Текст книги "Личная жизнь адвоката"

– Надеюсь, мама, ты не ожидаешь, что я специально для этого случая завтра возьму выходной? – язвительно произнес Мерцалов. – По-моему, тут все абсолютно ясно. Ты посидишь с детьми, пока Елизавета с няней будут у следователя. Я не думаю, что им потребуется много времени.

– Но… – от столь неожиданного поворота мать внезапно потеряла дар речи. Ей предлагали остаться с детьми, в то время как Елизавета и нянька, две кумушки, обязанные находиться дома, отправятся решать какие-то свои дела. То, что это блажь скучающей от безделья невестки, у нее не вызывало никаких сомнений. Жаль, что сын пошел у них на поводу. – Но если я буду заниматься детьми, кто позаботится об ужине? Решит массу других проблем?

– Пусть тебя это не волнует, мама. Нам вполне хватит пельменей из морозилки. Тем более Лиза в свое время меня на них подсадила, – отвечал Андрей, имея в виду то время, когда они с женой, еще не обремененные заботой о потомстве, вели холостяцкую жизнь. Оба возвращались поздно и не устраивали церемоний из совместного приема пищи, довольствуясь тем, что было в холодильнике. Это сейчас, в тиши и уюте загородного дома, под неусыпной заботой маменьки, Андрей стал привередлив в еде. Каждый вечер, садясь за уставленный кушаньями стол, он не считал подобное положение вещей расточительством.

Слова Андрея всколыхнули приятные воспоминания в душе Елизаветы. Она невольно заулыбалась, уносясь мыслями в такое недавнее и вместе с тем далекое прошлое. Недовольной осталась только Ольга Сергеевна.

– Если вы согласны жевать на ужин картон, не мне вас отговаривать, – сухо сказала она, поднимаясь из-за стола, прямая и величественная, как королева. – На один день я смогу приковать себя к детским кроваткам, но не рассчитывайте, что это войдет у вас в систему. Детям нужна мать, – она выразительно посмотрела на Дубровскую, – и, возможно, няня. Если, конечно, она еще способна выполнять возложенные на нее обязанности.

Она вышла из столовой, даже не спросив, будет ли кто-нибудь пробовать абрикосовый пирог…

Глава 5

На следующий день, покормив малышей, Елизавета начала собираться к следователю. Свекровь, немного поворчав для порядка, уселась с дамским романом в детской. Она надеялась, что внуки, отяжелевшие после сытной трапезы, проспят несколько часов.

Однако Дубровская, дав клятвенные заверения в том, что вернется немедленно после визита к следователю, столкнулась вдруг с неожиданными препятствиями. Дело в том, что все ее бывшие деловые костюмы оказались ей малы. Юбки отказывались застегиваться на талии, а пиджаки трещали под натиском налитой молоком груди. Лиза была в отчаянии. Не идти же ей в следственный комитет в том самом затрапезном платье, в котором она изо дня в день кормила малышей? Только тут она осознала, что милая свекровь оказалась права, внушая ей, что настоящая женщина, впрочем, как и ее гардероб, должна быть готова к любым обстоятельствам. Позаимствовать одежду Ольги Сергеевны Лиза не решилась, чтобы не навлечь на свою голову целый поток нравоучений и насмешек. В общем, облачившись в брюки, которые она называла не иначе, как «беременные», и блузку веселой расцветки, приобретенную в магазине для будущих мам, Елизавета тихонько выскользнула из дома.

Стоял чудный летний день, и в другое время Лиза только бы радовалась хорошей погоде, но сегодня она чувствовала себя так, словно ее подгоняют демоны. Во-первых, ныло сердце и не давали покоя угрызения совести. Это было ей внове, ведь до этого она ни разу не оставляла детей одних на попечении бабушки или няни. Во-вторых, она ощущала беспокойство, как человек, долгое время находившийся в изоляции. Не выглядит ли она смешно или несерьезно? Может ли она называть себя адвокатом, когда у нее в голове только расписание кормлений малышей и наставления педиатра?

В общем, раздираемая противоречиями, она ступила на порог кабинета следователя. За спиной у нее маячила внушительная фигура няни Лиды.

Елизавета вручила сыщику ордер и показала адвокатское удостоверение, после чего официальная часть представлений была завершена. Он осмотрел ее с профессиональной тщательностью с головы до пят, и на лице у него появилось странное выражение. Быть может, он сомневался, что молодая женщина в неприлично цветастой кофточке является адвокатом? Во всяком случае, Елизавета приняла его колебания на свой счет и покраснела.

– Вы пришли вовремя, – сказал он наконец, показывая, что принимает адвоката даже в таком виде. – Сегодня собирался предъявить обвинение вашей клиентке. Потом я ее допрошу.

Дубровская почувствовала укол беспокойства. Так, ничего особенного, но по опыту она знала, что подобные следственные действия занимают не час и не два, а несколько часов. Но что она могла сделать, когда уже отдала ордер следователю?

– У меня будет возможность встретиться с Евой? – спросила она.

– Разумеется, вы же знаете закон. Сейчас ее приведут. Но матери придется остаться в коридоре. Я не даю пока свиданий с родственниками.

– Но как же ей не увидеться с матерью? – ошеломленно произнесла Лида, глазами ища поддержки то у следователя, то у адвоката.

Дубровская только пожала плечами, понимая, что бессильна пока что-то предпринимать.

– Если ваша дочь будет вести себя разумно, я обещаю дать ей свидание, – объяснил женщине следователь. – Сразу же после допроса. Хотите?

– Конечно, хочу, – обрадовалась Лида, но Дубровская только покачала головой.

– Свидание в обмен на признание вины, – пояснила она клиентке. – Ева должна будет признать себя виновной. Нет, нам это не подходит.

Следователь воззрился на нее с явным неудовольствием. Похоже, он слегка недооценил эту странную девицу в деревенском прикиде. Допрос еще не начался, а она уже показывала зубки.

– Ваша воля, адвокат, – сказал он со значением. – Но на вашем месте я не стал бы упираться. Девчонку видели очевидцы. Вам стоило бы рассмотреть версию чистосердечного признания. Во всяком случае, это единственный шанс рассчитывать на снисхождение.

– Мы учтем… вашу заботу, – сказала Лиза, но в ее тоне было больше насмешки, чем благодарности. Это также не понравилось следователю. Он еще долго тестировал ее своим немигающим взглядом, но потом решил оставить в покое. Еще Ленин называл адвокатов «паскудной сволочью», а к словам классика следовало прислушаться.

После недолгих препирательств Лиду выставили в коридор, а спустя десять минут в кабинет завели Еву. Она была в той же джинсовой юбке, что и в день своего ареста, вот только выглядела неухоженной и злой. Рыжие волосы висели сосульками. Зеленые глаза сверкали, как у голодной кошки. Она взглянула на следователя, затем на Лизу. На лице Евы мелькнула тень недоумения, но Дубровская могла поклясться, что та ее не узнала.

– Знакомьтесь, это ваш адвокат, – сообщил следователь, словно радуясь, что у него есть возможность представить арестантке такую штучку, как эта экстравагантная адвокатесса.

– Бесплатный адвокат?! – нахмурила брови Ева. – Я в нем не нуждаюсь.

– Бесплатным считается адвокат до тех пор, пока вы не заплатите ему деньги, – глубокомысленно произнес следователь. – Впрочем, ваша мать, видимо, это уже сделала.

Он посмотрел на «удобную» обувь Лизы, подобранную специально для того, чтобы гулять с коляской, и щелкнул языком, видимо, делая вывод, что таких адвокатов находят на распродажах.

Но на Еву слова следователя произвели большее впечатление:

– Вас наняла мама?

Дубровская кивнула головой.

– Да. Я – Елизавета Дубровская. Если помните, вы мне помогали занести коляску в дом?

На лице клиентки недоумение сменилось улыбкой узнавания, но затем опять появилось выражение озадаченности.

– Вы что, действительно собрались меня защищать?

Дубровская улыбнулась краешками губ и покосилась на следователя. Не могла же она сказать в его присутствии, что явилась сюда по поручению ее матери, как засланный шпион, только для того, чтобы разведать обстановку. Но сыщик, перехватив взгляд Лизы, видимо, решил, что его просят наконец удалиться. Он кивнул и жестом показал, что уходит.

Когда дверь за ним захлопнулась, женщины остались одни.

– Вы должны что-то сделать. Я не виновна, – сказала Ева без обиняков.

– Конечно, – согласилась Лиза, принимая признание девушки как нечто само собой разумеющееся. Опыт адвокатской работы научил ее спокойно относиться к любому заявлению клиента.

– Я не знаю почему, но меня хотят втянуть в дело об убийстве… Ох, они говорят, что я убила Артема. Но это чушь! Я не могла этого сделать. Я ведь любила его и собиралась за него замуж. Не знаю, кто это придумал, но этот кто-то пытается обвинить меня в том, чего я не совершала. Здесь явно не обошлось без его матери. Милица Андреевна – страшная женщина, и она ненавидит меня.

– Ты считаешь, что мать замешана в убийстве собственного сына? – с недоверием переспросила Дубровская. Такая линия защиты казалась ей безнадежной.

– Ох, нет! Конечно, нет. Но у меня нет ни малейших соображений на этот счет. У Артема не было врагов.

– Но если его действительно убили, значит, он кому-то мешал. Хорошо бы узнать, кому?

– Вы поможете мне? – в голосе Евы звучало отчаяние. – Мне нужно выйти отсюда. Я задохнусь в этих стенах.

– Видишь ли… – медленно произнесла Дубровская. – Это не так просто, как ты думаешь. Кроме того, я сама пришла сюда лишь для того, чтобы узнать, как твои дела и в чем тебя обвиняют.

– Разве вы пришли не для того, чтобы защитить меня?!

Тон, с которым Ева произнесла эти слова, был обвиняющим. Елизавете пришлось проглотить упрек. Она уже жалела, что явилась сюда.

– Я нахожусь в декретном отпуске. Ты же знаешь… У меня двое маленьких детей. Я не могу их бросить для того, чтобы заниматься твоей защитой.

– Но вы же пришли сюда! – упрямо повторяла Ева. – Следователь представил вас как моего адвоката.

– Нам пришлось пойти на хитрость, – сказала Елизавета, ругая про себя настырную няньку. – Твоя мама просила навестить тебя, а также поговорить со следователем. Она очень волнуется. Я не могла ей отказать.

Ева схватилась за виски. Сегодня, когда ее выводили из камеры, у нее возникла надежда, а теперь оказалось, что ей придется вернуться назад. Ей собираются предъявить обвинение. Адвоката у нее нет. Помощи ждать неоткуда. Вот если бы Артем знал, как ей плохо… Стоп! Артем мертв. Он убит. И все, как в кошмарном сне, твердят, что лишила его жизни она.

– Не переживай, Ева, – проговорила Дубровская, понимая, что говорит сейчас чушь. – Все будет хорошо. Если ты не виновна, тебя обязательно освободят. Ты ведь еще не знаешь… Мы хотим найти тебе адвоката!

Ева посмотрела на нее как на полоумную.

– О чем вы говорите? У моей матери нет денег на адвоката.

– Но мы хотели помочь ей.

– Кто вы?

– Мой муж и я. Я подберу тебе опытного защитника. Скажи, кого ты предпочитаешь: мужчину или женщину?

– Мужчину… впрочем, не все ли равно, – махнула рукой она. – Главное, чтобы меня освободили. А еще я хочу, чтобы нашли убийцу Артема.

– Все будет хорошо, – заверила Елизавета, желая, чтобы на самом деле случилось так, как она говорит. Сейчас она была искренна в своем желании найти Еве подходящего защитника. Андрей был прав. Этим делом нужно заниматься всерьез, а не относиться к нему как к хобби, чередуя визиты к следователю с прогулками с коляской в парке. – Я сегодня буду присутствовать при предъявлении тебе обвинения и многое смогу понять: насколько серьезно твое положение и есть ли надежда на то, чтобы тебя освободили до суда. Тебе следует запастись терпением. Такие вещи быстро не делаются.

– Но когда ко мне придет защитник?

– Если все будет хорошо, я найду тебе его до конца сегодняшнего дня, – пообещала Дубровская, украдкой взглянув на настенные часы. Подходило время дневного кормления. Она вспомнила вдруг об Ольге Сергеевне и о том, как ей приходится сейчас нелегко. Она раньше никогда не оставалась с малышами. – Если ты не возражаешь, я позову следователя, и мы начнем, – сказала она с виноватой улыбкой и, не дожидаясь ответа, постучала в стену. Их следователь был в соседнем кабинете. Его не пришлось ждать долго.

– Так-так, – сказал он, появившись на пороге. – Ну, как? Позиция защиты уже сформирована?

– Это зависит от того, что вы нам сейчас предложите, – ответила Лиза ему в тон, подмигивая своей клиентке. Она хотела ее как-то успокоить. Но Ева сидела очень бледная, и по дрожащим пальцам рук было видно, что она нервничает.

Следователь достал из папки готовое постановление и протянул его адвокату.

– Читайте.

Дубровская погрузилась в чтение. Ева, не зная, чем заняться, и от этого нервничая еще больше, следила за выражением лица адвоката. Ей показалось, что улыбка на лице Елизаветы, и без того не слишком бодрая, застыла, словно ее слегка приморозило.

– Забавно, – проговорила та, перелистнув страницу. – Что это такое вы здесь понаписали?

Следователь пожал плечами, словно говоря, что он тут совсем ни при чем.

У Евы было нехорошее предчувствие, что сейчас ее удивят чем-то не очень хорошим. Предчувствие ее не обмануло, и когда адвокат оторвала глаза от бумаги, Ева была уверена в том, что случилась катастрофа.

– Прочитайте, – сглотнула Дубровская, передавая постановление ей в руки. – Может, вам что-то из этого будет понятно.

Ева осторожно взяла в руки лист, так, словно могла испачкаться. Текст был составлен на русском языке и напечатан на компьютере, и у нее не имелось ни малейшей отговорки пожаловаться на неразборчивость почерка. Странное дело! Сколько она ни старалась, смысл знакомых слов ускользал от нее. Это было похоже на временное помешательство.

– Вы ведете речь об организации убийства? – словно через вату донесся до нее голос Дубровской.

– Именно так, адвокат. Ваша клиентка организовала лишение жизни гражданина Винницкого за деньги.

Ева оторвала глаза от бумаги и ошеломленно спросила:

– За какие деньги? О чем вы сейчас толкуете?

Следователь с вежливой улыбкой повернулся к ней:

– Что же тут не ясно, милая? Ты оплатила расправу над Винницким.

– Как оплатила? Вы о чем?

– О кольце, милая. О нем.

Дубровская ничего не понимала. Она корила себя за то, что из-за спешки не переговорила как следует со своей клиенткой. Лиза была уверена в том, что в доме у Винницких Ева была одна. А тут откуда-то взялся ее приятель, ранее неоднократно судимый, появилось какое-то кольцо, переданное ему в качестве оплаты за убийство. От таких сюрпризов кружилась голова.

Следователь не был голословным. Он подошел к металлическому сейфу и неторопливо его открыл. Пока он изучал нутро хранилища, адвокат и Ева успели прочитать самодельный плакат с изображением Глеба Жеглова, прикрепленный на дверцу магнитом: «Вор должен сидеть в тюрьме!» Сыщик вынул из сейфа пластиковый пакетик, внутри которого оказалось кольцо. Дубровская протянула руку, но следователь отрицательно покачал головой. Вещдок он предпочел держать в собственных руках. Должно быть, он опасался, что адвокатесса проглотит его.

– Узнаете? – спросил он Еву. – Ваша штучка?

Та медленно кивнула головой.

– Да. Откуда это у вас?

Тот в ответ лишь хмыкнул.

– Изъято у вашего Жорика, конечно. Скажите лучше, где вы раздобыли эту вещицу? Я так понимаю, что на зарплату медсестры вы могли покупать только пластмассовые безделушки.

– Это кольцо мне подарил Артем, – сказала Ева, чуть помедлив. Она вспомнила вдруг тот день, когда Винницкий преподнес ей этот дар, встав одной ногой на колено. Он был так старомодно галантен, так серьезен, что она, не выдержав, рассмеялась. Он, помнится, обиделся на нее. Встал с колен, отряхнул брюки и без лишних церемоний надел ей кольцо на палец.

Воспоминания полоснули по душе острой бритвой. На глазах Евы появились слезы. Следователь понял это по-своему.

– Конечно, подарил, – поддакнул он насмешливо. – А вам хотя бы известно, сколько стоит подобный подарок?

Следователь вынул кольцо из пакета, чтобы адвокат смогла рассмотреть его, но по-прежнему цепко держал улику в своих пальцах.

Дубровская глядела на камешек, чистый, как слеза, отражающий свет каждой своей гранью. Оправа перстня казалась тяжелой и вычурной. Вероятно, эта вещица была старинной. Сейчас в моде были изящные украшения.

– Артем говорил, что в кольце бриллиант, – тихо проговорила Ева. – Думаю, он стоит немалых денег.

Сыщик снисходительно кивал головой.

– Для бедной медсестры из больницы – это целое состояние.

– И вы хотите сказать, что Ева отдала кольцо своему приятелю только для того, чтобы с ним расправиться? – недоверчиво произнесла Дубровская.

– Именно это я и говорю. Кольцо – оплата за убийство.

– Но я не отдавала кольцо Жорику! – воскликнула Ева. – Это подлая ложь!

– Откуда же тогда оно у него взялось?

– Не знаю! Я всегда носила его на пальце.

– А не мог этот Жорик попросту украсть кольцо? – предположила адвокат. – В вашем постановлении значится, что это неоднократно судимое лицо.

– Если говорить абстрактно, в этой жизни все возможно, – хмыкнул сыщик. – Но наша дискуссия несколько затянулась. Что прикажете записать в протокол?

– Запишите, что я не признаю вину! – зло выпалила Ева. – Напишите, что вы специально сфальсифицировали улики, чтобы подставить меня и Жорика. Он не убивал Артема, а я не заказывала ему это убийство. Вы можете в это не верить, но я любила Винницкого.

– Помнится, в нашу первую встречу вы сказали, что ненавидите его, – напомнил следователь.

– Да, тогда я ненавидела его, – мотнула головой Ева. – Но тогда я еще не знала, что он мертв.

– Бросьте зубы заговаривать! – прикрикнул сыщик. Должно быть, его утомило хождение вокруг да около. Эта девчонка пыталась заморочить ему голову. Она то пускала слезы, то истерически кричала, обвиняя его. Она была никудышная актриса. – Вы уже признали факт неприязненных отношений с Винницким. Вы сказали, что привлекли к разрешению вашего конфликта Бирюкова. Вы даже поведали мне, что Бирюков нанес удар Винницкому. Как там у вас? «Разбил нос»? Вам показать ваше объяснение?

Следователь решительно придвинул к себе клавиатуру компьютера.

– Так, что мы будем писать в протокол? – сердито поинтересовался он.

– Запишите то, о чем вам сказала Ева, – твердо произнесла Дубровская. – Она вину в организации убийства не признает. Вострецова не просила приятеля расправиться с Винницким.

– Может, она отрицает даже свой визит к нему в дом? – зло спросил следователь. – Вы можете говорить что хотите. Ваше право! Но Вострецову и Бирюкова видели на месте преступления. У меня есть очевидцы и вещдоки. Если вас это не интересует – валяйте! Выставите себя на посмешище в суде.

– Нет, я была в доме Винницкого, – вмешалась Ева. – Жорик был со мной, но мы пришли просто поговорить с Артемом…

Сыщик достал из пачки сигарету и, не спрашивая разрешения милых дам, закурил, показывая, что находится в высшей степени раздражения. Зажав сигарету губами, он, пыхтя, как паровоз, начал печатать. Его пальцы проворно бегали по клавиатуре компьютера, а на экране появлялись строчки.

– Как отнесся Винницкий к вашему появлению? – спросил он.

Ева заколебалась.

– Хорошо. Мы просто поговорили.

Сыщик хмыкнул и только покачал головой.

– Вас видела Милица Андреевна?

– Да.

– Она требовала, чтобы вы ушли?

Ева обеспокоенно взглянула на Дубровскую.

– Отвечайте самостоятельно. Если это будет ответ адвоката, я занесу это в протокол!

– Ну, как вам сказать… Милица Андреевна всегда относилась ко мне не очень. Может, она и не обрадовалась нашему визиту.

– Дарил вам Винницкий в этот вечер ювелирные украшения?

– Нет, а почему вы спрашиваете?

– Дарил он что-нибудь Бирюкову?

– Нет, конечно. Бред какой-то! С чего он должен был ему что-то дарить?

– Вам виднее, – бросил сыщик, не переставая печатать. – Наносили вы или Бирюков телесные повреждения Винницкому?

В памяти вспыхнули, как неоновая вывеска, слова Жорика: «Он там кровью умывается».

– Нет, мы не били его.

– Совсем?

– Абсолютно.

– Откуда у вас взялось кольцо с бриллиантом?

Вопросы следовали один за другим. Дубровская еле успевала следить за ходом допроса. Ее беспокоила большая стрелка на настенных часах. Она неумолимо двигалась по кругу, показывая, что время идет. Елизавета гадала, чем теперь заняты малыши, взяла ли Ольга Сергеевна их на прогулку. Ко всему еще груди нещадно щипало, и Лиза, к своему ужасу, ощутила, что молоко уже побежало. На блузке проявились два влажных пятна.

– Как вы можете объяснить, что у Винницких была разбита напольная ваза?

– Вы собираетесь поставить мне это в вину? – возмутилась Ева. – А может, вам стоит пересчитать количество ложек и вилок у них в буфете? Вдруг я стянула парочку?

– Не дерзите, Вострецова. Если нужно, пересчитаю и ложки, – отвечал следователь. – Вопрос я задаю вам не из собственного интереса. Мы осматривали место происшествия, гостиную Винницких. Так вот порядок там был нарушен. Журнальный столик сдвинут в сторону. Бутылка коньяка опрокинута. Ваза разбита. Вы можете как-нибудь объяснить это? Вы ведь говорите мне исключительно о мирном характере вашей встречи.

– Я не знаю. Этого не могло быть!

– Вы все увидите в свое время. Мы сделали снимки.

Ева умоляюще взглянула на Дубровскую. Но та вряд ли могла ей сейчас чем-то помочь. Большая часть из того, о чем говорил следователь, была для нее новостью. Кроме того, адвокат как-то странно ерзала на своем месте, словно ей не терпелось куда-то немедленно убежать.

– Вы пили до того, как явились к Винницкому?

– Я?! Немного… Чуть-чуть…

– Бирюков пил?

– Он тоже чуть-чуть… Мы вместе…

– Что вы пили?

– Кажется, портвейн.

Боже мой! Куда она попала! Дубровская смотрела то на часы, то на пунцовую Еву. Она ругала себя за то, что легкомысленно позволила втянуть себя в эту защиту. Ведь речь шла только о кратком визите к следователю, с целью успокоить Лиду и узнать, что к чему. Если бы Лиза знала, что на сегодня запланировано предъявление обвинения и допрос, она подготовилась бы к этому основательно: встретилась бы с Евой, тщательно разработала бы линию защиты, проинструктировала бы ее насчет провокационных вопросов следователя. Хотя о чем она говорит? Где бы она взяла на это время? Ольга Сергеевна, должно быть, сейчас извергает дым и пламя, на все лады ругая легкомысленную невестку, подкинувшую ей малышей.

– Адвокат, вы собираетесь читать протокол? – вывел ее из размышлений голос следователя.

– Разумеется, – сказала она, обрадовавшись тому, что дело, похоже, шло к концу.

Следователь распечатал протокол и передал ей еще теплые листы. Она начала читать, стараясь отключиться от мыслей о доме и детях. Это было нелегко, поскольку ее живот, под кофточкой из шифона, стал влажным и липким от молока. Хорошо бы еще тонкая материя не льнула к телу. Будет неловко, если это заметят присутствующие. Хотя они могут подумать, что она просто потеет. В кабинете не было кондиционера, а открытое настежь окно впускало лишь нагретый солнцем воздух.

Прочитанные листы она передавала Еве. Та читала медленно, словно с трудом разбирая слова. Дубровской хотелось поторопить ее, но она не имела на это права. Она сама явилась сюда, назвавшись ее адвокатом, значит, должна сделать все, чтобы права ее клиентки были соблюдены.

– Я не буду подписывать эту муру! – вдруг воскликнула Ева.

– Почему? – в два голоса воскликнули сыщик и адвокат.

– Потому, что вы фабрикуете против меня дело. Я не собираюсь вам в этом помогать!

– Но я думала, что ты даешь показания добровольно, – произнесла Лиза, с трудом сохраняя самообладание. Стрелки неуклонно бежали по кругу. – Ты могла отказаться от дачи показаний, и тебе разъяснили это право. Но ты сама предпочла свидетельствовать. Никто тебя к этому не принуждал.

Следователь с иронией смотрел на Дубровскую. Похоже, адвокат и ее клиентка стоили друг друга. Забавно наблюдать за тем, как они выясняют между собой отношения.

– Ева, твои показания – это прежде всего твоя защита! – упрекнула клиентку Дубровская. – Неужели ты согласна пассивно ждать, видя, что против тебя собирают доказательства? Ты не хочешь защищаться?

– Да, но если я подпишу вот это, – Ева выразительно тряхнула постановлением о привлечении ее в качестве обвиняемой, – все будут считать, что я согласна со всем, что там написано. А я не согласна!

– И правильно! – поддакнула Лиза, моля небеса о том, чтобы ее клиентка проявила уступчивость. – Ты не согласна, и свое отношение к обвинению ты выражаешь в протоколе допроса, рассказывая о том, как все было на самом деле.

– Ну, я не знаю… – недовольно произнесла Ева. У нее была бездна времени и ни малейшего желания возвращаться в тесную душную камеру.

– Зато я знаю, – сказала Дубровская, решительно беря инициативу в свои руки. Еще немного, и ей придется просить банку и сцеживать туда молоко. – Если ты откажешься от подписи, следователь этот факт отразит в протоколе, и чуда все равно не произойдет. Подписывать или не подписывать – это твое право. Делай как хочешь. Я бы на твоем месте подписала.

– Да. Но только вы на своем месте! – с укоризной бросила Ева.

– Да, но только я являюсь адвокатом и имею право давать тебе советы. Следовать или не следовать им – твое дело. Я же не призываю тебя признать вину, которую ты за собой не чувствуешь. Именно я попросила указать в протоколе то, что ты вину не признаешь. Ты не забыла?

– Нет. Значит, думаете, стоит подписать?

– Конечно.

– А что будет, если я не подпишу?

Дубровская вздохнула и пустилась в долгие объяснения. Для пущей достоверности она показала Еве статью в процессуальном кодексе, после чего устало смахнула с лица челку. Следователь демонстрировал полное безразличие. Он пускал кольца дыма в открытое окно, но запах сигарет уже давно наполнил кабинет. У Дубровской разболелась голова.

Ева неохотно, словно делая адвокату одолжение, подписала протокол…

Когда Дубровская вышла на крыльцо следственного комитета, было что-то около шести. Улицы были заполнены транспортом. После рабочего дня люди спешили по домам или за город. По всей видимости, домой Лиза могла попасть не скоро. А ведь рядом с ней была еще измученная ожиданием Лида, у которой имелся миллион вопросов.

– Мне нужно домой, – решительно проговорила Дубровская. – Если хотите, поговорим по дороге.

Лида кивнула головой. Она была готова на все, только бы узнать, как обстоят дела у Евы и что делала Дубровская в кабинете следователя. Она пробыла там целую вечность, но вышла одна, без Евы. Непутевую дочь, со сложенными за спиной руками, провели позже, и все, что смогла сделать Лида, так это только крикнуть: «Как ты, милая?» Строгий голос ответил за Еву: «Не положено, гражданочка. Не нарушайте порядок!»

Они торопливо шли к стоянке, где Дубровская оставила свою машину. Тротуары раскалились от жары, и в воздухе стоял запах горячего асфальта и автомобильных выхлопов. К негодованию Дубровской, ее автомобиль оказался намертво заблокирован «Окой» желтого цвета.

– Ах ты, черт! – воскликнула она, едва не плача. – Когда я теперь попаду домой?

– Лизавета Германовна, рабочий день кончился. Стало быть, сейчас эта раззява появится, – увещевала хозяйку Лида, чувствуя себя виноватой. Ольга Сергеевна не преминет поставить ей в вину позднее возвращение Елизаветы. Потеря работы была бы для нее сейчас катастрофой. Ей нужны деньги на адвоката и на передачи дочери. Но больше всего ее сейчас тревожила неопределенность. Как дела у Евы? Вряд ли хорошо, судя по мрачному взгляду адвоката и неприветливости следователя.

Женщины были уверены, что желтый автомобиль принадлежит какой-нибудь легкомысленной девице. Но когда двадцать минут спустя рядом с ними нарисовался худенький, как глиста, очкастый паренек, они, конечно, удивились, но не настолько, чтобы забыть задать ему трепку.

– Что, глаза дома забыл? – напустилась на него Лида. – Как не совестно? Закрыл людям проезд, и хоть бы хны!

– Нужно уважать других! – заметила Дубровская, сетуя про себя на то, что слишком хорошо воспитана для того, чтобы прямо сказать нахалу все, что о нем думает. Она уже дымилась от нетерпения!

– Елизавета Германовна, – вдруг обрадовался хозяин желтой «козявки». – Вы меня не узнаете? Как я вас давно не видел!

Гневная тирада Дубровской так и застряла в горле. Перед ней стоял Вася Кротов, ее давний знакомый. Они вместе когда-то поступали в аспирантуру, только он довел дело до конца и даже защитил диссертацию. А Лиза бросила затею, к великому неудовольствию своей матери, и занялась практической работой. Вася был тремя годами моложе ее, выглядел и вовсе как двадцатилетний паренек, но являлся уже кандидатом юридических наук и членом всяческих научных обществ.

– Здравствуй, Вася. Как живешь? – спросила Дубровская, заметно нервничая. Правила хорошего тона предписывали ей перекинуться со знакомым хотя бы парой фраз. Тем более что он, похоже, был рад встрече.

– Неплохо. Кстати, я стал адвокатом.

– А-а… Вот как! Ну, что же, поздравляю, – голос Дубровской дрожал от воодушевления. – Значит, мы теперь коллеги.

– Да. Пытаюсь, так сказать, использовать свой теоретический опыт в практической деятельности, – скромно отозвался Вася, блеснув стеклами очков. У него был типичный вид отличника, как любят сейчас говорить, эдакого ботаника: прилизанная челка, мешковатый костюм и толстая оправа очков. – Ты знаешь, я набираю материал для докторской диссертации.

– Ого! Молодец, – воскликнула Дубровская, некстати вспомнив о своей незаконченной работе, пылившейся где-то на антресолях. А еще вспомнила о детях, не получавших грудного молока уже три кормления. – Извини, Вася, но мне нужно бежать, – с виноватой улыбкой произнесла Лиза. – Я очень опаздываю.

– О да! Прости, пожалуйста. Я тебя задержал, – спохватился молодой адвокат. – Возьми, кстати, мою визитную карточку.

Он протянул Лизе белую картонку, на которой вензелями были выписаны его имя и все научные регалии. Когда Дубровская только начинала работать адвокатом, она, желая произвести впечатление на клиентов, тоже делала себе такие визитки с обязательной Фемидой и золотыми буквами. Потом, правда, она стала относиться к внешним эффектам проще. Не это ли признак настоящего профи? Но, как бы то ни было, она с благодарностью приняла карточку молодого коллеги и даже пообещала позвонить как-нибудь.

– Если нужно, я могу проконсультировать тебя по любому вопросу, – пообещал ей Вася, намекая, видимо, на свою научную степень. Он имел право советовать, ведь он был кандидат наук, а она нет.

– Спасибо, – с кислой улыбкой проговорила Лиза, моля о том, чтобы ее ученый коллега быстрее убрал желтую «Оку» с дороги.

Вася послал ей благожелательную улыбку, сел в автомобиль и еще пару минут возился, раскладывая на сиденье какие-то бумаги, должно быть, материал будущей диссертации. Наконец «козявка» зафырчала маломощным двигателем, мигнула аварийными огнями на прощание и выехала с парковки.