Текст книги "Распахни врата полуночи"

– Карту Таро, Арина! – рассмеялась я.

Мы немного пошутили на тему того, как бы меня встретили в полиции, принеси я им карту Таро, и распрощались.

Я купила хлеба, а в отделе бытовой химии – антибактериальные салфетки, средство для чистки стекол, новую насадку на швабру и две бутылки со средствами для отмывания жира и ржавчины. Я все еще надеялась привести свое жилище в божеский вид, не прибегая к ремонту. На секунду мне представилась картинка: мой бывший муж со своей глянцевой «Барби» заселился в доставшуюся мне запущенную квартиру. Тряпка в наманикюренных пальчиках красотки смотрелась бы чужеродно, но от этого ситуация лишь приобретала пикантность. Вообразив, как эта красотка елозит мокрой тряпкой по жирным поверхностям старых кухонных шкафов, от брезгливости чуть ли не падая в обморок, я пришла в отличное расположение духа. Конечно, такая ситуация возможна лишь в моем воображении, но даже представляя ее, я получила удовольствие и почувствовала себя отомщенной.

Дома я проверила электронный ящик и увидела три заказа: два – из бюро переводов, один – от постоянного клиента. Пробежав глазами присланные файлы, я кратко ответила, подтверждая получение, затем сходила на кухню за стаканом апельсинового сока и вернулась за компьютер.

Признаться, я надеялась получить еще одно письмо от Петра. Вдруг он расскажет что-то о группе, исполняющей понравившуюся мне песню? Но нет, заказчик просто заплатил за выполненную работу, и на этом наше общение пришло к концу.

Я завершила перевод к обеду. В тот момент, когда я внимательно перечитывала тексты перед отправкой, меня отвлек звонок мобильного. Не отрывая взгляда от монитора, я протянула руку за телефоном и поднесла его к уху.

– Алло?

– Пеняй на себя, если полезешь туда, куда тебя не просят. Сиди дома и не рыпайся, – услышала я чье-то злое шипение. И сразу – так, что я даже не успела как-либо отреагировать, раздались короткие гудки.

Я отняла мобильный от уха так быстро, словно он вдруг раскалился и обжег меня.

– Что за ерунда? – выдохнула я, клацая кнопками, чтобы посмотреть зафиксировавшийся в памяти номер абонента. Черта с два! «Номер не определен». Вряд ли кто-то додумается угрожать с легко определяющегося номера.

Кто звонил – мужчина или женщина, – я тоже не поняла. Голос явно старались изменить, лишив его сочной гаммы, сведя лишь к сухому, как треск сучьев, безличному шепоту. И все же почему-то интуитивно я чувствовала, что аноним был женского пола. Женский почерк…

Еще были свежи воспоминания о звонках Костиной подруги. Она раздобыла номер моего мобильного, звонила в любое время суток и истерично выкрикивала в трубку различные гадости, начиная от унизительных высказываний о моей внешности и заканчивая обещаниями проклясть. Может, этот анонимный звонок опять же от нее? Правда, девушка Константина любила громкие выступления, шипеть и шептать в трубку было не в ее характере. Хотя кто ее знает…

Не лучше ли сразу прояснить ситуацию? Я решительно взяла телефон и вновь набрала номер Константина. Ответа ожидала спокойно, без бьющегося у горла сердца. Хороший признак.

– Костя, привет! – как можно дружелюбней обратилась я к бывшему мужу, когда он взял трубку.

– Чего на этот раз надо? – хмуро осведомился он.

– Поговорить. По телефону. Не бойся, разговор много времени не займет, – продолжила я вполне миролюбиво.

Костя, похоже, немного расслабился, потому что следущий вопрос задал уже без раздражения:

– О чем?

– Костя, просто честно скажи, ты не звонил мне пять минут назад?

– Зачем? – искренне удивился он.

– Ну мало ли… – продолжала гнуть я свою линию. – Костя, понимаю, в последнее время мы с тобой находились в состоянии войны, но до этого, вспомни, прожили почти пять лет в мире. И неплохо прожили!

– Чего тебе надо? – перебил он меня, вновь насторожившись.

– Да расслабься! – рассмеялась я. – Ничего мне от тебя не надо! Живи себе спокойно. Ответь только на заданный вопрос, и честно.

– Да нет же! Не звонил я тебе.

– И записку в ящик не подбрасывал?

– Какую записку?

– С угрозой.

– На фига мне это надо?

– Ну, совсем недавно ты не пренебрегал неким давлением на меня.

– Я тебе никаких записок не подбрасывал! Ни тогда, ни сейчас! – завелся он.

Видимо, период развода тоже оставил ему неприятные воспоминания. Отрицательной чертой характера Константина было то, что вспыхивал он мгновенно, как спичка. Но, к счастью, и «гас» тоже быстро.

– Костя, я просто хотела убедиться, что это не ты, – ласково ответила я. – Ни ты, ни твоя подруга… ммм…

– Ульяна, – машинально подсказал он. И заговорил уже другим тоном, в котором вдруг зазвучали встревоженные нотки: – Погоди, Аня. Говоришь, кто-то тебе угрожает?

– Ну, называть угрозами эти «знаки внимания» слишком громко… Но я то получаю записку в почтовый ящик, то карту Таро с символом Смерти на порог, то анонимный звонок с «просьбой» не лезть не в свое дело.

– И ты первым делом подумала на меня…

– Костя, ну кто еще, кроме тебя, Арины и родителей, знает мой новый адрес? Я никому его не сообщала!

– Это не я, – быстро ответил Константин.

Оттого, что эта фраза была какой-то детской, я невольно улыбнулась.

– И не Ульяна! – бросился он на защиту своей подруги. – На твой счет она уже успокоилась.

– Это приятно. Ладно, Костя, спасибо за откровенность, больше я тебя не потревожу. Надеюсь, что и ты меня тоже.

Мы попрощались, я отложила телефон и улыбнулась: подумалось, что точка в наших отношениях была поставлена не в тот день, когда я застала Костю целующимся в кафе с другой девушкой, и не тогда, когда мы подписали документы о разводе, а сейчас, когда мы вполне мирно поговорили.

Теперь я была уверена в том, что Костя и его Ульяна – ни при чем. Но кто же? И если Костины угрозы я бы не воспринимала всерьез, то сейчас мне стоило быть настороже. Во-первых, я не знаю, кто и почему мне угрожает. Во-вторых, не представляю, насколько опасен этот человек.

Что мы имеем: анониму известны мои имя и фамилия (девичья), адрес и номер мобильного. Круг людей, обладающих этими сведениями, по-прежнему оставался узким: Арина, родители и бывший муж с подругой – и все! Уж не следит ли за мной некто неизвестный?.. Уф, так и до паранойи недалеко. Но, если честно, происходящее меня пока не столько пугало, сколько вызывало любопытство.

«Любопытство кошку сгубило», – вспомнилась мне старая поговорка. Я невольно перевела взгляд на Дусю, которая в это время, распластавшись на полу, лапкой пыталась достать что-то из-под кресла. Видимо, какую-то из своих игрушек. Кошка и так, и эдак подлезала под низкое сиденье, просовывая то одну, то другую лапку, и от усердия разве что не пыхтела. Похоже, игрушка закатилась далеко. Но в тот момент, когда я встала, чтобы помочь любимице, она наконец-то вытащила из-под кресла желаемый предмет.

– Дусенька, что это у тебя? – спросила я, еще не разглядев ничего, но уже предчувствуя нечто нехорошее. – Дай-ка я посмотрю!

Когда я увидела то, что моя любимица извлекла из-под кресла, то невольно вскрикнула.

Это была небольшая, размером с пол-ладони, фигурка кошки, сделанная из матового стекла. Она присутствовала в одном из недавних кошмаров про заброшенную фабрику. Помнится, я уронила фигурку со стола, и голова с изумрудными глазами откололась.

– Ничего себе! – изумленно воскликнула я, рассматривая статуэтку. Голова у нее была на месте, но шею стеклянной кошки опоясывала трещина.

– Надо же… – прошептала я. – Чертовщина!

Ана Мария. Испания, Sanroc, 1932

Ах, какая боль… Ана Мария, еле сдерживая рыдания и не позволяя себе перейти с быстрого шага на бег, пересекла мост, но вместо того, чтобы повернуть к дому, отправилась дальше, к укрытой лесным мехом горе, крепостной стеной огораживавшей часть поселка. Только свернув на витиеватую дорогу, обвивающую гору, подобно елочной гирлянде, она побежала.

Ана Мария знала, что дорога ведет к скале, торчавшей из зеленого меха леса, будто рог. Если смотреть на эту скалу из поселка, с моста через узкую речушку, то можно было ясно увидеть головы двух каменных монстров, оскалившиеся в беззубых улыбках и так тесно прилегавшие друг к другу, что казалось, будто у них один на двоих рот. Ана любила подолгу стоять на мосту, издали любуясь этим двухголовым чудовищем. И даже придумала сказку про него – каменного хозяина леса, оживавшего ночью и бродившего по своим владениям в поисках еды – сухих веток и грибов.

Ана Мария знала, что под торчавшей из горы скалой есть небольшая каменная площадка, с которой весь поселок просматривается как на ладони. Вид с площадки был прекрасен, но мало кто приходил сюда любоваться им. Возможно, из-за неприятных ощущений, которые вызывали нависающие над тобой каменные «головы». Но Ана Мария не боялась. С раннего возраста она питала страсть к камням. Помнится, в детстве, каждый раз, когда ей хотелось побыть в одиночестве, она бежала на скалистый берег океана, прозванный Берегом смерти из-за множества кораблекрушений, случившихся в этих местах. Спустившись между валунами по опасно крутой и узкой тропке, она присаживалась на плоский овальный камень. Это был ее трон, сидя на котором Ана Мария ощущала себя принцессой из подводного царства, вышедшей на берег, чтобы поговорить с ветром. Она рассказывала чайкам свои горести и радости, шептала волнам, пенящимся почти у самых ног, детские секреты, доверяла мечты ветру, протягивала руки к более сдержанному на улыбки, чем в Каталонии, галисийскому солнцу. Ана Мария, будучи ребенком, представляла себе, что ее настоящий отец – не рыболов Франсиско, а седой, вечно сердитый океан. Как это было давно… Скучала она по родной Галисии, по дикому скалистому берегу, по хмурому суровому океану, по родителям и братьям. Как там мама? Все так же готовит по воскресеньям эмпанаду – пирог с начинкой из рыбы или мяса? Ана Мария сейчас и сама неоднократно пекла для любимого Рамона эмпанаду и готовила блюда из галисийской кухни, однако, как ни старалась, не могла воспроизвести тот особый вкус, которым обладала еда, приготовленная мамой. Как там отец? Все так же беспокоят его ревматические боли в натруженных ногах? Как младшие братья?..

Три года прошло с того дня, как Ана Мария покинула родную Галисию и отправилась на заработки в Каталонию. Три года, а будто тридцать три… Но все еще слышался ей по ночам крик чаек и шум океана, снились выкрашенные в яркие цвета рыбацкие лодки, уходящие на промысел, и женщины с подобранными подолами юбок, собирающие моллюсков. А днем ветер подбрасывал ей напоминания в виде запахов рыбы, водорослей, жареных креветок – будто приносил короткие письма с родины. И видела она себя во снах той маленькой девочкой, бегущей на берег Смерти в поисках уединения…

…Эта двухглавая скала в маленьком каталонском поселке не могла заменить ей необъятный дикий берег, но здесь Ана Мария находила уединение. И пусть не хватало ей шума океана, крика чаек и соленых брызг, тающих на губах, это место давало желанное утешение.

Ссутулив плечи, Ана Мария сидела на стволе поваленного дерева, устремив невидящий взгляд на расстилающийся внизу поселок. Ветер ласково гладил ее по волосам, невидимой ладонью стирал со щек слезы, и эти его невесомые прикосновения были подобны материнской ласке. «Не плачь», – шуршали листвой деревья. «Не плачь», – прокричала пролетевшая мимо птица. Чайка! Неожиданная гостья в этом поселке. Ане Марии подумалось, что птица прилетела к ней из далекой Галисии с утешениями от мамы.

– Не буду плакать, – улыбнулась Ана Мария, решительно вытирая щеки и обращаясь к улетевшей чайке. – Не буду. Передай моей маме и отцу, что у нас все хорошо. Рамон меня любит, я его тоже… А деточка… Когда-нибудь будет и у нас.

Если бы бог подарил им с Рамоном долгожданного первенца, о котором они так мечтали! Но нет, месяц проходил за месяцем, а долгожданная беременность не наступала.

Сеньора Исабель, владелица овощной лавки, в которой Ана Мария два раза в неделю покупала свежие овощи и фрукты, конечно, не хотела причинить ей боль своим вопросом, вырвавшимся из любопытства, свойственного жителям маленьких деревень. «Ана, ты не беременна? Что-то ты излишне бледная…» – спросила сегодня сеньора Исабель. Из лучших побуждений, но попала Ане Марии в больное место – словно ткнула ножом в незаживающую рану. «Нет», – тихо прошептала она, почувствовав, как на глаза наворачиваются слезы. «Пора бы уж вам!» – «прикончила» ее сеньора Исабель. Ана Мария молча положила на полку краснобокий помидор и, повернувшись, выбежала из лавки. «Ана, ты куда?» – понеслось ей вслед. Но Ана Мария даже не оглянулась.

– У нас будет ребеночек. Будет, будет! – шептала она сейчас, сжимая кулаки с такой силой, что ногти впивались в ладони.

Почти три года они с Рамоном живут в любви и согласии в доме, завещанном им умершей старой Пепой. И все у них есть для счастья – любовь, понимание, крыша над головой, уют и спокойствие. Нет только самого главного – ребенка.

– Твой отец нас проклял, – сказала как-то в приступе отчаяния Ана.

И прикусила язык, увидев, как полыхнули обидой и болью черные глаза мужа.

– Что ты такое говоришь! – закричал Рамон. Но тут же осекся и сник.

– Прости, прости, пожалуйста! – кинулась к нему на шею Ана. Обняла родного, уткнулась носом в шею, вдохнула знакомый запах – миндальную горечь со сливочной сладостью молока, потерлась виском о подбородок мужа.

Отец Рамона умер через год после ссоры с сыном. И, как ни надеялась Ана Мария на то, что свекор оттает, простит их перед смертью, смирится с тем, что снохой его стала девушка из простых, этого не случилось. Луис исполнил свою угрозу и лишил младшего сына наследства – и жилья, и причитающейся ему половины фабрики. Смерть отца Рамон переживал до сих пор, хоть и не показывал виду. Этой болью он не делился с любимой женой, точно так же, как и она скрывала от него тоску по Галисии.

– Ана, небо мое, тебе не за что просить прощения, – грустно ответил тогда Рамон, обнимая ее тонкое тело сильными руками, еще недавно изнеженными, не знавшими физического труда, а теперь крепкими, с жесткими буграми бицепсов, с вздувавшимися на кистях венами. Ради нее, Аны Марии, пошел он против семьи, отказался от отца, матери и брата, от благ и привилегий жизни обеспеченного человека.

Они выплыли, хоть им обоим и казалось, что утонут в неспокойном море жизни, в которое их так неожиданно столкнули со скалы. Но недаром она, Ана Мария, была дочерью седого и мудрого океана. Любовь, взаимная поддержка, понимание стали их спасительным плотом. Старая Пепа протянула им руку и вытащила на берег. А дальше уже они, отдышавшись, принялись строить новую жизнь, ошибаясь, падая, выбирая неверные тропы, разочаровываясь, но ни на секунду не забывая о том, что их спасительный плот состоит из трех крепких бревен – любви, поддержки и понимания.

Только вот ребеночка не хватало… Рамон утешал жену как мог, ни разу не упрекнул. Но видела Ана, что и в его глазах поселились боль и разочарование.

Они жили в слишком маленьком поселке. Все чаще и чаще в булочных и продуктовых лавках Ану Марию спрашивали о том, почему она не торопится беременеть. Однажды задала этот вопрос и свекровь, отношения с которой хоть и не наладились, но несколько смягчились после смерти Луиса.

– Когда же вы порадуете меня внуком?! – воскликнула мать Рамона в одну из случайных встреч в мясной лавке.

Ана Мария съежилась, будто от удара, и, как-то отговорившись, вышла без покупки. Но, уходя, услышала, как мать Рамона сказала мяснику с досадой:

– Женился на бесплодной… Одна надежда на Хайме – на то, что он найдет себе здоровую девушку.

А что, если им с Рамоном поехать в Галисию? Пусть не навсегда, а хотя бы на месяц, к родителям Аны Марии? Любящий муж уступит ей – он сделает все, что угодно, лишь бы его любимая не грустила. Сегодня же вечером она поговорит с ним!

Принятое решение успокоило Ану Марию, так что она сама не заметила, как задремала. И приснился ей странный сон.

Увидела она человека, одетого в черный плащ с накинутым на голову капюшоном. Вышел этот человек из скалы и, протягивая ей руку, полупрозрачную, словно из черного дыма, сказал:

– Послушаешь меня, исполню твое желание. Но чем ты готова мне заплатить?

– Да чем угодно! – воскликнула Ана Мария. – Самое дорогое, что есть, отдам.

– Самое дорогое – это ваша любовь, – произнес черный человек. И хоть она не видела его полускрытого темным капюшоном лица, поняла, что он усмехается. – Готова ли ты принести такую жертву?..

Очнулась Ана Мария от того, что чуть не свалилась в дреме с бревна. Встрепенулась, потерла кулаками глаза, огляделась и улыбнулась: всего лишь сон! Слава богу, сон. Но какой странный! И какое ужасное решение подсказал ей черный человек…

III

Мой старый кошмар, в котором я бегала по заброшенной фабрике, вновь посетил меня. И такая частота пугала и настораживала меня. Я сравнивала себя с человеком, находящимся на маленьком островке и наблюдающим за надвигающейся волной цунами. Как не избежать гибели тому бедняге, так и мне не скрыться от грядущих неприятностей. В таком мрачном настроении от переполняющих меня предчувствий я и позвонила Арине, надеясь получить успокоение. Но подруга отреагировала не так, как мне бы хотелось:

– Не снов надо бояться, а людей.

– Думаешь, мне стоит кого-то бояться? – усмехнулась я, отправляясь на кухню, чтобы налить себе воды.

От ужасной духоты не было спасения. Чуть-чуть прохладней становилось лишь к ночи. И хоть жару я любила и переносила довольно легко, но после месяца аномального пекла в мегаполисе тоже сдалась. Спасалась тем, что стаканами пила ледяную воду.

– Я просто так выразилась, не имея в виду ничего и никого конкретно, – поправилась Арина. – Ведь сны сами по себе не могут причинить неприятности, разве что вызывают беспокойство. Если хочешь знать мое мнение, то я думаю, что твои кошмары сейчас не предрекают ничего плохого, а лишь отражают уже пережитое. Скольких нервов тебе стоил развод!

– Надеюсь, ты права, – рассеянно отозвалась я, возвращаясь в комнату. Допив воду, я поставила пустой стакан на компьютерный стол и сама уселась в Дусино кресло.

– Что там с угрозами, кстати? – поинтересовалась подруга.

– Ничего. Меня больше не беспокоят. Думаю, что некто наигрался и успокоился.

– Некто? – скептически хмыкнула Арина, намекая на моего мужа.

– Это не Константин. И не его подружка. Я разговаривала с Костей – вполне миролюбиво. Он клялся и божился, что они с Ульяной ни при чем.

– Ну-ну…

– Это не он, Арина.

– Ладно, ладно, хорошо, не он. Тогда кто же?

– Какая теперь разница? Главное, что меня оставили в покое.

– Надеюсь, что… – искренне ответила подруга.

Но закончить фразу не успела, так как я испуганно вскрикнула: стоявший на столе пустой стакан вдруг разлетелся на осколки, будто кто-то попал в него из рогатки.

– Что у тебя там случилось? – встревожилась Арина.

– Стакан разбился.

– Упал на пол?

– Да в том-то и дело, что нет. Лопнул. Осколки повсюду, – с огорчением произнесла я, надевая шлепанцы и подходя к столу. Стакана было не жаль, но меня всегда беспокоило то, что при уборке могу пропустить какой-то осколочек, о который легко порезаться.

– Не нравится мне это, – мрачно выдавила подруга. – Нехорошая энергетика в квартире. Вон уже посуда сама по себе бьется!

– Говорят, это к счастью, – засмеялась я.

– Угу, – хмыкнула Арина. – «К счастью». А что, если и кошмары, о которых ты рассказывала, стали сниться тебе чаще из-за плохой энергетики в квартире?

– Ну, понесло тебя… Сама же сказала, что сны – это пережитое прошлое.

– Выкинь из квартиры хотя бы старые вещи! – не унималась Арина.

Я клятвенно заверила подругу, что так и сделаю – немного позже, когда куплю новый холодильник и кресло для Дуси.

Кстати говоря, о старых вещах… Вполне возможно, что фигурка кошки, которую обнаружила Дуся, принадлежала прежней хозяйке квартиры. Никакой мистики, никакого «материализовалась из сна».

– Не откладывай! – продолжала напутствовать Арина. – Я бы на твоем месте квартиру «почистила», потом сделала бы в ней ремонт и уж тогда бы зажила спокойно.

– Не в квартире дело, Арина, – сказала я.

Подруга лишь хмыкнула, выражая несогласие.

Прежде чем попрощаться, мы договорились о встрече во вторник: Арина в этот день вновь работала на Щелковской. После разговора с подругой я позвонила в ЖЭК и попросила прислать мне слесаря сменить старые замки в двери. Мне сообщили, что слесарь придет только в понедельник, но это меня устраивало. Вполне подожду несколько дней. Я не боялась, что кто-то может ко мне влезть: обивка двери – старый, кое-где протертый почти до дыр дерматин – указывала на то, что живут в этой квартире далеко не богачи. Ценного дома я ничего не хранила: деньги предпочитала держать на карточке, украшения не любила. Самым ценным, пожалуй, являлись далеко не новый компьютер и принтер с факсом. Да еще новая стиральная машинка, но за нее я могла быть спокойна: кому придет в голову переть ее с четвертого этажа? Так что я совершенно не беспокоилась за то, что кто-то заберется в мою «берлогу».

Как оказалось, зря.

Это случилось в воскресенье днем. Я вышла прогуляться, чтобы отдохнуть после работы, с которой не расставалась даже в выходные, и на обратном пути кое-что купить.

Я дошла до метро, спустилась в подземку и проехала до Измайловского парка. Куда уж лучше гулять по аллеям в лесопосадке, чем вдоль шоссе на загазованной Щелковской! Я купила себе эскимо, съела его, сидя на лавочке, а потом, шагая по асфальтированным дорожкам в тени, падающей от широких крон, думала о том, что хорошо бы приобрести велосипед. О том, как возить его со Щелковской в Измайловский парк, если мне вздумается покататься по аллеям, я сейчас не беспокоилась, потому что на данный момент для меня была важна мечта: я уже видела себя рассекающей на новеньком, сверкающем на солнце блестящей рамой, велосипеде по изогнутым, как лекалы, дорожкам лесопосадки.

Нет, что ни говори, но в холостой жизни есть своя прелесть!

Я давно уговаривала Костика купить нам по велосипеду, но муж упирался. Ему куда больше нравилось передвигаться по городу на «Мазде». Даже простаивание в пробках не умаляло его радости автовладельца. К велосипедистам он относился со смесью презрения и раздражения, как к некой помехе на дороге. Подозреваю, что ноги этой нелюбви росли из детства: Костик как-то рассказал, что в семилетнем возрасте его пытались научить езде на двухколесном транспорте, позаимствованном у соседа, и закончилось это травматологией. С тех пор к велосипедам он не подходил. Меня же, наоборот, невозможно заставить выучиться водить машину, я боялась дорог, но вот на велосипеде по парку каталась бы с удовольствием.

На обратном пути я купила для Дуси паштетов и, успев уже соскучиться по моей девочке, быстрым шагом направилась к дому.

Едва я вошла в подъезд, как услышала душераздирающие вопли. Так кричать могла только до полусмерти напуганная кошка. Как мать узнает по звуковым оттенкам плача своего ребенка о его желаниях, так и я понимала Дусю – голодна ли она, просит ли ласки, соскучилась ли, требует ли убрать туалет, выражает ли недовольство. Так что, услышав в подъезде кошачьи вопли, я, невольно сравнив их с Дусиными, поняла, что крик бедного животного вызван страхом. Вторая мысль, которая пришла следом за первой и которая заставила меня бежать на четвертый этаж, перепрыгивая через ступени, – кричит моя Дуся.

Я застала бедную кошку на лестничной площадке, с вытаращенными от ужаса желтыми глазами и распушенным хвостом. Дуся в стремлении попасть в закрытую квартиру расцарапала и без того драную обивку двери.

– Девочка моя, – опустилась я перед кошкой на колени.

Дуся ответила мне гневным «Мяв!» и бросилась ко мне в объятия.

– Это я тебя оставила снаружи?

Очень странно. Во-первых, у Дуси нет вредной привычки высовываться на площадку, когда я открываю дверь. Во-вторых, я точно помню, что в тот момент, когда уходила из дома, кошка спала, свернувшись уютным бубликом в своем любимом кресле.

– Как ты тут оказалась? – спросила я, беря Дусю на руки, и, надавив на дверную ручку, поняла, что дверь не заперта.

Но я точно закрывала ее на ключ!

Так и не войдя в квартиру, я тихонько прикрыла дверь и вытащила мобильный.

– Арина, кто-то проник в мою квартиру, – прошептала я, когда подруга ответила.

– Ка-ак «проник»?

– Вот так и проник.

– Ясно, замок ты так и не сменила, а я тебя предупреждала, – вздохнула подруга. – Ну, рассказывай по порядку, что там случилось.

Я торопливо, все так же шепотом, изложила все, что знала об оставленной на площадке перепуганной Дусе и о незапертой двери.

– Надеюсь, у тебя хватило ума не заходить в квартиру? – обеспокоилась Арина. – Злоумышленник все еще может быть там!

Это я и сама понимала.

– Спустись на улицу и звони в милицию!

– Я не одна, Арина, а с Дусей. Ее что, тоже на улицу?

– А что – в квартиру, в которой все еще может находиться преступник? Я сейчас к тебе приеду.

Возразить я уже не успела, потому что подруга сбросила звонок.

Я потопталась на площадке, не зная, что делать: Дуся нервничала и порывалась выскользнуть из моих рук. Тогда я повернулась к соседской двери и решительно нажала на белую кнопочку звонка. Мне открыл мужчина в майке-алкоголичке, спортивных штанах и домашних тапочках. В одной руке у него были очки, в другой – газета. Похоже, я потревожила его во время чтения.

– Добрый день, – поздоровалась я, окидывая быстрым взглядом мощные плечи соседа, рост баскетболиста, внушительные кулаки и грозно топорщащиеся усы. То, что надо!

– Я ваша соседка, – продолжила я под хмурым взглядом мужчины. – Вот из этой квартиры.

– А, новая хозяйка, – отозвался громила неожиданно писклявым голосом. Это было так несовместимо с его внушающей трепет фигурой, что я удивленно вытаращилась на него, будто ожидая, что сейчас из-за его широкой спины покажется маленький человечек – обладатель этого голоска.

– Да, – кивнула я, поспешно маскируя растерянность добродушной улыбкой. – Мне нужна ваша помощь, пожалуйста, уделите мне минуточку…

Дуся на моих руках в знак солидарности мяукнула и уставилась на соседа круглыми глазами.

– Твоя кошка, что ли? Она тут орала так, будто ее за хвост подвесили. Ты ее на площадке, что ли, забыла?

– Нет, нет, это не я, – поспешно пробормотала я. – Тут такое дело…

Я кратко, как пять минут назад Арине, рассказала о вторжении и опасливо покосилась на дверь: а вдруг в квартире действительно кто-то есть и сейчас слушает, как я тут договариваюсь с соседом?

– Так в полицию звони! – пропищал мужик.

– А вдруг там никого нет и у меня ничего не взяли? Не накажут ли меня в таком случае за ложный вызов? Вы не могли бы войти в квартиру со мной, чтобы проверить, не остался ли кто в там? Одна я боюсь.

– Небезопасно – одной, – покачал головой сосед.

– Осип, кто там? – послышался из глубины соседской квартиры женский голос, и мгновением позже из-за спины великана выглянула его жена. Женщина внешне оказалась полной противоположностью мужу: маленькой, худенькой, с мелкими и заостренными чертами лица, похожая на мышку-норушку, сходства с которой добавлял будто специально подобранный байковый халат тускло-серого цвета. Зато голос ее звучал зычно, как у командира на плацу.

– Соседка. Помощи попросила. Я, Свет, сейчас на минуточку… Не беспокойся.

Женщина открыла было рот, чтобы вывалить на меня ворох вопросов, но я вежливо ей улыбнулась:

– Я не задержу вашего мужа.

Осип, на какое-то время скрывшийся в своей квартире, уже появился с молотком в руках и кивнул:

– Пошли!

Он открыл дверь моей квартиры и, сунув голову в проем, крикнул:

– Эй! Есть кто живой?

«Или мертвый», – машинально добавила я и содрогнулась. Не хватало еще накаркать! Кошка, до этого сидевшая на моих руках смирно, вдруг вырвалась и, спрыгнув на пол, шмыгнула внутрь.

– Дуся! – закричала я испуганно, неосмотрительно бросаясь за ней следом.

– Спокойно, – отстранил меня сосед и смело вошел в квартиру. – Эй, я спрашиваю, есть ли тут кто?

С моего одобрения Осип прошел по всей квартире, заглянул в ванную и туалет, даже – в одежный шкаф, чтобы убедиться, что в нем никто не спрятался. Я шла за его широкой спиной, испуганная, но не настолько, чтобы не выискивать взглядом следы чужого присутствия. И не находила. Ничего не выдавало того, что в квартире побывал посторонний.

– Никого, – повернулся ко мне сосед.

– Да, я вижу, – пробормотала я.

– Может, просто забыла закрыть дверь?

– Может, – покорно согласилась я. Нет смысла уверять мужчину в том, что я отлично помню, что дверь запирала и что Дуся оставалась в квартире. – Скорее всего так и было! Спасибо вам! Неудобно, что побеспокоила…

– Да брось! – махнул ручищей мужчина. – Я ж это, по-соседски. Помочь. Правильно сделала, что сама не сунулась. А если бы кто-то тут прятался? Ну теперь можешь быть спокойна – все чисто. Главное, не забывай в следующий раз дверь запирать!

– Не забуду, – улыбнулась я. – После этого случая уж точно не забуду.

«И замки поменяю», – добавила я про себя.

Когда сосед ушел, я отправилась на поиски кошки и обнаружила ее сидящей на шкафу и взирающей на меня оттуда с видимым беспокойством в желтых глазах.

– Мяу, – пожаловалась она мне.

– Дусенька, я тебе верю. Кто здесь был?

– Мяу-у, – уже с другими интонациями, не жалобными, а несколько агрессивными ответила она.

Кошка многое могла бы рассказать, но, увы, на своем языке. Я вздохнула и поманила Дусю на кухню, желая компенсировать пережитый стресс банкой паштета. Кошка не заставила себя долго ждать, грациозно спрыгнула со шкафа вначале на компьютерный стол, потом – на пол и, подняв распушенный пятнистый хвост, прошествовала на кухню впереди меня.

Пока она расправлялась с угощением, я, вернувшись в комнату, обдумывала происшествие. В том, что кто-то побывал тут в мое отсутствие, сомнений не было: я заметила, что сумочка, которую я легкомысленно оставила на столе, вдруг оказалась в кресле. Не Дуся же ее туда перенесла!

Я схватила сумку и вытряхнула ее содержимое прямо в кресло. Вроде бы ничего не пропало: кошелек с наличностью, паспорт, косметичка присутствовали. Даже визитки и дисконтные карты оказались на месте. Компьютер и другая техника – на столе. Я выдвинула по очереди все ящики стола. Сложно было понять, копались в них или нет.

Исследование кухни и ванной тоже ничего не дало. Может, воришка соблазнился легко открываемым замком, но, увидев, что брать тут нечего, ушел? Но тогда почему не взял кошелек, ведь наличности в нем было тысячи три рублями, а еще бумажка в сто евро? Негусто, но все же…

Вот и начались мои неприятности. Что бы ни говорила Арина про то, что кошмары – это отражение уже пережитого, все же я оказалась права. Своим снам я доверяла. Иногда, когда мне нужно было принять важное решение или сделать выбор, формулировала вопрос перед тем, как ложиться спать, и в большинстве случаев через сны получала ответы.