Текст книги "Адвокат по сердечным делам"

Глава 4

Спала она дурно, хотя и без кошмаров. Проснувшись по звонку своего будильника, она не сразу смогла вернуться в реальность. Дома все было, как и прежде. Тихо, темно и очень уютно. Она попыталась припомнить, отчего у нее так нерадостно на душе, и воспоминания вчерашнего дня накатили на нее подобно скорому поезду, вылетающему из туннеля. Она сбила человека! Сейчас это показалось ей еще более диким и нереальным, чем накануне. Утреннее происшествие, погоня, многочасовая пытка в офисе и вечерний разговор с мужем казались ей такими далекими, словно произошли они когда-то очень давно и вовсе не в ее жизни. Ей захотелось снова упасть на подушку и забыться сном. Она позавидовала тем людям, которые умело используют алкоголь как средство борьбы с неприятными воспоминаниями. У нее же выпитая рюмка крепкого напитка не вызывала ничего, кроме тошноты и раздражения.

Евгения встала и поплелась в ванную комнату. Встав под упругие струи душа, она попыталась настроить себя на позитивный лад. У нее не получилось. Тогда она сменила температуру воды на экстремально холодную и уже через минуту выскочила из кабинки, стуча зубами.

В ванную зашел Александр. Высокий, прекрасно сложенный, он выглядел, как греческий бог, особенно в полотенце, обернутом вокруг бедер. Посмотрев на необычайно бодрую для раннего январского утра жену, он улыбнулся:

– Прекрасно выглядишь, милая. Что это ты сегодня поднялась чуть свет? Могла бы еще и поваляться с полчасика.

Действительно, что ей так вдруг приспичило проснуться ни свет ни заря? Евгения почувствовала, что готова завестись с полуоборота. Он наверняка издевается над ней! Как можно валяться в постели, зная, что тебя уже ищут, как беглую преступницу?

– Ты, случайно, не забыл, что вчера произошло? – спросила она его.

Он секунду смотрел на нее с недоумением, видимо не понимая, чем вызван ее резкий тон, но потом его лицо разгладилось. Он вспомнил.

– А! Ты говоришь о том случае…

– Да, именно об этом случае я и говорю! – едко заметила она.

– Тебе не о чем беспокоиться. Я сейчас же займусь твоей машиной, – заверил ее он. – Правда, тебе пока что придется пользоваться такси.

– Плевать мне на машину! Я не нахожу себе места, а ты ведешь себя так, словно ничего серьезного не произошло. Словно я разбила столбик на парковке.

– А чего ты от меня хочешь? – Он непонимающе посмотрел на нее.

Она даже растерялась. Действительно, чего?

– Ну, я не знаю… Понимания, сочувствия, наконец! Но не этого твоего веселого расположения духа и улыбки до ушей.

– По-моему, ты склонна к излишней драматизации, – сказал он, заходя в душевую кабинку. – Я хочу оказать тебе реальную помощь, а ты ждешь, чтобы я осушал твои слезы.

– Ты мог бы понять, как мне тяжело!

– А я это понимаю и говорю тебе, что мне очень жаль. Если бы я смог что-то изменить, я бы это сделал. Но что сейчас толку выражать тебе соболезнования, если то, что должно было произойти, уже произошло? И слезами тут делу не поможешь.

Евгения понимала, что муж прав и что сейчас она, вымогая его сочувствие, просто пытается перевесить на него часть своей тяжелой ноши под названием «ответственность». Но ее супруг, как бы черство сейчас он себя ни вел, все же не совершал преступления и не давил людей. Это она лишила жизни человека, и отвечать придется ей – не перед людским судом, так перед всевышним.

Она вышла из ванной комнаты, злясь на Александра и на себя саму. Ее расстраивала перспектива еще одного бесконечного рабочего дня, когда она вынуждена будет держать себя в рамках и делать вид, что в ее жизни все прекрасно. Ах, если бы у нее была возможность отсидеться дома! Она подумала, не сказаться ли ей больной, но потом все же решила поехать в редакцию. Тем более что Василису все равно нужно было везти в детский сад.

Она отправилась в детскую и подняла с постели малышку. Потом, как было заведено, взяла ее на руки и понесла, полусонную, в ванную, чистить зубы и умываться. Утренние хлопоты немного отвлекли Женю от тяжелых дум, и к тому моменту, когда она поставила на стол какао и горячие бутерброды, ее настроение пришло в относительную норму и она смогла даже улыбаться. Василиса тоже вела себя примерно. Она не капризничала, а после завтрака позволила надеть на себя розовое платьице, по поводу которого у них с матерью часто возникали споры. Маленькая модница предпочитала брючки и шорты, а к юбкам и платьям она относилась с пренебрежением, как мальчишка.

Обычно утро в семье Швец получалось суматошным. Семейство перемещалось по дому в разных направлениях, иногда сталкиваясь на лестнице, сражаясь за место в душе. Евгения была нарасхват. «Мам! Ты не видела мои брюки? – спрашивал Иван. – Вчера они висели на этом стуле!» – «Женя, неужели у нас нет запасной зубной пасты? – кричал из ванной муж. – Неужели мне придется чистить зубы мылом?» – «Мама, ты обещала пришить зайцу ухо!» – хныкала Василиса. И Евгения носилась по дому, как ураган, отыскивая пропавшие брюки и тюбик с пастой, а заодно усаживая зайца на гладильную доску с приколотой к его боку запиской для Нурии. При этом она дожевывала бутерброд, застегивала на ходу блузку и умудрялась удерживать в руке телефон, на случай, если вдруг кому-то понадобится утром ей позвонить. Все это было крайне утомительно, но она давно привыкла к такому круговороту, считая его обычным порядком вещей.

Однако сегодня утро казалось Евгении непривычно тихим, и это ощущение только усиливало ее беспокойство. Иван отсыпался. Его занятия в университете начинались только после обеда. Василиса была непривычно покладиста. А Александр погрузился в чтение, спрятавшись за газетным листом так, что его не было видно. Он отхлебывал чай и делал вид, что международная обстановка интересует его сейчас гораздо больше, чем домашняя. Евгения находила его поведение возмутительным и преувеличенно громко стучала чашками, складывая их в раковину. Нурия должна была прийти с минуты на минуту и приняться за наведение порядка и приготовление обеда. Встретить ее у хозяйки уже не получалось. За ней уже подошло такси…

Сбродов встретил ее, как всегда, у самого входа.

– Как, Евгения Федоровна, вас еще не арестовали?

Она остановилась как вкопанная и едва не выронила из рук папку. Сбродов и охранник на входе смотрели на нее с улыбкой.

– Я имею в виду, за оленя, – пояснил секретарь, и она ощутила, как железная когтистая лапа, сжавшая ее сердце, понемногу отпускает его. Вместе с облегчением она почувствовала бешенство.

– Черт возьми, Сбродов! – грозно прикрикнула она. – Разве так шутят?

Она решительно пересекла холл. Ее помощник несся за ней едва ли не вприпрыжку, удивляясь тому, что же довело его начальницу до высшего градуса кипения. Может, она встала не с той ноги?

– Я не думал, что это вас так испугает, – оправдывался он.

– А с чего ты решил, что я испугалась?! – резко спросила она, окидывая его недовольным взглядом. Она была зла, как сто чертей, но испугать ее сейчас могла лишь группа людей в серой форме.

– А где же ваша машина? – подобострастно залебезил Алексей. – Я хотел загнать ее в паркинг.

– Машина в ремонте! – четко выговорила она и остановилась. Поблизости не было ее подчиненных. Отличный момент, чтобы расставить все по своим местам. – Давай закроем эту тему, Алексей. Мне она порядком надоела. Мало того, что я получила взбучку за разбитую машину от мужа, еще и ты находишь повод покуражиться надо мной!

– Я просто пошутил, Евгения Федоровна. Но если это вас так задевает, я больше не буду говорить ничего подобного! – заверил ее секретарь.

«Дура! – мысленно выругала она себя. – Не нужно было мне акцентировать внимание на его глупой выходке. Подумает еще, что мне есть чего бояться».

– В общем, хватит болтовни, – уже смягчившись, добавила она. – У нас есть чем заняться, кроме того, как обсуждать мою личную жизнь. Вызови-ка мне Красюк. Со всеми ее фотографиями, разумеется…

Разговор с Красюк получился длиннее, чем предполагала Женя, поскольку, помимо обсуждений технических деталей подготовки к юбилейному выпуску журнала, редактор отдела моды и красоты вывалила на нее целый ушат сплетен и домыслов, главными фигурантами которых являлись знаменитости. Сама Евгения никогда особо не следила за тем, как протекает личная жизнь звезд, и ей было все равно, сходятся они или расходятся, с кем их замечают на очередной вечеринке, какую марку машины они предпочитают и в каком количестве килограммов измеряется их живой вес. Но Юлия коллекционировала эти сплетни так, как другие коллекционируют марки, старинные книги или живопись. Она готова была говорить на любимую тему часами и к тому же сообщить любимой начальнице (по секрету, разумеется!) то, о чем большинство читателей еще и не догадывалось. Например, о том, что у актрисы А уже семь недель беременности, а отец ребенка вовсе не ее муж, а известный прохвост Б, с которым она снималась в последнем сериале. Евгения подозревала, что сама бедная актриса А еще и не подозревает о своем грядущем материнстве, в то время как редактор отдела моды и красоты журнала «София» уже знает и пол ребенка и, возможно, его будущее имя.

– Сделай одолжение, – попросила Евгения свою сотрудницу. – Освободи меня от этих подробностей. Все это, конечно, очень увлекательно, но мне кажется, что с этим должны разбираться муж А и она сама.

– Но весь фокус в том, что муж еще ничего не знает! – выпалила главную сенсацию Красюк. – Разве вам не любопытно, как он к этому отнесется? Вот, кстати, снимок А с последней кинематографической тусовки. Разрешите его вставить в номер?

Евгения лишь кивнула головой:

– Хорошо. Только с условием, что в статье ничего не будет сказано о ее беременности. Кто там еще?

– Режиссер В с коллегами. Писательница О. Сатирик М с подругой.

Швец поморщилась:

– Почему с подругой? Вроде ведь он женат?

Красюк округлила глаза:

– Как?! Вы еще не знаете?! Я вам все сейчас расскажу. Он развелся и теперь…

Евгения замахала руками:

– Все ясно! Если он теперь свободный мужчина, то у меня по этому поводу вопросов нет. У вас что-то еще?

Редактор помялась:

– Да. Тут еще фотографии подруги известного бизнесмена Л в чудесном платье от «Valentino». Замечательные кадры, и я подумала…

– У нас не бульварный журнал. Никаких подруг бизнесменов при наличии законных жен я в нем не потерплю!

– Но снимки получились такие хорошие! – взмолилась Юлия. – Кроме того, они и не прятались. Не думаю, что эта публикация станет для жены Л шоком. У него репутация известного донжуана. Это всего лишь одна из его последних маленьких шлюх…

– Ты слышала мое мнение! – заявила Швец.

– Но вы только взгляните. Какой силуэт! Какое платье!

Она вынула снимки, но начальница даже не протянула руки, чтобы их взять и хорошенько рассмотреть. Хотя краешком глаза она отметила точеную фигуру в красном платье до пола и блестящий шелк струящихся по обнаженной спине волос.

– Ну, и куда теперь девать это великолепие? – пробурчала Юлия.

– Мне нет до этого никакого дела, – проговорила Швец, принимаясь за свои бумаги. – Если хотите, предложите снимки самому бизнесмену. Пусть вставит их в рамку и повесит в своем офисе.

Она делала заметки на полях, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена. Красюк ничего не оставалось, как, вздохнув, покинуть кабинет главного редактора, захватив с собой свое «досье» на всяких знаменитостей…

На обед Евгения отправилась в небольшой итальянский ресторанчик, расположившийся в паре кварталов от их офиса. Там ее уже дожидалась подруга, та самая, с которой они некогда брали памятное интервью у чемпиона России по теннису.

Теперь Софья отвечала за связи с общественностью на одном из развлекательных телевизионных каналов, причем, слыла она дамой деловой и крайне занятой. Но выкроить часок для того, чтобы встретиться с близкой подругой, – это дело святое, и обе женщины давно превратили свои еженедельные совместные обеды в обязательный ритуал. Это позволяло им, хотя бы на время, выпасть из рабочего графика и просто поболтать о своем, о женском.

Софья со студенческих времен заметно изменилась, набрала вес и стала казаться намного внушительнее, спокойнее и организованнее, чем та суетливая девчонка, которой она была некогда. Теперь уже она не краснела, пытаясь подобрать нужные слова на деловой встрече, а ее оппоненты стремились завоевать расположение этой дамы, репутация и деловые связи которой внушали им уважение. Вот и сейчас, сидя за дальним столиком ресторана, положив ногу на ногу, с сигаретой в руке, Софья казалась воплощением абсолютной уверенности в себе. Черный брючный костюм, короткая стрижка и каблук делали ее выше и стройнее.

Она приветствовала подругу улыбкой и струйкой сигаретного дыма. Обычно Евгения морщилась и без особой надежды на успех интересовалась – когда Софья наконец бросит травить никотином себя и окружающих? Но сегодня казалось, что Швец не замечает дыма, как и некоторых других вещей, поскольку она уселась на сумку подруги, сразу не ощутив неудобства.

– Эге, матушка, да у тебя, видно, неприятности? – сказала Софья, выдергивая из-под Жени за ремешок свою сумку. – Со своим, что ли, поругалась?

– С чего ты взяла? – удивилась Евгения.

– А ты посмотри на себя в зеркало. Чернее тучи! Кроме того, я вижу, ты сегодня без машины? Случилось что-то?

Евгения не была готова так прямо с ходу давать ей какие-либо объяснения. Кроме того, она не была уверена вообще – стоит ли говорить подруге о том происшествии на дороге? Александр бы этого явно не одобрил. Он с предубеждением относился к их дружбе и отнюдь не светился от счастья, когда Софья забегала к ним домой на огонек. Может быть, он еще помнил, что когда-то именно близкая подруга жены отговаривала Евгению от брака с ним, доказывая с пеной у рта, что все смазливые мужики – бабники. Конечно, спустя девятнадцать лет после их свадьбы можно было бы успокоиться и поставить на прошлых обидах крест. Но казалось, что стороны заключили лишь временное перемирие и терпели друг друга исключительно ради самой Евгении. В частности, поэтому обе женщины были вынуждены встречаться в ресторанах и кофейнях, а не в домашней обстановке.

– Берешь на вооружение методы Шерлока Холмса? – отшутилась Евгения, правда, очень вяло, и погрузилась в изучение меню.

– Да тут и отгадывать нечего, – пожала плечами Софья, не переставая курить. – Обычно ты кидаешь на стол ключи от машины. Сегодня ты этого не сделала.

– Это лишь значит, что они у меня в сумке.

– Это значит, что ты пытаешься водить меня за нос, – покачала головой Софья и кивнула в сторону стеклянной витрины, за которой виднелась полупустая парковка. – Только не рассказывай мне, что ты полюбила ходить пешком.

– Ты можешь мне не верить, но я действительно пришла пешком, – ответила Евгения. – Со мной приключилось ЧП. Я сбила пешехода.

– Да ладно тебе! – открыла рот Софья, стряхивая пепел в стакан с соком. – Ты что, шутишь?

– Если бы… – с горечью заметила Евгения.

– Как это произошло?

Конечно, Евгении пришлось рассказать ей всю историю с самого начала, припомнив и своих коллег, и выдуманного ею оленя. Она сетовала на бесчувственность мужа и на собственные переживания, из-за которых буквально не находила себе места.

Софья впечатлилась ее рассказом, но не настолько, чтобы потерять аппетит. Она заказала подошедшему официанту лазанью и жасминовый чай, затем кинула вопросительный взгляд на Евгению. Та только покачала головой:

– Мне кофе. Черный. Без сахара.

Официант удалился.

– Не лучший вариант – накачивать себя кофе, – заметила подруга. – Ты и так – сплошные нервы.

Евгения взглянула на нее с изумлением:

– Ты не лучше Александра! Тот тоже советует мне успокоиться и хорошо питаться. Ты хотя бы осознаешь сейчас, что говоришь с преступницей?

– Что сделано, то сделано, – заметила Софья, гася окурок в пепельнице. – Ты же не собираешься идти с повинной в милицию?

– А чем, кстати говоря, не вариант? Может, так и сделать?

– Не говори глупости. Тебе захотелось острых ощущений? Как пить дать, тебе навесят срок! Не знаю, правда, сколько за это дают. Но мне почему-то кажется, что прилично. Ты оставила человека без помощи, а это, как я понимаю, не шутки.

– Господи, я даже не знаю, жив он сейчас или мертв! – простонала Евгения. – Вот ведь кошмар-то!

– Даже если бы ты это знала, вряд ли это могло бы что-то изменить. Сейчас уже поздно. Его, конечно, обнаружили и оказали необходимую помощь. Ну, или… – Она выразительно замолчала.

– Или что?

– … или эта помощь ему уже не нужна. Тебе еще повезло, что рядом не оказалось людей! Ты просто уехала, а ведь могло быть куда хуже.

– Хуже и так некуда, – не согласилась Евгения. – Да, я уехала, но мне теперь кажется, что было бы лучше, если бы меня задержали сразу. Я не могу жить в состоянии неизвестности. Это невыносимо!

– Успокойся. Скорее всего тебя не обнаружат. Если прошло уже больше суток и никто к тебе не пришел, не позвонил, не вызвал тебя куда-то, значит, возможно, все еще обойдется. Тебя не найдут.

Евгения с сожалением посмотрела на подругу. Та ее не понимала! Софья искренне считала, что все страхи Швец объясняются лишь тем, что она боится, что ее обнаружат. Вчера Евгения рассуждала так же.

– Я не о том говорю, Соня, – прошептала она. – Я говорю не о своем аресте. Ты понимаешь, я с этим просто не смогу жить!

– Ты имеешь в виду муки совести и все такое? – проговорила Софья, с вожделением глядя на шипящую на сковородке лазанью. – Принесите-ка мне тертый сыр, – это было сказано уже официанту.

– Да, я про совесть, – подтвердила Швец. – Мне невыносима мысль о том, что я погубила человека, а теперь сижу здесь, словно ничего не произошло, а после обеда опять пойду на работу. После работы – домой. И так без конца…

– Ну, а ты предпочла бы тюрьму?

– Не тюрьму, конечно. Но что там еще дают? Понимаешь, мне было бы проще, если бы меня сейчас расспрашивали, ругали… В этом была бы какая ни есть, но определенность. Процедура расследования весьма неприятна, но она далась бы мне легче, чем мое настоящее положение – странное, неопределенное, требующее соблюдение правил конспирации. Все эти предосторожности, опасения, косые взгляды через плечо – не следит ли кто за мной? – все это претит мне! Словно я – какая-то беглая преступница! Хотя, если задуматься, так оно и есть. Конечно, если бы мне предъявили обвинение, я чувствовала бы себя не лучшим образом. Я боялась бы за себя, переживала… Возможно, я бы защищалась, говоря, что всему виной плохая видимость, скользкая дорога и даже сам пешеход. Я придумывала бы себе оправдания, но не сидела бы вот так, в полной растерянности, не зная, что предпринять. Я не терзала бы себя неизвестностью…

Софья потянула на себя длинную полоску расплавленного сыра. Кусочек оказался горячим. Она с досадой бросила вилку.

– Черт знает, о чем ты говоришь, Женька! Посмотрела бы я на тебя, если бы к тебе подошел милиционер и попросил тебя пройти для разговора в ближайшее отделение! Мигом бы забыла про свои муки совести и думала бы только о том, где найти ловкого адвоката, чтобы он вытащил тебя из всей этой кутерьмы!

– Может, и так. Но неизвестность всегда хуже.

– Хуже, хуже… Интересно, а ты подумала сейчас о других? О тех, кто нуждается в тебе? Что будут делать они, если ты попадешь под следствие или, еще того хуже, в тюрьму?

– Ты имеешь в виду работу?

– Бог ты мой, Женька, какую работу?! Я имею в виду твою семью!

– А при чем тут моя семья?

– А при том! У тебя двое детей. Восемнадцатилетний сын, за которым нужен глаз да глаз. Дочка, которой всего три года, и она нуждается в матери. Кто за ними будет смотреть? Воспитывать, целовать их на ночь, контролировать, наконец?

– Да, но у них еще есть отец… И Нурия…

Софья жевала лазанью и согласно кивала головой.

– Да-да… Отец и Нурия. Симпатичный, еще молодой папаша. Бывший чемпион. В собственном доме, на своей машине. Детки, которые нуждаются в ласке и любви. Просто картина маслом!

Евгения озадаченно посмотрела на подругу. Что та имела в виду? В этом ее насмешливом взгляде, в преувеличенно активном кивании головой было что-то искусственное, скрывающее некий намек.

– Ты опять за старое, Соня, да? – вспылила она. – Как тебе не совестно! Сколько лет я тебя знаю, столько же лет ты пытаешься внушить мне, что Александр – ненадежный муж и никудышный отец.

– Заметь, об этом сейчас говоришь ты, а не я!

– Но что тогда, ради всего святого, ты пытаешься сейчас мне доказать? К чему эти твои ужимки и твое многозначительное «да-да», словно тебе известно что-то такое, что неизвестно мне!

– Не стоит быть такой наивной, дорогая. Если рядом с мужчиной освобождается место, то его всегда норовит занять какая-нибудь другая ловкая особа. В случае с твоим Александром ей и трудиться особо не придется. Одинокий мужчина, да еще и с детьми – отличная мишень для приложения женских талантов. Для начала его навестит какая-нибудь сердобольная соседка и предложит ему свою помощь в уходе за девочкой. Должен же кто-нибудь заплетать Ваське косы! Потом начнутся совместные прогулки в парке, поздние домашние ужины… Ну, и наконец, он позволит ей остаться. Пока – в гостевой комнате. Какой смысл уходить, если утром ей снова нужно возвращаться обратно? Она останется раз, другой… Потом перенесет сумку со своими вещами. Затем – чемодан. И вот уже твои вещи убраны на антресоли, а в доме командует совсем другая женщина! Если она умна, ей удастся легко переманить Василису на свою сторону. Она же еще ребенок! С Иваном вообще проблем не возникнет. У него уже своя жизнь. И к тому времени, когда ты вернешься домой, дорогая, тебя вспомнит лишь ваша собака. Ты этого хочешь?

– Не нужно мерить всех по одной мерке, – возразила Евгения. – Александр не такой. Он не глуп и вполне самодостаточен. Ну, а для того чтобы заплетать моей дочери косы, в нашем доме есть Нурия!

Софья только махнула рукой:

– А! Ты неисправима. Мужчины не так разнообразны, как ты думаешь. И не воспринимай трюк с косами буквально. Есть еще немало милых женских хитростей. В каждой песочнице сидит по парочке мамаш, делающих стойку при виде одинокого мужчины. Кому тогда понадобятся твои угрызения совести?

– Ты предлагаешь мне всю жизнь пасти Александра? Как бы чего не произошло?

– Я тебе предлагаю успокоиться! Пусть все идет как идет. Страсти в духе «преступления и наказания» сейчас несовременны. Если тебе все не в радость – возьми отпуск. Слетайте куда-нибудь на недельку, а когда вернешься, краски твоего ЧП заметно поблекнут. Воспоминания о произошедшем заслонят более красочные картины. Страсти утихнут, и ты опять сможешь жить, как и прежде.

Евгения только покачала головой.

– Ну, хочешь, я тебе дам телефон своего знакомого психолога? – с выражением жалости на лице предложила подруга. – Я не знаю, что все в этом находят. Но, знаешь, некоторым это помогает. Встретишься, поговоришь, получишь совет.

– Да, и ты предлагаешь выложить ему все как на духу?

– Ага! Уже боишься?

– Скорее, мне понадобиться телефон адвоката, – проговорила Швец и сразу вспомнила. У нее был один на примете…

Вернее, это была она. Некая Елизавета Дубровская. Молодой адвокат с определенной долей удачи и таланта. Они готовили о ней материал в рубрике «Неженская профессия». Дубровская защищала тогда Диану Данилевскую, известную писательницу, автора детективов, обвиненную в убийстве подруги. Дело было шумным, с интересной завязкой и совершенно неожиданным поворотом сюжета. Дубровская сыграла в нем ключевую роль и сумела убедить суд в невиновности своей клиентки. Помнится, материал вызвал тогда наплыв читательской почты, а визитка молодого адвоката заняла свое место в одном из многочисленных рабочих блокнотов Евгении. Швец не думала, что координаты Дубровской могут ей когда-нибудь пригодиться. Видимо, сейчас это время настало…