было хорошего. Только работа, работа и работа. Устал. Устал бояться. Устал просто жить».

Очень тяжело и очень достойно умирал мой отец. Как мужчина. Скрипел зубами от боли. Но не жаловался.

Господи! Если есть загробная жизнь, пусть хотя бы там моему папе будет хорошо. Он заслужил это.

А с бабушкой я виделась уже после ее смерти.

Как это?

Вот так.

Я поступила в институт. Приехала на выходные. Бабушка была жива. Все было как всегда. А в следующие выходные ее уже не было. Ее похоронили. Мама сказала: «Ну что было тебя звать? Ты же только уехала».

Бабушка почувствовала себя плохо. И объявила маме: «От тебя стакана воды не приму!» И съела все таблетки, что были у нее в запасе. И умерла.

И вот я приехала. А на соседней койке, где всегда спала бабушка, никого нет. Я заснула. Бабушка села ко мне на кровать. Я помню, что железная сетка кровати прогнулась. Она совсем не была бестелесной.

– Не бойся меня. Я пришла попрощаться. Так получилось. Я сейчас посижу, посмотрю на тебя и уйду. И никогда больше тебя не потревожу. Не бойся меня.

Она протянула руку и погладила меня по голове. Ладонь была сухой, шершавой. Я хотела прижаться к ней губами, но не смогла. Побоялась. Я тоже не умела проявлять свою нежность и любовь. Я постеснялась.

Больше я ее не видела. Бабушка выполнила свое обещание. Она мне даже не снится. Но я часто ловлю себя на мысли, что я с ней по-прежнему разговариваю…

Приехала домой к маме. Ей уже 86.

– Доча, я там денежек отложила. Всем крестики на могилках сделали. Папе, Сереже, надо и бабе Луше сделать.

Я не поверила своим ушам. Мама простила бабушку. Она пережила ее уже на много лет. Видимо, с годами, действительно, все проходит. Время лечит.

Лечит или нет, не знаю. Но боль притупляет – точно.