Текст книги "Не обижайся на меня, Матрешка!"

Все съел мой сын эмануэль…

Моему подопечному – 97 лет. Но я не говорю ему «синьор» и на «Вы» не обращаюсь. Обычно кричу из столовой так: «Умберто, подъем! Кушать подано!» Он отбрасывает в сторону одеяло и «La stampa», хватает трость и напевая гимн итальянских коммунистов «Bandiera rossa» (а мне все слышится: бандьера русса!) быстренько так, топ-топ, сначала в ванную мыть руки, затем за стол. Настроение у него обычно прекрасное, аппетит замечательный и я, честно говоря, не понимала, зачем ему баданта, то есть помощница, хоть и на три часа в день, если он не больной, не калека, все может делать сам.

Но у богатых, как говорится, свои причуды. Да, Умберто вполне может обойтись без прислуги – он ежедневно принимает душ, сам заправляет кровать, за кошечкой убирает (кстати, зовут кошечку нежно – Лира и это, конечно же, натуральная блондинка с хитро-наивными серо-зелеными глазами). В шкафах и тумбочках у него идеальнейший порядок… Но вот что касается покушать – здесь он беспомощен словно младенец. Дело в том, что для большинства итальянцев трапеза – не простое принятие пищи. Это священный ритуал. Белоснежные скатерти, льняные, пра-прабабушкины салфетки, тяжелые серебряные ложки, вилки и ножи, хрустальный бокал для вина, еще один – для воды (таблетки запивать), грисиньи – такие длинные хлебные палочки, сервизные тарелки (одна, вторая, третья…) и так далее, и тому подобное. И не дай бог что-то перепутать, не доложить, подать не в привычной очередности… Нет, Умберто не будет ругаться, кричать, но обязательно пошутит, мол, все – с сегодняшнего дня объявляю тебе диворцио (то есть развод!)

Два года назад, когда я впервые пришла в этот дом, Умберто протянул мне пятьдесят евро и отправил в магазин за продуктами. Предупредил: «Покупай только все самое полезное, самое необходимое!» И начал диктовать: печенье – можно два вида, несколько плиток шоколада, виноград, яблоки, клубнику, тортик «Тирамиссу», сухое марочное вино, будино (тип дессерта), а самое главное – мороженное! И побольше его, побольше – несколько пачек!»

Вы, наверное, подозреваете, что мой хозяин похож на Карлсона? Глубоко ошибаетесь! Он высок и строен словно юноша, хотя кушает за троих, делая упор на сладкое и мучное. Его классический рацион (кроме всевозможных деликатесов), куда в обязательном поряде входят блюда из макарон с соусом на первое и яичница на второе, я осторожненько дополнила легким супчиком и рыбой с овощами. А вот к тефтелькам из телятины так и не приучила. Умберто – вегетарианец. Не по моде, а по убеждению. Он всю жизнь не ел мясо, так что мои ухищрения, когда пытаюсь добавить фарш в соус, терпят фиаско. Нет, он не отбросит тарелку в сторону, но будет демонстративно и очень долго в ней ковыряться, отодвигая в сторону несъедобные, по его мнению, микроскопические кусочки.

Однажды изощрилась и подала ему на второе нежнейшее куриное филе, припущенное на оливковом масле и украшенное сверху веточкой розмарина. Поставила на стол и побыстрее скрылась, чтоб не мешать созерцанию ароматного творения, не спугнуть: может на этот раз соблазнится? Копошусь на кухонье и вдруг слышу всхлипывания: «Mi perdoni… Mi perdoni…» Это дедушка мой извинялся перед курицей прежде чем ее есть.

НЕ ГРАФ, НО ВСЕ ЖЕ…

Я уже давно знакома с этой семьей и всегда была уверенна, что Умберто – аристократических кровей. Внешность у него, знаете, такая достойная, держится всегда спокойно, уверенно. В гольф играет (вернее, еще год назад играл), начитанный, чистоплотный… Воспитание, манеры – чем не граф, хотя графья тоже разными бывают…

Умберто отпроверг мои домыслы. Рассказывал, что родом из очень бедной пьемонтезской семьи, работать по хозяйству начал с семи лет – «топтал виноград» («топтание» винограда в огромных чанах – одна из стадий приготов ления домашнего вина). Были, вспоминает, такие времена, когда они со старшим братом искали на лугах съедобную траву, ею и питались. Я прослезилась. Тут же вспомнились итальянские сериалы на российском ТВ пятнадцатилетней давности о том, как жители Аппенинского полуострова, спасаясь от голода, уезжали в погоне за птицей счастья в Южную Америку. Было это в начале века… Умберто как раз в 1917-ом родился.

– Значит, тебе с женой повезло. Она из богатой семьи оказалась? – Пытаю старика, выстраивая новую версию, которая бы подтвердила материальное благополучие семьи. Точнее, былое благополучие, о котором немало уже наслышана.

– Не так все было. Феломена оказалась еще беднее меня. Когда мы с ней познакомились, она с матерью и сестрой в каморке жила. – Охотно поддерживает разговор мой падрон, то есть хозяин. – Но я поздно женился, уже после войны… Ты же знаешь историю: мы были союзниками немцев, Муссолини приказал воевать – что я мог поделать? Но я не стрелял в людей, только вид делал, что стреляю. Рассуждал так: какое право имею убивать этого человека? Чем он хуже меня? Чем я лучше его? Да-да, я стрелял мимо…

Так оно было или не так – это уже вопрос времени. Более 70 лет прошло с тех пор, но память Умберто (хотите верьте – хотите нет) ясна, цепко держит фрагменты прошлого. Он достает из тумбочки и демонстрирует мне простенькие поржавевшие, но еще используемые им ножницы – единственный трофей, доставшийся ему с войны. Нашел где-то и вот столько лет хранит… Вспоминает, что именно тогда, на фронте, впервые попробовал шоколад и пристрастился к сладкому как к наркотику. Служил в авиации, паек был хороший и Умберто после деревенских-то трявяных харчей, быстро раздался и в высь и в ширь, превратившись в крепкого голубоглазого блондинистого красавца.

– Однажды, в сорок третьем это было, вернулись мы с механником после удачного боевого вылета на свою базу, а там – событие: приехали артисты, чтобы развлекать нас. Спускаюсь из кабины на летное поле, ноги онемевшие, весь в дыму, в мазуте, а к самолету несется, и обнимает меня, и целует – кто бы ты думала? – самая красивая актриса военной поры Марина Берти…

Подошел командир, говорит: «Ступай, Умберто, приведи себя в порядок и живо на встречу с артистами! Ты у нас сегодня герой дня, такая синьора тебя целовала…»

Умберто помолчал и торжественно добавил: «Да, за свою долгую жизнь я много красивых женщин познал». Но в этом торжественном признании если была толика хвастовства, то совсем-совсем крошечная. Он не из тех, кто бахвалится своими мужскими подвигами – он просто констатирует приятный факт своей жизни.

БОГАТЕНЬКИЙ БУРАТИНО

После войны Умберто и его брат Роберто довольно быстро разбогатели. Из сельской местности, где их предки испокон веков занимались виноградством, перебрались в город и каждый создал свой собственный семейный бизнес. В начале пятидесятых (снова вспомним историю) Италия вошла в «восьмерку» самых развитых стран мира благодаря такой организации экономики, в которую легко мог вписаться каждый, кто не ленив. Умберто ленивым никогда не был. Как я поняла из его воспоминаний, уже в пятьдесят шестом году (дата рождения сына, которого нарекли Эмануэлем – в честь последнего короля Италии) мой подопечный был уже «богатеньким Буратино». Об этом времени он любит вспоминать с гордостью и в то же время печально, даже с отчаянием. Позже вы поймете – почему…

Конечно, меня мучает любопытство: ну как это так, словно по мановению волшебной палочки можно взять – и разбогатеть? Я вот тоже не из ленивых, а что толку… Но выяснить этот вопрос так и не смогла, получая каждый раз обтекаемый ответ: «Торговал». Спрашиваю: чем? Отвечает коротко и исчерпывающе: «Всем!» Зато о том, что вскоре имел, говорит охотно и подробно:

– У меня появился свой офис, оборудованный по последнему слову. Компьютеров тогда еще не придумали, но все остальное, самое современное, что мог приобрести из техники, – приобрел и обучил пользованию бухгалтеров. Их у меня было трое, в том числе жена, но когда в семье появился малыш, я ее уволил, чтобы ребенком занималась. Он у нас не сразу появился – над этим серьезно потрудиться пришлось… На все лето снимал для них дом в Лигурии, а потом его выкупил. Для ведения домашнего хозяйства имелась прислуга… Был еще один дом – на горнолыжном курорте Червиния, трехэтажный, с бассейном, в гараже – пять машин… Я ведь и «Мерседес» тогда купил! – Да знаешь ли ты, что такое «Мерседес» в те годы?! Я не миллионером был, нет… Миллиардером!.. Постоянное наше жилье было на «холмах», рядом с городом: вилла на две семьи – мою и брата. У меня сын подрастал, у брата – дочка. Эмануэль имел все, что мог пожелать себе сын богатого синьора. Правда, учился плоховатенько, в школе за остальными тянулся еле-еле, в университете по всем предметам низший балл имел, по нескольку раз сдавал один и тот же экзамен… Но разве это его вина? Таким уж он у меня получился… Зато к путешествиям тягу имел чрезвычайную, земной шаг исколесил вдоль и поперек. В Австралию дважды летал, в Канаду – дважды, в России был бесчисленно, Африка, Япония, Китай… Трудно сказать, где только не был мой сын. Все невесту себе искал…

СИНЬОРА ЛИНА-ФИЛИППИНА

А потом у братьев почти одновременно заболели жены. Старший взял для ухода за своей двух филиппинок. Они пригласили еще двух своих подруг – для жены Умберто. «Это был какой-то дурдом!» – Примерно так охарактеризовал тот период жизни впечатлительный Эмануэль.

– Но почему дурдом-то? – Мне хочется прояснить ситуацию, но внятного ответа не получаю, сама домысливаю… Филиппинки (эти маленькие крепенькие женщинки, спокойные, неконфликтные, всегда сромно, даже бедновато одетые, все на одно лицо – круглое как луна кирпичного цвета) – очень «правильные» и грамотные. Они не будут работать «по-черному», то есть без контракта, за гроши, 24 часа в сутки, как согласны вкалывать в Италии, румынки и молдаванки. Филиппинкам необходимо оформлять все по закону, и эта необходимость обходится работодателю как минимум по 1 500 евро в месяц на каждую служанку. Две служанки в доме – это минус 3000 евро из семейного бюджета. Тут, действительно, схватишься не только за голову…

Филиппинки ведут себя с достоинством, знают себе цену и не собираются снижать высокую планку. Еще бы! Они в Италии – элита. Элита среди всех остальных слуг! Они первыми из рабочих эмигрантов открыли для себя в послевоенные годы «богатую Италию» и ринулись сюда в поисках заработка.

…Когда жена брата умерла, тридцатилетняя Джулиана поступила мудро: прыгнула в кровать хозяина и стала его законной женой. Произошло это стремительно, а главное неожиданно для растерявших свою бдительность, занятых делами родственников. Дочка брата – племянница Умберто переживала (но поезд-то ушел), потом вышла замуж и переехала жить к мужу.

– Она меня к отцу ревновала, – снисходительно объясняет Лина (уменьшительное от Джулианы) неприязненность падчерицы.

А я так думаю: не в ревности дело. Дочка боялась за последствия скоропалительного брака. И на то были серьезные основания. У шестидесятипятилетнего «молодожена» к тому времени диагностировали рак, вскоре он основательно слег и через какое-то время Лина стала единоличной хозяйкой квартиры, цена которой и в сегодняшние кризисные времена довольна высока. Да это настоящие хоромы!…

– Лина стала миллиардершей! – Таинственным шепотом рассказывает Умберто. – Мой брат оставил ей не только жилье, но и денег немеренно…

Полагаю, что миллиард этот надо воспринимать не в евро, не в долларах, а в бывшем «лировом эквиваленте». Но и это, согласитесь, круто.

– А дочке что-нибудь досталось? – Удивляюсь я неслыханной щедрости синьора по отношению к экс-служанке.

– Ну дочку-то свою он тем более не обидел… А Лина после того, как получила итальянское гражданство, перевезла в Италию всю деревенскую родню, вплоть до четвероюродных братьев и сестер, всех устроила на работу, всем помогла с жильем… Своего ребенка у нее с Роберто не получилось, не молод он уже был, да и совсем мало прожили вместе, зато усыновили девочку из Перу. Сейчас у Лины хоть какое-то занятие есть: водится с внуком, который считается стопроцентным итальянцем, хотя корни у него южноамериканские.

– Тебе не обидно, что все так получилось? Служанка сейчас – почтенная синьора, весь пятый этаж под свои аппартаменты занимает, а у тебя с сыном только три комнаты…

– Нет, не обидно. Я Роберту, когда он снова женился, сильно завидовал. Моя-то жена долго болела, Альцгеймеры при хорошем уходе живут и живут себе, родственников мучают… Что бы я без филиппинок-то делал!

НЕ СИБИРСКИЙ ВАЛЕНОК

Лина изредка забегает к Умберто, они же в одном подъезде живут. Хозяйским жестом отодвигает приготовленный мной супчик и сует ему под нос фритату – это яичница с большим-большим количеством пережаренного зеленого лука. Меня такое поведение бесит, но приветливо улыбаюсь (она же – синьора!) и предлагаю кофе, от которого та вежливо отказывается. В очередной раз Лина забежала, судя по всему, не просто так, а по делу. Это я сразу усекла… Она очень деликатненько принялась выспрашивать старого человека о том, о сем и между прочем – о доме в Червинии. О том самом – с бассейном и гаражом на пять машин, который они вдвоем с братом приобретали.

– Так дом этот, Лина, давно уже продан, – отвечает Умберто и энтузиазм родственницы гаснет.

– Слышала, вы с Эмануэлем новые аппартаменты за городом купили? – Продолжает интересоваться невестка.

Но Умберто – не простачок, не сибирский валенок, тут же смекнул что к чему и глубокомысленно ответил:

– Может – да, а может – нет. Ты, Лина, лучше сына моего об этом спроси…

На этом деловой разговор заканчивается, но женщина не уходит, беседует с Умберто о политике. Я глажу рубашки Эмануэля. На меня не обращают внимания – действительно, ну кто я такая? Домработница на три часа в день – низший ранг среди прислуги. А Лина – хоть и бывшая служанка, но до приезда в Италию в школе преподавала! Умберто мне об этом еще раньше сообщил, причем таким важным тоном, словно она была премьером Италии по иностранным делам.

– Представляешь, – произнес он со священным трепетом в голосе, – Лина в своей деревне учительницей работала! Кстати, ее месячная зарплата была меньше, чем зарплата служанки в нашей семье. Ты можешь себе такое представить?

– И что в этом особенного? – Удивилась я тогда. – Да у нас в России молодые учителя получают не просто меньше, чем итальянские служанки, а раз в десять меньше…

Но Умберто не поверил, думал, что шучу.

И вот, значит, наглаживаю я мужские рубашки (по-итальянски это называется: стираю), прислушиваюсь к разговору и так, блин, обидно становится не только за родную державу – за всю Европу обидно! Лина утверждает, что Европа сдает свои позиции потому, что страны не дружат между собой, конфликтуют. Утверждает, что будущее – за странами Азии и Востока, они, мол, дружны, богобоязны и законопослушны. С придыханием произносит: Китай, Cингапур, Гонконг, Малайский архипелаг (родина Лины) … Сейчас, мол, не мы к вам работать едем, а вы – к нам.

Умберто в знак согласия, однако как-то растерянно, вяло кивает головой. Чувствуется, устал старичок, да и позитива в его почтенном возрасте надо побольше. Тема же, предложенная и развитая Линой, уж очень грустная, хотя доля правды в ее рассуждениях, конечно же, есть. Никуда от правды не денешься.

ЭМАНУЭЛЬ – ПАНТАГРЮЭЛЬ

Я уже говорила, что Умберто через три года исполнится сто лет (для Италии это нормальное явление, здесь долгожителей полно). Но на пенсии он всего десять лет, до этого все работал и работал. А еще спортом занимался, в марафонах разных участвовал, 17 кубков за победы имел…

– И где же твои призы? – Спрашиваю его и чувствую, что этот вопрос для него – словно соль на рану. – Где твои фотографии военных нет, где медали?

И тут всегда уравновешенный рассудительный Умберто словно взрывается. Потом произносит странную фразу, смысл которой не сразу доходит до моего сознания: «Mio figlio mangiato tutto!» В переводе на русский это звучит так: «Мой сын все съел». То есть буквально все: виллы, квартиры, машины, офисы, призы, фотографии и даже кухонную мебель и постельное белье… Все, все! – съел Эмануэль. Этот романтичный и в то же время програмичный, импульсивный и умеющий держать дистанцию, влюбчивый и очень одинокий… ребенок 58 лет.

Возможно, старик преувеличивает. Возможно, не так уж все плохо. Кризис, говорят, скоро кончится, у итальянцев появятся денежки и семейный бизнес вновь сможет процветать… Эмануэль – шустрый парень (хочу пояснить: в Италии холостяк, сколько бы лет ему ни было, всегда остается «парнем») и такой же работоспособный, как отец. Но если старший, принимая важные решения, следовал голосу рассудка, то действиями младшего правят эмоции, порывы, азарт. Отец всегда был умен и осторожен, жил, думая о завтрашнем дне. Для сына же существует лишь «здесь» и «сейчас».

Два года назал у Эмануэля был один офис, унаследованный от отца, и одна секретарша, которой он не всегда в срок, но зарплату все-таки платил. Сегодня у него три офиса и десять работниц, молодых и хорошеньких. А еще – ворох неуплаченных квитанций. Две ссуды, взятые в банке, одна из которых – под залог квартиры, в которой они сейчас живут. Живут – как на пороховой бочке. Работы, как утверждает Умберто, у сына полно, клиентов с каждым днем становится все больше. Единственная загвоздка: нет денег, даже на зарплату работникам. Пенсия бывшего летчика и деньги, выделяемые государством на уход за престарелым человеком (около 500 евро) идут в «общий котел» семьи и растворяются в нем бесследно.

АНГЕЛ ПРИЛЕТЕЛ…

Последнее время Умберто сильно сдал. Если еще летом, выходя на прогулку, он спускался по лестнице с четвертого этажа чуть ли не впрыпрыжку (я обычно пользуюсь лифтом) и мы могли спокойно бродить по городу, ходить в супермаркет за продуктами, то последние три месяца старик отказывается выходить из дома. Все чаще и чаще, придя на работу, застаю его еще в кровати, спящим, с трудом поднимаю, даю лекарства, уговариваю поесть. Но он – тот еще актер. Кругом валяются обертки от шоколода, да и постель суха – значит, уже поднимался утром, лакомился…

Месяц назад он задал мне странный вопрос: «Ты могла бы работать без зарплаты, как волонтер? Ну если, предположим, мы не сможем платить, ты будешь приходить ко мне по-прежнему?»

Кстати, зарплату я уже и так не видела два месяца, да и раньше ее приходилось «выцарапывать» по частям, а это, согласитесь, унизительно. Мы с дочкой снимаем так называемую «монолокалку» за 450 евро в месяц, нас с оплатой никто не ждет, да и других финансовых проблем полно. Если мне не будут здесь платить (а уже и не платят), необходимо срочно искать другую подработку! Но как же тогда старик?…

Как могла, я успокоила Умберто: «Если не смогу приходить каждый день, приведу к тебе молодую красивую молдованку с „высшим кулинарным образованием“, которая закормит тебя тортами и пирогами! Не переживай, один не останешься».

На что он очень серьезно ответил: «Нет, если ты или твоя дочка не сможете к нам приходить, то мы больше никого приглашать не станем. Сами как-нибудь справимся…»

Решила поговорить с сыном – моим непосредственным работодателем. Он сказал, что платить будет, но когда – это вопрос. Когда появятся деньги. А еще добавил, что он сейчас «на грани суицида».

В конце концов я «сдалась». Решила срочно искать другую работу, жить-то на что-то надо. О чем и объявила своей дочери, которая частенько подменяла меня и тоже находилась в полной растерянности: что делать? Дружеские отношения с Эмануэлем не хотелось портить – он в принципе, повторяю, «хороший парень» и если бы не его безграничная наивность и доверчивость, если бы не этот проклятый кризис… Но с другой стороны: а нас кто поймет, кто нас пожалеет?…

Дочь полностью со мной согласилась и… сама пошла к старику. «А если он, поднимаясь с кровати, упадет?… А если, разогревая молоко, прольет на себя кипяток?… А если откроет дверь и кошка убежит?…»

На днях, вернувшись домой, расплакалась: «Мама, нас не обманывают. У них действительно нет денег! Холодильник уже неделю как пуст, не знаю, чем кормить Умберто, он так исхудал, ноги не слушаются… Кошке, кстати, еда куплена, большой пакет с консервами – на 48 евро, чек видела…»

Итак, несмотря на бушующие в душе сомнения и противоречия, мы не бросили старика. Дочь ухаживает за ним словно волонтер, уже не надеясь на зарплату. Это, конечно, неправильно, несправедливо, но что поделаешь, если мы, русские женщины, такие вот. Нам всегда кого-то жалко.

…Сегодня она вернулась с работы удивленная. Оказывается, когда пришла, синьор уже был на ногах, умытый, побритый и копошился на кухне.

– Схватил меня и начал вальсировать. Потом рассказал, будьто ночью к нему прилетал ангел. Ангел приказал ему самому вставать по утрам, принимать лекарства и готовить еду. Еще ангел, якобы, добавил, что Умберто – сильный человек и что ноги ему еще послужат…