Текст книги "Адвокат – невидимка"

Глава 7

Внешность Лещинского произвела на нее самое благоприятное впечатление. Импозантный мужчина в самом расцвете зрелой красоты. Конечно, на висках у него уже серебрилась седина, а на лице залегли морщины, но это его ничуть не портило. Скорее, даже придавало облику некоторую фактурность. Легкая небритость тоже шла ему. А удивительный спортивный костюм белого цвета и вовсе навевал ассоциации с курортами южных морей. В общем, в его облике не было ничего тюремного и затрапезного. Шик и аккуратность, которым он не изменял никогда.

– Ну, вы тут побеседуйте, – улыбнулся Карасев, обращаясь к Елизавете и Лещинскому. – А то потом скажете, что я вам не давал времени для того, чтобы обсудить линию защиты.

– Нам ничего не нужно обсуждать! – нервно среагировал Лещинский. – Ни к чему зря терять время!

– Времени теперь у вас вагон, – многозначительно добавил следователь, направляясь к двери. – Как жаль, что я не могу предъявить вам чек на почасовую оплату!

Дверь с зашторенным окошком захлопнулась, оставляя Елизавету наедине со своим подзащитным.

– Какой нахал! – произнес Лещинский, имея в виду, конечно же, следователя. – И с ним мне придется работать. О, боже!

– Мы будем работать вместе, – пообещала Елизавета.

Лещинский уставился на нее, словно соображая, откуда она тут взялась.

– Давайте обсудим с вами позицию, которой будем придерживаться на следствии и в суде, – сказала она, ничуть не робея под его пристальным взглядом. – Нам предстоит непростое дело. Тем более, вас взяли на месте преступления, и, быть может, мы отбросим сразу некоторые варианты защиты, которые заведомо не принесут нам успеха.

– Постойте, – оборвал он ее довольно невежливо. – Кто вам сказал, что я собираюсь с вами что-то обсуждать?

Теперь уже пришел черед удивляться Елизавете.

– Но это же естественно! Я – ваш адвокат.

– Кто сказал?

– Что «кто сказал»? – запуталась она.

– Кто сказал, что вы – мой адвокат?

Дубровская опешила:

– Но позвольте! Я думала, что мы решили этот вопрос. Вы в присутствии следователя подтвердили, что не возражаете против моего участия в деле?

Лещинский посмотрел на нее снисходительно.

– Милочка моя! Я согласился на ваше участие только потому, что у меня не было другого выхода. Не будь вас, мне бы прислали Иванова, Петрова, Сидорова и далее по списку. Вы правильно заметили, что участие в моем деле защитника обязательно. – Он скривил губы. – Но вы будете моим адвокатом только на бумаге. Формально. Ясно я выражаюсь? Защиту буду осуществлять я сам. От вас требуется лишь присутствие.

Должно быть, у Елизаветы на лице отразилось такое отчаяние, что в душе у Лещинского пробудилось нечто похожее на сочувствие.

– Поверьте, ничего личного! – сказал он. – Подобная участь коснулась бы любого адвоката, назначенного мне в защиту. Я доверяю только себе, а в вопросах, затрагивающих мою собственную жизнь, я особенно щепетилен. Это ведь естественно, верно?

– Но почему вы не доверяете мне? – воскликнула Дубровская. – Ведь у меня тоже были хорошие результаты!

– Милочка моя! – повторил Лещинский свое дурацкое обращение. – Я не хочу вас оскорблять, сравнивая ваши достижения со своими. Кто вы и кто я? Оставим все, как есть.

– Как вам будет угодно, – сухо произнесла Лиза.

– Ну вот и отлично! – улыбнулся Лещинский. – Ну а теперь, коли уж вас назначили моим адвокатом, будьте добры, позовите этого бездельника Карасева. Я думаю, он устал уже слоняться по коридору…

Карасев сиял, как начищенный пятак, и у Елизаветы появилось опасение, не подслушивал ли доблестный сыщик их разговор.

– Ну, как, согласовали позицию? – спросил он, улыбаясь.

– Да, мы утрясли с Елизаветой Германовной все необходимые моменты, – сказал Лещинский, поглядывая на Лизу.

– Это хорошо, что вы так быстро нашли общий язык, – неискренне порадовался за них следователь, присаживаясь за стол. – Итак, вы признаете предъявленное вам обвинение?

– В убийстве и изнасиловании? – скривил губы адвокат. – Помилуй вас боже. Конечно, нет!

Следователь записал ответ в протокол и опять поднял голову.

– Вы собираетесь давать показания или будете молчать, как рыба? Впрочем, это позволяет вам наша Конституция.

– Невиновному человеку молчать незачем, – парировал Лещинский. – Я собираюсь дать показания и прошу вас записать их в протокол как можно ближе к оригиналу. Если вы помните, я сам адвокат и буду пресекать все возможные попытки увести следствие в сторону. Поэтому настройтесь на серьезную работу!

– До чего все стали агрессивными! – помотал головой следователь и, взглянув на Лизу, со значением добавил: – Нелегко вам придется с этаким-то подзащитным. Я уже вспотел.

Дубровская оставила реплику без ответа. Между тем допрос начался…

– Марину Гуляеву я знаю около года, – вел повествование Лещинский. – Это была милая девочка, секретарь одного из судов. У нас были близкие, но ни к чему не обязывающие отношения. Мы обсуждали последние юридические новости, иногда сплетничали об общих знакомых…

– Лежа в одной постели? – продолжил логическую цепочку следователь.

Лещинский посмотрел на него презрительно.

– Оставьте свои издевки при себе, – сказал он решительно. – Всем известно, что я – мужчина холостой, точнее, разведенный. Стало быть, я не нарушал супружескую верность. Марина – девушка совершеннолетняя и способная отвечать за свои поступки. Значит, в растлении малолетних и умственно неполноценных вам обвинить меня тоже не удастся. Мы встречались, как взрослые одинокие люди, испытывая друг к другу здоровое половое влечение. Конечно, у нас был секс, но абсолютно на добровольных началах. Я – сторонник традиционных взглядов на отношения мужчины и женщины, поэтому наша близость была лишена элементов садомазохизма и прочих извращений.

– Как же объяснить, что гражданку Гуляеву обнаружили в вашей постели мертвой? – ехидно поинтересовался следователь. – Может, во время вашего «традиционного секса» вы слегка придушили партнершу? Говорят, что некоторые пары практикуют такой фокус, чтобы обострить ощущения.

– Должно быть, ваш опыт по этой части богаче, чем мой, – усмехнулся Лещинский. – У нас не было ничего подобного. Гуляева скончалась не по моей вине и уже после того, как секс между нами закончился.

– Может, девушка решила проявить характер и потребовала от вас заключения брака? А может, она была беременна? – делал новые выпады следователь, пытаясь загнать Лещинского в тупик. – Впрочем, последнее обстоятельство легко установит судебно-медицинская экспертиза, результаты которой мы скоро получим.

Лещинский даже не побледнел.

– Это полный бред! Вы плохо слышали, о чем я вам сказал? Гуляеву убил другой человек.

– Вот как? Может, вы нам скажете его фамилию?

– Записывайте в протокол. В смерти Марины виновен Лежнев Александр…

– Итак, Лежнев! – воскликнул следователь и, наморщив лоб, пытаясь тем самым изобразить на своем лице интенсивное движение мысли, начал рассуждать сам с собой. – Лежнев. Что это за птица? Кто этот изверг, который проникает в спальни мирных граждан и душит несчастных девушек?

– Лежнев – это потерпевший по делу, которое я выиграл накануне, в суде присяжных, – пояснил Лещинский, наблюдая за тем, как расторопно движется ручка следователя, заполняя протокол допроса. – После процесса он подошел ко мне и пообещал, что отомстит за свою сестру.

– Кто-то слышал этот разговор?

– Боюсь, что нет. В это время я садился в машину. Услугами водителя я не пользуюсь.

Карасев прикусил кончик ручки.

– Как вы полагаете, каким образом Лежнев осуществил свою месть?

Лещинский долго не размышлял. Должно быть, проведя несколько бессонных ночей в изоляторе, он подготовил ответы на все возможные вопросы. Он не любил зря терять время. Оно всегда стоило слишком дорого. Во всяком случае, его время.

– Он пробрался на территорию моего частного дома. Окна спальни ему удалось вычислить без труда. В них долгое время горел свет. После того, как мы уснули, он через открытое балконное окно прошел в комнату и сделал свое черное дело. После этого тем же путем вылез обратно. Я, понятное дело, ничего не услышал.

Следователь бросил ручку.

– А вот это мне и кажется удивительным! Разве похоже на то, чтобы молодая женщина решила проститься с жизнью просто так, во сне? Она наверняка проснулась и поняла, в чем дело. Между прочим, на ее запястьях обнаружены кровоподтеки, указывающие на возможную самооборону. Так что девушка кричала в тот момент, когда вы наслаждались спокойным сном под аккомпанемент ее агонии. Вы это можете объяснить?

– Я могу лишь предположить, что преступник каким-то образом заставил ее молчать, – ответил Лещинский. – Я же был сильно утомлен. Даже не помню, как заснул. Точно провалился в темную яму вне времени и сновидений. Процесс по делу Кренина вымотал меня. Я даже жалел, что пригласил в этот вечер Мариночку. Но не хотелось праздновать победу в одиночестве. Боже, если бы я мог все теперь изменить!

– Меняться и сейчас не поздно, – решился на совет следователь. – Вы можете дать правдивые показания, которые впоследствии будут учтены судом как смягчающие обстоятельства.

Сколько раз за свою жизнь Лещинский слышал эту фразу. Он не верил ей абсолютно, поскольку знал: чистосердечное признание – самая короткая дорога в тюрьму. Пока есть силы, нужно бороться, выдвигать версии, путать ход расследования. Ведь может повезти, и уголовное дело прекратят за недоказанностью вины.

Но теперь был иной случай. Лещинский до боли в сердце желал, чтобы следствие разобралось и нашло настоящего виновника злодеяния. Черт с ней, с Мариночкой, ее не вернешь! Но убийце, по сути, не нужна была ее жизнь. Злоумышленник ставил перед собой другую цель – подставить адвоката, заставить его страдать и платить за преступление, которого он не совершал.

– В общем, так, – сказал он решительно. – Я заявляю о ходатайстве, которые требую занести в протокол. Прошу вызвать и допросить Лежнева Александра по поводу того, где он находился в ночь убийства. Сделать это нужно немедленно, пока он не замел следы преступления. Второй момент. Как вам наверняка известно, мой дом оборудован камерами видеонаблюдения. Прошу изъять и просмотреть запись, сделанную в ночь на первое мая. Я не сомневаюсь, вы сможете увидеть на ней того, кто пробрался в мой дом.

Следователь аккуратно заполнил протокол и взглянул на Елизавету:

– У защитника будут дополнения, возражения, ходатайства?

Дубровская отрицательно покачала головой…

Когда она забирала адвокатское удостоверение, дежурный сержант за стойкой с пропусками долго рылся в ячейках, пытаясь найти нужный документ.

– Повторите фамилию, – третий раз спрашивал он Елизавету.

– Дубровская, – терпеливо отвечала она.

– Эх ты, тюхтя! – беззлобно сказал сержанту подошедший капитан. – Ты разве не знаешь? Она защищает самого Лещинского!

– Да?! – открыл рот его товарищ. – Круто!

Удостоверение, конечно, нашлось. Но Елизавета не испытала радости от произведенного фурора. Лещинский был прав. Она была его адвокатом только на бумаге.

Глава 8

События утра как-то отодвинули по своей значимости на второй план все остальные дела, и Дубровская не сразу вспомнила о собрании, которое было запланировано на сегодня в стенах ее родной юридической конторы. В общем, к тому времени, как Елизавета подъехала на место, выяснилось, что она опоздала на час. Разумеется, адвокаты – пташки вольные, летают, где хотят, зарабатывают, как могут. Но, помимо обширных прав, они имеют и определенный круг обязанностей, одной из которых Дубровская как раз и пренебрегла.

– Вот, значит, как наша Елизавета Германовна относится к жизни коллектива! – произнес Пружинин, едва она ступила на порог.

Коллеги смотрели на нее без осуждения, с ленцой, но возразить заведующему так никто и не решился.

– Извините, но у меня было назначено следственное действие, – пробормотала Лиза, обшаривая глазами помещение в поисках свободного места.

– Ну, конечно! – многозначительно воскликнул Пружинин. – После того, как наша Елизавета стала защищать самого Лещинского, забот у нее прибавилось, впрочем, как и самомнения.

Сказано это было шутливым тоном, однако Дубровская после унизительной сцены в изоляторе к веселью была не расположена.

– Я могу уступить эту честь другому, – сказала она, еле сдерживая возмущение. – Пусть только желающий поднимет руку.

Судя по всему, желающих не нашлось.

– Да ты брось ершиться, – примиряюще сказал Пружинин. – Присоединяйся к нам. На повестке дня сейчас «Разное».

Елизавета, отчаявшись найти укромное местечко среди общей массы своих коллег, примостилась на краешке стула почти в самом центре большой комнаты. Рядом с ней, словно воробышек на насесте, сидел молоденький адвокат, имени которого она так и не удосужилась запомнить. По странному стечению обстоятельств его поведение и обсуждали сейчас под рубрикой «Разное».

– «Квалификационная комиссия обращает внимание коллектива на участившиеся за последнее время жалобы на адвоката Тараскина», – прочитал заведующий по бумажке, а потом, сдвинув очки на кончик носа, продолжил: – Напомню, Тараскин работает у нас уже три месяца и умудрился за этот срок получить столько нареканий, сколько нормальный адвокат не получает за десять лет работы.

Юный защитник уставился куда-то себе под ноги. Должно быть, его интересовал затейливый узор старого линолеума на полу.

– Вот последний образец его творчества, отправленный из областного суда в адрес квалификационной комиссии. Итак, что тут? – заведующий прочистил горло. – Гм! «Жалоба на приговор суда». Читаю выборочно. «Прошу отменить приговор суда, так как считаю его незаконным. Судья просидел весь процесс с закрытыми глазами, уронив голову на грудь. Все присутствующие могли слышать его ровное дыхание. Он просыпался лишь для того, чтобы объявить очередной перерыв. Полагаю, что при подобных обстоятельствах судья просто не мог слышать доводы защиты, что повлияло на характер вынесенного им решения».

По рядам адвокатов пробежал смешок, но Пружинин не позволил себе улыбнуться.

– Мне кажется, это пример вопиющего неуважения к суду. Конечно, многим из нас приходилось сталкиваться с подобной проблемой. Судья спит! – хмыкнул заведующий. – Но зачем об этом говорить вслух, а тем более писать в жалобе? А вы как считаете?

– А я считаю, что слово нужно дать Тараскину, – влезла Елизавета, у которой, должно быть, от пережитого стресса проснулся дух противоречия. – Мы ведь стремимся к объективности, верно?

Молодой адвокат встрепенулся и с благодарностью посмотрел на свою защитницу. В его руках появился лист бумаги.

– Ну, что там у вас, Тараскин. Выкладывайте! – позволил ему заведующий. В его взгляде, адресованном Дубровской, сквозило явно выраженное недовольство.

– Итак, я зачитаю вам ответ кассационной инстанции, – проговорил паренек, покрываясь красными пятнами. – «Что есть сон и в чем он проявляется? На взгляд суда, закрытые глаза не являются обязательным признаком сна, а свидетельствуют о высокой концентрации мысли нашего коллеги. Характерным свидетельством сна может стать только храп, которого окружающие, включая самого заявителя, не слышали. Стало быть, судья не спал, а напряженно думал, что свидетельствует о законности принятого им решения».

– Ну, в общем-то, все ясно, – мрачно заключил Пружинин. – Вам дали ответ по существу. Что вам еще надо?

– Мне нужна справедливость, – заявил Тараскин, ища поддержки у коллектива. – Я не думаю, что «дело спящего судьи» стало предметом рассмотрения квалификационной коллегии судей. Мне же досталось по полной программе. Спрашивается, за что?

– Полностью с тобой согласна! – заявила Дубровская, и для того, чтобы придать своим словам больший вес, она даже встала со своего места. – В законе написано, что адвокат вправе защищать своего клиента способами, не запрещенными законом. Если кто-то усмотрит в действиях Тараскина криминал, тогда и будет иметь смысл продолжать рассмотрение его дела. Но, на мой взгляд, он ничего не нарушил. Может, у кого-нибудь будут возражения?

Народ зашевелился, обсуждая ситуацию. Пружинин недовольно скривился.

– Значит, у Тараскина появился адвокат в лице Елизаветы Германовны? Ну, что же, прекрасно! Тем легче будет решение, которое я собираюсь вынести на голосование. – Заведующий обвел долгим взглядом ряды своих подчиненных. – Квалификационная комиссия адвокатской палаты не считает разумным предпринимать в отношении Тараскина строгие меры, учитывая его небольшой опыт работы, но настоятельно советует коллективу взять шефство над молодым адвокатом.

Пружинин сделал паузу, удовлетворенно замечая, как адвокатские плечи опустились. Никто не хотел брать опеку над юным дарованием.

– Таким образом, предлагаю назначить Дубровскую Елизавету Германовну наставницей нашего коллеги. Тем более что общий язык они уже нашли. Кто за это предложение, прошу голосовать.

Взметнулся лес рук. Елизавета была ошеломлена.

– Постойте! Какая из меня наставница? Я сама работаю только пять лет. Есть опытные адвокаты, которые могли бы…

– Принято единогласно! – Пружинин был доволен. – Итак, Елизавета Германовна, поздравляю вас. В последние дни ваша карьера сделала огромный скачок.

– С места да в карьер! – сболтнул кто-то очень остроумный.

– Ничего страшного! – распространялся заведующий. – Во всяком случае, это не сложнее защиты по делу Лещинского. Посидите с Тараскиным на приеме граждан, сходите с ним в процесс, поделитесь с ним секретами профессионального мастерства, а через три месяца представите собранию письменный отчет о проделанной работе.

– Что?! Я буду возиться с ним три месяца?

– Ну, это первоначальный срок. Если потребуется больше…

– А я даже рад, что так получилось! – опомнился вдруг Тараскин. – Для меня будет интересно поработать с профессионалом такого уровня, как Елизавета Германовна. Я с удовольствием буду посещать с ней все следственные действия по делу Лещинского и даже выполнять отдельные поручения.

«О, боже! Только не это!» – взмолилась про себя Елизавета. Лещинский поднимет ее на смех, когда она явится к нему на допрос с этим желторотым юнцом, и тогда ее позор станет достоянием гласности. Все будут тыкать в нее пальцем и смеяться.

– Значит, на этом и порешим! – Пружинин развел руками, словно собирая аплодисменты. – Собрание объявляю закрытым.

Утомительный день, не принесший с собой ничего, кроме головной боли и разочарований, подошел к концу, и Елизавета была рада тому, что, наконец, отпала необходимость «держать лицо». Сейчас она вернется домой, где ее любят и ждут только потому, что она такая, какой ее создала природа: немного взбалмошная и любопытная, совсем непрактичная и, черт возьми, верящая в чудеса! Разумеется, она получит горячий ужин, обязательную порцию болтовни со свекровью и два часа перед сном в кабинете Андрея, где она сможет пожаловаться ему на все свои злоключения, выслушать советы, перемежаемые его непременным подтруниванием над ней и ее проблемами. А потом ее ждет постель, пахнувшая лавандой и пара глав любимой книжки пред сном…

В общем, в таком настроении, умиротворенная и готовая обнять весь мир, включая всех своих милых родственников, Елизавета переступила порог дома. От радостного приветствия она воздержалась только по одной причине: из гостиной доносились голоса и сдержанный смех. Это могло означать только одно – у них гости! «Как пить дать, это проделки Ольги Сергеевны! – подумала Дубровская с досадой, уже начисто забыв, что всего минуту назад была готова целовать свекровь в обе щеки. – Почему она жить не может без всех своих визитов и приемов?» На взгляд Дубровской, гости лишь зря отнимали драгоценное время, которое можно было провести, наслаждаясь уютом и тишиной дома. Они много говорили, гоняли сигаретный дым по веранде, роняли на ковер хлебные крошки и пробки от шампанского, а самое главное, требовали к себе внимания и имели дурную привычку засиживаться в чужом доме до ночи. Хорошо, что Елизавете не приходилось еще накрывать на стол и мыть тонны грязной посуды – этим занималась домработница. Но Ольге Сергеевне, которая весь день проводила в стенах дома, требовались общение и развлечение. Вот она и переносила визиты друзей на вечер для того, чтобы вся семья была в сборе. Но, как ни верти, это были ее визиты и ее друзья. Поэтому Лиза, не испытывая особых угрызений совести, решила предоставить свекрови все шансы прекрасно провести время. Сама она намеревалась потихоньку пробраться к себе в комнату и отдохнуть, а заодно придумать причину, по которой не сможет принять участие в семейной вечеринке.

Аккуратно ступая, она направилась к пожарному выходу. Там была лестница, которой пользовалась только прислуга. Домашние туфли Лиза зажала в руках, чтобы стук каблуков не выдал ее. Но, по всей видимости, этот вечер явился логическим продолжением дурного дня. И, едва сделав несколько шагов в нужном направлении, Дубровская натолкнулась на большое препятствие, состоящее из нескольких прямоугольных предметов, которые, падая, создали невообразимый шум. Вспыхнул свет, и громкий голос свекрови известил всех, что Лиза, наконец, дома и ее усилия остаться незамеченной, пропали даром.

…Щурясь от яркого света, Дубровская смотрела себе под ноги, стараясь понять причину домашнего землетрясения. Целая гора чемоданов, дорожных сумок и маленьких дамских ридикюлей заполонили узкое пространство коридора. Апофеозом всего этого безобразия стал розовый пушистый чемоданчик с изображением не то бегемота, не то черепахи, свалившийся прямо на ногу Елизавете.

– Что это? – оторопело спросила она, указывая на кучу сумок. – Пока меня не было дома, у нас открылся отдел кожгалантереи?

– Лучше, милочка, лучше! – воскликнула свекровь, донельзя довольная тем, что удалось вовремя перехватить Елизавету. – У нас гости, дорогая. И если повезет, они пробудут у нас все лето!

Вот уж действительно повезет! У Елизаветы от такой перспективы пошла голова кругом, и она, как слепая, вошла за Мерцаловой в гостиную. Первым, на что она обратила внимание еще на входе, стал роскошный парик, белокурыми прядями разметавшийся по диванным подушкам. Впрочем, как оказалось, она поторопилась с выводами, поскольку замечательная шевелюра была настоящей и принадлежала рослой блондинке, возлежавшей в кресле свекрови с почти королевской непринужденностью.

– Знакомься, это Клара! – сказала Мерцалова, представляя Дубровской гостью. – Моя племянница по линии старшего брата.

«Карл у Клары украл кораллы!» – проговорила про себя Лиза, оглядывая невесть откуда свалившуюся на голову родственницу.

Она, впрочем, не производила впечатления бедной родни. Лет тридцати пяти, высокая, грудастая, Клара походила на большую надувную куклу. Сходство завершали невероятно пухлые губы и голубые глаза под густыми метелками ресниц.

– Представляешь, она к нам приехала снимать пробы! – говорила свекровь, а Елизавета никак не могла взять в толк, о каких пробах идет речь. Может, речь шла о кухне?

– Ах, тетя, вечно вы все путаете! – махнула рукой Клара. – Все пробы давно сняты, и я утверждена на роль.

– Так вы – актриса? – с оттенком благоговения спросила Лиза.

– Разумеется. Правда, сниматься я пока буду в серии рекламных роликов, – оповестила ее кинодива, взмахнув опахалами своих ресниц.

– Замечательно! – всплеснула руками свекровь. – Быть может, ты меня сведешь с кем-нибудь из артистической тусовки? Ты не представляешь, дорогая, с кем мне приходится иметь дело. Врачи и юристы – самые занудные люди на свете!

Мерцалов, сидевший в кресле напротив, только подавил улыбку. Клара восприняла восторженность тети как должное.

– Ну, не знаю, – капризно ответила она. – Честно говоря, я не представляю, как смогу все успеть. Репетиции, съемки, а по вечерам встречи с нужными людьми. Вы же понимаете, я не собираюсь ограничиваться только рекламой. А тут еще это!

– Ну, насчет этого можешь не беспокоиться, – улыбнулась свекровь, стараясь угодить родственнице.

– Наша жизнь станет от этого только веселее! – отозвался Андрей. – Честно говоря, этот дом давно пора встряхнуть. Правда, Лиза?

Дубровская неопределенно пожала плечами. Честно говоря, она не понимала, зачем встряхивать их красивый и добротный дом.

– Но вы не представляете, это такая морока! – воскликнула Клара, обводя взглядом мученицы окружающих.

– Может, объясните, наконец, о какой мороке… – потеряв терпение, начала говорить Дубровская, но запнулась, словно натолкнувшись на препятствие. Прямо напротив нее, утонув в подушках дивана, сидела маленькая рыжая девочка…

– Это Дуся, мой маленький несчастный случай! – сказала Клара, представляя Дубровской свою дочь. – Ей почти восемь лет, и у нее каникулы.

Честно говоря, Елизавета была удивлена, что такая разухабистая бабенка, как Клара, являвшая собой великолепный образчик современной матери-кукушки, дала своей дочери простое русское имя да еще с легким оттенком деревенщины! Дуся…

«Должно быть, так ее нарекли санитарки в родильном доме, – успокоила себя Лиза. – А у матери не хватило потом ни желания, ни времени подобрать для дочери что-нибудь более подходящее».

– Отец бросил ее во младенчестве, – трагическим шепотом сообщила свекровь на ухо Елизавете.

– Можете говорить вслух! – великодушно разрешила гостья. – Дуська знает, что за фрукт ее папочка. Я считаю, что от детей нельзя скрывать правду о родителях.

– Весьма спорное утверждение, – пробормотал Мерцалов, но Клара вряд ли обратила на него внимание, потому что с головой увязла в дискуссии, развязанной Ольгой Сергеевной, где ключевыми словами были «мужики» и «подлецы».

Сама Дуся в этот момент сидела тихо, разглядывая новую компанию. Но ни ручки, чинно сложенные на коленях, ни взгляд, перебегающий с одного лица на другое, не могли скрыть природного темперамента девочки. Своеволие и упрямство проступали в ее облике так же четко, как пропечатываются следы на влажном песке. Зеленые кошачьи глаза смотрели прямо, а не в сторону или в пол, как часто бывает у застенчивых детей, неожиданно оказавшихся в центре внимания. Рыжие, непокорные волосы, заплетенные в две короткие косички, торчали в стороны, словно в них вставили проволоку, а лицо и вовсе представляло необыкновенное зрелище. Казалось, что девчонка, неловко взмахнув кистью, перепачкалась в оранжевых брызгах – столько веснушек у нее было на носу и щеках…

– Конечно, мы могли снять номер в гостинице, – вернулась к прежней теме Клара. – У нас достаточно средств, и мы могли бы неплохо устроиться в центре, не тратя море времени на переезды из города в деревню. Но я подумала, что это будет невежливо по отношению к родственникам.

– Совершенно верно, дорогая, – поддержала свекровь. – Да и потом, если ты будешь сутками пропадать на съемочной площадке, с кем будет Дуся?

«Да, с кем будет Дуся?» – эхом отозвался в душе Дубровской вопрос свекрови. Рыжая девчонка представляла собой опасность.

– Но мне, право, неловко, – жеманничала Клара, ища одобрения родственников. – С девочкой много хлопот.

– Ой, да какие с детьми хлопоты! – всплеснула руками Мерцалова. – Доверься мне. Уж я-то знаю толк в воспитании.

– Можешь рассчитывать и на меня! – воодушевился Андрей. – Я, конечно, не имею родительского опыта, но думаю, что смогу развлечь ребенка. Тем более что тренировка мне не помешает. Как думаешь, Елизавета?

Дубровская, игнорируя намек, быстро кивнула. Что до нее, она не собиралась раздавать авансы новоявленной родственнице. Если уж Андрею и свекрови не терпится испытать себя в роли няни, то это их решение. Сама Лиза не имела ни малейшего желания связываться с малышней. У нее были дела и поважнее…