Текст книги "Нахимов – доблесть и честь России"

Наталья Иртенина
Нахимов – доблесть и честь России

Введение

– Волонтёр Нахимов-первый, доложите направление ветра!

Павел вытянулся в струнку перед старшим. На него, усмехаясь, глядел крепкий пятнадцатилетний гардемарин[1]1
  Гардемарин – морской чин, который присваивали воспитанникам старших классов морских училищ в царской России.


[Закрыть] Карташов. У гардемарина это уже второе учебное плавание в море, а тринадцатилетний Павел ещё даже не кадет. Прошение о зачислении в Морской кадетский корпус они с братом подавали два года назад, но тогда свободных мест не оказалось. Зато этим летом выпала удача. Их обоих, Павла и Ивана, взяли волонтёрами-добровольцами в плавание на учебном бриге «Симеон и Анна». Здесь братьев звали Нахимов-первый и Нахимов-второй.

– Ветер восточный… юго-восточный, – робея, ответил Павел. – Слабый…

Гардемарин скривил губы, ухватил его двумя пальцами за нос и передразнил:

– «Юго-восточный… слабый». Запомни, Нахимов, если хочешь быть моряком: этот ветер называется зюйд-ост. – Карташов потянул нос Павла ввысь, показал на самые верхние, малые паруса: – Брамсельный ветерок. Брамсели натягивает, а остальные паруса хлопают. Уяснил, Нахимов?

– Уяснил, – прогудел Павел и, вывернувшись из захвата, потёр нос.

– Как называется эта снасть? – продолжал экзаменовать его гардемарин. Он кивнул на канаты, которыми удерживались мачты. Поперечные тросы, скреплявшие канаты, придавали им вид верёвочных лесенок.

– Ванты, – уверенно ответил Павел.

– А эта…

Внезапно экзамен был прерван громкой командой:

– Зарифить марсели!

Матросы и гардемарины бросились к вантам всех трёх мачт, ловко стали взбираться наверх. А замешкавшего экзаменатора настиг недовольный оклик вахтенного офицера:

– Вам, гардемарин Карташов, особое приглашение требуется?

Волонтёров к работе на мачтах и реях пока не допускали. Вместе с кадетами они лишь учились понимать морской язык и команды, вязать узлы, крепить снасти, наблюдали за действием ветра на паруса при разном их положении. Павел смотрел, как быстро, сноровисто матросы и гардемарины подвязывают нижние паруса – марсели. Они передвигались вдоль реев на тросах, будто акробаты. Павла потянуло туда, к ним.

Он взялся за вантовые канаты и начал осторожно карабкаться вверх по зыбким ступенькам. Сперва это совсем не страшно, палуба ещё близко. Но вот он миновал марсовую площадку на мачте и полез дальше. Тут уже дух захватывает, и сердце отчаянно стучит. Хочется назад, на палубу, но Павел упрямо поднимался всё выше и выше – к брамсельным парусам. Корабль внизу казался совсем маленьким, сорвёшься – и полетишь прямо в морскую пучину.

– Не робкого ты десятку, малый, – раздался над ухом одобрительный голос. Крепкая матросская рука подтянула мальчика к салингу – крепёжной конструкции на мачте. – Будет из тебя морской толк.

Павел огляделся. Впереди был уже виден порт Кронштадт. Далеко позади на море лежала полоса – там Петербург. Слева по курсу тоже темнела земля.

– Море – оно храбрую душу уважает, – продолжал матрос, не прекращая своей работы на рее. – А трусливой спуску не даёт. Криводушных тож не любит.

– Как это?

– А так. С лёгкой совестью и плавать по морю легко, и тонуть в нём не страшно.

– А самое главное что на море? – спросил мальчик.

– Самое-то?.. – задумался матрос. – Море любить, не изменять ему. Вот оно, главное.

Павел вдохнул полной грудью крепнущий ветер и вгляделся в морские дали. Он был счастлив. В этом году они с братом впервые приехали в Петербург из своей смоленской деревенской глуши. Впервые увидев море, Павел полюбил его всей душой. Он уже знал, что отдаст морю всего себя, всю свою жизнь. Никогда не изменит ему и криводушничать тоже никогда не станет…

Тем же летом 1815 года, когда окончилось плавание «Симеона и Анны», обоих братьев Нахимовых зачислили в кадеты Морского корпуса.

У отставного майора, смоленского дворянина Степана Нахимова всего было пятеро сыновей. И все они стали моряками. Но прославить и обессмертить родовое имя выпало именно Павлу.

Два века спустя такие же мальчишки точно так же постигают мореходные науки и азы флотской жизни в петербургском военно-морском училище. Это училище носит имя знаменитого адмирала, необыкновенно стойкого воина и бесстрашного героя – Павла Степановича Нахимова.

Однажды Нахимов сказал: «У моряка нет трудного или лёгкого пути. Есть один путь – славный!» В этой короткой фразе обрисована вся жизнь адмирала, наполненная подвигами, великими и малыми. Когда-то он встал грудью на защиту Отечества и сложил голову за то, чтобы отстоять родную землю от врага. Имя Нахимова с тех пор сделалось дорогим для каждого русского человека.

Кругосветка

В пятнадцать с половиной лет Павел Нахимов уже мичман[2]2
  Мичман – первый морской офицерский чин.


[Закрыть], один из лучших выпускников Морского корпуса. В 1818 году началась его служба на Балтийском флоте.

В те годы Россия снаряжала одну за другой кругосветные морские экспедиции. Дальние странствия, открытие новых уголков земли, затерянных в Мировом океане, слава первопроходцев – всё это будоражило души начинающих моряков. В 1819 году из Петербурга к неизвестному южному материку отправилась экспедиция лейтенанта Михаила Петровича Лазарева и капитана Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена. Павел Нахимов просился в это плавание, но его не взяли – он был ещё слишком юн. Три года спустя Лазарев и Беллинсгаузен вернулись со славою первооткрывателей Антарктиды. И уж в следующую свою экспедицию Лазарев с большой охотой взял мичмана Нахимова.

Кругосветное плавание на фрегате «Крейсер» сделало из молодого офицера настоящего морского волка. Экспедиция побывала в Южной Америке, обогнула Африку, около года провела в Русской Америке – на Аляске, которая тогда принадлежала России. Затем пересекла Тихий океан и через Атлантику вернулась в Петербург. Огромной радостью для Нахимова и его товарищей была служба под началом капитана Лазарева. Это был отличный наставник, будущий адмирал, флотоводец. Михаил Петрович воспитывал в молодых офицерах трудолюбие, усердие, отвагу, уважение к простому матросу. Почти на всю жизнь он стал командиром и учителем Нахимова.

После одного случая Лазарев ещё больше прикипел душой к своему ученику. Это произошло у берегов Северной Америки. Океан в те дни был неспокоен.

– Человек упал за борт! – раздался внезапный крик.

– Лечь в дрейф! – прозвучала немедленная команда.

Тотчас же в воду полетели спасательные буйки, за которые упавший мог бы ухватиться. Но фрегат, шедший полным ходом, не сразу остановился и уплыл далеко от несчастного. Шестеро матросов сели в шлюпку. Седьмым в неё запрыгнул мичман Нахимов. В этот час он был свободен от вахтенного дежурства, вместо него в шлюпку должен был сесть другой офицер. Но Павел Степанович не раздумывал, кому спасать человека.

Из-за волнения на море шлюпка долго добиралась до упавшего в воду матроса. Он держался за брошенную с корабля лесенку. Но когда шлюпка была уже в десятке метров от него, руки матроса разжались и он скрылся под волнами. Спасатели долго и тщетно искали его.

С тяжёлым чувством они возвращались к кораблю. Гребли несколько часов, выбиваясь из сил. Уже возле фрегата шквальные волны могли в любой момент разбить шлюпку о борт «Крейсера». Наконец всё же удалось поднять обессилевших моряков на корабль. Опечаленный гибелью матроса к ним подошёл капитан.

– Похвальное рвение, мичман Нахимов, – сказал он. – Я благодарю вас и о вашей готовности жертвовать собой ради спасения матроса отпишу в Адмиралтейство. Надеюсь, такой подвиг не останется там без внимания и будет достойно оценён.

Лазарев исполнил своё обещание. Флотскому начальству он представил Нахимова как блестящего и самоотверженного офицера, лучшего из лучших. Но эта рекомендация чуть не сыграла с Павлом Степановичем злую шутку. Командование пожелало зачислить Нахимова в Гвардейский флотский экипаж. Морские гвардейцы несли службу при дворе императора, составляли экипажи придворных яхт. Словом, были «сухопутными моряками». К этой почётной службе стремились многие. А Нахимов, влюблённый в море и паруса, от такой участи бежал как от огня.

Выручил его Лазарев. Он снова взял Нахимова к себе на корабль, теперь уже другой.

Слава «Азова»

В 1827 году большой военный корабль «Азов» с семьюдесятью четырьмя пушками на борту готовился отплыть в составе эскадры в Средиземное море. Командиром его был Лазарев, а главные труды по оснащению и вооружению корабля лежали на лейтенанте Нахимове. Павел Степанович не щадя себя работал с раннего утра до позднего вечера. Высшее командование вскоре признало «Азов» образцовым кораблём.

– А что, Павел Степанович, – с улыбкой спросил как-то Лазарев, – не жалеете о спокойной жизни в Гвардейском экипаже?

– Никак нет, Михаил Петрович. По гроб жизни буду благодарен вам за то, что спасли меня от этой неприятности.

Несколько месяцев спустя российская боевая эскадра крейсировала в Средиземном море. Здесь она соединилась с союзными флотами Англии и Франции. Предстояла схватка с извечным противником России – Турцией.

На этот раз противостояние с Турецкой империей началось из-за восстания греков. Турки-мусульмане уже несколько веков держали их в порабощении. А российский император Николай Первый покровительствовал православным народам, жившим под турецким игом. Он хотел добиться от султана, чтобы тот даровал Греции если не полную свободу, то хотя бы частичную независимость. Восстание греков поддержали и Англия с Францией. Но турецкий султан не желал идти на уступки европейским державам. Тогда заговорили пушки.

В октябре соединённая российско-англо-французская эскадра заперла в Навари́нской бухте на берегу Греции турецко-египетский флот. Тысяча триста пушек союзников против двух с лишним тысяч султанских корабельных орудий! Превосходство турок в кораблях было и того больше – почти в три раза. А вход в бухту прикрывала береговая турецкая артиллерия.

– Вот теперь будут нам, братцы, вода, огонь и медные трубы, – всерьёз шутили на русских кораблях, готовясь к жестокому бою.

Наступил день битвы. Союзная эскадра вошла в бухту двумя колоннами. Одна двигалась под российскими флагами, во второй плыли английские и французские суда. «Азов» возглавлял русскую колонну.

Турки открыли огонь. Вся мощь перекрёстной стрельбы турецких кораблей и береговых батарей сосредоточилась на русской колонне, особенно на «Азове». Пока наши семь кораблей не встали на якоря в намеченных местах, они не могли отвечать противнику. В эти первые минуты боя «Азов» получил множество повреждений. Нахимов потом описывал в письме приятелю эти страшные мгновения: «Казалось, весь ад разверзся перед нами! Не было места, куда бы не сыпались ядра и картечь».

Но вот загрохотали русские пушки и орудия союзников. Бухта окуталась дымом грандиозного сражения. «Азов» ближе всех подошёл к неприятельским кораблям. Как потом говорили моряки с других наших судов – не на пушечный выстрел, а на пистолетный. На «Азов» насели сразу несколько турецких кораблей. Его орудия метко палили в ответ.

Для Нахимова и многих его товарищей это была первая в жизни схватка с врагом. Все они приняли боевое крещение с хладнокровным мужеством, показали отменное моряцкое мастерство. Павел Степанович командовал пушечной батареей на носу корабля и одновременно управлял матросами, которые работали с парусами. Несколько раз на палубу падали зажигательные турецкие ядра. Огонь успевали тушить, не давая разгореться.

– Пожар на борту!

– Брандспойты и брезенты быстро! – командовал Нахимов. – Тащите вёдра и песок!

За несколько часов боя «Азов» потопил и сжёг пять неприятельских кораблей. Но и сам получил полторы сотни пробоин в корпусе. Всего же разбитые в Наваринской бухте турки лишились шестидесяти судов. За свои подвиги в этом сражении Нахимов получил Георгиевский крест и повышение в чине. А за героизм всей команды «Азов» был награждён Георгиевским флагом. Такую награду вручали в русском флоте впервые. Вся эскадра салютовала доблести «Азова» пушечными выстрелами.

Лучший командир флота

После Наваринской битвы Нахимов сам стал командиром корабля. Сперва он управлял корветом, который захватили у турок и переименовали в «Наварин». На нём Павел Степанович участвовал в морских операциях русско-турецкой войны. Эта война окончилась в 1829 году тем, что Греция обрела частичную независимость от своих турецких угнетателей. Потом несколько лет Нахимов был капитаном фрегата «Паллада».

Все корабли, которыми он командовал, были для Павла Степановича как родные детища. Он стремился сделать их лучшими, первыми во всём флоте. И ему это удавалось! Его корабли были красавцы, настоящие морские щёголи, выучка младших офицеров и матросов – безупречная. Среди моряков-офицеров Нахимов прослыл неутомимым тружеником, глубоко преданным своему делу.

Однажды он стал спасителем целой эскадры. Корабли отправились на учения, погода стояла ненастная. Эскадра сбилась с курса, но никто кроме Нахимова этого не заметил. Он проверил курс по карте и понял, что корабли идут на каменную отмель. «Паллада» подняла сигнал: «Эскадре. Следуйте за мной» – и резко повернула, покинув общий строй. Остальные капитаны последовали её примеру. Только передний корабль, на котором не увидели сигнала, налетел на мель и едва не разбился. А ведь по морскому уставу Нахимов должен был дождаться ответа на свой сигнал от командующего эскадрой, прежде чем поворачивать корабль. Только решительность Павла Степановича, его готовность взять на себя серьёзную ответственность уберегли эскадру от большой беды.

Нахимов прославился и как неустрашимый храбрец, который в минуту смертельной опасности сохраняет невозмутимое спокойствие. Дело было так. Павел Степанович командовал в то время кораблём «Силистрия» на Чёрном море. Однажды на учениях другой корабль, «Адрианополь», сделал неудачный манёвр. Столкновение двух судов стало неизбежным. Нахимов немедленно приказал всем:

– С юта долой!

Офицеры и матросы укрылись в безопасном месте, а капитан остался на кормовой надстройке – юте. «Адрианополь» врезался в «Силистрию». Под градом деревянных обломков Нахимов даже не пригнул голову, не сделал и шагу в сторону.

– Почему вы отказались сойти с юта? – спросил его вечером один из офицеров.

– Такие случаи в мирное время бывают редко, и командир должен ими пользоваться, – ответил Нахимов. – Надо, чтобы команда видела присутствие духа в своём начальнике. Быть может, мне придётся с нею идти в сражение, и тогда это отзовётся и принесёт несомненную пользу.

Командира «Силистрии» обожали на Черноморском флоте. Каждый матрос готов был идти с ним в огонь и воду. Каждый офицер старался заслужить одобрение Нахимова. Капитаны, встречаясь с «Силистрией» в море или в бухте, делали всё, чтобы показать своё судно в наилучшем виде.

На кораблях Нахимова всегда было больше работы и тяжелее служба, чем на других. Но служилось на них веселее, радостнее. Экипажи были сплочённые, как одна семья. На Пасху все вместе христосовались – троекратно целовались. Сам Павел Степанович любил смотреть на развлечения матросов во время отдыха. И даже собственный кошелёк он считал общим – любой мог всегда попросить у Нахимова денег, сколько нужно. Поэтому карман у Павла Степановича бывал обычно пуст. Он раздавал все деньги нуждающимся матросам, их семьям.

Вот что происходило на Графской пристани Севастополя, когда туда по утрам приходил Нахимов. В то время он был уже в адмиральском звании, командовал соединениями кораблей. Матросы называли его отцом-благодетелем и устремлялись к Павлу Степановичу за любой помощью. На пристани его с любовью и почтением окружала толпа севастопольцев, начинала шуметь.

– Постойте, постойте, – говорит Нахимов. – Всем вместе можно только «ура» кричать, а не просьбы высказывать. У тебя, старик, какое прошение?

– Кровля в доме продырявилась, подлатать бы. Один я, с малыми внучками, починить некому.

– Прислать к Позднякову двух плотников, пусть помогут, – велит Нахимов адъютанту.

– А вы, наш милостивец, разве меня помните? – удивляется старик.

– Как не помнить лучшего маляра и плясуна на корабле «Три святителя», – усмехается Павел Степанович. – Ну а у тебя, мать, какая беда?

– Голодаю, батюшка, – плачет старуха. – Вдовая я, муж-то, портовый работник, помер.

– Дать ей пять рублей!

– Денег нет, Павел Степанович! – отвечает адъютант, заведовавший домашним хозяйством Нахимова.

– Как денег нет? Отчего же нет?

– Да все уже прожиты и розданы!

– Ну, дайте пока из своих.

Но у адъютанта тоже нет таких денег. В то время это была крупная сумма. Тогда Нахимов обращается к подошедшим офицерам:

– Господа, дайте мне кто-нибудь взаймы пять рублей!

И старая вдова уходит с пристани, крепко зажав в руке огромные для неё деньги.

«Железный шторм»

Император Николай Первый не оставлял мечту об освобождении южных православных народов от турецкого владычества. Россия оказывала поддержку и православным жителям Палестины – Святой Земли, которая тогда тоже принадлежала Турции. Но турки вероломно нарушили все договоры и начали притеснять православную общину Палестины. Конфликт на Святой Земле в конце концов привёл к новой русско-турецкой войне.

Осенью 1853 года Нахимов был с эскадрой в Чёрном море. Когда он получил известие о начале войны с турками, то объявил в своём приказе: «В случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я атакую его».

Наша эскадра крейсировала недалеко от турецких берегов в поисках вражеского флота. Наконец турок обнаружили: их корабли укрывались от осенних штормов в бухте у города Синоп. Нахимов немедленно запер их там и стал готовиться к бою.

– Государь император и Россия ожидают славных подвигов от Черноморского флота. От нас зависит оправдать ожидания!

Эти слова вице-адмирала разнеслись по всем кораблям эскадры, подняли дух моряков, придали им уверенность в победе. У Нахимова было всего три больших корабля и два фрегата. У турок – полтора десятка судов, из них два пароходофрегата. Корабли с паровым двигателем были более быстрые, более поворотливые, они не зависели от ветра.

Павел Степанович послал за подмогой. К нему подоспели ещё три корабля. Атаковать турок Нахимов решил не дожидаясь, пока волнение на море уляжется.

Для турецкого адмирала это стало неприятной неожиданностью. Когда наши корабли двумя колоннами входили в бухту, по ним даже не сразу начали стрелять. Русская эскадра действовала стремительно, напористо, презрев все опасности непогоды. Нахимов был на переднем корабле «Императрица Мария». На него, а затем и на остальные наши суда обрушился мощный артиллерийский шквал с турецких кораблей и с береговых батарей. Турки рассчитывали, что русская эскадра не выдержит такого обстрела и повернёт назад. Плохо они знали Нахимова!

Синопская бухта вскипела от жаркого боя. В воздухе проносились сотни снарядов в ту и другую сторону. Один за другим турецкие корабли загорались и выбрасывались на берег, команды бежали с них. А на нахимовской эскадре всё заранее было готово к тому, чтобы тушить пожары от калёных турецких ядер и заделывать опасные пробоины. Дерясь каждый со своим противником, наши корабли ещё и приходили друг другу на выручку в самые тяжёлые минуты.

Через четыре часа боя на синопском берегу лежали, объятые огнём, девять турецких судов. Остальные пошли на дно. Только одному пароходу удалось удрать. Капитаном на нём был англичанин, военный советник турок. В бой он так и не вступил, а само побоище назвал «железным штормом».

Зато в плен к нашим морякам попал турецкий адмирал Осман-паша. Его спасли с горящего корабля, где он лежал раненый, брошенный своими подчинёнными. Нахимов спросил Осман-пашу, есть ли у него просьбы.

– Чтобы спасти меня, ваши матросы рисковали жизнью, – ответил тот. – Прошу их достойно наградить.

Русская эскадра, потрёпанная в бою, вернулась в Севастополь со славой и честью.

– Ура, Нахимов! – без конца звучало в тот день в Севастопольской бухте, на всех кораблях Черноморского флота и на причалах.

Императорский указ о награждении Нахимова гласил: «Истреблением турецкой эскадры вы украсили летопись русского флота новою победою, которая навсегда останется памятной в морской истории». Имя Нахимова узнала вся Россия. Отовсюду ему слали письма со словами благодарности. А участники Синопской битвы восторгались бесстрашием своего адмирала:

– А, Нахимов! Вот смелый! – рассказывал в госпитале раненый матрос. – Ходит себе по юту, да как свистнет ядро – только рукой, значит, поворотит: туда тебе и дорога!

Матрос, конечно, знал, что адмирала хранила его вера. Но не знал, что Павел Степанович носил на груди, под мундиром, христианскую святыню – большой крест с частицами мощей святых угодников Божьих. В роду Нахимовых эта реликвия переходила из поколения в поколение. Свою жизнь Павел Степанович полностью вверил Богу, оттого и не страшился гибели.

Победа Нахимова у Синопа славно завершила эпоху русского парусного флота. Паруса уходили в прошлое, наступало время пароходов.