Текст книги "СВОи стихи"

Наталья Денисенко
СВОи стихи

© Н. Денисенко, 2023

© Интернациональный Союз писателей, 2023

* * *

Цикл «СВОи стихи»

Дорожное

Ночь на заезженной станции грузится тоннами,

Локомотивы нарядные светят нутром золотым,

Тащат щебёнку зелёными полувагонами

Через любые преграды в Республику Крым.

Через червячные норы – тоннели надрывные,

Рельсами-шпалами в сказочном русском лесу,

В ясную ночь воспаряя над реками дивными

Да извиваясь по лучшему в мире мосту.

Гордо по небу идёт молодая красавица –

Хлебно-молочная русская полулуна.

Что-то вернётся и с нами навеки останется

К часу, когда она будет безбрежно полна.

Я знаю

Памяти Дарьи Дугиной

Когда воспаряет в огне хоровод

Загубленных жизней, от края до края,

Я знаю, я знаю, я знаю: придёт

Из этого света Россия другая!

Та самая! Вихрем из пламенных лент,

Вплетённых в ещё не отросшие косы,

Она разбросает служителей сект,

Склубившихся в узел, шипящих угрозы.

Взмахнёт она левой лебяжьей рукой –

И соколы к небу взлетят расписные.

Взмахнёт она правой – ударит прибой

И на море встанут суда. Да какие!

И станет привольно, и – ветер в лицо!

Нальётся пшеница, взойдут караваи,

Не будет за нашим столом подлецов,

Которые русскую душу пытали.

За всех, кто сражался, кто выбыл давно,

Кто выбыл вчера, но по-прежнему с нами, –

По чаркам, по чаркам и мёд, и вино, –

И всё это, всё это не за горами!

А мы пели Цоя

А мы пели Цоя, мы пели

под Виктора Цоя,

горланили «Солнце»,

соседи не знали покоя.

Хорошего парня и брата

Серёгу Бодрова

любили за каждое

честное русское слово.

Но рано герой попадает

в горячую новость,

и Цоя к себе забрала

запредельная скорость,

Сергея накрыла пластом

ледяная лавина.

Как будто ушли, но оставили

смыслов глубины.

И в поле звенят огурцы,

и круты перемены,

и вместо ладони – кулак,

и пульсируют вены,

а русские люди по-прежнему

знают, в чём сила,

о чём эта правда,

которая нас воскресила.

«Ваших расстрельных списков чёрные метки…»

Ваших расстрельных списков чёрные метки.

Ваш именной револьвер, поражающий метко,

Прячась под стол, за скатертью целит в живот.

Смерть никого не тронет и не заберёт!

С каждым повторным залпом воля прочнее,

С каждым подобным выстрелом правда яснее.

Правда нисходит Словом неуязвимым,

Пахнет растерзанной плотью, пахнет дымом.

Рвёт с проповедников ваших светлые маски,

С буйных голов сметает фашистские каски.

Нам ли не распознать нацизма приметы!

Русским давно известны ваши секреты.

Ваших расстрельных списков чёрные метки.

Ваш именной револьвер, поражающий метко,

Прячась под стол, за скатертью целит в живот.

Смерть никого не тронет и не заберёт!

Послушай, друг

Послушай, друг, мы теперь живём

В другом, пока незнакомом мире.

Всё те же связка ключей и дом,

Но я как будто в чужой квартире.

Исчезла мебель, стены бледны,

Как щёки мальчика чуть живого.

Что вещи? Ухнули в тартарары,

Открыв простор для дела и слова.

Ты чуешь? Воздух совсем другой,

Он полон явной и скрытой боли

И там, где выгнулся фронт дугой,

И здесь, где слепнут зрачки от соли.

Послушай, друг, мы принять должны,

Что будет странным это столетье,

В котором встретятся дети войны

И не познавшие горя дети.

А ночь – безвестность. Глаз не сомкнуть.

Мы пушки строк заряжаем словом,

Впотьмах на ощупь исследуя путь

К уютному общему дому.

Корабли

На воздушной подушке о́блака,

Над лесистой бровью земли,

Заслонясь от тлена и морока,

Спят летучие корабли.

Им куда-то доплыть завещано,

А командам уже всё равно:

Всё исполнено, что обещано,

Всё избыто давным-давно.

Лишь в ответ на нежные жалобы

В бесконечный становятся ряд,

Чтобы снова увидеть с палубы,

Как печальные клинья летят.

Или чья-то душа-упрямица

Рвётся к борту, почуяв твердь,

Где гуляет война, взрывается,

Из воронок выходит смерть.

Распознает душа пречистая,

Телом павшая, как солдат, –

Удалая душа, искристая, –

Где горит и кто виноват.

Что молчат города, как схимники,

Кем разрушен храм за рекой

И о ком это плачут: «Миленький!» –

Припадая к плите щекой.

Нет, не вся ещё сила растрачена!

Прозвенит: «Э-ге-гей, корабли!

Поднимай паруса! Развор-р-рачивай!

Мы спускаемся! До земли!»

И несутся, и мчатся крылатые

В дым и рокот на всех парусах,

Побеждать с рядовыми солдатами

В этих новых священных боях.

Оттого и не выгорит, демоны,

Как ни зверствуй, чем ни пали.

С нами правда! И подвиги дедовы.

С нами светлые корабли.

Крыжовник

Где крыжовник растёт кисло-сладкий,

Щёки яблок припали к земле,

Дом стоит белостенный. В упадке.

Сад. И мина лежит на столе.

Прежде скатерть на доски бросали

И, расправив четыре угла,

Выстилали её чудесами –

Всем, что эта землица дала.

Здесь катали румяные дети

Щёки яблок по серому льну,

За игрой, как о давнем секрете,

Говорили они про войну.

И была эта жизнь молодая

Вся домашнего хлеба полна,

От заливистых песен тугая,

От обрывков счастливого сна.

Вот крыжовник поспел. Кисло-сладкий.

На столе, как могильный гранит,

Завернувшись в дырявые складки,

Украинская мина лежит.

Одного я боюсь: оглянуться,

Уходя через сад, за обрыв,

И глазами к порогу вернуться.

И услышать отложенный взрыв.

«Он пришёл. Но его не узнали…»

Он пришёл. Но его не узнали

В этом образе. С пеной у рта

Распинали, крушили, едва ли

Осознав, что пытают Христа.

Говоришь, это добрые люди

И не знают они, что творят?

Знают, Отче! Пощады не будет

Для змеи, выпускающей яд.

Разогнав палачей и смотрящих,

Место казни накроем собой,

И тогда на руинах дымящих

Он воскреснет огромной страной.

Наши

А у наших солдат

глаза ясные.

В них – без края небес

ночь былинная,

И погибших друзей

лица сильные,

И победных знамён

волны красные.

А у наших солдат

руки крепкие.

Защитят от огня,

с боем вытащат

Из подвалов домов

да из пыточных,

Кто попался врагам

в когти цепкие.

Под ногами горит

поле ратное,

В темноте говорит

пушка дерзкая.

Забирай же, огонь,

злобу зверскую

В непроглядную даль

безвозвратную.

Как закончится бой,

дым уляжется,

Как затянут солдаты

родимые

Настоящие песни,

правдивые,

Так что мало врагу

не покажется.

Заживут, отболят

раны свежие.

На обрыве крутом,

да на краешке

Вы спасали страну

всю по камешку

И смогли отвратить

неизбежное.

Наши парни,

броня наша светлая!

Наше воинство

непобедимое!

Рядом с вами стоим

единые,

Вместе с вами идём

неприметные.

«Всё на войне, как в жизни…»

Всё на войне, как в жизни,

Будничное, простое.

Только горнило боя –

это совсем другое.

Действо между мирами

На острие тончайшем –

Там, где расшиблись лбами

В ярости величайшей

Боги огня и дыма,

Боги войны и света,

На килотонны пыли

Разворотив планеты,

Выпив Вселенной токи,

Обезоружив звёзды.

Бурые гимнастёрки

Часто легли на скосы

Пашни умалишённой,

Сгладив её морщины.

Кто там идёт колонной –

Боги или мужчины?

Отодвигаем!

Отодвигаем! Отодвигаем!

Гремит у края, гремит за краем.

Дыра под сердцем, порвало уши,

Пропало тело, возносит душу.

И чем угодно, но не глазами

Я вижу: трое идут за нами.

К чертям собачьим, не умираю!

Пока я нужен. Отодвигаю!

Возвращайся

Звёзды выпали градом,

град прошил по живому

жёсткой ниткой – сквозное.

И как будто бы рады,

подхватили и – к дому,

от земли – в неземное.

Не противиться, верить.

Улыбнётся мальчишка

Безымянный, бесстрашный.

И тихонько от двери

Оттолкнёт: «Эй, братишка!

Возвращайся, отважный!»

Боги войны

Боги войны! Упёртые,

Вскормленные «ордой»,

Адищем смертных тёртые!

«Гнев, богиня, воспой…»

Прут они, неодолимые,

Так, будто тысячу лет

Ждут их до́ма любимые,

А перемирий – нет.

Боги войны! Завёрнуты

В туники цвета травы,

Латами к сердцу пристёгнуты

Вещие сны детворы.

Не остановят движение

Клятые сталь и свинец!

Боги идут в наступление,

Будет войне конец!

«Как долго спали мы, герой…»

Посвящается Владимиру Жоге,

легендарному комбату батальона «Спарта»,

и всем павшим защитникам Донбасса

Как долго спали мы, герой,

Как долго спали.

Межзвёздный крейсер бороздил

Чужие дали.

Все как один забыли мы,

Куда летели.

Все как один из криосна

В себя глядели.

Десятки лет почти без бед

Как будто жили,

Искали свет, но ничего

Не находили.

И грянул гром! И звёзды все

Перевернулись.

Мы на своей родной Земле,

И мы проснулись!

Мы слышим зов своих друзей

И схватки рокот.

Мы слышим зов своих врагов,

Их бесов шёпот.

Нас разбудил тревожный вой

И скрежет стали.

Народ Донбасса жгли войной,

В детей стреляли.

Нас разбудил сгоревший храм

И крик Одессы.

Мы плакали навзрыд. А там

Смеялись бесы.

Как долго спали мы, герой,

Как долго спали.

Прости, мы за тебя горой

Не сразу встали.

Мы всех имён, твоих имён,

Пока не знаем.

Но вспомним всех, всем воздадим,

Всё наверстаем!

Смыслы

Смыслы повсюду, как солнца и небулы.

Господи, сколько же их с нами не было!

Десятилетия сна и безвременья.

В топку все ваши «благие намеренья»,

К чёрту мещанское счастье треклятое

Пришлое – звёздное и полосатое!

Сытая, в поисках главного смысла

Муза на паузе, муза подвисла.

Вольно теперь полетаем, надышимся.

Горько. Осмысленно. Пишется, пишется.

Вентиль срывает, пошёл кислород!

Муза и ты, птица-тройка, – вперёд!

Вот они, новые смыслы могучие:

На фонарях вместо лампочек вкручены,

Плитками на тротуарах прошитые,

Вместе с весенними гнёздами свитые.

Новые смыслы уже в городах,

Новые смыслы гудят в проводах!

В редкой траве на апрельских субботниках,

В кинотеатрах – на подлокотниках.

Из рюкзаков загулявшихся школьников

Лезут они остриём треугольника,

Трутся в аллеях и рвутся в гостиные –

Споры горячие, реплики длинные.

Смыслов всё больше, идут эшелонами

За городами освобождёнными.

Воет богиня войны многоликая.

Праведный бой! Наша сила великая

Множится здесь, в этих землях непаханых,

В лицах солдат, матерями оплаканных.

«Я не выбирала сторону…»

Я не выбирала сторону.

Я – сторона.

Я с нашими! По убеждению,

Да просто по факту рождения.

Я – наши, а наши – страна!

Я – алые звёзды кремлёвские,

Я – символ «Зет»,

И живы во мне пропавшие,

И бьются во мне устоявшие.

Я – память, а память – свет!

Снова жить

Всё повторяется

в космосе нового дня.

Мы заправляемся сводками,

горьким чаем,

Кормим огнём

своего боевого коня,

Мордой приникшего к сердцу,

и жить привыкаем.

Заново жить.

Как безногому – снова ходить.

Чувствовать там,

где раньше смотрел безучастно,

Действовать там,

где шагу не мог ступить,

Осознавать,

когда и помыслить страшно.

Страшно. Но нам

этот страх не к лицу.

Мы не гоняли смерть

по бескровной жиле,

Нам не стреляли в спину,

вослед мертвецу

Не волокли за ноги

к братской могиле.

Всё-таки страшно. За тех,

кто вынужден быть

Хрупким щитом

внутри обожжённых гротов.

И за детей,

которых пришлось растить

С вечной тоской по отцам,

под звуки прилётов.

«Где этот мир зачарованный?..»

Где этот мир зачарованный?

Не существует.

Коконы наши разорваны,

Буря лютует.

Месят пространство открытое

Мины и «Грады».

Скоро лежать нам убитыми

В нашей засаде.

Время подняться и в большее

Переродиться,

Крылья расправить продрогшие,

Вылететь птицей.

Жизнь настоящая – вот она!

Сдюжим, потянем!

В сердце парящего сокола –

Вера и пламень.

Рига. 9 мая 2022 г.

Рига. Площадь. Цветы.

Кто-то думал всерьёз,

Что сожжены мосты.

Точка. Закрыт вопрос.

Наголо бритый нацизм

Выстрелил Риге в грудь.

И приговор один –

Неофашистский путь.

Что-то пошло не так.

Город принёс цветы.

Кто-то российский флаг

Вскинул из темноты…

Павший советский солдат –

Он не на площадях.

Высится этот гигант

В душах и головах.

Память у нас одна,

Силой не отобрать.

Будет скорбеть страна,

Будет стоять солдат.

Все, кто в победный час

К площади нёс цветы…

Братья! Мы слышим вас.

Наведены мосты.

Переполюсовка

Гой-еси, пророки и бунтари!

Обещали всему конец –

переполюсовку.

И пришли в движение

мегапласты Земли,

и она сорвала

с могучей груди шнуровку.

Всё смешалось разом:

массы людей,

крошка вечного льда

и каменные великаны.

Полегли косатки

флагманских кораблей

и трофеями брошены

в дальние океаны.

Тот, кто чудом выжил,

как в первый раз,

прозревает истины и

исполинов повсюду:

Тучи – кудри бога –

и гневный глаз,

посреди океанской бездны

закрученный туго.

Но смятения волны

размежевали людей.

Проступили на лицах

знаки давних крушений.

Вновь добро и зло

схлестнулись в битве своей.

Жизни грош цена,

авансом – свет откровений.

На пяти континентах

подорваны дамбы лжи,

и цунами подлости

рвут экватор по кругу.

Ждёшь удара прямого –

будет удар со спины,

а нападки недруга

как похвала друга.

Переполюсовка сил,

верно, в сотый раз!

Все мы сотню раз

бились в этой сечи.

Но надежды полон

бездны солёный глаз,

разглядевший в нас

и тьму,

и светлое,

человечье.

Цветы смерти

Тело отгремевшего снаряда –

Рваный металлический цветок,

Выпущенный выстрелом из «Града»,

Прилетевший убивать восток.

Смотрит равнодушным знаком смерти,

Будто не был выкован в огне.

Станет отрицать, но вы не верьте!

Дети снова гибнут на войне.

Прячется во тьме нацист-наводчик,

Прячется глухой артиллерист,

А у них за спинами – источник

Бед людских: майданов, «реконкист».

Шлют цветы. Такие крошат вазы,

Крошат стены, обращают в прах

Всех, кто от коричневой заразы

Не бежал, остался в городах.

Нам не испытать, какая сила

Может лопнуть, вывернуть металл.

Кто узнал, того уже убило

И накрыл земли девятый вал.

Всё покрыто страшными цветами,

Вызревают минные поля.

Нет границ. Колышет между нами

Шёлковое море ковыля.

Веточкой

Веточкой, робкой веточкой

Из раскалённой весны

Тянется к небу деточка,

К дымному солнцу войны.

Нет у неё звенящего

Солнца всея земли –

Яблочно, дынно палящего,

Чтобы сады цвели.

Лето придёт из зелени

С первым прилётом в дом,

С вечным ожогом в степени

Сотой – душа узлом.

Прутиком, тонким прутиком

У материнских ног.

Мёртвым, немым преступником

Рядом осколок лёг.

Кот и ангел

Над ослепшими высотками,

Над обугленными снами

Бродит кот, на небе сотканный

И расшитый полосами.

Невесомый, засекреченный,

Перепрыгивает крыши.

Белым облаком подсвеченный,

Замирает и не дышит.

Ангел дал ему задание:

Пересчитывать сироток,

Брошенных без пропитания

В чёрных остовах высоток.

Чувства ангела расхлыстаны,

Не сошлось в его гроссбухе:

Были все хвосты приписаны

К семьям, а теперь – к разрухе.

Кот, вздымая лапы нежные,

Подзывает уцелевших,

И слеза его безгрешная

Льётся вдоль берёз сгоревших.

Он ведёт худых, измученных

Во дворы, где над кострами

Чьи-то люди сели скученно,

Чудом выжившие сами.

Эти встретят словом ласковым,

Жилку из котла подкинут,

Рваный лоб залепят пластырем,

Пледом отогреют спину…

Ангел ходит меж деревьями,

Для прощенья ищет силы,

Сыплет пепельными перьями

Там, где свежие могилы.

Приобнял кота небесного

Под крылом своим огромным,

Исцеления чудесного

Просит раненым бездомным.

Кошка почесать пытается

Пустоту, где было ухо.

И летят смешно, разлаписто

На огонь листы гроссбуха.

Всем двором сидят, притихшие,

Жгут костры и ждут рассвета

Чьи-то люди, чьи-то бывшие

Псы, коты и ангел света.

Точка

Только типов снарядов и пуль – пятьдесят.

Бесноватые, все в одну точку летят.

Так на сладкую крошку волна муравьёв

Без конца наступает из разных углов.

Эта битая точка, пали не пали –

Это спящая почка на теле земли.

Ей пульсировать, драться, развеивать страх,

Новой силой взорваться на вольных ветрах,

Стать огромной вселенной и всё поглотить,

Что разрушено – выстроить, выносить, свить,

Расширяться, достичь самых смелых границ

И проститься со смертью у старых бойниц.

Облака

Всё видят эти облака.

Идут за лесом, за коровой,

На высоте километровой

Плывут погонщиком суровым.

Крепка, грозо́ва их рука.

А ветер гонит на восток,

Да из рассветов на закаты,

И видно сверху все расклады:

Позиции, заградотряды,

Людей, зверей и между строк…

Всех видят эти облака:

Озлобившихся, обречённых,

Захваченных, освобождённых,

Убитых, павших и сплочённых,

Плюющих яд издалека.

А выше облаков сейчас

Другие рубятся солдаты –

Незримы, вечны и крылаты.

И только облака из ваты…

Из ваты! Светлые – за нас.

У светлых ватная броня.

Тяжёлой, чёрной им не надо.

Они тогда, под Сталинградом,

У нас учились биться с адом,

Давать священного огня.

И пусть звенят мечи! Пока

Идут под небом, наблюдая,

И рвутся в клочья, наплывая

На шумное преддверье рая,

Всевидящие облака.

«Муж, брат, сын…»

Муж, брат, сын.

Муромцы из былин.

Артиллерист, комбат

и молодой солдат.

Брат на колено встал.

– Всё, – говорит. – Пропал.

Лёг под огнём сын.

В поле комбат один.

Бес, враг, волк.

Вынесло целый полк.

Кто-то под «Град» попал,

в испепеляющий вал.

Старший искал шприц,

а рядовой – ниц,

в красной траве затих.

Не заберут своих.

Дочь, степь, мать.

Будут они стенать.

Будут искать родных.

Мёртвых или живых –

звать! Проклиная власть

тех, кто учил скакать,

верить в потоки лжи,

выть: «Москалей на ножи!»

Плакала девушка

Там, у простуженной остановки,

Где разгорался день,

Плакала девушка в синей ветровке.

Люди глазели, шептались неловко

И уходили в тень.

Кто-то спросил её, что случилось.

Если бы знать ответ!

Сердце рвануло и остановилось,

Что-то внутри у неё надломилось,

И вымывался свет.

Плакала девушка, билась жестоко

Происходящего суть, –

Билась на подступах к юго-востоку.

Там в подреберье, у левого бока,

Пуля прошила грудь.

Стал маслянистым и угольно-чёрным

Синей ветровки сгиб.

И прозвучал этот голос стозвонный,

Будто из тысячи песен рождённый,

Горестный: «Был он твоим наречённым

И как герой погиб…»

Город затих. На церквушке далёкой

Дрогнули колокола.

Это не он во степи одинокой,

Это она оступилась дорогой,

Выгорела, умерла.

А на распахнутом небе столетья –

Новых времён образа.

Видят их матери, вдовы и дети.

Светят всё ярче над городом этим

Павших мужчин глаза.

«На ладони осколок зеркала…»

В память о бойце

с позывным Ли

и обо всех молодых бойцах,

сложивших голову в битве с неонацизмом

На ладони осколок зеркала.

Облако краем

рвётся в линию жизни.

Говорят, мы совсем одиноки,

когда умираем,

провожающий – лишний.

Только битого зеркала малость –

неба кусочек,

через душу звенящий.

Но у мальчика-воина – звонче.

Весь между строчек,

он такой настоящий.

Кто-то стал ему другом,

а кто – наречённым братом

в этой небыли-были,

но, когда он упал против неба,

мы встали рядом,

мы его подхватили.

Истончилась секунда, завыла.

Нас было много,

а земли было мало.

Мальчик. Каждая русская мать

его перед Богом

как родная качала.

Не один. Но любовь –

вот чего у любви не отнять –

безнадёжное дело.

Эта девушка в белом.

Летела, хотела обнять,

да опять не успела.

«Эпоха чёрно-белых фотографий…»

Эпоха чёрно-белых фотографий

уже вернулась. Вымывает цвет

густая кровь коротких эпитафий,

течёт с батальных сцен и эполет.

И в этом действе новом чёрно-белом

контрасты, как воронки, глубоки.

Все имена, написанные мелом

на жадной бездне грифельной доски,

сияют истово! Неизъяснимым светом,

как дланью, открывают тот альбом,

в котором семь бойцов с героем-дедом

выходят из сражений. А потом

они сияют вместе – сгустком силы,

что так мудра, но тёмным не ясна.

Ухмылки свастик и трезубцы-вилы

стирает с кадров русская весна!

«И я вижу тела наши хрупкие…»

И я вижу тела наши хрупкие –

Прошлогодние листья в инее,

И деревья над нами безрукие

Шепчут под ноги: «Вынь её, вынь её!»

Мы дрожим голубыми прожилками,

А душа, как старушка-странница,

Круговодит лесными тропинками,

Но из тела не вынимается.

Я не хочу!

Ветер утих,

испаряется сила.

Кажется, только что

нас обнулила

Администраторша

этой вселенной –

Женщина

с властью

неприкосновенной.

Можно ли

сопротивляться такой?

Нам вменены

тишина и покой.

Горсть неизвестного

яда в конверте

Прислана

как доказательство

смерти.

Всё оплели

кислородные трубки.

Бледные лица,

холодные руки…

Кто и зачем

в эти игры играет?

Шепчут:

«Никто никогда

не узнает!»

Я не хочу!

Сигану с подоконника,

Буду преследовать

белого кролика.

В кровь закачаю

запретную рифму,

Пульс улетит

за небесную призму.

Вирусный,

гордый,

неподдающийся,

Я – человек,

во вселенной мятущийся.

Мне не нужны

тишина и покой,

Злых и бесстрастных

я вызвал на бой!

Дайте мне эту

администраторшу –

Эту, с косой,

эту бабу-диктаторшу!

– Хватит секретов,

рассеивай дым!

Сядем,

как равные

поговорим…

Комета

Нам говорят: «Это свет отгремевшей эпохи».

Нам говорят, что такому уже не бывать,

Будто мечта о хорошем – наивные вздохи.

Спрятать бы надо её, как позор, под кровать.

Так отчего же закаты приводят в рассветы,

А на развалинах старых империй стоит

Новая сила? И так же на стрелке столетий

Мир сотрясается, жертвенной кровью умыт.

И возвращается в зримое снова и снова

Грозным знамением каждые семьдесят лет

Мёрзлая птица вселенной – опасна, сурова,

Самая скверная между известных комет.

Чиркнет по небу хвостом ледяной истерички,

Шквалом обрушит на нас метеорный поток.

Выдал же кто-то ребёнку вселенскому спички,

К жару подставил Земли некалеченый бок.

Но со времён Вавилона комета Галлея

Движется лишь по одной из возможных орбит

И, всё сильней отдаляясь от Солнца, слабея,

Эру величия всем угнетённым сулит.